Страница:
3) Первое время в работе замов будет почти полностью загружено
работой над самим СНК, СТО и их органами, которые отнюдь нельзя при
числить к хорошо и быстро работающим организациям, и только неболь
шая часть времени может остаться на все остальное.
А. И. Рыков
В общем и целом весьма хорошо, но слишком обширно, а потому, как
директива страдает противоречиями. С параграфом 11 не согласен, ибо
премиальность предполагает высоко развитое сознание ответственности и
заинтересованности (личной) со стороны руководителя учреждения, ко-торой у
нас еще нет и не скоро будет; это послужило причиной крушения нашей
премиальной системы, впродавшейся в грабеж государства.
М. Томский
Согласен с тов. Лениным Каменев
Согласен с тов. Лениным Молотов
Верно: М. Буракова
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС
27 сентября 1922 г. Копии всем членам Политбюро:
тов. тов. Сталину, Троцкому, Зиновьеву, Рыкову, Томскому, Молотову,
Калинину
Товарищ Каменев,
Вы, наверно, получили уже от Сталина резолюцию его комиссии о вхождении
независимых республик в РСФСР.
Если не получили, возьмите у секретаря и прочтите, пожалуйста,
немедленно. Я беседовал об этом вчера с Раскольниковым, сегодня -- со
Сталиным. Завтра буду видеть Мдивани (грузинский коммунист, подозреваемый в
"независимстве").
По-моему, вопрос архиважный. Сталин немного имеет устремление
торопиться. Надо Вам (Вы когда-то имели намерение заняться этим и даже
немного занимались) подумать хорошенько; Зиновьеву тоже.
Одну уступку Сталин уже согласился сделать. В параграфе 1 сказать
вместо "вступления" в РСФСР -
"Формальное объединение вместе с РСФСР в союз сов. республик Европы и
Азии".
Дух этой уступки, надеюсь, понятен: мы признаем себя равноправными с
Укр. ССР и другими, и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую
федерацию, "Союз Сов. Республик Европы и Азии".
Параграф 2 требует тогда тоже изменения. Нечто вроде создания, наряду с
заседаниями ВЦИКа РСФСР -
"Общефедерального ВЦИКа Союза Совреспублик Европы и Азии".
Если раз в неделю будет заседать первый и раз - второй (если даже один
раз в 2 недели второй), уладить это не трудно.
Важно, чтобы мы не давали пищи "независимцам", не уничтожали их
независимости, а создавали еще новый этаж. Федерацию равноправных республик.
Вторая часть параграфа 2 могла бы остаться. Недовольные обжалуют
(решения СТО и СНК) в общефедеральный ВЦИК, не приостанавливая этим
исполнения, как и в РСФСР.
Параграф 3 мог бы остаться с изменением редакции: "сливаются в
общефедеральные наркоматы с пребыванием в Москве, с тем, чтобы
соответствующие наркоматы РСФСР имелись во всех республиках, вошедших в Союз
Республики Европы и Азии, свои уполномоченные с небольшим аппаратом".
Часть 2 параграфа 3 остается; может быть, можно сказать для большего
равноправия: "по соглашению ВЦИКов республик, входящих в Союз Совреспублик
Европы и Азии".
Часть 3 обдумать. Не заменить ли "целесообразным" - "обязательным". Или
не вставить ли условной обязательности хотя бы в виде запроса и допущения
решать без запроса лишь в случаях "особо экстренной важности".
Параграф 4, может быть, тоже "слить по соглашению ВЦИКов".
Параграф 6, может быть, добавить: "с учреждением имеющих чисто
совещательный характер (или только совещательный характер) совместных (или
общих) конференций и съездов.
Соответственные изменения в примечаниях 1 и 2.
Сталин согласился отложить внесение резолюции в Политбюро ЦК до моего
приезда. Я приезжаю в понедельник, 2 октября. Желаю иметь свидание с Вами и
с Рыковым часа на два утром, скажем, в 1-2 и, если понадобится, вечером,
скажем, 5-7 или 6-8.
Это мой предварительный проект. На основании бесед с Мдивани и другими
товарищами, буду добавлять и изменять. Очень прошу и Вас сделать то же и
ответить мне.
Ваш Ленин
P. C.[S] Разослать копии всем членам Политбюро.
Верно: Гляссер
Копия Строго Секретно
ОТВЕТ НА ПИСЬМО ТОВ. ЛЕНИНА ТОВ. КАМЕНЕВУ
Товарищу ЛЕНИНУ
КАМЕНЕВУ и членам Политбюро: тов. тов. ЗИНОВЬЕВУ, КАЛИНИНУ, МОЛОТОВУ,
РЫКОВУ, ТОМСКОМУ, ТРОЦКОМУ
По параграфу 1 резолюции комиссии, по-моему, можно согласиться
с предложением тов. Ленина, формулируя ее так: "признать целесообраз
ным формальное объединение советских социалистических республик
Украины, Белоруссии, Грузии, Азербайджана и Армении с РСФСР в Союз
советских социалистических республик Европы и Азии" (Бухара, Хорезм
и ДВР, из коих первые являются не социалистическими, а третья еще не
советизирована, остаются пока вне формального объединения).
