Страница:
Собравшиеся стали потихоньку тянуться к выходу. Кое-кто остался. Чарли показалось, что она мастерски решила проблему. Всем показалось, что так и нужно, так и было задумано.
Только, может быть, Карченко понимал причину возникновения новой традиции. Он снарядил охрану, которая, окружив гостей бдительным кольцом, сопровождала их на улицу.
– Прошу, господа! Прошу сюда! – мило улыбалась Чарли, ведя гостей к набережной. – Вечером Москва-река удивительно красива.
Чарли не очень любила природу, не очень была пьяна, но сейчас она в самом деле верила, что на реке чудно, прелестно, замечательно.
Когда вышли на набережную шумной веселой толпой, все вдруг увидели скопление милицейских машин, людей в яркой униформе с надписью «МЧС» на спине, нескольких зевак и решили, что это сюрприз, приготовленный хозяйкой.
А у Чарли тоскливо сжалось сердце. Подумалось о самом страшном. И она, забыв о гостях, бросилась к реке.
Первым, кого она узнала в толпе зевак, был ее отец. Он обнимал за плечи Свету и что-то весело ей говорил.
Чарли даже не стала останавливаться, она пробилась через кордон из милиции и спасателей и заглянула вниз.
Она представляла себе самое ужасное.
Но то, что увидела, было настоящим шоком. В холодной, черной весенней воде плавал здоровенный мужик.
Пар так и шел от него. Мужик был весел, бодр и совершенно нормален с виду.
– Габриела! – кричал он. – Этот заплыв я посвящаю твоей Дуське! А этот нырок твоему мужу.
С этими словами он бешено греб руками и нырял, показывая толпе зад в сатиновых веселеньких трусах.
– Гражданин, покиньте речку! – кричали милиционеры. – Вы будете арестованы за нарушение общественного порядка.
– Командир, иди сюда, водичка отличная! – откликался мужик.
Спасатели бросали ему концы канатов, но мужик их игнорировал.
Зеваки подбадривали моржа, предлагали ему выпить, а он кричал в ответ:
– Становитесь в очередь! Я никого не обижу!
Женщина, которую мужик называл Габриелой, заливисто хохотала, счастливая и беззаботная.
Чарли тоже улыбнулась. Ложная тревога. И что это ей сегодня одни кошмары чудятся.
Она огляделась по сторонам – трудно было кого-нибудь найти в толпе, но Чарли не теряла надежды.
Кажется, даже узнала Ахмата и стала пробиваться к нему, но мужчина был просто очень похож.
– А здорово вы придумали, – оказался рядом вездесущий Кампино. Он щелкал фотоаппаратом направо и налево. Разве еще где-нибудь он мог увидеть такое!
Только в России.
Словом, все были счастливы.
Фермер из Зарайска тоже порывался прыгнуть в воду, но Чарли его удержала. Прогулка по улице уже потеряла для нее всякий интерес.
Она хотела найти Ахмата. Жаль, что он не увидел этого смешного мужика, но она ему расскажет, и он посмеется, он так здорово умеет смеяться.
Чарли посмотрела на реку. А действительно – красиво…
Глава 59
Глава 60
Глава 61
Глава 62
Глава 63
Только, может быть, Карченко понимал причину возникновения новой традиции. Он снарядил охрану, которая, окружив гостей бдительным кольцом, сопровождала их на улицу.
– Прошу, господа! Прошу сюда! – мило улыбалась Чарли, ведя гостей к набережной. – Вечером Москва-река удивительно красива.
Чарли не очень любила природу, не очень была пьяна, но сейчас она в самом деле верила, что на реке чудно, прелестно, замечательно.
Когда вышли на набережную шумной веселой толпой, все вдруг увидели скопление милицейских машин, людей в яркой униформе с надписью «МЧС» на спине, нескольких зевак и решили, что это сюрприз, приготовленный хозяйкой.
А у Чарли тоскливо сжалось сердце. Подумалось о самом страшном. И она, забыв о гостях, бросилась к реке.
Первым, кого она узнала в толпе зевак, был ее отец. Он обнимал за плечи Свету и что-то весело ей говорил.
Чарли даже не стала останавливаться, она пробилась через кордон из милиции и спасателей и заглянула вниз.
Она представляла себе самое ужасное.
Но то, что увидела, было настоящим шоком. В холодной, черной весенней воде плавал здоровенный мужик.
Пар так и шел от него. Мужик был весел, бодр и совершенно нормален с виду.
– Габриела! – кричал он. – Этот заплыв я посвящаю твоей Дуське! А этот нырок твоему мужу.
С этими словами он бешено греб руками и нырял, показывая толпе зад в сатиновых веселеньких трусах.
– Гражданин, покиньте речку! – кричали милиционеры. – Вы будете арестованы за нарушение общественного порядка.
– Командир, иди сюда, водичка отличная! – откликался мужик.
Спасатели бросали ему концы канатов, но мужик их игнорировал.
Зеваки подбадривали моржа, предлагали ему выпить, а он кричал в ответ:
– Становитесь в очередь! Я никого не обижу!
Женщина, которую мужик называл Габриелой, заливисто хохотала, счастливая и беззаботная.
Чарли тоже улыбнулась. Ложная тревога. И что это ей сегодня одни кошмары чудятся.
Она огляделась по сторонам – трудно было кого-нибудь найти в толпе, но Чарли не теряла надежды.
Кажется, даже узнала Ахмата и стала пробиваться к нему, но мужчина был просто очень похож.
– А здорово вы придумали, – оказался рядом вездесущий Кампино. Он щелкал фотоаппаратом направо и налево. Разве еще где-нибудь он мог увидеть такое!
Только в России.
Словом, все были счастливы.
Фермер из Зарайска тоже порывался прыгнуть в воду, но Чарли его удержала. Прогулка по улице уже потеряла для нее всякий интерес.
Она хотела найти Ахмата. Жаль, что он не увидел этого смешного мужика, но она ему расскажет, и он посмеется, он так здорово умеет смеяться.
Чарли посмотрела на реку. А действительно – красиво…
Глава 59
Ахмата нашла Наташа.
Он был в бельевой. Наташа пришла туда, чтобы взять несколько комплектов для номеров команды Рэбиджа. Те за неполный день успели так изгадить белье, что его теперь вообще можно было выбрасывать.
Наташа уже давно закончила свою смену, но уйти не могла, ждала Романа, а тот, как назло, вертелся где-то возле начальства. Ну как же – сегодня он был герой. Пайпс одобрила его проект, поэтому Корзун был теперь в числе приближенных. Его даже позвали на банкет. А вот Наташу не позвали.
