Но это все неинтересно. Вот сейчас напьется, перестанет вообще соображать. И будет смеяться, и даже стонать будет, когда он ее…
   – Пей, пей, дорогая, еще много. Тебе чего, вина, коньяка?
   Руслан наконец наелся, облизал жирные пальцы и откинулся на спинку дивана. И принялся орудовать зубочисткой во рту, выковыривая застрявшие волокна мяса.
   – Как думаешь, готова? – спросил Арслан, похлопав девушку по щеке, от чего та потеряла зыбкое равновесие и чуть не свалилась со стула прямо на пол.
   – Тебе виднее. – Руслан пожал плечами и смачно икнул. – Это ты ее собираешься, а не я.
   – Так ты что, не будешь? – удивленно воскликнул чеченец.
   – Нет, не хочу сейчас. Может, потом, после тебя.
   – Ну как хочешь. – Арслан с хищной улыбкой посмотрел на свою добычу.
   Девушка раскачивалась из стороны в сторону, как дрессированная кобра, и удивленно оглядывалась вокруг. Нет, она не потеряла память, она прекрасно осознавала, что с ней происходит. Двое чеченцев затащили ее в отдельный кабинет и собираются насиловать. Только это совсем не показалось ей таким уж страшным, а даже наоборот, скорее забавным. Зачем-то напоили ее, сейчас начнут приставать, лезть под юбку, а она ужасно боится щекотки. Вот этот уже начинает, уже полез…
   – Ой! – официантка смешно взвизгнула и свалилась со стула прямо на ковер. – Ой, щекотно.
   – А ты сама, сама, – засмеялся Арслан, расстегивая на себе рубашку. – Давай, дорогая, не стесняйся, тут все свои.
   – А я и не стесняюсь! – Официантка через голову стянула блузку, выставив напоказ шикарную грудь, упакованную в атласный бюстгальтер. – Это ты стесняешься.
   – Эй, перестань. – Руслану вдруг стало неприятно. – Если хочешь трахнуть ее, иди в свой номер.
   – Да ты что, я ее до номера не дотащу, – захохотал Арслан, глядя, как она смешно пытается устоять на одной ноге, стаскивая с себя чулок.
   – А мне что? Я тут ем, а ты будешь ее трахать.
   – Так ты ж поел уже? – Арслан начал злиться.
   Против Руслана не попрешь, но и официантку отпускать нельзя. Пьяная женщина – редкая добыча.
   – Нет, не поел. Я еще есть буду. – Руслан с трудом выбрался из объятий мягкого дивана и сел за стол. – Эй, что там у вас на десерт?
   – У кого? У нас? – Девушка удивленно, даже как-то возмущенно посмотрела на Руслана и пожала голыми плечами. – Мороженое у нас, пятнадцать сортов, фрукты, пирожные всякие.
   – Ну так неси.
   – Нет, тут оставайся. – Арслан схватил ее за руку.
   – Эй, я че сказал? – Руслан злобно посмотрел на нее.
   – Она со мной будет. – Чеченец толкнул ее на диван.
   – Э-э, ты что? – Руслан удивленно посмотрел на товарища. – Ты из-за бабы, что ли, будешь с братом со своим драться?
   – Это ты будешь… – Арслан почувствовал, что у него ноги как ватные, но отступать было уже поздно. – Я тебе сказал, что трахать ее буду, ты сказал – давай. А теперь вдруг не нравится.
   – Эй, мальчики, можно я выйду? – тихо заскулила откуда-то из угла официантка. – Мне плохо.
   – Сиди тут! – грозно рявкнул Арслан.
   – Пусть идет. – Руслан отпер дверь.
   – С места тронешься – тебя зарежу и маму твою. – Слова предназначались девушке, но смотрел Арслан прямо на здоровяка Руслана.
   – Ой, мне совсем плохо… – Девушка вскочила и на негнущихся ногах направилась прямо к двери, прикрывая рот ладонью. – Совсем плохо…
   – Я сказал, сиди! – Арслан схватил ее за руку и хорошенько тряхнул.
