Страница:
– Торгрим был героем всего нашего народа. Владеть его шлемом – большая честь для любого клана. Если шлем оказался в нашем клане, значит, на то воля судьбы и благоволение самого Махала. Останки героя должны быть захоронены в его родном клане, это ясно. Но его шлем теперь принадлежит нам.
Было очевидно, что Чанис повторяет слова, десятки раз обсуженные и пересуженные всеми жителями ее клана. Вне зависимости от того, одержим был их вождь или нет, никто здесь не жаждал расстаться с ценностью, попавшей в крепкие гномьи руки. Коугнир знал не только то, что гномы – честный народ, но и то, что они имеют неистребимую привычку поворачивать честность в свою пользу. По их понятиям было честным забрать у Рамарона вещь, некогда принадлежавшую их соплеменнику и завалявшуюся на их заброшенных территориях. Не менее честным для них было и оставить ее себе по праву находки, даже если она принадлежала родичу другого клана.
– По словам Фандуила, – сказал он, – на месте последнего сражения Торгрима лежат не только его останки, но также его боевой топор и доспехи, которые не тронуло время. Надеюсь, этих реликвий хватит для обоих кланов.
– Топор и доспехи! – Гномиха пришла в сильнейшее волнение. – С ними мы станем самым уважаемым кланом Синих гор!
– Давайте не будем спорить об этом, хозяюшка, – недовольно вздохнул Коугнир, понимая, что ее мнение было точно таким же, как и у любого гнома ее клана. – Как распорядиться реликвиями, будет решать Ньялл, а не мы с вами. Мне не хотелось бы вражды между вашими кланами, поэтому я постараюсь убедить его поделиться с Браином.
– Поделиться! – фыркнула Чанис. – Вы думаете, Браин захочет поделиться?! Да он потребует все, это же ясно как наковальня!
– На то они с Ньяллом и правители, чтобы суметь договориться друг с другом. Любезная Чанис, у тебя найдется, чем покормить моего спутника, пока я хожу к Ньяллу? – Коугнир кивнул на Фандуила.
Гномиха с неприязнью глянула на эльфа, но желание Коугнира было для нее законом.
– Найдется, – буркнула она.
– И, будь добра, проследи, чтобы они никуда не уходили отсюда, особенно вот этот шустрый атани, – добавил он, словно за дверью не стояло никаких стражников. – А вы оба поняли? – чтобы без моего разрешения отсюда ни ногой!
Он опустил их вещи на пол и вышел. Фандуил с Рамароном переглянулись.
– Сидим, дружище Фандуил, – ухмыльнулся Рамарон. – Хоть лютня здесь, и то ладно.
Хозяйка принесла еды для обоих, затем убрала посуду и вернулась в комнату, выполняя обещание не спускать с них глаз. Но оба пленника вели себя смирно. Когда они обсудили свои приключения, Рамарон взял лютню, присел на лежанку и начал перебирать струны. Усталый Фандуил улегся за его спиной отдыхать, а бард, соскучившись по своей лютне, наигрывал мелодию за мелодией.
Наконец за дверной занавеской послышались шаги и голоса. В комнату вошел Нарин, хозяин этого жилища. Увидев у себя еще и эльфа, он удивленно остановился на пороге. Чанис подошла к нему, и они заговорили по-гномьи, даже и не подумав, что эльф может знать их язык, поэтому Фандуил имел удовольствие выслушать историю своего появления здесь вместе с Коугниром. Затем Нарин сообщил жене, что группа гномов для похода за останками Торгрима собрана и ждет в зале шахтерской гильдии. Чанис принесла ему из соседней комнаты подготовленный в дорогу мешок, но добавила, что Коугнир велел пленникам оставаться здесь.
Пока Нарин пребывал в нерешительности, вернулся Коугнир. Верхняя часть его лица, видневшаяся над буйными зарослями огненной бороды, свидетельствовала не о самом лучшем настроении айнура. Когда они обменялись приветствиями, Нарин сказал, что экспедиция за останками Торгрима собрана и ждет только его с провожатым.
– Да не знаю я, не знаю, где лежат эти долбаные останки!!! – взвился Рамарон, услышав гнома. – Сколько раз можно говорить – не запомнил я дорогу, не запомнил! Там все коридоры одинаковые, словно пуговицы! Для меня вообще загадка, как это гномы их различают!
Нарин уставился на него с непоколебимым недоверием, сквозь которое проходила гамма сопутствующих чувств. Будучи гномом, он не понимал, как это можно не запомнить дорогу под землей, хотя неоднократно слышал, что наземные жители не способны к этому. Он допускал, что они могут не запомнить отдельные подробности, но чтобы совсем забыть…
– Ты хотя бы к озеру дорогу покажи, а там мы сами найдем.
– Так до озера еще дойти надо, а оно орки знают где!
– Ну тогда хоть в ту сторону выведи, чтобы нам не проверять все озера кряду.
– Думаете, я знаю, которая сторона там та?!
– Перестаньте! – Коугнир рыкнул совсем негромко, но оба спорщика тут же замолчали. Правда, Рамарон опомнился уже мгновение спустя.
– Мастер Коугнир, скажите ему, что я без понятия, куда идти! – взмолился он. – Если бы я разобрался в этих проклятых шахтах хоть вот на столечко, разве я заплутал бы там?!
– Бесполезно пытать его, – заступился за парня Коугнир. – Раз он говорит, что не знает дорогу, значит, он ее не знает. Лучше вспомните, где вы его нашли, а затем идите по его следам.
Как и все гномы, Нарин пребывал в глубочайшей уверенности, что следами является только то, что остается от башмаков в мокрой глине после проливного дождя.
– Какие еще следы? Это наверху бывают следы, а под землей их не бывает. У нас здесь под ногами камень, а не слякоть какая-нибудь.
Фандуил воспользовался наступившим молчанием:
– Извините, что вмешиваюсь в вашу беседу – следы под землей бывают, я сам шел по ним двое суток, когда искал Рамарона.
Все головы повернулись к нему.
– Ну конечно же, у нас есть эльф! – Глаза Коугнира радостно вспыхнули. – Понимаешь, Фандуил, эти останки уже являются предметом переговоров между Ньяллом и Браином. Их необходимо найти, иначе не избежать большой неприятности. Ты сумеешь отыскать к ним дорогу?
– Да, я помню ее. Но я не смогу найти прямой путь к тому месту. Я только могу пройти по следам Рамарона, а он здорово петлял.
– Да хоть как-нибудь! – взревел Нарин. – Ты, главное, отведи нас туда, а обратно мы вернемся прямиком!