Но Наташа все равно была горда своим пожарником. И еще она собиралась быть на таком банкете в будущем году.
Их сегодня собирал Ставцов и рассказал о предстоящем акционировании. У Наташи кое-что было отложено на черный день, так, тыщонка-другая. Она все решала, на что потратить эти деньги, но, поскольку для важных дел их было мало, а на мелочи тратить не хотелось, деньги так и копились, превратившись в полноценных семь тысяч долларов с копейками. Желания теперь были смелее, поэтому на их исполнение денег было маловато, а тратить на мелочи снова не хотелось. Вот и дождались ее денежки своего часа Ни банку, никаким там пирамидам Наташа свои кровные чаевые не доверила, а Чарли Пайпс, по сути, самой себе – ведь этот отель станет и ее отелем – Наташа отдала бы и больше.
После случая с собакой Наташа лично проверила все двери, все комнаты и наткнулась на полный беспорядок у рок-звезды. Могла бы, конечно, поручить кому-нибудь из девчонок, как-никак она старшая по этажу, но решила, что все равно делать нечего, пока там еще все закончится, лучше поменять белье самой, за делом и время пролетит.
Ахмат сидел в углу спиной к двери.
Наташа сначала даже испугалась – сидит в темноте и молчит. И что ему здесь нужно?
Но потом увидела, что из-под Калтоева вытекает вполне красноречивая лужа.
Напился.
– Простите, господин Калтоев, – уперла она руки в боки. – Не могли бы вы найти другое место, чтобы справлять нужду. И вообще, я обо всем доложу мисс Пайпс, это мерзко и противно. Сейчас же убирайтесь отсюда, и так ваши чеченцы вытворяют бог знает что! Теперь и вы! Сегодня ваши чуть не изнасиловали горничную. Хорошо, она им всыпала как следует. Давайте, давайте, двигайте отсюда. А то я не посмотрю, что вы…
Она потрясла спящего Калтоева за плечо, а тот вдруг грузно и медленно завалился на бок, довольно чувствительно ударившись головой о кафельный пол.
И не шевельнулся даже.
– Ну все, хватит, – чуть менее агрессивно сказала Наташа. – Вам что, плохо? Воды дать?
И вдруг закричала.
Калтоев был мертв.
Наташа боялась покойников, да никогда с ними и не сталкивалась. Она представляла себе, что это страшно, но что так – и в страшном сне не снилось.
Мертвец был страшен – синее, почти черное лицо, высунувшийся и прикушенный язык, выкаченные из орбит потемневшие глаза, искривленное смертной мукой лицо. И этот красивый, обаятельный человек – Наташа отмечала это про себя не раз – теперь был ужасен, ужасен…
Она вылетела в коридор и, не помня себя, понеслась вниз по лестнице. Куда и зачем бежала, она не смогла бы ответить – просто хотела оказаться подальше от этого кошмара.
Только в холле она натолкнулась на Карченко, и тот успел схватить ее за руку.
– Что? Чего вы носитесь как угорелая? – зашипел он.
– Там!… Там!… – Наташа тыкала пальцем куда-то наверх, не в силах произнести страшного слова.
Но Карченко все понял, он быстро повел Наташу в свой кабинет, на ходу набирая на мобильнике номер Чарли.
– Что случилось? – спросил он, плотно заперев дверь и дав Наташе стакан воды.
– Мертвец! Убитый! Он там, в бельевой!
Карченко нервно дернул головой.
– Кто, кто там, гость? Сотрудник?
– Калтоев!
И в этот момент телефон у него ответил:
– Слушаю вас, господин Карченко. Вы нашли Ахмата?
– Да, мисс Пайпс. Нашли, – сказал секьюрити.
Чарли не упала в обморок, не зарыдала, даже, как показалось Наташе, не очень удивилась сообщению.
На Ахмата она смотреть не пошла. Она только села за стол и ровным голосом стала отдавать распоряжения:
– Поставьте человека возле бельевой. Из гостиницы никого не выпускайте, под любыми предлогами. Можете даже раздавать всем бесплатную выпивку. Милицию вызовите, но проводите черным ходом. Кто там у нас на четвертом этаже живет – список мне на стол, подчеркнуть иностранцев. До завтрашнего утра в гостиницу никого не селить. Когда прибудут следователи, проводите ко мне старшего. Действуйте. Когда все сделаете, снова жду вас.
Карченко все распоряжения подробно записал и бросился исполнять. А Чарли подошла к плачущей Наташе и сказала:
– Вы его знали?..
– Кого? – не поняла горничная.
– Мет… Господина Калтоева.
– Почти нет.
– Он был хорошим человеком, – сказала Чарли. – Нам будет его очень недоставать.
Потом она отвернулась и долго смотрела в черное окно.
Наташа даже затихла. Она ничего не знала об отношениях Чарли и Ахмата, но то, что сказала сейчас хозяйка гостиницы, показалось ей совсем не дежурными словами. Это было исполнено какого-то глубинного, непонятного Наташе смысла. На ее глазах что-то происходило, а что – Наташа не могла понять, она только чувствовала, что мисс Пайпс сейчас не здесь, не в своем кабинете, что она где-то далеко, может быть, даже не в этой жизни.
Карченко пришел через десять минут:
– Милиция прибыла. Я проводил их черным ходом. Следователь прокуратуры сейчас придет.
– Давайте подождем его, а потом мне с вами нужно будет серьезно поговорить.
Вот Карченко как раз все знал. Но его удивление было не меньше Наташиного. Ни один мускул не дрогнул на лице Чарли. Она не пустилась в бессмысленные расспросы, не восклицала: этого не может быть! – не паниковала.
Она была холодна, как лед, нет, как сталь.
И Карченко на секунду стало страшно.
– Господин следователь, – жестко пожала она руку вошедшему прокурорскому «важняку», – у меня к вам личная просьба. Специфика нашего заведения требует особого поведения в подобных случаях. Мы не хотим тревожить наших постояльцев. Кроме того, имидж гостиницы может серьезно пострадать, если узнают о совершившемся здесь преступлении. Поэтому я прошу вас сделать все как можно более конфиденциально. Вся возможная помощь вам будет оказана, но я настаиваю на полном соблюдении тайны. К вашим услугам наша службы охраны. Господин Карченко, – представила она секьюрити. – Всех, кто не проживает в нашем отеле, мы постарались задержать. Вполне возможно, что вам понадобится их допросить. Для этого мы можем собрать наших гостей в отдельном зале.
– Кто первым обнаружил труп? – спросил следователь.
– Я, – сказала Наташа.