   И еле успел отскочить в сторону от того потока, который хлынул из официантки.
   – Э-э, ты что делаешь?! Сука. Ты что делаешь?! Ты выйти не могла?! – закричал он. – Ты нам весь обед испортила, паскуда, да я тебя за это!…
   Он уже размахнулся, но его запястье вдруг оказалось в крепких пальцах Руслана.
   – Оставь ее. Она хотела выйти, ты сам ее не пускал, – спокойно сказал Руслан, с отвращением глядя на скорчившуюся на полу фигурку голой официантки, которую буквально выворачивало наизнанку от непрекращающихся приступов рвоты.
   – Только весь обед испортил, – вздохнул он, вынул сигарету и закурил. – Эй, кто-нибудь! Уберите тут!
   Уже через минуту трое человек носились по кабинету с ведрами, щетками, тряпками, унося посуду, сворачивая безнадежно испачканный ковер и откачивая потерявшую последние остатки человеческого облика официантку.
   А в соседнем кабинете для Руслана и Арслана уже накрывали для десерта…
   Скоро Арслан и Руслан уже обнимались, хохотали, вспоминая пьяную официантку.
   Шакир все это время молчал. Не вмешивался. Ему было почему-то совсем не весело.
   Они дурачки, думал он, они смеются, потому что никогда в жизни не воевали. А я знаю, что такое война. Нет, не танки и самолеты, а настоящая война между людьми. И эта война началась.
   – Шакир, пойдем есть! – позвал Арслан.
   – Иди наедайся, – ответил Шакир мрачно, – пока живой.

Глава 24

   Пока не скрылся из виду «математик», он все смотрел ему вслед, словно стараясь разгадать его мысли и действительные намерения. Естественно, за ним стояли другие силы, они-то уж до поры до времени будут оставаться в тени, но непременно потребуют свой кусок пирога. Кто же все-таки умудрился снять убийство американца на видео? Карченко решил еще раз подъехать на место преступления.
   Это произошло больше года назад. Вечером.
   Значит, света могло не хватить. Хотя, с другой стороны, современная «восьмерка» с ее разрешающей способностью, да в умелых руках… Впрочем, он не знал, в чьих руках могла оказаться камера в тот вечер и как умудрился киллер, если это был профессионал, не заметить, что его снимают.
   Секьюрити пересек площадь и остановился на пятачке. Кругом бурлил народ – рядом вокзал. Здесь толчея до самой глубокой ночи. Да и ночью вовсе не безлюдно. Чуть поодаль, всего метрах в ста, стеклянная витрина павильона: обувь, кожа, игровые автоматы, орг– и видеотехника.
   Какая-то мысль назойливой мухой билась в мозгу. Он снова медленно пересек дорогу и пошел вдоль витрины. Продукция его как покупателя не интересовала. Он искал ту вещь, которая послужила толчком для зарождения мысли. Карченко разглядывал плейеры устаревших модификаций, на которые мог клюнуть разве что провинциал из глубокой дыры Малороссии; вполне сносные по виду кофры с яркими картонными вкладышами. Изготовленные в Китае и Индии, они к концу сезона непременно расползутся по швам. Видеокамеры… Вот! Конечно, видеокамеры. Карченко представил себе, что неизвестный мог купить камеру именно здесь и именно в тот вечер. Опробовал ее вместе с продавцом, потом, даже не запаковывая в коробку, взял в руки и начал снимать все подряд: вокзал, часы, сквер, толпу потенциальных пассажиров, гаишника – вон он, какой пузан стоит. И почему это инспекторы всегда так расставляют ноги? Для солидности? И так боров.
   Вполне убедительная мотивировка для съемки. Теперь надо было решить, кто это мог быть. Ни один здравомыслящий человек здесь, на площади, видеотехнику покупать не будет. Для этого есть соответствующие магазины. Дороже, но с гарантией.