По параграфу 2 поправку тов. Ленина о создании, наряду с ВЦИКом
РСФСР ВЦИКа федерального, по-моему, не следует принять: существова
ние двух ЦИКов в Москве, из коих один будет представлять, видимо,
"нижнюю палату", а другой - "верхнюю", - ничего, кроме конфликтов
и трений, не даст. Предлагаю, вместо поправки тов. Ленина, следующую
поправку: "в соответствии с этим, ЦИК РСФСР преобразуется в обще-
федеральный ЦИК, решения которого обязательны для центральных
учреждений, входящих в состав союза республик". Я думаю, что всякое
иное решение в смысле поправки тов. Ленина, должно повести к обяза
тельному созданию русского ЦИКа с исключением оттуда восьми авто
номных республик (татреспублика, туркреспублика и прочее), входящих
в состав РСФСР, и объявлению последних независимыми, наряду с Укра
иной и прочими независимыми республиками, к созданию двух палат в
Москве (русской и федеральной) и вообще к глубоким перестройкам,
что в данный момент не вызывается ни внутренней, ни внешней
необходимостью и что, на мой взгляд, при данных условиях нецелесообразно и,
во всяком случае, преждевременно.
По параграфу 3 незначительные поправки тов. Ленина носят чисто
редакционный характер.
По параграфу 4, по-моему, тов. Ленин "поторопился", потребовав
слияния наркоматов финансов, продовольствия, труда и народного хо
зяйства в федеральные наркоматы. Едва ли можно сомневаться в том, что
эта "торопливость" "даст пищу независимцам" в ущерб национальному
либерализму тов. Ленина.
5. По параграфу 5 поправка тов. Ленина, по-моему, излишняя.
И. Сталин 27 сентября 1922 г.
ТОВ. ТОВ. ФРУМКИНУ И СТОМОНЯКОВУ
Копия. С секретно Копия Троцкому
Ввиду ухудшения своей болезни я вынужден отказаться от присутствия на
пленуме. Вполне сознаю, насколько неловко и даже хуже, чем неловко, поступаю
по отношению к вам, но все равно выступить сколько-нибудь удачно не смогу.
Сегодня я получил от тов. Троцкого прилагаемое письмо, с которым согласен во
всем существенном, за исключением, может быть, последних строк о Госплане. Я
напишу Троцкому о своем несогласии с ним и о своей просьбе взять на себя,
ввиду моей болезни, защиту на пленуме моей позиции.
Думаю, что эту защиту следует разделить на три части:
первое -- защиту основного принципа монополии внешней торговли, -ее
(монополии) полное окончательное подтверждение;
второе - передачу в особую комиссию детальнейшего обсуждения тех
практических планов осуществления этой монополии, которые (планы) вносит
Аванесов; в этой комиссии должны быть представлены не менее, как в равном
числе внешторговцы;
третье - вопрос о работе Госплана должен быть выделен отдельно, причем
я полагаю, что с Троцким у меня, пожалуй, не будет разногласий, если он
ограничится требованием, чтобы работа Госплана, стоящая под знаком развития
государственной промышленности, давала свой отзыв по всем сторонам
деятельности НКВТ.
Надеюсь еще написать сегодня или завтра и прислать вам свое заявление
по существу данного вопроса на пленум ЦК. Во всяком случае полагаю, что
принципиальное значение этого вопроса так высоко, что я должен буду в
случае, если в пленуме не получится согласие, перенести вопрос на съезд. А
до этого заявить о настоящем расхождении на фракции РКП предстоящего съезда
Советов.
Ленин 12 декабря 1922 г.
Записала Л. Ф[отиева]
Копия ТОВ. ТРОЦКОМУ
Копия: тов. тов. Фрумкину и Стомонякову
Тов. Троцкий.
Получил Ваш отзыв на письмо Крестинского и на планы Аванесова. Мне
думается, что у нас с Вами получается максимальное согласие и я думаю, что
вопрос о Госплане в данной постановке исключает (или отодвигает) спор о том,
нужны ли распорядительные права для Госплана.
