Страница:
— Пока не за что меня поощрять. Следствие еще не закончено, — вместо бурной радости возразил Синицын.
— Ну ты, Славка, и артист! Пальчики у нас. Ребятки в камерах. Чего еще?
Можем направлять дело в суд. Дожми формальности и заканчивай. Выпить нам с тобой, Слава, пора. Ты, говорят, трезвенник, но иногда мужику расслабиться не грех. По себе знаю. Я рад, что в тебе не ошибся. Теперь пойдешь в рост. Есть повод отметить твое выздоровление плюс успешный конец дела. — Грушин довольно потер руки.
— Я, Михаил Прохорович, не пью. И причина вовсе не в моем возрасте, а в убеждениях. Я считаю, что отмечать успехи или заливать горе водкой — признак дикарства. Это туземцы без «огненной воды» не могут, а нам, русским, пора перестать быть дикарями.
— Ну-ну… Может, ты и прав, но мне отвыкать поздновато. Видно, туземцем и в землю зароют, — не без обиды произнес начальник.
— Я вас, Михаил Прохорович, не имел в виду. Вы водку и не пьете. А пиво с воблой — это скорее гастрономическое пристрастие, чем алкогольная зависимость, — постарался смягчить бестактность Слава.
— И на том спасибо. Ты дело кончай, а как отметить, найдем, — закруглился подполковник и быстро покинул комнату.
Синицын снова уселся за стол. Но думать о работе больше не мог. Снова вспомнилось бледное лицо Лены и ее дрожащие от обиды губы. Он тяжело вздохнул, поднял голову и вздрогнул. На стуле, который освободил Соболев, сидел седой мужчина и смотрел на него темными остановившимися глазами.
— Кто вы? Как вы сюда попали? — почему-то очень тихо спросил Синицын.
— Меня здесь нет. Это лишь мой образ. Слава потер глаза. Посетитель не исчез, а заговорил:
— Этот мальчик, Соболев, сделал много зла, но он творит зло, веря, что совершает благородные поступки. Он никого не убивал. Убийцу ищите в тексте романа. Там есть его имя.
Странный посетитель медленно поднялся и пошел к двери.
Как он вышел из нее, Слава не заметил. Он выскочил в коридор, спустился к дежурному, пытаясь понять, как этот человек проник в комнату. Но ни дежурный, никто другой из сотрудников райотдела постороннего седого мужчину не видели.
Старший лейтенант вернулся к себе в кабинет и, как лунатик, уселся за стол. Он еще некоторое время оставался в оцепенении, поэтому от телефонного звонка вздрогнул.
— Вячеслав Валерьевич, — прозвучал в трубке женский голос.
Слава сразу вспомнил его обладательницу.
— Здравствуйте, Ирина Николасвна. Что-нибудь случилось?
— Ничего страшного, ответила Старовцева. — Хотела лишь вам сказать, что Сабсан у меня был и вещицу Каребина забрал. И еще, я договорилась о встрече, о которой вы просили.
— С разведчиком Гришей? обрадовался С лава.
— Да, с ним. В четверг будьте на Кузнецком мосту, возле выставочного зала.
Гриша вас сам найдет. Вашу внешность я ему описала.
— А в какое время? Не весь же четверг мне там околачиваться.
— О времени вам сообщат накануне.
Слава поблагодарил и положил трубку. Затем что-то вспомнил, судорожно порылся в столе, отыскал телефон Старовцевой и теперь сам набрал ее номер.
— Ирина Николасвна, как выглядит Сабсан? Вы можете его описать?
— Сабсан калека. У него нет рук и он слепец, — ответила Старовцева.
Синицын вынул из дела распечатку «Спаситель мира», поскольку свою отдал Соболеву, поехал домой, заперся в комнате и снова открыл роман Олега Ивановича Каребина. Теперь следователь искал в нем имя убийцы.
У Маши Митчел расширились зрачки, и ее маленький, окрашенный в малиновый цвет ротик раскрылся.
— Я его увижу?! — прошептала она со сладострастным ужасом.
— С одним условием, — тоже шепотом ответил Гувер.
— Все что хотите. Только дайте мне на него взглянуть, — воскликнула Митчел, привлекая своим криком внимание окружающих.
Гувер приложил палец к губам.
— Тише. Это тайна. Вы никому не скажете, что узнали об этом от меня.
Можете говорить, что вам явилось откровение свыше, а меня не упоминайте.
— Умоляю, покажите мне его… Клянусь кровью дочери, никто не услышит вашего имени из моих уст.
— Я вам обещаю — вы увидите его первой, — тем же значительным тоном заверил собеседник.
Чернокожая официантка в белоснежном переднике поднесла бокалы с коктейлями и выжидающе замерла. Гувер взял в руку бокал, подождал, пока Маша последует его примеру, и, чокнувшись с ней, сказал еле слышно:
— За его приход.
Митчел выпила до дна и уронила бокал. С женщиной началась истерика. Гувер быстро прошагал в дальний угол гостиной, украшенный огромной пальмой, и присоединился к трем молодым людям, оживленно обсуждающим последнюю бейсбольную победу команды из Мичигана. Выигрыш парней с Севера стал сенсацией, и о нем много говорили. Сомерест с ходу вступил в беседу, краем глаза наблюдая из-за пальмы за суматохой, возникшей вокруг Митчел. Несколько дам взяли Машу под руки и вывели из гостиной. Через несколько минут дамы вернулись, но уже без нее.
Сомерест с удовлетворением отметил, что они переходят от одной группки гостей к другой и что-то сообщают. Гувер знал только одну из трех дам — жену владельца сети автоматических прачечных Регину Стивенсон. Она сегодня и принимала гостей по поводу открытия очередной прачечной мужа с диковинными автоматическими стиральными машинами. Госпожа Стивенсон перемещалась в его сторону. Сомерест кивнул молодым людям, продолжающим горячо обсуждать игру мичиганцев, и медленно зашагал навстречу Регине.
— Рад вас видеть, мадам Стивенсон. Чем вы так взволнованы? Ведь сегодня ваш праздник…
— Не поверите! Маша Митчел знает, что к нам идет второй Спаситель, — ответила супруга владельца прачечного комплекса.
— Наверное, нанюхалась кокаина. Не секрет, что Маша экстравагантна. Вы приняли ее слова всерьез? — полюбопытствовал Гувер и побрел дальше, как бы вовсе не интересуясь ответом.
Госпожа Стивенсон догнала его и схватила за воротник смокинга.
— Напрасно вы, Сомерест, так говорите. Маша ясновидящая, и кокаин тут не при чем. На прошлой неделе она предсказала трехпроцентный подъем акций электрической компании. Кто наутро побежал эту информацию использовать, стал богатым человеком. Маша не ошиблась.