– Вы пройдете со мной.
– Господин следователь, я надеюсь, вы исполните мою настоятельную просьбу, – сказала Чарли.
– Постараемся. Это и не в наших интересах – создавать шум.
– Спасибо. Я надеюсь, мы еще встретимся с вами.
Следователь кивнул.
Когда они с Наташей вышли из кабинета, Чарли вызвала Ставцова. Тот прибежал через минуту.
– Господин Ставцов, что у нас с поселением?
– Как раз сейчас прибыла группа из Бельгии. Туристы. Двадцать человек.
– Позвоните своей жене. Пусть она нас выручит и примет этих людей. До утра мы в гостиницу никого не поселим.
Ставцов громко сглотнул – его секрет оказался полишинелевым.
– Хорошо.
– Через час зайдете ко мне.
Когда Ставцов ушел, она сказала Карченко:
– А теперь покажите мне пленку.
– Какую? – не сразу понял секьюрити.
– Убийство в подземном переходе.
– А… Пожалуйста. Пойдете со мной? Или принести сюда?
– Я пойду с вами.
Он был в бельевой. Наташа пришла туда, чтобы взять несколько комплектов для номеров команды Рэбиджа. Те за неполный день успели так изгадить белье, что его теперь вообще можно было выбрасывать.
Наташа уже давно закончила свою смену, но уйти не могла, ждала Романа, а тот, как назло, вертелся где-то возле начальства. Ну как же – сегодня он был герой. Пайпс одобрила его проект, поэтому Корзун был теперь в числе приближенных. Его даже позвали на банкет. А вот Наташу не позвали.
Но Наташа все равно была горда своим пожарником. И еще она собиралась быть на таком банкете в будущем году.
Их сегодня собирал Ставцов и рассказал о предстоящем акционировании. У Наташи кое-что было отложено на черный день, так, тыщонка-другая. Она все решала, на что потратить эти деньги, но, поскольку для важных дел их было мало, а на мелочи тратить не хотелось, деньги так и копились, превратившись в полноценных семь тысяч долларов с копейками. Желания теперь были смелее, поэтому на их исполнение денег было маловато, а тратить на мелочи снова не хотелось. Вот и дождались ее денежки своего часа Ни банку, никаким там пирамидам Наташа свои кровные чаевые не доверила, а Чарли Пайпс, по сути, самой себе – ведь этот отель станет и ее отелем – Наташа отдала бы и больше.
После случая с собакой Наташа лично проверила все двери, все комнаты и наткнулась на полный беспорядок у рок-звезды. Могла бы, конечно, поручить кому-нибудь из девчонок, как-никак она старшая по этажу, но решила, что все равно делать нечего, пока там еще все закончится, лучше поменять белье самой, за делом и время пролетит.
Ахмат сидел в углу спиной к двери.
Наташа сначала даже испугалась – сидит в темноте и молчит. И что ему здесь нужно?
Но потом увидела, что из-под Калтоева вытекает вполне красноречивая лужа.
Напился.
– Простите, господин Калтоев, – уперла она руки в боки. – Не могли бы вы найти другое место, чтобы справлять нужду. И вообще, я обо всем доложу мисс Пайпс, это мерзко и противно. Сейчас же убирайтесь отсюда, и так ваши чеченцы вытворяют бог знает что! Теперь и вы! Сегодня ваши чуть не изнасиловали горничную. Хорошо, она им всыпала как следует. Давайте, давайте, двигайте отсюда. А то я не посмотрю, что вы…
Она потрясла спящего Калтоева за плечо, а тот вдруг грузно и медленно завалился на бок, довольно чувствительно ударившись головой о кафельный пол.
И не шевельнулся даже.
– Ну все, хватит, – чуть менее агрессивно сказала Наташа. – Вам что, плохо? Воды дать?
И вдруг закричала.
Калтоев был мертв.
Наташа боялась покойников, да никогда с ними и не сталкивалась. Она представляла себе, что это страшно, но что так – и в страшном сне не снилось.
Мертвец был страшен – синее, почти черное лицо, высунувшийся и прикушенный язык, выкаченные из орбит потемневшие глаза, искривленное смертной мукой лицо. И этот красивый, обаятельный человек – Наташа отмечала это про себя не раз – теперь был ужасен, ужасен…
Она вылетела в коридор и, не помня себя, понеслась вниз по лестнице. Куда и зачем бежала, она не смогла бы ответить – просто хотела оказаться подальше от этого кошмара.
Только в холле она натолкнулась на Карченко, и тот успел схватить ее за руку.
– Что? Чего вы носитесь как угорелая? – зашипел он.
– Там!… Там!… – Наташа тыкала пальцем куда-то наверх, не в силах произнести страшного слова.
Но Карченко все понял, он быстро повел Наташу в свой кабинет, на ходу набирая на мобильнике номер Чарли.
– Что случилось? – спросил он, плотно заперев дверь и дав Наташе стакан воды.
– Мертвец! Убитый! Он там, в бельевой!
Карченко нервно дернул головой.
– Кто, кто там, гость? Сотрудник?
– Калтоев!
И в этот момент телефон у него ответил:
– Слушаю вас, господин Карченко. Вы нашли Ахмата?
– Да, мисс Пайпс. Нашли, – сказал секьюрити.
Чарли не упала в обморок, не зарыдала, даже, как показалось Наташе, не очень удивилась сообщению.
На Ахмата она смотреть не пошла. Она только села за стол и ровным голосом стала отдавать распоряжения:
– Поставьте человека возле бельевой. Из гостиницы никого не выпускайте, под любыми предлогами. Можете даже раздавать всем бесплатную выпивку. Милицию вызовите, но проводите черным ходом. Кто там у нас на четвертом этаже живет – список мне на стол, подчеркнуть иностранцев. До завтрашнего утра в гостиницу никого не селить. Когда прибудут следователи, проводите ко мне старшего. Действуйте. Когда все сделаете, снова жду вас.
Карченко все распоряжения подробно записал и бросился исполнять. А Чарли подошла к плачущей Наташе и сказала:
– Вы его знали?..
– Кого? – не поняла горничная.
– Мет… Господина Калтоева.
– Почти нет.
– Он был хорошим человеком, – сказала Чарли. – Нам будет его очень недоставать.
Потом она отвернулась и долго смотрела в черное окно.
Наташа даже затихла. Она ничего не знала об отношениях Чарли и Ахмата, но то, что сказала сейчас хозяйка гостиницы, показалось ей совсем не дежурными словами. Это было исполнено какого-то глубинного, непонятного Наташе смысла. На ее глазах что-то происходило, а что – Наташа не могла понять, она только чувствовала, что мисс Пайпс сейчас не здесь, не в своем кабинете, что она где-то далеко, может быть, даже не в этой жизни.
