Арден Том. Король и Королева Мечей

   Когда они выбрались из столовой, Полти, еле держась на ногах, признался Бобу в лучших чувствах и горячо поблагодарил его. Боб был вне себя от счастья и с радостью уложил Полти в кровать. Милый, милый Боб! Полти распинался напропалую. Он говорил о том, что не знает, что бы с ним было, если бы рядом с ним не было такого верного товарища. Он не скупился на похвалы и даже дружески похлопал Боба по бедру. Боб зарделся. Он был вне себя от счастья.
   Тянулось время. Стучали часы, прямоугольники света на полу превратились в ромбы — так, словно даже это было задумано. Мерно поскрипывало перо капрала. Время от времени из кабинета полковника кто-то выходил, кто-то туда входил. Порой капрал отрывал глаза от своей писанины и вступал в тихие переговоры с тем или иным штабным офицером, потом эти офицеры прищелкивали каблуками и расходились по своим кабинетам. Двери в штабе были высокие — в два человеческих роста — и начищены до зеркального блеска. Но даже тогда, когда их пытались закрыть бесшумно, по коридору разносилось громкое эхо.
   Бедняга Полти! Каждый такой стук отдавался в его гудящей с похмелья голове. Его все сильнее мутило, и он уже начал подумывать, не наведаться ли ему в нужник, как вдруг раздался голос капрала:
   — Полковник Гева-Харион готов принять вас.
   Полти и Боб проследовали за одну из полированных дверей. Дверь стукнула — на этот раз за их спинами. Друзья оказались в роскошном кабинете, отделанном бархатом и прекрасной резьбой по дереву. Кроме того, по стенам были развешаны головы зверей, оружие различных родов войск, деревянные маски, привезенные с джарвельского побережья. Кабинет представлял собой резкий контраст с аскетичным коридором.
   За бастионом в виде колоссального письменного стола восседал сурового вида пожилой мужчина в парадной военной форме и аккуратном седом парике. Не улыбаясь, но все же довольно любезно он попросил молодых людей садиться и предложил им сигареты, уложенные в золотую шкатулку.
   Полти расслабился. Гева-Харион показался ему не таким уж страшным. «Быть может, — понадеялся Полти, — он все-таки учтет, что имеет дело с сынком губернатора Вильдропа».
   Полковник зашуршал разложенными по столу бумагами. За окнами слышались приглушенные звуки, доносившиеся со стороны плаца, — приказы, топот, треск пальбы из мушкетов. Полти рассеянно думал о том, какое же задание ему поручат на этот раз. Никаких опасений у него пока не возникало. Не зря же их вызвали в Агондон? Он затянулся сигаретой и в мечтах представил себе бархатные гостиные, театры, увеселительные сады, роскошные балы. Ну, они тут повеселятся на славу! А его божок — тем более!
   Полковник с улыбкой посмотрел на подчиненных и пришел к выводу, что оба они станут весьма импозантны, когда, конечно, вернутся к нормальному состоянию их разбитые носы, а особенно капитан Вильдроп. Да-да, этот молодой человек был положительно хорош собой.
   Быть может, именно поэтому полковник повел разговор, адресуясь исключительно к Полти и почти не обращая внимания на младшего офицера.
   — Похоже, капитан Вильдроп, ваша карьера складывается не совсем обычно.
   — Сэр?
   — До сих пор вы пользовались особыми привилегиями. Как вам кажется, почему?
   — Сэр, я осознаю свое положение. Моя фамилия Вильдроп, и это многое мне дает. Но с другой стороны, я понимаю, что это многого от меня требует.
   Полти мог бы далее пуститься в длительные словопрения на предмет ответственности, которую диктует высокое положение, он засыпал бы полковника цветистыми фразами, но... у него слишком сильно болела голова, да и полковник, как выяснилось, не был расположен долго слушать своего собеседника.