   Или это транзитник, и тогда ищи ветра в поле, или… Или это иностранец, у которого забарахлила техника и он может себе позволить купить не лучшую модель, которую у себя дома выбросит или отдаст детям. И тогда понятна спешка, почему купили здесь. Кого-то провожали. Хотели отснять последние кадры в столице, а дальше поезд, возвращение…
   Возможно, надо искать пассажира или пассажирку, иностранцев, которые в тот вечер уезжали поездом. Возможно, он или она взяли кассету с собой. А что, если снимал иностранец и сделал презент провожавшему человеку? Ну, это было бы счастье!
   Карченко даже тряхнул головой, когда мысли приняли такое романтическое направление.
   Он решительно толкнул входную дверь и подошел к продавцу. Продавец сразу поскучнел, стоило секьюрити отказаться от покупки.
   – Как видно, спрос у вас невелик, – констатировал Карченко и представился: – Я из отеля напротив. Вот моя визитка. Надо будет, могу помочь.
   Визитка и название отеля произвели на продавца положительное впечатление. Он стал разговорчив.
   – Мне, собственно, надо узнать, кому вы продали видеокамеру год назад, двадцать второго марта. Время суток – вечер.
   – Год назад… – продавец задумался. – Ничего себе…
   – Крупная покупка, – наводил Валерий молодого человека. – Их могло быть двое… Или группа. Скорее всего, мужчина и женщина.
   – Да, – просветлел продавец. – Вспомнил. Действительно. Иностранец. Она – наша. Без претензий. А что, нынче снова нельзя спать с иностранцем?
   – Почему нельзя? Можно. Но только осторожно.
   – У них претензии к товару? – забеспокоился молодой человек. – Так у нас гарантия всего шесть месяцев.
   – Нет. Совсем нет. Я, понимаешь, брат той девушки, – секьюрити перешел на интимный полушепот. – Этот пообещал вернуться и… А мне, сам понимаешь, небезразлично, кто пудрит мозги сестренке.
   – Да нет вроде. Тут солидняк. Я даже удивился, что он в ней нашел… Извините. Я хотел сказать, что обычно такие мужики ищут дам поэффектнее. А ваша сестра… Она какая-то, извините, скромненькая, что ли… – Продавец смутился.
   – Да. Она у нас скромница. Вот я и удивился, и хотел узнать. У тебя глаз наметанный. Опиши его.
   – Ну… – продавец задумался, – лет сорок, волосы с сединой, живота нет. Все время губы облизывал. На директора нашего похож. Пал Иваныч, – позвал он мужчину из служебки.
   В зал вышел директор магазина:
   – В чем дело? Желаете что-то приобрести?
   – Интересуются одним нашим покупателем, – объяснил продавец. – Я сказал, что вы на него похожи. Вы точно похожи.
   – Займись лучше делами. Почему коробки в зале стоят? Мало ли кто у нас покупает. Всех не упомнишь. Голова распухнет, шапка слетит.
   Карченко вышел на площадь.
   Открылись двери зала игровых автоматов, и оттуда вывалилась целая толпа кавказцев. Веселых, под кайфом и шумных…
   Вот здесь или в другом подобном месте они и могли ждать американца, тем более что заведение открыто двадцать четыре часа в сутки, подумал Карченко и спустился в подземный переход.
   Он дошел до поворота. Именно на этом месте американец получил первую пулю. Чуть дальше за углом – вторую. Но он еще пытался бежать. Карченко машинально посмотрел себе под ноги. Естественно, никаких следов крови не осталось. И не могло остаться. Тысячи ног москвичей и гостей столицы наступили с тех пор на место преступления.
   Такие же люди шли здесь в тот вечер. Может быть, не так много. Но были. И были два человека: он и она. Иностранец и русская. Кто из них снимал? Скорее всего, он. Он мог подарить ей камеру на память о днях, проведенных в Москве, а себе оставить видеозапись.
