Андреев Олег. Отель

   К тому времени, как Рэт окончательно завяз, Вера Михайловна наконец пробилась к нему.
   Огонь с четвертого этажа подбирался к крыше.
   Рэт бессильно опустился на землю. Вера Михайловна встала рядом с ним на колени и прижала его голову к груди.
   – Там мой друг, – сказал Рэт. – Я думал, что я его ненавижу, а выходит – люблю.
   Рэт не плакал. Он бормотал что-то нечленораздельное и сухо кашлял, как кашляют по утрам старые курильщики. Глаза Веры Михайловны блестели от нервного возбуждения.
   Но это было не злорадством по поводу пожара в отеле, так обидевшем ее.
   Она вдруг прекрасно осознала, что жить так, как жила раньше, больше не сможет. Все события сегодняшнего дня склоняли ее к такому решению. Ветхое платье Золушки сползло с нее, словно пленка при промывке икры. Остался чистейший продукт.
   – Чего с мужиком-то? У него там кто-то остался? – спрашивали любопытные.
   – Валидол у кого-нибудь есть?
   Протянули упаковку.
   Сверху раздавались удары топориков пожарных. Они безуспешно пытались проникнуть в номера через бронированные окна фасада.
   Муниципальная милиция попыталась вытеснить с площади зевак, но наделала только лишнего шума и вызвала недовольство и давку. Милицию ненавидели. В милицию плевались. Пожилой коммунист организовал импровизированный митинг. Его слушали с минуту, не больше. То, что происходило снаружи и внутри здания, была сама жизнь.

