Страница:
Вагон мерно постукивал колесами о стыки рельсов. Глеб Иванович, попытавшись отогнать страшное воспоминание, встал с дивана и приоткрыл окно. В щель вместе с сыростью болот ворвались клубы паровозного дыма. В салоне запахло гарью, но пассажир этого не замечал. Он подставил лицо ветру и вдыхал осеннюю свежесть ночи.
До прибытия состава на Николасвский вокзал в Москве Глеб Иванович так и не уснул. Поэтому в высоком кабинете Лубянки он выглядел скверно. Глядя на голубые тени под глазами бледного соратника, Феликс Эдмундович приказал подать завтрак в кабинет.
— Тебе, Кузьмич, надо подкрепиться. Ты нездоров?
— Все в порядке, — бодро ответил Бокий и подумал, что и сам Железный Феликс не краше. Обоих революционеров подтачивала чахотка, и оба они старались об этом не говорить.
— Что же, в Минск так в Минск, — получив новое назначение, согласился бывший петроградский председатель. Кофе с бутербродами оказались кстати и Бокий немножко порозовел. — Когда выезжать?
— Отдохни денек, пообщайся с московскими друзьями, переночуй в «Савойе».
Номер тебе забронирован, а завтра курьер доставит новые документы — и в путь, — улыбнулся Феликс Эдмундович.
Петроградец хотел прощаться, но Дзержинский его задержал:
— Не думай, Кузьмич, что надолго расстаемся. Владимир Ильич тут кое-что затевает, и ты очень даже можешь пригодиться. Ты же у нас ученый?
— Нет, доучиться не довелось. Аресты, ссылки и т.д. Сам знаешь.
— Знаю. Все мы недоучки, и даже Ленин, — не без гордости произнес главный чекист. — Не прибедняйся, небось и по-английски говоришь?
— Немного, но без практики язык уходит, — пожаловался Бокий.
— Ничего, понадобится — вспомнишь. Мы с англичанами восточную игру затеваем. Хотим на кон Тибет поставить. Посмотрим, кто кого. Для этого завербовали одного мистика. Стерном звать. Не слыхал о таком?
Глеб Иванович прекрасно знал семью Стернов. В студенчестве он бывал у них на Фонтанке, участвуя в спиритических сеансах.
— Святослава Альфредовича я имел честь знать. Где он теперь?
— Пока в Финляндии, но на днях едет в Стокгольм, потом Берлин. Стерн написал новое учение, вот мы и решили вложить в него капитал и получить своего бога, — подмигнул коллеге Дзержинский.
— Пока не вижу связи с Тибетом, — признался Глеб Иванович.
— Богам нужны вершины. Чем Тибет для этого плох? — наивным тоном переспросил хозяин кабинета.
— Очень интересная мысль. Не поверите, Феликс, сегодня ночью в поезде я думал о Тибете.
— Вот и чудненько. Кончайте в Белоруссии с немцами и подключайтесь к нашей игре. Она только в зачатке. — И железный Феликс протянул Глебу Ивановичу свою влажную ладонь туберкулезника.
Молодой человек улегся на тахту и попытался осмыслить полученную накануне информацию. Как попал магический хрусталь в руки писателя? По словам Старовцевой, Олег Иванович не исключал трагического конца. Недаром он просил приятельницу передать камень в случае своей гибели неизвестному человеку с загадочным именем. Это имя Слава встречал в начале романа. Трудно себе представить, что на свет явился стопятидесятилетний старик, даже если предположить, что на самом деле его не застрелили чекисты, как об этом пишет Каребин.
Затем Синицын вспомнил хозяина дачи. Муж Ирины внешне очень подходил под описание убийцы Рачевской, выданное охранником издательства Гуровичем. Бывший чекист словно видел этого человека, и его версию подкрепило заключение криминалиста Антюкова — люком в «Издательском доме» Рачевской недавно пользовались. Как и предполагал охранник, ловкач пробрался туда по крыше, через вентиляционный люк проник в помещение и тем же путем скрылся. Убийца работал без перчаток и изрядно наследил. Что для профессионального киллера довольно странно. Слава подумал, что такое дилетантское поведение скорее наводит на мысль, что на крыше побывал случайный преступник. Теперь сверить «пальчики»
Старовцева со следами на чердаке труда не составит.
Но зачем старшему научному сотруднику, интеллигентному человеку, стрелять в женщину? Допустим, писателя он мог застрелить из ревности. Ира не скрывала, что у Каребина раньше был с ней роман. Старовцев мог подозревать, что этот роман продолжается , вот и совершил преступление. Подобная версия выглядела не очень убедительно, но человеческие чувства — дело сложное. «Надо завтра поговорить с Лебедевым. И вообще устроить совет всей группы», — подумал Синицын.
Подходя вчера к дому в Гороховском переулке, он заметил Конюхова, который вел наружное наблюдение. Они мигнули друг другу, но общаться с коллегой на улице Слава не стал. Их контакт мог засечь преступник или преступники, если те крутились возле квартиры вдовы. Значит, Конюхова из отпуска отозвали, и теперь группа в полном составе, понял старший лейтенант и связался с Геной по мобильному. Они немного поговорили, и Слава сообщил, что намеревается завтра после обеда созвать группу на совет. Ночью они больше не контачили. Это означало, что и у Конюхова все спокойно.
Сейчас, несмотря на позднее время, Синицын спать не хотел, нервное напряжение молодого следователя не отпускало. Слава лежал в полной темноте и слышал каждый шорох. Поэтому явную возню в замке входной двери он засек сразу.
Старший лейтенант вскочил, вынул пистолет и на цыпочках прокрался в прихожую. Ключ медленно повернулся, и дверь тихо отворилась. Слава не шевелился. Свет с лестничной площадки не давал рассмотреть вошедшего, но очертание фигуры этот свет заметить позволял. В дверях стояла женщина с большим пакетом. Свободной рукой она привычным движением пошарила по стене и нашла выключатель. Лампочка в прихожей осветила Машу Баранову, — Это вы? — выдохнул Слава.
— Здравствуйте, Вячеслав Валерьевич, — поздоровалась Маша, будто они встретились в самой обычной обстановке. На оружие в руках старшего лейтенанта молодая женщина внимания не обратила. Она спокойно закрыла дверь и прошла мимо.
Изумленный Синицын молча проследовал за ней. Маша дошагала до кухни, открыла холодильник и стала выкладывать туда продукты из пакета.
— Я подумала, что запасы продовольствия кончились и вам нечего есть, — пояснила Баранова свои действия. — Хотите, я сварю кофе?
