Страница:
— Из-за капитана?
— Я у него за кучера был.
— Ха! Ну и поделом тебе.
Они бы еще долго вот так переговаривались. Тошнота у господина Бергроува отступила, и он бы мог достичь новых высот в том, как посмешнее поддеть Боба, но тут в дверь постучали.
Боб открыл дверь. На пороге стоял старший офицер из голлухских казарм в форме военной полиции, за его спиной толпились несколько солдат. Означать это могло одно-единственное.
Они явились из-за той девушки.
Боб побледнел. Он всегда знал, что Полти доиграется!
— Господин Жак Бергроув?
Боб обескураженно указал на Бергроува. Старший офицер несколько смущенно объявил:
— Господин Бергроув, боюсь, вам придется пройти с нами. Полти возмущенно прокричал:
— Майор, что все это значит?
Майор не обратил на него внимания. Размеренным шагом он прошествовал по номеру к господину Бергроуву. Тот вскочил и теперь стоял, покачиваясь, страшно бледный. В руках он комкал свой роскошный перепачканный галстук.
Майор устремил на него печальный взгляд.
— Жак, не отпирайтесь. Все кончено.
— Ч-что?!
— Мы нашли хижину. Господь Агонис, там столько улик! А потом, Жак, мы нашли в лесу ее ожерелье, сорванное с ее шеи, рубиновое ожерелье. Если бы это была хотя бы горничная или шлюха... но, Жак, вы не оставили нам выбора.
Лицо господина Бергроува приобрело землистый оттенок.
— Но она убежала!
— Не сомневаюсь. И мы, Жак, ее нашли. Неужто вы были так пьяны или так обезумели от страсти? Шея у нее была вся в синяках и сломана...
— Я ничего... не понимаю! — взвыл Бергроув.
— Послушайте, Жак, вы же не дурак. Вы не могли не понимать, что за такое казнят. Вы арестованы, Жак.
— Но как же это? За что?
— За убийство, Жак. За убийство мисс Пеллисенты Пеллигрю!
На этот раз Боб припозднился с горшком. Господина Бергроува снова вытошнило.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ГЛАВА 20
ГЛАВА 21
— Я у него за кучера был.
— Ха! Ну и поделом тебе.
Они бы еще долго вот так переговаривались. Тошнота у господина Бергроува отступила, и он бы мог достичь новых высот в том, как посмешнее поддеть Боба, но тут в дверь постучали.
Боб открыл дверь. На пороге стоял старший офицер из голлухских казарм в форме военной полиции, за его спиной толпились несколько солдат. Означать это могло одно-единственное.
Они явились из-за той девушки.
Боб побледнел. Он всегда знал, что Полти доиграется!
— Господин Жак Бергроув?
Боб обескураженно указал на Бергроува. Старший офицер несколько смущенно объявил:
— Господин Бергроув, боюсь, вам придется пройти с нами. Полти возмущенно прокричал:
— Майор, что все это значит?
Майор не обратил на него внимания. Размеренным шагом он прошествовал по номеру к господину Бергроуву. Тот вскочил и теперь стоял, покачиваясь, страшно бледный. В руках он комкал свой роскошный перепачканный галстук.
Майор устремил на него печальный взгляд.
— Жак, не отпирайтесь. Все кончено.
— Ч-что?!
— Мы нашли хижину. Господь Агонис, там столько улик! А потом, Жак, мы нашли в лесу ее ожерелье, сорванное с ее шеи, рубиновое ожерелье. Если бы это была хотя бы горничная или шлюха... но, Жак, вы не оставили нам выбора.
Лицо господина Бергроува приобрело землистый оттенок.
— Но она убежала!
— Не сомневаюсь. И мы, Жак, ее нашли. Неужто вы были так пьяны или так обезумели от страсти? Шея у нее была вся в синяках и сломана...
— Я ничего... не понимаю! — взвыл Бергроув.
— Послушайте, Жак, вы же не дурак. Вы не могли не понимать, что за такое казнят. Вы арестованы, Жак.
— Но как же это? За что?
— За убийство, Жак. За убийство мисс Пеллисенты Пеллигрю!
На этот раз Боб припозднился с горшком. Господина Бергроува снова вытошнило.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
МЕТАМОРФОЗА
ГЛАВА 20
ЧЕТЫРЕ ПИСЬМА
Миленькая Катти!
Ну, что сказать о твоем препотешном письмеце? О, я смеялась, пока у меня бока не разболелись! Но теперь мне грустно, потому что... разве я сумею написать тебе достойный ответ? Я ведь не такая умная, как ты, Катти! (Знаешь, ты лучше оставь себе книгу господина Коппергейта, я там ни одной строчки не понимаю, да и читать мне некогда.)
Но, миленькая Катти, зато ты ни за что не догадаешься, кто поедет в Агондон, чтобы там выйти в свет! Или угадала? Ну, точно: твоя кузина, Джели Венс! Представляешь, как я злилась, что меня не повезли в Варби! Жу-Жу говорит, что я была просто ужасна, несносна, но еще она говорит, что варбийские девушки (на самом деле они их называет похуже) успевают запачкаться до совершеннолетия. Ну, скажи, разве я могла ей возражать? Хотя она, конечно, меня извела, положительно извела! Я уже подумывала, не вернуться ли в Орандию, но ничего не вышло. А теперь Жу-Жу говорит, что после того, как меня так долго держали взаперти, мой выход в свет произведет настоящий фурор! «Запомните, — говорит она, — и уж поверьте мне: ни одна девушка вашего возраста не произведет такого фурора и не сделает такой блестящей партии!»
О миленькая, миленькая Катти! Подумать только! Скоро я снова буду в Агондоне и крепко-прекрепко обниму тебя, моя миленькая кузина!
С любовью. Дж.
P.S. Послушай, до чего же смешно ты написала про принца-электа! Знаешь, я получила письмо от Хаскии Бишли, и она пишет — ты не поверишь! — будто бы в Варби ходят слухи о том, что я вышла за него замуж. Интересно, кто та мерзавка, которая распустила про меня такие сплетни? Ты ведь ничего такого не слышала, правда, Катти?
Наверное, не слышала. А слышала, так непременно написала бы мне про это.
О Эй!
Сердце мое бьется спокойнее! Мои страхи, мои женские страхи унялись, им пришел конец, конец! Поверите ли вы, новости поистине блестящие! Ведь наверняка вы, как и я, как все, кто откликается на происходящее в высшем свете, были обеспокоены «варбийскими исчезновениями»? Эта тайна раскрыта! И как только мы сразу не догадались?! Разве я так часто не думала о том, что у себя в Тарне нам давным-давно стоило построже вести себя с ваганами? Просто поразительно, как во всей этой истории с исчезновениями невинных девушек могла быть какая-то тайна, когда на протяжении всего сезона под стенами Варби располагался ваганский лагерь, это логово порока? Мало того, так обитателям этого грязного логова было позволено входить в город, если они обзаводились письменным разрешением! Я просто содрогаюсь при мысли о том, что столько невинных эджландских девушек стали жертвой похоти этих отродий Короса!