Глава 66

   С 9 часов вечера до полуночи
 
   Когда Трифон вылез из воды, он потребовал водки, поэтому счастливой Габриеле, кое-как уладившей скандал с милицией, пришлось снова вести своего русского гида в бар.
   Трифон был бодр и жизнерадостен, словно не пил весь день напролет, не купался в реке, а культурно отдыхал все это время.
   В баре было шумно, играла музыка, сюда заглядывали гости с банкета, но не потому, что выпивки не хватало, – им хотелось распустить галстуки и потолкаться на танцплощадке.
   – А пойдем танцевать! – вскочил Трифон и дернул Габриелу так, что она чуть не свалилась с высокого стула.
   Впрочем, она сама была уже изрядно подвыпившей, поэтому своеобразная галантность кавалера ее не смутила. Более того, она предполагала, что обыкновенными танцами не обойдется.
   И действительно, Трифон, выйдя на середину площадки, размашистым движением раздвинул толпу и пустился в пляс – по-русски, с присядкой, с гиканьем и громкими прихлопами и притопами.
   Музыканты вовремя поняли перемену и заиграли что-то отдаленно напоминающее барыню, но с густым ресторанным привкусом.
   Габриела была вновь счастлива – она ела Россию огромной деревянной ложкой.
   А потом что-то произошло. Никто ничего не сказал, но в баре вдруг стало как-то пустовато. Только сидели за столиком старик Пайпс со Светой и смотрели друг на друга влюбленными глазами. Впрочем, и они скоро встали. Старик пошел к стойке расплачиваться, а Света вышла в холл.
   Еще две-три пары собирались уходить.
   Габриеле стало как-то не по себе.
   – Триша, – сказала она спутнику, – тебе не кажется, что уже поздно?
   Трифон поглядел на часы:
   – Не, время еще детское. Гуляем.
   Но тут и он увидел, что бар стремительно пустеет.
   – Хотя ладно, пошли, на фиг, отсюда. Сейчас я сгоняю в магазин, прихвачу бутылец, и мы с тобой загудим на всю ночь.
   Но в магазин Трифону пойти не довелось.
   Как только они вышли в холл и увидели бегущих людей, Габриела поняла, что предчувствие ее не обмануло.
   – Триша, что-то случилось.
   Трифон растерянно огляделся по сторонам.
   – Эй, мужик, что там случилось? – спросил он какого-то волосатого панка с татуировкой на лице.
   Панк ничего не ответил.
   Рэбидж, а это был он, просто не понимал русского языка.
   И только на вопрос Габриелы по-английски ответил на бегу, уже от двери:
   – Fire!
   Рэбиджа Габриела видела на своем этаже. Значит, пожар где-то там!
   – Что, что он сказал? – допытывался Трифон.
   – Пожар, – тоже на бегу ответила Габриела. Она бежала к лифту. – А там Дуся!
   Навстречу из кабины вывалилась толпа людей. Габриела и Трифон вскочили в лифт и нажали кнопку. Но свет в кабинке вдруг погас, а потом загорелся, но приглушенный, а сам лифт как-то жалобно загудел и остановился.
   – Трифон! – закричала Габриела. – Мы застряли!
   – Спокойно! Не волнуйся, образуется.
   Он давил на все кнопки, но бесполезно: лифт стоял. Только радио повторяло на четырех языках правила поведения при пожаре.
   Наконец они увидели, как кто-то раздвинул створки на этаже и крикнул:
   – Откройте свои двери! Там есть кнопка экстренного открывания дверей.
   Трифон тут же нашел ее. Двери лифта распахнулись.
   Человек был в униформе отеля. Но помочь им он не мог. Лифт был между этажами. Скорее, можно было попытаться выйти этажом ниже.
   – Скажите, где горит?
   – Пока не знаю. Постарайтесь выбраться. Впрочем, скоро здесь будут пожарные, они вам помогут.
   Человек скрылся, но Габриела не могла ждать.
   – Дуся, Дуся, Дуся, – как заклинание повторяла она.
   Трифон пытался раздвинуть двери на нижнем этаже, но тщетно.
   И в этот момент они почувствовали явный запах дыма. Он полз сверху.
   Габриела закричала. Трифон колотил кулаками в дверь.
   И наконец она открылась.
   Из лифта пришлось выползать. Щель была уж очень узкой. Трифон еле протиснулся.
   Габриела бросилась к лестнице, но ее остановил человек в форме пожарника. Он был бледен, а костюм его местами сильно обгорел.
   – Нельзя туда, там сильно горит!
   – Там Дуся! – закричала Габриела. – Там моя девочка.
   – Где, в каком номере? – испугался человек.
   – В семнадцатом. Она одна, она погибнет.
   Пожарный, а это был Роман Корзун, диковато оглянулся. С этажа уже всех эвакуировали. Как же не заметили девочку.
   – Стойте здесь! Я сейчас, я попробую!
   Габриела с надеждой оглянулась на Трифона и опешила. Тот вовсе не проявлял желания спасать собаку.
   – Триша, – сказала Габриела. – Ты что? Ты не поможешь ему?
   – Сдурела? – просто спросил Трифон. – Мне моя жизнь дорога не как память.
   Впрочем, Роман и не ждал помощи. Он снова накрыл голову пиджаком и бросился по задымленной лестнице вверх.
   Габриела секунду смотрела изумленными глазами на Трифона, а потом размахнулась и влепила ему звонкую пощечину.
   – Пошел вон, – сказала она. – Негодяй! Убирайся отсюда! Я-то думала, ты русский, а ты подлец!
   – Да пошла ты! – махнул рукой Трифон. Развернулся и ушел.
   Габриела не находила себе места. Какие-то люди пробегали мимо, ее звали с собой, но она не могла уйти.
   – Вы не видели Романа? – подбежала к ней горничная.
   – А это кто?
   – Он главный пожарный. Он должен быть здесь.
   – Роман? Такой высокий?
   – Да!
   – Он там! Там! Он молодец! Он спасает мою Дусю!
   – Спасает собаку?! – ошарашенно спросила Наташа. – Вы с ума сошли! Там все полыхает!
   И она, оттолкнув Габриелу, бросилась на лестницу.
   Дым словно бы ударил ее.
   Сразу перехватило дыхание и слезы брызнули из глаз.
   Жар стоял такой, что казалось, трещит кожа.
   Наташа кинулась в темноту коридора, крича:
   – Ромка, назад! Это собака! Ромка, не надо!
   Жених не отвечал.
   Наташа наткнулась на него возле самого номера Габриелы. Он, скрючившись, лежал на полу и царапал дверь универсальным ключом.
   А за дверью скулила собака.
   Наташа хотела уже плюнуть на все – главное, спасти Романа. Но не смогла, выхватила у него из руки карточку ключа и чиркнула по замку. На счастье, дверь открылась сразу, и, чуть не сбив Наташу с ног, из комнаты вылетела Дуся.
   Глаза у нее были дикие, язык свисал. Что вело ее по коридорам отеля, может быть инстинкт, но через минуту она бросилась в объятия Габриели, которая чуть не задушила свою любимую.
   – Пошли, Ромка, пошли! – тащила Корзуна к выходу Наташа.
   Но тот уже не реагировал. Тело его стало безжизненным и очень тяжелым.
   Наташа и сама еле двигалась, у нее уже мутилось в голове, тупое движение вперед казалось бессмысленным и бесполезным, уже наступало то безразличие, после которого человек сдается.
   Но она тащила и тащила Романа.
   Когда до лестницы осталось всего шагов десять, она упала. Попыталась встать, но ни ноги, ни руки не слушали ее. Она облокотилась о стену и завыла в последнем, мучительном желании выжить.
   Рядом что-то ослепительно вспыхнуло, потом докатился звук взрыва, но Наташа этого уже не слышала.