— Спасибо, Маша. Это очень трогательно с вашей стороны. Но на дворе три часа ночи, — продолжая находиться в прострации от ночного визита дамы, возразил следователь.
— Ну и что? Вы же не спите, — резонно возразила Баранова.
— Я не сплю. Но одной женщине бродить по ночам опасно. Зачем вы приехали в такое время?
— Сказать честно? — спросила Маша и посмотрела спокойными голубыми глазами ему в лицо.
— Буду весьма благодарен, — заверил молодой человек.
— Не хочу больше спать одна, — призналась Баранова, от чего Синицын густо покраснел. — Что вы молчите? И уберите, наконец, ваш противный пистолет.
Слава запихнул табельное оружие в кобуру и продолжал молча взирать на молодую вдову, потому что не мог найти слов.
— Вы не подумайте чего-нибудь плохого. Я очень спокойная. Мне просто надо, чтобы со мной кто-нибудь спал… — пояснила Маша.
— Так у вас же мама, —. промямлил Синицын и покраснел еще сильнее.
— Ну что вы, Вячеслав Валерьевич! Мама ведь женщина. Я не могу с ней спать. Мне нужно, чтобы это был мужчина. Вы попейте кофе и ложитесь, а я устроюсь рядом и тихо посплю. А пока садитесь за стол. Не стойте, как каланча.
— Баранова надела передник и принялась хозяйничать.
Синицын впервые находился в столь дурацком положении. Возмущаться или объяснять про невесту казалось глупым. Найти еще какие-нибудь аргументы, чтобы отклонить предложение Маши о совместном сне, Слава не сумел. Он уселся за стол и без слов наблюдал за действиями хозяйки.
Она не спеша нарезала сыр и ветчину, настругала ровными кружками помидоры и поставила на стол чашки с тарелками. Через десять минут ужин был готов. К своему удивлению, молодой человек обнаружил, что изрядно проголодался, и с удовольствием принялся за еду. Маша все делала спокойно и уверенно. Она успевала жевать сама, подливать кофе молодому человеку и подрезать быстро исчезающие ветчину и сыр. Челюсти Славы двигались сами собой, и это движение постепенно чувство неловкости притупило. Кофе Маша сварила отменный и достаточно крепкий. Если Синицын и раньше не мог заснуть, то теперь он был бодр как никогда.
— Еще? — деловито поинтересовалась Баранова, заметив возле Славы опустевшую тарелку.
— Нет, спасибо. Я вполне наелся, — ответил старший лейтенант.
— Тогда ложитесь. Я ополоснусь и приду, — посемейному просто предупредила женщина.
Слава промолчал, вышел из кухни, обошел квартиру и снова заглянул в дверной глазок. Но необходимости в этом уже не было. Свет, горящий на кухне и в прихожей, был хорошо виден с улицы, засада милиции теряла всякий смысл.
"Представляю, как потешается Конюхов, — поежился старший лейтенант.
— Человека сорвали из отпуска для того, чтобы он наблюдал с улицы ужин вдовы со своим коллегой. Пожалуй, смеха в отделе будет не на один месяц".
— Почему вы не ложитесь? — услышал он из спальни.
— Я на дежурстве и не имею права спать, — крикнул Слава.
— Тогда посидите со мной рядом. Вам же все равно где сидеть, — ответила Маша из постели.
На это возразить старшему лейтенанту было нечего. Он взял из ванной текст романа Каребина и направился в спальню к его жене. В главе, которую Слава стал перечитывать, рассказывалось тоже о ночи, только эта ночь была почти сто лет назад.
Стерн лежал с закрытыми глазами, и трудно было понять, спит он или погружен в мысли. Накануне нищий мыслитель принял драгоценности из портфеля Шульца и лег в кровать богачом, А теперь лежал и мучился угрызениями совести.
Как он посмотрит в глаза русским эмигрантам после того, как продался красным?
Только месяц назад Стерн отослал статью в парижскую газету «Белое дело». В ней он называл большевиков варварами и дикарями, убедительно доказывая, что насильственный эксперимент марксистов по сути — низкая жажда власти выскочек из черни и отщепенцев-неудачников. Сколько благодарных откликов пришло из разных стран Европы! Даже Федор Иванович Шаляпин вызвался пожать ему руку при встрече.
Стерн читал письма знакомых по Петербургу вельмож, профессоров, артистов, и глаза его становились влажными. Как же он мог взять золото, на котором кровь их родных и близких! Выходит, всех этих людей он предал?!
Шульц обещал не впутывать его в политику. Но Стерн не ребенок. Зачем им вкладывать капитал в действительного статского советника? Зачем благодетельствовать его превосходительству, к которому у красных плебеев, кроме ненависти, нет никаких чувств? Святослав Альфредович пытался прогнать злые и обидные мысли, но они накатывались, как морские волны.
Алиса Николасвна приподнялась на локтях и беззвучно посмотрела в лицо мужа. Стерну, почувствовавшему ее взгляд, хотелось сказать жене что-нибудь резкое и обидное, но он сдержался, надеясь, что супруге надоест на него пялиться и она уснет. Однако Алиса Николасвна не ложилась, а продолжала пристально вглядываться в черты мужа.
— Почему вы, мой друг, не спите? — не двигаясь и не открывая глаз, поинтересовался Стерн.
— Я смотрю на вас и думаю, что мне посчастливилось быть вашим современником, мало этого, мне дозволено разделить с вами судьбу. Это такое счастье — сопутствовать вам!
Святослав Альфредович открыл глаза и не без удивления оглядел жену.
— Спасибо, мой друг, я ценю ваше отношение и вашу помощь. Без них я не смог бы решиться на предложение гонца из России.
— Милый, возьми меня. Я хочу, чтобы ты почувствовал, как я тебе принадлежу, — с экзальтированным восторгом воскликнула мадам Стерн и, сбросив с себя ночную рубашку в кружавчиках, прижалась к мужу.
— Алиса Николасвна, вы, видимо, не поняли, какой шаг я совершил и какую неподъемную ношу взвалил на плечи. Мне сейчас не до любви, — холодно отверг Святослав Альфредович порыв супруги.
Она спокойно отодвинулась и деловито поинтересовалась:
— Милый, почему вы грустны?! Это же чудесно. Мы богаты! Теперь вы сможете издавать Книгу миллионными тиражами. О вас наконец узнают страждующие.
— Вы хоть подумали, в какую историю мы вляпались? — поморщился Стерн.
