Страница:
развернутому социалистическому строительству. С конца 1923 года, когда
необходимость "серьезного изменения партийного курса" была провозглашена
самим ЦК, прошло два с половиной года. В течение этого пятилетнего срока,
особенно второй его половины, нам не приходилось вести войны. Хозяйство наше
росло. Пролетариат восстанавливался. Партия в основном своем составе стала
пролетарской. Уровень партии, опыт ее поднялись. Казалось бы, все эти
условия десятикратно усиливают необходимость "серьезного изменения
партийного курса" в сторону демократии. Такого изменения, однако, не
произошло. Наоборот, никогда еще режим партии не был пропитан в такой
степени назначенством, командованием, подозрительностью, зажимом, т. е.
всеохватывающим аппаратным началом, так теперь. Противоречие, и притом
вопиющее, между программным определением партийной демократии, между
провозглашенной и подтвержденной необходимостью курса на партийную
демократию, с одной стороны, и между фактическим партийным режимом, с
другой, налицо. Это противоречие становится для партийного сознания все
более острым, мучительным и прямо-таки нестерпимым. Ничего так не тяжко для
революционной партии, как двойственность, как несоответствие между словом и
делом. За извест-
ными пределами эта двойственность переходит в явную фальшь. И вот тов.
Угланов берет на себя инициативу пересмотра принципиальной установки партии
в вопросе внутрипартийного режима и рабочей демократии вообще. Тов. Угланов
смело ставит вопрос о "сущности" демократии и открывает эту сущность в
своевременно и правильно работающей просвещенной бюрократии. Если бы не было
никаких других явлений, то по этому одному признаку можно было бы сказать: в
нашем партийном развитии мы стоим на повороте. Нынешняя двойственность
держаться не может. Либо в полном соответствии с решениями съездов должно
начаться серьезное изменение партийного режима, либо партия должна изменить
свою ориентировку, т. е. перейти с ленинской позиции на углановскую.
Причина бюрократизма в отношениях между классами
Партийный режим не имеет самодовлеющего характера. С одной стороны, он
зависит от всей обстановки, а с другой - через него выражается общее
направление политики. Каким же образом могло случиться, что несмотря на
благоприятное изменение хозяйственной обстановки и культурный рост
пролетариата, партийный режим непрерывно менялся за последний период в
сторону бюрократизации?
Объяснять дело только некультурностью страны и тем обстоятельством, что
партия наша является правящей, никуда не годится, во-первых, потому, что
некультурность страны убывает, а партийный бюрократизм прибывает, и
во-вторых, если бы правящая роль партии неизбежно вела с собой возрастающую
бюрократизацию ее, то это грозило бы гибелью партии. Но о такой перспективе
не может быть и речи. Некультурность сама по себе, в виде неграмотности и
отсутствия необходимых простейших навыков, ведет больше всего к бюрократизму
в государственном аппарате. Но ведь партия включает в свой состав наиболее
культурный и инициативный авангард трудящихся, главным образом,
пролетариата. Авангард этот растет количественно и качественно.
Следовательно, поскольку дело идет о внутрипартийном режиме, этот последний
должен бы неизменно демократизоваться. На деле же он бюрократизовался. Ясно,
что голая ссылка на некультурность ничего не объясняет и, прежде всего, не
объясняет тенденцию развития, его динамику. Между тем бюрократизация, дойдя
до крайних своих пределов, ищет для себя теоретического увенчания. В этом и
состоит принципиальное значение попытки тов. Угланова.
Основную причину бюрократизации нужно искать во взаимоотношениях между
классами. Нельзя закрывать глаз на то, что параллельно с известным развитием
советской демократии в деревне мы имели чрезвычайный зажим в Москве и
Ленинграде. Демократия не самодовлеющий фактор. Дело идет о такой политике
пролетарской диктатуры в области хозяйства, культуры и пр., чтобы носитель
этой политики, пролетарский авангард, мог во все возрастающей степени
осуществлять ее путем свободного обсуждения, контроля над аппаратом и
выборности его. Совершенно очевидно, что если промышленность, т. е. база
социалиста-
ческой диктатуры, отстает от народнохозяйственного развития в целом;
если распределение народнохозяйственных накоплений не совершается на
началах, обеспечивающих дальнейшее возрастание социалистических тенденций
над капиталистическими; если вытекающие отсюда трудности ложатся, прежде
всего, на рабочий класс; если рост его заработной платы задерживается при
общем народнохозяйственном росте страны; если такие исключительные
фискальные средства, как водка, ложатся своею тяжестью в возрастающей
степени на рабочих, -- то партийный аппарат все в меньшей степени может
проводить эту политику мерами внутрипартийной демократии. Бюрократизация
партии является в этом случае выражением нарушенного и нарушаемого в ущерб
пролетариату социального равновесия. Это нарушение равновесия проходит через
партию и давит на ее пролетарский авангард. Отсюда возрастающий зажим в
самых могущественных центрах пролетариата, в главных базах партии. Отбросив
свободное обсуждение, коллективную выработку задач, контроль над аппаратом и
выборность его, тов. Угланов сводит задачу к тому, чтобы на "настроениях "
пролетариата проверять партийную политику, т. е. эмпирическим аппаратным
путем прощупывать, в каких пределах рабочий класс и его авангард готовы и
способны выдерживать нажим, вытекающий из всей хозяйственной и социальной
ориентировки партийного руководства. Отсюда-то и вытекает замена методов
демократии методами просвещенной бюрократии.
