Арден Том. Султан Луны и Звезд

   А теперь вспомни о том, что я дал тебе зеркало. Посмотри мне в глаза, и ты обретешь силу, в которой нуждаешься, и могущественную защиту.
   Уабин встал рядом с богом — близко, словно влюбленный. А когда отвернулся, его глаза светились золотым светом.
 
   — Нам пора бы вернуться!
   — Радж, да будет тебе! Неужели ты не хочешь увидеть рассвет?
   — Я потому и говорю, что надо вернуться. Стражники проснутся и увидят, что нас нет.
   Ката вздохнула.
   — И что? Не побьют же нас, правда?
   — Принцессу, конечно, не побьют! А меня?
   — Ты — девушка, не забывай об этом! В этом есть кое-какие преимущества.
   — Их немало, не сомневаюсь. Я даже знаю это.
   — Ты что же, стал девушкой?
   — Да нет, я бы не стал так говорить.
   Отделенные от стоянки барханами, Ката и Раджал шагали, словно сестры, взявшись за руки. Звенели их украшения, подолы платьев шуршали по песку. Луна мало-помалу бледнела. Небо на горизонте стало лиловым. Ката ощутила ответное сияние в своем сердце, и странное счастливое тепло растеклось по ее телу. У нее возникло такое чувство, что все будет хорошо. Ката смотрела на небо, ожидая цветов крови и золота, которые скоро должны были залить похожие на волны песчаные холмы.
   Сердце Раджала все чувствовало иначе. В его сердце возникла боль. И пустота. Его рука легла на грудь — туда, где прежде он носил кристалл. Он негромко спросил:
   — Ты чувствуешь ее? То есть чувствуешь, что она здесь?
   — Принцесса? Я ощущаю ее присутствие. Но я знаю, что я — это я, а не она. Все так, как будто... как будто я стала вместилищем для какой-то диковины, для какого-то сокровища, для чего-то такого, что я должна сохранить, держать взаперти до тех пор, пока не пробьет час извлечь это. То ли перстень, то ли драгоценный камень. Да-да, драгоценный камень.
   Раджал невесело кивнул. За несколько лун, проведенных рядом с Катой в пути, он хорошо узнал Кату. Она рассказывала ему о своем детстве, о знакомстве с Джемом, о тех днях, которые они провели вместе, о том ужасе, какой она пережила, разлучившись с ним. Раджал слушал ее рассказы зачарованно, с завистью, но когда Ката просила Раджала поведать ей его историю, он говорил с осторожностью. Он довольно словоохотливо рассказал ей о ваганском фургоне, о своей сестре Миле, о Великой Матери Ксал и о Дзади. Но о многом, об очень многом он рассказать не мог. Он думал о страстях, которые владели его сердцем с самого детства, и его горло сжималось от отчаяния. Он вспоминал о том, что случилось во Дворце с Благоуханными Ступенями, и ему становилось невероятно стыдно. Никто — ни Ката, ни тем более Джем — не должен был узнать правду. Никто на свете. О визире Хасеме Раджал вспоминал с содроганием и отвращением, но стоило ему вспомнить о нем — и он ощущал, как пробуждается желание. И тогда отвращение, испытываемое Раджалом, становилось еще глубже, потому что он сам себе становился противен. Порой посреди ночи, лежа в кибитке, его рука ложилась на грудь, где прежде он носил Кристалл Короса, и тогда в бессильной ярости Раджал думал: «Я наказан. Я наказан по заслугам».
   Но порой ему казалось, что наказания только начинаются.
   Раджал и Ката уселись на песок, по-прежнему держась за руки, и смотрели в ту сторону, где занималась заря. Ката вдруг проговорила:
   — Но про визиря — это же неправда?
   Раджал отозвался надтреснутым голосом:
   — Что? Что про визиря?
   Ката с любопытством спросила:
   — Радж? С тобой все в порядке? Я про визиря говорю в том смысле, что он что-то подозревает, о чем-то догадывается. Я просто подумала... нет, это, наверное, не так. Он бы уже проговорился, что-нибудь сделал такое... Радж? Что-то не так, да?
   Раджал мотнул головой.
   — Нет, нет. Я просто задумался, вот и все. А думал я... про Амеду. Да, про Амеду. Ведь это из-за нее начались все беды.
   Негодяйка! Маленькая подлая воровка!
   Ката осторожно проговорила:
   — Но теперь-то тебе Амеда нравится?
   — Она смелая девчонка. Но я бы не сказал, что она мне нравится.