Глава 67

   Из Пресненской части прибыли еще четыре машины. К тому времени, когда расчеты развернулись, разом от внутреннего жара лопнули окна двух номеров подряд. Их выдавило со звуком разорвавшихся салютных петард. Огонь был настолько силен, что в тот момент показалось, будто заработали четыре гигантские газовые горелки.
   – Ковролин горит, – высказался кто-то в толпе.
   Народ любой страны падок до всякого рода происшествий, какими бы ужасными ни оказались последствия. Психологически это оправдано. Каждый подсознательно думает: хорошо, что это не со мной. И только отчаянные безумцы могут кинуться в самое пекло катастрофы. Чаще всего они не помогают, а только вносят нервозность, сумятицу и неразбериху. Многие при этом гибнут. Но находятся и комментаторы-знатоки вроде этого с ковролином.
   Он был безусловно прав – горел ковролин. Но эффект газовой горелки создавался не им. Пластиковая отделка коридоров, оклеенная для красоты пленкой под дерево и купленная по наводке Ахмата, оказалась горючей. Его обманули, подсунув липовую спецификацию. Импортные точечные светильники, щедро звездами разбросанные по потолку, тоже оказались из горючих материалов.
   Иностранцев выводили партиями. Удивительно организованные люди. Словно у себя на родине каждый из них горел как минимум дважды. Они не кричали и не обсуждали ничего. По крайней мере, без экзальтации. Некоторые прихватили с собой фотоаппараты и видеокамеры. И снимали, снимали, снимали. Кто знает, на память ли, за будущие ли деньги со своих телестудий.
   Чуть в стороне от толпы Ставцов быстро организовал подобие эвакопункта. Его никто об этом не просил. Он сам выдумал себе это занятие, а когда Чарли уразумела суть того, что он делает, на одно мгновение только у нее мелькнула мысль, что ее подчиненный, которого все считали весьма недалеким человеком, единственный из персонала, кто без шума и суеты делает свое дело.
   Ставцов достал откуда-то стол. В летнем кафе были реквизированы пластиковые стулья. Четыре его помощницы вылавливали в толпе постояльцев отеля и вели к нему. Он заносил их в список и частью отправлял в «Рамчуг» к своей жене., частью к коллегам из других отелей. Работа кипела, но без суеты и нервотрепки. Ставцов всегда был основательным человеком. Он первый понял, что соваться в огонь и делать то, что должны по долгу службы делать другие, не следует. Только мешать будешь. Его место здесь.
   Адвентисты тоже устроили нечто подобное пункту первой помощи, они поили всех желающих кофе, кутали в одеяла и при этом громко распевали псалмы…
   Чарли узнала о пожаре одной из последних. Она заперлась в своем кабинете, никого не впускала и не отвечала на звонки.
   От унылого одиночества ее смог оторвать только отец.
   Он сильно постучал в дверь и сказал:
   – Черри, я пришел мириться.
   Чарли невольно улыбнулась. Теперь история с проституткой казалась ей мелочью. Она отворила дверь. Старик Пайпс пришел не один.
   – Опять? – строго спросила Чарли. Вопрос ее был обращен к Свете, но старик в буквальном смысле грудью заслонил свою спутницу.
   – Ты не великодушна, Черри. Мы пришли к тебе с открытым забралом. Мы хотим мира, а не войны.
   Старик говорил высокопарно, он всегда так говорил, когда волновался.
   И Чарли махнула рукой.
   Ей с трудом удалось преодолеть собственную брезгливость, но она предложила Свете и старику сесть и даже выпить. Оба скромно отказались.
   – Черри, я должен сообщить тебе нечто важное, – сказал старик.
   – Только не говори, что ты собрался жениться на ней, – презрительно кивнула в сторону Светы Чарли.
   – Выслушай меня, Черри, – строго сказал старик. – Это с твоей стороны не политкорректно. Девушка попала в тяжелую ситуацию. У нее просто не было другого выхода. Что ж теперь – ей всю жизнь за это страдать?!
   – Да что ты говоришь! – покачала головой Чарли. – Не было другого выхода? – Она повернулась к Свете: – Это правда?
   – Да, – скромно ответила Света. – Я несчастная женщина.
   Чарли засмеялась бы в другое время. Сейчас ей было не до смеха.
   – Хорошо, – сказала она отцу. – Я выступлю в роли доброй феи. Я устрою ее на работу. На очень приличную работу.
   – Но хватит ли ей на жизнь? – забеспокоился старик. Хотя идея ему нравилась.
   – Хватит. Она будет получать пятьсот долларов в месяц.
   – Это мало!
   – Это мало в Америке, а здесь – вполне. Ну хорошо, семьсот. Вас устраивает? – снова повернулась она к Свете.
   Лицо у Светы не выражало восторга.
   – Что такое, в чем дело? – преувеличенно заботливо спросила Чарли.
   – Света, ты согласна? – поинтересовался и старик.
   В этот момент в дверь постучали.
   – Позже! – крикнула Чарли. – Ну так что? – снова обратилась она к Свете.
   – Черри, ты чудо! Она, конечно, согласна.
   – Нет, давай у нее спросим.
   – А что за работа?
   – Гардеробщицей. Старшая гардеробщица, правда, получает всего четыреста долларов, но для вас мы сделаем исключение. Это будет компенсация за несчастную жизнь.
   У Светы дернулась губка. Ее загнали в угол. Ну ладно, она так просто не сдастся.
   – А мне кое-что известно, мисс Пайпс, – сказала она по-русски, чтобы не понял старик. – Скажем, о ваших шашнях с Калтоевым.
   Чарли вцепилась в столешницу.
   – При желании об этом может узнать его жена. Да все об этом могут узнать. Кстати, я недавно видела его на набережной.
   «Она ничего не знает, – поняла Чарли, – да и откуда ей знать? Ах маленькая негодяйка».
   – Так что ваше предложение оставьте при себе. Пусть мистер Пайпс решит, как нам быть дальше.
   Чарли не стала кричать. Она сказала тихо, но страшно:
   – Калтоева убили. Да, вы правы, я любила этого человека. Но ваш шантаж запоздал. Вы не станете моей родственницей. Я просто сейчас переведу весь наш разговор отцу. Ему это не понравится. А человек, с которым вы видели Ахмата, – убийца. Так что еще берегите свою жизнь.
   Света даже привстала со стула.
   – Кто убийца?..
   И она назвала фамилию того, с кем Ахмат был на набережной.
   И тогда снова застучали в дверь. Теперь уже Чарли не успела ответить, потому что из-за двери крикнули:
   – Пожар!