– Если это так необходимо… – Фандуил вопросительно глянул на Коугнира.
– Да, – кивнул тот. – От этого зависит очень многое, в том числе и некое известное нам с тобой дело.
– Тогда проведу, конечно.
– Это далеко отсюда?
– Не менее суток пути, но это если пойду я и без отдыха… – Фандуил из вежливости не договорил, но маг отлично понял намек.
– Ты хочешь сказать, что для гнома это два-три дня пути?
– Примерно так.
– Превосходно. – Коугнир сделал приглашающий жест «Изилью». – Надевайте свои мешки, мы пойдем с Нарином.
– И вы тоже, мастер Коугнир? – обрадовался эльф, которому не улыбалось бродить под землей в обществе десятка неприязненно настроенных гномов. Затем он вспомнил, из-за чего айнур спешил вернуться в Габилгатхол. – А как же Браин?
– Ты слишком ценен, чтобы оставлять тебя без присмотра. Тем более, что не известно… – спохватившись, Коугнир снова указал топором на дверь. – Что же мы стоим, нас ждут.
Фраза осталась незаконченной, но Фандуил безошибочно угадал ее продолжение:
«Тем более, что не известно, жив ли Горм.»
Приглядевшись, Горм понял, что это кровяные пятна. Он перевернул тюфяк на другую сторону, которая оказалась чистой – в том смысле, что на ней не было крови, но Горма устраивало и это. Он походил по камере, не решаясь присесть на мерзкую подстилку, затем сокрушенно вздохнул и уселся на тюфяк.
Если не считать полной темноты, которая не мешала Горму, гномьи темницы были не самыми худшими в Средиземье. По крайней мере, здесь было сухо, здесь регулярно убирали грязь и не давали умереть с голода. Тюремная охрана исполняла свое дело честно и без мародерства, так как по гномьим законам имущество заключенного считалось его собственностью и хранилось в тюремных складах до его казни или освобождения. Гномы не любили держать пленных, они старались как можно быстрее разобраться с чужаками, а затем либо казнить их, либо отпустить. Гоблинов и орков, как правило, казнили, людей либо обменивали на своих военнопленных, либо возвращали за выкуп. Провинившихся соплеменников никогда не сажали под замок, их вызывали сразу к вождю, который обычно отсылал их работать в нижние шахты на различные сроки в зависимости от проступка. Смертной казни для своих не было, наихудшим наказанием было изгнание.
Пленение гнома из чужого клана было вопиющим нарушением законов подгорного народа. Вопреки очевидному Горм продолжал считать, что с ним вышло недоразумение, которое скоро прояснится. Постепенно он убедил себя, что все обойдется, и сам не заметил, как улегся на тюфяк и захрапел.
Грохот засова вырвал его из глубокого сна. По дорожной привычке Горм подскочил на тюфяке, нашаривая рядом с собой рукоять «Чегира», но мгновение спустя вспомнил, где он и что с ним случилось. Дверь распахнулась, и в проеме показалась приземистая фигура разносчика пищи с дымящейся миской каши в руках. За его спиной виднелись двое вооруженных охранников, готовых утихомирить заключенного, если тот вдруг начнет буянить.
– За что ж меня так, браток? – спросил Горм разносчика, принимая миску его из рук.
– Преступник ты, говорят, – пробормотал тот. – А раз говорят, что уж тут поделаешь…
– Я же всего-навсего подошел к вашим воротам и спросил про Коугнира, а того и сам Дарин почитает. Разве это – преступление?
– Выходит, что да. В последнее время у нас много чего не так, как прежде.
– Будь другом, объясни мне, что у вас тут делается. А то, боюсь, у меня черепок треснет.
– Мне вон завтрак разносить надо, – разносчик покосился на стражников, но те не проявляли нетерпения. – Да ладно, почитай уж все разнес… – он наклонился к Горму и понизил голос: – Вождь у нас заболел, сильно заболел.
– И чем же он болен?
Разносчик тяжело вздохнул и поднял глаза на Горма. Оттуда глядел устоявшийся страх, граничащий с ужасом.
– Смертью он болен, вот чем. – Гном понизил голос до едва слышного шепота: – Тебе тут плохо – а нам-то как плохо, браток! Стал наш Грор словно нежить какая-то, и всех вокруг за собой тянет. Коугнир хотел его вразумить – и все, врагом заклятым стал.
Стражники придвинулись поближе, молчаливо участвуя в разговоре.
– Может, отпустите меня, братки? – попросил Горм. – Гнусное ведь дело, сами понимаете.
– А что толку, что понимаем… Тебя у входа взяли, там про тебя знают. Ты ничего дурного не сделал, и то вон чего, а что с нами будет, даже и подумать страшно. Грор и сыновей своих не щадит, чего уж о нас говорить!
– С ними что-то случилось?
– Сбежали они с матерью к Фарину, первыми сбежали. А за ними кое-кто из Почетной Десятки, понятное дело, с семьями. Сейчас у нас чем ближе к вождю, тем опаснее.
Горм представил себе положение родных и близких Грора, медленно превращающегося в нежить, и содрогнулся.
– А с Фарином… ничего такого не происходит? – решился спросить он.
– В их клане поговаривают, что у него в последнее время характер испортился. Небось, из-за Грора – соседи все-таки. А так он у них нормальный, с нашим не сравнить.
– Может, вы хоть посоветуете, как мне выкрутиться? На допросе чего объяснить, или как?
– Не знаю, что и сказать… Если ты убежишь, ты нас подставишь, а на допросах у нас никто ничего не спрашивает. Просто пытают аданов для Грора, а он приходит туда смертью дышать.
В глубине коридора раздался звук шагов. Все трое гномов как-то одинаково вздрогнули и попятились. Разносчик торопливо захлопнул дверь и задвинул ее на засов. Горм не обвинял их ни в чем, он понимал, что никто из здешних гномов не хочет творить зло, что все они смертельно боятся чудовища, в которое превратился их правитель. К несчастью, никакое понимание не улучшало его положения, которое оставалось безвыходным, просто отчаянным. Он заметался по камере, призывая Небесный Молот на свою макушку, но проклятая железка бездействовала, так и не подсказав никакого выхода.
Горм топтался из угла в угол, пока не споткнулся о миску и чуть не опрокинул ее. Силы нужно было беречь, и он съел остывшую кашу. Поев, он швырнул миску в дверь, чтобы дать хоть какой-то выход ярости, и уселся ждать, что будет дальше.