   — Она надоедлива, это верно.
   Раджал фыркнул.
   — Она была воровкой.
   — Воровкой! — не удержалась от смеха Ката. — Я была... кое-кем похуже. А ты разве ничего предосудительного не делал, Радж?
   Раджал пожал плечами.
   — У меня была... не такая яркая жизнь, как у тебя, Ката.
   Она сжала его руку.
   — Я тебе не очень-то верю. Но все равно люблю тебя.
   Раджал ахнул.
   — Ты... любишь меня?
   — Джем любит тебя. И я должна любить тебя, правда?
   Ката наклонилась, дружески поцеловала Раджала и улыбнулась. Он пристально смотрел ей в глаза, а через мгновение бросился в ее объятия, горько рыдая.
   — Ката, о Ката, я так несчастлив!
   Кровь и золото пролились на барханы, но теперь Ката не смотрела на солнце. Она не восклицала, радуясь красоте рассвета. Она не ощущала никаких странных предчувствий. Она не видела человека с золотыми глазами, который стоял на вершине бархана и пристально смотрел на них. Сейчас для девушки существовал только Раджал, бедный, несчастный, страдающий Раджал. Ката изумленно гладила его голову и плечи, и он казался ей одним из испуганных зверьков — белок, малиновок или ящерок, которые давным-давно прибегали и прилетали к ней в Диколесье. Но их печали были просты, и она ясно видела эти печали. Но понять Раджала Ката была не в силах, не в силах была и помочь ему. Что же могло с ним случиться? Что? Ката обняла друга и стала ласково качать, как малого ребенка.
   Она ощутила присутствие Зла только тогда, когда уже было слишком поздно.
   «Принцесса. Принцесса, иди ко мне».
   Ката посмотрела через плечо дрожащего Раджала в ту сторону, откуда послышался безмолвный зов. Рашид Амр Рукр держал в руке осколок зеркала, и этот осколок немыслимо, сверхъестественно ярко горел в лучах рассветного солнца. Но еще ярче горели светящиеся глаза уабина. В первое мгновение Кате стало страшно, но страх тут же сменился гневом. Она была готова вскочить и наброситься на мерзавца, но...
   Уабин отступил. Он улыбался и манил девушку за собой. Ката поднялась. Раджал упал на песок.
   — Ката? — бормотал он. — Ката?
   Он не дождался ответа.
   У Каты было такое ощущение, будто бы она падает и при этом переходит в другой мир. В этом было что-то связанное с глазами уабина, но и с зеркалом тоже. Рука Каты потянулась к осколку зеркала, но не для того, чтобы выбить его из пальцев Рашида Амр Рукра, а для того, чтобы прикоснуться к нему, взять его.
   Уабин дико расхохотался.
   — Ката! — вскрикнул Раджал. — Ката! Ты должна сопротивляться! Не поддавайся!
   — Принцесса, не надо! — крикнул кто-то.
   Это была Амеда. Она наконец разыскала своих друзей и теперь застыла в ужасе. Однако она быстро пришла в себя и бросилась, чтобы сбить Кату с ног и оттащить ее от колдующего уабина. Увы, Амеда опоздала. Откуда ни возьмись появился еще один человек.
   — Принцесса! Его глаза! Не смотри ему в глаза! — прокричал долговязый оборванец — весь избитый, залитый кровью, едва державшийся на ногах. Собрав последние силы, он наклонился, набрал пригоршню песка и швырнул его в глаза уабина.
   Рашид Амр Рукр взвизгнул, развернулся и нанес удар осколком зеркала.
   Послышался крик Амеды.
   В следующее мгновение уабин исчез. Исчезла и Амеда, колдовской силой перенесенная внутрь осколка зеркала. Ее крики, какое-то время звучавшие в воздухе, вскоре стихли. Ката обессиленно рухнула на песок, тяжело дыша.
   Колдовские чары развеялись окончательно, когда прозвучал другой голос:
   — Принцесса! Принцесса, что с тобой?
   Ката подняла голову. К ней размашисто шагал разгневанный начальник стражи.
   Ката опустила глаза. Нужно было поскорее что-то придумать. Еще мгновение — и начальник стражи увидит кровь, синяки, тело долговязого парня... Этот незнакомец спас ее. Ей нужно было каким-то образом спасти его, и притом срочно.
   Ката вскочила и бросилась навстречу начальнику стражи, невинно улыбаясь.