— Бывают в жизни любопытные совпадения, — спокойно возразил Гувер. Он прекрасно знал, что Митчел имела интимную связь с одним из директоров компании, и догадывался — информацию о повышении курса акций она получила в постели.
— Вот вы где, мой дорогой! — Лионет Тоун возникла словно из-под земли и, взяв Гувера под руку, оскалилась ослепительной улыбкой Регине. — О чем вы спорите с моим другом?
Слово «моим» Бобо немного выделила, словно предупреждая Регину, что Гувер принадлежит ей.
— Мадам Стивенсон утверждает, что Маша Митчел предсказала второй приход Мессии. Она уверена, что Спаситель мира уже в пути. Я позволил себе усомниться.
Вот и весь спор, моя дорогая, — небрежно пояснил Гувер.
— Ваш друг черствый натуралист. Я верю Митчел. Маша не раз предсказывала события, и они сбывались, — настаивала Регина.
— Боюсь, что даже если Мессия и заявится к нам на самом деле, этого никто не заметит, — усмехнулась госпожа Тоун. — А если даже и заметят, все столь заняты биржевыми сводками, что отвлекать себя на такие пустяки не станут.
— Я с тобой согласен, моя дорогая. Человечество в наше время скопило столько грехов, что ни один спаситель не в состоянии искупить их своей кровью.
Крови не хватит, — поддержал подругу Гувер.
— Как вы можете так кощунствовать?! возмутилась Регина.
— Подумай сама, дорогуша, еще один спаситель на кресте… После газовых атак на германском фронте, когда в страшных муках гибли десятки тысяч, кого тронет его жертва? — спросила Бобо и поправила колечки своей прически.
— Вы оба несносные циники, — вздохнула госпожа Стивенсон и пошла делиться новостью дальше.
— Ты останешься? Говорят, что сюда на десерт заявится знаменитый индусский фокусник. Потом мы могли бы поехать ко мне, и я соорудила бы твой любимый коктейль, — продолжая улыбаться, проговорила Бобо, когда они остались вдвоем.
Но Гувер смотреть фокусы не собирался, да и любимый коктейль его не слишком привлекал. Он знал, чем это обычно кончается. Сославшись на запланированную заранее встречу с комментатором Стивом Форестом, Сомерест поцеловал запястье своей подруги и, ощутив от ее кожи привкус лекарства, быстро покинул гостиную особняка Регины Стивенсон.
Усаживаясь за руль своего «Бентли», Гувер взглянул на часы. Стрелки показывали без пяти десять, и он газанул с места. Форест хоть и не принадлежал к числу богатеньких нью-йоркских денди, но опаздывать на встречу с ним было рискованно. Радиобуи охватил Америку. Передачи слушали целыми семьями, собираясь у приемников после работы. Поэтому популярность ведущих радиокомментаторов была необычайно велика. Не удивительно, что Стив Форест свое время ценил.
Дорога до клуба «Грин-хауз», который находился здесь же на Манхэттене, заняла всего двадцать минут. Гувер ехал не спеша, даже притормозил у новенького небоскреба в тридцать один этаж, который он успел прикупить для Стерна, и все равно прибыл на место за пять минут до назначенного времени.
Форест был уже в клубе, и его окружали несколько мужчин из числа завсегдатаев. Гувер не знал их по именам, но со всеми всегда здоровался. Стив заметил приход бывшего лондонца и посмотрел на часы.
— Да, Форест, ты еще пять минут имеешь право не видеть меня в упор, — словно отвечая на мысль радиокомментатора, вместо приветствия бросил вошедший.
Форест усмехнулся, но оставил компанию и подсел к Гуверу.
— Выпьешь что-нибудь? — спросил Сомерест.
— Четверть стакана водки, — ответил Стив и добавил:
— Без содовой.
Гувер заказал водки и, пока ее не принесли, говорил о пустяках. Форест его не торопил, поскольку понимал, что богач Гувер зря беспокоить не будет. Ради этой встречи Стив не поехал за город к своей новой подружке. Манекенщицу Мэрлин Рууд он зацепил недавно, и отложить свидание с девчонкой Форесту стоило некоторых усилий.
— Сколько ты бы взял за интервью с дурой? — поинтересовался Гувер, дождавшись, когда радиокомментатор залпом осушит свой стакан.
— Хороший вопрос, — усмехнулся Стив, закусывая выпивку маслинкой.
— Надеюсь на хороший ответ. — Сомерест себе алкоголя не заказал, а тянул минеральную. — Сие зависит, насколько она дура и что я должен с ней обсуждать. — Стив перестал лыбиться и воткнул острую палочку в следующую маслинку.
— Даму зовут Маша Митчел. Сегодня на презентации очередной автоматической прачечной в особняке Стивенсонов, она утверждала, что к нам идет новый Спаситель. Мне бы хотелось, что бы ты дал ей на эту тему высказаться, — предложил Сомерест.
— Маша Митчел… — задумчиво повторил Стив и наморщил лоб. — Это не та ли идиотка, которая предсказала трехпроцентное повышение акций электрической компании?
— Именно она, — кивнул бывший лондонец и взял со стола сигару. — Но тогда ее предсказание попало в точку. Выходит, не такая уж она и идиотка…
— Ты же прекрасно знаешь, откуда она это взяла, — подмигнул комментатор.
— Личная жизнь Маши меня волнует мало, — уклонился Сомерест.
Стив не настаивал. Они друг друга прекрасно понимали.
— Хочешь, чтобы американцы поверили ее бреду, или я должен сотворить из госпожи Митчел мокрое место?
— Я хочу, чтобы ты в эфире довел ее до истерики. Это вовсе не сложно. И Маша в трансе призовет всех к ожиданию Спасителя, — пояснил заказчик.
Радиокомментатор задумался. Гувер его не торопил. Наконец Стив внимательно поглядел в глаза собеседника.
— Если это разовая хохма, то я возьму за интервью пятьсот долларов. Если же это начало какой-то большой игры, меньше чем за тысячу делать из себя дурака не стану.
— Сто тысяч и по рукам, — подмигнул Сомерест.
— Я не ослышался? Значит, это не разовая хохма? — сделал вывод Стив и попросил еще водки.
— Я не хочу, чтобы кто-то знал о моем участии, — подзывая официанта, предупредил Гувер. Форест утвердительно кивнул.
— Я не трепач, но сто тысяч за одно интервью с истеричкой не платят… За такие деньги в моем деле мотаются не один год.
Сомерест полез в карман и достал вчетверо сложенный листок. Форест добыл из пиджака очки и углубился в чтение. Лакей поставил перед ним стакан водки, но радиокомментатор к ней не прикоснулся.
— Тут все, кроме имени. Не себя ли господин Гувер хочет превратить в господа бога? — откладывая бумажку, поинтересовался Стив.