   — Я бы сказал, капитан, что получено от вас по сей день исключительно мало. — После таких слов другой бы мог повысить голос, мог бы даже перейти на крик. Но полковник сохранил спокойствие и проговорил ледяным тоном: — Молодой человек, вы нас за идиотов принимаете?
   — Сэр?
   — Неужели вы тешите себя надеждой на то, что ваше полное и бесповоротное пренебрежение своими обязанностями на протяжении целого сезона, который вы проторчали в Варби, осталось незамеченным? Тайные агенты, по определению, являются армейской элитой. Вы приняты в ряды тайной агентуры совсем недавно, и можно считать, вам был назначен испытательный срок. Неужели вам кажется, что за вами все это время не присматривал никто из других агентов, дабы сообщать нам о том, годитесь ли вы для службы в разведке? — Полковник скривил губы в презрительной гримасе. — Капитан-лейтенант Бергроув в своем донесении...
   — Бергроув?! Но ведь Бергроув...
   Полковник жестом велел Полти замолчать.
   — У Бергроува были свои сложности. Работа тайного агента вообще сложна. Но мы сейчас говорим о вас, капитан Вильдроп. И я уполномочен заявить вам, что вы нас не впечатлили.
   Полковник помахал помятым конвертом.
   — Что же до этого последнего циничного подвига... Подумать только, ваша мачеха просит повысить в звании «капитана Фоксбейна»! Нет, я просто не нахожу слов от возмущения!
   — Но, сэр, она ничего не знает! Не думаете же вы, что...
   Полковник наклонился вперед.
   — Капитан, то, что я думаю, никакого значения не имеет. Позвольте заверить вас в том, что в данном случае я выступаю всего лишь как человек, говорящий устами лорда Э. Лорд Э. — член верховного главнокомандования, и его приказы следует исполнять четко. Обжалованию они не подлежат и не могут быть отменены.
   Если бы вы отличились в Варби, теперь бы я поручил вам новое задание — такое задание, за которое были бы готовы драться друг с другом мои лучшие агенты! Теперь же я уполномочен объявить вам, что вы обязаны вернуться к несению обычной военной службы. Пятый полк тарнских королевских фузилеров завтра выступает в Зензан. Вы, капитан Вильдроп, отправитесь вместе с ними. Посмотрим, как вы проявите себя на посту обычного полевого командира.
   — Но, сэр! — затараторил Полти. — А как же мое положение... мое имя!
   Тут полковник отбросил холодность и позволил себе усмехнуться.
   — Положение? Имя? Капитан Вильдроп, будь вы наследником аристократического титула, признаюсь: мы бы еще подумали о том, чтобы смягчить меру наказания. Особам благородного происхождения позволено многое. Но если вы полагаете, что хоть что-то подобное позволено вам — самому обычному провинциалу и притом незаконнорожденному сыну какого-то губернатора, то позвольте намекнуть вам: вы жестоко, очень жестоко ошибаетесь.
   Полти побледнел. Он побледнел так, что кожа у него стала такого же цвета, как цилиндрик пепла, образовавшийся на кончике сигареты. Боб испуганно смотрел на друга. На миг у него мелькнула страшная мысль: ему почудилось, что сейчас Полти сотворит что-нибудь непоправимое — например, вскочит и замахнется на полковника стулом. Боб поерзал, на всякий случай приготовился к худшему, но сделал всего лишь вот что: он взял сигарету из дрожащих пальцев друга.
   Еще мгновение — и Полти обжег бы пальцы.
   — Стало быть, нас переводят в пятый полк, сэр? — спросил Боб только для того, чтобы нарушить неловкое молчание.
   Полковник ответил, не спуская глаз с Полти:
   — О вашем адъютанте стоит подумать. Еще нужно разобраться, был ли он вашим соучастником в ничегонеделании, кутежах и разврате или просто стал невинной жертвой, которую вы заманили в свои сети. Как ты то ни было, приказ лорда Э. гласит четко и ясно: лейтенант Трош с вами в Зензан не отправится. Он останется в Агондоне и будет работать с другим агентом.
