Арден Том. Король и Королева Мечей

   Они всегда страдали, во все времена.
   Тут Раджал задал Нове неожиданный вопрос:
   — Ты ведь наврал про «Серебряные маски»?
   Джем, не отрывавший взгляда от того места, где прежде стояла Мила, озаренная солнцем, вспоминал о тех временах, когда Раджал рассказывал ему об этой труппе, о том, какие талантливые в ней актеры, какая у них слава, как они богаты. Для Раджала они были богами. Джему ужасно хотелось рассказать другу правду, но что-то остановило его. Не то чтобы сострадание — нет, скорее осторожность. Ему показалось, что в столпе света задрожали, заколебались очертания каких-то прозрачных существ.
   Джем не стал оборачиваться.
   — Я увидел, что они едут, — негромко проговорил он. — Издалека увидел. Роскошная карета, цветов Короса, с королевским гербом на дверце — ну, словно видение из времен Элдрика, когда бывали пышные парады...
   Глаза Раджала сверкнули.
   — Издалека, говоришь?
   Для него «Серебряные маски» всегда были фантазией. Теперь они стали казаться настоящими. Наверное, именно в этот миг он принял решение: «Я попаду в эту труппу».
   Но как?
   Раджал поднялся.
   — А как ты в город вернулся?
   — Через грузовые ворота. Там, где ты меня встретил. Там легко пробраться в город, Радж. Всякую всячину, которую в город везут, синемундирники пропускают, глядя на нее сквозь пальцы. И никого они не опасаются...
   — Неужто и зензанцев не опасаются? А ходят слухи о новой войне...
   Джем отозвался еле слышно:
   — Что-то надвигается. Но почему-то мне кажется, что дело не в Зензане.
   Раджал подошел к Джему, коснулся его руки. За те сезоны, что они странствовали вместе, его друг вытянулся, осунулся, стал крепче. В его облике появились едва уловимые черты мужской зрелости. Этому Раджал тоже мог бы позавидовать, но сейчас он не завидовал этому. В конце концов, очень скоро они должны были расстаться.
   «Он — мой брат».
   — О чем ты? Ты что-то знаешь, да? Скажи мне, кто ты такой...
   Совсем близко послышался барабанный бой.
   — Синемундирники! — сверкнул глазами Джем. Выходит, они находились не в чаще леса, а довольно близко от дороги? Да, дорога, ведущая от Варби к Голлуху-на-Холме, пролегала неподалеку. — Но где же Мила?
   Тир-лир-лир-ли-ли!
   А куда подевалась птица? Голосок Эо звучал пискляво, встревоженно, казался каким-то нереальным.
   — Быстрее!
   Джем первым сорвался с места. Мальчики бежали по лесу. На поляне снова стало тихо-тихо, только потрескивали на ветру ветки, тихо опадали хвоинки да слышалось шуршание жуков под корой.
   И только белка, вдруг замершая на стволе сосны, увидела, как снова стали ярче проникшие сквозь густую хвою острые лучи солнца, как внутри столпа света проступили призрачные лица и странно очерченными губами произнесли слова:
 
   ВАРБИ ЖДУТ
 
   Ритмичный храп Умбекки зазвучал снова, теперь он стал громче. Но Ката уже к нему не прислушивалась. Она изумленно смотрела на своего гостя. Стиль его речи ее странно волновал. У нее мелькнула мысль о том, что на самом деле они с ним наедине.
   Что бы по этому поводу сказала Джели?
   На пальце капитана сверкнул перстень с аметистом. Он сунул руку за лацкан мундира и вытащил небольшую плоскую серебряную коробочку. Открыв крышку, он вынул из портсигара сигаретку.
   — Не возражаете, мисс Вильдроп?
   Ката покачала головой.
   — Правда, красивая вещица? Хотите взглянуть?
   Капитан протянул ей портсигар. Ката с волнением взяла его, пробежалась кончиками пальцев по резной крышке, потрогала замочек. На обратной стороне портсигара были выгравированы написанные бисерным почерком строки:
 
   Прими в подарок, милый друг,
   Вещицу памятную эту.