Внутриземье заплатило за свой либерализм. Теперь ваганский лагерь уничтожен, опасность, исходящая от него, устранена, но, увы — о, увы! — никогда больше не блистать в свете ни мисс Виелле Рекстель, ни мисс Мерсии Тизл, ни юной леди Вантаж, не говоря уже о мисс Пелли Пеллигрю! О глупая, глупая вдова Воксвелл! Как она могла поверить в то, что одна справится с делом, которое и двоим не по плечу!
Но это я пишу к слову, а на самом деле, Эй, вы и представить себе не можете... ведь следующей жертвой разбойников должна была стать наша дорогая Катаэйн! Не пугайтесь, дорогой друг, ее успели спасти. Я была больна (не пугайтесь и этого, просто мы, женщины, так хрупки) и на какие-то мгновения утратила бдительность. О, как уязвима добродетель! Как пагубен порок, если способен усыпить бдительность даже самых стойких ее стражей! Не могу не восхвалить наших доблестных синемундирников, которые проявили отчаянную храбрость, спасая Катаэйн. Я непременно напишу командиру драгунов с просьбой повысить в чине молодого капитана Фоксбейна. Как я проклинаю этих гадких ваганов, этих мерзавцев, которые посягнули на невинность нашей дорогой девочки и успели скрыться под покровом ночи!
Но, Эй, не догадываетесь ли вы о том, что это значит? Это значит, что наша Катаэйн на протяжении ближайшей луны будет настоящей знаменитостью! Теперь, когда в свете более не вращается мисс Виелла Рекстель, высшее общество изголодалось по сенсациям. Оно просто жаждет их!
Я все еще не совсем оправилась после болезни, но скоро нужно собираться в дорогу, готовиться к переезду в Агондон, где нас примет мой деверь и где мы подготовим нашу дорогую девочку в выходу в свет. О, если бы не нужно было так долго ждать бала, который устраивают в первую луну нового сезона!
Ведь теперь я совершенно не сомневаюсь в том, что она произведет уникальное впечатление!
Остаюсь всегда, всегда ваша
У. В.
Это письмо было получено до того, как было отправлено предыдущее.
О драгоценнейшая!
Я вновь усаживаюсь за письменный стол и, отточив перо, спешу усладить вас своим письмом. Только для вашей услады я и пишу к вам — тот, кого вы зовете своим всегдашним советчиком. Но не кажется ли вам, что наши с вами сердца давно не, трепетали в унисон хотя бы в эпистолярном союзе? Короче говоря, о драгоценная, некий джентльмен имеет такое впечатление, что в последнее время им кое-кто пренебрегает. Но с другой стороны, разве этот джентльмен смеет надеяться на то, что та, что кружится в вихре варбийских радостей (а ведь день окончания сезона так близок!), вспомнит о нем, жалком провинциале, который некогда так радовался ее посланиям и всегда относился к ней с искренней преданностью! Но не подумайте — о, умоляю, не допустите и мысли о том, что этот джентльмен вас в чем-то упрекает! Ибо по щекам его текут слезы, но это слезы радости за вас, о драгоценная. Я всей душой радуюсь, что вы исполняете свой долг и пребываете там, где вам и положено пребывать.
Однако это не совсем так, ибо разве в обществе, где вы вращаетесь, не слишком ли многие кичатся титулами, которыми вам похвастаться нельзя? Безусловно, известный вам джентльмен не раз говорил вам о том, что любые словесные титулы меркнут перед тем единственным титулом, который воистину значим. Какая владычица может царствовать в Империи Сердца? О драгоценная, я должен снова напомнить вам о том, что скоро вы, Умбекка Великая, воцаритесь не только в моем сердце, но и во всем мире!
Однако я позволил себе вольности, а обязан выказать приличествующее вам уважение. Драгоценнейшая, простите меня, ибо сердце мое исстрадалось! Я в тревоге за вашего супруга. Большего беспокойства он у меня не вызывал с тех пор, как впервые занемог. О да, уже давно мы поняли, что нам более не увидеть его в полном здравии, что никогда он не будет таким, каким был во дни своей славы. Но все же разум его оставался таким же ясным, как прежде! Боюсь, что теперь и этот, последний бастион его здоровья готов сдаться на милость победителя.
Увы, уж близок час паденья
Былой твердыни неприступной...
Разве теперь, уединившись в своих, подобных джунглям, покоях, Оливиан Тарли Вильдроп печется о том, что происходит во вверенной его попечению провинции? Нет, милейшая госпожа, он думает только о прошлом, о былых печалях и бедах. Порой мне трудно его понять. Однако очень часто он вдруг вспоминает о нашей милой девочке. Порой он забывает о том, что ее увезли из Ириона, и говорит со мной о ней так, будто мы все снова живем в те чудесные луны, когда мисс Катаэйн называли Красавицей Долин, когда она сидела у его изголовья в долгие дни его страданий. Много раз мне приходилось пытаться дать ему понять, что наша «маленькая чтица» (так он по сей день называет ее) теперь не с нами, что она далеко! Я так надеялся, что сумею примирить его с ее отсутствием, но... я очень опасаюсь, что оно еще может пагубно повлиять на него. Молюсь о том, чтобы у него не случилось новых припадков, чтобы его миновали новые муки, ибо я очень боюсь того, что настанет время, когда из забытья его сможет вывести только наша дорогая девочка. Опасный порог близок, я чувствую это по тому, как тревожно шуршит листва в его покоях!
Нужно позаботиться о том, чтобы ваш супруг был окружен постоянной и неусыпной заботой.
Прошу нижайше извинить меня за то, что я снова затронул эту печальную тему.
Драгоценная, остаюсь всегда ваш.
Э. Ф.
P. S.
Любезная госпожа, решительный, час пробил! В то самое мгновение, когда я плавил воск, готовясь запечатать письмо, вошел лакей с серебряным подносом и принес... письмо! Мое сердце, по обыкновению, радостно забилось, и я, схватив конверт, стал искать штамп Варби. Однако не радостное восклицание, а скорбный вздох сорвался с моих губ. Ибо это было не послание, продиктованное добродетельной любовью, а холодные строки официального письма.
И все же, все же!
Прочитайте, любезная госпожа, прочитайте это письмо и подумайте, что бы оно значило.