   Полковник снова еле заметно улыбнулся.
 
   Шел день за днем.
   Со странной рассеянностью Джем ложился спать, просыпался, надевал свежие сорочки, которые ему приносили каждое утро.
   Он ел в одиночестве и читал отрывки из разных книг и почти ничего не запоминал. Книги он брал в библиотеке, где замечательно пахло дубом и кожей. Он бродил по заросшему саду, который, издавая предсмертные шептания, засыпал в преддверии холодов. В доме лорда Эмпстера все было странно, но самым странным было это чувство растворенности во времени.
   Только по смене одного сезона другим Джем замечал, что время движется, бежит, как бежало всегда.
   Джем начал забывать о себе самом — о том, что совсем недавно он был мальчишкой-ваганом и долго странствовал по дорогам, и о том, что когда-то немыслимо давно был калекой и ходил с костылями. Неужели жизнь в доме с золотыми свитками погрузила его в одинокий вечный сон? Джему казалось, что его прошлое ускользнуло от него, как призрак, в тот день, когда он поднялся по ступеням к дверям этого дома.
   А потом появился Пеллем.
   Первая их встреча произошла в тот день, когда Джем по обыкновению прогуливался в одиночестве по огороженному высокими стенами саду за особняком лорда Эмпстера.
   Через несколько дней мог выпасть снег — теперь холода наступали раньше, чем в былые годы. Но в тот день еще длился и не желал уходить сезон Джавандры. Дикие розы и гибкие лианы обвивали деревья, с которых тихо опадала листва. Джем шел по шелестящему ковру из золотых, красных, оранжевых и лиловых листьев. У стен листья уже были собраны в кучи, и в воздухе вился горьковатый, скорбный дым.
   Джем с тревогой думал о будущем, гадая, что его теперь ожидает, и вдруг вздрогнул от звонкого окрика:
   — Защищайся!
   Из-за кустов выскочил круглолицый молодой человек, размахивая, словно шпагой, упавшей с дерева веткой. Он побежал прямо на Джема и чуть было не сбил его с ног.
   Джем начал обороняться. Его противник был одет в богатый, украшенный вышивкой плащ, который мешал ему двигаться более проворно, но зато он превосходил Джема габаритами и вдобавок был вооружен суковатой палкой. Очень скоро Джем уже был повержен на ковер из опавших листьев, а его соперник сидел рядом с ним и победно размахивал своей «шпагой».
   Неожиданно он отпустил Джема и отбросил палку в сторону.
   — Короче говоря, кто-то слишком глубоко задумался, а это опасно, — возвестил он. — Позволь, я представлюсь более официально. Тебя мне следует называть Нова, верно? Ну а я...
   Джем уже успел подняться на ноги. Пухловатый юноша протянул ему руку, но Джем ее не пожал, а изо всех сил ткнул его кулаком в жирный живот. Тот побагровел и согнулся от боли.
   Из-за деревьев послышался смех и голос:
   — Джемэни, это Пеллем Пеллигрю. Пеллем — юный джентльмен, а ты пока таковым называться не можешь.
   Джем обернулся. Голос принадлежал человеку в плаще и широкополой шляпе — не старому, но уже не молодому. В руке он держал элегантную гнутую трубку. Лицо его было окутано струйками синеватого дыма. Он был необыкновенно элегантен, изящен, благороден, но в его манерах было нечто до странности холодное. Казалось, он успел познакомиться со всеми глупостями этого мира, попробовал их на зубок и оценил по достоинству.
   И конечно, Джем сразу узнал его.
   — Мое испытание! — выпалил он. — Милорд, скажите мне...
   Но лорд Эмпстер только рукой махнул. Шагнув ближе, он легко коснулся кончиками пальцев груди Джема в том месте, где юноша прятал кристалл Короса.