— Нет, такая ноша мне не по плечу. Его зовут Святослав Стерн. Он эмигрант из России, — ответил Сомерест, убирая листок обратно в карман.
— И откуда он к нам заявится? Надеюсь, не из Кремля? — Форест наконец заметил водку, поднял стакан, посмотрел на прозрачную жидкость, но пить не стал. Странное предложение Гувера его обеспокоило, и он желал иметь трезвую голову.
— Приплывет по океану из Европы. Твоя задача, чтобы его встречали не менее десяти тысяч Нью-Йоркцев. Можешь набирать любую команду. Количеством сотрудников я тебя не ограничиваю. Так же, как и средствами на кампанию. Сто тысяч — твой личный гонорар. Остальные расходы — мое дело.
— Все это дурно пахнет, — поморщился Стив. — Мне надо подумать.
— Двести тысяч, — откликнулся Гувер.
— Пожалуй, я пойду ополосну лицо холодной водой. Что-то стало жарковато, — сказал Стив и встал из-за стола.
Гувер кивнул лакею и, заказав себе водки, запалил сигару. Когда водку принесли, он взял салфетку с вензелем клуба, подвинул ею стакан Стива и, бросив в него маленькую таблетку, размешал палочкой для маслин. Затем так же, при помощи салфетки, вернул стакан на место, после чего, попыхивая сигарой, уставился на дверь. Форест вернулся минут через пять, лицо его было бледным:
— Гувер, мне очень лестно, что ты выбрал меня для твоего бизнеса. Таких денег, как ты предлагаешь, я не видел даже во сне. Но я не могу принять твое предложение.
— Почему не можешь? — наивно удивился Сомерест.
— Имя можно запачкать один раз, и никакая автоматическая прачечная Стивенсонов его не отмоет. А для меня имя — это возможность заниматься любимым делом.
— Очень жаль, Стив. Давай выпьем водки и будем считать, что этого разговора между нами не было.
— Ты не обиделся? — облегченно вздохнул комментатор. — Поверь, я к тебе отношусь с симпатией, но бизнес на душах мне не нравится.
— Конечно, не обиделся. И в подтверждение позволь поднять стакан водки, который я специально для этого заказал, за твои дальнейшие успехи, — улыбнулся Сомерест, и они оба залпом выпили.
Пожимая на прощание Стиву руку, Гувер отметил, что она влажная. Он пересек зал, возле дверей обернулся к Форесту, который успел вернуться к компании завсегдатаев клуба, и громко крикнул:
— Стив, ты неважно выглядишь. Советую не засиживаться, а отправляться домой и хорошенько выспаться.
Сам Гувер именно так и поступил. Но перед тем как лечь, он позвонил Шиме Грохману и поручил ему рекламную кампанию Стерна. Шиме можно было дать пять тысяч долларов, и он за них сделает все что угодно. Конечно, Грохман не Форест, и имя у него немного попачкано, но зато он назойливый, как муха, и там, где другой стукнет два раза, Шима будет долбить сто. Покончив с этим, Гувер принял ванну с экстрактом мангового дерева и спокойно уснул.
В восемь утра его разбудил Гарри. Негр вошел в спальню с телефонным аппаратом в руке.
— Госпожа Тоун, — виновато доложил он.
— Почему так рано? Что-нибудь случилось, Бобо? — сонным голосом поинтересовался Сомерест у своей подруги.
— Ужасная новость. Пришла телеграмма из Лондона. Пишут, что у меня исчез брат. Я взяла две каюты на «Джорже Вашингтоне». Он отплывает в полдень. Очень надеюсь, что и ты поплывешь со мной. Одной мне в Лондоне страшно.
Сомерест выдержал значительную паузу. Он давно ждал этого сообщения и думал, как с меньшим подозрением увязаться в Лондон с Бобо, а тут она сама так славно все сделала. Но выказывать свои чувства красный агент не стал, а лишь сухо согласился:
— Хорошо, дорогая.
— Это очень нарушит твои планы? — забеспокоилась Лионет.
— Естественно, что в трудную минуту я должен быть рядом, — с пафосом ответил кавалер.
— Я тебе так благодарна! Ты попросишь Гарри заехать за мной? Кэт не поднимет чемодан с вещами. Я же не знаю, какие церемонии нам предстоят, и беру одежду на все случаи, включая траур…
— Конечно, дорогая. Гарри в твоем распоряжении. Сейчас я его к тебе и отошлю, — продолжал разыгрывать любящего друга Гувер.
— Как мило с твоей стороны. Так до встречи на пароходе, — проворковала Бобо. — Кстати, ты говорил вчера, что едешь беседовать со Стивом Форестом. Все утренние газеты сообщают о его скоропостижной смерти.
— Я заметил, что он неважно выглядит. Кажется, даже посоветовал ему поехать домой и выспаться, — зевнув, ответил Гувер и, попрощавшись с мадам Тоун, надел халат и отправился на кухню.
Овсянка, с которой он по лондонской привычке начинал день, уже стояла на столе. Сомерет не торопясь принялся за кашу. В отличие от многих, кто ест овсянку исключительно как лекарство, Гувер ее любил, но не любил, когда ему мешали завтракать. Поэтому на своего слугу, когда тот осмелился заглянуть в столовую, посмотрел сердито.
— Сэр, вас спрашивают какие-то люди. Кажется, из полиции и… — но договорить Гарри не успел.
Двое крепких мужиков в одинаковых плащах и шляпах отпихнули чернокожего и, подскочив к Гуверу, защелкнули наручники на его запястьях.
— Порядок, — удовлетворенно рявкнул один из копов, что был постарше.
— В чем дело? — возмутился любитель овсянки.
— Вы обвиняетесь в убийстве радиокомментатора и в шпионаже в пользу красной России, — радостно произнес тот, что был помоложе.
— Можно я доем? — спокойно попросил Гувер.
— Доешь, но в наручниках, — ухмыльнулся старший.
Гувер поблагодарил и принялся не спеша, ложку за ложкой, отправлять в рот кашу. Сообразив, что, глядя на его трапезу, копы расслабились от умиления, он внезапно рванул к раскрытому окну и прыгнул.
— Какой это этаж? — спросил молодой коп у напарника, заглядывая вниз.
— Тринадцатый.
— Несчастливое число, — многозначительно изрек молодой коп.
Старший коп не возражал.
Он встал, подошел к зеркалу, долго и внимательно разглядывал отражение. Но особых перемен в своей внешности не отметил. Глаза не бегали, глюки, если не считать странного появления седого мужчины в кабинете, его не беспокоили.
Молодой человек выглядел лишь несколько бледнее обычного. Но недавнее ранение, размолвка с Леной и работа эту бледность объясняли.