Письмо приложено.
СЛУЖБА ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО АГОНИСТСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА
Его превосходительству генералу Оливиану Тарли Вильдропу, губернатору округа Тарнские долины (Королевство Эджландия, девятая провинция), из канцелярии лорда Элиона С. Маргрейва, заместителя секретаря Его Императорского Агонистского Величества, короля Эджарда Синего, а также секретаря премьер-министра и проч.
Глубокоуважаемый господин, я уполномочен от имени Его Императорского Агонистского Величества и по поручению его премьер-министра оповестить вас о том, что в ближайшие луны предполагается произвести широкомасштабную и тщательную проверку некоторых аспектов управления провинциями в соответствии с декретом, принятым в году 996-е. В рамках этой инспекции планируется выработка ряда рекомендаций по уточнению статуса нынешних губернаторов и прочих чиновников, отвечающих за управление провинциями, в соответствии с чем в девятую провинцию, именуемую Тарнскими долинами, прибудет представитель Его Императорского Агонистского Величества, дабы произвести личное ознакомление с тамошними порядками.
Надеюсь увидеться с Вами до окончания года. Да хранит короля господь наш, Агонис.
Примите и пр. (лорд) Элион С. Маргрейв.
Далее приписано рукой Эя Фиваля:
Похоже, этот Маргрейв — напыщенный идиот, однако, любезная госпожа, вчитайтесь в эти слова: «Рекомендации по уточнению статуса»! Безусловно, сказано обтекаемо, но мы с вами, знакомые с тончайшими нюансами языка сердец, прекрасно понимаем, о чем тут речь. Что еще все это может означать, как не то, что моя долгая битва, заключавшаяся в бомбардировке секретаря посланиями и прошениями, наконец принесла плоды? Разве не пробил желанный час, не пришла пора для нашего бравого командора получить по заслугам? Любезная госпожа, я призван верить в то, что все так и есть! Разве не утверждал я во все времена, что наилучшей наградой для командора будет получение дворянского титула? Неужели моей любезной госпоже было суждено купаться лишь в лучах славы, которую на нее может пролить удачное замужество ее племянницы? Да устыдится мир, в глазах которого Умбекка Великая останется всего лишь какой-то презренной тетушкой! Повторяю, моя драгоценная, час пробил! Скорее приезжайте и привозите сюда нашу девочку, ибо только она способна оживить старика!
Ну, что сказать о твоем препотешном письмеце? О, я смеялась, пока у меня бока не разболелись! Но теперь мне грустно, потому что... разве я сумею написать тебе достойный ответ? Я ведь не такая умная, как ты, Катти! (Знаешь, ты лучше оставь себе книгу господина Коппергейта, я там ни одной строчки не понимаю, да и читать мне некогда.)
Но, миленькая Катти, зато ты ни за что не догадаешься, кто поедет в Агондон, чтобы там выйти в свет! Или угадала? Ну, точно: твоя кузина, Джели Венс! Представляешь, как я злилась, что меня не повезли в Варби! Жу-Жу говорит, что я была просто ужасна, несносна, но еще она говорит, что варбийские девушки (на самом деле они их называет похуже) успевают запачкаться до совершеннолетия. Ну, скажи, разве я могла ей возражать? Хотя она, конечно, меня извела, положительно извела! Я уже подумывала, не вернуться ли в Орандию, но ничего не вышло. А теперь Жу-Жу говорит, что после того, как меня так долго держали взаперти, мой выход в свет произведет настоящий фурор! «Запомните, — говорит она, — и уж поверьте мне: ни одна девушка вашего возраста не произведет такого фурора и не сделает такой блестящей партии!»
О миленькая, миленькая Катти! Подумать только! Скоро я снова буду в Агондоне и крепко-прекрепко обниму тебя, моя миленькая кузина!
С любовью. Дж.
P.S. Послушай, до чего же смешно ты написала про принца-электа! Знаешь, я получила письмо от Хаскии Бишли, и она пишет — ты не поверишь! — будто бы в Варби ходят слухи о том, что я вышла за него замуж. Интересно, кто та мерзавка, которая распустила про меня такие сплетни? Ты ведь ничего такого не слышала, правда, Катти?
Наверное, не слышала. А слышала, так непременно написала бы мне про это.
О Эй!
Сердце мое бьется спокойнее! Мои страхи, мои женские страхи унялись, им пришел конец, конец! Поверите ли вы, новости поистине блестящие! Ведь наверняка вы, как и я, как все, кто откликается на происходящее в высшем свете, были обеспокоены «варбийскими исчезновениями»? Эта тайна раскрыта! И как только мы сразу не догадались?! Разве я так часто не думала о том, что у себя в Тарне нам давным-давно стоило построже вести себя с ваганами? Просто поразительно, как во всей этой истории с исчезновениями невинных девушек могла быть какая-то тайна, когда на протяжении всего сезона под стенами Варби располагался ваганский лагерь, это логово порока? Мало того, так обитателям этого грязного логова было позволено входить в город, если они обзаводились письменным разрешением! Я просто содрогаюсь при мысли о том, что столько невинных эджландских девушек стали жертвой похоти этих отродий Короса!
Внутриземье заплатило за свой либерализм. Теперь ваганский лагерь уничтожен, опасность, исходящая от него, устранена, но, увы — о, увы! — никогда больше не блистать в свете ни мисс Виелле Рекстель, ни мисс Мерсии Тизл, ни юной леди Вантаж, не говоря уже о мисс Пелли Пеллигрю! О глупая, глупая вдова Воксвелл! Как она могла поверить в то, что одна справится с делом, которое и двоим не по плечу!
Но это я пишу к слову, а на самом деле, Эй, вы и представить себе не можете... ведь следующей жертвой разбойников должна была стать наша дорогая Катаэйн! Не пугайтесь, дорогой друг, ее успели спасти. Я была больна (не пугайтесь и этого, просто мы, женщины, так хрупки) и на какие-то мгновения утратила бдительность. О, как уязвима добродетель! Как пагубен порок, если способен усыпить бдительность даже самых стойких ее стражей! Не могу не восхвалить наших доблестных синемундирников, которые проявили отчаянную храбрость, спасая Катаэйн. Я непременно напишу командиру драгунов с просьбой повысить в чине молодого капитана Фоксбейна. Как я проклинаю этих гадких ваганов, этих мерзавцев, которые посягнули на невинность нашей дорогой девочки и успели скрыться под покровом ночи!
Но, Эй, не догадываетесь ли вы о том, что это значит? Это значит, что наша Катаэйн на протяжении ближайшей луны будет настоящей знаменитостью! Теперь, когда в свете более не вращается мисс Виелла Рекстель, высшее общество изголодалось по сенсациям. Оно просто жаждет их!