Во всяком случае я бы очень просил Вас взять на себя на предстоящем
пленуме защиту нашей общей точки зрения о безусловной необходимости
сохранения и укрепления монополии внешней торговли. Так как предыдущий
пленум принял в этом отношении решение, идущее целиком вразрез с монополией
внешней торговли и так как в этом вопросе уступать нельзя, то я думаю, как и
говорю в письме к Фрумкину и Стомонякову, что в случае нашего поражения по
этому вопросу, мы должны будем перенести вопрос на партийный съезд. Для
этого понадобится краткое изложение наших разногласий перед партийной
фракцией предстоящего съезда Советов. Если я успею, я напишу таковое и был
бы очень рад, если бы Вы поступили таким же образом. Колебание по данному
вопросу причиняет нам неслыханный вред, а доводы против сводятся к
обвинениям в несовершенстве аппарата. Но аппарат у нас отличается
несовершенством всюду и везде и отказываться из-за несовершенства аппарата
от монополии - значило бы выплескивать с водой из ванны ребенка.
Ленин 13 декабря 1922 г.
ПИСЬМО ТРОЦКОМУ
Копия. С. секретно 21 декабря 1922 г.
Лев Давыдович.
Проф. Ферстер разрешил сегодня Владимиру Ильичу продиктовать письмо, и
он продиктовал мне следующее письмо к Вам:
Тов. Троцкий, как будто удалось взять позицию без единого выстрела
простым маневренным движением. Я предлагаю не останавливаться и продолжать
наступление и для этого провести предложение поставить на партсъезд вопрос
об укреплении монополии. Огласить это на фракции съезда Советов. Надеюсь,
возражать не станете и не откажете сделать доклад на фракции.
Н. Ленин "
В.И. просит также позвонить ему ответ. Я. К. Ульянова
(написано рукой Н. К. Ульяновой).
"ЗАВЕЩАНИЕ"ЛЕНИНА*
Под устойчивостью Центрального Комитета, о которой я говорил выше, я
разумею меры против раскола, поскольку такие меры вообще могут быть приняты.
Ибо, конечно, белогвардеец в "Русской мысли" (кажется, это был С.Ф.
Ольденбург) был прав, когда, во-первых, ставил ставку по отношению к их игре
против советской России на раскол нашей партии, и когда, во-вторых, ставил
ставку для этого раскола на серьезнейшие разногласия партии.
Наша партия опирается на два класса и поэтому возможна ее
неустойчивость и неизбежно ее падение, если бы между этими двумя классами не
могло состояться соглашения. На этот случай принимать те или иные меры,
вообще рассуждать об устойчивости нашего ЦК, бесполезно. Никакие меры в этом
случае не окажутся способными предупредить раскол. Но я надеюсь, что это
слишком отдаленное будущее и слишком невероятное событие, чтобы о нем
говорить.
Я имею в виду устойчивость, как гарантию от раскола на ближайшее время
и намерен разобрать здесь ряд соображений чисто личного свойства.
Я думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения
являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними,
по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы
быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между
прочим, увеличение числа членов ЦК до 50-ти, до 100 человек.
Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную
власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться
этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба
против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися
способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но
и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто
административной стороной дела.
Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны
ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы
этому помешать, то раскол может наступить неожиданно.
Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по их личным
качествам. Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева,
конечно, не является случайностью, но что он так же мало может быть ставим
им в вину лично, как небольшевизм Троцкому.
Из молодых членов ЦК хочу сказать несколько слов о Бухарине и Пятакове.
Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил) и относительно
их надо иметь в виду следующее: Бухарин не только ценнейший и крупнейший
теоретик партии, но также законно считается любимцем всей партии, но его
теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к
вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не
учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики).
* В оригинале рукопись не носит никакого заглавия, - Л. Т.
Затем, Пятаков, - человек, несомненно, выдающейся воли и выдающихся
способностей, но слишком увлекающийся администраторской стороной дела, чтобы
на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе.
Конечно, и то, и другое замечание делается мной лишь для настоящего
времени в предположении, что эти оба выдающиеся и преданные работники не
найдут случая пополнить своих знаний и изменить свои односторонности.
Ленин 25 декабря 1922 г.
Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в
общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности
генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с
этого места и назначить на это место другого человека, который во всех
других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно,
более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам,
меньше капризности и так далее. Это обстоятельство может показаться
ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и
с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношениях Сталина и Троцкого,
это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее
значение.
Ленин 4 января 1923 г.
Проверенная мною копия Л. Троцкий
I К ВОПРОСУ О НАЦИОНАЛЬНОСТЯХ ИЛИ ОБ АВТОНОМИЗАЦИИ
Продолжение записок, 30 декабря 1922 г.
Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался
достаточно энергично и достаточно резко в пресловутый вопрос об
"Автономизации", официально названной, кажется, СССР.