   — Мы уже возвращаемся, ничего страшного. Просто... — Ката изобразила глупое хихиканье. — Одна из моих женщин порвала платье. Ты же не хочешь, чтобы она страдала от... от стыда, верно? Дай-ка мне твой плащ, я ее прикрою. Тогда она сможет вернуться. То есть мы все сможем вернуться. Ну?
   Начальник стражи поклонился, неохотно повинуясь воле дочери калифа, и снял просторный плащ. Было еще довольно темно, и всю дорогу до кибитки стражник ворчал и не обращал особого внимания на того человека, которого Ката и Раджал вели, поддерживая под руки.
   Как же Ката обрадовалась, когда за ними наконец захлопнулась дверца кибитки! Только потом, когда они с Раджалом умыли незнакомца, оказалось, что это вовсе не незнакомец.
   Вот так Боб заменил Амеду.

Глава 65
СКАЗКА ДЛЯ МАЛЕНЬКОГО КАЛЕДА

   — Подойди, старый друг. Подойди, сядь рядом со мной.
   Старик опасливо подошел, стараясь скрыть охватившую его тревогу. Он не ожидал, что султан призовет его к себе. Это его смутило. Было уже далеко за полдень, и более суматошного вечера в жизни Симонида не выдавалось за много солнцеворотов. Паломники наводнили город, между ними шла борьба за место около церемониальной дороги. Во дворце было полным-полно важных гостей. Свадьба, которую так долго ждали, должна была состояться после заката, и султан настаивал на том, чтобы церемонию провел Симонид, и никто иной. Старик и сам очень желал этого, но опасался, что силы могут вскоре покинуть его. Даже подготовка к церемонии давалась ему нелегко!
   Его господин и повелитель сидел у окна с несколько наигранным спокойствием. Солнечный свет проникал через прорези в тонких ставнях. Султан мог бы распорядиться, чтобы ставни немного приоткрыли, и тогда можно было бы увидеть собравшиеся у дворца толпы народа. Но владыка не желал смотреть на тысячи тысяч простолюдинов. Пожалуй, он был прав: это зрелище было впечатляющим, но настолько же тревожным. Весь предыдущий день и всю ночь продолжались сотрясения земли. Воздух пропитался волнением и страхом. Повсюду блаженные старики танцевали «танец обреченных». Многие боялись того, какая истерика овладеет толпой, когда наступит темнота.
   Султан похлопал по подушке рядом с собой, и Симонид сел. Складки роскошного вышитого занавеса обрамляли широкий мягкий диван. Подоспели рабы, принесли подносы с джарвелом, шербетом и нектаром хава, но Калед заметил, что старик ничего не желает, и нетерпеливым мановением руки отослал слуг. Он наклонился и взял Симонида за руку.
   — Тебе хорошо, старый друг? Тебе хорошо сейчас? Ты здоров?
   — Султан, человеку в моем возрасте нечего уповать на здоровье. Что такое преклонный возраст, как не время хвороб, которых становится все больше и больше, пока в конце концов не окажется, что они смертельны? Я желаю только исполнить твой приказ и проследить за тем, чтобы бракосочетание принца состоялось, как полагается. — Старик не без труда улыбнулся и добавил: — Я благодарен судьбе хотя бы за то, что свадьба — нынче ночью. Уж до завтра я как-нибудь доживу.
   — Ты будешь еще долго жить и потом, старый друг! Не говори о смерти в то время, как ты так нужен — и так любим. Но послушай, скажи мне, видел ли ты моего брата? Он все такой же толстяк, каким был всегда? И также глупо улыбается? Ну, конечно же... Подумать только, а ведь если бы у меня не было наследника, он бы унаследовал мой престол! Ты только представь себе: султан Оман! Ну, уж тогда славные времена в истории нашего царства очень быстро закончились бы, верно, мой старый друг?
   Симонид послушно улыбнулся и кивнул, как только султан перевел разговор на тему землетрясений. Монарх был уверен в том, что они служат только выражением нетерпения, испытываемого огненным богом. Из-за чего нетерпение? О, из-за свадьбы, естественно! Глупцы болтают о том, что это — дурное предзнаменование, но о каком дурном предзнаменовании можно говорить, когда теперь уж точно продолжится Род Пророка! И чего бояться? После свадьбы землетрясения непременно прекратятся и земля станет спокойной и прочной, какой была всегда.
   — Однако, мой старый друг, довольно говорить об этой чепухе! Расскажи мне о принцессе. Ее ты тоже видел? — Похоже, султан был настроен исключительно на приятные беседы. — Как я проклинаю — но конечно же, не в прямом смысле, мой старый друг, не в прямом смысле — наши обычаи, из-за которых я не могу взглянуть на принцессу! А мне бы очень хотелось посмотреть на девушку такой необычайной красоты. Говорят, она унаследовала красоту своей матери.