   Карченко миновал переход и вошел в здание вокзала. Прямо перед ним на стене висело расписание движения поездов. Он нашел нужную строку. Все сходилось. Три раза в неделю в вечернее время, почти ночью, в Софию уходил экспресс. Были и другие поезда. В Европу можно попасть на любом.
   В машине Карченко набрал номер гэбэшника и изложил ему свои соображения. «Математик» буркнул, что версия красивая, но бесполезная. Скоро видео будет в Москве.
   Карченко не сомневался, что эту версию тем не менее проверят. Что им еще остается делать? И в другом он не сомневался. Эту версию его недавний собеседник выдаст за свою. К гадалке не надо ходить. Такие уж они, сотруднички. И что интересно, всегда оправдываются интересами дела. Общего. Шарашка.
   Другое дело – работать на ГРУ. Почетно. А эти серые мыши уже никогда от прежних дел не отмоются. Это там, у них ФБР, – почетно. У нас как ни назови: ОГПУ, НКВД, МГБ, КГБ, ФСБ – все равно народ шарахаться будет.
   Пересказав свою версию «математику», Карченко словно оживил в своем воображении картинку. Вот парочка заходит в магазин. Она весела. Он тоже. Впрочем, нет. Во всем должен быть привкус прощания. Эти двое смотрят друг на друга и не могут наглядеться.
   – Люблю, – шепчут его губы.
   – Люблю, – отвечают ее глаза.
   Каждый жест полон смысла для обоих. Окружающее не существует. Оно где-то за пределами их жизни, их сегодняшнего существования. Да полноте, а существует ли вообще другой мир? Автомобили, самолеты, поезда… Только поезда, к сожалению, существуют. Поезда – это реальность. До поезда осталось полтора часа. Полтора часа счастья. Целых полтора часа. Всего полтора часа.
   Он выбирает камеру.
   К ним подходит продавец.
   Какой милый человек.
   Он что-то говорит, она с трудом понимает назначение кнопок. В камеру вставляют кассету. Он смотрит на нее через объектив. Она улыбается ему. Она смотрит на него. Он улыбается ей. Он говорит что-то о подарке, о том, что теперь не будет скучать. Поставит кассету в магнитофон – и она снова рядом. А он скоро приедет. Обязательно. Ведь у него еще есть дела в России. Теперь у него здесь самые важные дела…
   Русские женщины, они ведь верные, терпеливые и любящие. До самоуничижения. Он знает. Он чувствует. Он любит.
   А в этот момент за их спиной убивают человека.

Глава 25

   Доев свое консоме, старик облачился в тройку, еще ни сном ни духом не зная, что будет делать, но, ощущая несомненный критический зуд и любопытство, решил снова прошвырнуться по отелю. На этот случай он припас темные очки.
   Как для Станиславского театр начинался с вешалки, так и Пайпс решил начать свое обследование с гардероба.
   Надо сказать, что он выбрал не лучшее время для контакта с Верой Михайловной. Произошедший инцидент выбил ее из колеи. В лучшем случае ей грозил выговор, в худшем – увольнение. Стоило делу поползти по инстанциям, стоило «потерпевшим» отвергнуть ее извинения – и никакие заступничества не помогут.
   А тут еще мама. Пожилые люди – не сахар. Обидчивы как дети. Злопамятны даже в склерозе. Вздорны. Если же еще и больны, жизнь близких запросто может превратиться в кошмар.
   Выяснилось, что мама нарочно не снимала трубку. Ей показалось, что дочь теперь больше любит Афанасия, чем ее.
   Вера Михайловна терпеливо несла свой крест. Никогда и никому не жаловалась. Многие вообще не подозревают о проблемах людей, с которыми сталкиваются на работе и которых даже считают своими приятелями и приятельницами. Яркий пример тому – Вера Михайловна.
