Страница:
— Соврала. Не хотелось воровать в такой день.
— Что? — Если бы с Фахой вот так говорил кто-то другой из «поддеров», он бы просто рассвирепел. Амеда — другое дело. В последние дни козлобородый парень испытывал к ней смешанные чувства. Он даже самому себе не желал признаваться в том, как рад, что нашел девчонку — или она нашла его, при том, что он думал, что уже никогда ее больше не увидит. К тому же Амеда сильно изменилась с того времени, как они виделись на Побережье Дорва. Да, она до сих пор боялась матери-Маданы и пряталась всякий раз, когда толстуха, хозяйка харчевни, спускалась в кладовую, но при всем том Амеда стала какой-то рассеянной, задумчивой, равнодушной. Казалось, ее жизнь рядом с «поддерами» ненастоящая, и она ждет не дождется, когда для нее начнется какая-то другая жизнь. Это задевало Фаху Эджо, не давало ему покоя.
А теперь Амеда в ответ на его вопрос только пробормотала, что ей не хотелось пропустить церемонию обручения, но от Фахи Эджо не укрылось ее странное настроение. Девчонка нервничала и явно что-то скрывала. Она вся дрожала и сжимала в руке старую лампу. В первое же мгновение, как только Амеда оказалась в «Царстве Под», ее взгляд остановился на обшарпанной старой лампе, валявшейся в углу. Амеда проворно схватила ее и с тех пор с ней не расставалась. На что ей сдалась эта дрянная лампа? Этого Фаха Эджо не знал, но в конце концов решил, что лампа дорога девчонке как память об умершем отце, как единственный предмет, что после него остался. Амеда вообще была странная: и сильная, и ранимая одновременно. Может быть, потому в ней так смешались мальчишка с девчонкой?
Фаха Эджо был влюблен в нее, но понимал, что это безнадежно.
Амеда пристально смотрела на пустой алтарь.
А певцы-уабины распевали:
— Твоя подушка?
— Подушка? Что с моей подушкой?
— Ты все время ерзаешь. Позвать раба?
— Хасем, что за глупости? Я про песню говорил! Наверное, шейх вложил в нее какой-то смысл, как ты думаешь? Неужто он собирается швырнуть мою доченьку в огонь?
— Думаю, словами описывается сила его страсти, Оман... Ну, ты же понимаешь — огонь страсти.
Визирь на самом деле мог бы добавить, что очень скоро и сам калиф познает этот самый огонь страсти... ну, что-то вроде этого, если цирюльник уже завершил свою работу.
Хасем облизнул губы. Такие мысли были способны отвлечь любого мужчину, но он решил, что сейчас не время для подобных раздумий. Его господин и повелитель воспаленными глазами смотрел на помосты и переброшенные между ними мостики. Калиф выпятил нижнюю губу, он сильно дрожал, и его высоченный тюрбан покачивался из стороны в сторону.
— Нынче ночью мне приснился самый странный сон, — негромко проговорил калиф. — Я видел Мерцалочку, она снова была настоящая, но какая-то другая... как будто та, что была соткана из тумана, и была, на самом деле, подлинная... Но как же это может быть, когда прежняя Мерцалочка не была настоящей, а, Хасем?
Визирь стоял, вытянувшись по струнке. Он молчал и время от времени брезгливо морщил нос, когда до него долетали волны миазмов, исходивших от толпы простонародья. Много солнцеворотов назад помолвка принцессы праздновалась при дворе, и только при дворе. Толпе не позволялось подолгу глазеть на ее идола, и вот теперь простолюдины были допущены на столь важную, столь священную церемонию обручения. Это было возмутительно! Сохраняя бесстрастное выражение лица, визирь сжал зубы. Как ненавистны ему были обычаи уабинов! Порой он был готов броситься на Рашида Амр Рукра с кинжалом, и — будь что будет!
— ...Но знаешь ли, Хасем, ведь это было не самое страшное! Я проснулся и подумал: я же должен быть счастлив теперь, когда Мерцалочка вновь обрела плоть и кровь? Но, Хасем, что же в этом хорошего, если этот грязный уабин увезет ее прочь от меня? О, будь он проклят, этот прорицатель и его злое колдовство! Что он теперь натворил? Он ведь снова обрек мою дочь на страдания!
Все это визирь слышал прежде и теперь почти не слушал калифа, но, как ни странно, его собственные мысли текли в том же направлении. Сжав рукоятку кинжала, который он носил под одеждой, Хасем не спускал глаз с занавеса, за которым пока прятался ненавистный Рашид Амр Рукр. Будь он проклят, этот уабин, будь он трижды проклят! Как славно было бы прикончить его прямо здесь, на глазах у многотысячной толпы! Разве его гибель не стоила собственной смерти от рук мстительных приспешников шейха?
— ...Но, Хасем, как я могу желать, чтобы бедняжка Мерцалочка опять стала сотканной из тумана? Это было бы ужасное желание, правда? Она в опасности, это верно, но теперь, когда она снова стала настоящей, не появилась ли у нас надежда? Хасем, ты только подумай, а вдруг замысел уабина сорвется? Право, кто-нибудь может убить его до того, как он посмеет хоть пальцем коснуться нашей дорогой, любимой доченьки! Хасем! Ведь ты мог бы убить его — здесь и сейчас!
— Оман, что ты такое болтаешь? Чтобы меня самого убили?
Визирь убрал кинжал в ножны. Бывало, он сам желал смерти, но что толку было бы от его смерти теперь? Без него Оман остался бы беспомощным, никчемным. Помимо всего прочего, шейха Рашида очень скоро ожидал суровый урок. По крайней мере визирь на это искренне уповал. Сегодня утром он получил вести от лазутчиков. Не следовало преждевременно волновать Омана, но... но... Визирь позволил себе на миг усмехнуться.
— Только бы они поторопились, — сказал он вслух.
И вздрогнул: его руки коснулся слуга. Визирь резко обернулся. Весточка! Неужели войско уже окружило город? Конечно! О, скоро воины султана тут наведут порядок! Разве Калед мог бросить Куатани на произвол судьбы?
Однако весточка, как выяснилось, была совсем о другом.
Новый девоюноша? Исчез?
