Андреев Олег. Отель

   Ответить на этот вопрос Вера Михайловна не успела. Приехала.
   Теперь так – забежать в магазин, купить молока и детское питание. Новорожденным надо хорошо питаться. Потом не забыть хлеба, и вчера кончилась соль. Вера Михайловна мысленно пересчитала карманные деньги, может быть, еще хватит на майонез.
   И тут ее как ударило – долг! Как она его теперь отдаст? Это невозможно, это просто какое-то наваждение. Не могли ее уволить из-за каких-то негодяев. А этот длинный еще так мило улыбался. Ах, как обманчива внешность, как обманчив этот самый миг между вчера и завтра.
   В квартире было тихо, хотя Вера Михайловна еще с порога прислушалась, не пищат ли котята.
   Афанасий вышла из темноты походкой постороннего наблюдателя. Стройная, изящная, отчужденная. Посмотрела на хозяйку и сладко потянулась.
   Вера Михайловна бросилась ее обнимать, целовать, гладить, поздравлять.
   – Ну что, мамаша, как твои детки, чем ты их кормила? Я им тут принесла вкусненького, а тебе свежего молочка. Ну, показывай, сколько их у тебя?
   Вера Михайловна наконец разделась, переобулась и готова была принять новорожденных.
   Афанасий прошла на кухню. Ну конечно, рожала небось в грязном ведре.
   Вера Михайловна заглянула в ведро – увы! По углам никаких котят.
   – Неужели ты рожала в комнате? – уважительно произнесла хозяйка, шагая в комнату, но и там никаких котят не было.
   Афанасий лениво наблюдала за поисками ее собственных детей, не принимая в этом никакого участия.
   Страшное подозрение закралось в голову Веры Михайловны. Ее ведь предупреждали: мамаша может и поесть своих детишек.
   Вера Михайловна обшарила все углы, мыслимые и немыслимые закоулки, заглянула даже в духовку, но никаких котят не нашла. Она обессиленно села на стул и с ужасом уставилась на Афанасия.
   – Ты что наделала? – спросила она сдавленным голосом.
   Афанасий умылась.
   Вера Михайловна дрожащей рукой набрала номер жены дипломата и, как только та ответила, зарыдала:
   – Она поела своих котят! Ты представляешь, прихожу домой – ни одного котенка!
   – Погоди, Верусь, может, она еще не родила? – забеспокоилась и подруга.
   – Как же! А куда живот девался?
   – Ужас!
   – Я ее убью! Она свинья, гадость, каннибалка!
   – Каннибалы – это людоеды.
   – Так она меня и съела! Я о ней думала, что она… А она…
   – Ты хорошо поискала?
   – Даже на антресоли заглядывала.
   – М-да…
   – Никогда не вешала кошек, а эту линчую!
   Вера Михайловна снова зарыдала, и подруге оставалось только выслушивать тяжкие всхлипы.
   – Ну погоди, может, еще все образуется, – сказала она.
   – Что образуется?
   – Ну не знаю… Найдутся котята.
   – Где?
   – Да где-нибудь. У тебя форточка открытой оставалась?
   – При чем тут форточка?
   – Она вылезла в окно, спустилась на улицу и где-нибудь в подвале родила.
   – Ага, а потом бросила детишек и вернулась домой?!
   – Действительно, странно. Они ведь от котят не отходят. Погоди минутку, я позвоню своему знакомому, он педиатр.
   – Кошачий?
   – Какая разница!
   Пока телефон молчал, Вера Михайловна еще раз обыскала квартиру и даже с пристрастием допросила Афанасия. Тщетно. Афанасий была сама невозмутимость.
   Подруга позвонила не через минуту, а через полчаса.
   – Значит, так, педиатр этот ничего не знает. Но у него есть знакомый вирусолог, тот, правда, тоже ни уха ни рыла, но у него есть знакомая ветеринарша. Она, правда, по крупному рогатому скоту, но у нее есть…
   – Короче! Кто у нее есть?