Тревогу у старшего лейтенанта вызывали чудеса, происходившие с ним в последнее время. В романе Каребина описывались мистические вещи. Хоть книга Олега Ивановича и называлась историческим романом, все же это была художественная литература, а значит, авторская фантазия имела право на существование. Все места, в которых Каребин описывал необъяснимые таинственные явления, старший лейтенант к ней и относил. Но приход седого мужчины и его слова, что имя убийцы надо искать в романе, ему не приснились. "Меня здесь нет.
Только мой образ", — вспомнил он заявление этого типа. Синицын видел седого уже в третий раз. Первый в дверном глазке квартиры вдовы, второй — в окне пельменной, и вот сегодня. Если первую встречу еще можно с натяжкой назвать случайной, то две других никак.
После пельменной Седой загнал его в театр. Слава в этот день туда не собирался. В театре от бухгалтерши он узнал о сборище стерновцев пятого июня.
Застрелили писателя через неделю после него. А сборище происходило по случаю приезда внука Стерна Сергея Юльевича. Уж не он ли заказал Каребина и Рачевскую?
Если предположить, что пьесу прикарманил в театре Абакин, как скорее всего и было, то он вполне мог поделиться с почетным председателем своими опасениями.
Да, в театр Слава попал не по своей воле. Седой человек явно шел с ним на контакт. Но чего он добивается и какую роль играет в деле, Синицын пока уяснить не смог. Устав от умозаключений, к четырем ночи молодой человек наконец уснул.
В девять утра его разбудила мама.
— Пусик, у нас опять Маша, — сказала Вера Сергеевна каким-то обреченным тоном. Так говорят, когда соседи с верхнего этажа заливают квартиру в очередной раз.
Слава тер глаза и ничего не понимал. Посмотрев на часы, он только сообразил, что опаздывает на работу.
— У нас опять Маша, — повторила Вера Сергеевна.
Первое чувство, которое охватило Синицына спросонья, была ярость.
— Я не хочу ее видеть, мам, — застонал он.
— Она принесла сыр, сливки, кекс и собирается с нами завтракать, — вздохнула Вера Сергеевна.
— Гони ее в шею.
— Ну Пусик, как можно прогнать человека? Ведь у нее убили мужа, — развела руками мама. — И потом, ты же с ней провел ночь…
— Ладно, я пошел умываться.
Маша Баранова в легком ситцевом платьице ценой не меньше двухсот долларов, с новой короткой стрижкой и при жемчужных бусиках выглядела «простенько, но со вкусом». При виде Славы она виновато улыбнулась:
— Очень не люблю завтракать одна… А у вас так уютно.
— Я уже знаю, что ты не любишь одна спать, теперь выясняется, что и завтракать тоже, что еще ты не любишь делать одна? — мрачно поинтересовался Слава, усаживаясь за стол.
— Ты сердишься? Ну прости. Я знаю, что тебя ранили, и очень переживала. Не пришла в больницу потому, что Вера Сергеевна мне сказала про Лену. Я тебе даже пирог испекла… Пришлось съесть самой.
— Маша, объясни, что происходит? Мы знакомы по делу убийства твоего мужа.
Частным образом видеться с тобой до конца следствия я не имею права. Что тебе от меня надо? — не выдержал Синицын.
— Слава, но я же осталась одна…
— Может, мне лучше уйти? Вы сами объяснитесь? — Вера Сергеевна почувствовала себя лишней при этом разговоре.
— Ну что ты, мам? И не о чем нам объясняться. Я сказал тебе, что провел ночь с этой девушкой, но ты меня не так поняла. Между нами ничего не было. Маша попросила, чтобы я посидел рядом на постели, потому что ей страшно. Я и посидел. Вот и все дела.
— Господи, старая я дура! — всплеснула руками Вера Сергеевна. — Вот беда!
Машенька, у нас горе. Лена из-за тебя оставила Славу, — и женщина рассказала Маше о размолвке сына с невестой.
— Я лучше уйду. — Маша отодвинула чашку и собралась подняться.
— Нет уж, пришла завтракать, ешь свой сыр. Нечего тут обиды разводить, — приказным тоном остановил Слава гостью.
Маша послушно подвинула чашку назад.
— Хорошо, если ты просишь…
— Прошу, прошу, — пробурчал Синицын, быстро разделался с кофе, оставил дам и побежал на работу.
Проходя в свою комнату, он заметил сидящего в коридоре мужчину. Старшего лейтенанта поразила нездоровая бледность этого человека и его полный тоски взгляд. «Странный субъект», — подумал он и поспешил к себе. Слава боялся, что коллеги разойдутся, и он не сможет с ними посоветоваться. Но Лебедев с Геной ждали его и тоже пили кофе.
— Помирился? — вместо приветствия спросил Саша. Синицын промолчал. — Значит, нет, — заключил капитан.
— Давайте о деле, — попросил Слава.
— О деле потом. Там в коридоре тебя ждет отец Соболева. Придется его принять. На мужике лица нет. Мы пока погуляем, а ты уж поговори с ним. — И Лебедев с Конюховым быстро ретировались.
— Вы слишком молоды и, наверное, меня не поймете, — начал отец обвиняемого с порога.
— Вы присаживайтесь. Из дела я знаю отчество сына, вас зовут Алексеем, а вот вашего отчества я не имею. Давайте знакомиться.
— Алексей Владимирович Соболев, протянул руку отец Павла.
— Вячеслав Валерьевич Синицын, следователь райотдела. — Слава пожал протянутую руку и подумал, что дежурная фраза «очень приятно» сейчас вряд ли уместна. Очевидно, Соболев подумал о том же, и мужчины, поняв друг друга, переглянулись.
Эта мелочь сразу сняла служебную броню с Синицына и подала посетителю надежду на человеческое отношение следователя.
— Я вчера вернулся из командировки и узнал эту страшную новость от сестры.
— Вам же дали телеграмму. Почему вы не приехали раньше? — спросил Слава, скорее чтобы не молчать. Боль этого человека словно передавалась ему, и начинать разговор с ним ему было тягостно.
— Телеграмму я получил только на материке. Я вулканолог. На острове, где мы работаем, со связью постоянные проблемы. На день залетел попутным вертолетом во Владивосток и там нашел телеграмму. Это было позавчера. Теперь — не старая добрая империя, добраться до столицы не так-то просто. Мне еще повезло… — Соболев говорил глухо, и при слове «повезло» краешками губ виновато улыбнулся.
— Честно говоря, не поверил…
— Я вас понимаю. В такое поверить трудно. Но улик очень много. Ваш сын наследил пальчиками и в «Издательском доме», где застрелили Светлану Михайловну Рачевскую, и на квартире писателя. В том, что Павел был там, он и не отрицает.
— Ну ты, Славка, и артист! Пальчики у нас. Ребятки в камерах. Чего еще?