   Но все бы это ничего. С мамой, дай бог, все обойдется, как бывало уже не раз. В конце концов, черт с ней, с работой. Найдет другую. Можно пойти преподавателем в колледж. Говорят, платят сносно. Но вот беда, в колледж ее никто не зовет, там вообще не устроиться, а гардеробщица так прижилась на этом месте, что, честно говоря, уходить-то и не хотелось.
   Какой колоритный пожилой мистер!
   В том, что это мистер, а не пан, не герр, не сеньор или мсье, она была убеждена.
   Но у нее чуть глаза на лоб не полезли. Она не поверила своим ушам, когда услышала жуткий немецкий язык, в котором явно слышался акцент жителя Нью-Йорка, но с корнями северянина.
   – Славный сегодня денек, – держась бодрячком, сказал Пайпс и начал набивать трубку. – Как у нас в Германии. Вам дым не помешает?
   – Да, в это время года в Москве удивительно хорошо, – ответила гардеробщица и пошла пятнами.
   Наверное, Вера Михайловна в этот момент подумала, что ее проверяют и старик подослан. Но трубка… У подосланных не может быть каталожной трубки «Данхилл».
   Впервые Вера Михайловна находилась в затруднительном положении.
   – Как вы думаете, стоит ли мне последовать их совету или пожилой организм это не воспримет? – кивнул он на афишу в вестибюле.
   Вера Михайловна не знала, к чему отнести вопрос. В вестибюле висело два плаката. Один обещал посетителям ресторана все, начиная от экзотической кухни до стриптиз-шоу, второй расписывал удовольствия и прелести местной сауны, массажного салона, русской и финской бани, зала с тренажерами. Везде фигурировали до предела обнаженные девицы.
   – Ньюйоркцы обычно выбирают шоу. Наверное, чтобы сравнить. А вот северяне, скажем из Монтаны, сравнивают бани. – Как ей показалось, она дипломатично ушла от прямого ответа.
   Пайпс чуть не выронил трубку из рук. Он похолодел внутри и первым делом подумал, что перед ним агент КГБ. Старик так много слышал о КГБ, что сразу стал сомневаться, сумеет ли выехать из страны без помощи консула или посла. А может быть, даже «синих беретов».
   Мог ли старик из Нью-Йорка, родом из Монтаны, предположить, что гардеробщицей в отеле будет служить бывший начальник БНТИ. Что спустя два года ее, здоровую и полную сил, сменит на этом посту полуграмотная, со слабой лингвистической подготовкой и еще более слабым словарным запасом, молоденькая протеже. Нет. Это КГБ. Иначе откуда ей знать, что он из Монтаны.
   – К вашему сведению, меня зовут Пабс, герр Пабс, а из Монтаны была моя бабушка, – выпалив такую несусветную чепуху гардеробщице-«кагэбэшнице», старик с победным видом продефилировал к лифту. Ему хотелось еще крикнуть, что он ни капельки не боится, что за его спиной весь цивилизованный мир. Но тогда бы его схватили за несанкционированный митинг. А митингов Пайпс не любил.
   Старик с волнением нажал первую же кнопку, и лифт поднялся на четвертый этаж. Он шел до того номера, в котором совсем недавно побывала его дочь. Побывала, надо сказать, не совсем удачно. Его внимание привлек разговор в одном из номеров. Видимо, убирали горничные, и, выполняя приказание администрации об общении на иностранном языке, девушки на английском обсуждали мисс Пайпс. Может быть, именно имя, громко произнесенное, и привлекло внимание старика. Он сделал вид, что перевязывает узел на ботинке.
   Вот что он услышал.
   Первая:
   – Она красивая…
   Вторая:
   – Ничего особенного. Если бы ты имела возможность делать массаж каждый день плюс куча других западных примочек, думаю, выглядела бы не хуже. А тряпки…
   Старик возмущенно запыхтел. Он не видел говоривших, но по опыту знал, что ни одна из женщин не скажет о другой правды.
   Чтобы дослушать конец разговора, ему пришлось заново развязать и завязать второй шнурок.
   Первая:
   – Слушай, а почему она ходит по отелю босиком?