   – Не кто, а что. У нее есть ветеринарная энциклопедия. Она посмотрела. Ну-ка возьми Афанасия на руки. Вера Михайловна взяла ненавистное животное.
   – Теперь посмотри – есть ли у нее набухшие соски? Вера Михайловна перевернула кошку на спину – соски были, но малюсенькие.
   – Нет.
   – Ну вот, так и есть! Твоя кошка никого не родила! – торжественно провозгласила подруга,
   – Как это? А куда девался живот?
   – Ветеринарша сказала, что такие случаи часто встречаются у людей. Так называемая истерическая беременность. Ложная то есть.
   – А у кошек?
   – У кошек – редчайший случай. И еще она сказала, только ты не обижайся, что животные часто подражают своим хозяевам.
   – Что ты хочешь этим сказать? Я никогда не симулировала беременность.
   – Ну, может быть, ты слегка истерична, климакс, знаешь ли…
   – Это тоже она тебе сказала? Я ведь не крупный рогатый скот.
   – Это я сама додумала.
   – Ну спасибо.
   – Не за что. Успокойся, видишь, все объяснилось.
   Вера Михайловна бросила трубку.
   С Афанасием-то разъяснилось, а с ней самой? Неужели она действительно климактеричная истеричка?
   Мужчины у Веры Михайловны не было уже года четыре. Она сама себе не признавалась в этом, но, когда по ночам ей снились бесстыдные сны, просыпалась уставшая и разбитая.
   Глупо! Никакой мужик ей не нужен. Не кошка ведь она!
   – Мама, как у тебя дела?
   – Если ты позвонила только для того, чтобы задать этот дежурный вопрос, то у меня нет времени.
   – О господи, мама, я просто волнуюсь.
   – А что, есть причина? Я уже не жилец на этом свете? Хотя при нашей жизни отбросить лапти не так уж и сложно.
   – Мама, меня уволили.
   – Я всегда говорила: американцам верить нельзя. Они все сволочи.
   – Мам, а Афанасий симулировала беременность.
   – На что ты намекаешь? Что я тоже – симулянтка?
   – Мам, ну что ты говоришь?
   – А что ты думаешь? Вот главный вопрос.
   Вера Михайловна и не заметила, как за разговорами открыла детское питание и съела его.
   Когда положила трубку, уставилась на пустую баночку, и ей вдруг стало так тоскливо и одиноко. Хоть в петлю вместо Афанасия.
   Вера Михайловна хотела заплакать, но не стала. Все слезы она отрыдала часом раньше.
   И тогда она встала, открыла шкаф и достала самое свое нарядное платье.
   Надо сказать, что на дорогие наряды у Веры Михайловны денег не было, но одевалась она отменно, даже Чарли иногда поглядывала на нее с завистью.
   Секрет был прост: Вера Михайловна прекрасно шила. Журналы «Бурда» огромной стопкой лежали в углу.
   И вот она достала свое лучшее платье, которое еще ни разу не надевала, сделала прическу, вечерний макияж, надела это шикарное платье и сказала:
   – Имею право!
   Швейцар отеля «Мэдиссон-Московская» ее не узнал. Широко распахнул двери и даже слегка поклонился.
   Она сняла пальто в гардеробе, и гардеробщица тоже не узнала ее. Правда, там толпился народ, гардеробщица даже головы поднять не могла.
   Вот так Вера Михайловна оказалась в баре.
   Села за столик, от которого официант предупредительно отодвинул стул, заказала себе белого вина и подняла глаза.
   Первый, с кем она столкнулась взглядом, был тот самый длинный негодяй, который устроил весь спектакль в гардеробе. Но теперь он смотрел на Веру Михайловну восхищенными глазами и даже делал какие-то скромные знаки кивками головы.
   Вера Михайловна благосклонно склонила голову. Ей вдруг так захотелось отомстить этому паршивому иностранцу, что вся ее самовнушенная за дорогу в отель осторожность вмиг слетела.
   Иностранец подался всем телом вперед, словно не веря своему счастью.