Летом, когда этот вопрос возник, я был болен, а затем осенью я возложил
чрезвычайные надежды на свое выздоровление и на то, что
октябрьский-декабрьский пленумы дадут мне возможность вмешаться в этот
вопрос. Но между тем ни на октябрьском пленуме, ни на декабрьском по этому
вопросу мне не удалось быть, и таким образом вопрос миновал меня почти
совершенно. Я успел только побеседовать с Дзержинским, который приехал с
Кавказа и рассказал мне о том, как этот вопрос стоит в Грузии. Я успел далее
обменяться парой слов с тов. Зи-
новьевым и выразить ему свои опасения по поводу этого вопроса. Из того,
что сообщено Дзержинским, стоявшим во главе комиссии, посланной ЦК для
"расследования" грузинского инцидента, я мог вынести только еще большие
опасения. Если дело дошло до того, что Орджоникидзе мог взорваться
(дорваться? Л.) до применения физического насилия, о чем мне сообщил
Дзержинский, то можно себе представить, в какое болото мы влетели. Видно,
вся эта затея "автономизации" в корне была неверна и несвоевременна.
Говорят, что требовался единый аппарат. Откуда исходят эти утверждения?
Не от того ли самого российского аппарата, как я указал в одном из
предыдущих номеров своего дневника, заимствованного от царизма и только
чуть-чуть помазанного советским мирром? Несомненно, что следовало бы
подождать с этой мерой до тех пор ,пока могли бы сказать, что ручаемся за
аппарат, как за свой. А сейчас мы должны по совести сказать обратное: что мы
называем своим аппарат, насквозь еще чуждый нам и представляющий собой
буржуазную царскую механику, преодолеть которую в пять лет, при отсутствии
помощи других стран и преобладании "занятий" военных и борьбы с голодом, не
было никакой возможности.
При таких условиях, очень естественно, что "свобода выхода из Союза",
которою мы оправдываем себя, окажется пустой бумажкой, неспособной защитить
российских инородцев от нашествия того истинно русского человека,
великорусского шовиниста, в сущности, - подлеца и насильника, каким является
типичный русский бюрократ.
Нет сомнений, что ничтожный процент советских и советизированных
рабочих будет тонуть в этом море шовинизма великорусской швали, как муха в
молоке. Говорят в защиту этой меры, что выделены наркоматы, касающиеся
непосредственно национальной психологии, национального просвещения. Но тут
является вопрос, можно ли выделить эти наркоматы полностью и второй вопрос,
- приняты ли с достаточной заботливостью меры, чтобы действительно защитить
инородцев от истинно русских держиморд. Я думаю, мы этих мер не приняли,
хотя и должны были принять. Я думаю, что тут сыграла роковую роль
торопливость и администраторские увлечения Сталина, а также его озлобление
против пресловутого "социал-шовинизма": озлобление вообще играет в политике
самую худшую роль. Я боюсь также, что тов. Дзержинский, который ездил на
Кавказ "расследовать" дело о "преступлениях этих социал-националов",
отличился тут только своим истинно русским настроением (известно, что
обрусевший инородец всегда пересаливает по части истинно русских настроений)
и что беспристрастие всей его комиссии достаточно характеризуется
"рукоприкладством" Орджоникидзе. Я думаю, что никакой провокацией, никакими
оскорблениями нельзя оправдать этого русского рукоприкладства и что тов.
Дзержинский непоправимо виноват в том, , что отнесся к этому рукоприкладству
легкомысленно.
Орджоникидзе был властью по отношению к остальным гражданам на Кавказе.
Орджоникидзе не имел права на ту раздражительность, на которую он и
Дзержинский ссылались. Орджоникидзе, напротив, должен был вести себя с той
выдержкой, с которой не обязан вести себя обыкно-
венный гражданин, тем более обвиненный в "политическом преступлении". А
ведь, в сущности говоря, "социал-националы" - это были граждане, обвиненные
в политическом преступлении и по всей обстановке этого обвинения только и
могли так его квалифицировать. Тут встает принципиальный вопрос, как
понимать интернационализм.
Ленин
II
Продолжение записок, 31 декабря 1922 г.
Я уже писал в своих произведениях по национальному вопросу, что никуда
не годится абстрактная постановка вопроса о национальностях вообще.
Необходимо различать национализм нации угнетающей и национализм нации
угнетенной. Национализм большой нации и национализм нации маленькой.
По отношению ко второму национализму мы, националы большой нации, почти
всегда оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия и даже больше
того - незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и
оскорблений. Стоит только припомнить мои волжские воспоминания о том, как у
нас третируются инородцы. Как поляка называют не иначе, как "полячишка", как
татарина высмеивают не иначе, как "князь", как украинца не иначе, как
"хохол", грузин и вообще кавказских инородцев, как "кавказский человек".