Карченко пришел через десять минут:
– Милиция прибыла. Я проводил их черным ходом. Следователь прокуратуры сейчас придет.
– Давайте подождем его, а потом мне с вами нужно будет серьезно поговорить.
Вот Карченко как раз все знал. Но его удивление было не меньше Наташиного. Ни один мускул не дрогнул на лице Чарли. Она не пустилась в бессмысленные расспросы, не восклицала: этого не может быть! – не паниковала.
Она была холодна, как лед, нет, как сталь.
И Карченко на секунду стало страшно.
– Господин следователь, – жестко пожала она руку вошедшему прокурорскому «важняку», – у меня к вам личная просьба. Специфика нашего заведения требует особого поведения в подобных случаях. Мы не хотим тревожить наших постояльцев. Кроме того, имидж гостиницы может серьезно пострадать, если узнают о совершившемся здесь преступлении. Поэтому я прошу вас сделать все как можно более конфиденциально. Вся возможная помощь вам будет оказана, но я настаиваю на полном соблюдении тайны. К вашим услугам наша службы охраны. Господин Карченко, – представила она секьюрити. – Всех, кто не проживает в нашем отеле, мы постарались задержать. Вполне возможно, что вам понадобится их допросить. Для этого мы можем собрать наших гостей в отдельном зале.
– Кто первым обнаружил труп? – спросил следователь.
– Я, – сказала Наташа.
– Вы пройдете со мной.
– Господин следователь, я надеюсь, вы исполните мою настоятельную просьбу, – сказала Чарли.
– Постараемся. Это и не в наших интересах – создавать шум.
– Спасибо. Я надеюсь, мы еще встретимся с вами.
Следователь кивнул.
Когда они с Наташей вышли из кабинета, Чарли вызвала Ставцова. Тот прибежал через минуту.
– Господин Ставцов, что у нас с поселением?
– Как раз сейчас прибыла группа из Бельгии. Туристы. Двадцать человек.
– Позвоните своей жене. Пусть она нас выручит и примет этих людей. До утра мы в гостиницу никого не поселим.
Ставцов громко сглотнул – его секрет оказался полишинелевым.
– Хорошо.
– Через час зайдете ко мне.
Когда Ставцов ушел, она сказала Карченко:
– А теперь покажите мне пленку.
– Какую? – не сразу понял секьюрити.
– Убийство в подземном переходе.
– А… Пожалуйста. Пойдете со мной? Или принести сюда?
– Я пойду с вами.
Глава 60
Карченко правильно угадал. Сначала это было какое-то мелькание: руки, крупно глаза, волосы, потом неровная панорама по площади.
Стояла смущенная женщина, что-то говорила в камеру, махала рукой.
Потом снова площадь, и теперь уже мужчина дурачится перед объективом, обнимает руками невидимую женщину, целует ее, тоже что-то говорит. Чарли угадала, он говорил: «I love you…» Она старалась сейчас ни о чем не думать. Если бы только позволила себе, сошла бы с ума. Ведь они тоже могли купить видеокамеру и сказать друг другу что-нибудь глупое, но важное для них.
Нет, стоп, потом. Сейчас нельзя думать, сейчас началась война.
Потом мужчина и женщина шли по улице, Чарли даже увидела, как мелькнул ее отель. Они передавали камеру друг другу. Мужчина был весел, женщина грустила, хотя старалась это скрыть.
На улице пустынно, поздний вечер. А вот они остановились у подземного перехода. Чарли даже подалась вперед: здесь произошло убийство Джимми Донсона.
Снова в кадре была женщина. Но теперь она просто смотрела в объектив, чуть наклонив голову. И тут Чарли увидела все.
В ярко освещенном подземном переходе черной толпой стояли трое. А мимо спешила какая-то старушка с сумкой на колесиках. Они что-то сказали ей, потому что она повернула голову и заторопилась.
Это было видно очень хорошо. Камера была наверняка дешевенькая, поэтому глубина резкости была постоянной.
Женщина все стояла перед объективом, все смотрела исподлобья, покачивая головой справа налево, а сзади уже видно было, как показался человек с портфелем, тоже спешивший куда-то.
У Чарли подступила к горлу горечь. Это был Джимми. Несчастный парень, который ненавидел Россию, но работал здесь, чтобы поднакопить денег. Где-то в Мичигане, кажется, у него была старая мать, но она уже почти не слышала и мало что понимала; когда ей сообщили, что ее сын погиб в России, она почти не расстроилась, только сказала, что немцам не надо было договариваться с русскими, лучше бы с американцами, тогда бы они завоевали весь мир.
Но пленка крутилась. От черной толпы отделился человек и поднял руку. Парень почему-то вдруг прыгнул и побежал. И тогда толпа бросилась за ним, все поднимая и поднимая руки с пистолетами. Они бежали прямо на женщину, которая по-прежнему стояла и смотрела.
Парень наконец споткнулся и упал. Один из черной толпы подошел к нему и выстрелил дважды в затылок.
– Ну и что? – сказала Чарли.
– Подождите, сейчас, – успокоил ее Карченко. – Еще не конец.
Чарли сомневалась. Сейчас эти люди уйдут, и она так и не увидит их лиц.
И черная толпа – их было трое – действительно стала быстро уходить. Но не от камеры. Они шли прямо на женщину. Они еще не видели ее. Они были на свету, а она в темноте. Они не могли ее увидеть.
Вот они уже в десяти метрах, в пяти – да.
Шакир. Арслан. Махмат.
И тут пленка кончилась.
– Все, – сказала Чарли. – Зовите своих друзей. Этих подонков надо арестовать.
– Когда?
– Сейчас! Слышите, сейчас же!
– Но акционеры… будет шум.
– Мне плевать! Где они?
Карченко ткнул в кнопку на столе. Засветился один из многочисленных экранов. Это был номер чеченцев. Они пили. Они смеялись, о чем-то говорили громко, дурачились, они еще жили.
Чарли попросила включить все камеры. Увидела вход в отель, холл, рестораны, кухни, бары, магазины, бассейн, прачечную, даже несколько номеров.
– Это все записывается? – спросила она.
– Да.
– Хорошо. Следите за ними. Когда их будут брать, я хочу это видеть.
– Слушаюсь.
– И теперь вот что: вы работаете в отеле последние две недели. Я увольняю всю вашу команду и вас в том числе. Если вы посоветуете мне кого-нибудь на ваше место, буду очень признательна. Предупредите людей.