   «Ну ты у меня попляшешь», – подумала Вера Михайловна и кивнула уже увереннее.

Глава 46

   С 5 до 6 часов вечера
 
   Они кричали так, что трудно было разобрать слова. Ругались, спорили между собой, угрожали неизвестно кому, грозились перерезать всех в этом здании, начиная с прислуги и заканчивая постояльцами.
   – Эй, да завтра они нас просить будут, чтоб мы тут остались, хочешь?! – кричал Тагир, сжимая волосатые кулаки и потрясая ими в воздухе. – Сегодня уже будут, ты только скажи!
   – Эй, тут хозяин вообще кто, а?! – Арслан допил остатки «Оджалеши» прямо из бутылки, отшвырнул ее, и она гулко покатилась по полу. – Да ты только скажи нам, только разреши, и мы тут такое устроим, такое устроим…
   Шакир молча смотрел на Арслана тяжелым, задумчивым взглядом, как будто видел его впервые. И от этого взгляда не только Арслану стало не по себе, но и всем остальным. И постепенно крики перешли в разговор, разговор – в шепот, а потом вообще воцарилась тишина.
   Шакир тяжело вздохнул, вынул из вазочки конфету и долго шелестел шумным целлофановым фантиком. Словно акробат, выполняющий неимоверно рискованный трюк на глазах у восхищенной публики, он отправил конфетку в рот и огляделся по сторонам, будто желая удостовериться в том эффекте, который произвел на окружающих.
   – Ну и что вы делать собираетесь? – наконец тихо изрек он.
   И снова комната взорвалась криками эмоциональных жителей гор.
   – Зарежем парочку, чтоб остальные боялись! Надо ее наказать, чтоб знала свое место! Его, его наказать надо, он нас продал!
   – Ахмата! Ахмата наказать надо! – выкрикнул Тагир. – Мы ему говорили! Он не послушал!
   – Правильно, Ахмата! – воскликнул еще кто-то, и все опять дружно уставились на Шакира.
   Если бы речь шла о русском, никаких особых вопросов не возникло бы и до утра этот русский не дожил бы. Но здесь речь шла о своем, о единоверце, о брате, а зарезать своего без разрешения на то Шакира не осмелился бы никто.
   – Да, Ахмата… – Шакир вздохнул. – Он так поступил, как будто я с ним не говорил сегодня утром, как будто мы для него чужие, как будто не благодаря нам, не благодаря мне он так высоко поднялся.
   – Значит, его надо… – вмешался было Тагир, но Арслан оборвал его на полуслове:
   – Что?! Убить? Ты хочешь его убить?
   В отношении Ахмата это слово было произнесено впервые. И всем стало немного не по себе. Мысль разобраться с зарвавшимся и вышедшим из-под контроля соотечественником не раз приходила в голову каждому из присутствующих, но высказать ее вслух до сих пор не решался никто.
   – А почему нет? – пожал плечами вечно невозмутимый Руслан, который до сих пор тихо сидел на диване и ел виноград, аккуратно поглощая ягоду за ягодой. – Убьем его – она сразу встанет на место.
   – А на его место кто встанет? – ухмыльнулся Шакир. – Ты?
   Руслан проглотил последнюю виноградину и бросил голую кисть в тарелку.
   – А почему я?
   – А почему нет? А потому, что ты даже не помнишь таблицу умножения до конца, потому что ты своими руками только душить умеешь, а головой – носы ломать. Убить его нетрудно, но кого поставить на его место? Кто хоть половину знает из того, что знает он? Кто из вас приносит в наш котел хоть половину того, что он приносит? Вы тут сидите, пьете, едите, баб трахаете за его счет! За мой и за его!
   – Ну и что?! Пусть он теперь на нас вообще плюет, так, что ли?! – воскликнул Арслан.
   – Я этого не говорил. – Шакир зло посмотрел на него.
   – А что ты говорил?! – вскочил со стула чеченец. – Почему мы должны терпеть, должны ждать, пока он…
   Но договорить он не успел, потому что в следующий момент мощный удар кулака отбросил его к стене и повалил на пол.