— Мы разбогатели, и мой повелитель сможет закончить свой труд и явить его миру, — натягивая на себя ночную рубашку, тем же деловым тоном ответствовала Алиса Николасвна.
— Аленька, милая, я продал душу дьяволу! — закричал Стерн и вскочил с постели. — Я взял деньги Антихриста. Они пахнут кровью. Алинька, это золото русских людей, ограбленных большевиками.
— Успокойтесь, Святослав Альфредович, и возьмите себя в руки. — Голос мадам Стерн обрел металл. — Деньги не пахнут. Вам подан знак, извольте его услышать, а не распускать нюни, как нашкодившая гимназистка. Вы хотели стать Учителем Мира, так вот вам шанс. — Алиса Николасвна тоже встала с постели и, подойдя к мужу, взяла его за руку. — Ложитесь и спите.
— Да, мой друг, вы, как всегда, правы. Я сейчас успокоюсь и лягу, — послушно произнес Святослав Альфредович.
Жена не ответила. Не выпуская его рук, она опустилась на колени и онемела.
Начался ее удивительный припадок, причину которого ни один врач разгадать не сумел. Стерн поднял жену и понес к постели. Женщина не могла разогнуться.
Супруг усадил ее в той же окаменевшей позе на кровать и закутал одеялом.
Внезапно Алиса Николасвна заговорила. Голос ее изменился до неузнаваемости и будил далекие воспоминания. Это был голос Белой Дамы из замка в Хаапсалу, которую он встретил в детстве. Сразу после свадьбы молодая супруга уже обращалась к нему этим журчащим голосом. Стерн ждал, когда она так заговорит снова. Ждал долго и наконец дождался.
— Ты владеешь камнем владыки, — вещала Белая Дама устами жены. — Но у тебя лишь его половина. Чтобы получить власть над миром, достань второй камень.
Владелец камня рядом, протяни руку — и он твой. Если ради этого придется отдать все сбережения — отдай. Если ради этого придется убить — убей. — Алиса Николасвна замолчала и повалилась на постель. Припадок онемения закончился, ее бил озноб.
— Тебе плохо? — Стерн продолжал кутать жену, стараясь ее согреть.
— Мне холодно. Дай мне водки, — попросила Алиса Николасвна.
— У нас нет водки, милая. Мы давно не покупаем алкоголя, чтобы сохранить деньги, — ответил Святослав Альфредович и вдруг понял, что нищета позади.
Теперь он может покупать все, что видят глаза. Экономить больше не надо.
"Какой же я дурень! Что мне за дело, откуда это золото и кто его принес?
Они думают, что купили меня. Примитивные пигмеи! Их коварная возня — лишь возня муравьев у ног великана. Права Аленька! Сто раз права! Это знак свыше. Если даже кремлевское золото полито кровью, значит, так предначертано. За рождение нового учения людишки должны заплатить дорогую цену. Придет время, и племена, населяющие землю, за мое слово правды будут рады отдать не только золото, но и жизнь", — думал Стерн, покрывая поцелуями лицо, руки и грудь жены. Обняв ее, он ощутил желание. — Аленька, я хочу тебя.
— Иди ко мне, мой повелитель. Я чувствую себя Марией, супругой Господа, — проговорила Алиса Николасвна, и, бледная, но счастливая, со слезами на глазах отдалась мужу.
Под утро Святославу Альфредовичу привиделся странный сон. Он в белом чесучовом костюме на борт у красивого парусного судна. Вокруг необъятное море и небо. Только море и небо, и больше ничего. В волнах резвятся дельфины.
Диковинные летающие рыбы выпрыгивают из пучины и, переливаясь на солнце чешуей, пролетают над палубой. Теплый ветерок приятно ласкает Стерна. Где-то из глубины трюмов доносится тихая нежная музыка. Святослав Альфредович вслушивается и узнает мазурку Шопена. Весь организм пропитывает сладкое чувство покоя и безмятежности. Он стоит на носу парусника один и смотрит вдаль. Внезапно по курсу возникает остров. Земля быстро приближается и растет. Вот уже проявились крыши домов и стены крепости. Стерн разглядывает незнакомый город и замечает башни Кремля. Это Москва, понимает он. Но откуда в Москве море? Тем временем парусник неумолимо приближается к причалу. На пристани веют красные знамена и стоит один человек. Этот человек в военном кителе, но без погон. На голове кепка. Стерн всматривается в усатое лицо незнакомца. Оно изрыто оспинами.
Человек похож на кавказца. Это скорее всего армянин или грузин. Он делает знак рукой, и внезапно раздается барабанная дробь. Под звуки барабана на пристань высыпают красноармейцы с винтовками и выстраиваются в цепь. Они поднимают винтовки и целятся в грудь Стерну.
— Здравствуйте, ваше превосходительство, — говорит встречающий с заметным кавказским акцентом и ласково улыбается. — Добро пожаловать на родину.
Стерн вскрикнул и проснулся. На улице давно рассвело. Святослав Альфредович уселся на постели и, отходя от сновидения, замер. Что бы это все могло означать? К снам он относился очень серьезно. Мистик считал, что к спящему человеку является не бред утомленного дневной работой мозга, а поступают знаки из другого параллельного мира.
— Милый, пора завтракать. Мальчики уже за столом, — довольным тоном позвала жена.
Стерн надел халат и не умываясь отправился на кухоньку. Но там никого не обнаружил. Тогда он не без удивления заглянул в гостиную и понял, что семья устроилась за большим парадным столом, заваленным деликатесами. В центре стола уютно попыхивал самовар. Алиса Николасвна в белом платьице с красной розой, приколотой к груди, выглядела празднично. Волосы хозяйки были зачесаны назад и собраны в высокий пучок. Такую прическу Стерн любил у нее больше всего.
Святослав Альфредович застыл на пороге, размышляя, по какому поводу торжество.
— Сегодня мы будем завтракать устрицами в белом вине, — словно отвечая на его немой вопрос, заявила мадам Стерн.
«Мой друг, откуда у нас деньги?» — хотел спросить Святослав Альфредович, но вспомнил Шульца, его портфель с золотом из Кремля, молча уселся на свое место и, строго по очереди оглядев жену и сыновей, значительно произнес:
— Роскошный завтрак — это хорошо. Но запомните, мои дорогие, — роскошь разрушает душу.
— Это цитата из твоей книги? — рассмеялась Алиса Николасвна. — Дорогой Стерн, что вредно ученикам, то полезно учителю. Завтракайте и не утомляйте нас своими догмами.