Карченко так и остался стоять посреди своего кабинета с разинутым ртом. Чарли удалилась. Теперь все шло не по плану. Не по его плану.
Стояла смущенная женщина, что-то говорила в камеру, махала рукой.
Потом снова площадь, и теперь уже мужчина дурачится перед объективом, обнимает руками невидимую женщину, целует ее, тоже что-то говорит. Чарли угадала, он говорил: «I love you…» Она старалась сейчас ни о чем не думать. Если бы только позволила себе, сошла бы с ума. Ведь они тоже могли купить видеокамеру и сказать друг другу что-нибудь глупое, но важное для них.
Нет, стоп, потом. Сейчас нельзя думать, сейчас началась война.
Потом мужчина и женщина шли по улице, Чарли даже увидела, как мелькнул ее отель. Они передавали камеру друг другу. Мужчина был весел, женщина грустила, хотя старалась это скрыть.
На улице пустынно, поздний вечер. А вот они остановились у подземного перехода. Чарли даже подалась вперед: здесь произошло убийство Джимми Донсона.
Снова в кадре была женщина. Но теперь она просто смотрела в объектив, чуть наклонив голову. И тут Чарли увидела все.
В ярко освещенном подземном переходе черной толпой стояли трое. А мимо спешила какая-то старушка с сумкой на колесиках. Они что-то сказали ей, потому что она повернула голову и заторопилась.
Это было видно очень хорошо. Камера была наверняка дешевенькая, поэтому глубина резкости была постоянной.
Женщина все стояла перед объективом, все смотрела исподлобья, покачивая головой справа налево, а сзади уже видно было, как показался человек с портфелем, тоже спешивший куда-то.
У Чарли подступила к горлу горечь. Это был Джимми. Несчастный парень, который ненавидел Россию, но работал здесь, чтобы поднакопить денег. Где-то в Мичигане, кажется, у него была старая мать, но она уже почти не слышала и мало что понимала; когда ей сообщили, что ее сын погиб в России, она почти не расстроилась, только сказала, что немцам не надо было договариваться с русскими, лучше бы с американцами, тогда бы они завоевали весь мир.
Но пленка крутилась. От черной толпы отделился человек и поднял руку. Парень почему-то вдруг прыгнул и побежал. И тогда толпа бросилась за ним, все поднимая и поднимая руки с пистолетами. Они бежали прямо на женщину, которая по-прежнему стояла и смотрела.
Парень наконец споткнулся и упал. Один из черной толпы подошел к нему и выстрелил дважды в затылок.
– Ну и что? – сказала Чарли.
– Подождите, сейчас, – успокоил ее Карченко. – Еще не конец.
Чарли сомневалась. Сейчас эти люди уйдут, и она так и не увидит их лиц.
И черная толпа – их было трое – действительно стала быстро уходить. Но не от камеры. Они шли прямо на женщину. Они еще не видели ее. Они были на свету, а она в темноте. Они не могли ее увидеть.
Вот они уже в десяти метрах, в пяти – да.
Шакир. Арслан. Махмат.
И тут пленка кончилась.
– Все, – сказала Чарли. – Зовите своих друзей. Этих подонков надо арестовать.
– Когда?
– Сейчас! Слышите, сейчас же!
– Но акционеры… будет шум.
– Мне плевать! Где они?
Карченко ткнул в кнопку на столе. Засветился один из многочисленных экранов. Это был номер чеченцев. Они пили. Они смеялись, о чем-то говорили громко, дурачились, они еще жили.
Чарли попросила включить все камеры. Увидела вход в отель, холл, рестораны, кухни, бары, магазины, бассейн, прачечную, даже несколько номеров.
– Это все записывается? – спросила она.
– Да.
– Хорошо. Следите за ними. Когда их будут брать, я хочу это видеть.
– Слушаюсь.
– И теперь вот что: вы работаете в отеле последние две недели. Я увольняю всю вашу команду и вас в том числе. Если вы посоветуете мне кого-нибудь на ваше место, буду очень признательна. Предупредите людей.
Карченко так и остался стоять посреди своего кабинета с разинутым ртом. Чарли удалилась. Теперь все шло не по плану. Не по его плану.
Глава 61
Наташу следователь расспросил обо всем подробно, записал ее адрес, паспортные данные и отпустил.
Она снова пошла было в бельевую, но потом спохватилась – туда нельзя, а она так и не поменяла белье рокеру.
По дороге ей встретился менеджер по размещению и хотел что-то спросить, но она отмахнулась от него, как от назойливой мухи. В другое время она ни за что не позволила бы себе этого. Да и в сущности, Ставцов был милым человеком. В своей профессиональной деятельности он был дока, что же касается знания психологии женщин – полный профан. Ну разве можно сейчас ее останавливать? Ничего не понимает. После того что она пережила, ее вообще никто не может остановить. Нет, он полный недотепа. Не зря говорят, что жена вертит им как хочет. Вот ее Роман не таков.
Да, она сейчас же должна увидеть Ромку. Где же он может быть? Тоже еще фрукт. С ним держи ухо востро. Ничего, она ему выдаст, сейчас он попадет ей под горячую руку. Иначе нельзя.
Пробовал как-то проявить гонор, но она его живо приструнила. Мужики только считают себя бог знает кем. На самом деле это домашнее животное. Не станет же хозяйка сгонять с база норовистого коня. Она предпочтет понять характер животного, а уж потом найдет возможность, чем и как заставить делать то, что полагается по природе. Это может быть кусок хлеба с солью, а может – и голодная диета, чтобы соль слаще казалась.
Но где же ее «конь»? А вот она наберется наглости и заявится к нему в кабинет. Пусть тогда знает!
Слишком часто быть вместе значило практически не исчезать из поля зрения сослуживцев. А пристального внимания к своей персоне ни Роман, ни Наташа не любили.
Но сейчас такой случай…
То, что всего полчаса назад она нашла убитого Калтоева, почему-то уже не беспокоило ее. Ну убили. И что? Плакать по этому поводу? Ну поплакала. Но жизнь-то продолжается. И так хочется жить легко и просто.
С тех пор как Наташа поняла, что в России секс все-таки есть, она открыла, что ей это очень нравится. Нравится всегда и везде. В бельевой они с Романом уже пробовали. Место относительно спокойное.
Были и другие. Поопаснее. Поострее в ощущениях.
Она делала это как бы назло установившимся в отеле традициям. По натуре и по молодости лет в ней все бунтовало против правил, но, вынужденная себя сдерживать ради работы при общении с начальством, в любви она была безудержна. Правда, считала это недостатком и боролась с ним как могла. С переменным успехом.