Около полудня за ним пришли двое стражников, постарше и помоложе. Молодой гном надел на него цепи, пожилой замкнул их висевшим на поясе ключом. Горма вывели из камеры и повели на допрос. Идти оказалось совсем недалеко – пыточная была за ближайшим поворотом. Когда Горма ввели туда, он увидел висевшего над жаровней атани – раздетого догола мужчину средних лет. Все тело бедняги было покрыто синяками и ожогами. Стражники приводили его в чувство холодной водой, пока гном-пыточник калил щипцы на углях.
Сначала Горм не видел ничего, кроме этой ужасной картины. Оправившись от потрясения, он заставил себя отвести глаза от пленника и оглядел комнату. В нескольких шагах перед истязаемым стояло подобие трона, на котором восседал вождь клана. Горм успел подумать, что нет зрелища страшнее, чем истерзанный атани над жаровней, но при первом же взгляде на Грора понял, что ошибался.
Лицо главы клана казалось тончайшей маской, под которой таилась черная пустота, глаза горели темно-багровым огнем и не отрывались от пленника. Грор так упивался муками жертвы, что не видел ничего, кроме поникшего тела.
– Шевелитесь, подонки!!! – зашипел он, дернув секирой. – Сколько мне еще ждать, пока он очнется!!!
Стражники вздрогнули и с удвоенной силой начали плескать воду пленнику в лицо. Горм почувствовал, что у него подкашиваются ноги – не столько от того, что он следующий на очереди, сколько от лицезрения Грора, находившегося на грани живого и неживого. Последняя капля жизни, еще остававшаяся в этом исчадии смерти, делала его еще страшнее.
Истязаемый вздрогнул и застонал. Пальцы Грора хищно стиснули рукоять секиры.
– Щипцы!!! Давай щипцы!!!
Пыточник поспешно схватил щипцы и прижал их к груди пленника. Тот взвыл от боли. Грор привстал на троне, его обезумевшие от экстаза глаза запылали багровым огнем.
– Еще!!! Еще!!!
Вдруг шипение Грора перешло в нечленораздельный вопль, полный такой смертельной, потусторонней силы, что стражников затрясло, а пыточник выронил щипцы. Вой усиливался, источая черную жуть, сводя с ума. Казалось, невозможно было услышать его и сохранить жизнь и рассудок.
Пыточную пронизал ледяной холод – не мороз, а холод смерти, проникающий в самые кости. Молодой стражник рядом с Гормом заорал и кинулся бежать. Горм сделал бы то же самое, невзирая на цепи, если бы у него не отнялись язык и ноги. Над Грором взвивалось черное облако, окружавшее вождя наподобие испарений. Оно распространялось, расширялось, вместе с ним уходили и остатки телесности, оставляя за собой мертвую пустоту.
Горм рухнул на пол и на четвереньках пополз куда-то в сторону, все равно куда. Его единственным и всепоглощающим желанием было превратиться в червяка, в таракана или во что-то еще более мелкое и незаметное и шмыгнуть в первую попавшуюся щель. Почти не соображая, что он делает, Горм втиснулся между стеной и стоявшими рядом ящиками для пыточного инвентаря и вжал свое тело в пол. Сверху на него упало еще одно тело, живое, дрожащее. На грани осознания он замечал, что черное облако вокруг вождя рассеялось и тот начал подниматься с трона.
Последняя капля жизни покинула Грора, и он стал бестелесным призраком. Черная пустота в королевских одеждах устремилась к висевшему на цепях пленнику, вцепилась ему в горло и одним глотком выпила его жизнь. Удовлетворенно зашипев, призрак взмахнул секирой и снес голову пыточнику. На его правой руке блеснула голубая искра «Мир-Хигира».
Это было превращение в назгула, первого назгула Саурона. Пока темные силы не улеглись в нем, он буйствовал в слепом безумии, упиваясь смертью и разрушением. Он кинулся за разбегающимися охранниками, убивал, крушил, пил их жизни, затем помчался к камерам, отодвигая засовы один за другим и приканчивая пленников. Его шипящий, мертвящий вой разносился далеко по коридорам, вызывая паническое желание бежать прочь без оглядки.
Горму повезло – обезумевший призрак не заметил его убежища. Леденящий вой отдалялся, пока не заглох где-то в коридорах Тумунзахара, но Горм не смел шевельнуться, придавленный тяжестью другого тела. Наконец оно завозилось, закряхтело и стало подниматься на ноги.
– Вставай, браток, – раздалось над ним.
Горм перевернулся на бок, выполз из-за ящиков и сел. Перед ним стоял пожилой стражник, один из тех, что конвоировали его в пыточную.
– Вставай, – повторил он. – Идти можешь?
Горм с трудом поднялся на непослушные ноги.
– Вроде могу.
– Вот и хорошо. – Стражник снял с пояса ключ и разомкнул его оковы. – Идем отсюда.
– Куда?
– К Фарину. Хватит с меня этого кошмара. Как тебя зовут-то, парень?
– Горм.
– А меня – Тарк. – Гном огляделся, ища уцелевших, но вокруг лежали одни трупы. – Бери оружие какое-нибудь, и пойдем.
Горм не был бы гномом, если бы даже в таких обстоятельствах не вспомнил про свои пожитки и свой драгоценный «Колун», который был гораздо лучше рядового оружия. Он не замедлил спросить о них Тарка, и тот согласно кивнул. Они зашли на тюремный склад, где Горм забрал свои вещи, а затем покинули опустошенную тюрьму и направились в клан Фарина.
По пути Тарк рассказал Горму все, что творилось в клане в последнее время. Нижние шахты были переполнены гномами, которых настигла немилость правителя. Эльфы скоро год как не показывались у ворот клана. Аданы приезжали торговать до самой весны, но весной Грор, которому постоянно требовались новые жертвы, приказал хватать всех инородцев подряд. Теперь торговля с другими народами прекратилась, а оставшиеся с прошлой осени закупки провизии подходили к концу, поэтому следующей зимой клану угрожал голод. Грор отдал приказ готовить воинов, чтобы устраивать набеги на окрестные селения аданов. Месяц назад произошло неслыханное дело – несколько гномьих семей, среди которых была и семья самого Грора, сбежали в соседний клан.
Преданность вождю и клану была основой жизненных устоев подгорного народа. Любой гном предпочел бы смертную казнь изгнанию, и если кто-то из них сбежал из родного клана, значит, оставаться там было хуже смерти. Горм слушал своего спутника, не говоря ни слова. Даже если бы не запрет Палландо, у него язык не повернулся бы сказать Тарку, что все эти ужасы явились в мир при его невольном участии.