Первая мысль у визиря мелькнула такая: Раджал мертв. Слезы защипали глаза Хасема, он мысленно проклял цирюльника, но, осознав правду, стал проклинать вагана. Проклятие, проклятие! Ведь сейчас этот мерзавец должен был лежать на ложе калифа кастрированный и опоенный наркотическим зельем!
Государственные дела порой сильно удручают, но ничто не способно так огорчить государственного мужа, когда тщательные приготовления вдруг так нелепо срываются.
Ответа не последовало, но тот, кто задал вопрос, вряд ли нуждался в ответе. Церемония протекала согласно его приказам. Нетерпеливо глядя в щелочку между полотнищами занавеса, шейх Рашид смотрел не на толпу народа, не на сладкоголосого певца и даже не толстячка-калифа, сидевшего на пышных подушках в своем павильоне. Нет, взгляд Рашида был прикован только к алтарю, где должна была появиться Мерцающая Принцесса, чтобы выбрать себе жениха!
Шейх сжал в руках сверкающую шкатулку, с помощью которой должен был обрести руку своей возлюбленной. Он думал о том, что в глазах всего света исполнил все требования, диктуемые ритуалом обручения. И все же — какой предстоял великолепный спектакль! Мысленно переносясь в будущее, шейх предвосхищал грядущие восторги. Ему вспомнилась прошедшая ночь, испытанная им боль, но он тут же отбросил эту мысль, постарался забыть о случившемся — словно и не было ничего. Значение для него имело только будущее. Будущее и слава! Имея такого могущественного союзника, как Золотой, он не будет ведать преград! Рашид был уверен в том, что через несколько лун он завоюет Священный Город. Пламя будет принадлежать ему! Какую силу тогда подарит ему эта хрупкая девушка! Шейх любовно представлял, как ее тело сгорает дотла в таинственном огне, как возникает сверкающий кристалл... Он даже губами причмокнул от удовольствия. Как только он обретет кристалл, его власть не будет ведать границ!
— Сколько еще ждать? О, сколько же еще ждать?!
Эти слова принадлежали Полти. Он произнес их сквозь стиснутые зубы. Знакомый жар подкрадывался к его шее. Он прижал пальцы к шее, остервенело потер ее — видимо, надеясь, что тем самым помешает жару подняться к волосам и воспламенить их. Ведь это не могло произойти здесь, ведь не могло же! Здесь, на глазах у толпы народа! Но как Полти ни уговаривал себя, он подозревал, что то, чего он так боялся, могло произойти именно здесь и сейчас. Что же Тот задумал для него на этот раз?
На самом деле Полти все отлично понимал, потому что половина его сознания принадлежала Тоту. Страх заполнил его. Ему казалось, что его сейчас вытошнит. Он зажмурился — глаза слепило от блеска уабинских ятаганов. Казалось, их лезвия просто-таки нацелены прямо в глаза Полти...
Давно ли это случилось? С каких пор Тот овладел Полти? Самому Полти та ночь, когда он погиб в зензанском лесу, а потом возродился, казалось, была целую вечность назад. Какой восторг его наполнил тогда, когда Тот прижал его к груди, словно любящий отец, и осенил его своим темным благословением. Но какое отчаяние охватило Полти очень скоро, когда он осознал, что это благословение сродни проклятию! Неужели ему так и суждено было остаться марионеткой в руках злобного и безумного существа, помешанного на уничтожении всего мира?! Он должен был обрести свободу, должен был!
Звон бубнов отдавался эхом в голове у Полти. Звук мучил его, приносил боль. Он привалился к балюстраде, сжал виски ладонями. Вдруг ему вспомнилась Ката — да так ярко, что Полти не сдержался и застонал. А не мог ли он обрести свободу с помощью любви Каты? Вспоминая о последней встрече с возлюбленной, Полти проклинал собственную глупость. Но... в следующий раз все будет иначе! Он представил, как падет к ее ногам, как покается во всем, что было раньше. Ее доброе сердце непременно смягчится, оно непременно должно смягчиться! «Нареченная сестрица, будь моей! — произнесет он, заливаясь слезами. — Твоя любовь спасет меня. Мы вместе победим антибожество...»
Но где же она? Куда же она могла подеваться?!
Глава 56
— Что? — Если бы с Фахой вот так говорил кто-то другой из «поддеров», он бы просто рассвирепел. Амеда — другое дело. В последние дни козлобородый парень испытывал к ней смешанные чувства. Он даже самому себе не желал признаваться в том, как рад, что нашел девчонку — или она нашла его, при том, что он думал, что уже никогда ее больше не увидит. К тому же Амеда сильно изменилась с того времени, как они виделись на Побережье Дорва. Да, она до сих пор боялась матери-Маданы и пряталась всякий раз, когда толстуха, хозяйка харчевни, спускалась в кладовую, но при всем том Амеда стала какой-то рассеянной, задумчивой, равнодушной. Казалось, ее жизнь рядом с «поддерами» ненастоящая, и она ждет не дождется, когда для нее начнется какая-то другая жизнь. Это задевало Фаху Эджо, не давало ему покоя.
А теперь Амеда в ответ на его вопрос только пробормотала, что ей не хотелось пропустить церемонию обручения, но от Фахи Эджо не укрылось ее странное настроение. Девчонка нервничала и явно что-то скрывала. Она вся дрожала и сжимала в руке старую лампу. В первое же мгновение, как только Амеда оказалась в «Царстве Под», ее взгляд остановился на обшарпанной старой лампе, валявшейся в углу. Амеда проворно схватила ее и с тех пор с ней не расставалась. На что ей сдалась эта дрянная лампа? Этого Фаха Эджо не знал, но в конце концов решил, что лампа дорога девчонке как память об умершем отце, как единственный предмет, что после него остался. Амеда вообще была странная: и сильная, и ранимая одновременно. Может быть, потому в ней так смешались мальчишка с девчонкой?
Фаха Эджо был влюблен в нее, но понимал, что это безнадежно.
Амеда пристально смотрела на пустой алтарь.
А певцы-уабины распевали:
— Не нравится мне все это.
За жену надо денег немало платить,
Шлюху можно за пару монеток купить,
Ну а ту, что встанет с тобой под венцом,
Обожги поскорее любовным огнем!
— Твоя подушка?
— Подушка? Что с моей подушкой?
— Ты все время ерзаешь. Позвать раба?
— Хасем, что за глупости? Я про песню говорил! Наверное, шейх вложил в нее какой-то смысл, как ты думаешь? Неужто он собирается швырнуть мою доченьку в огонь?