   Когда закуришь сигарету,
   Ты обо мне припомнишь вдруг.
 
   Тут крылся какой-то намек. Ката не поняла какой, но на всякий случай понимающе улыбнулась. Она взрослела на глазах, и это пугало ее. Неужели это и есть приближение совершеннолетия?
   В воздухе заклубился серо-голубой дымок.
   — Ах, мисс Вильдроп, я понимаю, о чем вы думаете.
   Но на самом деле капитан этого не понимал.
   — Мое имя — то есть имя моего дядюшки — вам ни о чем не скажет. Слава преходяща, увы! Вы молоды, мисс Вильдроп, и ваша молодость прекрасна, но если бы на ваших плечах лежал груз прожитых лет, вы, быть может, и припомнили бы дни славы моего дядюшки. Вам он кажется накрашенным старым дураком, но...
   — Капитан, вовсе нет!
   — Да, мисс Вильдроп, да, и не стоит лгать из вежливости. — Капитан, улыбаясь, взял Кату за руку. — Давайте раскроем друг другу сердца. Юность, мисс Вильдроп, это цветок, которому суждено быстро отцвести и увянуть. Если бы вам удалось увидеть моего дядюшку в годы правления королевы-регентши, перед вами предстал бы мужчина, который был украшением Варби. Бедняга достоин сожаления, но всегда должен быть кто-то, чья слава осталась позади, потому что найдется и другой, чья слава, наоборот, впереди. Быть может, именно сейчас я лицезрю перед собой именно такую особу?
   Глаза капитана предательски блеснули. На миг их взгляды встретились.
   Ката вскочила. Горло ее сдавили рыдания.
   — Капитан, вы смеетесь надо мной! Вы говорили, что ваш дядюшка рассказал вам о том, что случилось в Курортном Зале!
   Она подошла к окну, чувствуя, что вот-вот расплачется. Но капитан уже был рядом с ней. Он взял ее за руку. Развернул к себе.
   — Милая мисс Вильдроп, вы так юны, так юны! Неужели вы верите в то, что глупые события одного-единственного дня способны омрачить счастье, которое непременно дарует вам судьба? Поверьте, свет предложил мне куда более суровые испытания. Поверьте мне, послушайте меня, милая девочка, и утрите слезы. Сегодня о вас судачит весь Варби, но очень скоро — в этом я уверен, как в том, что завтра утром взойдет солнце — внимание высокосветской публики переключится на еще какое-нибудь глупое происшествие. Нет, мисс Вильдроп, этот мир лежит перед вами. Берите же его, заключите его в объятия!
   Кате трудно было что-либо возразить. Капитан крепко держал ее за руки. Глаза его сверкали, его губы тянулись к ее губам. Ката вдруг испугалась. Кончики его напомаженных усов щекотали ее лицо. Она бы и сама стала вырываться, но тут ей на помощь неожиданно пришел стук в дверь.
   — Госпожа Вильдроп! Госпожа Вильдроп!
   Капитан отпустил Кату, и они проворно отпрянули — как раз вовремя. Умбекка мгновенно открыла глаза, ее многочисленные подбородки встревоженно заколыхались. Увидев капитана, она ахнула:
   — Сэр! Что это значит?
   Тут распахнулась дверь.
   — Вдова Воксвелл, ну, пожалуйста!
   Нирри беспомощно пыталась удержать гостью, но та, забыв о каких-либо правилах этикета, прошмыгнула в комнату мимо нее. Рыдая, вдова упала на пол.
   — Ну, что еще?! — взвыла Умбекка. — Что еще могло случиться?
   Морщась от боли в укушенной лодыжке, она попыталась подняться.
   Капитан поспешил к ней и заботливо усадил на место, после чего склонился к распростертой на полу вдове.
   — Любезная госпожа, что вас так опечалило? Умоляю, скажите нам, в чем дело?