То же самое ожидало и клан Фарина, но там пока еще не дошло до этого. Обоих беглецов встретили там сочувственно, накормили и дали жилье. Как выяснилось, Коугнир недавно был здесь, но несколько дней назад ушел в клан Браина. Едва услышав об этом, Горм подхватил свои пожитки и поспешил вслед за айнуром.
Они шли за Фандуилом так же неторопливо и основательно, как закусывали на привалах. Сначала они косились на эльфа, но мало-помалу оценили его умение видеть следы на камне. Он не соответствовал гномьим представлениям об эльфах – спокойно переносил пребывание под землей и не заносился перед гномами, хотя его вежливость граничила с отчуждением. А когда еще и выяснилось, что он неплохо знает гномий язык, их отношение к нему заметно потеплело.
Впрочем, панибратство Рамарона со всеми, включая Коугнира, сглаживало любой холодок в отношениях. Во время пути бард от скуки приставал к гномам и пытался хоть немного выучить их язык, чтобы иметь побольше собеседников. На привалах он играл на лютне, но гномы воздавали должное его игре по-своему, почти мгновенно засыпая под его музыку.
Двое суток спустя они вышли к озеру. Увидев черную водную гладь, Рамарон издал радостный вопль узнавания, от которого со свода пещеры посыпалась каменная крошка. Фандуил отскочил обратно в коридор, гномы зашикали на беспечного атани, а Коугнир сделал круговой взмах топором над головой и пробормотал защитное заклинание.
– Теперь идем, – скомандовал он. – Обвала пока не будет, но нам лучше поторопиться.
Они нашли боковой коридор и вскоре пришли в зал, где много веков назад происходила битва. Гномы благоговейно постояли над скелетом Торгрима, лежащим в окружении вражеских скелетов, затем переложили его останки на носилки. На другие носилки были уложены его топор и доспехи.
Скелеты остальных гномов тоже не были брошены на произвол судьбы. С помощью кирок, без которых гномы не ходят под землей, в полу была вырублена яма, куда сложили все, что осталось от войска Торгрима. Затем гномы изготовили плиту, на которой Нарин высек поминальную надпись, и закрыли яму.
Обратный путь оказался вдвое короче. На последнем привале гномы допили пиво и доели припасы, чтобы вернуться из похода налегке. При желании они могли бы уже сегодня ночевать в своих постелях, но они так наелись и напились, что единодушно решили еще раз заночевать в пути. Завернувшись в походные одеяла, они захрапели еще до того, как Рамарон успел вытащить лютню. Фандуил уселся напротив барда, привалившись спиной к стене.
– А вы чего не спите? – спросил Коугнир.
– Да я вроде бы не устал, – ответил Рамарон, машинально перебирая струны. – Гномы ходят так медленно, что с ними трудно устать.
– Эльфы вообще мало спят, – сказал Фандуил. – У меня уже привычка сторожить по ночам.
– Отдыхайте, я посторожу. Я не нуждаюсь во сне.
– Я должен валиться с ног, чтобы заснуть под такой храп.
Семеро гномов, действительно, храпели, как семь проржавелых подъемников в заброшенных шахтах.
– Да, голосистые парни, – усмехнулся Коугнир. – Хорошо, что ты был с ними, Фандуил. Благодаря тебе они познакомились с эльфами поближе и уже не станут брать на веру всякие грязные сплетни об эльфах. Гномы во многом не похожи на эльфов, но и в тех, и в других есть свои привлекательные черты. Оба народа сторонятся друг друга, а ведь ничто не сближает лучше, чем совместный труд.
– В Ост-ин-Эдиле так и было. Нолдоры там работали бок о бок с авари, эльфы – с гномами и атани. А разве в Линдоне не так?
Коугнир снова усмехнулся, на этот раз невесело.
– Хороший вопрос, мальчик. И на него есть короткий и прямой ответ – нет, не так. Линдонские эльфы используют гномов, но считают их низшим народом, причем весьма примитивным. Вон твой друг Рамарон спокойно относится к тому, что они спят под его музыку, а у эльфов это лишний повод для презрения. Взять хотя бы Эльве Тингола, который ни во что не ставил гномов и поплатился за это жизнью, когда отказался платить мастерам шестого клана за вставку сильмарилла в ожерелье Наугламир.
– Но я слышал, что они хотели отнять у него Наугламир.
– Кто из эльфов может подтвердить это, если Тингол был один на один с гномами и был убит? Любое заявление эльфов по этому поводу может быть только выдумкой. Я слышал все от самих мастеров, а я их хорошо знаю. Да, гномы – народ скупой и себе на уме, но они – народ честный. Если они договорились о чем-то, свою часть сделки они выполнят. Во время работы Тингол изводил мастеров придирками, а затем под ничтожным предлогом отказался выплатить вознаграждение – ничего удивительного, если вспомнить, какой у него был нрав. А гномы, сам знаешь, народ вспыльчивый. Они пристукнули его раньше, чем сообразили, что делают, а затем сбежали, прихватив ожерелье в качестве компенсации.
– Да, я припоминаю, что мастер Келебримбер очень сдержанно отзывался о Тинголе.
– У Келебримбера с Теркеннером не было никаких причин любить Тингола, хотя они оба были слишком благородны, чтобы поносить его направо и налево. Эльве был никудышным правителем с невыносимым нравом – особенно после женитьбы на этой глупенькой майа – и всегда на ножах с домом Феанора. Народы Линдона смогла объединить только Война Гнева, но по ее окончании все началось снова. Тогда Келебримбер с Теркеннером ушли подальше от линдонских склок, чтобы начать свое дело.
– И вот как оно кончилось… – то ли вздохнул, то ли всхлипнул Фандуил.
– Да, и это вдвойне печально, потому что горький опыт многому научил их. Они могли бы вершить великие дела, если бы остались живы. Они ошиблись в Сауроне, но это было нетрудно, если вспомнить эльфийские дрязги и междоусобицы Первой Эпохи. В те времена кое-кто из эльфов проявил себя так, что даже Саурон выглядел немногим хуже.
Фандуил опустил голову, чтобы скрыть подступившие слезы. Он запрещал себе вспоминать о гибели Ост-ин-Эдила, но малейшее напоминание со стороны причиняло ему жгучую боль. Мастер и Тинтариэль – два сокровища его сердца – были безвозвратно утрачены из-за черных замыслов проклятого майара. Это атани легко забывают утраты, а у эльфов хорошая память…
Рокот собственного сердца дрожью отдавался в его костях – гулкий, неровный, тревожный.
Или не сердца?!
