Ашар Амеде. Доблестная шпага, или Против всех, вопреки всему

   Через пять минут всадник появился вновь, бросил быстрый взгляд во тьму, перескочил через изгородь и вошел в сад. Арман-Луи вышел из своего укрытия и пополз в направлении, взятом всадником. Когда он подошел к месту, где прошла лошадь всадника, какой-то блестящий предмет, сверкнувший при лунном свете в траве, привлек его взгляд: это была золотая цепь великолепной работы, на которой, судя по всему, был подвешен кинжал. Одно из звеньев цепи сломалось.
   Арман-Луи подобрал драгоценность и сунул её в карман. «Отличная находка! Теперь все ясно: это человек королевского двора!» — подумал он.
   И Арман-Луи принялся размышлять. Если человек этот шел на встречу с тремя людьми, только что покинувшими свое укрытие у кромки леса, то драка, в которой он мог оказаться не самым сильным, неизбежна. Следовало прибегнуть к хитрости. Если действительно типы, околачивающиеся вокруг сада, покушались на свободу той, что была его хозяйкой, то экипаж, стоящий на дороге, предназначался для нее. Туда и надо было идти.
   Когда он подошел к карете, она ещё оставалась на месте. Лакей, находящийся по другую сторону дороги, смотрел в направлении сада.
   — Ну что? — спросил кучер.
   — Пока ничего, — ответил лакей.
   Арман-Луи понял, что он не ошибся в своих опасениях. Попробовав лезвие кинжала о палец и обернув плащ вокруг руки, чтобы воспользоваться им как щитом, г-н де ла Герш решительно вышел из леса.
   — Это ты, Конрад? — крикнул ему кучер.
   Арман-Луи ускорил шаг и подошел к экипажу.
   — Я дворянин, я заблудился, — обратился Арман-Луи к кучеру. — Не могли бы вы указать мне дорогу в Готембург?
   — Дворянин или нет, иди своей дорогой, приятель! — ответил ему кучер.
   Г-н де ла Герш, опершись левой своей рукой на круп лошади, скрыл тем самым движение правой руки, занятой отсечением постромок.
   — Я говорю вежливо, и ты изволь отвечать вежливо! — сказал Арман-Луи.
   — Что?! Не проломить ли мне голову этого болтуна? — взбеленился кучер, вынув пистолет из-под длинной холщовой одежды.
   — Тихо, — успокоил его лакей, стоящий у дверцы. — Вспомни, нас же просили не делать шуму… Эй, дружище! — обратился он к Арману-Луи. — Вы спрашиваете дорогу на Готембург?
   Арман-Луи поспешил подойти с другой стороны экипажа и стал там, тоже будто бы опершись на круп другой лошади.
   — Если вы укажете мне дорогу, я готов и заплатить за это, — сказал он.
   Лакей наклонился, чтобы поднять риксдалер, монету, которую Арман-Луи только что ему бросил, — и несмотря на то, что движение лакея было довольно быстрым, де ла Герш успел перерезать постромки с левой стороны экипажа, что уже сделал с правой.
   — Пойдете через лес, увидите тропу, идите по ней, она прямо ведет к Готембургской дороге, — объяснил лакей.
   — Спасибо, что сказали, — поблагодарил г-н де ла Герш, сделав вид, что направляется в лес.
   И уже через три или четыре минуты развернулся и спрятался за стволом сосны.
   Оттуда, где он теперь стоял, можно было разглядеть калитку в изгороди, окруженной кустарником, у которой, неподвижно стояли с обеих сторон два человека.
   Вдруг калитка распахнулась, и всадник в сопровождении двух слуг, которые под руки выводили женщину, появился вначале дороги у оврага. Это был не тот человек, которого Арман-Луи видел только что на черной лошади.
   — Быстро в экипаж! — крикнул всадник.
   Слуги ускорили шаг, один из них открыл дверцу, другой вскочил на подножку.
   — Помогите! — крикнула женщина, сопротивляясь.