   – Это я буду решать, терпеть тебе или не терпеть! – Шакир подскочил к нему, схватил за края куртки, поднял и с силой шарахнул об стену. – И ты будешь слушать, когда говорят старшие, и говорить, когда тебе разрешат, скотина! Ты понял?! – Он запустил пятерню в волосы Арслана и со всей силы ударил его затылком о стену. – Здесь все будут делать то, что скажу я! Здесь все будут слушаться меня! Здесь все будут бояться меня!
   Выкрикивая, Шакир каждый раз методично бил Арслана головой об стену, и гул ударов разносился по всей комнате.
   – Я заставлю вас всех подчиняться мне! – Ударив Арслана в последний раз, он отпустил его, и чеченец, как куль, повалился на пол.
   – И Ахмата? – раздался чей-то голос, и Шакир резко обернулся.
   Руслан сидел на диване и спокойно поглощал виноград. И смотрел на Шакира без тени страха, потому что был раза в полтора больше его.
   – Ты бы лучше не Арслана головой об стену, а Ахмата пару раз, – сказал он, выплюнув косточку в кулак. – Нехорошо вымещать злость на невиновном. Ты поступаешь неправильно.
   Все аж вздрогнули, услышав слова Руслана. И оцепенели в ожидании. Потому что сейчас Шакир вынет из кармана пистолет и голова Руслана разлетится в куски – нельзя делать замечания Шакиру и остаться безнаказанным.
   Но ничего не произошло. Шакир не вынул пистолет, не схватил со стола нож и не вогнал его в грудь Руслана по самую рукоятку, не размозжил ему череп тяжелой чугунной пепельницей, стоявшей на столике прямо у него под рукой, – он не сделал ровным счетом ничего.
   Шакир вдруг понял, что ничего сделать с Русланом не может. Со всеми остальными может, а с Русланом нет. Хотя теперь и со всеми остальными что-то сделать было мало шансов.
   Он вдруг реально почувствовал, как у него между пальцами утекает власть. Струится, как песок, и исчезает. И ее остается все меньше. И все меньше шансов ее вернуть, если не сделать что-нибудь прямо сейчас. Что-нибудь, после чего уже не возникнет вопросов, кто прав и кто главный. Потому что главный всегда прав.
   – Его надо убить… – тихо сказал Шакир, но все очень хорошо услышали эти слова. – Он перестал быть с нами, и, значит, его надо убить.
   – Правильно, – кивнул головой Руслан, утверждаясь тем самым в своем праве голоса при принятии важных решений.
   – Мы поговорим с ним еще раз, – спокойно продолжал Шакир, словно не услышав Руслана, – и если он не послушает меня, если не объяснит, какая от этого польза, мы его убьем. А он не послушает. И не объяснит.
   – И значит, мы его убьем, – докончил мысль невозмутимый Руслан.
   Шакир кивнул и улыбнулся. Он еще не решил, стоит ли на самом деле убивать Ахмата. Но уже четко знал, кого действительно следует убить…

Глава 47

   Ну вот и все. Все позади – все страхи, волнения, переживания. Одним ударом, одним часом, минутой, даже секундой она вернула себе покой и любовь.
   Теперь она хозяйка. Теперь Метью с ней.
   Ах, как эти мерзавцы в нем ошиблись! Ах, как она в нем ошибалась.
   Впрочем, почему ошибалась? Она всегда в него верила. Он сам не всегда верил в себя.
   Через минуту в офис стали заглядывать московские банкиры – сама любезность и обходительность. Она говорила с ними свысока.
   Вызвала Ставцова, спросила, поговорил ли он с людьми.
   – Да. Коллектив согласен.
   – Коллектив, – слегка сморщилась Чарли. – Это у вас от социализма?
   – Это у меня от капитализма, – иронично улыбнулся Ставцов. – Знаете, такой капитализм хуже всего. А вам к этому слову – коллектив – тоже придется привыкнуть. Уверяю вас, в нашем отеле работают отличные люди.