Можем направлять дело в суд. Дожми формальности и заканчивай. Выпить нам с тобой, Слава, пора. Ты, говорят, трезвенник, но иногда мужику расслабиться не грех. По себе знаю. Я рад, что в тебе не ошибся. Теперь пойдешь в рост. Есть повод отметить твое выздоровление плюс успешный конец дела. — Грушин довольно потер руки.
— Я, Михаил Прохорович, не пью. И причина вовсе не в моем возрасте, а в убеждениях. Я считаю, что отмечать успехи или заливать горе водкой — признак дикарства. Это туземцы без «огненной воды» не могут, а нам, русским, пора перестать быть дикарями.
— Ну-ну… Может, ты и прав, но мне отвыкать поздновато. Видно, туземцем и в землю зароют, — не без обиды произнес начальник.
— Я вас, Михаил Прохорович, не имел в виду. Вы водку и не пьете. А пиво с воблой — это скорее гастрономическое пристрастие, чем алкогольная зависимость, — постарался смягчить бестактность Слава.
— И на том спасибо. Ты дело кончай, а как отметить, найдем, — закруглился подполковник и быстро покинул комнату.
Синицын снова уселся за стол. Но думать о работе больше не мог. Снова вспомнилось бледное лицо Лены и ее дрожащие от обиды губы. Он тяжело вздохнул, поднял голову и вздрогнул. На стуле, который освободил Соболев, сидел седой мужчина и смотрел на него темными остановившимися глазами.
— Кто вы? Как вы сюда попали? — почему-то очень тихо спросил Синицын.
— Меня здесь нет. Это лишь мой образ. Слава потер глаза. Посетитель не исчез, а заговорил:
— Этот мальчик, Соболев, сделал много зла, но он творит зло, веря, что совершает благородные поступки. Он никого не убивал. Убийцу ищите в тексте романа. Там есть его имя.
Странный посетитель медленно поднялся и пошел к двери.
Как он вышел из нее, Слава не заметил. Он выскочил в коридор, спустился к дежурному, пытаясь понять, как этот человек проник в комнату. Но ни дежурный, никто другой из сотрудников райотдела постороннего седого мужчину не видели.
Старший лейтенант вернулся к себе в кабинет и, как лунатик, уселся за стол. Он еще некоторое время оставался в оцепенении, поэтому от телефонного звонка вздрогнул.
— Вячеслав Валерьевич, — прозвучал в трубке женский голос.
Слава сразу вспомнил его обладательницу.
— Здравствуйте, Ирина Николасвна. Что-нибудь случилось?
— Ничего страшного, ответила Старовцева. — Хотела лишь вам сказать, что Сабсан у меня был и вещицу Каребина забрал. И еще, я договорилась о встрече, о которой вы просили.
— С разведчиком Гришей? обрадовался С лава.
— Да, с ним. В четверг будьте на Кузнецком мосту, возле выставочного зала.
Гриша вас сам найдет. Вашу внешность я ему описала.
— А в какое время? Не весь же четверг мне там околачиваться.
— О времени вам сообщат накануне.
Слава поблагодарил и положил трубку. Затем что-то вспомнил, судорожно порылся в столе, отыскал телефон Старовцевой и теперь сам набрал ее номер.
— Ирина Николасвна, как выглядит Сабсан? Вы можете его описать?
— Сабсан калека. У него нет рук и он слепец, — ответила Старовцева.
Синицын вынул из дела распечатку «Спаситель мира», поскольку свою отдал Соболеву, поехал домой, заперся в комнате и снова открыл роман Олега Ивановича Каребина. Теперь следователь искал в нем имя убийцы.
* * *
— Он пришел. Он уже в пути, — многозначительно произнес Гувер и взглянул на небо.У Маши Митчел расширились зрачки, и ее маленький, окрашенный в малиновый цвет ротик раскрылся.
— Я его увижу?! — прошептала она со сладострастным ужасом.
— С одним условием, — тоже шепотом ответил Гувер.
— Все что хотите. Только дайте мне на него взглянуть, — воскликнула Митчел, привлекая своим криком внимание окружающих.
Гувер приложил палец к губам.
— Тише. Это тайна. Вы никому не скажете, что узнали об этом от меня.
Можете говорить, что вам явилось откровение свыше, а меня не упоминайте.
— Умоляю, покажите мне его… Клянусь кровью дочери, никто не услышит вашего имени из моих уст.
— Я вам обещаю — вы увидите его первой, — тем же значительным тоном заверил собеседник.
Чернокожая официантка в белоснежном переднике поднесла бокалы с коктейлями и выжидающе замерла. Гувер взял в руку бокал, подождал, пока Маша последует его примеру, и, чокнувшись с ней, сказал еле слышно:
— За его приход.
Митчел выпила до дна и уронила бокал. С женщиной началась истерика. Гувер быстро прошагал в дальний угол гостиной, украшенный огромной пальмой, и присоединился к трем молодым людям, оживленно обсуждающим последнюю бейсбольную победу команды из Мичигана. Выигрыш парней с Севера стал сенсацией, и о нем много говорили. Сомерест с ходу вступил в беседу, краем глаза наблюдая из-за пальмы за суматохой, возникшей вокруг Митчел. Несколько дам взяли Машу под руки и вывели из гостиной. Через несколько минут дамы вернулись, но уже без нее.
Сомерест с удовлетворением отметил, что они переходят от одной группки гостей к другой и что-то сообщают. Гувер знал только одну из трех дам — жену владельца сети автоматических прачечных Регину Стивенсон. Она сегодня и принимала гостей по поводу открытия очередной прачечной мужа с диковинными автоматическими стиральными машинами. Госпожа Стивенсон перемещалась в его сторону. Сомерест кивнул молодым людям, продолжающим горячо обсуждать игру мичиганцев, и медленно зашагал навстречу Регине.
— Рад вас видеть, мадам Стивенсон. Чем вы так взволнованы? Ведь сегодня ваш праздник…
— Не поверите! Маша Митчел знает, что к нам идет второй Спаситель, — ответила супруга владельца прачечного комплекса.
— Наверное, нанюхалась кокаина. Не секрет, что Маша экстравагантна. Вы приняли ее слова всерьез? — полюбопытствовал Гувер и побрел дальше, как бы вовсе не интересуясь ответом.
Госпожа Стивенсон догнала его и схватила за воротник смокинга.
— Напрасно вы, Сомерест, так говорите. Маша ясновидящая, и кокаин тут не при чем. На прошлой неделе она предсказала трехпроцентный подъем акций электрической компании. Кто наутро побежал эту информацию использовать, стал богатым человеком. Маша не ошиблась.
— Бывают в жизни любопытные совпадения, — спокойно возразил Гувер. Он прекрасно знал, что Митчел имела интимную связь с одним из директоров компании, и догадывался — информацию о повышении курса акций она получила в постели.