Мессия не счел нужным вступать в дискуссию, ловко подцепил устрицу и, выжав на нее лимон, аккуратно отправил в рот. Действительный статский советник Святослав Альфредович Стерн начинал новый этап своей большой жизни.
— Ну, блин, Слава, ты даешь!
Лебедев сначала ничего не понял, и старший лейтенант, краснея, поведал ему о своем ночном приключении.
— Ты бы хоть стажера к ней под бочок положил, или ревнуешь? — с трудом проговорил он, держась за живот.
— Маша уже встала и поит студента кофием, — оправдывался Синицын.
— Ты своей невесте Шмелевой о ночном дежурстве расскажи, — посоветовал капитан.
— И расскажу, — мрачно согласился Слава.
— Знаешь анекдот про Царевну-лягушку? — поинтересовался Лебедев.
— Да ну тебя! — отмахнулся Синицын.
— Выкладывай, я не знаю, — потребовал Конюхов.
Капитан уселся на подоконник так, чтобы дым от его сигареты тянуло на улицу, и, как артист перед выходом на сцену, прокашлялся:
— Идет по бульвару молодой, правда женатый, джентльмен по имени Иван с битой исцарапанной рожей и встречает друга. «Что с тобой, Ваня?» — ужасается друг. "И не спрашивай. Все равно не поверишь ", — отвечает Иван. «А ты попробуй», — настаивает друг, и Ваня соглашается: "Иду я по улице и слышу снизу из подворотни тонкий голос: «Иванушка! А, Иванушка!» — Я остановился, нагнулся и увидел мерзкую коричневую жабу. «Возьми меня, Иванушка, на руки и отнеси домой». Не мог же я отказать, раз меня так вежливо просят. Вот я и исполнил ее просьбу. Дома жаба потребовала, чтобы я положил ее на кровать, и тут же превратилась в очаровательную девушку. Сексапильную, слов нет, и, конечно, голенькую. «А дальше? — спрашивает друг. — Морда-то у тебя почему расцарапана?»
«Дальше пришла жена, — отвечает Ваня. — Я ей все, как тебе, рассказал, но она не поверила…» — Закончив, Лебедев ткнул Синицына пальцем в живот— Анекдот хоть и с бородой, но к месту.
Друзья ржали, как жеребцы. Синицын долго держался, но тоже прыснул.
— Ладно, закрыли тему, и начальству ни слова. Электрик юмора не поймет, — предупредил капитан Конюхова.
— Ну ты чего, Саша? Мы своих не закладываем, — обиделся Гена.
Незаметно перешли от шуточек к делу. Слава не скрыл о своем неустановленном «хвосте» на Воздвиженке, припомнил мальчишек, забредших за ним в подворотню проходного двора родного квартала, не утаил грабежа в электричке, подробно поведал о посещении дачи в Пушкино и наконец описал внешность мужа Ирины Старовцевой. Лебедев покачал головой:
— Ну, отпечатки пальцев мы у него прихватим. Но не верю я, что приличный человек, ученый, схватится за пистолет, начнет стрелять людям в затылок и разбрасывать «Макаровых» возле трупов. Согласен, из ревности мужик убить может.
Но такое убийство по-другому выглядит. И при чем тут Рачевская? С ней же Ирина, надеюсь, не спала?
— Да, это слабое место в версии Старовцева, — согласился Синицын.
— Мне гораздо меньше нравятся мальчишки в подворотне, — задумался Лебедев.
— Если учесть, что подростки при малом росте часто обладают достаточной подготовкой, чтобы забраться на крышу, тут есть над чем подумать. Да и листки с романом у тебя, скорее всего, сперли они. А шоколадка в издательском доме?!
Помнишь, у твоей толстухи Керн в утро убийства исчезла со стола плитка шоколада? Я уж и не говорю о посещении квартиры Каребина. Туда по балконам тоже пацаны могли забраться. Вот бы где порыть, — потер он руки.
— Я не успел рассказать о сообщении Луизы Чихоненко из Израиля, — вспомнил Синицын и, достав из кармана листок с распечаткой электронного письма, протянул его Саше.
Лебедев внимательно прочитал и передал Конюхову.
— Что думаете об этом? — спросил Слава.
— Бьет по твоей цели. Связь с обществами Святослава Стерна прослеживается, — согласился капитан.
Конюхов еще не вник во все тонкости дела и своих суждений пока не высказывал.
— Вот что. Давайте, друзья, с засадой в Гороховском переулке кончать.
Седой мужик со страшным взглядом туда больше не зашел. Если он встретится на наших путях, Синицын его признает. Слишком сильный образ углядел наш руководитель группы в дверной глазок. Теперь о хозяйке. Маша хочет спать в своей квартире с мужчиной, кто возражает? Только мужчину пускай ищет себе сама.
Милиция этого делать не обязана. А пожелает старший лейтенант Синицын продолжить приятное знакомство — его право. Но после завершения следствия.
— Я бы хоть наружное наблюдение в Гороховском оставил. Погром-то там учинили, — не очень твердо возразил старший лейтенант.
— Согласен, — усмехнулся Лебедев и хотел что-то добавить, но, выразительно поглядев на Славу, промолчал. Наружное наблюдение поручили Конюхову. Синицыну капитан посоветовал продолжать разрабатывать линию Стерна и, как тот и собирался, начать с «Общества любителей».
— В университет сразу переться не надо. Если корни уходят туда, стоит покопать вокруг, чтобы голубчиков не спугнуть, — размышлял Саша вслух.
— Можно к вашему огоньку? — всунул в дверь лысоватую голову криминалист Антюков.
— Заходи, если не шутишь, — ответил Лебедев.
— Да у вас одни шутки и есть. Водки не пьете, один, капитан Лебедев покуривает, а остальные, как девки красные, ни тебе вина, ни тебе табачку, — проворчал криминалист. — Даже радовать вас не хочется.
— А есть чем? — насторожился Синицын.
— Пузырь пригоните в мою лабораторию найдем. Не пригоните — сидите без радости.
— Что, скинемся, ребята, с получки? — Капитан обвел глазами свой коллектив.
До прибытия состава на Николасвский вокзал в Москве Глеб Иванович так и не уснул. Поэтому в высоком кабинете Лубянки он выглядел скверно. Глядя на голубые тени под глазами бледного соратника, Феликс Эдмундович приказал подать завтрак в кабинет.
— Тебе, Кузьмич, надо подкрепиться. Ты нездоров?