   – Да. Простите, – сказала Чарли, смутившись. – Я не хотела вас обидеть. И я ничего не имею против этого слова. Больше того, я ничего не имею против самого понятия. Вместе мы многое сможем.
   – Вы бы сказали это людям.
   – Обязательно скажу.
   Потом зашел сибиряк. Просто постоял, посмотрел на нее и прорычал:
   – Ох баба, зверь.
   Чарли этот своеобразный комплимент рассмешил, но, когда сибиряк вышел, ее словно ударило: Ахмат!
   Она вдруг представила Метью с простреленной головой, как несчастного Донсона, которого убили в подземном переходе. Ей тогда показали оперативные снимки – ужас.
   Метью сейчас один. И она, которая любит его, да, любит, не спешит ему на помощь, а сидит и разглагольствует о победе.
   Она вызвала по селектору Карченко, тот явился так быстро, словно специально стоял под дверью.
   – Господин Карченко, прошу вас разыскать господина Калтоева. Это самое срочное.
   – Нелегко будет, – криво улыбнулся секьюрити. – Боюсь, господин Калтоев уже…
   Мертв?.. – чуть не вырвалось у Чарли.t
   – … Уехал из отеля.
   – Так разыщите его дома!
   – Да вы не волнуйтесь, – снова улыбнулся Карченко. – Найду я вашего любимого… менеджера.
   И вышел.
   Чарли почему-то от уверенности главного секьюрити стало немного не по себе. Но она вспомнила, что у нее масса дел, сейчас не до тонких женских предчувствий. Сейчас надо добиться полной и безоговорочной капитуляции.
   И она ее добьется…
   Карченко торопился.
   Даже не обратил внимания на толпу размалеванной молодежи, которая сгрудилась в холле.
   А ведь это была его прямая обязанность – наводить порядок в отеле. Но…
   Но сейчас не до этого.
   Валерий бросил свое тело на сиденье автомобиля и рванул с места так, что завизжали шины и в воздухе повис сизый дымок от сгоревшей резины. Служащий автостоянки покачал головой и решил для себя, что у богатых свои причуды. В том, что главный секьюрити отеля богат, он не сомневался ни на секунду. Это была его ошибка. Карченко никогда не брал, даже если где-то что-то плохо лежало. Возможно, ему попадались недостойные его суммы, ведь в глубине души он был очень честолюбив.
   Сейчас он был на стороне Чарли и нутром понял, что ей не хватает опоры. Сам он не считал Ахмата этой опорой, но знал, если женщине что-то втемяшится в голову, ей уже ничего не доказать.
   Он, конечно, знал, где искать Ахмата.
   Выскочил на Ленинградку и погнал машину с максимально возможной скоростью. Не отрываясь от дороги, достал из бардачка специальный пропуск, позволяющий его обладателю парковаться по своему усмотрению, двигаться по встречной полосе, а также превышать скоростной режим. Выдачу таких специальных пропусков контролировали силовые структуры. Они были именными и могли использоваться только в чрезвычайных обстоятельствах, так как ответственность за всякие издержки несли лица, выдавшие эти пропуска.
   Он знал номер рейса, время вылета. Не знал только номер стойки регистрации. Потому, влетев в здание аэропорта, быстро зашагал к электронному табло, но круто изменил направление, как только услышал объявление по внутренней трансляции. Терминал номер четыре. Регистрация заканчивается.
   Карченко увидел Ахмата, его жену и двух детей. Перед ними оставалось зарегистрироваться только одному человеку.
   Хитрец, подумал секьюрити, выжидал до последнего где-нибудь в сторонке, дабы первым увидеть тех, кто мог помешать ему уехать.
   – Ахмат, дружище, а я за тобой… Извините, мне всего на пару слов… – успокоил он женщину.
   Это Карченко не удалось. Женщина испуганно смотрела то на мужа, то на незнакомого улыбающегося человека.
   Молодец, подумал об Ахмате Валерий, ни один мускул не дрогнул.