* * *

   Зарайский фермер знал одно: если где-то пожар, надо гасить всем миром. После того как его покинул очень милый американец по имени Кампино, а еще через несколько минут метрдотель объявил об эвакуации посетителей ресторана, он прихватил недопитый чинзано и отправился на подвиги.
   Будучи человеком сельским, он принялся искать место, где можно раздобыть багор, топор, лопату или на худой конец ведро, – обзавелся только последним. Это было серебряное ведерко для шампанского.
   Ринувшись к лестнице с ведерком, полным льда, он был остановлен метрдотелем, который никак не мог понять, что фермер хочет отелю только добра. Метрдотель проворно ухватил его за пояс и крикнул товарищей в помощь. Зарайский фермер бился как мог до появления первого милиционера. Никакие его доводы не смогли поколебать уверенности персонала в том, что он хотел под шумок похитить из отеля весьма ценную вещь.

* * *

   … Чарли отдавала распоряжения по трансляции на весь отель. У нее в кабинете был микрофон громкой связи, которым она, впрочем, воспользовалась впервые.
   Автоматические средства пожаротушения сработали поздно, но все-таки отель не сгорел дотла. Выгорело только семь номеров. Да и то они вполне поддавались ремонту. Конечно, выгорел номер чеченцев, так что не пришлось специально уничтожать его содержимое. Еще несколько номеров сильно пострадали. Но и это было поправимо.
   Больше всего хлопот доставил Чарли Рэбидж. Он заявил, что у него сгорели вся аппаратура и костюмы. И потребовал такую компенсацию, что весь отель того не стоил. Чарли поняла, что ей предстоит трудная борьба. Она специально обследовала номера команды рок-звезды. Оказалось, что они вообще не пострадали.
   – Но я не могу работать, когда все провоняло дымом! – возмущался Рэбидж.
   – Ничего, – сказала Чарли. – Это придаст вашему шоу дополнительный блеск.
   Рэбидж задумался. Ему показалось, что идея неплоха. Но менеджер стоял на своем: отель должен возместить ущерб.