Было очевидно, что Чанис повторяет слова, десятки раз обсуженные и пересуженные всеми жителями ее клана. Вне зависимости от того, одержим был их вождь или нет, никто здесь не жаждал расстаться с ценностью, попавшей в крепкие гномьи руки. Коугнир знал не только то, что гномы – честный народ, но и то, что они имеют неистребимую привычку поворачивать честность в свою пользу. По их понятиям было честным забрать у Рамарона вещь, некогда принадлежавшую их соплеменнику и завалявшуюся на их заброшенных территориях. Не менее честным для них было и оставить ее себе по праву находки, даже если она принадлежала родичу другого клана.
– По словам Фандуила, – сказал он, – на месте последнего сражения Торгрима лежат не только его останки, но также его боевой топор и доспехи, которые не тронуло время. Надеюсь, этих реликвий хватит для обоих кланов.
– Топор и доспехи! – Гномиха пришла в сильнейшее волнение. – С ними мы станем самым уважаемым кланом Синих гор!
– Давайте не будем спорить об этом, хозяюшка, – недовольно вздохнул Коугнир, понимая, что ее мнение было точно таким же, как и у любого гнома ее клана. – Как распорядиться реликвиями, будет решать Ньялл, а не мы с вами. Мне не хотелось бы вражды между вашими кланами, поэтому я постараюсь убедить его поделиться с Браином.
– Поделиться! – фыркнула Чанис. – Вы думаете, Браин захочет поделиться?! Да он потребует все, это же ясно как наковальня!
– На то они с Ньяллом и правители, чтобы суметь договориться друг с другом. Любезная Чанис, у тебя найдется, чем покормить моего спутника, пока я хожу к Ньяллу? – Коугнир кивнул на Фандуила.
Гномиха с неприязнью глянула на эльфа, но желание Коугнира было для нее законом.
– Найдется, – буркнула она.
– И, будь добра, проследи, чтобы они никуда не уходили отсюда, особенно вот этот шустрый атани, – добавил он, словно за дверью не стояло никаких стражников. – А вы оба поняли? – чтобы без моего разрешения отсюда ни ногой!
Он опустил их вещи на пол и вышел. Фандуил с Рамароном переглянулись.
– Сидим, дружище Фандуил, – ухмыльнулся Рамарон. – Хоть лютня здесь, и то ладно.
Хозяйка принесла еды для обоих, затем убрала посуду и вернулась в комнату, выполняя обещание не спускать с них глаз. Но оба пленника вели себя смирно. Когда они обсудили свои приключения, Рамарон взял лютню, присел на лежанку и начал перебирать струны. Усталый Фандуил улегся за его спиной отдыхать, а бард, соскучившись по своей лютне, наигрывал мелодию за мелодией.
Наконец за дверной занавеской послышались шаги и голоса. В комнату вошел Нарин, хозяин этого жилища. Увидев у себя еще и эльфа, он удивленно остановился на пороге. Чанис подошла к нему, и они заговорили по-гномьи, даже и не подумав, что эльф может знать их язык, поэтому Фандуил имел удовольствие выслушать историю своего появления здесь вместе с Коугниром. Затем Нарин сообщил жене, что группа гномов для похода за останками Торгрима собрана и ждет в зале шахтерской гильдии. Чанис принесла ему из соседней комнаты подготовленный в дорогу мешок, но добавила, что Коугнир велел пленникам оставаться здесь.
Пока Нарин пребывал в нерешительности, вернулся Коугнир. Верхняя часть его лица, видневшаяся над буйными зарослями огненной бороды, свидетельствовала не о самом лучшем настроении айнура. Когда они обменялись приветствиями, Нарин сказал, что экспедиция за останками Торгрима собрана и ждет только его с провожатым.
– Да не знаю я, не знаю, где лежат эти долбаные останки!!! – взвился Рамарон, услышав гнома. – Сколько раз можно говорить – не запомнил я дорогу, не запомнил! Там все коридоры одинаковые, словно пуговицы! Для меня вообще загадка, как это гномы их различают!
Нарин уставился на него с непоколебимым недоверием, сквозь которое проходила гамма сопутствующих чувств. Будучи гномом, он не понимал, как это можно не запомнить дорогу под землей, хотя неоднократно слышал, что наземные жители не способны к этому. Он допускал, что они могут не запомнить отдельные подробности, но чтобы совсем забыть…
– Ты хотя бы к озеру дорогу покажи, а там мы сами найдем.
– Так до озера еще дойти надо, а оно орки знают где!
– Ну тогда хоть в ту сторону выведи, чтобы нам не проверять все озера кряду.
– Думаете, я знаю, которая сторона там та?!
– Перестаньте! – Коугнир рыкнул совсем негромко, но оба спорщика тут же замолчали. Правда, Рамарон опомнился уже мгновение спустя.
– Мастер Коугнир, скажите ему, что я без понятия, куда идти! – взмолился он. – Если бы я разобрался в этих проклятых шахтах хоть вот на столечко, разве я заплутал бы там?!
– Бесполезно пытать его, – заступился за парня Коугнир. – Раз он говорит, что не знает дорогу, значит, он ее не знает. Лучше вспомните, где вы его нашли, а затем идите по его следам.
Как и все гномы, Нарин пребывал в глубочайшей уверенности, что следами является только то, что остается от башмаков в мокрой глине после проливного дождя.
– Какие еще следы? Это наверху бывают следы, а под землей их не бывает. У нас здесь под ногами камень, а не слякоть какая-нибудь.
Фандуил воспользовался наступившим молчанием:
– Извините, что вмешиваюсь в вашу беседу – следы под землей бывают, я сам шел по ним двое суток, когда искал Рамарона.
Все головы повернулись к нему.
– Ну конечно же, у нас есть эльф! – Глаза Коугнира радостно вспыхнули. – Понимаешь, Фандуил, эти останки уже являются предметом переговоров между Ньяллом и Браином. Их необходимо найти, иначе не избежать большой неприятности. Ты сумеешь отыскать к ним дорогу?
– Да, я помню ее. Но я не смогу найти прямой путь к тому месту. Я только могу пройти по следам Рамарона, а он здорово петлял.
– Да хоть как-нибудь! – взревел Нарин. – Ты, главное, отведи нас туда, а обратно мы вернемся прямиком!
– Если это так необходимо… – Фандуил вопросительно глянул на Коугнира.
– Да, – кивнул тот. – От этого зависит очень многое, в том числе и некое известное нам с тобой дело.
– Тогда проведу, конечно.
– Это далеко отсюда?
– Не менее суток пути, но это если пойду я и без отдыха… – Фандуил из вежливости не договорил, но маг отлично понял намек.
– Ты хочешь сказать, что для гнома это два-три дня пути?
– Примерно так.