Ослабление идейного центра как дополнительная причина партийного зажима
Всякий режим развивает свою внутреннюю логику, а бюрократический режим
развивает ее быстрее всякого другого. Совершенно естественно, если
источником отпора неправильностям как хозйственной политики, так и
дополняющего ее партийного режима являются крупнейшие промышленные и
культурные центры страны. Естественно, если этот отпор находит свое
выражение также и внутри руководящей верхушки партии. И опять-таки вполне
закономерно в условиях господства аппаратного режима, что всякие разногласия
обнаруживают тенденцию превращаться в борьбу замкнутых фракционных
группировок. Что правящая партия в условиях революционной диктатуры не может
мириться с режимом борющихся фракций, это совершенно бесспорно. Нужно только
добавить, что аппаратный режим с абсолютной необходимостью порождает из себя
фракции, Более того, при замкнутом аппаратном режиме, который только
командует, но не допускает над собою контроля, возникновение группировок
есть единственная вообще возможность внесения поправок в аппаратную
политику. Об этом также с полной отчетливостью говорила резолюция 5 декабря
1923 года, осуждавшая бюрократический режим именно за то, что он "считает
всякую критику проявлением фракционности" и этим толкает "добросовестных и
дисциплинированных партийцев на путь замкнутости и фракционности". С того
времени, как эта резолюция была единогласно принята, прошло два с половиной
года,
в течение которых аппаратный режим углублялся и обострялся, а
следовательно, усугублялась и порождаемая аппаратным режимом тенденция к
фракционным группировкам. Результатом этого является дробление партийных
кадров, систематическое отметание от руководства партией ценных ее
элементов, представляющих значительную долю накопленного ею опыта, и
систематическое сужение и идейное обеднение руководящего ядра. Что этот
именно процесс происходит на наших глазах, притом с возрастающей скоростью,
и что он далеко еще не завершил своей разрушительной работы, в этом не может
быть сомнений ни для одного серьезного коммуниста. Сосредоточение
полновластного партийного аппарата в руках все более суженного руководящего
ядра порождает новое и чрезвычайно острое противоречие: между ростом
аппаратного могущества и ослаблением идейной силы руководящего центра. При
этих условиях страх перед уклонами должен прогрессивно возрастать, с
вытекающими отсюда последствиями, в виде так называемых организационных
выводов, которые еще более сужают круг призванных к руководству и еще более
толкают их на путь бюрократизации партийного режима.
На каждом этапе этого дробления руководящих кадров аппаратное
руководство охватывается иллюзиями: только бы справиться с новой помехой, а
дальше можно будет уже беспрепятственно "ставить вопросы", "втягивать
массы", "проверять" и "направлять". Но на самом деле, в обстановке
бюрократического сдвига партийного руководства, каждый новый аппаратный
разгром оппозиции автоматически вызывает новые трещины и новые опасности.
Что на ленинградской группе процесс не закончился, это совершенно и
полностью очевидно. Трещины, которые имеются в руководящем ядре, не
развертываются открыто, поскольку аппарат продолжает борьбу против старой
(1923) и новой (1925) оппозиций. На известном и не столь отдаленном этапе
новая часть аппарата неизбежно будет ходом вещей отброшена в оппозицию -- со
всеми вытекающими из этого последствиями. Не видеть этого могут только
слепцы.
Диктатура партии или диктатура класса?
На последнем пленуме снова поднят был -- правда, лишь вскользь -- спор
о диктатуре пролетариата или диктатуре партии. В абстрактной постановке спор
этот легко может сбиться на схоластику. Разумеется, основой нашего режима
является Диктатура класса. Но этим самым предполагается, что этот класс не
только " в себе", но и "для себя", т. е. что это класс, пришедший к
самопознанию через свой авангард, т. е. через партию. Без этого не может
быть диктатуры. Изображать дело так, что партия только учительница, а
диктатуру проводит класс, значит подмалевывать то, что есть. Диктатура есть
наиболее концентрированная функция класса, и поэтому основным орудием
диктатуры является партия. В самом основном класс осуществляет диктатуру
через партию. Вот почему Ленин говорил не только о диктатуре класса, но и о
диктатуре партии, в известном смысле отождествляя их.
Правильно ли такое отождествление? Это зависит от реального разви-
тия самого процесса. Если развитие диктатуры допускает и вызывает
развитие демократических методов в партии и в рабочих организациях вообще, с
сохранением необходимой "пропорции" между рабочей демократией и
крестьянской, тогда исторически и политически отождествление диктатуры
класса и диктатуры партии оправдывается полностью и целиком. Если же между
крестьянством, вообще частным хозяйством и промышленностью наблюдается
диспропорция; если эта диспропорция возрастает; если она находит свое
политическое выражение в том, что демократия в крестьянстве развивается до
известной степени за счет рабочей демократии, - то диктатура получает
неизбежно аппаратио-бюрократичес-кий уклон. В этих условиях аппарат
командует над партией и через нее пытается командовать над классом.
Приведенная выше формула тов. Угланова дает законченное выражение такого
рода режиму. Кто говорит, что диктатура класса не есть диктатура партии,
тот, казалось бы, должен, прежде всего, понять, что диктатура класса не есть
диктатура партийного аппарата. Диктатура партии не только теоретически, но и
практически не противоречит диктатуре класса, а является ее выражением, если
режим рабочей демократии получает все большее и большее развитие. Наоборот,
возрастающее аппаратное засилье, которое само по себе является результатом
давления противодействующих классовых тенденций, ставит партию неизбежно
перед возрастающей опасностью сдвигов с классовой линии. Вот эту опасность
аппаратный режим маскирует, поскольку пытается отождествить себя с
диктатурой класса. Партия служит аппарату только для прощупывания
"настроений" рабочего класса, чтобы "на основе такой проверки", "выправлять
линию". Между углановским определением сущности внутрипартийной демократии и
между отрицанием диктатуры партии есть, таким образом, глубокая внутренняя
связь. Бюрократический режим стремится к теоретическому оформлению. Теория
бюрократизма всегда отличалась скудостью. Бюрократизм всегда тяготел к
формуле: "государство - это я", партия - это я. Углановская постановка
вопроса, в сущности, ликвидирует партию, растворяя ее в "настроениях"
рабочего класса и заменяя ее централизованным самодовлеющим партийным
аппаратом. Сталинская постановка вопроса о диктатуре класса,
противопоставляемой диктатуре партии, ведет неизбежно к диктатуре аппарата,
ибо класс с дезорганизованным авангардом (отсутствие свободного обсуждения,
контроля над аппаратом, выборности -- и есть дезорганизация авангарда)
только и может, что стать объектом руководства централизованного аппарата,
который, в свою очередь, отдаляясь от партии, все больше и больше должен
подпадать под давление враждебных классовых сил.