* * *

   Наташа выжила. Ее увезла «скорая». А Романа увезли в морг. Откачать его было уже нельзя. Чарли распорядилась, чтобы похороны пожарного были организованы за счет отеля.
   Ей так и не удалось до утра остаться одной. Приходили по срочным делам подчиненные, звонили из правительства и мэрии, суетились журналисты, Кампино занял целых двадцать минут, утешая ее.
   – Ничего, – говорил он, – у отеля огромная страховка. Все расходы покроются. Ничего не потеряно, все к лучшему.
   Отец был в трансе.
   Он ходил за Чарли и ныл, что первый раз в жизни так ошибся в человеке, что это Бог покарал его дочь пожаром за безрассудство отца.
   Чарли отца даже не слушала. Он крепкий, он справится сам. А вот справится ли она?
   К пяти утра все более или менее стало на свои места. Постояльцы были переведены в другие отели. Пострадавшие отправлены в больницу. Персонал приводил в порядок то, что можно было привести в порядок.
   И тогда в кабинет Чарли пришли Пэт и Рэт.
   – Разрешите представиться, – сказал Пэт. – Мы контролеры Ассоциации защиты прав потребителя.
   Он показал документы.
   – Да, не в доброе время послали вас к нам. Ну что ж, давайте ваш отчет, я подпишу его, – устало сказала Пайпс.
   Все одно к одному.
   – У нас пока нет отчета, мисс Пайпс. Но мы его напишем. Обязательно напишем. Мы сначала хотели только сказать вам на словах. Вы блестяще подтвердили ваш сертификат. Думаю, вы можете ходатайствовать перед Ассоциацией о присвоении отелю пяти звезд.
   – Что? – спросила Чарли.
   – Пяти звезд…
   Чарли какое-то время смотрела на этих людей, не понимая, о чем они говорят.
   Как это все было давно, как это все было не нужно, словно голливудское кино – совсем в другой жизни.