Поэтому интернационализм со стороны угнетающей, или так называемой великой
нации (хотя великой только своими насилиями, великой только, как
держиморда), должен состоять не только в соблюдении формального равенства
нации, но и в таком равенстве, которое сокращает со стороны нации
угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни
фактически. Кто не понял этого, -- тот решительно не понимает пролетарского
отношения к национальному вопросу, тот остается в сущности на точке зрения
мелкобуржуазной и поэтому не может не скатываться ежеминутно к буржуазной
точке зрения. Что важно для пролетариата? Для пролетариата не только важно,
но существенно необходимо обеспечение его максимумом доверия в пролетарской
классовой борьбе. Что нужно для этого? Для этого нужно не только формальное
равенство, для этого нужно возместить так или иначе своим обращением или
своими уступками по отношению к инородцам то недоверие, ту подозрительность,
те обиды, которые в историческом прошлом нанесла ему правящая
великодержавная нация. Я думаю, что для большевика, для коммуниста
разъяснять это дальше не приходится, и я думаю, что в данном случае по
отношению к грузинской нации мы имеем типичный пример того, что сугубая
осторожность, предупредительность и уступчивость требуется с нашей стороны
истинно пролетарским отношением к делу.
Тот грузин, который пренебрежительно относится к этой стороне дела и
обвиняет других в "социал-шовинизме" (тогда как он сам является настоящим не
только "социал-шовинистом", но и грубым великодержав-
ным держимордой), тот грузин, в сущности, нарушает интересы
пролетарской классовой солидарности, потому что ничто так не задерживает
развития и упрочения пролетарской классовой солидарности, как национальная
несправедливость, и ни к чему так не чутки обиженные нации, как к чувству
равенства и к нарушению этого равенства своими товарищами пролетариями.
Вот почему в данном случае лучше пересолить в сторону уступчивости и
мягкости к национальным меньшинствам, чем недосолить. Вот почему в данном
случае коренной интерес пролетарской солидарности и, следовательно, и
пролетарской классовой борьбы требует, чтобы мы никогда не относились
формально к национальному вопросу, а всегда учитывали обязательно разницу в
отношении нации угнетенной или малой к нации угнетающей или большой.
Ленин
III
Продолжение записок, 31 декабря 1922 г.
Какие же практические меры следует принять при создавшемся положении?
Во-первых, следует оставить и укрепить союз социалистических республик.
Об этой мере не может быть сомнения. Она нам нужна, как нужна всему
коммунистическому пролетариату для борьбы с всемирной буржуазией и для
защиты от ее интриг.
Во-вторых, нужно оставить союз социалистических советских республик в
отношении дипломатического аппарата. Кстати сказать, этот аппарат
исключительный в составе нашего государственного аппарата. В нем мы не
допустили ни одного человека, сколько-нибудь влиятельного, из старого
царского аппарата. В нем весь аппарат, сколько-нибудь авторитетный,
составлялся из коммунистов. Поэтому этот аппарат уже завоевал (можно сказать
это смело) название проверенного коммунистического аппарата, очищенного
несравненно, неизмеримо в большей степени от старого аппарата, буржуазного и
мелкобуржуазного, чем тот, которым мы вынуждены пробавляться в других
наркоматах.
В-третьих, нужно примерно наказать тов. Орджоникидзе (говорю это с тем
большим сожалением, что лично принадлежу к числу его друзей - работал с ним
заграницей, в эмиграции) , а также доследовать и расследовать вновь все
материалы комиссии Дзержинского на предмет исправления той громадной массы
неправильных и пристрастных суждений, которые там несомненно имеются.
Политически ответственным за эту поистине великорусскую
националистическую кампанию следует сделать Сталина и Дзержинского.
В-четвертых, надо ввести строжайшие правила относительно употребления
национального языка в национальных республиках, входящих в наш союз, и
проводить эти правила особенно тщательно. Нет сомнения, что, под предлогом
единства железнодорожной службы, под предлогом
единства фискального и тому подобного, у нас, при современном нашем
аппарате, будет проникать масса злоупотреблений истинно русского свойства.
Для борьбы с этими злоупотреблениями необходима особая изобретательность, не
говоря уже об особой искренности тех, которые за такую борьбу возьмутся. Тут
потребуется детальный кодекс, который могут составить сколько-нибудь
[толково] только националы, живущие в данной республике. Причем не следует
зарекаться заранее никоим образом от того, чтобы в результате всей этой
работы вернуться на следующем съезде Советов назад, то есть оставить СССР
лишь в отношении военном и дипломатическом, а во всех других отношениях
восстановить полную самостоятельность отдельных наркоматов. Надо иметь в
виду, что дробление наркоматов и несогласованность их работы в отношении
Москвы и других центров могут быть парализованы партийным авторитетом, если
он будет применяться со сколько-нибудь достаточною осмотрительностью и
беспристрастием. Вред, который может проистечь для нашего государства от
отсутствия объединенных наркоматов национальных с аппаратом русским,
неизмеримо меньше, бесконечно меньше, чем тот вред, который проистечет не
только для нас, но и для сотен миллионов в Азии, которой предстоит
выступление на исторической авансцене в ближайшем будущем вслед за нами.