   Арман-Луи выскочил на дорогу.
   Однако лакеям удалось затолкать её в экипаж, при этом, чтобы заглушить её крики, одному из них пришлось замотать её лицо вуалью.
   — Помогите! — успела ещё раз крикнуть женщина, задыхаясь.
   Два человека на лошадях пошли впереди экипажа, третий всадник пристроился сопровождать карету слева, а тот, что руководил ими, четвертый — справа.
   — Эй, кучер, трогай! Галопом! — прокричал главный. Подгоняемые кнутом, лошади тронулись было, но пристегнутые только хомутами, сделав лишь рывок, не сдвинули карету с места.
   — Разрази меня гром! — крикнул кучер. — Нам перерезали постромки!
   Арман-Луи приблизился к ним с обнаженной шпагой, другая его рука держала под плащом пистолет.
   — Я слышал крик женщины, которую вы затолкали в экипаж! Что происходит? — громко спросил он.
   — Назад! — вместо ответа угрожающе рявкнул на него всадник, пустив свою лошадь прямо на г-на де ла Герш.
   — Играем в открытую! — приставив свою шпагу к носу лошади всадника, выкрикнул гугенот.
   В ответ прозвучал выстрел, но пуля пролетела мимо.
   — Ты этого хотел! — сказал Арман-Луи и, вскинув пистолет, выстрелил.
   Всадник упал.
   Другой всадник обрушился теперь на г-на де ла Герш, но, увернувшись от удара, Арман-Луи ударом шпаги, вонзившейся в того целиком, свалил негодяя с седла, и тот рухнул на землю.
   — Кто третий? — холодно проговорил г-н де ла Герш.
   Но третий был уже над ним, с занесенной шпагой. В лунном свете он разглядел его могучий рост и рыжую бороду.
   — Капитан Якобус?! — крикнул г-н де ла Герш.
   Капитан Якобус в свою очередь узнал его.
   — Ах, это опять ты?! — прорычал он. — Проклятье! На этот раз ты заплатишь вдвойне.
   — Берегись! Наши встречи не приносят тебе счастья, капитан!
   — Эй, кто-нибудь, ко мне! — взревел капитан Якобус.
   Двое лакеев, остававшихся у кареты, подбежали, и оба выстрелили из мушкетов. Одна пуля продырявила шляпу Армана-Луи, другая разорвала его камзол.
   — Негодяй! — крикнул г-н де ла Герш.
   Он сделал ответный выстрел из пистолета, который уложил ближайшего из нападающих.
   У него были ещё два противника, а если считать кучера, поддерживающего их, то целых три. Он занял позицию на повороте дороги и, убедившись, что сзади на него не нападут, вскоре оказался перед капитаном Якобусом и его приспешниками, обнажив шпагу и придерживая в левой руке свернутый плащ.
   Скоро раздалось лязганье железа, глухие проклятия, иногда сопровождавшие его, говорили о том, что шпага вонзалась в тело, после чего драка возобновлялась с ещё большим упорством и ожесточением.
   Рапира г-на де ла Герш сверкала вокруг него, отражая тройные удары, но, сколько бы он ни был ловок, изворотлив, он не надеялся выйти победителем из этой схватки. Он чувствовал, как трудно выдерживать все учащающиеся выпады. Его камзол уже был густо забрызган кровью.
   — Держитесь! Нападайте! — командовал капитан. — Ко мне, Петрус!
   Капитан не думал больше о пяти сотнях золотых экю; ничего, кроме мести, не занимало сейчас его мысли.
   Петрус, все это время связывающий постромки, перерезанные Арманом-Луи, бросил карету и побежал на помощь капитану, но в тот момент, когда он вытаскивал шпагу из ножен, на тропе, которая вела к изгороди, появился человек верхом на лошади.
   — Черный всадник!.. Спасайся кто может! — крикнул он. И, карабкаясь вверх по склону, он со всех ног бросился в лес.