Глава 68

   15 апреля 1999 года
   С 6 до 7 часов утра
 
   Домой Чарли так и не поехала.
   Она просто легла на стулья в своем кабинете и попыталась заснуть.
   Но только стала проваливаться в черную душную пустоту, которая пугала и манила, как в дверь постучали.
   Чарли открыла глаза. Это было больно, словно в глаза насыпали песку.
   – Простите, мисс Пайпс, – в кабинет заглянула голова Ставцова. – Когда мы сможем вселять людей? Знаете, такая странность – почему-то все хотят к нам.
   – Потом, потом… Идите спать, господин Ставцов. Вы ведь устали.
   Она посмотрела на его прожженный в нескольких местах пиджак, на его исцарапанное лицо и заклеенные пластырем руки.
   – А впрочем, постойте. Присядьте на минутку. Давайте выпьем, господин менеджер.
   – За что? – удивился Ставцов. – За пожар?
   – Нет, не за пожар. Хотя вообще-то огонь очищает. Знаете, у нас в Монтане по осени жгут траву на полях. Жутко и красиво, а весной вырастает новая, еще крепче и зеленее. Вот за это давайте выпьем.
   Они выпили, не чокаясь.
   – Я ведь не успел с вами поговорить.
   – О чем?
   – Об акционировании. Знаете, люди согласны. Сказали: мисс Пайпс мы доверим наши деньги. Так что…
   – Это хорошо. Это очень хорошо. Теперь мы станем здесь полными хозяевами. Акции чеченцев ведь тоже достанутся нам. Знаете, Ставцов, мы сделаем настоящий Отель. С большой буквы. Нет, не пятизвездочный. Таких по миру тысячи. Но есть отели, которым звезды вообще не нужны. Потому что их знают по именам, как города, как знаменитых людей. Таких отелей мало. Наш станет одним из них. Но я вот еще о чем подумала. Мы построим еще одну гостиницу. Большую, просторную, хорошую гостиницу для небогатых. Как вы думаете, получится? А вас поставим генеральным менеджером.
   Ставцов только кивал.
   – Но я, наверное, размечталась. Нам бы сейчас из этой ямы выкарабкаться.
   – Выкарабкаемся, – сказал Ставцов. – Знаете, мы ведь умеем работать.
   – Давайте за это и выпьем.
   Ставцов ушел, но Чарли уже не ложилась. Она нашла в справочнике отеля домашний телефон Веры Михайловны Лученок.
   – Доброе утро, Вера Михайловна. Чарли Пайпс вас беспокоит. Я приношу вам извинения за вчерашнее. Мы погорячились. Мы были не правы. И я прошу вас вернуться к работе. Думаю, что вы не будете держать на нас обиду.
   – Спасибо, мисс Пайпс. Но я не смогу.
   – Вы все-таки обижены.
   – Нет, сейчас уже нет. Сначала – очень, страшно, невозможно была обижена. Но потом…
   – А что случилось потом?
   – Я уезжаю, мисс Пайпс.
   – Правда? Куда?
   – В Америку. Впрочем, месяца два я могу поработать, пока будет готова карантинная справка на мою кошку.
   – У вас кошка?
   – Да. Афанасий.
   – Но это же мужское имя.
   – А какая разница? Главное, чтобы человек был хороший.
   Чарли положила трубку, все еще улыбаясь. Она сейчас знакомилась с собой. Эту Чарли не знал отец, но и она сама ее только узнавала.
   Дверь распахнулась без стука.
   Карченко. Он тоже был изранен, но уже переоделся, побрился и выглядел свежим.
   – Разрешите, мисс Пайпс.
   – Заходите.
   Валерий плотно прикрыл за собой дверь. Постоял минутку в нерешительности.
   – Вообще-то здесь не очень удобно говорить.
   – Почему?
   – Да разговор больно серьезный.
   – Здесь идут только серьезные разговоры.
   – Ну что ж.
   Карченко сел, хотя Чарли ему это не предлагала.
   – Тут вот какое дело, мисс Чарли. Чеченцев больше нет. Они получат по заслугам, больше мы о них и не вспомним.
   – Да…
   – Мои коллеги очень старались. Ни для кого они так не старались бы. Но здесь – от души.
   – Да…
   – А ситуация теперь сложилась непростая. Чеченцы, конечно, сволочи, но мы, согласитесь, бед с ними не знали. Никто нас не тревожил, никто палки в колеса не совал. Худо-бедно, а они нас защищали…
   – Да…
   – Теперь некому.
   И Карченко замолчал.
   Чарли тоже молчала, но не выдержала первая.
   – Свято место пусто не бывает, так, кажется, у вас говорят? – сказала она.
   – Так.
   – И вы пришли, чтобы…
   – Это надежные люди, – тихо сказал Карченко. – Не какие-то бандиты. ФСБ. Слышали?
   – Служба безопасности, слышала.
   – Вот эту самую безопасность они теперь предлагают нам.
   Чарли достала из кармана мундштук и закурила.
   – А ведь это вы, Карченко, убили Калтоева, – сказала она спокойно. – Я спросила у следователя, показали ли вы ему видеозапись телекамеры в холле. Вы не показали, потому что это вы вызвали Ахмата, а потом вернулись с ним в гостиницу.
   Карченко сделал удивленное лицо. Даже попытался что-то сказать, но Чарли его перебила:
   – Чеченцы этого не делали. Они все время были на людях. Это сделали вы, Карченко. И вы давно хотели это сделать. Я все думала, чего это с такой прытью вы бросились в аэропорт вернуть Ахмата. А вы просто хотели его убить. Впрочем, сам Ахмат вам не мешал, вам мешали чеченцы. И даже не вам, а вашим, как вы сказали, коллегам. Я ждала этого разговора послезавтра, ну, завтра, но вам не терпелось. Свято место пусто не бывает. Тем более учитывая ваше усердие по его очистке.
   Сначала Карченко только скептически улыбался, но потом улыбка сошла с его лица. Он жестко смотрел Чарли прямо в глаза.
   – Значит, снова «крыша»? Только теперь фээсбэшная. Мне говорили когда-то, что чеченская «крыша» – хорошо. Но спецслужбы – еще лучше. Только мне, Карченко, не нужна защита. Так и передайте своим… коллегам.
   – Ты бы лучше подумала, что тебе здесь жить, – сказал Валерий. – Или ты хочешь все бросить? Так не заплачем. Другие найдутся. А по поводу твоего е… Это ты еще докажи. Пленки-то нет. А кто меня видел? Никто. Ты тут свои американские штучки брось. И диктофон свой выключи. Все равно ничего не запишется.
   Он отвернул полу пиджака:
   – Тут у меня аппаратик один хитрый. Впрочем, хочешь на свою задницу приключений – пробуй. Потом вместе посмеемся. Нет, не мы с тобой. Тебе не до смеха будет. Я ясно говорю?
   Чарли могла его сейчас ударить. Могла закричать. Но она только кивнула головой.
   – Значит, так надо понимать, что приказ о моем увольнении отменяется? – спросил Карченко.
   Чарли не ответила.
   – И даже, я думаю, мне пора на повышение. Место финансового менеджера освободилось, – засмеялся он. – Впрочем, подумай, может, что получше мне подыщешь. Только недолго. Я вечерком загляну. Да ты не злись, я не преступник какой-то. Я нормальный мужик. Мы с тобой сработаемся. Вот увидишь. Может быть, чем черт не шутит, я и место твоего е… займу. Ну ладно, шучу, шучу.
   – Вот матом вы зря, – спокойно сказала Чарли. – Все-таки весь отель нас слышит.
   Карченко растерянно метнулся взглядом.
   – Это случайно, – сказала Чарли. – Я с пожара забыла выключить. Видите, трансляция. Так что свидетелей у меня теперь много. Не все ведь вас боятся.
   Карченко бросился было к микрофону на ее столе, но сам тут же понял всю бессмысленность этого запоздалого действия.
   – Я повторяю, вы уволены, – сказала Пайпс.
   Из-за двери вдруг раздался странный шум.
   Когда Карченко открыл дверь, почти весь персонал отеля провожал его бурными аплодисментами, а кто-то даже громко свистел, как это делают болельщики на футбольных матчах, когда им не нравится какой-нибудь игрок.
   После ухода Карченко Чарли минут пять не могла собраться с мыслями. Так и сидела, тупо глядя в стол.
   – Знаешь, Черри, я понял.
   Пайпс подняла голову – отец. Она даже не заметила, как он вошел.
   – Я очень долго думал и все понял. Ты не проиграла. Это просто такая страна. В этой стране ничего никогда не получится.
   Чарли не ответила.
   – Поэтому я вовсе не перестану тебя уважать, если ты все это… оставишь. Больше того, я настаиваю.
   Чарли кивнула.
   – Я закажу билеты на послезавтра, – деловито продолжил отец. – Каких-то девять часов – и мы дома. А здесь оставишь того же Кампино, он все уладит. Может, и сам за это безнадежное дело возьмется.
   – Нет, – сказала Чарли.
   – Ну не он, так другой, мало ли дураков.
   – Нет, – повторила Пайпс.
   – Что – нет?
   – Нет, и все. Я остаюсь, отец.
   – Черри! Ты что? Если тебе на все наплевать, то я больше не могу смотреть, как ты мучаешься.
   – А мне нравится, – сказала Чарли. И это было совершенно искренне.

Глава 69

   Она стояла чуть поодаль, там, за толпой встречающих, за агентами с табличками фирм, за носильщиками и таксистами.
   Но он сразу ее увидел.
   Все так же склоненная набок голова, тихая улыбка, которая, казалось, должна потеряться среди людского гомона и беготни, но почему-то сияла сквозь толпу, сквозь расстояние, сквозь время.
   Он вышел из дверей таможни и остановился, больше он не мог сделать ни шагу.
   Она сама пошла к нему.
   Людской поток обтекал ее, не задевая. Мир раскололся. Было в нем несколько измерений – они, Айвен и Мария, существовали в четырехмерном, объемном, движущемся и живом, а все остальные, как тени телевизора, были двухмерными – длина и высота.
   Он опустил чемоданы, к нему тут же подлетел носильщик, но он даже не понял его слов.
   Он только услышал, как она шепнула ему издали, нет, не догадался, а именно услышал, словно не кричал репродуктор, не орала толпа, словно в мире была природная тишина.
   Она шепнула:
   – Я люблю тебя.
   – I love you, – шепнул и он.
   И эти простые слова пролетели над планетой, как гром, как рев мирной ракеты, как Божий глас:
   – Я люблю тебя.
   В Москве начиналась весна…