Выводы
Рисуя эту тенденцию, мы, разумеется, ни на минуту не думаем, что она
станет реальностью. И в рабочем классе, и в партии, и в самом партийном
аппарате есть могущественные сипы противодействия этой исторической
тенденции, которая неизбежно вытекает из бюрократизма. Чем раньше и
полнее партия осознает угрожающую тенденцию; чем смелее и открытее
лучшие элементы партийного аппарата помогут партии осознать опасность и
повернуть руль, - тем меньше будет потрясений, тем ровнее и безболезненнее
пройдет изменение партийного режима. Из всего сказанного выше совершенно
ясно, что изменение режима в сторону рабочей демократии неотделимо от
изменения хозяйственного курса в сторону действительной индустриализации и
выправления линии партийного руководства в сторону его действительной
интернационализации.
Дальнейшее развитие бюрократического режима ведет фатально к
единовластию со столь же фатальным снижением идейного руководства.
Демократизация партийного режима не только допускает, но и требует
восстановления коллективного руководства на более высоком
культурно-политическом уровне. Курс на индустриализацию, курс на обеспечение
за пролетариатом надлежащего места в хозяйстве и культурной жизни страны,
курс на рабочую демократию и, прежде всего, внутрипартийную, и, наконец,
курс на коллективное руководство партией сливаются, таким образом, в единую
задачу.
Л Троцкий
6 июня 1926 г.
ЗАЯВЛЕНИЕ К СТЕНОГРАММЕ
В нашей партийной жизни аппаратные легенды получают все большую роль.
Одной из таких легенд является систематически распространяемый бессмысленный
слух о моей "боязни" урожая. На том же идейно-политическом уровне стоит
новая аппаратная легенда о том, что я считаю британскую компартию чем-то
вроде реакционной организации, тормоза на пути рабочего класса и пр. Кто
хоть раз заглянул в мою книжку "Куда идет Англия?", тот поймет без труда,
как вздорны, как бессмысленны эти утверждения, цель которых - не выяснить
существо вопроса, а противопоставить меня британской компартии во что бы то
ни стало. Накануне величайших событий в Англии в письме в Политбюро я
выражал опасение, что британская компартия, подобно болгарской, в
критический момент массовых действий может занять слишком пассивную или
выжидательную позицию -- тем более, что против нее будет гигантский напор
буржуазного государства, буржуазного общественного мнения и всех старых
аппаратов рабочего класса. Какой я делал отсюда вывод? А вот какой: "одной
из важнейших задач является -- помочь британской компартии понять и
продумать насквозь эту перспективу". Нужно - писал я - помочь ей отбирать и
группировать вокруг себя те элементы, "которые способны понять неизбежность
больших классовых боев, не бояться их, идти им навстречу". Вот вывод,
который я делал из своих опасений и предостережений. Неужели же он направлен
против британской компартии? С какого это времени предостерегать перед
большими
боями против опасностей пассивности, рекомендовать отбор более активных
элементов - значит выступать против компартии? Не чудовищна ли такая
постановка вопроса? И это в партии Ленина?!
На расширенном пленуме Исполкома некоторые британские товарищи
предостерегали против переоценки кризисного характера британского
капитализма. Они обнаруживали этим, что недооценивают глубины кризиса и
близости социальных потрясений. Несравненно более мелкий факт, именно,
издание моей книжки с предисловием Брэльсфорда, был для меня также симптомом
недостаточной идейной непримиримости известной части британских коммунистов.
Опыта руководства массовыми действиями у них еще не было. Все это вместе
внушало совершенно законные опасения насчет чрезмерной осторожности,
недостаточной решительности и даже пассивности при могущественном аппаратном
торможении всех старых руководящих организаций рабочего класса. А между тем
именно молодой британской компартии, ввиду чудовищного консерватизма
британской общественной жизни, нужна удесятеренная непримиримость,
удесятеренная критика, удесятеренная сила противодействия давлению
буржуазного общественного мнения и его "рабочих" органов. Неужели же
элементарный революционный смысл не подсказывает, что в этих условиях надо
было именно подчеркивать, повторять, преувеличивать опасность того, что
надвигающаяся стачка встретит во всей старой организационной надстройке
противодействие, торможение, саботаж, а со стороны коммунистической партии -
недостаточную решительность? Я считаю, что главная задача нашей партии в
Интернационале состоит в том, чтобы предупреждать до действия, а не
резонерствовать задним числом и не карать бюрократическим путем после
действия.
В отчетном письме британской партии мы читаем:
"К сожалению, в некоторых наших районных организациях можно было
отметить, что в партии еще сохранились сектантские пережитки, организации
эти еще не пустили достаточно глубоких корней в профсоюзы, чем в известной
степени и объясняется тот факт, что во время стачки они плелись в хвосте
масс". (Письмо тов. Стюарта в Секретариат Коминтерна от 21 мая 1926 года.)
Таким образом, из слов самих же британских коммунистов вытекает, что
недочеты обнаружились именно по той линии, по которой можно и должно было
опасаться. Говорить в связи с этим, что для меня британская компартия -
тормоз движения -- нелепо, безграмотно, неумно, если это не делается просто
для отравления партийной атмосферы. К счастью, революционная активность
партии в целом была достаточно высока. Это есть наше общее завоевание,
которое, однако, нисколько не говорит против необходимости предостережения.