   Минуту нападающие были в смятении, и Арман-Луи воспользовался этим: молниеносным движением он увернулся от выпада одного из лакеев, вследствие чего тот рухнул в траву с проткнутым горлом; перепуганный кучер удирал.
   — Помогите! На помощь! — внезапно закричала пленница, выпрыгнув из кареты, и побежала по дороге.
   Какой-то голос ответил ей во тьме.
   — Силы небесные! Да это же граф Вазаборг! — приглушенно воскликнул капитан Якобус.
   Какое-то мгновение он стоял в нерешительности: победа, которую он вот-вот рассчитывал одержать, — мог ли он надеяться на нее, оставшись теперь один?
   Его лошадь была рядом с ним; яростно схватив её за гриву, он вскочил в седло.
   — До скорого свидания! — крикнул он.
   Во весь опор капитан помчался прочь, за ним на одной из лошадей экипажа тяжелым галопом поскакал кучер.
   Арман-Луи почувствовал, что слишком устал для того, чтобы преследовать их.
   — Ах, друг Рено, где ты? — сказал он, вытирая шпагу о вересковые ветви.

15. Птичка в гнездышке

   Черный всадник, которого г-н де ла Герш видел каждый день скачущим галопом по дороге к белому домику, в этот момент уже приблизился к месту драки.
   — Где ты, Маргарита? Где ты? — вопрошал он.
   Женщина, завернутая в белое, полулежащая на дороге, протянула к нему руки.
   Граф Вазаборг соскочил с седла и поднял её.
   — Что с тобой? Ты не ранена? Скажи, умоляю, не мучь меня! — говорил он, целуя её руки, лоб.
   — Нет-нет! Я цела и невредима! — ответила Маргарита, заливаясь слезами, и уткнулась, обрадовавшись, в грудь молодого человека.
   Другой всадник, которого Арман-Луи вначале не остерегался, появился у спуска дороги в овраг. Он оглядел дорогу на всем протяжении долгим взглядом и содрогнулся при виде трупов, уложенных ударами г-на де ла Герш.
   — Они здесь все? — спросил он потрясенный, подходя к победителю.
   — По правде сказать, нет! Я сделал что мог, — ответил Арман-Луи. — Но главарь сбежал, он скачет вон там!
   — Тот? Э, да я догоню его! — сказал вновь прибывший. И, не слушая графа Вазаборга, окликнувшего его, пришпорил коня.
   — Герцог — безумец! — сказал о нем черный всадник. Подойдя с непринужденностью и достоинством, каких Арман-Луи не видел ещё ни у кого, граф протянул ему руку.
   — Услуга, которую вы оказали, заставляет меня всецело проникнуться доверием к вам, — сказал он. — Вероятно вы устали, возможно, ранены; следуйте за нами в дом, куда до сих пор никто, кроме меня, не попадал.
   Арман-Луи последовал за своим проводником, направившимся к белому домику.
   Они пересекли тихий сад, густо усаженный деревьями. Поваленные здесь и там кусты, опрокинутые вазы, смятые цветы указывали на то, что тут прошли похитители. Та, которую граф де Вазаборг называл Маргаритой, задрожала, увидев эту картину, напомнившую ей, какой опасности она избежала, и спасена лишь благодаря вмешательству постороннего.
   Насколько только позволял бледный свет луны разглядеть окружающее, испорченный кустарник и истоптанные цветы показались Арману-Луи несоответствующими шведскому климату.
   Дверь, открывающаяся на крыльцо, была ещё распахнута, Арман-Луи и его проводник вошли в круглую комнату, обитую индийским муслином и китайским сатином, на редкость изысканно обставленную мебелью, великолепное качество материала которой превосходило ценность работы.
   Две душистые восковые свечи освещали эту комнату, полную множества роскошных предметов, привезенных из дальних стран. Серебряные и эбеновые шкатулки, японские вазы, венецианские зеркала, во всем изящество, соединенное с великолепием.