Я все еще не совсем оправилась после болезни, но скоро нужно собираться в дорогу, готовиться к переезду в Агондон, где нас примет мой деверь и где мы подготовим нашу дорогую девочку в выходу в свет. О, если бы не нужно было так долго ждать бала, который устраивают в первую луну нового сезона!
Ведь теперь я совершенно не сомневаюсь в том, что она произведет уникальное впечатление!
Остаюсь всегда, всегда ваша
У. В.
Это письмо было получено до того, как было отправлено предыдущее.
О драгоценнейшая!
Я вновь усаживаюсь за письменный стол и, отточив перо, спешу усладить вас своим письмом. Только для вашей услады я и пишу к вам — тот, кого вы зовете своим всегдашним советчиком. Но не кажется ли вам, что наши с вами сердца давно не, трепетали в унисон хотя бы в эпистолярном союзе? Короче говоря, о драгоценная, некий джентльмен имеет такое впечатление, что в последнее время им кое-кто пренебрегает. Но с другой стороны, разве этот джентльмен смеет надеяться на то, что та, что кружится в вихре варбийских радостей (а ведь день окончания сезона так близок!), вспомнит о нем, жалком провинциале, который некогда так радовался ее посланиям и всегда относился к ней с искренней преданностью! Но не подумайте — о, умоляю, не допустите и мысли о том, что этот джентльмен вас в чем-то упрекает! Ибо по щекам его текут слезы, но это слезы радости за вас, о драгоценная. Я всей душой радуюсь, что вы исполняете свой долг и пребываете там, где вам и положено пребывать.
Однако это не совсем так, ибо разве в обществе, где вы вращаетесь, не слишком ли многие кичатся титулами, которыми вам похвастаться нельзя? Безусловно, известный вам джентльмен не раз говорил вам о том, что любые словесные титулы меркнут перед тем единственным титулом, который воистину значим. Какая владычица может царствовать в Империи Сердца? О драгоценная, я должен снова напомнить вам о том, что скоро вы, Умбекка Великая, воцаритесь не только в моем сердце, но и во всем мире!
Однако я позволил себе вольности, а обязан выказать приличествующее вам уважение. Драгоценнейшая, простите меня, ибо сердце мое исстрадалось! Я в тревоге за вашего супруга. Большего беспокойства он у меня не вызывал с тех пор, как впервые занемог. О да, уже давно мы поняли, что нам более не увидеть его в полном здравии, что никогда он не будет таким, каким был во дни своей славы. Но все же разум его оставался таким же ясным, как прежде! Боюсь, что теперь и этот, последний бастион его здоровья готов сдаться на милость победителя.
Увы, уж близок час паденья
Былой твердыни неприступной...
Разве теперь, уединившись в своих, подобных джунглям, покоях, Оливиан Тарли Вильдроп печется о том, что происходит во вверенной его попечению провинции? Нет, милейшая госпожа, он думает только о прошлом, о былых печалях и бедах. Порой мне трудно его понять. Однако очень часто он вдруг вспоминает о нашей милой девочке. Порой он забывает о том, что ее увезли из Ириона, и говорит со мной о ней так, будто мы все снова живем в те чудесные луны, когда мисс Катаэйн называли Красавицей Долин, когда она сидела у его изголовья в долгие дни его страданий. Много раз мне приходилось пытаться дать ему понять, что наша «маленькая чтица» (так он по сей день называет ее) теперь не с нами, что она далеко! Я так надеялся, что сумею примирить его с ее отсутствием, но... я очень опасаюсь, что оно еще может пагубно повлиять на него. Молюсь о том, чтобы у него не случилось новых припадков, чтобы его миновали новые муки, ибо я очень боюсь того, что настанет время, когда из забытья его сможет вывести только наша дорогая девочка. Опасный порог близок, я чувствую это по тому, как тревожно шуршит листва в его покоях!
Нужно позаботиться о том, чтобы ваш супруг был окружен постоянной и неусыпной заботой.
Прошу нижайше извинить меня за то, что я снова затронул эту печальную тему.
Драгоценная, остаюсь всегда ваш.
Э. Ф.
P. S.
Любезная госпожа, решительный, час пробил! В то самое мгновение, когда я плавил воск, готовясь запечатать письмо, вошел лакей с серебряным подносом и принес... письмо! Мое сердце, по обыкновению, радостно забилось, и я, схватив конверт, стал искать штамп Варби. Однако не радостное восклицание, а скорбный вздох сорвался с моих губ. Ибо это было не послание, продиктованное добродетельной любовью, а холодные строки официального письма.
И все же, все же!
Прочитайте, любезная госпожа, прочитайте это письмо и подумайте, что бы оно значило.
Письмо приложено.
СЛУЖБА ЕГО ИМПЕРАТОРСКОГО АГОНИСТСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА
Его превосходительству генералу Оливиану Тарли Вильдропу, губернатору округа Тарнские долины (Королевство Эджландия, девятая провинция), из канцелярии лорда Элиона С. Маргрейва, заместителя секретаря Его Императорского Агонистского Величества, короля Эджарда Синего, а также секретаря премьер-министра и проч.
Глубокоуважаемый господин, я уполномочен от имени Его Императорского Агонистского Величества и по поручению его премьер-министра оповестить вас о том, что в ближайшие луны предполагается произвести широкомасштабную и тщательную проверку некоторых аспектов управления провинциями в соответствии с декретом, принятым в году 996-е. В рамках этой инспекции планируется выработка ряда рекомендаций по уточнению статуса нынешних губернаторов и прочих чиновников, отвечающих за управление провинциями, в соответствии с чем в девятую провинцию, именуемую Тарнскими долинами, прибудет представитель Его Императорского Агонистского Величества, дабы произвести личное ознакомление с тамошними порядками.
Надеюсь увидеться с Вами до окончания года. Да хранит короля господь наш, Агонис.
Примите и пр. (лорд) Элион С. Маргрейв.
Далее приписано рукой Эя Фиваля:
Похоже, этот Маргрейв — напыщенный идиот, однако, любезная госпожа, вчитайтесь в эти слова: «Рекомендации по уточнению статуса»! Безусловно, сказано обтекаемо, но мы с вами, знакомые с тончайшими нюансами языка сердец, прекрасно понимаем, о чем тут речь. Что еще все это может означать, как не то, что моя долгая битва, заключавшаяся в бомбардировке секретаря посланиями и прошениями, наконец принесла плоды? Разве не пробил желанный час, не пришла пора для нашего бравого командора получить по заслугам? Любезная госпожа, я призван верить в то, что все так и есть! Разве не утверждал я во все времена, что наилучшей наградой для командора будет получение дворянского титула? Неужели моей любезной госпоже было суждено купаться лишь в лучах славы, которую на нее может пролить удачное замужество ее племянницы? Да устыдится мир, в глазах которого Умбекка Великая останется всего лишь какой-то презренной тетушкой! Повторяю, моя драгоценная, час пробил! Скорее приезжайте и привозите сюда нашу девочку, ибо только она способна оживить старика!