— Все в порядке, — бодро ответил Бокий и подумал, что и сам Железный Феликс не краше. Обоих революционеров подтачивала чахотка, и оба они старались об этом не говорить.
— Что же, в Минск так в Минск, — получив новое назначение, согласился бывший петроградский председатель. Кофе с бутербродами оказались кстати и Бокий немножко порозовел. — Когда выезжать?
— Отдохни денек, пообщайся с московскими друзьями, переночуй в «Савойе».
Номер тебе забронирован, а завтра курьер доставит новые документы — и в путь, — улыбнулся Феликс Эдмундович.
Петроградец хотел прощаться, но Дзержинский его задержал:
— Не думай, Кузьмич, что надолго расстаемся. Владимир Ильич тут кое-что затевает, и ты очень даже можешь пригодиться. Ты же у нас ученый?
— Нет, доучиться не довелось. Аресты, ссылки и т.д. Сам знаешь.
— Знаю. Все мы недоучки, и даже Ленин, — не без гордости произнес главный чекист. — Не прибедняйся, небось и по-английски говоришь?
— Немного, но без практики язык уходит, — пожаловался Бокий.
— Ничего, понадобится — вспомнишь. Мы с англичанами восточную игру затеваем. Хотим на кон Тибет поставить. Посмотрим, кто кого. Для этого завербовали одного мистика. Стерном звать. Не слыхал о таком?
Глеб Иванович прекрасно знал семью Стернов. В студенчестве он бывал у них на Фонтанке, участвуя в спиритических сеансах.
— Святослава Альфредовича я имел честь знать. Где он теперь?
— Пока в Финляндии, но на днях едет в Стокгольм, потом Берлин. Стерн написал новое учение, вот мы и решили вложить в него капитал и получить своего бога, — подмигнул коллеге Дзержинский.
— Пока не вижу связи с Тибетом, — признался Глеб Иванович.
— Богам нужны вершины. Чем Тибет для этого плох? — наивным тоном переспросил хозяин кабинета.
— Очень интересная мысль. Не поверите, Феликс, сегодня ночью в поезде я думал о Тибете.
— Вот и чудненько. Кончайте в Белоруссии с немцами и подключайтесь к нашей игре. Она только в зачатке. — И железный Феликс протянул Глебу Ивановичу свою влажную ладонь туберкулезника.
* * *
Незаконченный роман Каребина Слава за ночь дочитал. Хотя углубиться в текст, как он это делал раньше, молодому следователю не удалось. Слишком острыми становились события в его профессиональной жизни. Старший лейтенант часто откладывал листки, обходил квартиру и заглядывал в дверной глазок. Но никого там не видел и возвращался к чтению. К трем ночи он текст добил, хоть и читал рассеянно, а поскольку не смог сконцентрировать внимание, последние главы решил просмотреть еще раз позже.Молодой человек улегся на тахту и попытался осмыслить полученную накануне информацию. Как попал магический хрусталь в руки писателя? По словам Старовцевой, Олег Иванович не исключал трагического конца. Недаром он просил приятельницу передать камень в случае своей гибели неизвестному человеку с загадочным именем. Это имя Слава встречал в начале романа. Трудно себе представить, что на свет явился стопятидесятилетний старик, даже если предположить, что на самом деле его не застрелили чекисты, как об этом пишет Каребин.
Затем Синицын вспомнил хозяина дачи. Муж Ирины внешне очень подходил под описание убийцы Рачевской, выданное охранником издательства Гуровичем. Бывший чекист словно видел этого человека, и его версию подкрепило заключение криминалиста Антюкова — люком в «Издательском доме» Рачевской недавно пользовались. Как и предполагал охранник, ловкач пробрался туда по крыше, через вентиляционный люк проник в помещение и тем же путем скрылся. Убийца работал без перчаток и изрядно наследил. Что для профессионального киллера довольно странно. Слава подумал, что такое дилетантское поведение скорее наводит на мысль, что на крыше побывал случайный преступник. Теперь сверить «пальчики»
Старовцева со следами на чердаке труда не составит.
Но зачем старшему научному сотруднику, интеллигентному человеку, стрелять в женщину? Допустим, писателя он мог застрелить из ревности. Ира не скрывала, что у Каребина раньше был с ней роман. Старовцев мог подозревать, что этот роман продолжается , вот и совершил преступление. Подобная версия выглядела не очень убедительно, но человеческие чувства — дело сложное. «Надо завтра поговорить с Лебедевым. И вообще устроить совет всей группы», — подумал Синицын.
Подходя вчера к дому в Гороховском переулке, он заметил Конюхова, который вел наружное наблюдение. Они мигнули друг другу, но общаться с коллегой на улице Слава не стал. Их контакт мог засечь преступник или преступники, если те крутились возле квартиры вдовы. Значит, Конюхова из отпуска отозвали, и теперь группа в полном составе, понял старший лейтенант и связался с Геной по мобильному. Они немного поговорили, и Слава сообщил, что намеревается завтра после обеда созвать группу на совет. Ночью они больше не контачили. Это означало, что и у Конюхова все спокойно.
Сейчас, несмотря на позднее время, Синицын спать не хотел, нервное напряжение молодого следователя не отпускало. Слава лежал в полной темноте и слышал каждый шорох. Поэтому явную возню в замке входной двери он засек сразу.
Старший лейтенант вскочил, вынул пистолет и на цыпочках прокрался в прихожую. Ключ медленно повернулся, и дверь тихо отворилась. Слава не шевелился. Свет с лестничной площадки не давал рассмотреть вошедшего, но очертание фигуры этот свет заметить позволял. В дверях стояла женщина с большим пакетом. Свободной рукой она привычным движением пошарила по стене и нашла выключатель. Лампочка в прихожей осветила Машу Баранову, — Это вы? — выдохнул Слава.
— Здравствуйте, Вячеслав Валерьевич, — поздоровалась Маша, будто они встретились в самой обычной обстановке. На оружие в руках старшего лейтенанта молодая женщина внимания не обратила. Она спокойно закрыла дверь и прошла мимо.
Изумленный Синицын молча проследовал за ней. Маша дошагала до кухни, открыла холодильник и стала выкладывать туда продукты из пакета.
— Я подумала, что запасы продовольствия кончились и вам нечего есть, — пояснила Баранова свои действия. — Хотите, я сварю кофе?
— Спасибо, Маша. Это очень трогательно с вашей стороны. Но на дворе три часа ночи, — продолжая находиться в прострации от ночного визита дамы, возразил следователь.
— Ну и что? Вы же не спите, — резонно возразила Баранова.