   Ответом ему был поток бессвязных слов, рыдания, слезы. Наконец стали прорываться более или менее осмысленные фразы типа: "Она ушла, ушла... " или «Моя бедная, бедная Пеллисента!»
   Умбекка простонала:
   — Случилось нечто ужасное, я так и предполагала!
   Морщась от боли, толстуха опустилась на колени и принялась щипать и хлопать по щекам вдову Воксвелл.
   — Бертен, Бертен, скажи нам, что случилось?!
   Бедная вдова не в силах была проронить ни слова. Все стало ясно мгновение спустя, когда капитану удалось взять из онемевших пальцев несчастной женщины скомканную записку.
 
   МиссПеллисента Пеллигрю у нас в плену. 10 000 эпикрон — или девушка умрет. Подробности — письмом.
   ВАРБИ ЖДУТ.

ГЛАВА 15
ХИЖИНА Б ЛЕСУ

   — Полк из Тарна.
   — Ирионский?
   — Пятый.
   — Далеко же они забрались.
   — Что-то надвигается.
   — Я же тебе сказал: что-то не так в Зензане.
   — Неужто правда...
   Джем напряженно, сухо шептал. Раджал отвечал ему сквозь стиснутые зубы. Друзья залегли в кустах на краю леса и наблюдали за дорогой, по которой под визг волынок и барабанный бой топали грязные ботинки. Холодно поблескивали на солнце пуговицы, кокарды и штыки.
   — Эй, вы там! В ногу! — рявкнул кто-то из младших командиров.
   Трепетали на ветру синие штандарты. В арьергарде колонны усталые лошади тащили повозки.
   Пятый полк тарнских королевских фузилеров шагал в гору, продвигаясь к Голлуху.
   — Но где же Мила?
   — Она наверняка перебежала дорогу. Побежала-то она в эту сторону.
   Только тогда, когда мимо, грохоча, проехала последняя повозка, мальчики решились покинуть свое укрытие. По другую сторону от дороги лес рос гуще, склон резко уходил вверх, к скалистой вершине холма, где располагалась крепость Голлух. Вдалеке постепенно таяли звуки волынки и барабанов.
   А потом послышалось чириканье Эо.
   — Туда, — сказал Джем.
   — Мила! Сестрица Мила!
   Неожиданно они вышли к лесной бревенчатой хижине, прилепившейся к скальному склону. Она была так густо увита лианами, что легко можно было мимо пройти, не заметив. Хижина, должно быть, пустовала многие годы, но сейчас из трубы поднималась струйка дыма.
   — Вон она, — сказал Джем.
   — Эо?
   Джем указал на лиану. Над дверью хижины сидела радужная птица Милы, но теперь она молчала, спрятав клювик в перышках на груди. Такую позу птица принимала после того, как умолкала, созвав зрителей на представление.
   — Но где же моя сестра? — растерянно проговорил Раджал.
   — Дверь открыта.
   Перешептываясь, друзья боязливо направились к хижине. Вокруг густо разрослись кусты и травы, но к хижине вела хорошо утоптанная тропа, а по тому, как примята была трава, можно было догадаться, что не так давно тут проехал экипаж.
   — Сестрица Мила!
   Раджал вошел в хижину первым. Ржавые петли жалобно застонали. Огонь в очаге был готов угаснуть. Алыми янтарями тлели угли, сквозь щели между ставнями едва поглядывала зелень леса. Но даже в полумраке можно было догадаться о том, что это не хижина дровосека и не охотничий домик.
   Комната была обставлена богатой резной мебелью.
   — Ты только посмотри!
   Друзья изумленно передвигались по комнате, проводя руками по изгибам изящного шезлонга, по спинкам обтянутых атласом стульев, по мраморным полкам, крышкам столиков, украшенных маркетри и мозаикой. Где-то мерно тикали часы с гирями. Грубый дощатый пол покрывали толстые мягкие ковры, поблескивали золоченые рамы развешанных по стенам портретов.
   — Что же это за место такое?
   Джем распахнул ставни. В комнате стало светлее. Если сначала комната произвела на мальчиков впечатление необычайной роскоши, то при свете стало ясно, что роскошь эта весьма иллюзорна.