— Вот вы где, мой дорогой! — Лионет Тоун возникла словно из-под земли и, взяв Гувера под руку, оскалилась ослепительной улыбкой Регине. — О чем вы спорите с моим другом?
Слово «моим» Бобо немного выделила, словно предупреждая Регину, что Гувер принадлежит ей.
— Мадам Стивенсон утверждает, что Маша Митчел предсказала второй приход Мессии. Она уверена, что Спаситель мира уже в пути. Я позволил себе усомниться.
Вот и весь спор, моя дорогая, — небрежно пояснил Гувер.
— Ваш друг черствый натуралист. Я верю Митчел. Маша не раз предсказывала события, и они сбывались, — настаивала Регина.
— Боюсь, что даже если Мессия и заявится к нам на самом деле, этого никто не заметит, — усмехнулась госпожа Тоун. — А если даже и заметят, все столь заняты биржевыми сводками, что отвлекать себя на такие пустяки не станут.
— Я с тобой согласен, моя дорогая. Человечество в наше время скопило столько грехов, что ни один спаситель не в состоянии искупить их своей кровью.
Крови не хватит, — поддержал подругу Гувер.
— Как вы можете так кощунствовать?! возмутилась Регина.
— Подумай сама, дорогуша, еще один спаситель на кресте… После газовых атак на германском фронте, когда в страшных муках гибли десятки тысяч, кого тронет его жертва? — спросила Бобо и поправила колечки своей прически.
— Вы оба несносные циники, — вздохнула госпожа Стивенсон и пошла делиться новостью дальше.
— Ты останешься? Говорят, что сюда на десерт заявится знаменитый индусский фокусник. Потом мы могли бы поехать ко мне, и я соорудила бы твой любимый коктейль, — продолжая улыбаться, проговорила Бобо, когда они остались вдвоем.
Но Гувер смотреть фокусы не собирался, да и любимый коктейль его не слишком привлекал. Он знал, чем это обычно кончается. Сославшись на запланированную заранее встречу с комментатором Стивом Форестом, Сомерест поцеловал запястье своей подруги и, ощутив от ее кожи привкус лекарства, быстро покинул гостиную особняка Регины Стивенсон.
Усаживаясь за руль своего «Бентли», Гувер взглянул на часы. Стрелки показывали без пяти десять, и он газанул с места. Форест хоть и не принадлежал к числу богатеньких нью-йоркских денди, но опаздывать на встречу с ним было рискованно. Радиобуи охватил Америку. Передачи слушали целыми семьями, собираясь у приемников после работы. Поэтому популярность ведущих радиокомментаторов была необычайно велика. Не удивительно, что Стив Форест свое время ценил.
Дорога до клуба «Грин-хауз», который находился здесь же на Манхэттене, заняла всего двадцать минут. Гувер ехал не спеша, даже притормозил у новенького небоскреба в тридцать один этаж, который он успел прикупить для Стерна, и все равно прибыл на место за пять минут до назначенного времени.
Форест был уже в клубе, и его окружали несколько мужчин из числа завсегдатаев. Гувер не знал их по именам, но со всеми всегда здоровался. Стив заметил приход бывшего лондонца и посмотрел на часы.
— Да, Форест, ты еще пять минут имеешь право не видеть меня в упор, — словно отвечая на мысль радиокомментатора, вместо приветствия бросил вошедший.
Форест усмехнулся, но оставил компанию и подсел к Гуверу.
— Выпьешь что-нибудь? — спросил Сомерест.
— Четверть стакана водки, — ответил Стив и добавил:
— Без содовой.
Гувер заказал водки и, пока ее не принесли, говорил о пустяках. Форест его не торопил, поскольку понимал, что богач Гувер зря беспокоить не будет. Ради этой встречи Стив не поехал за город к своей новой подружке. Манекенщицу Мэрлин Рууд он зацепил недавно, и отложить свидание с девчонкой Форесту стоило некоторых усилий.
— Сколько ты бы взял за интервью с дурой? — поинтересовался Гувер, дождавшись, когда радиокомментатор залпом осушит свой стакан.
— Хороший вопрос, — усмехнулся Стив, закусывая выпивку маслинкой.
— Надеюсь на хороший ответ. — Сомерест себе алкоголя не заказал, а тянул минеральную. — Сие зависит, насколько она дура и что я должен с ней обсуждать. — Стив перестал лыбиться и воткнул острую палочку в следующую маслинку.
— Даму зовут Маша Митчел. Сегодня на презентации очередной автоматической прачечной в особняке Стивенсонов, она утверждала, что к нам идет новый Спаситель. Мне бы хотелось, что бы ты дал ей на эту тему высказаться, — предложил Сомерест.
— Маша Митчел… — задумчиво повторил Стив и наморщил лоб. — Это не та ли идиотка, которая предсказала трехпроцентное повышение акций электрической компании?
— Именно она, — кивнул бывший лондонец и взял со стола сигару. — Но тогда ее предсказание попало в точку. Выходит, не такая уж она и идиотка…
— Ты же прекрасно знаешь, откуда она это взяла, — подмигнул комментатор.
— Личная жизнь Маши меня волнует мало, — уклонился Сомерест.
Стив не настаивал. Они друг друга прекрасно понимали.
— Хочешь, чтобы американцы поверили ее бреду, или я должен сотворить из госпожи Митчел мокрое место?
— Я хочу, чтобы ты в эфире довел ее до истерики. Это вовсе не сложно. И Маша в трансе призовет всех к ожиданию Спасителя, — пояснил заказчик.
Радиокомментатор задумался. Гувер его не торопил. Наконец Стив внимательно поглядел в глаза собеседника.
— Если это разовая хохма, то я возьму за интервью пятьсот долларов. Если же это начало какой-то большой игры, меньше чем за тысячу делать из себя дурака не стану.
— Сто тысяч и по рукам, — подмигнул Сомерест.
— Я не ослышался? Значит, это не разовая хохма? — сделал вывод Стив и попросил еще водки.
— Я не хочу, чтобы кто-то знал о моем участии, — подзывая официанта, предупредил Гувер. Форест утвердительно кивнул.
— Я не трепач, но сто тысяч за одно интервью с истеричкой не платят… За такие деньги в моем деле мотаются не один год.
Сомерест полез в карман и достал вчетверо сложенный листок. Форест добыл из пиджака очки и углубился в чтение. Лакей поставил перед ним стакан водки, но радиокомментатор к ней не прикоснулся.
— Тут все, кроме имени. Не себя ли господин Гувер хочет превратить в господа бога? — откладывая бумажку, поинтересовался Стив.
— Нет, такая ноша мне не по плечу. Его зовут Святослав Стерн. Он эмигрант из России, — ответил Сомерест, убирая листок обратно в карман.