— Я не сплю. Но одной женщине бродить по ночам опасно. Зачем вы приехали в такое время?
— Сказать честно? — спросила Маша и посмотрела спокойными голубыми глазами ему в лицо.
— Буду весьма благодарен, — заверил молодой человек.
— Не хочу больше спать одна, — призналась Баранова, от чего Синицын густо покраснел. — Что вы молчите? И уберите, наконец, ваш противный пистолет.
Слава запихнул табельное оружие в кобуру и продолжал молча взирать на молодую вдову, потому что не мог найти слов.
— Вы не подумайте чего-нибудь плохого. Я очень спокойная. Мне просто надо, чтобы со мной кто-нибудь спал… — пояснила Маша.
— Так у вас же мама, —. промямлил Синицын и покраснел еще сильнее.
— Ну что вы, Вячеслав Валерьевич! Мама ведь женщина. Я не могу с ней спать. Мне нужно, чтобы это был мужчина. Вы попейте кофе и ложитесь, а я устроюсь рядом и тихо посплю. А пока садитесь за стол. Не стойте, как каланча.
— Баранова надела передник и принялась хозяйничать.
Синицын впервые находился в столь дурацком положении. Возмущаться или объяснять про невесту казалось глупым. Найти еще какие-нибудь аргументы, чтобы отклонить предложение Маши о совместном сне, Слава не сумел. Он уселся за стол и без слов наблюдал за действиями хозяйки.
Она не спеша нарезала сыр и ветчину, настругала ровными кружками помидоры и поставила на стол чашки с тарелками. Через десять минут ужин был готов. К своему удивлению, молодой человек обнаружил, что изрядно проголодался, и с удовольствием принялся за еду. Маша все делала спокойно и уверенно. Она успевала жевать сама, подливать кофе молодому человеку и подрезать быстро исчезающие ветчину и сыр. Челюсти Славы двигались сами собой, и это движение постепенно чувство неловкости притупило. Кофе Маша сварила отменный и достаточно крепкий. Если Синицын и раньше не мог заснуть, то теперь он был бодр как никогда.
— Еще? — деловито поинтересовалась Баранова, заметив возле Славы опустевшую тарелку.
— Нет, спасибо. Я вполне наелся, — ответил старший лейтенант.
— Тогда ложитесь. Я ополоснусь и приду, — посемейному просто предупредила женщина.
Слава промолчал, вышел из кухни, обошел квартиру и снова заглянул в дверной глазок. Но необходимости в этом уже не было. Свет, горящий на кухне и в прихожей, был хорошо виден с улицы, засада милиции теряла всякий смысл.
"Представляю, как потешается Конюхов, — поежился старший лейтенант.
— Человека сорвали из отпуска для того, чтобы он наблюдал с улицы ужин вдовы со своим коллегой. Пожалуй, смеха в отделе будет не на один месяц".
— Почему вы не ложитесь? — услышал он из спальни.
— Я на дежурстве и не имею права спать, — крикнул Слава.
— Тогда посидите со мной рядом. Вам же все равно где сидеть, — ответила Маша из постели.
На это возразить старшему лейтенанту было нечего. Он взял из ванной текст романа Каребина и направился в спальню к его жене. В главе, которую Слава стал перечитывать, рассказывалось тоже о ночи, только эта ночь была почти сто лет назад.
* * *
Настенные часы в гостиной глухо пробили два часа. Сверчок, стрекотавший за печкой, затих, подождал, когда глухой звон брегета осядет в сумерках спящего дома, и застрекотал снова.Стерн лежал с закрытыми глазами, и трудно было понять, спит он или погружен в мысли. Накануне нищий мыслитель принял драгоценности из портфеля Шульца и лег в кровать богачом, А теперь лежал и мучился угрызениями совести.
Как он посмотрит в глаза русским эмигрантам после того, как продался красным?
Только месяц назад Стерн отослал статью в парижскую газету «Белое дело». В ней он называл большевиков варварами и дикарями, убедительно доказывая, что насильственный эксперимент марксистов по сути — низкая жажда власти выскочек из черни и отщепенцев-неудачников. Сколько благодарных откликов пришло из разных стран Европы! Даже Федор Иванович Шаляпин вызвался пожать ему руку при встрече.
Стерн читал письма знакомых по Петербургу вельмож, профессоров, артистов, и глаза его становились влажными. Как же он мог взять золото, на котором кровь их родных и близких! Выходит, всех этих людей он предал?!
Шульц обещал не впутывать его в политику. Но Стерн не ребенок. Зачем им вкладывать капитал в действительного статского советника? Зачем благодетельствовать его превосходительству, к которому у красных плебеев, кроме ненависти, нет никаких чувств? Святослав Альфредович пытался прогнать злые и обидные мысли, но они накатывались, как морские волны.
Алиса Николасвна приподнялась на локтях и беззвучно посмотрела в лицо мужа. Стерну, почувствовавшему ее взгляд, хотелось сказать жене что-нибудь резкое и обидное, но он сдержался, надеясь, что супруге надоест на него пялиться и она уснет. Однако Алиса Николасвна не ложилась, а продолжала пристально вглядываться в черты мужа.
— Почему вы, мой друг, не спите? — не двигаясь и не открывая глаз, поинтересовался Стерн.
— Я смотрю на вас и думаю, что мне посчастливилось быть вашим современником, мало этого, мне дозволено разделить с вами судьбу. Это такое счастье — сопутствовать вам!
Святослав Альфредович открыл глаза и не без удивления оглядел жену.
— Спасибо, мой друг, я ценю ваше отношение и вашу помощь. Без них я не смог бы решиться на предложение гонца из России.
— Милый, возьми меня. Я хочу, чтобы ты почувствовал, как я тебе принадлежу, — с экзальтированным восторгом воскликнула мадам Стерн и, сбросив с себя ночную рубашку в кружавчиках, прижалась к мужу.
— Алиса Николасвна, вы, видимо, не поняли, какой шаг я совершил и какую неподъемную ношу взвалил на плечи. Мне сейчас не до любви, — холодно отверг Святослав Альфредович порыв супруги.
Она спокойно отодвинулась и деловито поинтересовалась:
— Милый, почему вы грустны?! Это же чудесно. Мы богаты! Теперь вы сможете издавать Книгу миллионными тиражами. О вас наконец узнают страждующие.
— Вы хоть подумали, в какую историю мы вляпались? — поморщился Стерн.
— Мы разбогатели, и мой повелитель сможет закончить свой труд и явить его миру, — натягивая на себя ночную рубашку, тем же деловым тоном ответствовала Алиса Николасвна.