Роман был у себя.
Встревоженный и заботливый.
– Маленькая моя, ужас-то какой…
Но она не дала ему договорить, притиснула к себе и нашла его губы. Роман чуть не силком вырвался.
– Ты что? Из-за этого?.. – перевела она дух.
– Ты с ума сошла. У людей трагедия…
– Это там у них, наверху… А мы с тобой здесь. Какое нам дело до какого-то кавказца. У богатых свои проблемы, у нас свои.
– Нет, это ты зря, Наташка. Пайпс – не бесчувственный чурбан. В ее искренность можно верить. Стервы так себя не ведут.
– Но не тогда, когда разговор идет о деньгах. Ты думаешь, Ахмата грохнули почему? Потому что крутился вокруг Пайпс и ничего не сделал для своих. Вот почему. Что, разве она не знала, что ему грозит? Знала, а бизнес свой дороже. Слава богу, у нормальных людей на первом месте совсем другое.
– А я-то думал, почему это у нас все так плохо? Оказывается – мы самые нормальные в мире.
– Слушай, ты меня иногда пугаешь…
– А ты меня нет… Давай я лучше тебе чаю налью. Или хочешь водки?
– Если бы каждый из нас точно знал, что он хочет, то настоящих, страстных желаний наберется немного – на одной руке пересчитать хватит. Я, например, знаю.
– Ты у меня философ…
– Да какой я философ, Ромка, мне просто так страшно, так страшно. Вот завтра, не дай бог, убьют, и все. Ромка, миленький, мне так страшно. Я так тебя хочу…
Все произошло быстро и естественно. Уж кто-кто, а жених точно знал, что его Натали не носит белья.
Они ласкались молча и самозабвенно. Причем у каждого был собственный подход к делу. Нельзя издавать сладостные вопли, нельзя даже слегка прикусить ухо или шею партнера. Во всяком случае, нежная кожа старшей горничной чуть не сыграла с ней злую шутку, когда еще в самом начале их любовного приключения Роман не сдержался и сделал ей небольшой кровоподтек. Он и сам не понимал зачем. Наверное, проснулось нечто животное. Примерно как те метят свою территорию. И этот собственный подход выражался у них по-разному еще и потому, что горничная из литературных произведений предпочитала «любовный роман», а это непременно закрытые глаза, бурные ласки и слова, слова, слова. Последнего они позволить себе не могли, но все равно она их слышала.
Для Романа закрытые глаза были необязательны и даже наоборот – он любил смотреть, как покачивается ее грудь в такт движениям, как закатываются ее глаза, как приоткрывается горячий рот, из которого поневоле вырываются стоны наслаждения.
Так и парили оба: она в облаках мечты, он – в будоражащем созерцании.
Нет, это было не обычное соитие. Они побеждали смерть.
Она снова пошла было в бельевую, но потом спохватилась – туда нельзя, а она так и не поменяла белье рокеру.
По дороге ей встретился менеджер по размещению и хотел что-то спросить, но она отмахнулась от него, как от назойливой мухи. В другое время она ни за что не позволила бы себе этого. Да и в сущности, Ставцов был милым человеком. В своей профессиональной деятельности он был дока, что же касается знания психологии женщин – полный профан. Ну разве можно сейчас ее останавливать? Ничего не понимает. После того что она пережила, ее вообще никто не может остановить. Нет, он полный недотепа. Не зря говорят, что жена вертит им как хочет. Вот ее Роман не таков.
Да, она сейчас же должна увидеть Ромку. Где же он может быть? Тоже еще фрукт. С ним держи ухо востро. Ничего, она ему выдаст, сейчас он попадет ей под горячую руку. Иначе нельзя.
Пробовал как-то проявить гонор, но она его живо приструнила. Мужики только считают себя бог знает кем. На самом деле это домашнее животное. Не станет же хозяйка сгонять с база норовистого коня. Она предпочтет понять характер животного, а уж потом найдет возможность, чем и как заставить делать то, что полагается по природе. Это может быть кусок хлеба с солью, а может – и голодная диета, чтобы соль слаще казалась.
Но где же ее «конь»? А вот она наберется наглости и заявится к нему в кабинет. Пусть тогда знает!
Слишком часто быть вместе значило практически не исчезать из поля зрения сослуживцев. А пристального внимания к своей персоне ни Роман, ни Наташа не любили.
Но сейчас такой случай…
То, что всего полчаса назад она нашла убитого Калтоева, почему-то уже не беспокоило ее. Ну убили. И что? Плакать по этому поводу? Ну поплакала. Но жизнь-то продолжается. И так хочется жить легко и просто.
С тех пор как Наташа поняла, что в России секс все-таки есть, она открыла, что ей это очень нравится. Нравится всегда и везде. В бельевой они с Романом уже пробовали. Место относительно спокойное.
Были и другие. Поопаснее. Поострее в ощущениях.
Она делала это как бы назло установившимся в отеле традициям. По натуре и по молодости лет в ней все бунтовало против правил, но, вынужденная себя сдерживать ради работы при общении с начальством, в любви она была безудержна. Правда, считала это недостатком и боролась с ним как могла. С переменным успехом.
Роман был у себя.
Встревоженный и заботливый.
– Маленькая моя, ужас-то какой…
Но она не дала ему договорить, притиснула к себе и нашла его губы. Роман чуть не силком вырвался.
– Ты что? Из-за этого?.. – перевела она дух.
– Ты с ума сошла. У людей трагедия…
– Это там у них, наверху… А мы с тобой здесь. Какое нам дело до какого-то кавказца. У богатых свои проблемы, у нас свои.
– Нет, это ты зря, Наташка. Пайпс – не бесчувственный чурбан. В ее искренность можно верить. Стервы так себя не ведут.
– Но не тогда, когда разговор идет о деньгах. Ты думаешь, Ахмата грохнули почему? Потому что крутился вокруг Пайпс и ничего не сделал для своих. Вот почему. Что, разве она не знала, что ему грозит? Знала, а бизнес свой дороже. Слава богу, у нормальных людей на первом месте совсем другое.
– А я-то думал, почему это у нас все так плохо? Оказывается – мы самые нормальные в мире.
– Слушай, ты меня иногда пугаешь…
– А ты меня нет… Давай я лучше тебе чаю налью. Или хочешь водки?
– Если бы каждый из нас точно знал, что он хочет, то настоящих, страстных желаний наберется немного – на одной руке пересчитать хватит. Я, например, знаю.