ГЛАВА 21
ПЯТЕРО ПРИБЫВАЮТ В АГОНДОН
Агондон.
Дивный и ужасный, восхитительный и отвратительный, великий город притаился в самом сердце империи, словно огромный паук в середине раскинутой им сети. Здесь, где, наконец, обретают спокойствие волны Эджландского залива после странствий вдоль побережья Лексиона и полуострова Тиралон, здесь, где гряды холмов Внутриземья закрывают берег, отгораживают его от необъятных равнин Хариона, от скалистых нагорий Чейна и Вантажа, от темных лесов Зензана... здесь в незапамятные времена, когда еще не завершились скитания человечества, и Эпоха Расцвета еще жила в памяти людей и не стала прекрасным сном... здесь народы, поклонявшиеся Агонису, заложили свой первый город.
В ту пору Агондон представлял собой всего-навсего грубую крепость на скалистом островке в дельте реки Риэль. Но с самого начала этот остров был неприступен. Во все стороны от него лежали зеленые топи дельты разлившейся реки. О да, порой и наша слава, и наши беды зависят только от преимуществ в военной сфере. Выгодное положение — вот что сделало Агондон тем, чем он впоследствии стал.
С тех пор Агондон много раз перестраивался. Его строили из древесины, из камня, снова и снова воздвигали на руинах. Этот город пережил не один пожар, осаду, разрушение, но снова и снова возрождался, и с каждым разом становился все больше, все заносчивее и все дальше продвигался в глубь побережья, отвоевывая пространство у болот, по которым прежде было так опасно ходить. Но в каждом из новых городов оставалось что-то от старого. Где — потрескивающие бревна, где — затянутые паутиной углы, где — просевшая кровля, где — не поддавшаяся времени старинная стена. В то время, о котором повествует эта книга, то есть накануне тысячного цикла Эпохи Покаяния, город представляет собой громадный, необъятный лабиринт улиц и зданий, где следы прошлого словно шепчут: «Этот город многое пережил и еще многое переживет».
И все же даже теперь можно представить себе то время, когда Агондона не существовало. Да-да, это возможно для странника, который туманным утром устало, еле передвигая ноги, бредет по Белесой Дороге. Вот он взбирается на холм, смотрит в сторону дельты Риэля и видит пустоши, простирающиеся вокруг города, и они представляются ему сплошной бурой массой. Ему кажется, что обитать в этих краях могут только москиты или таинственные чешуйчатые твари, скользящие в зарослях тростников. С этого расстояния остров видится бесформенной грудой. На берегу не видно никого, кроме чаек.
Странник протирает глаза.
Холодное бледное солнце растапливает туман, туман сползает все ниже и ниже и, наконец, обнажает прибрежные зеленые воды залива. Бурая масса превращается в изобилие домов. Здесь, на дальних окраинах Агондона, нашим взорам могут предстать мрачные метаморфозы, здесь из недр хаоса рождается некое слабое подобие жизни человеческой. Здесь царит мерзкое зловоние. Здесь в грязи и лохмотьях прозябают жалкие создания в человеческом обличье, они ползают, словно жуки, по кучам гниющих отбросов. При виде этого зрелища наш герой в изумлении таращит глаза. Он спешит и радуется только тому, что его лохмотья здесь ни у кого не вызывают интереса. Неужели это Агондон, тысячелетний город?
В своем провинциальном невежестве наш герой представлял, что в великой столице все окажется великолепно. В свое время он увидит и ее великолепие: залы для балов, парки, увеселительные сады, благоухающие ароматами дорогие магазины, бархатные ложи рэкской оперы. Но ему станет знаком и этот, другой Агондон, с его зловонными проулками и рыщущими крысами, подгнившими сваями пристаней. Он узнает об Эрдонском дереве, что стоит у дороги, ведущей в Рэкс, где хватают пьяных забулдыг и вешают, пока те не успели протрезветь. Наверное, к тому времени наш герой уже поймет, что гигантская метрополия — это не просто город, в котором собрано все лучшее. Он поймет, что здесь одновременно существуют яркие крайности, что здесь наличие высот воспитания, богатства, образования, науки, искусства как бы диктует необходимость существования глубочайших бездн низости, порока, бедности. Город — словно тело с сердцем, украшенным драгоценными камнями, но это сердце вынуждено биться внутри зловонной утробы.
Наш герой спешит поскорее миновать трущобы. Туман постепенно рассеивается, солнце поднимается все выше, и вот в бледно-золотистом утреннем свете постепенно проступает величественная громада острова. Теперь он больше не кажется голой скалой, скорбно царящей над унылыми болотами. Становятся видны трубы, окна, стены из белесого известняка и потемневшей терракоты. Извилистые улицы стремятся ввысь, к величественному витому шпилю, вздымающемуся над обрамленным могучей колоннадой храмом. Скоро с севера подуют холодные ветры, но сейчас перед глазами нашего героя предстают угасающие красоты уходящего сезона. Шпиль храма золотится в лучах солнца, и тают тучи, отступают, повинуясь упрямству светила. Город купается в солнечных лучах. Наш странник ахает от восторга. Он опускается на колени и плачет. Слезы льются из его глаз. Никогда прежде он не видел такой красоты.
Но и это еще не все. Река Риэль, проходя сквозь шлюзы в высоченной дамбе, искрится и плещет под солнцем. На другом берегу, куда переброшены красивейшие мосты, раскинулся Новый Город, с просторными бульварами, великолепными террасами и роскошными парками. Это словно бы Варби, увеличенный во много раз. Скоро наш герой будет шагать по этим улицам, задыхаясь не только от восторга, но и от усталости. Он будет искать, не решаясь никого попросить о помощи, тот дом, который ему когда-то описал арлекин. В этом доме его должны узнать и принять.
Вот так входит в город истинный наследник королевского престола — жалкий оборванец, еле волочащий ноги и пугающийся стука колес каждого изящного экипажа. Быть может, именно так запомнит Джем свой приход в Агондон, но почему-то мне кажется, что он запомнит и другое: то, как вдруг ярко вспыхнуло солнце, и взгляд его на миг затуманился, и тогда он увидел город во всем его великолепии — город древний, город коварный, и подумал, как ни странно, вот о чем: «Я пришел в мое королевство».