Без отпора некоторым британским товарищам на Исполкоме Коминтерна, без
дружеских, но настойчивых и твердых предупреждений и предостережений
элементы пассивности и нерешительности могли бы оказаться более
значительными, чем они, к счастью, оказались на деле. Но и сейчас преступно
изображать дело так, будто британская коммунистическая партия справилась со
всеми задачами. Несоответствие ее сил, средств и приемов с теми
объективными задачами, которые все ближе и ближе надвигаются, имеет
гигантский характер, и об этом нужно открыто говорить, не заменяя
революционного воспитания аппаратными легендами и комбинациями.
Л. Троцкий 9 июня 1926 г.
Совершенно секретно
ВОПРОСЫ КОМИНТЕРНА В ДЕЛЕГАЦИЮ ВКП (б)
Бюрократизм как источник оппортунизма
Одна из основных черт оппортунизма, особенно его центристско-
дипломатической разновидности, состоит в его готовности принимать
радикальные резолюции, относящиеся к другим странам. Этим оппорту
низм дает известное удовлетворение революционным настроениям рабо
чих масс, не налагая на себя никакого обязательства. Проявлениями тако
го рода двойственности полна вся история рабочего движения, в особен
ности великобританского. В эпоху Маркса тред-юнионисты ставили
вопрос об Ирландии и Индии. В наши дни независимая рабочая партия
поднимает вопрос о слиянии II и III Интернационалов, отказываясь от
совместных шагов с британской коммунистической партией. Генераль
ный совет британских тред-юнионов заключает блок с ВЦСПС с целью
объединения мирового профессионального движения, а в момент стачки
в Великобритании отказывается принять от того же ВЦСПС денежную
помощь. Такого рода примеры, крупные и мелкие, можно умножать
без конца.
Поскольку оппортунистические тенденции проявляются в Комин
терне, они обнаруживают ту же черту, т. е. готовность принимать ради
кальные решения за чужой счет, беспощадно осуждать "правые уклоны"
во всех странах при готовности все время пасовать -- особенно в крити
ческую минуту -- перед буржуазным общественным мнением собствен
ной страны. Незачем говорить, что такого рода "радикализм" смертель
но враждебен большевизму. Задачей Коминтерна является воспитание
подлинно революционных партий путем, в частности, непримиримой борь
бы со всякими проявлениями показного радикализма, политической
двойственности и пр. Весь вопрос в том, в какой мере режим Комин
терна содействует этой борьбе.
Надо отдать себе совершенно ясный отчет в том, что одним из
важнейших источников скрытого, замаскированного, но тем более дейст
вительного оппортунизма в Коминтерне является ныне аппаратио-бюро-
кратический режим в самом Коминтерне и в его руководящей партии.
Что в Советском Союзе бюрократизм является и выражением и оруди-
ем давления непролетарских классов на пролетариат, в этом не может быть
никакого сомнения после опыта 1923-26 тт. Поскольку европейские
коммунистические партии, т. е. главным образом их руководящие органы,
организационно равнялись по аппаратным сдвигам и перегруппировкам в ВКП,
постольку бюрократизм внутри иностранных коммунистических партий являлся,
прежде всего, отражением и дополнением бюрократизма внутри ВКП. Именно здесь
лежит корень указанной выше злокачественной двойственности. Подбор
руководящих элементов в коммунистических партиях происходил и происходит,
главным образом, под углом зрения их готовности принять и одобрить последнюю
аппаратную группировку в ВКП. Более самостоятельные и ответственные из
руководящих элементов иностранных партий, не согласные подвергаться
перетасовкам в чисто административном порядке, либо выбрасывались из партии
вообще, либо загонялись в правое (нередко мнимо-правое) крыло, либо,
наконец, попадали в оппозицию слева. Таким образом, органический процесс
подбора и сплочения кадровых революционных элементов на основе пролетарской
борьбы под руководством Коминтерна пресекался, изменялся, искажался, отчасти
прямо подменялся административно-бюрократическим нажимом сверху, из Москвы.
Естественно, если те из руководящих коммунистов, которые с большей
готовностью принимали готовые решения и подписывали любые резолюции,
получали нередко преимущества над более революционными элементами,
проникнутыми чувством революционной ответственности. Вместо отбора
выдержанных и стойких революционеров получается нередко отбор бюрократически
приспособленных.
Мы видим, как бюрократизующиеся элементы коммунизма
(в Германии, во Франции, в Англии, в Америке, в Польше и пр.) соверша
ют вполне безнаказанно чудовищно оппортунистические шаги, прикры
ваясь покровительственной окраской в общих вопросах Коминтерна, и
прежде всего, во внутренних вопросах ВКП. С другой стороны, мы наблю
даем, притом в возрастающем размере, такое явление, когда политичес
кие деятели Коминтерна гласно и официально занимают одну позицию,
а тайно и секретно, за кулисами, но тем более действительно, другую,
прямо противоположную. Так называемая "двойная бухгалтерия" груп
пы Маслов-Рут-Фишер подвергалась решительному осуждению на послед
нем расширенном пленуме Исполкома Коминтерна. Но совершенно оче
видно, что формальное осуждение, как бы справедливо оно ни было, не
только не решает, но даже не ставит коренного вопроса: почему ответст
веннейшие коммунисты, руководители крупнейших партий, прибегают
к такого рода двойной бухгалтерии? Ответ должен был бы гласить так:
режим аппаратного всевластия ставит любого иностранного руководителя
в случае расхождения, хотя бы временного, с ЦК ВКП перед тремя воз
можностями: быть немедленно же отброшенным вправо или даже исклю
ченным из партии; переброситься в левую оппозицию или же вести до
поры до времени двойную бухгалтерию, сохраняя свое положение в партии.