— И откуда он к нам заявится? Надеюсь, не из Кремля? — Форест наконец заметил водку, поднял стакан, посмотрел на прозрачную жидкость, но пить не стал. Странное предложение Гувера его обеспокоило, и он желал иметь трезвую голову.
— Приплывет по океану из Европы. Твоя задача, чтобы его встречали не менее десяти тысяч Нью-Йоркцев. Можешь набирать любую команду. Количеством сотрудников я тебя не ограничиваю. Так же, как и средствами на кампанию. Сто тысяч — твой личный гонорар. Остальные расходы — мое дело.
— Все это дурно пахнет, — поморщился Стив. — Мне надо подумать.
— Двести тысяч, — откликнулся Гувер.
— Пожалуй, я пойду ополосну лицо холодной водой. Что-то стало жарковато, — сказал Стив и встал из-за стола.
Гувер кивнул лакею и, заказав себе водки, запалил сигару. Когда водку принесли, он взял салфетку с вензелем клуба, подвинул ею стакан Стива и, бросив в него маленькую таблетку, размешал палочкой для маслин. Затем так же, при помощи салфетки, вернул стакан на место, после чего, попыхивая сигарой, уставился на дверь. Форест вернулся минут через пять, лицо его было бледным:
— Гувер, мне очень лестно, что ты выбрал меня для твоего бизнеса. Таких денег, как ты предлагаешь, я не видел даже во сне. Но я не могу принять твое предложение.
— Почему не можешь? — наивно удивился Сомерест.
— Имя можно запачкать один раз, и никакая автоматическая прачечная Стивенсонов его не отмоет. А для меня имя — это возможность заниматься любимым делом.
— Очень жаль, Стив. Давай выпьем водки и будем считать, что этого разговора между нами не было.
— Ты не обиделся? — облегченно вздохнул комментатор. — Поверь, я к тебе отношусь с симпатией, но бизнес на душах мне не нравится.
— Конечно, не обиделся. И в подтверждение позволь поднять стакан водки, который я специально для этого заказал, за твои дальнейшие успехи, — улыбнулся Сомерест, и они оба залпом выпили.
Пожимая на прощание Стиву руку, Гувер отметил, что она влажная. Он пересек зал, возле дверей обернулся к Форесту, который успел вернуться к компании завсегдатаев клуба, и громко крикнул:
— Стив, ты неважно выглядишь. Советую не засиживаться, а отправляться домой и хорошенько выспаться.
Сам Гувер именно так и поступил. Но перед тем как лечь, он позвонил Шиме Грохману и поручил ему рекламную кампанию Стерна. Шиме можно было дать пять тысяч долларов, и он за них сделает все что угодно. Конечно, Грохман не Форест, и имя у него немного попачкано, но зато он назойливый, как муха, и там, где другой стукнет два раза, Шима будет долбить сто. Покончив с этим, Гувер принял ванну с экстрактом мангового дерева и спокойно уснул.
В восемь утра его разбудил Гарри. Негр вошел в спальню с телефонным аппаратом в руке.
— Госпожа Тоун, — виновато доложил он.
— Почему так рано? Что-нибудь случилось, Бобо? — сонным голосом поинтересовался Сомерест у своей подруги.
— Ужасная новость. Пришла телеграмма из Лондона. Пишут, что у меня исчез брат. Я взяла две каюты на «Джорже Вашингтоне». Он отплывает в полдень. Очень надеюсь, что и ты поплывешь со мной. Одной мне в Лондоне страшно.
Сомерест выдержал значительную паузу. Он давно ждал этого сообщения и думал, как с меньшим подозрением увязаться в Лондон с Бобо, а тут она сама так славно все сделала. Но выказывать свои чувства красный агент не стал, а лишь сухо согласился:
— Хорошо, дорогая.
— Это очень нарушит твои планы? — забеспокоилась Лионет.
— Естественно, что в трудную минуту я должен быть рядом, — с пафосом ответил кавалер.
— Я тебе так благодарна! Ты попросишь Гарри заехать за мной? Кэт не поднимет чемодан с вещами. Я же не знаю, какие церемонии нам предстоят, и беру одежду на все случаи, включая траур…
— Конечно, дорогая. Гарри в твоем распоряжении. Сейчас я его к тебе и отошлю, — продолжал разыгрывать любящего друга Гувер.
— Как мило с твоей стороны. Так до встречи на пароходе, — проворковала Бобо. — Кстати, ты говорил вчера, что едешь беседовать со Стивом Форестом. Все утренние газеты сообщают о его скоропостижной смерти.
— Я заметил, что он неважно выглядит. Кажется, даже посоветовал ему поехать домой и выспаться, — зевнув, ответил Гувер и, попрощавшись с мадам Тоун, надел халат и отправился на кухню.
Овсянка, с которой он по лондонской привычке начинал день, уже стояла на столе. Сомерет не торопясь принялся за кашу. В отличие от многих, кто ест овсянку исключительно как лекарство, Гувер ее любил, но не любил, когда ему мешали завтракать. Поэтому на своего слугу, когда тот осмелился заглянуть в столовую, посмотрел сердито.
— Сэр, вас спрашивают какие-то люди. Кажется, из полиции и… — но договорить Гарри не успел.
Двое крепких мужиков в одинаковых плащах и шляпах отпихнули чернокожего и, подскочив к Гуверу, защелкнули наручники на его запястьях.
— Порядок, — удовлетворенно рявкнул один из копов, что был постарше.
— В чем дело? — возмутился любитель овсянки.
— Вы обвиняетесь в убийстве радиокомментатора и в шпионаже в пользу красной России, — радостно произнес тот, что был помоложе.
— Можно я доем? — спокойно попросил Гувер.
— Доешь, но в наручниках, — ухмыльнулся старший.
Гувер поблагодарил и принялся не спеша, ложку за ложкой, отправлять в рот кашу. Сообразив, что, глядя на его трапезу, копы расслабились от умиления, он внезапно рванул к раскрытому окну и прыгнул.
— Какой это этаж? — спросил молодой коп у напарника, заглядывая вниз.
— Тринадцатый.
— Несчастливое число, — многозначительно изрек молодой коп.
Старший коп не возражал.
* * *
Синицын заснул только под утро. До часу ночи он старательно выписывал имена из романа Каребина. Но люди и события, о которых там рассказывалось, имели столь солидный возраст, что перенести их в сегодня сознание молодого следователя отказывалось. «Что, если я схожу с ума?» — Эта поганая мысль являлась к Славе за вечер несколько раз.Он встал, подошел к зеркалу, долго и внимательно разглядывал отражение. Но особых перемен в своей внешности не отметил. Глаза не бегали, глюки, если не считать странного появления седого мужчины в кабинете, его не беспокоили.
Молодой человек выглядел лишь несколько бледнее обычного. Но недавнее ранение, размолвка с Леной и работа эту бледность объясняли.