– Ты у меня философ…
– Да какой я философ, Ромка, мне просто так страшно, так страшно. Вот завтра, не дай бог, убьют, и все. Ромка, миленький, мне так страшно. Я так тебя хочу…
Все произошло быстро и естественно. Уж кто-кто, а жених точно знал, что его Натали не носит белья.
Они ласкались молча и самозабвенно. Причем у каждого был собственный подход к делу. Нельзя издавать сладостные вопли, нельзя даже слегка прикусить ухо или шею партнера. Во всяком случае, нежная кожа старшей горничной чуть не сыграла с ней злую шутку, когда еще в самом начале их любовного приключения Роман не сдержался и сделал ей небольшой кровоподтек. Он и сам не понимал зачем. Наверное, проснулось нечто животное. Примерно как те метят свою территорию. И этот собственный подход выражался у них по-разному еще и потому, что горничная из литературных произведений предпочитала «любовный роман», а это непременно закрытые глаза, бурные ласки и слова, слова, слова. Последнего они позволить себе не могли, но все равно она их слышала.
Для Романа закрытые глаза были необязательны и даже наоборот – он любил смотреть, как покачивается ее грудь в такт движениям, как закатываются ее глаза, как приоткрывается горячий рот, из которого поневоле вырываются стоны наслаждения.
Так и парили оба: она в облаках мечты, он – в будоражащем созерцании.
Нет, это было не обычное соитие. Они побеждали смерть.
Глава 62
– Моя дочь все делает неправильно, – твердил Пайпс своей спутнице, которую, впрочем, недавнее позорное изгнание совсем не смутило.
Они погуляли по набережной, поговорили о жизни, при этом Света показала себя знатоком людей, философии и даже экономики и политики.
Старик был до смешного наивен и доверчив. Он влюбился в проститутку, как невинный мальчик способен влюбиться в фотографию знаменитой актрисы.
– Разве это политкорректно? Нельзя же быть такой расисткой! – все восклицал неугомонный Пайпс. – И потом, постеснялась бы людей, пожалела бы отца.
Света тактично молчала, не добавляя масла в огонь.
Рыбка заглотила наживку крепко, может быть даже слишком крепко. И Света уже строила свое радужное будущее в Америке. Конечно, первое время будет трудно, но она привыкнет, она сможет приспособиться. Она бросит курить и пить. На сторону – ни-ни.
В самом деле ей хотелось бы родить ребеночка, но, она с сомнением поглядывала на старика, способен ли тот на детопроизводство. Впрочем, рассказывали, сегодня он удивил банщика, а потом появились всякие там препараты – виагра, например. Правда, говорят, что после нее старики концы отдают. Но ради любви-то стоит.
– Понимаете, Света, она росла без матери. А я весь в трудах. Ей стоило большого труда не возненавидеть меня. Когда уже повзрослела, у нас, кажется, наладилось. Сегодня днем мы так мило беседовали. Я ведь приехал сюда инкогнито, хотел проверить, как справляется моя дочь. Но она быстро меня вычислила. И вот – на тебе. Нет, я с ней серьезно поговорю. Я отчитаю ее…
Свете уже становилось скучно. Она и сама предвидела непростые, ох какие непростые отношения с Пайпс. Но решать их будет вовсе не старик, а она сама, Светка. Есть у нее кое-какие наметки. Она тоже может кое-что предъявить американке. Скажем, что-то поговаривали девки о ее отношениях с Калтоевым. Надо будет подробнее разузнать.
– А пойдемте в кино, – предложила Света.
– Я не люблю кино, – соврал старик. На самом деле ему не хотелось терять два часа в темном зале, вместо того чтобы очаровываться молоденькой девушкой с трудной судьбой.
– Ну тогда я не знаю. Что мы ходим по улицам, как маленькие?
– Как маленькие, точно! – обрадовался старик. – Света, вы возвращаете мне юность.
Восторженность старика объяснялась еще и его чувством вины перед девушкой. Он и подумать не мог, что Чарли стала такой. Там, в Америке, она спокойно отнеслась бы к любому его знакомству. Старик и не предполагал, что в России даже проститутки совсем другие. Вообще все другое. Ближе к крайностям. Если в Америке мафия была элегантна и вкладывала деньги, скажем, в шоу-бизнес, во всяком случае если верить газетам и фильмам, то в России она вкладывала деньги только в самое себя. Если американские проститутки осознавали свое недостойное место, то русские считали себя на вершине успеха.
Впрочем, в Америке тоже хватало гадостей, но они были как-то цивилизованнее, что ли, не так циничны и беспредельны.
Они уже в третий раз доходили до железнодорожного моста и возвращались к отелю.
Света устала и замерзла, а старик пылал и возбужденно жестикулировал.
Когда поравнялись с отелем в четвертый раз и решили повернуть обратно, Света увидела Калтоева, он с кем-то разговаривал, стоя у парапета.
Странно, бросил банкет. Света со стариком шли по другой стороне улицы, и она никак не могла разглядеть, с кем разговаривает Калтоев.
– Давайте подойдем к реке, – предложила она старику. Любопытство был ее тайный порок, как, впрочем, и многих женщин.
Старик смело двинулся на мостовую, подняв руку, чтобы проезжающие машины пропустили их.
Он не знал, что в России этого жеста никто не понимает, вернее, понимают его совершенно в другом смысле.
Тут же потрепанные «Жигули» притормозили у обочины.
– Куда ехать, отец?
Старик растерянно оглянулся на Свету, а та грубовато ответила водителю:
– Вали отсюда, чайник.
Впрочем, совсем беззлобно. Ее сейчас занимало другое – она узнала человека, с которым беседовал Ахмат.
Тот что-то показал Калтоеву, и они двинулись к отелю.
Света отметила это про себя, не придав, впрочем, большого значения увиденному.
А еще через двадцать минут их ждало настоящее развлечение. Здоровенный мужик, высосав из горла полбутылки водки, разделся и сиганул в воду.
Пайпс ахнул, а Света залилась счастливым смехом.
Кстати, женщина, которая сопровождала мужика, тоже смеялась:
– Триша, ты настоящий герой! Настоящий русский медведь! Боже, как я люблю Россию!!!
Они погуляли по набережной, поговорили о жизни, при этом Света показала себя знатоком людей, философии и даже экономики и политики.
Старик был до смешного наивен и доверчив. Он влюбился в проститутку, как невинный мальчик способен влюбиться в фотографию знаменитой актрисы.
– Разве это политкорректно? Нельзя же быть такой расисткой! – все восклицал неугомонный Пайпс. – И потом, постеснялась бы людей, пожалела бы отца.
Света тактично молчала, не добавляя масла в огонь.