   — Милый мальчик, пока ты еще не готов к испытаниям. В той жизни, что тебе предстоит, перед тобой откроется много дверей, и тебе надо будет войти в них. Ты еще неопытен, и тебе нужен учитель. Вот Пеллем и станет твоим учителем. Надеюсь, что он также станет и твоим другом.
   Лорд Эмпстер улыбнулся. И Пеллем тоже. Джем же только переводил взгляд с одного на другого. Он был смущен и ничего не понимал.

ГЛАВА 22
БЛЕСК ПРИДВОРНОГО МИРА

   На скале, чуть в стороне от Главного храма Агондона почти незаметно в темноте продолговатое здание дворца Короса. Оно так названо не в честь мрачного божества, а в честь соответствующего сезона. Сейчас же течет сезон Джавандры. Но сезоны в Эджландии теперь протекают иначе, чем прежде, и дворец завален снегом.
   Войдем. Темно, по мрачному небу несутся зловещие тучи. Лишь время от времени поблескивает луна. У ворот и на стенах зябко поеживаются стражники. Им холодно, хоть они и укутаны в медвежьи шубы. Людей на улицах и во двориках совсем немного, все торопятся поскорее войти в дом, оказаться поближе к огню. Дымят тысячи печных труб. Светятся тысячи окон.
   Давайте-ка заглянем в одно из окон. Подглядим в щелочку между бархатными шторами... Джентльмен прихорашивается у зеркала. У него за спиной ходит лакей в парике. Апартаменты поблескивают дорогим деревом и кожей. Вот другое окно. Оно у самого тротуара. Маленькие стекла в деревянном переплете. Нет-нет, стучать мы не будем: стука и за окном хватает. Здесь живет королевский сапожник, он чинит туфли. А здесь? Окно еще более низкое и узкое. Ох, какой шум слышен оттуда, какие доносятся запахи! Там — королевские кухни.
   Походишь, позаглядываешь в окна — такого насмотришься! Какой-то мужчина, спустив штаны, усаживается на горшок... Прекрасные дамы в нижних юбках...
   Но нет, у нас нет времени, нет времени...
   Мы поднимаемся выше и забираемся глубже, в самое сердце огромного дворца. Вот так... Давайте-ка представим, что мы забрались вот на этот, занесенный снегом балкон, распахнули двери и оказались... в тронном зале Эджарда Синего.
 
   Разговоры придворных:
   — Не мисс Летиция?
   — Лорд Эмпстер, вы мне льстите.
   — Я же не вас имел в виду, леди Чем-Черинг.
   — Вы говорили о моей дочери. Но нет. Думаю, нет.
   — Значит, вы не станете матерью королевы?
   Леди Чем-Черинг вздохнула.
   — От желаемого до действительного так далеко, лорд Эмпстер. Нет, боюсь, не моя дочурка возляжет, купаясь в лучах славы, на королевское ложе. Летиция, расправь плечи, кому сказали!
   Еще разговоры:
   — Главное, что шокирует, так это ее наглость.
   — Но разве она не вдова Синжуна Флея?
   — Да нет же, она была замужем за лордом Хартлоком.
   — Хартлок? Какой-то мелкий колониальный чиновник, по-моему?
   — Верно. А она имеет наглость сохранять девичью фамилию.
   — Какая дерзость!
   — Ведь вроде бы с нее взяли слово, что она и носу не будет высовывать из той колонии! И вот теперь — это надо же! — она снова здесь, среди нас. И знаете, уже ходят кое-какие слухи.
   — Правда? И какие же?
   — Какие же еще? Опять интрижка!
   И еще разговоры:
   — Сэр Пеллион?
   — Лорд Эмпстер!
   — Старина, вы вернулись! А мы-то думали, вас не будет весь сезон. Но как вы себя чувствуете? Опасаюсь, что не очень хорошо! У вас в бороде поприбавилось седины... Ну, зачем вам было соблюдать этикет и являться во дворец?