   Мебель была расставлена как попало, и вся была старая, поцарапанная и потускневшая. Обивка местами порвалась, полировка потрескалась. Все эти вещи почти наверняка были куплены на аукционе при распродаже имущества какого-нибудь разорившегося аристократа. На полировке тут и там темнели потеки вина, напоминавшие струйки запекшейся крови. На нескольких столиках и на мягком диване красовались остатки пиршеств — обглоданные куриные кости, недоеденные бисквиты. Пробираясь между стульями, Джем запнулся о крышку для блюда, которая издала колокольный звон.
   Джем нагнулся и придержал крышку.
   — Мила?
   В ответ послышался смех.
   — Мила? — снова окликнул сестру Раджал.
   Смех умолк, послышалось негромкое царапанье — словно где-то скреблась крыса.
   — Мы знаем, что ты где-то здесь. Сестрица, перестань дурачиться!
   Снова в ответ раздалось царапанье. Джем прошептал:
   — Кто-то за стенкой скребется.
   И верно. Между двумя полотнищами заплесневелого красного репса располагалась изъеденная жучком деревянная панель. Джем пробежался по ней кончиками пальцев. Неожиданно его рука скользнула в дыру. Он оцарапал руку.
   — Ой!
   — Что там? — обеспокоенно спросил Раджал.
   Джем, смеясь, обернулся. Потайная панель со скрипом отъехала назад, и перед мальчиками предстала Мила, недовольно протирающая глаза. Она сидела на пышной перине на спрятанной за стеной кровати.
   — Ничего себе... — вытаращил глаза Раджал.
   — А тебе должно быть стыдно, принц Джемэни, — капризно проговорила Мила. — Сколько ты сегодня слопал ягод голлухского боярышника?
   — Голлухского боярышника? — эхом отозвался Джем. Лучше бы он не произносил этих слов. Они прозвучали словно заклинание. У него тут же тревожно заурчало в животе. Он перепрыгнул через полосу красной ткани и устремился к двери. — Прошу извинить меня, — сказал он на ходу с неожиданной учтивостью — ни дать ни взять старичок, вознамерившийся подышать свежим воздухом. — Я должен на минуточку отлучиться... Но Раджал его не слушал.
   — Тс-с-с! — Он успел схватить Джема за руку. Снаружи послышалось ржание лошади и голоса — мужской и женский. — Быстрее!
   Раджал забрался на кровать и, сев рядом с Милой, втащил за собой Джема. И они только успели поставить на место потайную панель, как в хижину вошли мужчина и женщина.
   — Радж, я сейчас в штаны наделаю, — жалобно прошептал Джем.
   — Тс-с-с!
   Джем обхватил живот руками и скривился от боли. Всеми силами стараясь не издать ни звука, он, как и его друзья, стал смотреть в щелочку на то, что происходило в комнате.
 
   Разыгрывавшаяся там сцена происходила между двумя молодыми людьми из высшего света — щеголем в парчовом галстуке и смущенной юной дамой в шелках и кружевах.
   — Жак, что это за дом? — Дама в испуге остановилась на пороге и неуверенно оглядывалась по сторонам.
   — А ты не знаешь, любовь моя? — Ее спутник решительно прошел в дом, подбросил полено в догорающий очаг. — А я думал, что такая девушка, как ты, догадается сразу.
   — Не понимаю.
   Молодой человек присел у очага и принялся энергично работать мехами.
   — А я думаю, понимаешь.
   — Жак?
   Он обернулся и раскрыл объятия.
   — Жак!
   — Пелли!
   Она бросилась к нему. Он обнял ее, стал гладить ее волосы.
   — Нет-нет, это место должно быть тебе знакомо, любимая. — Он поцеловал ее в шею. — Что же это еще может быть, как не любовное гнездышко?
   — О Жак! — Девушка высвободилась из его объятий, села в шезлонг, взяла подушку и прижала к груди. — Жак, ты ведь не будешь делать глупостей, правда?
