сторону индустриализации.
Тов. Яковлев разъяснял значение кустарной промышленности
как такой факт, который должен смягчить диспропорцию. Это очень зна
менательная постановка вопроса, свидетельствующая о том, что тов. Яков
лев динамику процесса под социалистическим углом зрения не усваива
ет совершенно. Обостряющаяся диспропорция означает такое состояние,
когда государственная промышленность в той или другой степени утра
чивает позицию на рынке. Думать, что она в этих условиях может подчи
нить себе кустарную промышленность путем кооперации было бы грубым
заблуждением. Кооперация не есть самодовлеющий экономический фак
тор, способный производить чудеса. Кооперация есть лишь гибкая общест
венная организационная форма, приспособленная к нуждам мелкого то
варопроизводителя. Социальное содержание кооперации зависит от тех
экономических факторов, которые через нее проходят. Рост диспропор
ции государственной промышленности и рынка создавал бы условия для
возрождения кустарной промышленности, но вместе с тем затруднял бы
перевод ее на социалистические рельсы.
По вопросу об урожае на XII съезде я сказал следующее: "Я не
знаю, какой будет урожай, будем надеяться все, что хороший, но хороший
урожай означает, - если мы отстанем, - что увеличится соперник, ибо
хороший урожай есть расширение емкости рынка не только для государ-


ственной промышленности, но и для черного рынка". Мне на это ответили,
что у меня опаска насчет урожая. Я возразил, что у меня не опаска, а оценка
под социалистическим углом зрения. Попытка изобразить дело так, что я боюсь
урожая, просто неумна. Я боюсь нашей непредусмотрительности,
неподготовленности к урожаю.
С точки зрения развития производительных сил хороший урожай безусловное
благо; с точки зрения социалистического развития вопрос раздваивается -- при
нашей неподготовленности хороший урожай может стать базой капиталистического
накопления.
Как было в прошлом году. Запоздалая и плохая интервенция за счет
собственного производства (текстиль).
7. В тезисах Рыкова о будущем урожае не было ни слова. Таким образом,
первый результат уже получен.
7 апреля 1926 г.
РЕЧЬ ТРОЦКОГО НА ПЛЕНУМЕ ЦК ВКП (б) 6-9 АПРЕЛЯ 1926 г.
Товарищи, я вынужден ответить лишь на самые острые пункты, за
недостатком времени; в числе их имеется и тот пункт, о котором я совершенно
не собирался говорить, но к освещению которого меня неожиданно вынудил тов.
Дзержинский. Он мне поставил вопрос: что выгоднее, отставать или забегать.
Подобный же вопрос ставил мне, правда, целый ряд товарищей; но остальные
ставили его в самой общей форме и, по-моему, в форме почти что наивной, Я,
разумеется же, не говорил о том, что выгодно "забегать", а говорил, что вся
установка за последние годы была такова, что мы неизбежно отставали. У нас в
отношении транспорта и металлургии, под влиянием общей минималистской
установки, была такая программа, согласно которой нынешнего уровня мы должны
были достигнуть только в 1930--31 году. Взять те же самые заграничные
паровозы, которые в силу злоключений партийной дискуссии связывали с моим
именем без малейшего основания. Тогда этот заграничный заказ изображали так,
что паровозы чуть ни до 31-го года не понадобятся в полном числе. Но если я,
вопреки дискуссионной легенде, неповинен был во мнимом избытке паровозов, то
теперь я не могу приписывать себе заслугу в приобретении этих столь
пригодившихся паровозов. Мне пример этот нужен только для характеристики
крайне преуменьшенной ориентировки в основных хозяйственных вопросах. Вот о
чем я говорю, а не о забегании вперед. А тов. Дзержинский спрашивает: что
лучше -- забежать или отставать. Больше того, он спрашивает вполне