Было бы непростительным оппортунизмом, если бы мы, накануне этого
работой над самим СНК, СТО и их органами, которые отнюдь нельзя при
числить к хорошо и быстро работающим организациям, и только неболь
шая часть времени может остаться на все остальное.
А. И. Рыков
В общем и целом весьма хорошо, но слишком обширно, а потому, как
директива страдает противоречиями. С параграфом 11 не согласен, ибо
премиальность предполагает высоко развитое сознание ответственности и
заинтересованности (личной) со стороны руководителя учреждения, ко-торой у
нас еще нет и не скоро будет; это послужило причиной крушения нашей
премиальной системы, впродавшейся в грабеж государства.
М. Томский
Согласен с тов. Лениным Каменев
Согласен с тов. Лениным Молотов
Верно: М. Буракова
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС
27 сентября 1922 г. Копии всем членам Политбюро:
тов. тов. Сталину, Троцкому, Зиновьеву, Рыкову, Томскому, Молотову,
Калинину
Товарищ Каменев,
Вы, наверно, получили уже от Сталина резолюцию его комиссии о вхождении
независимых республик в РСФСР.
Если не получили, возьмите у секретаря и прочтите, пожалуйста,
немедленно. Я беседовал об этом вчера с Раскольниковым, сегодня -- со
Сталиным. Завтра буду видеть Мдивани (грузинский коммунист, подозреваемый в
"независимстве").
По-моему, вопрос архиважный. Сталин немного имеет устремление
торопиться. Надо Вам (Вы когда-то имели намерение заняться этим и даже
немного занимались) подумать хорошенько; Зиновьеву тоже.
Одну уступку Сталин уже согласился сделать. В параграфе 1 сказать
вместо "вступления" в РСФСР -
"Формальное объединение вместе с РСФСР в союз сов. республик Европы и
Азии".
Дух этой уступки, надеюсь, понятен: мы признаем себя равноправными с
Укр. ССР и другими, и вместе и наравне с ними входим в новый союз, новую
федерацию, "Союз Сов. Республик Европы и Азии".
Параграф 2 требует тогда тоже изменения. Нечто вроде создания, наряду с
заседаниями ВЦИКа РСФСР -
"Общефедерального ВЦИКа Союза Совреспублик Европы и Азии".
Если раз в неделю будет заседать первый и раз - второй (если даже один
раз в 2 недели второй), уладить это не трудно.
Важно, чтобы мы не давали пищи "независимцам", не уничтожали их
независимости, а создавали еще новый этаж. Федерацию равноправных республик.
Вторая часть параграфа 2 могла бы остаться. Недовольные обжалуют
(решения СТО и СНК) в общефедеральный ВЦИК, не приостанавливая этим
исполнения, как и в РСФСР.
Параграф 3 мог бы остаться с изменением редакции: "сливаются в
общефедеральные наркоматы с пребыванием в Москве, с тем, чтобы
соответствующие наркоматы РСФСР имелись во всех республиках, вошедших в Союз
Республики Европы и Азии, свои уполномоченные с небольшим аппаратом".
Часть 2 параграфа 3 остается; может быть, можно сказать для большего
равноправия: "по соглашению ВЦИКов республик, входящих в Союз Совреспублик
Европы и Азии".
Часть 3 обдумать. Не заменить ли "целесообразным" - "обязательным". Или
не вставить ли условной обязательности хотя бы в виде запроса и допущения
решать без запроса лишь в случаях "особо экстренной важности".
Параграф 4, может быть, тоже "слить по соглашению ВЦИКов".
Параграф 6, может быть, добавить: "с учреждением имеющих чисто
совещательный характер (или только совещательный характер) совместных (или
общих) конференций и съездов.
Соответственные изменения в примечаниях 1 и 2.
Сталин согласился отложить внесение резолюции в Политбюро ЦК до моего
приезда. Я приезжаю в понедельник, 2 октября. Желаю иметь свидание с Вами и
с Рыковым часа на два утром, скажем, в 1-2 и, если понадобится, вечером,
скажем, 5-7 или 6-8.
Это мой предварительный проект. На основании бесед с Мдивани и другими
товарищами, буду добавлять и изменять. Очень прошу и Вас сделать то же и
ответить мне.
Ваш Ленин
P. C.[S] Разослать копии всем членам Политбюро.
Верно: Гляссер
Копия Строго Секретно
ОТВЕТ НА ПИСЬМО ТОВ. ЛЕНИНА ТОВ. КАМЕНЕВУ
Товарищу ЛЕНИНУ
КАМЕНЕВУ и членам Политбюро: тов. тов. ЗИНОВЬЕВУ, КАЛИНИНУ, МОЛОТОВУ,
РЫКОВУ, ТОМСКОМУ, ТРОЦКОМУ
По параграфу 1 резолюции комиссии, по-моему, можно согласиться
с предложением тов. Ленина, формулируя ее так: "признать целесообраз
ным формальное объединение советских социалистических республик
Украины, Белоруссии, Грузии, Азербайджана и Армении с РСФСР в Союз
советских социалистических республик Европы и Азии" (Бухара, Хорезм
и ДВР, из коих первые являются не социалистическими, а третья еще не
советизирована, остаются пока вне формального объединения).