   — Глупостей? — Молодой человек опустился рядом с ней на колени и попытался взять ее за руку, но она отдернула руку. — Но ты же понимаешь все, о чем мы с тобой говорили прежде, милая. Вот здесь это и начинается.
   Глаза Пелли наполнились страхом.
   Но в следующее мгновение она громко рассмеялась:
   — О Жак Бергроув, я чуть было тебе не поверила. А теперь отвечай, зачем ты меня сюда привез на самом деле.
   Ни тени юмора не было в ответе господина Бергроува. Он проворно отобрал у Пелли подушку, взял ее руки в свои, заглянул в глаза.
   — У нас, милая, понимаешь ли, существует свой маленький клуб, объединяющий несколько молодых людей. А здесь, можно сказать, дом свиданий. Место, куда мы привозим кое-каких юных дам...
   — О Жак!
   — Нет-нет, милая, именно дам...
   — Каких дам? — попыталась вырвать руки Пелли.
   — Помнишь мисс Виеллу Рекстель? Или юную леди Вантаж?
   — Жак, о чем ты? — Лицо Пелли исказила гримаса ужаса. — Их же похитили! Эти, как их... варби.
   — Успокойся, любовь моя. Никто их не похищал, понимаешь? Ты ведь знала, ты должна была знать, что молодой хозяин Гева-Хариона сгорал от любви к великолепной Ви... к мисс Рекстель. А разве ты не замечала, как граф Варльский смотрел на леди Вантаж в храме, в Курортном Зале, в Ассамблее? Они были любовниками, милая, любовниками — как мы с тобой, и соединиться им не давал жестокий свет. Но теперь они вместе.
   — Жак?
   Страх смешался в душе Пелли с волнением. Жак Бергроув рассказывал ей о «Варби» — о клубе с таким названием. Со сверкающими глазами она слушала его, а он говорил ей о том, что скоро начнется ее путь к освобождению, что она оставит позади свою добродетельную репутацию, которая так и останется добродетельной. Став новой, очередной жертвой «варби», она ни у кого не вызовет осуждения — разве что только слезы сочувствия. Но на самом деле мисс Пелли Пеллигрю впереди ждало радостное замужество и новая жизнь в новой, свободной стране... Господин Бергроув жарко шептал и время от времени прикасался губами к шее и груди Пелли.
   — Не верю ни одному слову, — прошептал Раджал.
   — Этот эджландец — жуткий лжец, — прошептала Мила.
   — Я больше не могу! — взмолился Джем, держась за живот и раскачиваясь из стороны в сторону.
   Пелли вдруг опечалилась.
   — Но как же бал...
   Бергроув ответил ей смехом.
   — Тебя ожидает еще много балов! Забудь о своей прежней жизни! Милая, тебя держали в цепях, словно пленницу!
   — Это неправда! Тетя Влада...
   — Твоя тетка? Она тоже тюремщица в своем роде. Кто она такая? Всего-навсего зензанская кокотка. Чего она хотела добиться? Превратить тебя в свое подобие. Погляди, что она сделала с мисс Вильдроп всего за одно утро...
   Но Пелли не слушала.
   — Жак, никто меня не заковывал ни в какие цепи! Разве ты не видишь, моя жизнь только начинается. Мне предстоит совершеннолетие, выход в свет...
   — Выход в свет? Жестокая Пеллисента, а я думал, ты уже нашла своего возлюбленного!
   — О Жак, это ты жесток ко мне! Неужели я никогда больше не увижу Агондон? И моего дедушку? И моего брата... моего любимого, моего милого брата...
   — Брата! — фыркнул господин Бергроув. — Это еще что за глупости? Пеллисента Пеллигрю, вы меня за дурака принимаете? Говорите, что любите меня, но теперь я вижу, что вы намерены подыскать себе другого, более знатного...
   — Нет, Жак, нет! Ты не понимаешь! Мое сердце принадлежит тебе, но мы должны вести себя как подобает...