   — Ты скоро увидишь ее — как только начнется церемония, — осторожно ответил Симонид, гадая, стоит ли говорить что-то еще.
   Он все время чувствовал, как пальцы султана то поглаживают, то сжимают его морщинистую руку. Печальными глазами старик смотрел на смуглое, обрамленное густой черной бородой лицо владыки. Как в одном человеке могли так безнадежно, так отчаянно соединиться нежность и жестокость, добро и зло? В пору юности, в пору яростной преданности вере Симониду был бы страшен человек столь противоречивого нрава. Он бы долго гадал: как боги столько всего намешали в характере Каледа. Теперь он знал, что замыслы богов порой неисповедимы и намного более загадочны, нежели он когда-то предполагал, и что эти замыслы не постичь простым смертным.
   «Чем мы старее, тем более странным становится окружающий нас мир», — так было сказано в «Изречениях Имраля», и Симонид знал, что это — чистая правда.
   Затем султан спросил старика о своем наследнике.
   — Как я завидую тебе, Симонид, как я завидую тому, что ты проводишь дни напролет с моим дорогим мальчиком... Я назвал его мальчиком? В эту ночь он станет мужчиной! Но скажи, мой старый друг, как ты думаешь: он воистину готов к тому, чтобы вскоре облачиться в мантию власти, принять это бремя, от которого он уже никогда не сможет отказаться?
   — Он вселяет большие надежды. Но, увы, боюсь, он не слишком крепок!
   — Мой старый друг, ты тревожишь меня!
   — Имей ты еще одного сына, ты бы меньше тревожился.
   Пожалуй, этого говорить Симониду не следовало бы, но он и так уже слишком долго сдерживал себя и не говорил правду. Султан не разгневался. Он только вздохнул, и, хотя в комнате уже не было так светло, Симониду показалось, что он заметил в уголках глаз владыки слезы.
   — Не ожидал я услышать такие жестокие речи от столь старого друга. Должен ли я был взять себе другую жену после смерти моей возлюбленной Белы?
   — Найдутся такие, кто поступил бы именно так — в интересах государства, — уклончиво отозвался Симонид.
   — Есть более высокие цели.
   — Какие цели могут быть выше, если дела государственные — это дела богов? Кто ты такой для смертных, как не продолжение бога, который говорит с тобой из Священного Пламени? В этом мире ты всемогущ, но, как самый старший из твоих имамов, я говорю с тобой о том мире, что лежит за его пределами.
   — Мой старый друг, я это понимаю, и понимаю, что ты вправе отчитывать меня. Хорошо. Поговори со мной так, как говорил во дни моей юности. Скажи мне о моих ошибках, о той вине, которую я должен ощущать.
   — Султан...
   Султан приложил палец к губам старика.
   — Я — султан, а ты готов мне противоречить? Повторяю: поговори со мной так, как говорил во дни моей юности.
   Симонид сделал глубокий вдох. Он не сомневался: султан затеял какую-то игру, но пока не был уверен в том, к чему может привести эта игра.
   — Калед, — начал старый мудрец, — ты дал клятву, которая считается священной, но эта клятва имеет значение только в сердце твоем. Пламя назвало тебя Султаном Луны и Звезд, но этот титул не только награда за твою славу. Рука об руку с наградой следует ответственность, которая должна помочь в достижении грядущей славы. Увы, миновало десять солнцеворотов, а твое царствование пока не принесло этой славы. Наше царство пришло ко времени великих бед. Ты говоришь о бремени, которое скоро ляжет на плечи твоего сына, но нес ли ты свое бремя так, как подобает?
   — Симонид, ты воистину жесток, ибо всего лишь дни, считанные дни миновали с тех пор, как меня достигли страшные вести — вести о том, что уабины проникли в ряды эбенов. Следует ли упрекать меня, если такое зло процветало во время моего правления? Но разве Пламя не наделило знанием об этом меня как своего избранника? Разве я не предал изменников смерти — сразу же, без промедления, хотя сердце мое разрывалось при мысли о том, что я вынужден отдать приказ о казни членов этого древнего священного ордена? Мой старый друг, ты осуждаешь меня за богохульные проступки моей юности, но разве я не оставил это время сомнений позади? Разве сейчас не время особых испытаний?