— Думаю, словами описывается сила его страсти, Оман... Ну, ты же понимаешь — огонь страсти.
Визирь на самом деле мог бы добавить, что очень скоро и сам калиф познает этот самый огонь страсти... ну, что-то вроде этого, если цирюльник уже завершил свою работу.
Хасем облизнул губы. Такие мысли были способны отвлечь любого мужчину, но он решил, что сейчас не время для подобных раздумий. Его господин и повелитель воспаленными глазами смотрел на помосты и переброшенные между ними мостики. Калиф выпятил нижнюю губу, он сильно дрожал, и его высоченный тюрбан покачивался из стороны в сторону.
— Нынче ночью мне приснился самый странный сон, — негромко проговорил калиф. — Я видел Мерцалочку, она снова была настоящая, но какая-то другая... как будто та, что была соткана из тумана, и была, на самом деле, подлинная... Но как же это может быть, когда прежняя Мерцалочка не была настоящей, а, Хасем?
Визирь стоял, вытянувшись по струнке. Он молчал и время от времени брезгливо морщил нос, когда до него долетали волны миазмов, исходивших от толпы простонародья. Много солнцеворотов назад помолвка принцессы праздновалась при дворе, и только при дворе. Толпе не позволялось подолгу глазеть на ее идола, и вот теперь простолюдины были допущены на столь важную, столь священную церемонию обручения. Это было возмутительно! Сохраняя бесстрастное выражение лица, визирь сжал зубы. Как ненавистны ему были обычаи уабинов! Порой он был готов броситься на Рашида Амр Рукра с кинжалом, и — будь что будет!
— ...Но знаешь ли, Хасем, ведь это было не самое страшное! Я проснулся и подумал: я же должен быть счастлив теперь, когда Мерцалочка вновь обрела плоть и кровь? Но, Хасем, что же в этом хорошего, если этот грязный уабин увезет ее прочь от меня? О, будь он проклят, этот прорицатель и его злое колдовство! Что он теперь натворил? Он ведь снова обрек мою дочь на страдания!
Все это визирь слышал прежде и теперь почти не слушал калифа, но, как ни странно, его собственные мысли текли в том же направлении. Сжав рукоятку кинжала, который он носил под одеждой, Хасем не спускал глаз с занавеса, за которым пока прятался ненавистный Рашид Амр Рукр. Будь он проклят, этот уабин, будь он трижды проклят! Как славно было бы прикончить его прямо здесь, на глазах у многотысячной толпы! Разве его гибель не стоила собственной смерти от рук мстительных приспешников шейха?
— ...Но, Хасем, как я могу желать, чтобы бедняжка Мерцалочка опять стала сотканной из тумана? Это было бы ужасное желание, правда? Она в опасности, это верно, но теперь, когда она снова стала настоящей, не появилась ли у нас надежда? Хасем, ты только подумай, а вдруг замысел уабина сорвется? Право, кто-нибудь может убить его до того, как он посмеет хоть пальцем коснуться нашей дорогой, любимой доченьки! Хасем! Ведь ты мог бы убить его — здесь и сейчас!
— Оман, что ты такое болтаешь? Чтобы меня самого убили?
Визирь убрал кинжал в ножны. Бывало, он сам желал смерти, но что толку было бы от его смерти теперь? Без него Оман остался бы беспомощным, никчемным. Помимо всего прочего, шейха Рашида очень скоро ожидал суровый урок. По крайней мере визирь на это искренне уповал. Сегодня утром он получил вести от лазутчиков. Не следовало преждевременно волновать Омана, но... но... Визирь позволил себе на миг усмехнуться.
— Только бы они поторопились, — сказал он вслух.
И вздрогнул: его руки коснулся слуга. Визирь резко обернулся. Весточка! Неужели войско уже окружило город? Конечно! О, скоро воины султана тут наведут порядок! Разве Калед мог бросить Куатани на произвол судьбы?
Однако весточка, как выяснилось, была совсем о другом.
Новый девоюноша? Исчез?
Первая мысль у визиря мелькнула такая: Раджал мертв. Слезы защипали глаза Хасема, он мысленно проклял цирюльника, но, осознав правду, стал проклинать вагана. Проклятие, проклятие! Ведь сейчас этот мерзавец должен был лежать на ложе калифа кастрированный и опоенный наркотическим зельем!
Государственные дела порой сильно удручают, но ничто не способно так огорчить государственного мужа, когда тщательные приготовления вдруг так нелепо срываются.
— Сколько еще ждать?
Слава — облако в небе. Мираж — твой покой.
Смерть извечно стоит на пороге с косой.
Все рассыплется в прах, что на свет рождено.
Но жениться ты должен, мой друг, все равно!
А женился — гори, пламеней, полыхай...
Ответа не последовало, но тот, кто задал вопрос, вряд ли нуждался в ответе. Церемония протекала согласно его приказам. Нетерпеливо глядя в щелочку между полотнищами занавеса, шейх Рашид смотрел не на толпу народа, не на сладкоголосого певца и даже не толстячка-калифа, сидевшего на пышных подушках в своем павильоне. Нет, взгляд Рашида был прикован только к алтарю, где должна была появиться Мерцающая Принцесса, чтобы выбрать себе жениха!
Шейх сжал в руках сверкающую шкатулку, с помощью которой должен был обрести руку своей возлюбленной. Он думал о том, что в глазах всего света исполнил все требования, диктуемые ритуалом обручения. И все же — какой предстоял великолепный спектакль! Мысленно переносясь в будущее, шейх предвосхищал грядущие восторги. Ему вспомнилась прошедшая ночь, испытанная им боль, но он тут же отбросил эту мысль, постарался забыть о случившемся — словно и не было ничего. Значение для него имело только будущее. Будущее и слава! Имея такого могущественного союзника, как Золотой, он не будет ведать преград! Рашид был уверен в том, что через несколько лун он завоюет Священный Город. Пламя будет принадлежать ему! Какую силу тогда подарит ему эта хрупкая девушка! Шейх любовно представлял, как ее тело сгорает дотла в таинственном огне, как возникает сверкающий кристалл... Он даже губами причмокнул от удовольствия. Как только он обретет кристалл, его власть не будет ведать границ!
— Сколько еще ждать? О, сколько же еще ждать?!