   Вторая:
   – Не имею представления. Может, проверяет качество уборки?
   Пайпс, в силу того что коридор был застлан паласом, не услышал шагов за спиной. Это были две другие горничные.
   – Сэр, вы что-то потеряли? – раздалось у него за спиной. – Мы готовы вам помочь.
   Пайпс вздрогнул и заговорил на английском:
   – Потерял… Да, я потерял. Помочь… Ага. Помогите… Я потерял трубку.
   – Трубку? – подозрительно переспросила горничная, выразительно глядя на «Данхилл» в зубах Пайпса.
   – То есть… Очки… – нашелся он. И тут уже сам сообразил, что очки тоже никуда не пропали, а сидят на его носу. – Что я говорю?.. – Но ему так хотелось проверить горничных. – Нет, ничего я не потерял. Ровным счетом ничего. Просто проверяю… качество покрытия. Отменное. Отель – высший класс! А чем вы моете?
   Горничная улыбнулась и широким жестом показала на тележку, где выстроился целый набор моющих средств, как в супермаркете.
   – Интересно.
   Старик взял первую попавшуюся банку и, открутив крышку, понюхал содержимое.
   – Приятный запах.
   Он схватил вторую. Тоже провел обонятельную экспертизу. Но когда схватился за третью, горничная попыталась его остановить:
   – Сэр, то есть герр, не стоит. Не надо!
   Пайпса это раззадорило, он уже решил было, что сейчас найдет нарушение, и вдохнул запах полной грудью.
   – Это нашатырь! – воскликнула горничная, но Пайпс и сам понял, что нюхнул.
   В следующую секунду из глаз его брызнули слезы, а горло перехватило железной хваткой.
   Трубка выпала у него изо рта, очки свалились. Он покачнулся, но горничная успела подхватить его на руки и, как младенца, перенести в номер.
   Пайпс быстро прочихался. Красными глазами уставился на горничную, которая ахала и обмахивала его полотенцем.
   Пайпсу стало даже приятно.
   – Я предупреждала вас, герр… Зачем вы?..
   – Бодрит, – весело ответил Пайпс. Вскочил на ноги, потому что материнская ласка – она, конечно, приятна, но он все-таки мужчина, он еще с такой горничной вполне мог бы пофлиртовать. – Прекрасно себя чувствую. А как вас зовут, милочка?
   Горничная показала на табличку на лацкане своего платья.
   – Вот вам, – и Пайпс подал горничной доллар. Та вдруг смутилась, но доллар взяла, поблагодарив. И старик зашагал по коридору, изредка касаясь рукой панелей и громко восторгаясь.
   – Герр! Вы забыли свою трубку и очки! – догнала его горничная.
   – Вот видите, все-таки я кое-что потерял, – счастливо рассмеялся старик.
   Он решил спуститься на первый этаж, где в западном крыле располагались сауна, русская баня и массажные кабинеты.
   Раз уж решил проверять – надо проверить все, пусть даже в ущерб здоровью.
   Пайпса встретили очень мило. Здесь его немецкий, с акцентом или без акцента, не играл решительно никакой роли.
   – Итак… – внушительно сказал здоровяк, которого представили старику как специалиста по тайскому массажу. – Надолго к нам?
   Старик был в затруднительном положении. Теперь он плохо понимал специалиста. У того, уроженца Костромы, немецкий приобрел трудно воспринимаемые формы.
   – Что? Что вы хотите сказать? – спросил Пайпс, когда тот предложил ему раздеться. – А где девушка? Ну та, что на афише?
   Массажист вызвал помощника.
   – Спроси, что он хочет? – попросил он коллегу, считая его познания в немецком более глубокими.
   – Извините, герр?..
   – Пабс.
   – Что вам угодно? Мы можем предложить шестнадцать видов массажа.
   Коллега разложил перед «немцем» рекламные проспекты. На всех фигурировали девушки. Были и мужчины-массажисты, но они Пайпса не интересовали. Он был дотошный старик. Если в анонсе что-то обещано и он за это заплатил… Он привык получать то, за что заплатил.