   Г-н де ла Герш смотрел вокруг себя восхищенным взглядом: король не нашел бы места более прелестного для своей фаворитки, — но когда он перенес свой взгляд на хозяйку этих чертогов, ему не показались они теперь чересчур роскошными: столь божественной оказалась она — бледная в своем длинном с летящими складками платье, точно белое видение внутри белого облака.
   — Вы поняли, надеюсь, что я люблю её больше жизни, сказал граф Вазаборг, заметив восторг Армана-Луи. — А без вас я, возможно, потерял бы ее… Вашу руку, сударь!
   Та, которую Арман-Луи вырвал из когтей капитана Якобуса, подняла на него глаза, нежные и голубые, точно васильки.
   — Ваше имя, сударь, будет всегда благословенным в сердце Маргариты Каблио.
   — Каблио?! Маргарита Каблио? — изумление отразилось на лице Армана-Луи.
   — Как, вы не впервые слышите это имя? — спросила Маргарита.
   Г-н де ла Герш не знал что ответить. Почему это скрывать, если Маргарита — женщина графа Вазаборга? Что-то подсказывало ему, что он оказался в одной из таких ситуаций, которая могла бы объяснить многое, тем более, что наверняка суровая мораль старого капитана-кальвиниста все равно обречена.
   Сколько чистоты, сколько невинности, однако в лице Маргариты!
   — В самом деле, я не впервые слышу имя Каблио, — сказал все же Арман-Луи. — Я ехал из Антверпена в Норвегию на корабле капитана, которого звали Авраам.
   — Это был мой отец.
   — Он говорил о своей дочери и спас мне жизнь.
   Лицо Маргариты залилось краской.
   — Ах! — опустив голову, вздохнула она. — Благородные поступки и мой отец идут по одной тропе!
   Грудь её вздымалась, губы дрожали, видно было, как она взволнована. Но мертвенная бледность её лица быстро сменилась живейшими красками.
   — Маргарита! — окликнул её граф Вазаборг.
   — Дочь Авраама Каблио не удостоилась милости Божией, — грустно сказала Маргарита, — но человек, которого спас мой отец, будет чувствовать себя здесь как дома. Вы, думается мне, и есть граф Арман-Луи де ла Герш?
   Арман-Луи поклонился.
   — Господин де ла Герш?! — в свою очередь проявил живое удивление граф Вазаборг.
   — Вы меня знаете?
   — Нет, не я, — ответил г-н де Вазаборг несколько нерешительно. — Но капитан гвардейцев, с которым вы встречались в королевском дворце, несколько раз говорил мне о вас. Я полагаю, вы здесь с миссией?
   — Да, как лошадь, которая несет министра, облечена властью, так и я. Мне сказали отвезти бумаги — я их отвез, мне сказали ждать — я жду.
   — А теперь?
   — Я все ещё жду.
   — И вы не знаете ничего о том, что скрыто в конверте, который вы вручили в королевском замке в Готембурге?
   — Ничего.
   Этот ответ, казалось, снова заставил графа Вазаборга погрузиться в размышления, и на лице его появилось выражение задумчивости.
   Маргарита, опершись локтем на подушки и подперев голову рукой, тоже была задумчива. В комнате повисло молчание.
   Предоставленный самому себе, г-н де ла Герш разглядывал все вокруг себя; но, каковы бы ни были олимпийские герои — они такие же люди, как остальные. Теперь, когда Арману-Луи не надо было больше сражаться с капитаном Якобусом, его желудок, как у простого смертного, напоминал о себе. Его взгляд привлекал круглый столик на одной ножке, на который, едва он вошел сюда, сразу же посмотрел с нежностью лисы, глядящей на виноград. Этот столик был уставлен сладостями, корзинами с фруктами и пузатыми бутылками. Не в силах больше терпеливо созерцать съестное, г-н де ла Герш вопросительно взглянул на графа и, проведя двумя пальцами по усам, заговорил, обращаясь к нему:
   — Я вижу, тот столик ломится от золотого испанского вина и корзин с фруктами; но если бы к этим вкусным вещам добавить бы какой-нибудь копченый язык за ещё два или три куска аппетитной ветчины, можно было бы минут на десять присесть к этому гостеприимному столику. Трактир «Коронованный лосось», где я поселился — место, где не любят поститься. В этих краях — свежий воздух, а я только что предавался упражнениям, которые возбудили у меня аппетит.