— Нет, хватит... Только не это!
Кто-то тайны любви своей свято хранит,
А другой от них, в страхе спасаясь, бежит.
Вот сверкающий камень — как солнце горит,
Что за пламя ему то сиянье дарит?
Эти слова принадлежали Полти. Он произнес их сквозь стиснутые зубы. Знакомый жар подкрадывался к его шее. Он прижал пальцы к шее, остервенело потер ее — видимо, надеясь, что тем самым помешает жару подняться к волосам и воспламенить их. Ведь это не могло произойти здесь, ведь не могло же! Здесь, на глазах у толпы народа! Но как Полти ни уговаривал себя, он подозревал, что то, чего он так боялся, могло произойти именно здесь и сейчас. Что же Тот задумал для него на этот раз?
На самом деле Полти все отлично понимал, потому что половина его сознания принадлежала Тоту. Страх заполнил его. Ему казалось, что его сейчас вытошнит. Он зажмурился — глаза слепило от блеска уабинских ятаганов. Казалось, их лезвия просто-таки нацелены прямо в глаза Полти...
Давно ли это случилось? С каких пор Тот овладел Полти? Самому Полти та ночь, когда он погиб в зензанском лесу, а потом возродился, казалось, была целую вечность назад. Какой восторг его наполнил тогда, когда Тот прижал его к груди, словно любящий отец, и осенил его своим темным благословением. Но какое отчаяние охватило Полти очень скоро, когда он осознал, что это благословение сродни проклятию! Неужели ему так и суждено было остаться марионеткой в руках злобного и безумного существа, помешанного на уничтожении всего мира?! Он должен был обрести свободу, должен был!
Звон бубнов отдавался эхом в голове у Полти. Звук мучил его, приносил боль. Он привалился к балюстраде, сжал виски ладонями. Вдруг ему вспомнилась Ката — да так ярко, что Полти не сдержался и застонал. А не мог ли он обрести свободу с помощью любви Каты? Вспоминая о последней встрече с возлюбленной, Полти проклинал собственную глупость. Но... в следующий раз все будет иначе! Он представил, как падет к ее ногам, как покается во всем, что было раньше. Ее доброе сердце непременно смягчится, оно непременно должно смягчиться! «Нареченная сестрица, будь моей! — произнесет он, заливаясь слезами. — Твоя любовь спасет меня. Мы вместе победим антибожество...»
Но где же она? Куда же она могла подеваться?!
Мир пустыни был проклят богами навек,
Здесь от зноя и жажды умрет человек,
Но в пустыне иначе народ заживет,
Лишь принцессу свою наш Рашид обретет!
Глава 56
ТРИ ШКАТУЛКИ
— Ката, давай убежим!
— Мне уже скоро выходить!
— Я бы на твоем месте помедлил.
— Почему?
— Может быть, это последнее мгновение твоей свободы!
— Я бы не стала так говорить. Радж, у меня такое чувство, что все идет так, как надо.
— О нет! Если бы все шло, как надо, я бы сейчас был евнухом!
— Это было бы не как надо, а наоборот. Нет, Радж, я думаю, мне было суждено приобрести это новое обличье. Думаю, с его помощью я должна куда-то попасть... В какое-то важное место. Какие-то силы пришли в движение, и я это ощущаю.
— Снова что-то с животными?
— Птицы взволнованы. И если шейх думает, что все идет так, как он замыслил, то он ошибается, поверь мне на слово.
Поддельная принцесса потребовала, чтобы ей принесли подзорную трубу. Выглянув из-за ширмы, она приставила ее к глазу. Толпу Ката уже не раз осматривала, а теперь навела подзорную трубу на галерею.
— Что там видно?
Ката поежилась.
— Вижу моего так называемого братца.
— Полти?
— Он навалился на балюстраду... Похоже, его сейчас стошнит.
— Отлично! Вот все и отвлекутся!
— Для того чтобы отвлечь такую толпу, нужно что-то посерьезнее, Радж. О, погляди-ка, и лорд Эмпстер там!
— Он с Полти?
— Рядом с ним.
— Понятно. Я ему больше не доверяю. Просто не могу ему больше доверять!
Их беседа могла бы продолжаться и дальше, но брачное песнопение уабинов близилось к концу. С деланным чувством долга Ката заняла свое место и приготовилась к тому, что в любое мгновение ширму отодвинут и она предстанет перед толпой. Стоявшие за ее спиной Раджал и Сефита, выпучившая от волнения глаза, взялись за край сверкающего шлейфа. Время от времени, покуда шла подготовка к этому мгновению, Раджал ловил на себе подозрительные взгляды Сефиты. Пожалуй, в этих взглядах была не только подозрительность, но и укор, но девица была напугана и не решалась возражать против того, что ей казалось странным или неправильным. Ей было достаточно стоять рядом с принцессой — более чем достаточно.
Снова зазвучала музыка, и на сцену вновь вышли старики-танцоры.
— Ката? — прошептал Раджал.
— Радж?
— Я думаю, ты очень храбрая.
— Радж?
— Ката?
— Ты очень смешной в этом платье.
Раджал, лицо которого пряталось под чадрой, покраснел, но для того, чтобы съязвить в ответ, времени не было. Ширма с помощью хитро спрятанных веревок отодвинулась в сторону, и толпа тут же огласилась приветственным ревом. Ни разу в жизни Раджал не слышал более громкого звука. Сила его была подобна взрыву, и Раджал даже пошатнулся и покрепче вцепился в шлейф платья Каты, словно тонкая ткань могла помочь ему устоять на ногах. Но и сама Ката вдруг покачнулась, будто была готова упасть в обморок. Не слишком ли она была уверена в себе? Быть может, именно сейчас Ката осознала, какие опасности подстерегают ее, принявшую обличье Мерцающей Принцессы.
Но в следующее мгновение она сделала глубокий вдох и величавой поступью стала спускаться с лестницы. Какое чудесное зрелище она являла собой, когда ее рабыни несли за ней длинный шлейф! Как она сверкала и переливалась в роскошном серебристом платье! Толпа уже не ревела. Слышались вздохи и даже рыдания. Многие тысячи глаз неотрывно следили за девушкой-идолом.