Из сказанного ни в каком случае не вытекает, разумеется, что
правые или левые группировки в Коминтерне выражают правильную ли-
нию - в противовес официальному центру. Несомненно, что в правых
группировках сильны социал-демократические тенденции, тогда как в левых
немало "детских болезней". Было бы неправильно также считать, что официально
необходимость "серьезного изменения партийного курса" была провозглашена
самим ЦК, прошло два с половиной года. В течение этого пятилетнего срока,
особенно второй его половины, нам не приходилось вести войны. Хозяйство наше
росло. Пролетариат восстанавливался. Партия в основном своем составе стала
пролетарской. Уровень партии, опыт ее поднялись. Казалось бы, все эти
условия десятикратно усиливают необходимость "серьезного изменения
партийного курса" в сторону демократии. Такого изменения, однако, не
произошло. Наоборот, никогда еще режим партии не был пропитан в такой
степени назначенством, командованием, подозрительностью, зажимом, т. е.
всеохватывающим аппаратным началом, так теперь. Противоречие, и притом
вопиющее, между программным определением партийной демократии, между
провозглашенной и подтвержденной необходимостью курса на партийную
демократию, с одной стороны, и между фактическим партийным режимом, с
другой, налицо. Это противоречие становится для партийного сознания все
более острым, мучительным и прямо-таки нестерпимым. Ничего так не тяжко для
революционной партии, как двойственность, как несоответствие между словом и
делом. За извест-
ными пределами эта двойственность переходит в явную фальшь. И вот тов.
Угланов берет на себя инициативу пересмотра принципиальной установки партии
в вопросе внутрипартийного режима и рабочей демократии вообще. Тов. Угланов
смело ставит вопрос о "сущности" демократии и открывает эту сущность в
своевременно и правильно работающей просвещенной бюрократии. Если бы не было
никаких других явлений, то по этому одному признаку можно было бы сказать: в
нашем партийном развитии мы стоим на повороте. Нынешняя двойственность
держаться не может. Либо в полном соответствии с решениями съездов должно
начаться серьезное изменение партийного режима, либо партия должна изменить
свою ориентировку, т. е. перейти с ленинской позиции на углановскую.
Причина бюрократизма в отношениях между классами
Партийный режим не имеет самодовлеющего характера. С одной стороны, он
зависит от всей обстановки, а с другой - через него выражается общее
направление политики. Каким же образом могло случиться, что несмотря на
благоприятное изменение хозяйственной обстановки и культурный рост
пролетариата, партийный режим непрерывно менялся за последний период в
сторону бюрократизации?
Объяснять дело только некультурностью страны и тем обстоятельством, что
партия наша является правящей, никуда не годится, во-первых, потому, что
некультурность страны убывает, а партийный бюрократизм прибывает, и
во-вторых, если бы правящая роль партии неизбежно вела с собой возрастающую
бюрократизацию ее, то это грозило бы гибелью партии. Но о такой перспективе
не может быть и речи. Некультурность сама по себе, в виде неграмотности и
отсутствия необходимых простейших навыков, ведет больше всего к бюрократизму
в государственном аппарате. Но ведь партия включает в свой состав наиболее
культурный и инициативный авангард трудящихся, главным образом,
пролетариата. Авангард этот растет количественно и качественно.
Следовательно, поскольку дело идет о внутрипартийном режиме, этот последний
должен бы неизменно демократизоваться. На деле же он бюрократизовался. Ясно,
что голая ссылка на некультурность ничего не объясняет и, прежде всего, не
объясняет тенденцию развития, его динамику. Между тем бюрократизация, дойдя
до крайних своих пределов, ищет для себя теоретического увенчания. В этом и
состоит принципиальное значение попытки тов. Угланова.
Основную причину бюрократизации нужно искать во взаимоотношениях между
классами. Нельзя закрывать глаз на то, что параллельно с известным развитием
советской демократии в деревне мы имели чрезвычайный зажим в Москве и
Ленинграде. Демократия не самодовлеющий фактор. Дело идет о такой политике
пролетарской диктатуры в области хозяйства, культуры и пр., чтобы носитель
этой политики, пролетарский авангард, мог во все возрастающей степени
осуществлять ее путем свободного обсуждения, контроля над аппаратом и
выборности его. Совершенно очевидно, что если промышленность, т. е. база
социалиста-
ческой диктатуры, отстает от народнохозяйственного развития в целом;
если распределение народнохозяйственных накоплений не совершается на
началах, обеспечивающих дальнейшее возрастание социалистических тенденций
над капиталистическими; если вытекающие отсюда трудности ложатся, прежде
всего, на рабочий класс; если рост его заработной платы задерживается при
общем народнохозяйственном росте страны; если такие исключительные
фискальные средства, как водка, ложатся своею тяжестью в возрастающей
степени на рабочих, -- то партийный аппарат все в меньшей степени может
проводить эту политику мерами внутрипартийной демократии. Бюрократизация
партии является в этом случае выражением нарушенного и нарушаемого в ущерб
пролетариату социального равновесия. Это нарушение равновесия проходит через
партию и давит на ее пролетарский авангард. Отсюда возрастающий зажим в
самых могущественных центрах пролетариата, в главных базах партии. Отбросив
свободное обсуждение, коллективную выработку задач, контроль над аппаратом и
выборность его, тов. Угланов сводит задачу к тому, чтобы на "настроениях "
пролетариата проверять партийную политику, т. е. эмпирическим аппаратным
путем прощупывать, в каких пределах рабочий класс и его авангард готовы и
способны выдерживать нажим, вытекающий из всей хозяйственной и социальной
ориентировки партийного руководства. Отсюда-то и вытекает замена методов
демократии методами просвещенной бюрократии.