   Симонид печально проговорил:
   — Калед, я не стал бы осуждать тебя. Я лишь готов дать тебе совет, ибо перед тобой темная дорога. Принц слаб, и еще неизвестно, будет ли успешным его брак, уабинское зло распространилось по всей стране, и Роду Пророка угрожает страшная опасность. О, со времен Геденской Невесты грядущее этой страны не было в такой опасности!
   Произнося этот вердикт, Симонид задрожал от страха. Но то, что произошло затем, повергло его в изумление. Покуда Симонид говорил, лицо султана исказила гримаса, и вот теперь он, совсем как его сын, охваченный глубочайшей тоской, рухнул на мягкий диван и разразился рыданиями.
   — Калед! Мое дитя! Мое дитя!
   Повинуясь безотчетному порыву, старик Симонид наклонился и обнял зрелого мужчину точно так же, как обнимал его ребенка. Долго, долго он держал султана в объятиях, не произнося ни слова. Свет закатного солнца обволакивал мудреца и владыку, окружал их золотым сиянием.
   — Старый друг, — пробормотал султан наконец, — не расскажешь ли ты мне сказку... не расскажешь ли сказку, как тогда... в детстве?
   Симонид ласково гладил смуглое лицо, обрамленное черной бородой. Глаза его наполнились болью, когда он вспомнил о тех словах, которые должны были быть произнесены затем. Этот ритуал не был изложен ни в одной из священных книг, но оттого не был менее священным. Некогда он был самым дорогим для маленького мальчика и его учителя — дороже всех ритуалов на свете.
   Симонид с замиранием сердца проговорил:
   — Сказку? Маленький Калед, какую сказку?
   — Старик, сказку про стародавние времена.
   — Маленький Калед, про какие стародавние времена ты говоришь?
   — Старик, я говорю про времена, когда я еще не родился.
   — Маленький Калед, но это было совсем недавно.
   — Старик, расскажи мне сказку о моих предках.
   — Маленький Калед, но разве не все сказки я тебе рассказал?
   — Старик, но я готов выслушать их снова.
   — Маленький Калед, которую из них ты хочешь послушать?
   Султан задумался. Он сел, утер слезы и улыбнулся испуганному, встревоженному Симониду.
   — Старик, расскажи мне про Геденскую Невесту.
   У Симонида мурашки побежали по спине. Игра ему окончательно разонравилась, но он знал, что должен сыграть в нее до конца.
   Он набрал в легкие побольше воздуха и начал...

СКАЗАНИЕ О ГЕДЕНСКОЙ НЕВЕСТЕ

   Маленький Калед, в те времена, когда Унангом правил Булак, Султан Красной Пыли, произошла трагическая история, о которой я тебе сейчас поведаю. Знай же, что из всех султанов, которые правили Унангом, Меша Булак был одним из величайших, ибо ему выпала судьба объединить все народы, обитающие на этих пустынных землях, в поклонении единому истинному богу. Со времен правления Булака все мужчины и женщины поклоняются Святилищу Пламени и почитают Каль-Терон Священным Городом.
   Однако пути огненного бога странны и неисповедимы, ибо хотя Булак и познал великую славу, но великая печаль омрачила его царствование. Печаль его была в том, что у него было много дочерей, но сын был только один, и ни одна из его жен не могла произвести на свет хотя бы еще одного. Его имамы трепетали, ибо когда Булака поразила лихорадка джубба, им казалось, что Род Пророка повис на волоске. Страх их был понятен, ибо юный принц Ашар был болезненным мальчиком и почти наверняка должен был вскоре умереть. Благодаря стараниям лучших унангских лекарей Булак поправился, однако злая лихорадка оставила после себя слабость, от которой султан так и не смог избавиться. Потому имамы настояли, чтобы его сын, хоть и был он еще мал в ту пору, принял мантию Бесспорного Наследника и взял себе жену.
   Булак был человеком гордым и славился этим. Он ни за что не желал думать о смерти, однако сам он говорил, что вера его превыше гордыни. Он сказал: пусть будет, как пожелают его имамы, но что принц не должен брать в жены первую попавшуюся девушку. Только самый прекрасный цветок Унанга должен был стать женой Бесспорного Наследника. И вот по всей стране начались поиски такой девушки, по всем провинциям и колониям, которые за время своего царствования покорил султан.