И вот на помосте, щедро украшенном цветами, предводитель старцев занял свое место рядом с будущей невестой. Старец был в черных одеждах, его лицо было спрятано под страшноватого вида маской. Голову старца венчала корона с длинными зубцами, а из прорези в виде рта торчала блестящая труба. В то время как остальные старцы-жрецы продолжали песнопение, верховный жрец поднял руки, призывая толпу к тишине, и проговорил в трубу слова, означавшие, что пробил час искателям руки принцессы заявить о себе:
Музыка утихла.
— Хм-хм, — ерзая на подушке, выдавил калиф. — Пока Мерцалочка держится неплохо, не правда ли?
— Воистину, Оман, она играет свою роль великолепно.
Калиф нервно посасывал изогнутую трубку, набитую джарвелом.
— Знаешь, Хасем, пожалуй, мне вправду понадобится то развлечение, которое ты для меня приготовил.
— Развлечение, Оман?
— Ну, этот ваган.
— Ах да, конечно, — сдержанно отозвался Хасем и после паузы добавил: — А девицы, сопровождающие твою дочь, совсем недурно смотрятся, правда?
— Право же, Хасем, прекрати свои попытки отвлечь меня!
— Нет, это возмутительно! Чему они радуются, эти глупцы? — заливаясь слезами и кашляя, вымолвил калиф. — Хасем, разве меня они когда-нибудь вот так приветствовали?
Визирь опустил руку на плечо своего друга.
— Не переживай, Оман, его слава будет короткой. По правде говоря, я сильно сомневаюсь, что она продержится до вечера.
Калиф, лицо которого пряталось под золотой маской, медленно повернул голову.
— Хасем, ты знаешь что-то такое, чего не знаю я?
— Посмотри, принцесса! — воскликнул он. — Это амулет Туката! Давным-давно он был извлечен из гробницы короля Туката, величайшего из правителей Ана-Венайи. Это талисман, способный защитить от злых чар, и более могущественного талисмана нет на свете! Принцесса, прими мой дар, и никакое зло никогда не сможет грозить тебе, хоть проживи ты тысячу лет!
Во второй шкатулке лежала лента, изукрашенная драгоценными каменьями, ее можно было бы носить как диадему. И это подношение казалось не слишком особенным, но мужчина в серебряных одеждах был готов развеять это впечатление.
— Принцесса! — взволнованно воскликнул он. — Я преподношу тебе последнюю из лент Лихано. Она добыта в самых дальних пределах Амалии. В течение многих эпициклов грабители древних захоронений охотились за этими таинственными лентами, которыми некогда украшали себя жрицы Лихано. Эти ленты во много раз усиливали их разум. Принцесса, прими мой дар, и вскоре тебе станет принадлежать мудрость веков!
Толпа мало-помалу пришла в экстаз. Повсюду слышались крики, в которых простолюдины превозносили прелесть замечательных даров, и вздохи, которыми люди выражали сожаление по поводу трудности выбора, предстоявшего принцессе. А калиф, сидевший в своем павильоне, пришел в ярость.
— Тупицы! — вырвалось у него. — Неужели они не понимают, что все это разыграно как по нотам?
— Если бы они и знали, что все так и есть, они бы забыли об этом, Оман. Толпа глупа и легко поддается эмоциям. Принцесса, обручение, яркое зрелище — какое им сейчас дело до обычаев, до верности, до разума? Увы, Оман, боюсь, сейчас мы — свидетели того, как опасно либеральное правление! Толпе только дай возможность выбирать — и как она себя поведет? О, я уверен: наш народ так сильно возлюбил шейха Рашида только потому, что он являет собой неприкрытую грубую силу. Твои подданные любили бы тебя больше, Оман, если бы твое правление было более жестоким!
— О, Хасем, это ты жесток! — Толстяк-калиф сорвал с лица маску и вытер слезы с глаз.
— Оман, ты только подожди, — мягко проговорил визирь. — Послушай меня и поверь: игра еще не окончена.
— Однако она близится к развязке, не так ли?
Казалось, что все так и есть. Наконец вперед вышел шейх Рашид Амр Рукр, подобный сказочному видению в своих золотистых одеждах. До сих пор Ката хранила подобающую бесстрастность, но тут вдруг ее пробрала дрожь. Первые два дара были превосходны, если те, кто поднес их, не лгали. Ката гадала, как и чем мог превзойти своих соперников шейх.
Но очень скоро она это поняла.
Медленно, мучительно медленно смуглая рука уабина приподняла крышку шкатулки. Возможно ли? Ката от изумления вытаращила глаза, ахнула и, не удержавшись, обернулась и посмотрела на Раджала.
Рашид победно поднял свой дар.
— Принцесса, я подношу тебе не какую-нибудь безделушку! Я подношу тебе саму власть, само могущество, и оно выше всего в этом мире и за его пределами! Принцесса, смотри! Смотрите, придворные, рабы, женщины и мужчины Куатани! Что являет собой этот сверкающий дар, этот прекрасный самоцвет, полыхающий алым огнем, как не камень власти, давным-давно потерянный вашими предками, который все это время хранили странствующие племена уабинов? Принцесса, я дарую тебе силу богов! Принцесса, я дарую тебе Кристалл Терона!
— Да! Да! — Потеряв самообладание, Ката качнулась вперед, словно была готова тут же схватить кристалл. Однако она тут же овладела собой и встала прямо. Этого никто не заметил — такое волнение охватило толпу.
То, что произошло затем, стало столь же внезапным, сколь и жутким. Сначала воздух рассек леденящий душу вопль, а потом над толпой пролетело, подобно чудовищной птице, страшное создание с синей кожей и объятыми пламенем волосами. Страшилище приземлилось рядом с перепуганным шейхом.
Тот попятился.
— Нет!
— Лжец! Обманщик! — пронесся над толпой визгливый голос Тота-Вексрага. Полти, одержимый яростью антибожества, схватил кристалл и швырнул его на помост к своим ногам. Кристалл разбился на тысячи осколков. — Подделка! Никчемная подделка!
Волны изумления, быстро сменившиеся волнами гнева, охватили толпу. В следующее мгновение Полти набросился бы на Рашида Амр Рукра и задушил бы его, но тут на помост взбежали стражники-уабины.