Рыбка заглотила наживку крепко, может быть даже слишком крепко. И Света уже строила свое радужное будущее в Америке. Конечно, первое время будет трудно, но она привыкнет, она сможет приспособиться. Она бросит курить и пить. На сторону – ни-ни.
В самом деле ей хотелось бы родить ребеночка, но, она с сомнением поглядывала на старика, способен ли тот на детопроизводство. Впрочем, рассказывали, сегодня он удивил банщика, а потом появились всякие там препараты – виагра, например. Правда, говорят, что после нее старики концы отдают. Но ради любви-то стоит.
– Понимаете, Света, она росла без матери. А я весь в трудах. Ей стоило большого труда не возненавидеть меня. Когда уже повзрослела, у нас, кажется, наладилось. Сегодня днем мы так мило беседовали. Я ведь приехал сюда инкогнито, хотел проверить, как справляется моя дочь. Но она быстро меня вычислила. И вот – на тебе. Нет, я с ней серьезно поговорю. Я отчитаю ее…
Свете уже становилось скучно. Она и сама предвидела непростые, ох какие непростые отношения с Пайпс. Но решать их будет вовсе не старик, а она сама, Светка. Есть у нее кое-какие наметки. Она тоже может кое-что предъявить американке. Скажем, что-то поговаривали девки о ее отношениях с Калтоевым. Надо будет подробнее разузнать.
– А пойдемте в кино, – предложила Света.
– Я не люблю кино, – соврал старик. На самом деле ему не хотелось терять два часа в темном зале, вместо того чтобы очаровываться молоденькой девушкой с трудной судьбой.
– Ну тогда я не знаю. Что мы ходим по улицам, как маленькие?
– Как маленькие, точно! – обрадовался старик. – Света, вы возвращаете мне юность.
Восторженность старика объяснялась еще и его чувством вины перед девушкой. Он и подумать не мог, что Чарли стала такой. Там, в Америке, она спокойно отнеслась бы к любому его знакомству. Старик и не предполагал, что в России даже проститутки совсем другие. Вообще все другое. Ближе к крайностям. Если в Америке мафия была элегантна и вкладывала деньги, скажем, в шоу-бизнес, во всяком случае если верить газетам и фильмам, то в России она вкладывала деньги только в самое себя. Если американские проститутки осознавали свое недостойное место, то русские считали себя на вершине успеха.
Впрочем, в Америке тоже хватало гадостей, но они были как-то цивилизованнее, что ли, не так циничны и беспредельны.
Они уже в третий раз доходили до железнодорожного моста и возвращались к отелю.
Света устала и замерзла, а старик пылал и возбужденно жестикулировал.
Когда поравнялись с отелем в четвертый раз и решили повернуть обратно, Света увидела Калтоева, он с кем-то разговаривал, стоя у парапета.
Странно, бросил банкет. Света со стариком шли по другой стороне улицы, и она никак не могла разглядеть, с кем разговаривает Калтоев.
– Давайте подойдем к реке, – предложила она старику. Любопытство был ее тайный порок, как, впрочем, и многих женщин.
Старик смело двинулся на мостовую, подняв руку, чтобы проезжающие машины пропустили их.
Он не знал, что в России этого жеста никто не понимает, вернее, понимают его совершенно в другом смысле.
Тут же потрепанные «Жигули» притормозили у обочины.
– Куда ехать, отец?
Старик растерянно оглянулся на Свету, а та грубовато ответила водителю:
– Вали отсюда, чайник.
Впрочем, совсем беззлобно. Ее сейчас занимало другое – она узнала человека, с которым беседовал Ахмат.
Тот что-то показал Калтоеву, и они двинулись к отелю.
Света отметила это про себя, не придав, впрочем, большого значения увиденному.
А еще через двадцать минут их ждало настоящее развлечение. Здоровенный мужик, высосав из горла полбутылки водки, разделся и сиганул в воду.
Пайпс ахнул, а Света залилась счастливым смехом.
Кстати, женщина, которая сопровождала мужика, тоже смеялась:
– Триша, ты настоящий герой! Настоящий русский медведь! Боже, как я люблю Россию!!!
Глава 63
С 8 до 9 часов вечера
Когда она осталась одна, вдруг поняла, что знала все с самого начала, еще с того дня, когда они готовили отчет для собрания акционеров и она так бесцеремонно уложила Метью с собой в постель.
Был в их романе какой-то надрыв, какая-то червоточина, и весь он окрашивался мрачными тонами.
В Америке у Чарли были любовники, трое. Это были веселые и сильные парни. Они регулярно занимались сексом по пятницам, специально отводя для этого время и место. Слово «love» они произносили часто, но только в смысле физическом, например «make love». С ними было приятно, просто и легко.
Потом они разбегались на неделю, каждый занимался своими делами, чтобы в пятницу снова встретиться, сходить в бар, а потом заняться любовью.
Чарли расставалась с ними тоже легко и просто. И из них никто особенно не страдал, как ей казалось. Это свое состояние Чарли всегда считала вполне естественным и приемлемым для себя.
Здесь все стало с ног на голову. Она занималась любовью намного чаще, ждала встреч, волновалась, и расставания не казались ей короткими.
Что-то было во всем этом, что Чарли поначалу злило. Потом она привыкла. А потом начала понимать, что пропала. Не сразу, не вмиг, а со временем. Она уже и представить себе не могла, что это когда-то кончится.
Когда она осталась одна, вдруг поняла, что знала все с самого начала, еще с того дня, когда они готовили отчет для собрания акционеров и она так бесцеремонно уложила Метью с собой в постель.
Был в их романе какой-то надрыв, какая-то червоточина, и весь он окрашивался мрачными тонами.
В Америке у Чарли были любовники, трое. Это были веселые и сильные парни. Они регулярно занимались сексом по пятницам, специально отводя для этого время и место. Слово «love» они произносили часто, но только в смысле физическом, например «make love». С ними было приятно, просто и легко.
Потом они разбегались на неделю, каждый занимался своими делами, чтобы в пятницу снова встретиться, сходить в бар, а потом заняться любовью.
Чарли расставалась с ними тоже легко и просто. И из них никто особенно не страдал, как ей казалось. Это свое состояние Чарли всегда считала вполне естественным и приемлемым для себя.
Здесь все стало с ног на голову. Она занималась любовью намного чаще, ждала встреч, волновалась, и расставания не казались ей короткими.
Что-то было во всем этом, что Чарли поначалу злило. Потом она привыкла. А потом начала понимать, что пропала. Не сразу, не вмиг, а со временем. Она уже и представить себе не могла, что это когда-то кончится.