   — Как подобает? Нет! Профессия моего отца сделала его богаче половины лордов в нашей стране, и все же для дам имеет значение только его титул, только титул...
   — Это не так! — Пелли опустилась на пол рядом с возлюбленным, обняла его, стала гладить его волосы. Но, в конце концов, она разрыдалась и стала умолять его: — О, отпусти меня, дай мне вернуться!
   Господин Бергроув неожиданно грубо, хрипло рассмеялся:
   — О милая Пеллисента, это невозможно. Боюсь, твоя дуэнья уже получила письмо.
   Губы его скривились в ухмылке, и он проговорил нараспев:
   ВАРБИ ЖДУТ
   — Жак, нет!
   Наверное, в это мгновение Пелли могла бы лишиться чувств, но это ей не удалось. Настроение господина Бергроува переменилось. Он порывисто обнял девушку, крепко сжал в объятиях и принялся нашептывать ей на ухо, что ничто на свете не имеет значения, кроме их любви. Его жаркие губы искали ее губ, руки грубо сжимали ее бедра и груди.
   — Милая, мы теряем драгоценное время. Разве я не говорил тебе, что здесь — любовное гнездышко?
   Пелли вырывалась, но толку от этого было мало. Бергроув подхватил ее на руки и, натыкаясь на стулья и столики, потащил к потайной панели. Поставив Пелли на пол и держа ее одной рукой, другой он принялся шарить по стене в поисках рукоятки.
   — Позволь мне показать тебе, как сильно я тебе люблю, Пелли, о, позволь...
   — Отпусти меня!
   За тонкой перегородкой поднялся переполох. Раджал отполз к изголовью кровати, словно мог там спрятаться. «Я трус, трус!» — твердил он себе. А Мила уже была рядом с ним. Она царапала деревянную стену, стучала по ней:
   — Братец, помоги... тут есть выход!
   — Что?
   Джему стало совсем худо. Он подпрыгивал на кровати, хрипло дыша.
   — Пелли, Пелли! — послышалось из-за перегородки.
   — Нет, Жак, нет!
   Джему так хотелось отвесить Бергроуву пощечину, и он бы сделал это, если бы у него не болел так немилосердно живот. И за что Мила его так наказала?
   Джем закусил губу, впился ногтями в ладонь другой рукой. Только бы не обделаться! Стыд какой!
   Мила простукивала противоположную стену.
   Еще мгновение — и господин Бергроув найдет рукоятку и откроет потайную панель. Джем не смог больше терпеть.
   — Что там такое? — нахмурился господин Бергроув и принюхался.
   Пелли не упустила своего шанса. Она вырвалась и бросилась к двери.
   — Пелли! — Бергроув кинулся за ней, успел схватить за юбку, но Пелли от отчаяния уже была готова на все. Она схватила со стола тяжелое серебряное блюдо и изо всех сил заехала им по носу Жака. Бергроув пошатнулся и опустился на стул. Стул угрожающе затрещал.
   Пелли выбежала из хижины. Мила прошептала:
   — Я нашла выход.
   Оказывается, в противоположной стене тоже имелась подвижная панель. Раджал налег на нее плечом, и панель отъехала в сторону. Мила, Радж и Джем скользнули в образовавшийся проем и задвинули за собой панель. Они очутились в кромешной темноте.
 
   Оставшись один, господин Бергроув сполз со стула на ковер. Из его рассеченной переносицы хлестала кровь. Прижав к ране свой роскошный галстук, он стонал и пытался подняться.
   — Пелли, Пелли, ах ты, маленькая сучка!
   Он мог бы еще броситься за ней вслед, но что толку?
   Она убежала.
   Ему нужно было спрятаться и отлежаться.
   Бергроув отодвинул потайную панель и бросился на кровать.

ГЛАВА 16
РАДУГА ЭО

   — Помните, моя милая, залог успеха лечения — в покое, только в покое.
   — Для них, вы хотите сказать?