   — Это не такое уж пустое дело, лорд Эмпстер. Но знаете, здесь мне все-таки не так тоскливо, как в харионском поместье. Быть может, это глупо, но я почему-то решил побывать на этом приеме, о котором так мечтала моя бедная Пеллисента.
   — Девочка была на пороге совершеннолетия! Какого прекрасного цветка лишился свет!
   — О да, да! — В глазах сэра Пеллиона сверкнули слезы. — Но у меня остался ее брат, который очень похож на нее. Пеллем, подойди. Но ведь вы знакомы с лордом Эмпстером?
   — Сэр Пеллион, мы действительно знакомы с вашим внуком. Господин Пеллем подружился с моим юным протеже, который не так давно приехал в Агондон из Чейна.
   — Вот как? Как я посмотрю, внучек, ты тут даром времени не терял.
   — Деятельность, дедушка, — враг безделья.
   — Ах, как славно сказано, не правда ли, лорд Эмпстер? Похоже, у нашего юного Пеллема задатки поэта. Знаете, между прочим, Коппергейт тоже начинал как придворный острослов. Во времена моей молодости ему не было равных по остроумию. Пеллем, объявляю тебя его наследником.
   Молодой человек весьма приятной наружности — ну разве что немного полноватый — с похвальной скромностью покраснел и обратился к лорду Эмпстеру:
   — А Новы нынче вечером здесь нет?
   — Господин Нова должен заниматься. Вы же знаете, Пеллем, он был лишен ваших возможностей. С вашей помощью он скоро избавится от провинциальных манер, но пробелы в образовании он способен восполнить только неустанными занятиями.
   — Вы — строгий и требовательный учитель, милорд. Но надеюсь, вы станете хоть немного добрее в вечер первой луны нового сезона? Я уже все-все рассказал Нове об этом грандиозном событии, и теперь... Ну, словом, он только об этом и говорит.
   Лорд Эмпстер улыбнулся.
   — Не переживайте, Пеллем. Разве я сумею лишить молодого человека шанса полюбоваться свежестью юных красавиц в день их выхода в свет? Этот бал я склонен рассматривать не как отвлечение от занятий, а как, если хотите, экзамен. Ну а сегодня здесь самый обычный ритуал, не более того.
   Пеллем мог бы с этим поспорить. Он был еще в том возрасте, когда все, что происходит при дворе, кажется необычным.
   В это мгновение нежно прозвенел колокольчик, и придворные приготовились встречать короля. В соседнем зале зазвучали фанфары. На губах лорда Эмпстера заиграла улыбка. Распахнулись высокие двери, и Его Императорское Агонистское Величество король Эджард Синий торжественно и гордо прошествовал к трону.
   Хотя... Пожалуй что, не совсем гордо и торжественно. Уж не пошатнулся ли он слегка, когда занес ногу над первой ступенькой? И уж точно, от него пахло ромом! Эмпстер сразу почувствовал, как сгустилась атмосфера в тронном зале. Его улыбка угасла. Долго ли король пребывал в уединении? Всего лишь на сезон... Но за то время, пока придворные резвились в Варби или Колькос-Каскосе или нежились на солнышке в загородных поместьях, король разительно изменился.
   Безусловно, заговорить об этом никто бы не решился. Вот хотя бы в прошлом году... Стоило только юному принцу-электу Урган-Орандии (напыщенному провинциальному балбесу) отпустить кое-какие замечания по этому поводу, и его тут же вышвырнули из дворца, поскольку его высказывания услышал лично премьер-министр. Согласно слухам, этот дурачок теперь не имел права даже переступать порог своей виллы в Орандии и появляться перед собственными придворными! И уж конечно, со времени его странного исчезновения его никто не видел.