Полти развернулся. Он проворно отшвырнул от себя стражников. Те попадали в толпу, но еще до этого Полти проворно подобрал с помоста сверкающий ятаган и пронзил им грудь дико вопящего шейха. Предводитель уабинов зашатался, его золотые одежды обагрились кровью. Еще мгновение — и Полти прикончил бы его, схватил бы ту, которую все считали принцессой Бела Доной, и вновь взмыл бы в небо, тем самым завершив свою победу — вернее, победу Тота.
Но этому не суждено было свершиться. Колдовская сила в одно мгновение покинула Полти. Пламя, объявшее его волосы, угасло, и Полти рухнул на помост посреди разбросанных цветов, в пролитую кровь шейха, на осколки фальшивого кристалла.
Толпу охватила истерика. В павильоне калифа царили смятение и страх. Взгляд владыки метался между шейхом и Полти. Верховный жрец воспользовался моментом.
— Высокородные господа, рабы, женщины и мужчины Куатани, спокойствие! Задумайтесь о значении всего, что произошло у вас на глазах! Уабин осквернил священную церемонию, и бог Пламени наказал его по заслугам! — Жрец обвинительно простер указующий перст к Рашиду Амр Рукру, который корчился в муках, зажимая руками кровоточащую рану. — Ты, раненый, более не имеешь права посягать на руку дочери калифа Куатани! Теперь, когда женихов только двое, ни о какой церемонии обручения не может быть и речи. Я объявляю притязания законченными и законной — первую помолвку принцессы. Ее супругом станет принц Деа! Всемогущий Терон, осени своим благословением Мешу Каледа, Султана Лу...
— Погодите! — послышался вдруг чей-то выкрик. Верховный жрец развернулся.
— Что это значит?
— Эли Оли Али! — ахнул калиф.
Задыхаясь и с трудом переставляя ноги, сводник поднялся на помост. Он не только изнемог, проталкиваясь сквозь толпу. Он еще был порядком пьян. Эли пошатнулся и упал к ногам принцессы.
Калиф в ярости вскричал:
— Что он задумал? Стража! Убить его на месте, если он посмеет прикоснуться к моей Мерцалочке!
Но прежде, чем стражники успели пошевелиться, жирный коротышка поднялся на колени и протянул принцессе сверкающий шар, который вдруг ожил и произвел чудо. Небо над площадью озарилось разными цветами.
— П-принцесса, — заикаясь, выговорил сводник. — Св-вя-щенная го-оспожа, услышь мо-ою м-мольбу! Стань моею, и этот магический шар станет твоим! Он волшебный, он показывает все, что происходит во времени и пространстве.
Смешавшиеся краски небес преобразились в гору, затем на месте горы возникло озеро, потом — бушующее море, многолюдный город, темный лес, звездное ночное небо...
— Владея эти шаром, ты не будешь ведать с-страха, как владея... амулетом! Все знания будут... открыты тебе... как если бы владела... магической лентой! — Сводник развернулся и обратился к толпе: — Мой дар лучше всех, верно? Я доказал, что он — подлинный, ведь так? И теперь снова три жениха, правда?
Он наклонился — видимо, хотел взять Кату за руку.
Ката отшатнулась.
— Она моя! — вскричал сводник. — Девушка моя!
Высоко, на галерее, в это мгновение капитан Порло подвернул свою деревянную ногу и рухнул на колено. Конечно, ему было очень больно, но никто не собирался помогать ему. Однако гораздо болезненнее были мысли, метавшиеся в голове у старого морского волка.
— Мне уже скоро выходить!
— Я бы на твоем месте помедлил.
— Почему?
— Может быть, это последнее мгновение твоей свободы!
— Я бы не стала так говорить. Радж, у меня такое чувство, что все идет так, как надо.
— О нет! Если бы все шло, как надо, я бы сейчас был евнухом!
— Это было бы не как надо, а наоборот. Нет, Радж, я думаю, мне было суждено приобрести это новое обличье. Думаю, с его помощью я должна куда-то попасть... В какое-то важное место. Какие-то силы пришли в движение, и я это ощущаю.
— Снова что-то с животными?
— Птицы взволнованы. И если шейх думает, что все идет так, как он замыслил, то он ошибается, поверь мне на слово.
Поддельная принцесса потребовала, чтобы ей принесли подзорную трубу. Выглянув из-за ширмы, она приставила ее к глазу. Толпу Ката уже не раз осматривала, а теперь навела подзорную трубу на галерею.
— Что там видно?
Ката поежилась.
— Вижу моего так называемого братца.
— Полти?
— Он навалился на балюстраду... Похоже, его сейчас стошнит.
— Отлично! Вот все и отвлекутся!
— Для того чтобы отвлечь такую толпу, нужно что-то посерьезнее, Радж. О, погляди-ка, и лорд Эмпстер там!
— Он с Полти?
— Рядом с ним.
— Понятно. Я ему больше не доверяю. Просто не могу ему больше доверять!
Их беседа могла бы продолжаться и дальше, но брачное песнопение уабинов близилось к концу. С деланным чувством долга Ката заняла свое место и приготовилась к тому, что в любое мгновение ширму отодвинут и она предстанет перед толпой. Стоявшие за ее спиной Раджал и Сефита, выпучившая от волнения глаза, взялись за край сверкающего шлейфа. Время от времени, покуда шла подготовка к этому мгновению, Раджал ловил на себе подозрительные взгляды Сефиты. Пожалуй, в этих взглядах была не только подозрительность, но и укор, но девица была напугана и не решалась возражать против того, что ей казалось странным или неправильным. Ей было достаточно стоять рядом с принцессой — более чем достаточно.
Снова зазвучала музыка, и на сцену вновь вышли старики-танцоры.
— Ката? — прошептал Раджал.
— Радж?
— Я думаю, ты очень храбрая.
— Радж?
— Ката?
— Ты очень смешной в этом платье.
Раджал, лицо которого пряталось под чадрой, покраснел, но для того, чтобы съязвить в ответ, времени не было. Ширма с помощью хитро спрятанных веревок отодвинулась в сторону, и толпа тут же огласилась приветственным ревом. Ни разу в жизни Раджал не слышал более громкого звука. Сила его была подобна взрыву, и Раджал даже пошатнулся и покрепче вцепился в шлейф платья Каты, словно тонкая ткань могла помочь ему устоять на ногах. Но и сама Ката вдруг покачнулась, будто была готова упасть в обморок. Не слишком ли она была уверена в себе? Быть может, именно сейчас Ката осознала, какие опасности подстерегают ее, принявшую обличье Мерцающей Принцессы.