По параграфу 2 поправку тов. Ленина о создании, наряду с ВЦИКом
РСФСР ВЦИКа федерального, по-моему, не следует принять: существова
ние двух ЦИКов в Москве, из коих один будет представлять, видимо,
"нижнюю палату", а другой - "верхнюю", - ничего, кроме конфликтов
и трений, не даст. Предлагаю, вместо поправки тов. Ленина, следующую
поправку: "в соответствии с этим, ЦИК РСФСР преобразуется в обще-
федеральный ЦИК, решения которого обязательны для центральных
учреждений, входящих в состав союза республик". Я думаю, что всякое
иное решение в смысле поправки тов. Ленина, должно повести к обяза
тельному созданию русского ЦИКа с исключением оттуда восьми авто
номных республик (татреспублика, туркреспублика и прочее), входящих
в состав РСФСР, и объявлению последних независимыми, наряду с Укра
иной и прочими независимыми республиками, к созданию двух палат в
Москве (русской и федеральной) и вообще к глубоким перестройкам,
что в данный момент не вызывается ни внутренней, ни внешней
необходимостью и что, на мой взгляд, при данных условиях нецелесообразно и,
во всяком случае, преждевременно.
По параграфу 3 незначительные поправки тов. Ленина носят чисто
редакционный характер.
По параграфу 4, по-моему, тов. Ленин "поторопился", потребовав
слияния наркоматов финансов, продовольствия, труда и народного хо
зяйства в федеральные наркоматы. Едва ли можно сомневаться в том, что
эта "торопливость" "даст пищу независимцам" в ущерб национальному
либерализму тов. Ленина.
5. По параграфу 5 поправка тов. Ленина, по-моему, излишняя.
И. Сталин 27 сентября 1922 г.
ТОВ. ТОВ. ФРУМКИНУ И СТОМОНЯКОВУ
Копия. С секретно Копия Троцкому
Ввиду ухудшения своей болезни я вынужден отказаться от присутствия на
пленуме. Вполне сознаю, насколько неловко и даже хуже, чем неловко, поступаю
по отношению к вам, но все равно выступить сколько-нибудь удачно не смогу.
Сегодня я получил от тов. Троцкого прилагаемое письмо, с которым согласен во
всем существенном, за исключением, может быть, последних строк о Госплане. Я
напишу Троцкому о своем несогласии с ним и о своей просьбе взять на себя,
ввиду моей болезни, защиту на пленуме моей позиции.
Думаю, что эту защиту следует разделить на три части:
первое -- защиту основного принципа монополии внешней торговли, -ее
(монополии) полное окончательное подтверждение;
второе - передачу в особую комиссию детальнейшего обсуждения тех
практических планов осуществления этой монополии, которые (планы) вносит
Аванесов; в этой комиссии должны быть представлены не менее, как в равном
числе внешторговцы;
третье - вопрос о работе Госплана должен быть выделен отдельно, причем
я полагаю, что с Троцким у меня, пожалуй, не будет разногласий, если он
ограничится требованием, чтобы работа Госплана, стоящая под знаком развития
государственной промышленности, давала свой отзыв по всем сторонам
деятельности НКВТ.
Надеюсь еще написать сегодня или завтра и прислать вам свое заявление
по существу данного вопроса на пленум ЦК. Во всяком случае полагаю, что
принципиальное значение этого вопроса так высоко, что я должен буду в
случае, если в пленуме не получится согласие, перенести вопрос на съезд. А
до этого заявить о настоящем расхождении на фракции РКП предстоящего съезда
Советов.
Ленин 12 декабря 1922 г.
Записала Л. Ф[отиева]
Копия ТОВ. ТРОЦКОМУ
Копия: тов. тов. Фрумкину и Стомонякову
Тов. Троцкий.
Получил Ваш отзыв на письмо Крестинского и на планы Аванесова. Мне
думается, что у нас с Вами получается максимальное согласие и я думаю, что
вопрос о Госплане в данной постановке исключает (или отодвигает) спор о том,
нужны ли распорядительные права для Госплана.