конкретно, правильно ли мы сделали, что взяли слишком большой разбег в
прошлом (календарном) году, так что пришлось осаживать назад. Я не знаю,
почему тов. Дзержинский задает такой вопрос именно мне. Другое дело,
подобный вопрос со стороны Микояна, который вряд ли знает, как обстояло
дело, и которому ничто не мешает изображать осенний "безоглядный" разбег
чуть ли ни как


порождение троцкизма. Но тов. Дзержинский должен знать, что вопрос
обстоит совсем не так. Уже 12 июня прошлого года я предупреждал против
неосторожного разбега. Не знаю, делали ли это другие товарищи, в том числе и
Микоян. Но что касается меня, то 12 июня прошлого года я писал о том, что
нам грозит, несмотря на вполне благоприятную обстановку, финансово-кредитный
кризис, в силу некритического разгона некоторых отраслей нашей
промышленности. Я процитирую дословно: "Финансово-кредитный кризис может
превратиться в острый торгово-промышленный кризис. Я бы не хотел быть ложно
понятым, особенно в свете старых разговоров о "пессимизме", "оптимизме" и
пр. и пр.... Предвидя неизбежное наступление кризиса, можно принять ряд мер,
способных смягчить его действие и его последствия. И наоборот: тот
некритический оптимизм, который сейчас так широко распространен среди
хозяйственников и в значительной степени поддерживается нашей прессой, может
усугубить действие неизбежного кризиса, ибо этот последний застигнет нас
врасплох". Это было 12 июня. Я, разумеется, всячески отстаивал, где
приходилось, необходимость дальнейшего передвижения народнохозяйственных
ресурсов в сторону промышленности. Но в то же время для меня была абсолютно
ясна необходимость протягивать ножки по одежке, исходя из тех недостаточных
средств, какие отпущены Одна линия стратегической борьбы - за передвижение
средств в сторону промышленности; другая линия - внутреннего финансового
равновесия самой промышленности. 24 июня я писал: "Есть некоторые симптомы,
что промышленность, по крайней мере отдельные ее отрасли, развертываются не
по средствам. Последствия этого могут довольно резко проявиться, годом или
полугодом раньше или позже. Вопрос этот надо взять под особое наблюдение.
Раньше или позже вопрос несомненно потребует коллективного обсуждения в
тесном кругу". Это было 24 июня. Не знаю, что в это время писали другие. Но
я, во всяком случае, не хочу, чтобы мне поучительно указывали, что не надо
"забегать" и что неразумные забегания вредны. Согласитесь же, что это
немножко смешно, когда теперь, задним числом, развиваются против меня
соображения, которые я развивал своевременно, а не после просчета. Не надо,
мол, безоглядочно разбегаться. Да ведь я писал об этом 12 и 24 июня, в
порядке предвидения, а не теперь, не сегодня, не задним числом. (Калинин:
Значит, Вы хороший практик, но плохой теоретик.) -- Да, значит... Но это еще
не все. 28 июня в одной из наших экономических газет появилась статья,
основной лозунг которой был напечатан жирным шрифтом: "Отбросим на этот
ближайший период причесывание наших предприятий под производственные
программы. Дадим лозунг: развертывайся по максимальным возможностям и
силам". Видите, какой троцкизм! Но в тот же день я писал: "Эта безумная
постановка вопроса означает прямой призыв вести нашу производственную
политику таким путем, который неизбежно должен -полугодием раньше или
позднее -- обрушить на неокрепший еще позвоночник нашей промышленности
жесточайший торогово-промышленный кризис, связанный с кризисом основного
оборудования". Это я писал 28 июня. (Рыков: Это в какой газете?) Это не в
газете, а в письмах тов.


Дзержинскому. Три письма в течение двух недель. Вот почему тов .