Но в следующее мгновение она сделала глубокий вдох и величавой поступью стала спускаться с лестницы. Какое чудесное зрелище она являла собой, когда ее рабыни несли за ней длинный шлейф! Как она сверкала и переливалась в роскошном серебристом платье! Толпа уже не ревела. Слышались вздохи и даже рыдания. Многие тысячи глаз неотрывно следили за девушкой-идолом.
И вот на помосте, щедро украшенном цветами, предводитель старцев занял свое место рядом с будущей невестой. Старец был в черных одеждах, его лицо было спрятано под страшноватого вида маской. Голову старца венчала корона с длинными зубцами, а из прорези в виде рта торчала блестящая труба. В то время как остальные старцы-жрецы продолжали песнопение, верховный жрец поднял руки, призывая толпу к тишине, и проговорил в трубу слова, означавшие, что пробил час искателям руки принцессы заявить о себе:
Трель, которую сыграл затем флейтист, гораздо больше напоминала крик боли. Звук флейты сменился бешеным звоном бубнов. На несколько мгновений зрелище замерло, но затем из толпы медленно вышел мужчина в одеждах цвета бронзы. Он взошел на помост, держа на вытянутых руках небольшую блестящую шкатулку такого же цвета, что и его одежды. Словно по волшебству, из середины помоста поднялся пьедестал. Мужчина в бронзовых одеждах почтительно преклонил колени перед той, кого считал принцессой Бела Доной, и водрузил на пьедестал шкатулку.
Все клятвы, что прежде были даны,
Отныне навеки отменены!
Музыка, громче играй, веселей!
Первый жених, выходи поскорей!
Музыка утихла.
— Хм-хм, — ерзая на подушке, выдавил калиф. — Пока Мерцалочка держится неплохо, не правда ли?
— Воистину, Оман, она играет свою роль великолепно.
На помост по мостику, спускавшемуся от галереи, взошел второй мужчина. На нем были серебристые одежды. Какое-то мгновение казалось, будто он шагает по воздуху, словно сказочный гость из иных миров. Мужчина в серебряных одеждах водрузил свою шкатулку на второй пьедестал.
Дар преподнес первый из женихов!
Кто состязаться с ним в этом готов?
Музыка, громче играй, веселей!
Ну же, второй, выходи поскорей!
Калиф нервно посасывал изогнутую трубку, набитую джарвелом.
— Знаешь, Хасем, пожалуй, мне вправду понадобится то развлечение, которое ты для меня приготовил.
— Развлечение, Оман?
— Ну, этот ваган.
— Ах да, конечно, — сдержанно отозвался Хасем и после паузы добавил: — А девицы, сопровождающие твою дочь, совсем недурно смотрятся, правда?
— Право же, Хасем, прекрати свои попытки отвлечь меня!
Когда появился шейх, разряженный в золотые одежды, толпа снова взревела — словно этот пустынный кочевник, разбойник был не захватчиком Куатани, а его великим освободителем. На вытянутых руках Рашида лежала золотая шкатулка.
Вот уж двое готовы жену себе взять,
Но принцесса должна из троих выбирать,
Чтобы Деа лишился невесты своей.
Где ты, третий жених, выходи поскорей!
— Нет, это возмутительно! Чему они радуются, эти глупцы? — заливаясь слезами и кашляя, вымолвил калиф. — Хасем, разве меня они когда-нибудь вот так приветствовали?
Визирь опустил руку на плечо своего друга.
— Не переживай, Оман, его слава будет короткой. По правде говоря, я сильно сомневаюсь, что она продержится до вечера.
Калиф, лицо которого пряталось под золотой маской, медленно повернул голову.
— Хасем, ты знаешь что-то такое, чего не знаю я?
Следующие мгновения, казалось, растянулись надолго. Как будто весь мир умолк и замер. Только птицы все кружились и кричали над площадью в жарком воздухе. Ката шагнула вперед и, бесстрастно глядя на тех троих, что искали ее руки, по очереди подняла крышки шкатулок с их дарами. В бронзовой шкатулке лежал сверкающий диск на цепочке. Выглядело подношение довольно-таки прозаично, но мужчина в бронзовых одеждах принялся в красках расписывать его достоинства.
В трех шкатулках сокрыта невесты судьба.
Пусть же выбор свершит поскорее она!
Громче, музыка, выбор невесты воспой!
Бела Дона, принцесса, шкатулки открой!
— Посмотри, принцесса! — воскликнул он. — Это амулет Туката! Давным-давно он был извлечен из гробницы короля Туката, величайшего из правителей Ана-Венайи. Это талисман, способный защитить от злых чар, и более могущественного талисмана нет на свете! Принцесса, прими мой дар, и никакое зло никогда не сможет грозить тебе, хоть проживи ты тысячу лет!
Во второй шкатулке лежала лента, изукрашенная драгоценными каменьями, ее можно было бы носить как диадему. И это подношение казалось не слишком особенным, но мужчина в серебряных одеждах был готов развеять это впечатление.
— Принцесса! — взволнованно воскликнул он. — Я преподношу тебе последнюю из лент Лихано. Она добыта в самых дальних пределах Амалии. В течение многих эпициклов грабители древних захоронений охотились за этими таинственными лентами, которыми некогда украшали себя жрицы Лихано. Эти ленты во много раз усиливали их разум. Принцесса, прими мой дар, и вскоре тебе станет принадлежать мудрость веков!
Толпа мало-помалу пришла в экстаз. Повсюду слышались крики, в которых простолюдины превозносили прелесть замечательных даров, и вздохи, которыми люди выражали сожаление по поводу трудности выбора, предстоявшего принцессе. А калиф, сидевший в своем павильоне, пришел в ярость.
— Тупицы! — вырвалось у него. — Неужели они не понимают, что все это разыграно как по нотам?
— Если бы они и знали, что все так и есть, они бы забыли об этом, Оман. Толпа глупа и легко поддается эмоциям. Принцесса, обручение, яркое зрелище — какое им сейчас дело до обычаев, до верности, до разума? Увы, Оман, боюсь, сейчас мы — свидетели того, как опасно либеральное правление! Толпе только дай возможность выбирать — и как она себя поведет? О, я уверен: наш народ так сильно возлюбил шейха Рашида только потому, что он являет собой неприкрытую грубую силу. Твои подданные любили бы тебя больше, Оман, если бы твое правление было более жестоким!