— Жу-Жу, мне страшно!
— Глупости, девочка, чего тут бояться?
Мисс Джелика Венс и сама не знала. Вытаращив глаза, она взволнованно вглядывалась в окошко кареты, пытаясь хоть что-то рассмотреть сквозь опущенные шторки. Мелькали булыжники мостовой, немыслимо высокий шпиль храма проступал в тающей дымке. Карета, покачиваясь, въезжала все выше и выше. Крики, ругательства, всевозможные шумы доносились с улицы. Кучер щелкнул кнутом, погоняя лошадей, и Джели вся сжалась от испуга. Похоже, они ехали мимо рынка. Возможно, для девушки все это действительно было слишком волнующе. Она бывала в Агондоне прежде, но путешествия по городу были краткими — от ворот пансиона госпожи Квик и обратно. И сам остров, и особняк ее дядюшки ей предстояло посетить впервые.
Но какие волнения ожидали ее впереди!
Карета остановилась перед высоким домом, стоявшим на улице, параллельной той, где шумел рынок. Крутая лестница взбегала к самой простой на вид двери. Джели нахмурилась. Не ошиблись ли они? Но навстречу бросился лакей в ливрее цветов герба эрцгерцога Ирионского и помог дамам выйти из кареты.
Поднимаясь по крутым ступеням, Джели шептала:
— Но Жу-Жу... А как же Новый Город? Почему дом дядюшки Джорвела стоит не там?
— Тс-с-с, девочка! — укорила ее дуэнья. — Твой дядя принадлежит к старой аристократии. Этот дом принадлежал его семейству многие годы. И потом, почему бы не жить поближе к храму? Не уходи далеко от господа нашего Агониса, дитя мое, и тогда тебя не совратит с пути истинного суетная жизнь!
Джели не сдержалась и расхохоталась. Жу-Жу всегда выражалась так высокопарно! Повинуясь безотчетному порыву, девушка обняла свою дуэнью. Милая Жу-Жу! Как Джели обожала ее! Порой Джели капризничала и натягивала поводок, как любая несовершеннолетняя девица, но она всегда знала, что Жу-Жу всегда утешит ее, погладит по головке, утрет слезы.
— Девочка моя! — воскликнула запыхавшаяся Жу-Жу.
В этот миг над головами Джели и ее дуэньи с криком пролетела чайка. Ну и что такого? Ведь, в конце концов, гавань была совсем рядом. Джели загляделась на чайку. Но лицо ее дуэньи скривила гримаса боли. Старушка прижала руки к груди и как подкошенная рухнула на ступени.
Джели закричала. Ей бы броситься к Жу-Жу, оттолкнуть лакея... Но почему-то она не смогла этого сделать. Почему-то она стояла остолбенев, и не в силах была тронуться с места.
С громким щелчком открылись двери. Джели обернулась и увидела прекрасную даму в роскошном зеленом атласом платье. На руках дама держала огромного черного кота.
— Моя бедная деточка! Не бойся, теперь за тобой буду присматривать я.
Тетя Влада улыбалась, а Джели в изумлении смотрела на нее снизу вверх.
Шли дни.
Одиночество болью отзывалось в сердце Джема. Чего он ожидал, когда грязным оборванцем подошел к дому, окна и двери которого были украшены золотыми завитками? Он не мог ответить на этот вопрос. Он только знал теперь, что окружающий его мир стал очень странным, более странным, чем когда-либо.
Можно было не сомневаться: здесь его ждали. Он поднялся по ступеням — и двери распахнулись. Слуги, не проронив ни слова, впустили его в прихожую. Ему не понадобилось говорить: «Меня зовут Джем», и вообще ничего говорить не пришлось. В прохладном полумраке поблескивали мрамор и красное дерево. Охваченный восторгом, Джем поднялся по высокой лестнице. Сквозь позолоченные окна был виден неухоженный сад.
Выше, еще выше. Огромные канделябры ветвились подобно деревьям в широком коридоре.
Еще выше. На длинной галерее на самом верху была приготовлена горячая ванна. Слуги работали слаженно, не произнося ни слова. Одетые в простые лимонно-желтые куртки, они показались Джему безголосыми манекенами. Одни из них мужчины, другие — женщины, но все ведут себя одинаково.
Сбросив с себя лохмотья, Джем не стыдится своей наготы. Чьи-то длинные нежные пальцы намыливают его золотистые волосы. Джем погружается в теплую воду, словно в прекрасный сон. Только тогда, когда чья-то рука задевает висящий на его груди чехол с кристаллом, он вздрагивает и открывает глаза. Джем отталкивает руку слуги, глаза его вспыхивают. И тут откуда-то, откуда-то издалека доносится смех.
Джем поворачивает голову в ту сторону и слышит голос:
— Ключ к Орокону, теперь ты со мной. Ключ к Орокону, ты пришел.
Но человека по имени лорд Эмпстер нигде не видно.
— Боб, ну что же это...
Полти не договорил. Капрал, сидевший за конторкой, сердито зыркнул на него. Полти неловко поерзал на жесткой скамье. Несколько часов назад, когда они явились по вызову, этот капрал, сидевший на своем месте ровно, как по струнке, велел им помалкивать. Ему бы служить стюардом в каком-нибудь роскошном аристократическом клубе да прикрикивать на официантов. Полти ни в каком таком клубе никогда не бывал, но воображать, что попал в такой клуб, любил.
Вот только оказаться в роли официанта ему как-то не очень хотелось.
Где-то позади громко стучали напольные часы. На полу лежали холодные и ровные прямоугольники света, лившегося в окна. Казалось, даже угол падения солнечных лучей и то был самым тщательным образом просчитан.
Друзья уже третий день находились в оллонских казармах. Вчера и позавчера они точно так же сидели здесь и ждали и, в конце концов, дождались только того, что вот этот, похожий на холодную рыбу капрал заявил им, что полковник Гева-Харион принять их не сможет. Нет, это было просто невыносимо! Полти был готов закатить скандал, но он понимал, что отсюда до Ириона очень далеко и что в Агондоне никому нет дела до того, что он — сынок какого-то провинциального губернатора.
То есть вообще никому никакого дела.
Они с Бобом ожидали новых приказаний. Полти ничего не знал об этом Гева-Харионе, хотя само имя ему, безусловно, было известно. Оно принадлежало старинному эджландскому роду, и может быть, именно поэтому Полти так психовал. Он предполагал, что им предстоит встреча с лордом Э., который командовал имперскими тайными агентами. Почему он так думал, Полти и сам не знал. Ведь на самом деле ни с каким лордом Э. они ни разу не виделись и распоряжения получали всегда через третьих лиц. В последнее время Полти вообще стал необыкновенно обидчив, ему всюду мерещились предательства. Прошлой ночью он жутко нализался в офицерской столовой, и только своевременное вмешательство Боба спасло его от неприятностей, а иначе он бы набросился с кулаками на какого-то малого, которого принял за полковника Гева-Хариона.