– Превосходно. – Коугнир сделал приглашающий жест «Изилью». – Надевайте свои мешки, мы пойдем с Нарином.
– И вы тоже, мастер Коугнир? – обрадовался эльф, которому не улыбалось бродить под землей в обществе десятка неприязненно настроенных гномов. Затем он вспомнил, из-за чего айнур спешил вернуться в Габилгатхол. – А как же Браин?
– Ты слишком ценен, чтобы оставлять тебя без присмотра. Тем более, что не известно… – спохватившись, Коугнир снова указал топором на дверь. – Что же мы стоим, нас ждут.
Фраза осталась незаконченной, но Фандуил безошибочно угадал ее продолжение:
«Тем более, что не известно, жив ли Горм.»
***
Темницы гномов были устроены просто, без свойственных людям ухищрений. Это были ряды одиночных каморок с глухими чугунными дверьми, запирающимися на засовы. В камере Горма не было ничего, кроме тощего драного тюфяка и железного отхожего горшка с крышкой. Пахло кровью, грязью и болью, тюфяк был покрыт бесформенными бурыми пятнами и вонял немытым телом.Приглядевшись, Горм понял, что это кровяные пятна. Он перевернул тюфяк на другую сторону, которая оказалась чистой – в том смысле, что на ней не было крови, но Горма устраивало и это. Он походил по камере, не решаясь присесть на мерзкую подстилку, затем сокрушенно вздохнул и уселся на тюфяк.
Если не считать полной темноты, которая не мешала Горму, гномьи темницы были не самыми худшими в Средиземье. По крайней мере, здесь было сухо, здесь регулярно убирали грязь и не давали умереть с голода. Тюремная охрана исполняла свое дело честно и без мародерства, так как по гномьим законам имущество заключенного считалось его собственностью и хранилось в тюремных складах до его казни или освобождения. Гномы не любили держать пленных, они старались как можно быстрее разобраться с чужаками, а затем либо казнить их, либо отпустить. Гоблинов и орков, как правило, казнили, людей либо обменивали на своих военнопленных, либо возвращали за выкуп. Провинившихся соплеменников никогда не сажали под замок, их вызывали сразу к вождю, который обычно отсылал их работать в нижние шахты на различные сроки в зависимости от проступка. Смертной казни для своих не было, наихудшим наказанием было изгнание.
Пленение гнома из чужого клана было вопиющим нарушением законов подгорного народа. Вопреки очевидному Горм продолжал считать, что с ним вышло недоразумение, которое скоро прояснится. Постепенно он убедил себя, что все обойдется, и сам не заметил, как улегся на тюфяк и захрапел.
Грохот засова вырвал его из глубокого сна. По дорожной привычке Горм подскочил на тюфяке, нашаривая рядом с собой рукоять «Чегира», но мгновение спустя вспомнил, где он и что с ним случилось. Дверь распахнулась, и в проеме показалась приземистая фигура разносчика пищи с дымящейся миской каши в руках. За его спиной виднелись двое вооруженных охранников, готовых утихомирить заключенного, если тот вдруг начнет буянить.
– За что ж меня так, браток? – спросил Горм разносчика, принимая миску его из рук.
– Преступник ты, говорят, – пробормотал тот. – А раз говорят, что уж тут поделаешь…
– Я же всего-навсего подошел к вашим воротам и спросил про Коугнира, а того и сам Дарин почитает. Разве это – преступление?
– Выходит, что да. В последнее время у нас много чего не так, как прежде.
– Будь другом, объясни мне, что у вас тут делается. А то, боюсь, у меня черепок треснет.
– Мне вон завтрак разносить надо, – разносчик покосился на стражников, но те не проявляли нетерпения. – Да ладно, почитай уж все разнес… – он наклонился к Горму и понизил голос: – Вождь у нас заболел, сильно заболел.
– И чем же он болен?
Разносчик тяжело вздохнул и поднял глаза на Горма. Оттуда глядел устоявшийся страх, граничащий с ужасом.
– Смертью он болен, вот чем. – Гном понизил голос до едва слышного шепота: – Тебе тут плохо – а нам-то как плохо, браток! Стал наш Грор словно нежить какая-то, и всех вокруг за собой тянет. Коугнир хотел его вразумить – и все, врагом заклятым стал.
Стражники придвинулись поближе, молчаливо участвуя в разговоре.
– Может, отпустите меня, братки? – попросил Горм. – Гнусное ведь дело, сами понимаете.
– А что толку, что понимаем… Тебя у входа взяли, там про тебя знают. Ты ничего дурного не сделал, и то вон чего, а что с нами будет, даже и подумать страшно. Грор и сыновей своих не щадит, чего уж о нас говорить!
– С ними что-то случилось?
– Сбежали они с матерью к Фарину, первыми сбежали. А за ними кое-кто из Почетной Десятки, понятное дело, с семьями. Сейчас у нас чем ближе к вождю, тем опаснее.
Горм представил себе положение родных и близких Грора, медленно превращающегося в нежить, и содрогнулся.
– А с Фарином… ничего такого не происходит? – решился спросить он.
– В их клане поговаривают, что у него в последнее время характер испортился. Небось, из-за Грора – соседи все-таки. А так он у них нормальный, с нашим не сравнить.
– Может, вы хоть посоветуете, как мне выкрутиться? На допросе чего объяснить, или как?
– Не знаю, что и сказать… Если ты убежишь, ты нас подставишь, а на допросах у нас никто ничего не спрашивает. Просто пытают аданов для Грора, а он приходит туда смертью дышать.
В глубине коридора раздался звук шагов. Все трое гномов как-то одинаково вздрогнули и попятились. Разносчик торопливо захлопнул дверь и задвинул ее на засов. Горм не обвинял их ни в чем, он понимал, что никто из здешних гномов не хочет творить зло, что все они смертельно боятся чудовища, в которое превратился их правитель. К несчастью, никакое понимание не улучшало его положения, которое оставалось безвыходным, просто отчаянным. Он заметался по камере, призывая Небесный Молот на свою макушку, но проклятая железка бездействовала, так и не подсказав никакого выхода.
Горм топтался из угла в угол, пока не споткнулся о миску и чуть не опрокинул ее. Силы нужно было беречь, и он съел остывшую кашу. Поев, он швырнул миску в дверь, чтобы дать хоть какой-то выход ярости, и уселся ждать, что будет дальше.
Около полудня за ним пришли двое стражников, постарше и помоложе. Молодой гном надел на него цепи, пожилой замкнул их висевшим на поясе ключом. Горма вывели из камеры и повели на допрос. Идти оказалось совсем недалеко – пыточная была за ближайшим поворотом. Когда Горма ввели туда, он увидел висевшего над жаровней атани – раздетого догола мужчину средних лет. Все тело бедняги было покрыто синяками и ожогами. Стражники приводили его в чувство холодной водой, пока гном-пыточник калил щипцы на углях.