Ослабление идейного центра как дополнительная причина партийного зажима
Всякий режим развивает свою внутреннюю логику, а бюрократический режим
развивает ее быстрее всякого другого. Совершенно естественно, если
источником отпора неправильностям как хозйственной политики, так и
дополняющего ее партийного режима являются крупнейшие промышленные и
культурные центры страны. Естественно, если этот отпор находит свое
выражение также и внутри руководящей верхушки партии. И опять-таки вполне
закономерно в условиях господства аппаратного режима, что всякие разногласия
обнаруживают тенденцию превращаться в борьбу замкнутых фракционных
группировок. Что правящая партия в условиях революционной диктатуры не может
мириться с режимом борющихся фракций, это совершенно бесспорно. Нужно только
добавить, что аппаратный режим с абсолютной необходимостью порождает из себя
фракции, Более того, при замкнутом аппаратном режиме, который только
командует, но не допускает над собою контроля, возникновение группировок
есть единственная вообще возможность внесения поправок в аппаратную
политику. Об этом также с полной отчетливостью говорила резолюция 5 декабря
1923 года, осуждавшая бюрократический режим именно за то, что он "считает
всякую критику проявлением фракционности" и этим толкает "добросовестных и
дисциплинированных партийцев на путь замкнутости и фракционности". С того
времени, как эта резолюция была единогласно принята, прошло два с половиной
года,
в течение которых аппаратный режим углублялся и обострялся, а
следовательно, усугублялась и порождаемая аппаратным режимом тенденция к
фракционным группировкам. Результатом этого является дробление партийных
кадров, систематическое отметание от руководства партией ценных ее
элементов, представляющих значительную долю накопленного ею опыта, и
систематическое сужение и идейное обеднение руководящего ядра. Что этот
именно процесс происходит на наших глазах, притом с возрастающей скоростью,
и что он далеко еще не завершил своей разрушительной работы, в этом не может
быть сомнений ни для одного серьезного коммуниста. Сосредоточение
полновластного партийного аппарата в руках все более суженного руководящего
ядра порождает новое и чрезвычайно острое противоречие: между ростом
аппаратного могущества и ослаблением идейной силы руководящего центра. При
этих условиях страх перед уклонами должен прогрессивно возрастать, с
вытекающими отсюда последствиями, в виде так называемых организационных
выводов, которые еще более сужают круг призванных к руководству и еще более
толкают их на путь бюрократизации партийного режима.
На каждом этапе этого дробления руководящих кадров аппаратное
руководство охватывается иллюзиями: только бы справиться с новой помехой, а
дальше можно будет уже беспрепятственно "ставить вопросы", "втягивать
массы", "проверять" и "направлять". Но на самом деле, в обстановке
бюрократического сдвига партийного руководства, каждый новый аппаратный
разгром оппозиции автоматически вызывает новые трещины и новые опасности.
Что на ленинградской группе процесс не закончился, это совершенно и
полностью очевидно. Трещины, которые имеются в руководящем ядре, не
развертываются открыто, поскольку аппарат продолжает борьбу против старой
(1923) и новой (1925) оппозиций. На известном и не столь отдаленном этапе
новая часть аппарата неизбежно будет ходом вещей отброшена в оппозицию -- со
всеми вытекающими из этого последствиями. Не видеть этого могут только
слепцы.
Диктатура партии или диктатура класса?
На последнем пленуме снова поднят был -- правда, лишь вскользь -- спор
о диктатуре пролетариата или диктатуре партии. В абстрактной постановке спор
этот легко может сбиться на схоластику. Разумеется, основой нашего режима
является Диктатура класса. Но этим самым предполагается, что этот класс не
только " в себе", но и "для себя", т. е. что это класс, пришедший к
самопознанию через свой авангард, т. е. через партию. Без этого не может
быть диктатуры. Изображать дело так, что партия только учительница, а
диктатуру проводит класс, значит подмалевывать то, что есть. Диктатура есть
наиболее концентрированная функция класса, и поэтому основным орудием
диктатуры является партия. В самом основном класс осуществляет диктатуру
через партию. Вот почему Ленин говорил не только о диктатуре класса, но и о
диктатуре партии, в известном смысле отождествляя их.
Правильно ли такое отождествление? Это зависит от реального разви-
тия самого процесса. Если развитие диктатуры допускает и вызывает
развитие демократических методов в партии и в рабочих организациях вообще, с
сохранением необходимой "пропорции" между рабочей демократией и
крестьянской, тогда исторически и политически отождествление диктатуры
класса и диктатуры партии оправдывается полностью и целиком. Если же между
крестьянством, вообще частным хозяйством и промышленностью наблюдается
диспропорция; если эта диспропорция возрастает; если она находит свое
политическое выражение в том, что демократия в крестьянстве развивается до
известной степени за счет рабочей демократии, - то диктатура получает
неизбежно аппаратио-бюрократичес-кий уклон. В этих условиях аппарат
командует над партией и через нее пытается командовать над классом.
Приведенная выше формула тов. Угланова дает законченное выражение такого
рода режиму. Кто говорит, что диктатура класса не есть диктатура партии,
тот, казалось бы, должен, прежде всего, понять, что диктатура класса не есть
диктатура партийного аппарата. Диктатура партии не только теоретически, но и
практически не противоречит диктатуре класса, а является ее выражением, если
режим рабочей демократии получает все большее и большее развитие. Наоборот,
возрастающее аппаратное засилье, которое само по себе является результатом
давления противодействующих классовых тенденций, ставит партию неизбежно
перед возрастающей опасностью сдвигов с классовой линии. Вот эту опасность
аппаратный режим маскирует, поскольку пытается отождествить себя с
диктатурой класса. Партия служит аппарату только для прощупывания
"настроений" рабочего класса, чтобы "на основе такой проверки", "выправлять
линию". Между углановским определением сущности внутрипартийной демократии и
между отрицанием диктатуры партии есть, таким образом, глубокая внутренняя
связь. Бюрократический режим стремится к теоретическому оформлению. Теория
бюрократизма всегда отличалась скудостью. Бюрократизм всегда тяготел к
формуле: "государство - это я", партия - это я. Углановская постановка
вопроса, в сущности, ликвидирует партию, растворяя ее в "настроениях"
рабочего класса и заменяя ее централизованным самодовлеющим партийным
аппаратом. Сталинская постановка вопроса о диктатуре класса,
противопоставляемой диктатуре партии, ведет неизбежно к диктатуре аппарата,
ибо класс с дезорганизованным авангардом (отсутствие свободного обсуждения,
контроля над аппаратом, выборности -- и есть дезорганизация авангарда)
только и может, что стать объектом руководства централизованного аппарата,
который, в свою очередь, отдаляясь от партии, все больше и больше должен
подпадать под давление враждебных классовых сил.