   – Давай отойдем.
   Ахмат передал документы жене и, сколько мог, успокоил ее. Она возразила, и Ахмат повысил голос. Они говорили на своем родном языке, и Карченко мог только догадываться о смысле, не зная деталей, да ему это было и не нужно. Самое главное, что он уже не мог остановить Ахмата. У него не было на это полномочий, но здесь сыграла роль извечная боязнь обывателя перед грозным ореолом спецслужб. Ахмат вышел из-за барьера.
   – Что случилось? В моем распоряжении не больше десяти минут.
   – В моем еще меньше. Тебя ищет Пайпс.
   – К сожалению, я ничем не могу помочь мисс Пайпс, – сказал Ахмат, но в лице его что-то изменилось. Оно как то потеплело, что ли. Все-таки она о нем вспомнила…
   Карченко эту перемену заметил и стал бить в одну точку.
   – Ей нужна элементарная мужская поддержка. Когда я устраивал твой вылет, я не знал, чем кончится это собрание. Я и до сих пор не верю… Короче. Я считал, что Пайпс в силах справиться с ситуацией. Я ошибался.
   – Я все равно ничем не смогу помочь…
   – Мы оба понимаем, что сможешь.
   – А кто поможет мне?! – закричал Ахмат. – Что тогда будет со мной и моей семьей?! Тебя это не волнует?! Ее это не волнует?!
   – А кто тебе сказал, что твоя семья должна остаться. Пусть они летят. Ты задержишься только на пару дней. Я обещаю, что тебе будет выделена необходимая охрана. Я сам прослежу…
   – Я не могу…
   – Она ждет, – тихо повторил Карченко.
   По аэропорту вновь прозвучали слова диктора об окончании регистрации рейса в США. Ахмат затравленно посмотрел на Карченко, потом на семью.
   Жена Ахмата в отчаянье крикнула что-то мужу. Девушка на регистрации и пограничник показали на часы. Багаж Ахмата, а он был небольшим, уже досмотрели.
   – Слушай, служивый, позови сюда своего начальника, и живо, – приказал Карченко, и таможенник и пограничник странным образом послушались штатского. Один нажал кнопку под верхней крышкой стойки, второй набрал три цифры внутреннего телефона, вызывая каждый свое начальство.
   Ахмат побелел. Он решил, что Карченко сейчас снимет их с рейса.
   – Если они не улетят, я тебя убью, – пошел он ва-банк.
   – Ты меня не пугай. Пуганый. И кто тебе сказал, что я не хочу отпускать твоих детей? Мне нужно десять минут, чтобы вдолбить в твою упрямую башку, что сейчас, как никогда, твоя судьба и судьба твоей семьи в твоих руках.
   Ахмат еще колебался. Конечно, ему хотелось остаться. Ему хотелось увидеть Чарли, выслушать от нее извинения, признания, делая вид, что его демарш на собрании был продуман заранее. Но еще больше ему хотелось сейчас, именно сейчас почувствовать, что он – свободен. Что он – мужчина. Что он никого не боится, что наконец разорвал со страхом, который именовался – чеченское братство. Теперь ему было почти плевать на свою жизнь.
   Но семья…
   – Ну что, Ахмат? – торопил Карченко. – Какие тебе еще нужны аргументы?
   – Не будем переливать из пустого в порожнее…
   Карченко сделал движение по направлению к стойке, где стояла испуганная жена Ахмата.
   А она красивая, подумал секьюрити, и совсем не тот тип, что Пайпс. Вот и разбери мужиков. Если есть на свете любовь, почему она должна доставаться одному человеку? Нет, с американкой у них не просто интрижка, тут что-то посильнее. Тогда вполне логично было бы ожидать, что Ахмат бросится спасать свою любимую. Но все карты спутала эта красавица чеченка.
   Оба начальника – таможенный и пограничный – появились почти одновременно. Подчиненные тихо доложили обстановку, показывая глазами на виновника задержки.