Дзержинский меньше, чем кто-либо другой, имеет основание спрашивать меня:
хорошо ли мы сделали, что разбежались без оглядки. (Дзержинский: В июне,
когда мы стояли на месте, то вы говорили о разбеге, когда разбежались, вы
говорите - бегите быстрее.) Нет, тов. Дзержинский, это пустяки. Я очень
жалею, что вынужден был цитировать эти письма, но это ваша вина. Когда я
писал вам, как ответственному руководителю ВСНХ, желая помочь вам в
экономической ориентировке, у меня, разумеется, и мысли не было, что вы меня
вынудите процитировать здесь эти письма. Когда вы мне бросаете теперь
несколько запоздалое обвинение в том, что я, дескать, не понял того, что
разбег начался не в июне, а в сентябре, то это лишь свидетельствует об
отсутствии у вас критического отношения к тому, что произошло. В силу целого
ряда не только "исторических" причин, но и ошибок, промышленность
располагает крайне недостаточными ресурсами, по которым мы вынуждены,
однако, равняться. Вы, тов. Дзержинский, не отдали себе отчета в том, что
уже в июне (а вероятно, и ранее) можно было предвидеть, что по финансовой
линии грозят трудности и что нужно, как я предлагал, совещание
коммунистов-хозяйственников, чтобы проверить, насколько финансово обеспечен
разбег, который был взят промышленностью. Жаль, что вы этого совещания не
созвали. Просчет, правда, не привел нас к жестоким катастрофам ни в какой
степени. Преувеличивать не надо. Но если кое-кто пытается теперь
поворачивать просчет против меня, то позвольте сказать "моим добром да мне
же челом". Неуместно! Потому что если был человек в ВСНХ и Политбюро,
который в июне месяце прощупал надвигающуюся опасность, то это был я. Я
вызвал работников Промбанка и ряда трестов. У меня не было, разумеется,
уверенности на 100 процентов, но были серьезные элементы предвидения, что
нам угрожает непропорциональный разбег. К сожалению, вы, тов. Дзержинский, в
порядке предвидения этого не учли, на предупреждения внимания не обратили, а
тов. Микоян теперь, чуть не год спустя, ставит мне просчет в вину. (Микоян:
Просчет - наша вина, вы ваши предложения продолжаете - это ваша вина,
каждому свое.) Вот именно: каждому свое.
Тов. Жданов спрашивал, в каком смысле можно назвать мои поправки
поправками. Это-де самостоятельная резолюция. Так же ставит вопрос и тов.
Антипов: неизвестно, мол, к каким параграфам относятся мои поправки. Тут же
неуместные намеки на платформу и пр. Тов. Рыков мог бы вам все это
разъяснить, рассказавши коротко историю этой резолюции. Автором предложения
насчет того, чтобы к следующему, т. е. настоящему пленуму Политбюро
разработало резолюцию по хозяйственному положению, был я. Это предложение не
встретило ничьих возражений, наоборот, было принято единогласно.
Необходимость такой резолюции -- после того, что произошло на съезде, --
сознавалась и ощущалась всеми. С того времени прошло три месяца. Проект
резолюции в том виде, в каком он вышел из комиссии Рыкова, я получил в
прошлую среду. (Молотов: Во вторник.) Нет, она была во вторник вечером
послана, я получил ее в среду. И самый тот факт, что вы сейчас из-за
нескольких часов торгу-


етесь, показывает, как коротко вы отрезали нам время на внесение
необ-ходимых поправок. В среду была получена мною резолюция, а в четверг
утром требовалось внести поправки и голосовать. На первом пленуме нынешнего
состава, сейчас после съезда, когда шла речь об оформлении руководящей
головки партии, я сказал, что нельзя ставить членов Политбюро в такое
положение, когда ты вынужден либо противопоставлять свое мнение готовому
проекту, уже согласованному за твоей спиной, либо молчать, соглашаться,
склоняться, молчаливо принимая то, с чем не согласен. Я не сомневаюсь, что
если бы эта резолюция имела более нормальное прохождение через Политбюро, то
многие вопросы, которые здесь заостряются, могли бы быть разрешены более
нормальным путем. Но когда важнейшая по содержанию резолюция получается в
среду, с тем чтобы ее голосовать в четверг, мне ничего не оставалось делать
из уважения к Политбюро и Центральному Комитету, как сказать, что я в таких
условиях голосовать не могу. Тогда была дана отсрочка до субботы. Я не
ставлю в вину, что она так долго вырабатывалась, если принять во внимание,