Сначала Горм не видел ничего, кроме этой ужасной картины. Оправившись от потрясения, он заставил себя отвести глаза от пленника и оглядел комнату. В нескольких шагах перед истязаемым стояло подобие трона, на котором восседал вождь клана. Горм успел подумать, что нет зрелища страшнее, чем истерзанный атани над жаровней, но при первом же взгляде на Грора понял, что ошибался.
Лицо главы клана казалось тончайшей маской, под которой таилась черная пустота, глаза горели темно-багровым огнем и не отрывались от пленника. Грор так упивался муками жертвы, что не видел ничего, кроме поникшего тела.
– Шевелитесь, подонки!!! – зашипел он, дернув секирой. – Сколько мне еще ждать, пока он очнется!!!
Стражники вздрогнули и с удвоенной силой начали плескать воду пленнику в лицо. Горм почувствовал, что у него подкашиваются ноги – не столько от того, что он следующий на очереди, сколько от лицезрения Грора, находившегося на грани живого и неживого. Последняя капля жизни, еще остававшаяся в этом исчадии смерти, делала его еще страшнее.
Истязаемый вздрогнул и застонал. Пальцы Грора хищно стиснули рукоять секиры.
– Щипцы!!! Давай щипцы!!!
Пыточник поспешно схватил щипцы и прижал их к груди пленника. Тот взвыл от боли. Грор привстал на троне, его обезумевшие от экстаза глаза запылали багровым огнем.
– Еще!!! Еще!!!
Вдруг шипение Грора перешло в нечленораздельный вопль, полный такой смертельной, потусторонней силы, что стражников затрясло, а пыточник выронил щипцы. Вой усиливался, источая черную жуть, сводя с ума. Казалось, невозможно было услышать его и сохранить жизнь и рассудок.
Пыточную пронизал ледяной холод – не мороз, а холод смерти, проникающий в самые кости. Молодой стражник рядом с Гормом заорал и кинулся бежать. Горм сделал бы то же самое, невзирая на цепи, если бы у него не отнялись язык и ноги. Над Грором взвивалось черное облако, окружавшее вождя наподобие испарений. Оно распространялось, расширялось, вместе с ним уходили и остатки телесности, оставляя за собой мертвую пустоту.
Горм рухнул на пол и на четвереньках пополз куда-то в сторону, все равно куда. Его единственным и всепоглощающим желанием было превратиться в червяка, в таракана или во что-то еще более мелкое и незаметное и шмыгнуть в первую попавшуюся щель. Почти не соображая, что он делает, Горм втиснулся между стеной и стоявшими рядом ящиками для пыточного инвентаря и вжал свое тело в пол. Сверху на него упало еще одно тело, живое, дрожащее. На грани осознания он замечал, что черное облако вокруг вождя рассеялось и тот начал подниматься с трона.
Последняя капля жизни покинула Грора, и он стал бестелесным призраком. Черная пустота в королевских одеждах устремилась к висевшему на цепях пленнику, вцепилась ему в горло и одним глотком выпила его жизнь. Удовлетворенно зашипев, призрак взмахнул секирой и снес голову пыточнику. На его правой руке блеснула голубая искра «Мир-Хигира».
Это было превращение в назгула, первого назгула Саурона. Пока темные силы не улеглись в нем, он буйствовал в слепом безумии, упиваясь смертью и разрушением. Он кинулся за разбегающимися охранниками, убивал, крушил, пил их жизни, затем помчался к камерам, отодвигая засовы один за другим и приканчивая пленников. Его шипящий, мертвящий вой разносился далеко по коридорам, вызывая паническое желание бежать прочь без оглядки.
Горму повезло – обезумевший призрак не заметил его убежища. Леденящий вой отдалялся, пока не заглох где-то в коридорах Тумунзахара, но Горм не смел шевельнуться, придавленный тяжестью другого тела. Наконец оно завозилось, закряхтело и стало подниматься на ноги.
– Вставай, браток, – раздалось над ним.
Горм перевернулся на бок, выполз из-за ящиков и сел. Перед ним стоял пожилой стражник, один из тех, что конвоировали его в пыточную.
– Вставай, – повторил он. – Идти можешь?
Горм с трудом поднялся на непослушные ноги.
– Вроде могу.
– Вот и хорошо. – Стражник снял с пояса ключ и разомкнул его оковы. – Идем отсюда.
– Куда?
– К Фарину. Хватит с меня этого кошмара. Как тебя зовут-то, парень?
– Горм.
– А меня – Тарк. – Гном огляделся, ища уцелевших, но вокруг лежали одни трупы. – Бери оружие какое-нибудь, и пойдем.
Горм не был бы гномом, если бы даже в таких обстоятельствах не вспомнил про свои пожитки и свой драгоценный «Колун», который был гораздо лучше рядового оружия. Он не замедлил спросить о них Тарка, и тот согласно кивнул. Они зашли на тюремный склад, где Горм забрал свои вещи, а затем покинули опустошенную тюрьму и направились в клан Фарина.
По пути Тарк рассказал Горму все, что творилось в клане в последнее время. Нижние шахты были переполнены гномами, которых настигла немилость правителя. Эльфы скоро год как не показывались у ворот клана. Аданы приезжали торговать до самой весны, но весной Грор, которому постоянно требовались новые жертвы, приказал хватать всех инородцев подряд. Теперь торговля с другими народами прекратилась, а оставшиеся с прошлой осени закупки провизии подходили к концу, поэтому следующей зимой клану угрожал голод. Грор отдал приказ готовить воинов, чтобы устраивать набеги на окрестные селения аданов. Месяц назад произошло неслыханное дело – несколько гномьих семей, среди которых была и семья самого Грора, сбежали в соседний клан.
Преданность вождю и клану была основой жизненных устоев подгорного народа. Любой гном предпочел бы смертную казнь изгнанию, и если кто-то из них сбежал из родного клана, значит, оставаться там было хуже смерти. Горм слушал своего спутника, не говоря ни слова. Даже если бы не запрет Палландо, у него язык не повернулся бы сказать Тарку, что все эти ужасы явились в мир при его невольном участии.
То же самое ожидало и клан Фарина, но там пока еще не дошло до этого. Обоих беглецов встретили там сочувственно, накормили и дали жилье. Как выяснилось, Коугнир недавно был здесь, но несколько дней назад ушел в клан Браина. Едва услышав об этом, Горм подхватил свои пожитки и поспешил вслед за айнуром.