Тревогу у старшего лейтенанта вызывали чудеса, происходившие с ним в последнее время. В романе Каребина описывались мистические вещи. Хоть книга Олега Ивановича и называлась историческим романом, все же это была художественная литература, а значит, авторская фантазия имела право на существование. Все места, в которых Каребин описывал необъяснимые таинственные явления, старший лейтенант к ней и относил. Но приход седого мужчины и его слова, что имя убийцы надо искать в романе, ему не приснились. "Меня здесь нет.
Только мой образ", — вспомнил он заявление этого типа. Синицын видел седого уже в третий раз. Первый в дверном глазке квартиры вдовы, второй — в окне пельменной, и вот сегодня. Если первую встречу еще можно с натяжкой назвать случайной, то две других никак.
После пельменной Седой загнал его в театр. Слава в этот день туда не собирался. В театре от бухгалтерши он узнал о сборище стерновцев пятого июня.
Застрелили писателя через неделю после него. А сборище происходило по случаю приезда внука Стерна Сергея Юльевича. Уж не он ли заказал Каребина и Рачевскую?
Если предположить, что пьесу прикарманил в театре Абакин, как скорее всего и было, то он вполне мог поделиться с почетным председателем своими опасениями.
Да, в театр Слава попал не по своей воле. Седой человек явно шел с ним на контакт. Но чего он добивается и какую роль играет в деле, Синицын пока уяснить не смог. Устав от умозаключений, к четырем ночи молодой человек наконец уснул.
В девять утра его разбудила мама.
— Пусик, у нас опять Маша, — сказала Вера Сергеевна каким-то обреченным тоном. Так говорят, когда соседи с верхнего этажа заливают квартиру в очередной раз.
Слава тер глаза и ничего не понимал. Посмотрев на часы, он только сообразил, что опаздывает на работу.
— У нас опять Маша, — повторила Вера Сергеевна.
Первое чувство, которое охватило Синицына спросонья, была ярость.
— Я не хочу ее видеть, мам, — застонал он.
— Она принесла сыр, сливки, кекс и собирается с нами завтракать, — вздохнула Вера Сергеевна.
— Гони ее в шею.
— Ну Пусик, как можно прогнать человека? Ведь у нее убили мужа, — развела руками мама. — И потом, ты же с ней провел ночь…
— Ладно, я пошел умываться.
Маша Баранова в легком ситцевом платьице ценой не меньше двухсот долларов, с новой короткой стрижкой и при жемчужных бусиках выглядела «простенько, но со вкусом». При виде Славы она виновато улыбнулась:
— Очень не люблю завтракать одна… А у вас так уютно.
— Я уже знаю, что ты не любишь одна спать, теперь выясняется, что и завтракать тоже, что еще ты не любишь делать одна? — мрачно поинтересовался Слава, усаживаясь за стол.
— Ты сердишься? Ну прости. Я знаю, что тебя ранили, и очень переживала. Не пришла в больницу потому, что Вера Сергеевна мне сказала про Лену. Я тебе даже пирог испекла… Пришлось съесть самой.
— Маша, объясни, что происходит? Мы знакомы по делу убийства твоего мужа.
Частным образом видеться с тобой до конца следствия я не имею права. Что тебе от меня надо? — не выдержал Синицын.
— Слава, но я же осталась одна…
— Может, мне лучше уйти? Вы сами объяснитесь? — Вера Сергеевна почувствовала себя лишней при этом разговоре.
— Ну что ты, мам? И не о чем нам объясняться. Я сказал тебе, что провел ночь с этой девушкой, но ты меня не так поняла. Между нами ничего не было. Маша попросила, чтобы я посидел рядом на постели, потому что ей страшно. Я и посидел. Вот и все дела.
— Господи, старая я дура! — всплеснула руками Вера Сергеевна. — Вот беда!
Машенька, у нас горе. Лена из-за тебя оставила Славу, — и женщина рассказала Маше о размолвке сына с невестой.
— Я лучше уйду. — Маша отодвинула чашку и собралась подняться.
— Нет уж, пришла завтракать, ешь свой сыр. Нечего тут обиды разводить, — приказным тоном остановил Слава гостью.
Маша послушно подвинула чашку назад.
— Хорошо, если ты просишь…
— Прошу, прошу, — пробурчал Синицын, быстро разделался с кофе, оставил дам и побежал на работу.
Проходя в свою комнату, он заметил сидящего в коридоре мужчину. Старшего лейтенанта поразила нездоровая бледность этого человека и его полный тоски взгляд. «Странный субъект», — подумал он и поспешил к себе. Слава боялся, что коллеги разойдутся, и он не сможет с ними посоветоваться. Но Лебедев с Геной ждали его и тоже пили кофе.
— Помирился? — вместо приветствия спросил Саша. Синицын промолчал. — Значит, нет, — заключил капитан.
— Давайте о деле, — попросил Слава.
— О деле потом. Там в коридоре тебя ждет отец Соболева. Придется его принять. На мужике лица нет. Мы пока погуляем, а ты уж поговори с ним. — И Лебедев с Конюховым быстро ретировались.
— Вы слишком молоды и, наверное, меня не поймете, — начал отец обвиняемого с порога.
— Вы присаживайтесь. Из дела я знаю отчество сына, вас зовут Алексеем, а вот вашего отчества я не имею. Давайте знакомиться.
— Алексей Владимирович Соболев, протянул руку отец Павла.
— Вячеслав Валерьевич Синицын, следователь райотдела. — Слава пожал протянутую руку и подумал, что дежурная фраза «очень приятно» сейчас вряд ли уместна. Очевидно, Соболев подумал о том же, и мужчины, поняв друг друга, переглянулись.
Эта мелочь сразу сняла служебную броню с Синицына и подала посетителю надежду на человеческое отношение следователя.
— Я вчера вернулся из командировки и узнал эту страшную новость от сестры.
— Вам же дали телеграмму. Почему вы не приехали раньше? — спросил Слава, скорее чтобы не молчать. Боль этого человека словно передавалась ему, и начинать разговор с ним ему было тягостно.
— Телеграмму я получил только на материке. Я вулканолог. На острове, где мы работаем, со связью постоянные проблемы. На день залетел попутным вертолетом во Владивосток и там нашел телеграмму. Это было позавчера. Теперь — не старая добрая империя, добраться до столицы не так-то просто. Мне еще повезло… — Соболев говорил глухо, и при слове «повезло» краешками губ виновато улыбнулся.
— Честно говоря, не поверил…
— Я вас понимаю. В такое поверить трудно. Но улик очень много. Ваш сын наследил пальчиками и в «Издательском доме», где застрелили Светлану Михайловну Рачевскую, и на квартире писателя. В том, что Павел был там, он и не отрицает.