   — О! Отчего же вы молчали, что голодны? — обрадовано спросил шведский дворянин.
   Маргарита хлопнула в ладони.
   Стройная негритянка молча появилась у двери.
   — Аврора, — сказала Маргарита, — принеси ужин!
   Изумление Армана-Луи не осталось незамеченным графом Вазаборгом.
   — Вы один посвящены в нашу тайну, сказал он. — Все, что вы увидели в белом домике, забудьте. Помните лишь о том, что есть в этом домике два существа, на признательность которых вы можете рассчитывать.
   Вновь появилась Аврора, принесшая на блюдах из китайского фарфора новые сладости и холодные мясные закуски. Поставив приборы, она исчезла.
   — Клянусь честью, не могу понять, все, что я вижу, во сне это или наяву? — не переставал удивляться Арман-Луи.
   И он жадно набросился на розовую ветчину, запивая её бархатным хересом, а затем заговорил, повернувшись к хозяйке домика:
   — Черт возьми! Но если говорить о признательности, так это я обязан был жизнью Аврааму Каблио, спасшему мне жизнь. И вот теперь я счастлив, что, в свою очередь, спас жизнь его дочери! И хотя мне кажется, что я все ещё в долгу перед ним, я бы хотел, по личным причинам, просить вас оказать мне большую услугу.
   — Говорите! — сказала Маргарита. — Все, что будет возможно для вас сделать, граф Вазаборг выполнит.
   — Сударыня, — продолжал Амран-Луи. — В тридцати или сорока лье отсюда у меня есть своя Маргарита, которую зовут Адриен. Дни, проведенные вдали от нее, кажутся мне годами. Если граф де Вазаборг, который знает капитана гвардейцев Его величества, мог бы поручить ему напомнить королю Густаву-Адольфу, что один несчастный французский дворянин вот уже шесть недель ждет ответа в трактире, я не забуду о нем в своих молитвах.
   — Все, что вы желаете, я сделаю, — заверил его граф де Вазаборг. — Я могу, как и капитан гвардейцев, подойти к королю. Завтра вы получите ответ.
   Арман-Луи поднес к губам полный стакан вина, но в тот момент, когда он пил за здоровье шведского дворянина, на сцене появился четвертый персонаж белого домика.
   Во вновь прибывшем Арман-Луи узнал всадника, который бросился вдогонку за капитаном Якобусом.
   Граф Вазаборг встал:
   — Мой дорогой Альберт, это французский дворянин, которому я обязан всем, — сказал он, оживившись.
   — Что ж, сударь, настигли ли вы беглеца? — спросил г-н де ла Герш, с которым вошедший успел коротко поздороваться.
   — Нет, черт побери! Я домчался до того места, где перекрещиваются несколько дорог… Но там не оказалось никого, кто мог бы мне сказать, по какой дороге он поскакал.
   — И вы потеряли следы капитана Якобуса?
   Выражение глубокого недовольства появилось на лице того, кого граф Вазаборг только что назвал Альбертом, но, не заостряя боле внимания на словах г-на де ла Герш, тот холодно ответил:
   — Да, я их потерял.
   На какое-то время взгляды собеседников встретились: насколько нравились г-ну де ла Герш открытое и мужественное лицо и улыбка графа Вазаборга, настолько черты лица человека по имени Альберт — то ли взгляд, то ли линия рта, — внушали ему неприязнь. Однако он тотчас же надел маску благовоспитанного человека.
   Граф де Вазаборг, молчаливо глядевший в окно, будто спрашивавший у ночи объяснения какой-то тайны, живо обернулся:
   — Капитан Якобус? Кто этот человек и почему вы его знаете? — спросил он, обращаясь к г-не де ла Герш.