***
Нарин взял с собой шестерых гномов, с которыми были двое носилок, предназначенные для праха и доспехов великого Торгрима. Помимо носилок, гномы тащили большой запас еды и пива, словно собирались провести в походе не меньше месяца. Впрочем, на первом же привале они доказали, что этих припасов им хватит от силы на неделю.Они шли за Фандуилом так же неторопливо и основательно, как закусывали на привалах. Сначала они косились на эльфа, но мало-помалу оценили его умение видеть следы на камне. Он не соответствовал гномьим представлениям об эльфах – спокойно переносил пребывание под землей и не заносился перед гномами, хотя его вежливость граничила с отчуждением. А когда еще и выяснилось, что он неплохо знает гномий язык, их отношение к нему заметно потеплело.
Впрочем, панибратство Рамарона со всеми, включая Коугнира, сглаживало любой холодок в отношениях. Во время пути бард от скуки приставал к гномам и пытался хоть немного выучить их язык, чтобы иметь побольше собеседников. На привалах он играл на лютне, но гномы воздавали должное его игре по-своему, почти мгновенно засыпая под его музыку.
Двое суток спустя они вышли к озеру. Увидев черную водную гладь, Рамарон издал радостный вопль узнавания, от которого со свода пещеры посыпалась каменная крошка. Фандуил отскочил обратно в коридор, гномы зашикали на беспечного атани, а Коугнир сделал круговой взмах топором над головой и пробормотал защитное заклинание.
– Теперь идем, – скомандовал он. – Обвала пока не будет, но нам лучше поторопиться.
Они нашли боковой коридор и вскоре пришли в зал, где много веков назад происходила битва. Гномы благоговейно постояли над скелетом Торгрима, лежащим в окружении вражеских скелетов, затем переложили его останки на носилки. На другие носилки были уложены его топор и доспехи.
Скелеты остальных гномов тоже не были брошены на произвол судьбы. С помощью кирок, без которых гномы не ходят под землей, в полу была вырублена яма, куда сложили все, что осталось от войска Торгрима. Затем гномы изготовили плиту, на которой Нарин высек поминальную надпись, и закрыли яму.
Обратный путь оказался вдвое короче. На последнем привале гномы допили пиво и доели припасы, чтобы вернуться из похода налегке. При желании они могли бы уже сегодня ночевать в своих постелях, но они так наелись и напились, что единодушно решили еще раз заночевать в пути. Завернувшись в походные одеяла, они захрапели еще до того, как Рамарон успел вытащить лютню. Фандуил уселся напротив барда, привалившись спиной к стене.
– А вы чего не спите? – спросил Коугнир.
– Да я вроде бы не устал, – ответил Рамарон, машинально перебирая струны. – Гномы ходят так медленно, что с ними трудно устать.
– Эльфы вообще мало спят, – сказал Фандуил. – У меня уже привычка сторожить по ночам.
– Отдыхайте, я посторожу. Я не нуждаюсь во сне.
– Я должен валиться с ног, чтобы заснуть под такой храп.
Семеро гномов, действительно, храпели, как семь проржавелых подъемников в заброшенных шахтах.
– Да, голосистые парни, – усмехнулся Коугнир. – Хорошо, что ты был с ними, Фандуил. Благодаря тебе они познакомились с эльфами поближе и уже не станут брать на веру всякие грязные сплетни об эльфах. Гномы во многом не похожи на эльфов, но и в тех, и в других есть свои привлекательные черты. Оба народа сторонятся друг друга, а ведь ничто не сближает лучше, чем совместный труд.
– В Ост-ин-Эдиле так и было. Нолдоры там работали бок о бок с авари, эльфы – с гномами и атани. А разве в Линдоне не так?
Коугнир снова усмехнулся, на этот раз невесело.
– Хороший вопрос, мальчик. И на него есть короткий и прямой ответ – нет, не так. Линдонские эльфы используют гномов, но считают их низшим народом, причем весьма примитивным. Вон твой друг Рамарон спокойно относится к тому, что они спят под его музыку, а у эльфов это лишний повод для презрения. Взять хотя бы Эльве Тингола, который ни во что не ставил гномов и поплатился за это жизнью, когда отказался платить мастерам шестого клана за вставку сильмарилла в ожерелье Наугламир.
– Но я слышал, что они хотели отнять у него Наугламир.
– Кто из эльфов может подтвердить это, если Тингол был один на один с гномами и был убит? Любое заявление эльфов по этому поводу может быть только выдумкой. Я слышал все от самих мастеров, а я их хорошо знаю. Да, гномы – народ скупой и себе на уме, но они – народ честный. Если они договорились о чем-то, свою часть сделки они выполнят. Во время работы Тингол изводил мастеров придирками, а затем под ничтожным предлогом отказался выплатить вознаграждение – ничего удивительного, если вспомнить, какой у него был нрав. А гномы, сам знаешь, народ вспыльчивый. Они пристукнули его раньше, чем сообразили, что делают, а затем сбежали, прихватив ожерелье в качестве компенсации.
– Да, я припоминаю, что мастер Келебримбер очень сдержанно отзывался о Тинголе.
– У Келебримбера с Теркеннером не было никаких причин любить Тингола, хотя они оба были слишком благородны, чтобы поносить его направо и налево. Эльве был никудышным правителем с невыносимым нравом – особенно после женитьбы на этой глупенькой майа – и всегда на ножах с домом Феанора. Народы Линдона смогла объединить только Война Гнева, но по ее окончании все началось снова. Тогда Келебримбер с Теркеннером ушли подальше от линдонских склок, чтобы начать свое дело.
– И вот как оно кончилось… – то ли вздохнул, то ли всхлипнул Фандуил.
– Да, и это вдвойне печально, потому что горький опыт многому научил их. Они могли бы вершить великие дела, если бы остались живы. Они ошиблись в Сауроне, но это было нетрудно, если вспомнить эльфийские дрязги и междоусобицы Первой Эпохи. В те времена кое-кто из эльфов проявил себя так, что даже Саурон выглядел немногим хуже.
Фандуил опустил голову, чтобы скрыть подступившие слезы. Он запрещал себе вспоминать о гибели Ост-ин-Эдила, но малейшее напоминание со стороны причиняло ему жгучую боль. Мастер и Тинтариэль – два сокровища его сердца – были безвозвратно утрачены из-за черных замыслов проклятого майара. Это атани легко забывают утраты, а у эльфов хорошая память…
Рокот собственного сердца дрожью отдавался в его костях – гулкий, неровный, тревожный.
Или не сердца?!