— Аленька, милая, я продал душу дьяволу! — закричал Стерн и вскочил с постели. — Я взял деньги Антихриста. Они пахнут кровью. Алинька, это золото русских людей, ограбленных большевиками.
— Успокойтесь, Святослав Альфредович, и возьмите себя в руки. — Голос мадам Стерн обрел металл. — Деньги не пахнут. Вам подан знак, извольте его услышать, а не распускать нюни, как нашкодившая гимназистка. Вы хотели стать Учителем Мира, так вот вам шанс. — Алиса Николасвна тоже встала с постели и, подойдя к мужу, взяла его за руку. — Ложитесь и спите.
— Да, мой друг, вы, как всегда, правы. Я сейчас успокоюсь и лягу, — послушно произнес Святослав Альфредович.
Жена не ответила. Не выпуская его рук, она опустилась на колени и онемела.
Начался ее удивительный припадок, причину которого ни один врач разгадать не сумел. Стерн поднял жену и понес к постели. Женщина не могла разогнуться.
Супруг усадил ее в той же окаменевшей позе на кровать и закутал одеялом.
Внезапно Алиса Николасвна заговорила. Голос ее изменился до неузнаваемости и будил далекие воспоминания. Это был голос Белой Дамы из замка в Хаапсалу, которую он встретил в детстве. Сразу после свадьбы молодая супруга уже обращалась к нему этим журчащим голосом. Стерн ждал, когда она так заговорит снова. Ждал долго и наконец дождался.
— Ты владеешь камнем владыки, — вещала Белая Дама устами жены. — Но у тебя лишь его половина. Чтобы получить власть над миром, достань второй камень.
Владелец камня рядом, протяни руку — и он твой. Если ради этого придется отдать все сбережения — отдай. Если ради этого придется убить — убей. — Алиса Николасвна замолчала и повалилась на постель. Припадок онемения закончился, ее бил озноб.
— Тебе плохо? — Стерн продолжал кутать жену, стараясь ее согреть.
— Мне холодно. Дай мне водки, — попросила Алиса Николасвна.
— У нас нет водки, милая. Мы давно не покупаем алкоголя, чтобы сохранить деньги, — ответил Святослав Альфредович и вдруг понял, что нищета позади.
Теперь он может покупать все, что видят глаза. Экономить больше не надо.
"Какой же я дурень! Что мне за дело, откуда это золото и кто его принес?
Они думают, что купили меня. Примитивные пигмеи! Их коварная возня — лишь возня муравьев у ног великана. Права Аленька! Сто раз права! Это знак свыше. Если даже кремлевское золото полито кровью, значит, так предначертано. За рождение нового учения людишки должны заплатить дорогую цену. Придет время, и племена, населяющие землю, за мое слово правды будут рады отдать не только золото, но и жизнь", — думал Стерн, покрывая поцелуями лицо, руки и грудь жены. Обняв ее, он ощутил желание. — Аленька, я хочу тебя.
— Иди ко мне, мой повелитель. Я чувствую себя Марией, супругой Господа, — проговорила Алиса Николасвна, и, бледная, но счастливая, со слезами на глазах отдалась мужу.
Под утро Святославу Альфредовичу привиделся странный сон. Он в белом чесучовом костюме на борт у красивого парусного судна. Вокруг необъятное море и небо. Только море и небо, и больше ничего. В волнах резвятся дельфины.
Диковинные летающие рыбы выпрыгивают из пучины и, переливаясь на солнце чешуей, пролетают над палубой. Теплый ветерок приятно ласкает Стерна. Где-то из глубины трюмов доносится тихая нежная музыка. Святослав Альфредович вслушивается и узнает мазурку Шопена. Весь организм пропитывает сладкое чувство покоя и безмятежности. Он стоит на носу парусника один и смотрит вдаль. Внезапно по курсу возникает остров. Земля быстро приближается и растет. Вот уже проявились крыши домов и стены крепости. Стерн разглядывает незнакомый город и замечает башни Кремля. Это Москва, понимает он. Но откуда в Москве море? Тем временем парусник неумолимо приближается к причалу. На пристани веют красные знамена и стоит один человек. Этот человек в военном кителе, но без погон. На голове кепка. Стерн всматривается в усатое лицо незнакомца. Оно изрыто оспинами.
Человек похож на кавказца. Это скорее всего армянин или грузин. Он делает знак рукой, и внезапно раздается барабанная дробь. Под звуки барабана на пристань высыпают красноармейцы с винтовками и выстраиваются в цепь. Они поднимают винтовки и целятся в грудь Стерну.
— Здравствуйте, ваше превосходительство, — говорит встречающий с заметным кавказским акцентом и ласково улыбается. — Добро пожаловать на родину.
Стерн вскрикнул и проснулся. На улице давно рассвело. Святослав Альфредович уселся на постели и, отходя от сновидения, замер. Что бы это все могло означать? К снам он относился очень серьезно. Мистик считал, что к спящему человеку является не бред утомленного дневной работой мозга, а поступают знаки из другого параллельного мира.
— Милый, пора завтракать. Мальчики уже за столом, — довольным тоном позвала жена.
Стерн надел халат и не умываясь отправился на кухоньку. Но там никого не обнаружил. Тогда он не без удивления заглянул в гостиную и понял, что семья устроилась за большим парадным столом, заваленным деликатесами. В центре стола уютно попыхивал самовар. Алиса Николасвна в белом платьице с красной розой, приколотой к груди, выглядела празднично. Волосы хозяйки были зачесаны назад и собраны в высокий пучок. Такую прическу Стерн любил у нее больше всего.
Святослав Альфредович застыл на пороге, размышляя, по какому поводу торжество.
— Сегодня мы будем завтракать устрицами в белом вине, — словно отвечая на его немой вопрос, заявила мадам Стерн.
«Мой друг, откуда у нас деньги?» — хотел спросить Святослав Альфредович, но вспомнил Шульца, его портфель с золотом из Кремля, молча уселся на свое место и, строго по очереди оглядев жену и сыновей, значительно произнес:
— Роскошный завтрак — это хорошо. Но запомните, мои дорогие, — роскошь разрушает душу.
— Это цитата из твоей книги? — рассмеялась Алиса Николасвна. — Дорогой Стерн, что вредно ученикам, то полезно учителю. Завтракайте и не утомляйте нас своими догмами.
Мессия не счел нужным вступать в дискуссию, ловко подцепил устрицу и, выжав на нее лимон, аккуратно отправил в рот. Действительный статский советник Святослав Альфредович Стерн начинал новый этап своей большой жизни.