   – Майор, пять – десять минут. Это ведь не страшно? Позвоните по этому телефону, и вам объяснят ситуацию. Мне надо переговорить с человеком. Возможно, сейчас он сдаст билет, – сказал вполголоса Карченко офицеру-пограничнику.
   Сказал-то он тихо, да чеченка услышала его.
   Жена Ахмата вдруг резко крикнула и схватилась за мужа.
   «Ну, начинается», – подумал Карченко.
   Ахмат оттолкнул жену. Но она не отцепилась.
   Невольные свидетели, ничего не понимая, хлопали глазами.
   – Ну, Ахмат, пора, – сказал Карченко.
   Разъяренный чеченец выдал ему несколько фраз в запале, не соображая, что тот все равно ничего не поймет. Затем последовали долгие переговоры с женой. Та плакала, указывая на детей, но Карченко это уже не интересовало. Он понял, что выиграл.
   Хотя выиграл не он, конечно. Если бы не истерика жены, Карченко вряд ли выполнил бы поручение Чарли.
   Ахмат уже кричал на свою жену в полный голос. Тогда она замолчала, только гладила его рукав. Ахмат снова стал для нее знакомым и понятным кавказским мужчиной, который приказывает, и надо его приказы выполнять, иначе будет худо.
   Женщина в сопровождении стюардессы пошла к эскалатору. Обернулась и помахала на прощание рукой. Ее жест повторили дети, которые, вот что странно, во время всей сцены не проронили ни слова.
   – Спасибо, майор, – поблагодарил Валерий пограничника. – Пошли. – И хозяйским жестом подхватил Ахмата под руку.
   Ахмат, повернувшийся уже было к выходу, руку Карченко убрал.
   – Нет. Я не поеду, – сказал он.

Глава 48

   – Вы позволите? – Рэт галантно поклонился и улыбнулся самой своей очаровательной улыбкой. – Рэт Долтон.
   – Очень приятно. Чем обязана, мистер Долтон? – не менее очаровательно улыбнулась Вера Михайловна.
   – Простите, мне показалось, что вы мне кивнули.
   – Я вам? Нет, мистер Долтон, это вам только показалось.
   От Рэта несло мылом и одеколоном, словно он был торговец моющими средствами.
   – Извините. – Улыбка медленно сползла с лица Рэта.
   – Ничего, бывает.
   – И тем не менее, если вы не возражаете, я бы не прочь был составить вам компанию.
   – Самая лучшая компания для меня – я сама, – сказала Вера Михайловна. – Поэтому я возражаю.
   Рэт совсем потерялся. Он двинулся было к стойке бара, чтобы заказать себе еще порцию виски, но сделал последнюю попытку, которая, Вера Михайловна в этом не сомневалась, обязательно должна была быть – или она ничего не понимала в джентльменах.
   – Я просто хотел спросить – вы из Штатов?
   – Нет. Я из России.
   – Вы из России? – не поверил своим ушам Рэт. – Вы живете здесь?
   – Больше того, я здесь родилась.
   Рэт теперь смотрел на Веру Михайловну, как на чудо природы. Из отеля они с Пэтом вышли один раз, и этого было достаточно: камера предварительного заключения раз и навсегда сделала для них понятной жизнь в этой стране.
   – А я американец, – виновато сказал Рэт.
   – Бывает, – философски заметила Вера Михайловна.
   – Мне все в вашей стране… – он помедлил, – кажется странным.
   – Возможно.
   – Вы кого-нибудь ждете? Я потому спрашиваю, что вам стоит только намекнуть, я тут же исчезну.
   – Нет, я никого не жду. Никого. – Она специально подчеркнула последнее слово.
   – Это очень хорошо, – обрадовался Рэт, уже намереваясь подсесть к столу.
   – Это намек, – сказала Вера Михайловна.
   – О, простите. Я не хотел, я виноват. Извините.
   Вера Михайловна решила, что уже вдоволь поиздевалась над иностранцем, и улыбнулась.
   – Ну ладно, что у вас там стряслось? Вы ведь не отстанете, пока не расскажете, да?