что все загромождены делами. Но во всяком случае, до меня она дошла - уже в
согласованном виде -- в среду, накануне Политбюро, и отсрочка была дана до
утра субботы. В течение пятницы надо было сформулировать поправки к
предложениям, которые я в субботу и внес. Тов. Антипов говорит, какие, мол,
это поправки, неизвестно, куда и к чему относятся. Неправда, не надо
искусственно заострять, не надо искажать. В комиссии тов. Рыкова я
совершенно точно указал, к какому пункту какую поправку я вношу и какой
пункт проекта Рыкова приемлем для меня без всяких поправок. И поэтому, когда
некоторые здесь указывали: вот у Рыкова в резолюции то-то есть, а у Троцкого
- нет, то они били мимо цели: у меня этого потому нет, что я принимал это в
формулировке Рыкова, так я и заявлял в комиссии. Досадно, что приходится
тратить время на эти разъяснения. Из неправильного, ненормального порядка
работы вытекает обострение и противопоставление даже в тех случаях, когда их
могло бы и не быть. (Восклицания.) Извините, вы сами это прекрасно
понимаете. Да и чего, собственно, вы хотите, товарищи. Когда столь серьезные
общеполитические и хозяйственные вопросы стоят на повороте, то было бы
чудовищно, если бы в нашей партии не вспыхнули практические и обобщенные
разногласия, которых не надо только принимать преувеличенно и искусственно
раздувать. Как же иначе может партия жить и двигаться вперед. Иначе из этого
получается то, о чем напомнило выступление Молотова: по любому поводу
обвинения в полутроцкизме летают справа налево и слева направо. Почему
обвинители так легко превращаются в обвиняемых. Потому, что у нас всякий
вопрос ставится на острие аппаратной бритвы и всякое отклонение от этого
острия на одну тысячную долю миллиметра объявляется -- путем аппаратного
мифотворчества -- чудовищным уклоном. Призрак троцкизма нужен для
поддержания аппаратного режима. А режим этот автоматически приводит к тому,
что тот, кто недавно других обвинял в троцкизме, сегодня сам оказывается
троцкистом.
(Голоса: По собственному желанию. Каганович: Бытие определяет
сознание.)



Троцкий: А я думаю, что нынешнее харьковское бытие кое-чье со-зание
определяет в очень трагическом направлении.
Скрыпник: Что сие значит за намеки?
Троцкий: Если вы дадите мне минут пятнадцать, я могу их развить. Но я
думаю, что здесь большинство понимают друг друга даже и по простым намекам.
Тов. Жданов зачем-то ссылался на дискуссию 1923 года. И другие без
всякого повода говорили о дискуссии 1923 года. Я к ней не апеллировал и не
имею в виду апеллировать. Речь идет о сегодняшнем и завтрашнем дне. Ни в
малейшей степени я не говорил о прошлом в смысле какого-либо
противопоставления "платформы". Сейчас мы стоим на новой ситуации, особенно
после XIV съезда, который не случайно ударил по дауэси-зации, по аграрному
уклону. На эту новую ситуацию, созданную XIV съездом, надо опираться, из нее
надо исходить. Поэтому я не отвечаю и тов. Каменеву, который говорил о том,
что он подходит к индустриализации не абстрактно, а в соответствии с
конкретными потребностями хозяйства; я не вхожу в рассмотрение того, в какой
мере потребность хозяйства в повороте совпадает с субъективными поворотами.
По вопросу об урожае. Я знаю, что на эту тему здесь уже началось
аппаратное мифотворчество, оно началось с тов. Микояна. Знаете, тов. Микоян,
если вы захотите спорить по-старому, я могу явиться с вами даже перед
кубанскими казаками...
Микоян: Мы на пленуме ЦК, а не между кубанским казаками.
Троцкий: Но вы-то именно говорите на пленуме ЦК так, как если бы
обличали меня перед кубанским казаками. Я отвечу тем же, но с большим
основанием. Я скажу, что Микоян, конечно, большой сторонник смычки. Но как
он понимает ее. Чему он нас тут учил. Вы знаете, говорил он, как баранов
стричь надо. Со всех сторон, равномерно, а не с мясом, не с кровью. Так вот
Микоян понимает смычку, как взаимоотношение между стригущим и тем, кого
стригут. А орудием этой смычки являются ножницы промышленных и
сельскохозяйственных цен. (Смех.) А все вместе называется смычкой
пролетариата и крестьянства для социалистического строительства. Нет,
благодарю покорно. От такого чабаньего понимания смычки я отказываюсь...