   Старик сразу выделил понравившуюся девицу с афиши.
   – Простите, герр Пабс, но это всего лишь афиша. Понимаете, афиша, – объяснили ему.
   – Да. Я понимаю. Реклама.
   – Реклама, реклама, – закивали головой оба массажиста. – Фотограф снял, типография напечатала, набрали текст, мы повесили.
   – Тогда пусть придет сюда.
   – Нельзя.
   – Почему нельзя? Вот девушка. Вот название отеля. Вот цена услуги.
   – Я же объясняю вам: нет девушки.
   Теперь вспотели оба массажиста. Они знали немецкий примерно на одном уровне. Диспетчер по услугам, которая владела немецким, вышла пить кофе. Да все они ушли пить кофе, так как в утренние часы баня, сауна и массажные кабинеты обычно пустовали. Основной наплыв начинался во второй половине дня. Была одна испаноязычная, но, как подозревали оба массажиста, та внесла бы еще большую нервозность и неразбериху.
   – Слушай, может быть, ему проститутка нужна? – предположил костромич. – Я сбегаю за Светкой?
   – На время посмотри. Спят они еще все.
   – А может, еще не ложились?
   – Сходи.
   Пайпсу снова предложили мужской массаж, но старик гордо отказался. Зато дверь в баню привлекла его внимание. Туда только что проследовали два его соотечественника. Как только старик скрылся за той же дверью, оба массажиста облегченно вздохнули. Их запросто могли обвинить в непрофессиональном обслуживании и потере клиента. Что, если бы этот чокнутый старик, напяливший в девять утра костюм-тройку и черные очки, вздумал пожаловаться? С плохим обслуживанием в отеле боролись всеми силами. Но теперь он вне их территории. То есть на территории комплекса, но вот массажисты теперь за него не отвечали. В русской бане свои ребята. Уж они-то разберутся. Поддадут такого парка, что не до вопросов будет. Надо только предупредить, какой им вредный старикан попался. Заодно, оказав услугу коллегам, они всегда могли рассчитывать на ответную.
   Костромич взял телефонную трубку:
   – Костя?.. Слышь, Костя, там к тебе старичок один пришел… Да, хер Пабс. Каверзный, гад, под шпиона косит. Чуть нас с Петровичем не облажал… Нет. Он сам к тебе потянулся. Мы не подбрасывали. Упаси бог… Ты, Константин, парку не жалей. Квелые, они не такие шустрики. Сделай ему кочегарку «Врагу не сдается наш гордый „Варяг“. Ну давай. С тебя шнапс…
   Константин ожесточился. Он сразу кинул взгляд на этого подозрительного старичка. Уж больно не по форме тот был одет. Сейчас старичок разоблачился и лежал на полке. Там же, на соседней, лежала странная парочка, которую Константин автоматически определил в разряд геев. К ним он питал враждебные чувства. При случае мог устроить каверзу, хотя в отеле не приветствовалась дискриминация по половой ориентации. Это, скорее, была инициатива на местах.
   Температура в парной была низенькая. Константин экономил энергию, но, раз выдался такой случай, раз коллеги говорят, что старик паскудный, да еще эти двое с подозрением на гомосексуализм, он им всем покажет.
   Пайпс был слегка разочарован. Кроме слухов о КГБ он знал и о русских банях. Теперь лежал и недоумевал. На родине в Монтане он любил индейскую баню. Там лечили многие хвори. Накаляли добела камни в огромных кострах и таскали в вигвамы. Поливали настоем из трав, и через какое-то время человек словно заново рождался.
   Нет. Все-таки это очень странная страна. Пока многое из того, чем его напутствовали, оказалось совершеннейшей чепухой. Например, говорили, что КГБ уже нет. Есть деликатные люди из ФСБ. Нонсенс. Налицо. И приемы те же. Баня вот… Какая же это баня?!