   Как раз в эту пору до имамов дошли слухи о великом богохульстве, которое процвело в далекой провинции под названием Геден. У шаха Гедена, согласно слухам, была дочь такой волшебной красоты, что многие поклонялись ей вместо того, чтобы поклоняться Священному Городу. Имамы, охваченные праведным гневом, стали уговаривать Булака, чтобы он распорядился казнить эту девушку, однако Булак, мудрость которого была велика, отверг их уговоры.
   «Глупцы! — вскричал он. — Что за советы вы мне даете? Долгие солнцевороты моего царствования были потрачены на то, чтобы усмирить Геденского шаха, чтобы он дал мне клятву верности. Поступи я, как вы мне советуете, — снова вспыхнут бунты и меня возненавидят так, что мне никогда от этого не избавиться. Разве вы не видите, что эта девушка — добрый знак? Она священна, и это — та самая невеста, которую мы разыскиваем».
   Имамы были готовы воспротивиться, но Булак объявил им, что говорил с Пламенем, и потому знал, что говорит истину. Вот так и вышло, что вместо жестокой казни девушку ожидала блестящая помолвка.
   Подготовка к свадьбе шла своим чередом, и по всей стране царила великая радость, ибо культ поклонения этой девушке успел широко распространиться. А после того, как она вышла бы замуж за сына султана, поклоняться ей можно было открыто. Ведь, поклоняясь Геденской Невесте, люди поклонялись бы и Священному Городу.
   Увы, никто не ведал о том, что назревает беда. Я говорил тебе, маленький Калед, о том, что твой предок принц Ашар был болезненным мальчиком. Согласно унангскому обычаю, обряд бракосочетания должен был состояться в полночь в Святилище Пламени. Все собрались на церемонию. Там присутствовал верховный имам, который должен быть совершить ритуал, и Меша Булак, Султан Красной Пыли. Но наибольшее восхищение у народа вызвала прекрасная Геденская Невеста. Оставалось дождаться только принца Ашара. Он должен был торжественно пройти по церемониальной дороге к той женщине, которой предстояло стать вместилищем драгоценного царственного семени. Но юный принц Ашар не пришел в Святилище. Представь себе, какой всех охватил ужас, когда стало известно о том, что принц умер, что он упал замертво в своих покоях за несколько мгновений до свадьбы!
   Страх сковал толпу народа, ибо теперь все думали только о том, что Род Пророка прервался навсегда и царство султана обречено. Но простолюдины были глупы, они не знали об одном из древних правил, касающихся бракосочетания. Верно — если обряд начат, прерывать его нельзя. Если принцесса находится в Святилище, в эту же ночь она должна утратить невинность. Но если жених умирает или его убивают до того, как он является в Святилище, его место должен занять брат. Если же у жениха нет брата, эту роль должен исполнить его отец. Вот так вышло, что в ту ночь на брачном ложе с Геденской Невестой должен был возлечь султан Меша Булак. Народ возрадовался, ибо если и существовала женщина, способная родить султану наследников, так это, конечно, была Геденская Невеста — настоящее совершенство, апофеоз женской красоты.
   Однако был один человек, который не возрадовался, и человеком этим был шах Гедена. Он стоял рядом с лестницей, ведущей к Святилищу, и бесстрастно наблюдал за свадебным обрядом, но сердце его пылало ненавистью к султану и обычаям Унанга. До того как его земли были покорены султаном Булаком, и шах, и его подданные были язычниками, идолопоклонниками. На самом деле шах до тех пор в сердце своем так и остался язычником, что и выяснилось впоследствии. Обряд завершился, и настало время вести Геденскую Невесту в брачные покои. И тогда гнев, владевший шахом, наконец вырвался на волю, и он вдруг шагнул вперед и выхватил длинный острый кинжал.
   Шах вскричал:
   — Злобный султан убил своего сына, чтобы завладеть моей дочерью! Нельзя позволить, чтобы свершилось такое богохульство!
   С этими словами шах заколол султана Булака. Он был готов заколоть и собственную дочь, но помешал один из стражников. Он загородил собой девушку и одним ударом отсек голову неверного. Геденская Невеста дико закричала. У ее ног лежал султан, ее новый супруг, и ее отец, и оба были мертвы.
   Великий страх объял всех, кто видел это — народ, имамов, придворных и стражников, ибо все они поняли, что страна, в которой они живут, осталась без султана и без наследника. Казалось, теперь стране Унанг-Лиа суждены одни только кровавые войны, а не мир и спокойствие, с таким трудом добытые султаном Булаком за время долгих боевых походов. Род Пророка был прерван, и грядущее сулило только хаос и отчаяние. Однако Всемогущий был милостив, и этого не произошло.