Дивный и ужасный, восхитительный и отвратительный, великий город притаился в самом сердце империи, словно огромный паук в середине раскинутой им сети. Здесь, где, наконец, обретают спокойствие волны Эджландского залива после странствий вдоль побережья Лексиона и полуострова Тиралон, здесь, где гряды холмов Внутриземья закрывают берег, отгораживают его от необъятных равнин Хариона, от скалистых нагорий Чейна и Вантажа, от темных лесов Зензана... здесь в незапамятные времена, когда еще не завершились скитания человечества, и Эпоха Расцвета еще жила в памяти людей и не стала прекрасным сном... здесь народы, поклонявшиеся Агонису, заложили свой первый город.
В ту пору Агондон представлял собой всего-навсего грубую крепость на скалистом островке в дельте реки Риэль. Но с самого начала этот остров был неприступен. Во все стороны от него лежали зеленые топи дельты разлившейся реки. О да, порой и наша слава, и наши беды зависят только от преимуществ в военной сфере. Выгодное положение — вот что сделало Агондон тем, чем он впоследствии стал.
С тех пор Агондон много раз перестраивался. Его строили из древесины, из камня, снова и снова воздвигали на руинах. Этот город пережил не один пожар, осаду, разрушение, но снова и снова возрождался, и с каждым разом становился все больше, все заносчивее и все дальше продвигался в глубь побережья, отвоевывая пространство у болот, по которым прежде было так опасно ходить. Но в каждом из новых городов оставалось что-то от старого. Где — потрескивающие бревна, где — затянутые паутиной углы, где — просевшая кровля, где — не поддавшаяся времени старинная стена. В то время, о котором повествует эта книга, то есть накануне тысячного цикла Эпохи Покаяния, город представляет собой громадный, необъятный лабиринт улиц и зданий, где следы прошлого словно шепчут: «Этот город многое пережил и еще многое переживет».
И все же даже теперь можно представить себе то время, когда Агондона не существовало. Да-да, это возможно для странника, который туманным утром устало, еле передвигая ноги, бредет по Белесой Дороге. Вот он взбирается на холм, смотрит в сторону дельты Риэля и видит пустоши, простирающиеся вокруг города, и они представляются ему сплошной бурой массой. Ему кажется, что обитать в этих краях могут только москиты или таинственные чешуйчатые твари, скользящие в зарослях тростников. С этого расстояния остров видится бесформенной грудой. На берегу не видно никого, кроме чаек.
Странник протирает глаза.
Холодное бледное солнце растапливает туман, туман сползает все ниже и ниже и, наконец, обнажает прибрежные зеленые воды залива. Бурая масса превращается в изобилие домов. Здесь, на дальних окраинах Агондона, нашим взорам могут предстать мрачные метаморфозы, здесь из недр хаоса рождается некое слабое подобие жизни человеческой. Здесь царит мерзкое зловоние. Здесь в грязи и лохмотьях прозябают жалкие создания в человеческом обличье, они ползают, словно жуки, по кучам гниющих отбросов. При виде этого зрелища наш герой в изумлении таращит глаза. Он спешит и радуется только тому, что его лохмотья здесь ни у кого не вызывают интереса. Неужели это Агондон, тысячелетний город?
В своем провинциальном невежестве наш герой представлял, что в великой столице все окажется великолепно. В свое время он увидит и ее великолепие: залы для балов, парки, увеселительные сады, благоухающие ароматами дорогие магазины, бархатные ложи рэкской оперы. Но ему станет знаком и этот, другой Агондон, с его зловонными проулками и рыщущими крысами, подгнившими сваями пристаней. Он узнает об Эрдонском дереве, что стоит у дороги, ведущей в Рэкс, где хватают пьяных забулдыг и вешают, пока те не успели протрезветь. Наверное, к тому времени наш герой уже поймет, что гигантская метрополия — это не просто город, в котором собрано все лучшее. Он поймет, что здесь одновременно существуют яркие крайности, что здесь наличие высот воспитания, богатства, образования, науки, искусства как бы диктует необходимость существования глубочайших бездн низости, порока, бедности. Город — словно тело с сердцем, украшенным драгоценными камнями, но это сердце вынуждено биться внутри зловонной утробы.
Наш герой спешит поскорее миновать трущобы. Туман постепенно рассеивается, солнце поднимается все выше, и вот в бледно-золотистом утреннем свете постепенно проступает величественная громада острова. Теперь он больше не кажется голой скалой, скорбно царящей над унылыми болотами. Становятся видны трубы, окна, стены из белесого известняка и потемневшей терракоты. Извилистые улицы стремятся ввысь, к величественному витому шпилю, вздымающемуся над обрамленным могучей колоннадой храмом. Скоро с севера подуют холодные ветры, но сейчас перед глазами нашего героя предстают угасающие красоты уходящего сезона. Шпиль храма золотится в лучах солнца, и тают тучи, отступают, повинуясь упрямству светила. Город купается в солнечных лучах. Наш странник ахает от восторга. Он опускается на колени и плачет. Слезы льются из его глаз. Никогда прежде он не видел такой красоты.
Но и это еще не все. Река Риэль, проходя сквозь шлюзы в высоченной дамбе, искрится и плещет под солнцем. На другом берегу, куда переброшены красивейшие мосты, раскинулся Новый Город, с просторными бульварами, великолепными террасами и роскошными парками. Это словно бы Варби, увеличенный во много раз. Скоро наш герой будет шагать по этим улицам, задыхаясь не только от восторга, но и от усталости. Он будет искать, не решаясь никого попросить о помощи, тот дом, который ему когда-то описал арлекин. В этом доме его должны узнать и принять.
Вот так входит в город истинный наследник королевского престола — жалкий оборванец, еле волочащий ноги и пугающийся стука колес каждого изящного экипажа. Быть может, именно так запомнит Джем свой приход в Агондон, но почему-то мне кажется, что он запомнит и другое: то, как вдруг ярко вспыхнуло солнце, и взгляд его на миг затуманился, и тогда он увидел город во всем его великолепии — город древний, город коварный, и подумал, как ни странно, вот о чем: «Я пришел в мое королевство».
— Жу-Жу, мне страшно!
— Глупости, девочка, чего тут бояться?