* * *
Совет следственной группы, которую возглавлял старший лейтенант Вячеслав Валерьевич Синицын, состоялся не после обеда, как он предполагал, а утром в самом начале рабочего дня. Это получилось само сабой. Гена Конюхов тоже закончил свою смену и на «уазике» райотдела подобрал Синицына, когда тот миновал Гороховский переулок. Глаза Гены смеялись вовсю, но при водителе он не стал задавать ему никаких вопросов. Зато когда они оказались в своей комнате, где кроме капитана Лебедева никого не было, Конюхова прорвало:— Ну, блин, Слава, ты даешь!
Лебедев сначала ничего не понял, и старший лейтенант, краснея, поведал ему о своем ночном приключении.
— Ты бы хоть стажера к ней под бочок положил, или ревнуешь? — с трудом проговорил он, держась за живот.
— Маша уже встала и поит студента кофием, — оправдывался Синицын.
— Ты своей невесте Шмелевой о ночном дежурстве расскажи, — посоветовал капитан.
— И расскажу, — мрачно согласился Слава.
— Знаешь анекдот про Царевну-лягушку? — поинтересовался Лебедев.
— Да ну тебя! — отмахнулся Синицын.
— Выкладывай, я не знаю, — потребовал Конюхов.
Капитан уселся на подоконник так, чтобы дым от его сигареты тянуло на улицу, и, как артист перед выходом на сцену, прокашлялся:
— Идет по бульвару молодой, правда женатый, джентльмен по имени Иван с битой исцарапанной рожей и встречает друга. «Что с тобой, Ваня?» — ужасается друг. "И не спрашивай. Все равно не поверишь ", — отвечает Иван. «А ты попробуй», — настаивает друг, и Ваня соглашается: "Иду я по улице и слышу снизу из подворотни тонкий голос: «Иванушка! А, Иванушка!» — Я остановился, нагнулся и увидел мерзкую коричневую жабу. «Возьми меня, Иванушка, на руки и отнеси домой». Не мог же я отказать, раз меня так вежливо просят. Вот я и исполнил ее просьбу. Дома жаба потребовала, чтобы я положил ее на кровать, и тут же превратилась в очаровательную девушку. Сексапильную, слов нет, и, конечно, голенькую. «А дальше? — спрашивает друг. — Морда-то у тебя почему расцарапана?»
«Дальше пришла жена, — отвечает Ваня. — Я ей все, как тебе, рассказал, но она не поверила…» — Закончив, Лебедев ткнул Синицына пальцем в живот— Анекдот хоть и с бородой, но к месту.
Друзья ржали, как жеребцы. Синицын долго держался, но тоже прыснул.
— Ладно, закрыли тему, и начальству ни слова. Электрик юмора не поймет, — предупредил капитан Конюхова.
— Ну ты чего, Саша? Мы своих не закладываем, — обиделся Гена.
Незаметно перешли от шуточек к делу. Слава не скрыл о своем неустановленном «хвосте» на Воздвиженке, припомнил мальчишек, забредших за ним в подворотню проходного двора родного квартала, не утаил грабежа в электричке, подробно поведал о посещении дачи в Пушкино и наконец описал внешность мужа Ирины Старовцевой. Лебедев покачал головой:
— Ну, отпечатки пальцев мы у него прихватим. Но не верю я, что приличный человек, ученый, схватится за пистолет, начнет стрелять людям в затылок и разбрасывать «Макаровых» возле трупов. Согласен, из ревности мужик убить может.
Но такое убийство по-другому выглядит. И при чем тут Рачевская? С ней же Ирина, надеюсь, не спала?
— Да, это слабое место в версии Старовцева, — согласился Синицын.
— Мне гораздо меньше нравятся мальчишки в подворотне, — задумался Лебедев.
— Если учесть, что подростки при малом росте часто обладают достаточной подготовкой, чтобы забраться на крышу, тут есть над чем подумать. Да и листки с романом у тебя, скорее всего, сперли они. А шоколадка в издательском доме?!
Помнишь, у твоей толстухи Керн в утро убийства исчезла со стола плитка шоколада? Я уж и не говорю о посещении квартиры Каребина. Туда по балконам тоже пацаны могли забраться. Вот бы где порыть, — потер он руки.
— Я не успел рассказать о сообщении Луизы Чихоненко из Израиля, — вспомнил Синицын и, достав из кармана листок с распечаткой электронного письма, протянул его Саше.
Лебедев внимательно прочитал и передал Конюхову.
— Что думаете об этом? — спросил Слава.
— Бьет по твоей цели. Связь с обществами Святослава Стерна прослеживается, — согласился капитан.
Конюхов еще не вник во все тонкости дела и своих суждений пока не высказывал.
— Вот что. Давайте, друзья, с засадой в Гороховском переулке кончать.
Седой мужик со страшным взглядом туда больше не зашел. Если он встретится на наших путях, Синицын его признает. Слишком сильный образ углядел наш руководитель группы в дверной глазок. Теперь о хозяйке. Маша хочет спать в своей квартире с мужчиной, кто возражает? Только мужчину пускай ищет себе сама.
Милиция этого делать не обязана. А пожелает старший лейтенант Синицын продолжить приятное знакомство — его право. Но после завершения следствия.
— Я бы хоть наружное наблюдение в Гороховском оставил. Погром-то там учинили, — не очень твердо возразил старший лейтенант.
— Согласен, — усмехнулся Лебедев и хотел что-то добавить, но, выразительно поглядев на Славу, промолчал. Наружное наблюдение поручили Конюхову. Синицыну капитан посоветовал продолжать разрабатывать линию Стерна и, как тот и собирался, начать с «Общества любителей».
— В университет сразу переться не надо. Если корни уходят туда, стоит покопать вокруг, чтобы голубчиков не спугнуть, — размышлял Саша вслух.
— Можно к вашему огоньку? — всунул в дверь лысоватую голову криминалист Антюков.
— Заходи, если не шутишь, — ответил Лебедев.
— Да у вас одни шутки и есть. Водки не пьете, один, капитан Лебедев покуривает, а остальные, как девки красные, ни тебе вина, ни тебе табачку, — проворчал криминалист. — Даже радовать вас не хочется.
— А есть чем? — насторожился Синицын.
— Пузырь пригоните в мою лабораторию найдем. Не пригоните — сидите без радости.
— Что, скинемся, ребята, с получки? — Капитан обвел глазами свой коллектив.