   Арман-Луи рассказал ему, при каких обстоятельствах они встретились.
   — Вот как! И снова похищение?! Может, такова профессия этого капитана? — предположил швед. — Но, надо полагать, на этот раз он это делал не для него, не для того графа… Но ради какого графа на сей раз проник он, как бандит, в это наше убежище? Кто бы это мог быть? Вы не знаете, господин герцог?
   — Нет, — сказал Альберт.
   Взгляды Маргариты и герцога Альберта встретились. Чернее тучи стало лицо дворянина и, побежденный её молчаливым взглядом, он опустил глаза.
   — А вы, Маргарита, вы ни о чем не догадываетесь, вы никого не подозреваете? — обратился к ней граф Вазаборг. Маргарита, все ещё глядя на герцога, медленно проговорила:
   — Нет, однако мне надо подумать.
   Герцог Альберт глубоко вздохнул и сел. Капли пота выступили на его лбу.
   Выражение радостного спокойствия и счастливой уверенности, только что увиденное г-ном де ла Герш, исчезло с лица Маргариты. Она стала серьезной и убрала свою руку с руки графа Вазаборга, которую сжимала. Она встала и подошла к г-ну де ла Герш:
   — Храни вас Господь! — сказала она нежным голосом, ласково глядя на него. — Я не знаю, придется ли мне когда-нибудь в жизни ещё раз встретиться с вами… Поцелуйте меня, как брат целует сестру… Чтобы мне осталось что-то на память о вас.
   Она потянулась губами ко лбу Армана-Луи. Охваченный вдруг чувством какого-то бесконечного уважения и сердечности он ответил ей своим целомудренным поцелуем, и Маргарита скрылась за длинной колышущейся драпировкой портьеры.
   Альберт стал бледнее смерти.
   Час спустя, после этой сцены, Арман-Луи возвратился в свою комнату в трактире «Коронованный лосось».
   «Не приснилось ли ему все происшедшее?», — с мыслями об этом он упал на кровать и заснул, стиснув кулаки.
   К полудню трактирный слуга вошел к нему с поварским колпаком в руке, сгибаясь в поклоне при каждом шаге.
   — Гонец в королевской ливрее — у ворот, — сказал он. — Вот что он вручил мне для вашей милости.
   Слуга снова поклонился до земли и передал г-ну де ла Герш шкатулку, перевязанную тесьмой, на которой висел ключик.
   Протерев глаза, Арман-Луи открыл шкатулку.
   Внутри лежало золотое кольцо с рубином и привязанная к нему записка без подписи:
   «Еще раз спасибо. Если вам понадобится когда-нибудь друг, смело приходите в королевский дворец и покажите это кольцо капитану гвардейцев: вас примет человек, который никогда не забудет вас».
   — Черт возьми! — прошептал г-н де ла Герш. — Граф Вазаборг какой-то важный сеньор при дворе! … Надо же! Он и сам как капитан гвардейцев…
   И Арман-Луи надел кольцо на палец.
   «Оно сослужит мне службу, если сподоблюсь стать корнетом в шведском полку», — подумал он.
   Под кольцом и запиской было письмо, адресованное г-ну де Парделану, скрепленное королевским гербом.
   «Вот так так! — подумал г-н де ла Герш. — Граф де Вазаборг — человек слова!»
   Все это время трактирный слуг с поварским колпаком в руках смотрел на него:
   — Ваша милость не пожелаете ли чего передать гонцу? спросил он.
   — Скажи ему, что я уезжаю. Предложи ему бутылку рейнского вина за мой счет, если оно есть ещё в твоем погребке, и выпейте её вдвоем за мое здоровье.
   Солнце было ещё над горизонтом, когда с радостным сердцем Арман-Луи галопом помчался по дороге к Сент-Весту. Проезжая мимо белого домика, который виднелся сквозь деревья сада, он взглянул на него и улыбнулся.