   — Гм? Для них, да. Вам я предписываю немного успокоительного сиропа. И, пожалуй, немного варльского вина. Совсем чуть-чуть. Для расслабления. Быть может, легкие упражнения, совсем легкие. Сказать вам правду, милочка, теперь я побаиваюсь за состояние вашей гуморальной системы. Как можно судить о чем-то наверняка, когда радикальное тепло так повысилось? Бывают такие случаи, когда дамам помогает только впрыскивание радикальной жидкости. Особенно юным дамам.
   Аптекарь, который уже успел один раз попрощаться, держал Кату за руку. Его ухоженные, холеные пальцы поглаживали тыльную сторону ее ладони, запястье. Он наклонился ниже и зашептал — интересно, зачем бы ему с ней шептаться?
   — Милая моя, боюсь, мне придется вас самым тщательным образом обследовать...
   Ката побледнела. Сегодня у огня храпели сразу две старухи, укутанные в теплые одеяла. Какой ей теперь ожидать беды?
   Прощупывая пульс Каты, аптекарь едва заметно улыбнулся — или ехидно оскалился?
   — Начать можно с чего-нибудь совсем безобидного. Гм?
   — Сэр, я не думаю, что нуждаюсь в каких-либо предписаниях.
   — Нет? — озабоченно выгнул бровь аптекарь. — Но вы пережили сильнейший шок, милочка. Нежные, чувствительные волокна вашего организма... пострадали. Им нужна заботливая стимуляция несколько иной направленности...
   Девушка озадаченно сдвинула брови, а аптекарь поспешно продолжал:
   — Я бы даже порекомендовал вам принять участие в приготовлениях к балу по случаю окончания сезона...
   — Нет! — сорвалось с губ Умбекки. Это слово она произнесла во сне, и трудно было сказать, что ей грезилось в данный момент и к чему относилось это «нет!» — к балу, к ее собственному состоянию или к исчезновению Пелли Пеллигрю.
   Довольно долго — казалось, целую вечность Умбекка и ее подруга по очереди вскрикивали и стонали, но, наконец, новое лекарство, прописанное им аптекарем, заработало в полную силу. А ведь вдова сначала намеревалась выброситься в окно — хорошо еще, что Умбекке удалось ее удержать.
   В дверь постучали, появилась Нирри.
   — Мисс Ката, там к вам господин.
   — Господин? Еще один?
   Но этого господина Ката уже видела сегодня. Наряженный в камзол времен королевы-регентши, старик был вынужден пригнуться, чтобы не задеть париком дверной косяк. Теперь побледнел аптекарь.
   — Милорд...
   Старик не удостоил его взглядом. Его подернутые красными прожилками глаза смотрели только на Кату.
   — Деточка, я должен был к вам прийти! О, вы, наверное, так напуганы! Мой племянник рассказал мне о трагедии...
   — Но, лорд Фоксбейн, вам нездоровится! Любезный аптекарь, подайте лорду стул.
   Аптекарь, помрачнев, как туча, не слишком любезно придвинул стул. Нахмурившись, взглянул на карманные часы.
   — Увы, меня ожидают другие пациенты, — сказал он. — Однако нет на свете пациентки, посещать которую мне доставляет большее удовольствие, нежели вас, милочка. — Он наклонился и прошептал: — Увидимся на балу.
   Ката наморщила нос. И чего это аптекарь раскудахтался, когда к ней явился с визитом лорд Фоксбейн? Любовно поглядывая на старика, Ката вспоминала о его красавце племяннике.
   На руке у старика, как и у его племянника, сверкал перстень с аметистом.
   — Любезный аптекарь, на два слова...
   Старик зашаркал к двери, опираясь на трость с резной рукояткой. Аптекарь просиял. На миг он забыл о притягательной девушке и изобразил самую учтивую профессиональную улыбку. Этот старикан еще никогда не обращался к нему за помощью. Аптекарь даже не знал, кто из его коллег лечит лорда Фоксбейна. Подумать только! Этому дряхлому старику наверняка понадобятся горы пилюль, целые шкафы настоек и порошков. И еще ему нужно будет регулярно ставить пиявки и впрыскивать препараты ртути.