Мисс Джелика Венс и сама не знала. Вытаращив глаза, она взволнованно вглядывалась в окошко кареты, пытаясь хоть что-то рассмотреть сквозь опущенные шторки. Мелькали булыжники мостовой, немыслимо высокий шпиль храма проступал в тающей дымке. Карета, покачиваясь, въезжала все выше и выше. Крики, ругательства, всевозможные шумы доносились с улицы. Кучер щелкнул кнутом, погоняя лошадей, и Джели вся сжалась от испуга. Похоже, они ехали мимо рынка. Возможно, для девушки все это действительно было слишком волнующе. Она бывала в Агондоне прежде, но путешествия по городу были краткими — от ворот пансиона госпожи Квик и обратно. И сам остров, и особняк ее дядюшки ей предстояло посетить впервые.
Но какие волнения ожидали ее впереди!
Карета остановилась перед высоким домом, стоявшим на улице, параллельной той, где шумел рынок. Крутая лестница взбегала к самой простой на вид двери. Джели нахмурилась. Не ошиблись ли они? Но навстречу бросился лакей в ливрее цветов герба эрцгерцога Ирионского и помог дамам выйти из кареты.
Поднимаясь по крутым ступеням, Джели шептала:
— Но Жу-Жу... А как же Новый Город? Почему дом дядюшки Джорвела стоит не там?
— Тс-с-с, девочка! — укорила ее дуэнья. — Твой дядя принадлежит к старой аристократии. Этот дом принадлежал его семейству многие годы. И потом, почему бы не жить поближе к храму? Не уходи далеко от господа нашего Агониса, дитя мое, и тогда тебя не совратит с пути истинного суетная жизнь!
Джели не сдержалась и расхохоталась. Жу-Жу всегда выражалась так высокопарно! Повинуясь безотчетному порыву, девушка обняла свою дуэнью. Милая Жу-Жу! Как Джели обожала ее! Порой Джели капризничала и натягивала поводок, как любая несовершеннолетняя девица, но она всегда знала, что Жу-Жу всегда утешит ее, погладит по головке, утрет слезы.
— Девочка моя! — воскликнула запыхавшаяся Жу-Жу.
В этот миг над головами Джели и ее дуэньи с криком пролетела чайка. Ну и что такого? Ведь, в конце концов, гавань была совсем рядом. Джели загляделась на чайку. Но лицо ее дуэньи скривила гримаса боли. Старушка прижала руки к груди и как подкошенная рухнула на ступени.
Джели закричала. Ей бы броситься к Жу-Жу, оттолкнуть лакея... Но почему-то она не смогла этого сделать. Почему-то она стояла остолбенев, и не в силах была тронуться с места.
С громким щелчком открылись двери. Джели обернулась и увидела прекрасную даму в роскошном зеленом атласом платье. На руках дама держала огромного черного кота.
— Моя бедная деточка! Не бойся, теперь за тобой буду присматривать я.
Тетя Влада улыбалась, а Джели в изумлении смотрела на нее снизу вверх.
Шли дни.
Одиночество болью отзывалось в сердце Джема. Чего он ожидал, когда грязным оборванцем подошел к дому, окна и двери которого были украшены золотыми завитками? Он не мог ответить на этот вопрос. Он только знал теперь, что окружающий его мир стал очень странным, более странным, чем когда-либо.
Можно было не сомневаться: здесь его ждали. Он поднялся по ступеням — и двери распахнулись. Слуги, не проронив ни слова, впустили его в прихожую. Ему не понадобилось говорить: «Меня зовут Джем», и вообще ничего говорить не пришлось. В прохладном полумраке поблескивали мрамор и красное дерево. Охваченный восторгом, Джем поднялся по высокой лестнице. Сквозь позолоченные окна был виден неухоженный сад.
Выше, еще выше. Огромные канделябры ветвились подобно деревьям в широком коридоре.
Еще выше. На длинной галерее на самом верху была приготовлена горячая ванна. Слуги работали слаженно, не произнося ни слова. Одетые в простые лимонно-желтые куртки, они показались Джему безголосыми манекенами. Одни из них мужчины, другие — женщины, но все ведут себя одинаково.
Сбросив с себя лохмотья, Джем не стыдится своей наготы. Чьи-то длинные нежные пальцы намыливают его золотистые волосы. Джем погружается в теплую воду, словно в прекрасный сон. Только тогда, когда чья-то рука задевает висящий на его груди чехол с кристаллом, он вздрагивает и открывает глаза. Джем отталкивает руку слуги, глаза его вспыхивают. И тут откуда-то, откуда-то издалека доносится смех.
Джем поворачивает голову в ту сторону и слышит голос:
— Ключ к Орокону, теперь ты со мной. Ключ к Орокону, ты пришел.
Но человека по имени лорд Эмпстер нигде не видно.
— Боб, ну что же это...
Полти не договорил. Капрал, сидевший за конторкой, сердито зыркнул на него. Полти неловко поерзал на жесткой скамье. Несколько часов назад, когда они явились по вызову, этот капрал, сидевший на своем месте ровно, как по струнке, велел им помалкивать. Ему бы служить стюардом в каком-нибудь роскошном аристократическом клубе да прикрикивать на официантов. Полти ни в каком таком клубе никогда не бывал, но воображать, что попал в такой клуб, любил.
Вот только оказаться в роли официанта ему как-то не очень хотелось.
Где-то позади громко стучали напольные часы. На полу лежали холодные и ровные прямоугольники света, лившегося в окна. Казалось, даже угол падения солнечных лучей и то был самым тщательным образом просчитан.
Друзья уже третий день находились в оллонских казармах. Вчера и позавчера они точно так же сидели здесь и ждали и, в конце концов, дождались только того, что вот этот, похожий на холодную рыбу капрал заявил им, что полковник Гева-Харион принять их не сможет. Нет, это было просто невыносимо! Полти был готов закатить скандал, но он понимал, что отсюда до Ириона очень далеко и что в Агондоне никому нет дела до того, что он — сынок какого-то провинциального губернатора.
То есть вообще никому никакого дела.
Они с Бобом ожидали новых приказаний. Полти ничего не знал об этом Гева-Харионе, хотя само имя ему, безусловно, было известно. Оно принадлежало старинному эджландскому роду, и может быть, именно поэтому Полти так психовал. Он предполагал, что им предстоит встреча с лордом Э., который командовал имперскими тайными агентами. Почему он так думал, Полти и сам не знал. Ведь на самом деле ни с каким лордом Э. они ни разу не виделись и распоряжения получали всегда через третьих лиц. В последнее время Полти вообще стал необыкновенно обидчив, ему всюду мерещились предательства. Прошлой ночью он жутко нализался в офицерской столовой, и только своевременное вмешательство Боба спасло его от неприятностей, а иначе он бы набросился с кулаками на какого-то малого, которого принял за полковника Гева-Хариона.