   — Прощай, Маргарита! И да здравствует Адриен! — сказал он.
   И, отпустив поводья своей заржавшей лошади, он исчез в облаке пыли.
   Через несколько минут уже не видны были колокольни Готембурга.

16. Раскаты грома

   Каркефу наслаждался полном изобилием в замке Сент-Вест, который он называл благородным и великолепным. Своеобразная архитектура здания восхищала его, и он благодарил всех богов за то, что здесь была такая широкая, просторная и настолько хорошо оснащенная кухня, какой он не видывал ни в одном из известных ему замков.
   — Сударь, — сказал он Рено. — Обидно видеть дом, полный прекрасных вещей, в руках таких нечестивцев.
   Иногда, проголодавшись по утрам, он вздыхал; по вечерам, после вкусного ужина, он лил в свой стакан слезы умиления.
   — Сударь, — снова заговорил он, обращаясь к Рено, понятно, что подобные милости Провидения не могут длиться вечно. Кто мы, чтобы быть достойными их? Бедные грешники, погрязшие в пороке!
   — Говори за себя! — ответил Рено.
   — Какой хозяин, таков и слуга — говорит мудрость, её логика не позволяет мне отделить себя от вас. Однажды утром мы проснемся в какой-нибудь мерзкой конуре, обставленные ловушками, с пустым желудком и пустыми карманами. Надо молиться, сударь, и подкрепляться в ожидании дней испытания.
   Рено следовал советам дальновидного Каркефу. Благодаря присутствию в замке Дианы, а также баронессы д`Игомер, Рено не так сильно скучал по Арману-Луи. Он вздыхал при виде Дианы и улыбался, когда встречал баронессу — и этому наказанию не было конца.
   А однажды утром Арман-Луи, точно молния, влетел во двор замка. Очевидно, какое-то предчувствие привело Адриен в это время к окну. Увидев белую ручку за занавеской, а потом и её красивое радостное личико, Арман-Луи тотчас забыл о днях, проведенных вдали от м-ль де Сувини.
   Он поднялся в замок, перепрыгивая через несколько ступенек по большой лестнице, погромыхивая шпорами и, толкнув дверь кабинета, вошел к ну де Парделану.
   — Ну вот и я, господин маркиз, — улыбаясь заговорил он. — Еще два таких поручения, вроде этого, и я, наверное, буду чувствовать себя столетним старцем.
   При виде королевского герба на письме, привезенном Арманом-Луи, г-н де Парделан затрепетал:
   — Сам король Густав-Адольф вручил вам это письмо? спросил он.
   — Нет, господин маркиз.
   — Значит, капитан гвардейцев?
   — Не более того.
   — А вам известно содержание этого послания?
   — Нет, ни слова, ни буквы.
   Г-н де Парделан зазвонил колокольчиком. Появился слуга.
   — Попросите барона Жана де Верта подняться ко мне, — приказал маркиз.
   — Это все? — спросил Арман-Луи.
   — Все.
   — Мне доставляет удовольствие оказывать вам услуги, господин маркиз. Вы не рассыпаетесь в комплиментах…
   Г-н де Парделан пожал руку молодому дворянину.
   — Не сердитесь на меня! — сказал он. — В этом письме — гибель или спасение половины мира… Богу угодно было вдохновить короля!
   Послышались шаги Жана де Верта, и г-н де Парделан указал г-ну де ла Герш на незаметную дверь в углу кабинета:
   — Надеюсь, вы меня извините? — проговорил он.
   — Дела короля — не мои дела, — поспешно ответил путешественник.
   И Арман-Луи, которого спасение мира занимало меньше, чем воспоминание об Адриен, вышел, оставив г-на де Парделана наедине с бароном.
   — Вот то, что вы ждали, — сказал старик Жану де Верту, показывая ему послание, только что врученное г-ном де ла Герш. — Сургуч не тронут. Я хотел вскрыть это письмо в вашем присутствии. Сделайте это сами.