Выводы
Рисуя эту тенденцию, мы, разумеется, ни на минуту не думаем, что она
станет реальностью. И в рабочем классе, и в партии, и в самом партийном
аппарате есть могущественные сипы противодействия этой исторической
тенденции, которая неизбежно вытекает из бюрократизма. Чем раньше и
полнее партия осознает угрожающую тенденцию; чем смелее и открытее
лучшие элементы партийного аппарата помогут партии осознать опасность и
повернуть руль, - тем меньше будет потрясений, тем ровнее и безболезненнее
пройдет изменение партийного режима. Из всего сказанного выше совершенно
ясно, что изменение режима в сторону рабочей демократии неотделимо от
изменения хозяйственного курса в сторону действительной индустриализации и
выправления линии партийного руководства в сторону его действительной
интернационализации.
Дальнейшее развитие бюрократического режима ведет фатально к
единовластию со столь же фатальным снижением идейного руководства.
Демократизация партийного режима не только допускает, но и требует
восстановления коллективного руководства на более высоком
культурно-политическом уровне. Курс на индустриализацию, курс на обеспечение
за пролетариатом надлежащего места в хозяйстве и культурной жизни страны,
курс на рабочую демократию и, прежде всего, внутрипартийную, и, наконец,
курс на коллективное руководство партией сливаются, таким образом, в единую
задачу.
Л Троцкий
6 июня 1926 г.
ЗАЯВЛЕНИЕ К СТЕНОГРАММЕ
В нашей партийной жизни аппаратные легенды получают все большую роль.
Одной из таких легенд является систематически распространяемый бессмысленный
слух о моей "боязни" урожая. На том же идейно-политическом уровне стоит
новая аппаратная легенда о том, что я считаю британскую компартию чем-то
вроде реакционной организации, тормоза на пути рабочего класса и пр. Кто
хоть раз заглянул в мою книжку "Куда идет Англия?", тот поймет без труда,
как вздорны, как бессмысленны эти утверждения, цель которых - не выяснить
существо вопроса, а противопоставить меня британской компартии во что бы то
ни стало. Накануне величайших событий в Англии в письме в Политбюро я
выражал опасение, что британская компартия, подобно болгарской, в
критический момент массовых действий может занять слишком пассивную или
выжидательную позицию -- тем более, что против нее будет гигантский напор
буржуазного государства, буржуазного общественного мнения и всех старых
аппаратов рабочего класса. Какой я делал отсюда вывод? А вот какой: "одной
из важнейших задач является -- помочь британской компартии понять и
продумать насквозь эту перспективу". Нужно - писал я - помочь ей отбирать и
группировать вокруг себя те элементы, "которые способны понять неизбежность
больших классовых боев, не бояться их, идти им навстречу". Вот вывод,
который я делал из своих опасений и предостережений. Неужели же он направлен
против британской компартии? С какого это времени предостерегать перед
большими
боями против опасностей пассивности, рекомендовать отбор более активных
элементов - значит выступать против компартии? Не чудовищна ли такая
постановка вопроса? И это в партии Ленина?!
На расширенном пленуме Исполкома некоторые британские товарищи
предостерегали против переоценки кризисного характера британского
капитализма. Они обнаруживали этим, что недооценивают глубины кризиса и
близости социальных потрясений. Несравненно более мелкий факт, именно,
издание моей книжки с предисловием Брэльсфорда, был для меня также симптомом
недостаточной идейной непримиримости известной части британских коммунистов.
Опыта руководства массовыми действиями у них еще не было. Все это вместе
внушало совершенно законные опасения насчет чрезмерной осторожности,
недостаточной решительности и даже пассивности при могущественном аппаратном
торможении всех старых руководящих организаций рабочего класса. А между тем
именно молодой британской компартии, ввиду чудовищного консерватизма
британской общественной жизни, нужна удесятеренная непримиримость,
удесятеренная критика, удесятеренная сила противодействия давлению
буржуазного общественного мнения и его "рабочих" органов. Неужели же
элементарный революционный смысл не подсказывает, что в этих условиях надо
было именно подчеркивать, повторять, преувеличивать опасность того, что
надвигающаяся стачка встретит во всей старой организационной надстройке
противодействие, торможение, саботаж, а со стороны коммунистической партии -
недостаточную решительность? Я считаю, что главная задача нашей партии в
Интернационале состоит в том, чтобы предупреждать до действия, а не
резонерствовать задним числом и не карать бюрократическим путем после
действия.
В отчетном письме британской партии мы читаем:
"К сожалению, в некоторых наших районных организациях можно было
отметить, что в партии еще сохранились сектантские пережитки, организации
эти еще не пустили достаточно глубоких корней в профсоюзы, чем в известной
степени и объясняется тот факт, что во время стачки они плелись в хвосте
масс". (Письмо тов. Стюарта в Секретариат Коминтерна от 21 мая 1926 года.)
Таким образом, из слов самих же британских коммунистов вытекает, что
недочеты обнаружились именно по той линии, по которой можно и должно было
опасаться. Говорить в связи с этим, что для меня британская компартия -
тормоз движения -- нелепо, безграмотно, неумно, если это не делается просто
для отравления партийной атмосферы. К счастью, революционная активность
партии в целом была достаточно высока. Это есть наше общее завоевание,
которое, однако, нисколько не говорит против необходимости предостережения.