   И все же не сказать ничего — нет, это было бы невозможно! Неужели это король? Эмпстер беспристрастным взглядом изучал постаревшего, обрюзгшего человека, который с трудом уселся — почти повалился! — на огромный, украшенный драгоценными каменьями трон. Глаза Эджарда Синего налились кровью и слезились, щеки обвисли, губы приобрели лиловый оттенок, по-рыбьи вытянулись и набрякли. Ни горностаевая мантия, ни золото не могли приукрасить этого человека, который так страшно изменился. Куда подевалась его стройность, мужественность, гордая монаршья посадка головы? На официальных портретах, которые рассылались в самые дальние уголки империи, король выглядел именно так. Ведь когда-то он именно так и выглядел на самом деле! Было время, когда Эджарда Синего никто не смог бы отличить от его брата, Эджарда Алого, хотя на самом деле он являл собой всего лишь не самое совершенное эхо. И вот теперь, как бы для того, чтобы воочию продемонстрировать, как глупы были те люди, что предпочли Синего короля Алому, время с жестокой безжалостностью срывало с узурпатора покровы, под которыми пряталась его истинная личина.
   Но нет. Не всем дано было это увидеть. Простой народ никогда не узнает об этом. Простому народу суждено было любоваться парадными портретами короля, которые во множестве писались маслом, и бюстиками, которые один за другим отливались в придворных мастерских! «Но кто же, — гадал Эмпстер, — будет восседать на троне, когда минует новый цикл сезонов?» Жуткая разбухшая жаба, из слизистой шкуры которой будет сочиться яд? Подумать только, а они подыскивали супругу для этого чудища! Возле королевского трона стоял роскошный стул и поджидал жертву.
   Вот какие мысли метались в голове у Эмпстера, пока он смотрел на монарха. Однако нельзя сказать, чтобы он смотрел только на короля. К слову сказать, согласно непререкаемым правилам придворного этикета, придворным запрещалось смотреть на кого-либо, кроме короля, в то время, когда он входил в зал, выходил из зала, брал слово, просил тишины, поднимал руку, щелкал пальцами и так далее. И все же Эмпстер не мог не обратить внимания на человека, который возник возле трона короля и встал рядом, словно некий таинственный фамилиар. Эмпстер знал, что не он один перевел глаза на этого человека. По обыкновению бесшумно и без церемоний премьер-министр выскользнул из маленькой двери за тронным возвышением, как только монарх рухнул на мягкое сиденье.
   Большего контраста с королем трудно было и поискать. Рядом с подвыпившим, обрюзгшим королем, одетым в бархат, меха и каменья, премьер-министр казался истинным аскетом в своем белом монашеском балахоне. Белый Брат. Он наотрез отказался носить золоченое придворное платье премьер-министра, фасон которого не менялся со времен королевы-регентши. Он и парика не носил, а собственные волосы стриг очень коротко. Никаких украшений, пудры, румян. Премьер-министр сиял чистотой. Но приятно ли было на него смотреть? Вряд ли. От ледяных глаз веяло холодом.
   Премьер-министра звали Этан Архон Транимель. Со времен правления Джегенема Справедливого, отца близнецов Эджардов, обязанностью Транимеля было оглашение королевских указов. Его статус Брата, закрепленный правилами придворного этикета, официально приравнивался к должности слуги, непосредственно исполняющего волю короля. На самом же деле его высокопревосходительство досточтимый премьер-министр слугой являлся настолько же, насколько является слугой для своих марионеток кукловод. Эмпстер знал о том, что даже во времена Джегенема находились люди, которые больше побаивались премьер-министра, чем короля. А во время краткого — слишком краткого — правления Эджарда Алого и вообще никто не сомневался, в чьих руках сосредоточена реальная власть.
   Но умолкнем! Король желает что-то сказать!