— О, Хасем, это ты жесток! — Толстяк-калиф сорвал с лица маску и вытер слезы с глаз.
— Оман, ты только подожди, — мягко проговорил визирь. — Послушай меня и поверь: игра еще не окончена.
— Однако она близится к развязке, не так ли?
Казалось, что все так и есть. Наконец вперед вышел шейх Рашид Амр Рукр, подобный сказочному видению в своих золотистых одеждах. До сих пор Ката хранила подобающую бесстрастность, но тут вдруг ее пробрала дрожь. Первые два дара были превосходны, если те, кто поднес их, не лгали. Ката гадала, как и чем мог превзойти своих соперников шейх.
Но очень скоро она это поняла.
Медленно, мучительно медленно смуглая рука уабина приподняла крышку шкатулки. Возможно ли? Ката от изумления вытаращила глаза, ахнула и, не удержавшись, обернулась и посмотрела на Раджала.
Рашид победно поднял свой дар.
— Принцесса, я подношу тебе не какую-нибудь безделушку! Я подношу тебе саму власть, само могущество, и оно выше всего в этом мире и за его пределами! Принцесса, смотри! Смотрите, придворные, рабы, женщины и мужчины Куатани! Что являет собой этот сверкающий дар, этот прекрасный самоцвет, полыхающий алым огнем, как не камень власти, давным-давно потерянный вашими предками, который все это время хранили странствующие племена уабинов? Принцесса, я дарую тебе силу богов! Принцесса, я дарую тебе Кристалл Терона!
— Да! Да! — Потеряв самообладание, Ката качнулась вперед, словно была готова тут же схватить кристалл. Однако она тут же овладела собой и встала прямо. Этого никто не заметил — такое волнение охватило толпу.
Однако триумфу Рашида не суждено было длиться долго.
Выбор был лишь до этой поры!
Принцесса отвергла другие дары!
Рашид Амр Рукр — ее нареченный,
Ему Бела Дона достанется в жены!
То, что произошло затем, стало столь же внезапным, сколь и жутким. Сначала воздух рассек леденящий душу вопль, а потом над толпой пролетело, подобно чудовищной птице, страшное создание с синей кожей и объятыми пламенем волосами. Страшилище приземлилось рядом с перепуганным шейхом.
Тот попятился.
— Нет!
— Лжец! Обманщик! — пронесся над толпой визгливый голос Тота-Вексрага. Полти, одержимый яростью антибожества, схватил кристалл и швырнул его на помост к своим ногам. Кристалл разбился на тысячи осколков. — Подделка! Никчемная подделка!
Волны изумления, быстро сменившиеся волнами гнева, охватили толпу. В следующее мгновение Полти набросился бы на Рашида Амр Рукра и задушил бы его, но тут на помост взбежали стражники-уабины.
Полти развернулся. Он проворно отшвырнул от себя стражников. Те попадали в толпу, но еще до этого Полти проворно подобрал с помоста сверкающий ятаган и пронзил им грудь дико вопящего шейха. Предводитель уабинов зашатался, его золотые одежды обагрились кровью. Еще мгновение — и Полти прикончил бы его, схватил бы ту, которую все считали принцессой Бела Доной, и вновь взмыл бы в небо, тем самым завершив свою победу — вернее, победу Тота.
Но этому не суждено было свершиться. Колдовская сила в одно мгновение покинула Полти. Пламя, объявшее его волосы, угасло, и Полти рухнул на помост посреди разбросанных цветов, в пролитую кровь шейха, на осколки фальшивого кристалла.
Толпу охватила истерика. В павильоне калифа царили смятение и страх. Взгляд владыки метался между шейхом и Полти. Верховный жрец воспользовался моментом.
— Высокородные господа, рабы, женщины и мужчины Куатани, спокойствие! Задумайтесь о значении всего, что произошло у вас на глазах! Уабин осквернил священную церемонию, и бог Пламени наказал его по заслугам! — Жрец обвинительно простер указующий перст к Рашиду Амр Рукру, который корчился в муках, зажимая руками кровоточащую рану. — Ты, раненый, более не имеешь права посягать на руку дочери калифа Куатани! Теперь, когда женихов только двое, ни о какой церемонии обручения не может быть и речи. Я объявляю притязания законченными и законной — первую помолвку принцессы. Ее супругом станет принц Деа! Всемогущий Терон, осени своим благословением Мешу Каледа, Султана Лу...
— Погодите! — послышался вдруг чей-то выкрик. Верховный жрец развернулся.
— Что это значит?
— Эли Оли Али! — ахнул калиф.
Задыхаясь и с трудом переставляя ноги, сводник поднялся на помост. Он не только изнемог, проталкиваясь сквозь толпу. Он еще был порядком пьян. Эли пошатнулся и упал к ногам принцессы.
Калиф в ярости вскричал:
— Что он задумал? Стража! Убить его на месте, если он посмеет прикоснуться к моей Мерцалочке!
Но прежде, чем стражники успели пошевелиться, жирный коротышка поднялся на колени и протянул принцессе сверкающий шар, который вдруг ожил и произвел чудо. Небо над площадью озарилось разными цветами.
— П-принцесса, — заикаясь, выговорил сводник. — Св-вя-щенная го-оспожа, услышь мо-ою м-мольбу! Стань моею, и этот магический шар станет твоим! Он волшебный, он показывает все, что происходит во времени и пространстве.
Смешавшиеся краски небес преобразились в гору, затем на месте горы возникло озеро, потом — бушующее море, многолюдный город, темный лес, звездное ночное небо...
— Владея эти шаром, ты не будешь ведать с-страха, как владея... амулетом! Все знания будут... открыты тебе... как если бы владела... магической лентой! — Сводник развернулся и обратился к толпе: — Мой дар лучше всех, верно? Я доказал, что он — подлинный, ведь так? И теперь снова три жениха, правда?
Он наклонился — видимо, хотел взять Кату за руку.
Ката отшатнулась.
— Она моя! — вскричал сводник. — Девушка моя!
Высоко, на галерее, в это мгновение капитан Порло подвернул свою деревянную ногу и рухнул на колено. Конечно, ему было очень больно, но никто не собирался помогать ему. Однако гораздо болезненнее были мысли, метавшиеся в голове у старого морского волка.