Без отпора некоторым британским товарищам на Исполкоме Коминтерна, без
дружеских, но настойчивых и твердых предупреждений и предостережений
элементы пассивности и нерешительности могли бы оказаться более
значительными, чем они, к счастью, оказались на деле. Но и сейчас преступно
изображать дело так, будто британская коммунистическая партия справилась со
всеми задачами. Несоответствие ее сил, средств и приемов с теми
объективными задачами, которые все ближе и ближе надвигаются, имеет
гигантский характер, и об этом нужно открыто говорить, не заменяя
революционного воспитания аппаратными легендами и комбинациями.
Л. Троцкий 9 июня 1926 г.
Совершенно секретно
ВОПРОСЫ КОМИНТЕРНА В ДЕЛЕГАЦИЮ ВКП (б)
Бюрократизм как источник оппортунизма
Одна из основных черт оппортунизма, особенно его центристско-
дипломатической разновидности, состоит в его готовности принимать
радикальные резолюции, относящиеся к другим странам. Этим оппорту
низм дает известное удовлетворение революционным настроениям рабо
чих масс, не налагая на себя никакого обязательства. Проявлениями тако
го рода двойственности полна вся история рабочего движения, в особен
ности великобританского. В эпоху Маркса тред-юнионисты ставили
вопрос об Ирландии и Индии. В наши дни независимая рабочая партия
поднимает вопрос о слиянии II и III Интернационалов, отказываясь от
совместных шагов с британской коммунистической партией. Генераль
ный совет британских тред-юнионов заключает блок с ВЦСПС с целью
объединения мирового профессионального движения, а в момент стачки
в Великобритании отказывается принять от того же ВЦСПС денежную
помощь. Такого рода примеры, крупные и мелкие, можно умножать
без конца.
Поскольку оппортунистические тенденции проявляются в Комин
терне, они обнаруживают ту же черту, т. е. готовность принимать ради
кальные решения за чужой счет, беспощадно осуждать "правые уклоны"
во всех странах при готовности все время пасовать -- особенно в крити
ческую минуту -- перед буржуазным общественным мнением собствен
ной страны. Незачем говорить, что такого рода "радикализм" смертель
но враждебен большевизму. Задачей Коминтерна является воспитание
подлинно революционных партий путем, в частности, непримиримой борь
бы со всякими проявлениями показного радикализма, политической
двойственности и пр. Весь вопрос в том, в какой мере режим Комин
терна содействует этой борьбе.
Надо отдать себе совершенно ясный отчет в том, что одним из
важнейших источников скрытого, замаскированного, но тем более дейст
вительного оппортунизма в Коминтерне является ныне аппаратио-бюро-
кратический режим в самом Коминтерне и в его руководящей партии.
Что в Советском Союзе бюрократизм является и выражением и оруди-
ем давления непролетарских классов на пролетариат, в этом не может быть
никакого сомнения после опыта 1923-26 тт. Поскольку европейские
коммунистические партии, т. е. главным образом их руководящие органы,
организационно равнялись по аппаратным сдвигам и перегруппировкам в ВКП,
постольку бюрократизм внутри иностранных коммунистических партий являлся,
прежде всего, отражением и дополнением бюрократизма внутри ВКП. Именно здесь
лежит корень указанной выше злокачественной двойственности. Подбор
руководящих элементов в коммунистических партиях происходил и происходит,
главным образом, под углом зрения их готовности принять и одобрить последнюю
аппаратную группировку в ВКП. Более самостоятельные и ответственные из
руководящих элементов иностранных партий, не согласные подвергаться
перетасовкам в чисто административном порядке, либо выбрасывались из партии
вообще, либо загонялись в правое (нередко мнимо-правое) крыло, либо,
наконец, попадали в оппозицию слева. Таким образом, органический процесс
подбора и сплочения кадровых революционных элементов на основе пролетарской
борьбы под руководством Коминтерна пресекался, изменялся, искажался, отчасти
прямо подменялся административно-бюрократическим нажимом сверху, из Москвы.
Естественно, если те из руководящих коммунистов, которые с большей
готовностью принимали готовые решения и подписывали любые резолюции,
получали нередко преимущества над более революционными элементами,
проникнутыми чувством революционной ответственности. Вместо отбора
выдержанных и стойких революционеров получается нередко отбор бюрократически
приспособленных.
Мы видим, как бюрократизующиеся элементы коммунизма
(в Германии, во Франции, в Англии, в Америке, в Польше и пр.) соверша
ют вполне безнаказанно чудовищно оппортунистические шаги, прикры
ваясь покровительственной окраской в общих вопросах Коминтерна, и
прежде всего, во внутренних вопросах ВКП. С другой стороны, мы наблю
даем, притом в возрастающем размере, такое явление, когда политичес
кие деятели Коминтерна гласно и официально занимают одну позицию,
а тайно и секретно, за кулисами, но тем более действительно, другую,
прямо противоположную. Так называемая "двойная бухгалтерия" груп
пы Маслов-Рут-Фишер подвергалась решительному осуждению на послед
нем расширенном пленуме Исполкома Коминтерна. Но совершенно оче
видно, что формальное осуждение, как бы справедливо оно ни было, не
только не решает, но даже не ставит коренного вопроса: почему ответст
веннейшие коммунисты, руководители крупнейших партий, прибегают
к такого рода двойной бухгалтерии? Ответ должен был бы гласить так:
режим аппаратного всевластия ставит любого иностранного руководителя
в случае расхождения, хотя бы временного, с ЦК ВКП перед тремя воз
можностями: быть немедленно же отброшенным вправо или даже исклю
ченным из партии; переброситься в левую оппозицию или же вести до
поры до времени двойную бухгалтерию, сохраняя свое положение в партии.
Из сказанного ни в каком случае не вытекает, разумеется, что
правые или левые группировки в Коминтерне выражают правильную ли-
нию - в противовес официальному центру. Несомненно, что в правых
группировках сильны социал-демократические тенденции, тогда как в левых
немало "детских болезней". Было бы неправильно также считать, что официально