   Голосом одновременно механическим, но при этом вялым и дрожащим этот человек, обладающий множеством титулов типа великого правителя Тарна, повелителя Варбишира и Голлуха, священного императора Лексиона, великого магистра Тиралоса, верховного главнокомандующего Зензана, Ана-Зензана и Деркольда, а также Правителя Всего Света, верховного архимаксимата и Хранителя Веры, наместника бога Орока в Царстве Бытия, — обладатель этих многочисленных титулов обращается к придворным с очень короткой пьяной приветственной речью и погружается в забытье.
   Придворный сезон открыт!
 
   По обыкновению, согласно протоколу, прием начинается с церемонии, которая за время правления Эджарда Синего свелась к сущей формальности. После того как ансамбль виол исполнил отрывки из традиционных гимнов (девяти провинций и каждой из колоний), после того как жонглер, подбрасывавший точно такое же число разноцветных шариков, предпринял тщетную попытку привлечь внимание дремлющего короля, после того как фокусник дисциплинированно извлек из черного ящика точно такое же число разноцветных пташек, придворные разошлись и освободили место возле трона. Настало время для представления, в котором принимала участие труппа актеров, разыгрывавших различные виды бедности и несчастий. Тут был Раненый Солдат, обмотанный весьма убедительными окровавленными бинтами, Хромая Сиротка в жутких лохмотьях, Разорившийся Крестьянин, Безутешная Вдова, Прокаженный Попрошайка, Падшая Девица. Один за другим они выходили вперед и обращались к королю с выхолощенными, бесстрастными жалобами. Один за другим опускались на колени и получали королевское благословение и благодарно рыдали, обливаясь театральными слезами, в то время как премьер-министр зачитывал, подсматривая в свиток пергамента, заранее заготовленные ответы короля. Этому — пособие в размере кроны в месяц. Этому — койку в Оллонской благотворительной больнице. Этому — место садовника во дворце Терона. Какое милосердие! Какое сострадание! Всякий раз придворные учтиво аплодировали.
   А ведь было время — и Эмпстер хорошо помнил это время, — когда обращение к королю с петициями было не просто спектаклем, как теперь. Вплоть до воцарения Эджарда Синего с жалобами к королю обращались живые, настоящие подданные, а не актеры, и король их внимательно выслушивал и отвечал им сам.
   Теперь такое вряд ли было бы возможно. При том, сколько в последнее время бушевало войн, пускать простолюдинов во дворец было опасно. Лазутчики красномундирников, зензанские мятежники... Кто знал, какие предатели могли прокрасться во дворец? Кроме того — и с этим приходилось считаться, — Его Императорское Агонистское Величество вряд ли бы сейчас сумел тонко и беспристрастно разобраться в каждой жалобе. Он и выслушать их толком не смог бы.
   Ну а теперь от него не требовалось ровным счетом ничего, как только время от времени помахивать правой рукой и опускать ее, и тогда актеры склоняли головы и делали вид, что получают некое благословение монарха. Быть может, оно того стоило. Говорили, будто бы прикосновение руки короля излечивает от ожогов, крапивницы и проказы.
   Но вот что интересно: не могло ли возыметь отрицательные последствия то, что у короля Эджарда недоставало среднего пальца?
   Эмпстер поежился.
   «Нет, я не могу позволить мальчику увидеть это. Пока рано».
   Для придворной аристократии вечер был утомителен. Мало того, что все время, пока тянулась церемония, было положено стоять (в тронном зале не было ни одного стула), так даже напитков придворным не предлагали! В зале было жарко и душно. Пол был немыслимо нагрет, под ним пролегали трубы парового отопления. Высший свет Эджландии изнывал, потел и был близок к обмороку. У Констанции Чем-Черинг распухли лодыжки. Она развлекала себя только тем, что время от времени щипала и одергивала свою дочь-дурнушку. Она уже в четвертый раз выводила ее в свет на подобных приемах, а ни одного жениха на горизонте так и не появилось! А Пеллему Пеллигрю нравились представления. Будь его воля и не будь он высокосветским джентльменом, он бы с радостью подался в актеры. Правда, нынешний ритуал жалобщиков и ему прискучил.