Демагогический подход надо отвергнуть, надо понять добросовестно то,
что я говорил об урожае. Я уже внес в порядке письменного заявления для
приобщения к протоколам опровержение крайне неудачной ссылки тов. Микояна на
XII съезд. А по существу надо сказать, что речь идет у меня о
социалистической оценке экономического влияния наших урожаев. Когда говорят,
что Троцкий боится урожая, а Молотов-де не боится, то что значит эта
несуразица: ведь урожай это такой фактор, который не поддается нашему
контролю и воздействию. Значит ли это, что я молебствие возношу за
прекращение урожая, а вы за его развитие. Что это значит. Политического
смысла это не имеет. Вопрос идет о способах нашей про-мышленио-торговой
подготовки к урожаю и использованию урожая в интересах социализма. Я говорю
в своей поправке, что пассивное ожидание урожая, о котором в резолюции
Рыкова вообще не было ни слова, означа-


ет упущение времени, недостаток промтоваров, нашу неподготовленность к
урожаю, который ведь означает увеличение емкости рынка и тем самым
расширение диспропорции: не найдя государственного контрагента с
промтоварами, урожай даст толчок частнокапиталистическому накоплению; при
этих условиях соотношение хозяйственных сил может измениться для нас, для
социалистического государства, в менее благоприятную сторону. Разве опыт
этого года не научил нас кое-чему?
Я спрашиваю: разве в данный момент наше положение как государства в
отношении гегемонии социалистических элементов хозяйства не стало на
некоторый небольшой процент менее благоприятным, чем было полтора-год тому
назад, несмотря на то, что страна стала в общем богаче. Почему. В силу
обострения диспропорции, в силу раздвижки цен, в силу нашей
неподготовленности перед лицом прошлогоднего урожая. Есть ли в этом
что-нибудь, оправдывающее "панику". Нет, для паники нет оснований. Но для
слепоты еще меньше. А именовать законную социалистическую тревогу паникой -
преступно. Если такие сдвиги, как в этом году, хоть на однн-два процента
будут повторяться, то при общем развитии производительных сил мы можем
получить социалистический темп со знаком минус. Другими словами: капитализм
будет брать перевес над социализмом. Я говорил и говорю, что хороший урожай
сам по себе является творческим фактором, лежащим в основе всякого подъема.
Но я еще раз повторяю, что на основе урожая мыслим подъем двоякого рода: в
сторону капитализма и в сторону социализма. Хороший паровоз прекрасная вещь,
и чем он быстрее, тем лучше; но если стрелка не переведена вовремя, то
грозит опасность крушения, и чем быстрее паровоз, тем сильнее крушение.
Урожай есть быстро идущий паровоз; если промышленная стрелка не поставлена
как следует быть, то опасность крушения большая.
Вот какую элементарную марксистскую мысль я высказал на XII съезде, а
ныне снова вынужден доказывать. Вы говорите, что формулировка моей поправки
неподходящая. Ну, давайте найдем вместе с вами другую формулировку. Разве в
этом дело. Но когда вы поворачиваете в другую сторону, в сторону демагогии,
когда вы начинаете кричать, что кто-то боится урожая, то, повторяю, для
кубанского казака, малоосведомленного и сбитого с толку, это, может быть, и
годится, но для пленума ЦК это абсолютно не годится.
Резюмирую. По вопросу о диспропорции и ее динамике мои соображения и
соображения тов. Пятакова не были опровергнуты ни на иоту. По вопросу о
темпе нашего социалистического развития в капиталистическом окружении и о
ложности постановки этого вопроса в резолюции мои соображения не были
опровергнуты. Противоречие в резолюции между требованием развития экспорта
(и импорта), с одной стороны, и "независимости" от мирового рынка, с другой
-- это противоречие остается, аргументы наши не были опровергнуты. По
вопросу о творческом содержании планового начала в новую эпоху перестройки
основного капитала мои соображения не были опровергнуты. В резолюции
содержание планового начала не видно. В отношении ведущего характера
промышленности директива XIV съезда в резолюции не развита, не
конкретизирована.


Директивные задания на 1926-27 год в резолюции тов. Рыкова смазаны
полностью и целиком. Когда некоторые товарищи говорят, в противоречии со
всем ходом прений, что мои поправки на девять десятых имеются уже в
резолюции тов. Рыкова, а последняя десятая вредна (этим они подготовляют
соответствующее толкование тех слов Сталина, которые я приводил), то это
очень напоминает мусульманского халифа Омара, который говорил: "Что сверх
корана, то либо повторяет коран и потому лишне, либо противоречит ему и
потому вредно". Резолюция тов. Рыкова, однако, очень мало похожа на
марксистский коран.
Я считаю принципиальными и решающими для своего голосования поправки:
1) о динамике диспропорции, 2) о темпе индустриализации, не самодовлеющем, а
международно обусловленном, 3) о ведущей роли промышленности по отношению к
сельскому хозяйству, 4) о новых задачах планового начала, 5) после
безнадежного толкования тов. Рыковым пункта о зарплате я также и эту
поправку считаю решающей. И так как все основные мои поправки отклонены, я
вынужден голосовать против резолюции в целом.
Недостатком поправок тов. Каменева я считаю то, что в них
дифференциация в деревне поставлена как бы до некоторой степени независимо
от индустриализации; между тем значение и социальный вес крестьянской
дифференциации и ее темпа определяются ростом и темпом индустриализации по
отношению к деревне в целом. В отношении поправок тов. Каменева я повторяю
то, что сказал в комиссии: поправки тов. Каменева делают некоторую уступку
тов. Сокольникову, но резолюция тов. Рыкова делает уступки несравненно
большие. Поэтому, поскольку мои поправки отклонены и я вынужден выбирать
между тем и другим текстом, я голосую за поправки тов. Каменева с теми
оговорками, какие здесь были мною сделаны.
ПОПРАВКИ ТРОЦКОГО К ПРОЕКТУ РЕЗОЛЮЦИИ РЫКОВА О ХОЗЯЙСТВЕННОМ ПОЛОЖЕНИИ
СССР
I. Диспропорция между промышленностью и сельским хозяйством и задачи
экономической политики
Основная и в то же время наиболее неотложная задача нэпа состояла в
том, чтобы, восстановив заинтересованность крестьянина в развитии своего
хозяйства, обеспечить развитие производительных сил в деревне и на этой
основе разрешить задачу развития промышленности в тесной связи с сельским
хозяйством. В соответствии с рыночными формами этой связи, новая
экономическая политика включала в себя как лозунг "учитесь торговать", так и
лозунг "каждую свободную копейку откладывай на промышленность". Одновременно
выдвинут был партией большой план электрификации.
Проблема смычки пролетариата и крестьянства определила в этой


политике свое основное экономическое содержание. Система экономической
политики государства имеет своей задачей -- на основе роста производительных
сил -- обеспечить динамическое равновесие между промышленностью и сельским
хозяйством при возрастающем перевесе социалистических элементов над
капиталистическими. Совершенно очевидно, что нарушение этого равновесия
может иметь место в двух основных случаях: если государство своей
фискальной, бюджетной, промышленно-торговой и прочей политикой иэъемлет из
всего народного хозяйства и передает промышленности непропорционально
большую
сумму ежегодных накоплений и ресурсов вообще, в результате чего
промышленность слишком забегает вперед, отрывается от народнохозяйственной
и, прежде всего, сельскохозяйственной базы и упирается в недостаток
платежеспособного спроса; либо же, наоборот, если государство изъемлет всеми
имеющимися в его руках рычагами из народнохозяйственных ресурсов и их
ежегодных приращений недостаточную долю, в результате чего предложение
промышленных изделий отстает от платежеспособного спроса. Нарушение смычки
налицо в обоих этих случаях. Промышленность, которая чрезмерно форсирует
свое развитие, налагая на крестьянина непосильную ношу, подрывает сельское
хозяйство. Но крестьянин терпит не меньший ущерб и в том случае, когда
промышленность не в состоянии покрыть в надлежащих размерах реализацию
урожая и тем самым ведет к ножницам оптовых и розничных цен.
XIV съезд партии выдвинул в качестве основной директивы курс на
индустриализацию страны. Пути, методы и темп осуществления этой директивы
являются решающими не только для судьбы дальнейшего нашего продвижения к
социализму, но и для судьбы политического господства рабочего класса в
Советском Союзе.
Главное противоречие нашего нынешнего хозяйственного положения, которое
есть вместе с тем главное противоречие во взаимоотношениях города и деревни,
состоит в том, что государственная промышленность отстает от
народнохозяйственного развития. Продукция промышленности не покрывает
платежеспособного спроса, что задерживает реализацию товарной части
сельскохозяйственной продукции и экспорт ее, а это вводит импорт в крайне
узкие рамки, задерживает расширение промышленности и может даже повести к
увеличению основной диспропорции. Все данные говорят за то, что наша