Во всяком случае я бы очень просил Вас взять на себя на предстоящем
пленуме защиту нашей общей точки зрения о безусловной необходимости
сохранения и укрепления монополии внешней торговли. Так как предыдущий
пленум принял в этом отношении решение, идущее целиком вразрез с монополией
внешней торговли и так как в этом вопросе уступать нельзя, то я думаю, как и
говорю в письме к Фрумкину и Стомонякову, что в случае нашего поражения по
этому вопросу, мы должны будем перенести вопрос на партийный съезд. Для
этого понадобится краткое изложение наших разногласий перед партийной
фракцией предстоящего съезда Советов. Если я успею, я напишу таковое и был
бы очень рад, если бы Вы поступили таким же образом. Колебание по данному
вопросу причиняет нам неслыханный вред, а доводы против сводятся к
обвинениям в несовершенстве аппарата. Но аппарат у нас отличается
несовершенством всюду и везде и отказываться из-за несовершенства аппарата
от монополии - значило бы выплескивать с водой из ванны ребенка.
Ленин 13 декабря 1922 г.
ПИСЬМО ТРОЦКОМУ
Копия. С. секретно 21 декабря 1922 г.
Лев Давыдович.
Проф. Ферстер разрешил сегодня Владимиру Ильичу продиктовать письмо, и
он продиктовал мне следующее письмо к Вам:
Тов. Троцкий, как будто удалось взять позицию без единого выстрела
простым маневренным движением. Я предлагаю не останавливаться и продолжать
наступление и для этого провести предложение поставить на партсъезд вопрос
об укреплении монополии. Огласить это на фракции съезда Советов. Надеюсь,
возражать не станете и не откажете сделать доклад на фракции.
Н. Ленин "
В.И. просит также позвонить ему ответ. Я. К. Ульянова
(написано рукой Н. К. Ульяновой).
"ЗАВЕЩАНИЕ"ЛЕНИНА*
Под устойчивостью Центрального Комитета, о которой я говорил выше, я
разумею меры против раскола, поскольку такие меры вообще могут быть приняты.
Ибо, конечно, белогвардеец в "Русской мысли" (кажется, это был С.Ф.
Ольденбург) был прав, когда, во-первых, ставил ставку по отношению к их игре
против советской России на раскол нашей партии, и когда, во-вторых, ставил
ставку для этого раскола на серьезнейшие разногласия партии.
Наша партия опирается на два класса и поэтому возможна ее
неустойчивость и неизбежно ее падение, если бы между этими двумя классами не
могло состояться соглашения. На этот случай принимать те или иные меры,
вообще рассуждать об устойчивости нашего ЦК, бесполезно. Никакие меры в этом
случае не окажутся способными предупредить раскол. Но я надеюсь, что это
слишком отдаленное будущее и слишком невероятное событие, чтобы о нем
говорить.
Я имею в виду устойчивость, как гарантию от раскола на ближайшее время
и намерен разобрать здесь ряд соображений чисто личного свойства.
Я думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения
являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними,
по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы
быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между
прочим, увеличение числа членов ЦК до 50-ти, до 100 человек.
Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную
власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться
этой властью. С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба
против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися
способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но
и чрезмерно хватающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто
административной стороной дела.
Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны
ненароком привести к расколу, и если наша партия не примет мер к тому, чтобы
этому помешать, то раскол может наступить неожиданно.
Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по их личным
качествам. Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева,
конечно, не является случайностью, но что он так же мало может быть ставим
им в вину лично, как небольшевизм Троцкому.
Из молодых членов ЦК хочу сказать несколько слов о Бухарине и Пятакове.
Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил) и относительно
их надо иметь в виду следующее: Бухарин не только ценнейший и крупнейший
теоретик партии, но также законно считается любимцем всей партии, но его
теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к
вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не
учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики).
* В оригинале рукопись не носит никакого заглавия, - Л. Т.
Затем, Пятаков, - человек, несомненно, выдающейся воли и выдающихся
способностей, но слишком увлекающийся администраторской стороной дела, чтобы
на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе.
Конечно, и то, и другое замечание делается мной лишь для настоящего
времени в предположении, что эти оба выдающиеся и преданные работники не
найдут случая пополнить своих знаний и изменить свои односторонности.
Ленин 25 декабря 1922 г.
Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в
общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности
генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с
этого места и назначить на это место другого человека, который во всех
других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно,
более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам,
меньше капризности и так далее. Это обстоятельство может показаться
ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и
с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношениях Сталина и Троцкого,
это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее
значение.
Ленин 4 января 1923 г.
Проверенная мною копия Л. Троцкий
I К ВОПРОСУ О НАЦИОНАЛЬНОСТЯХ ИЛИ ОБ АВТОНОМИЗАЦИИ
Продолжение записок, 30 декабря 1922 г.
Я, кажется, сильно виноват перед рабочими России за то, что не вмешался
достаточно энергично и достаточно резко в пресловутый вопрос об
"Автономизации", официально названной, кажется, СССР.
Летом, когда этот вопрос возник, я был болен, а затем осенью я возложил
чрезвычайные надежды на свое выздоровление и на то, что
октябрьский-декабрьский пленумы дадут мне возможность вмешаться в этот
вопрос. Но между тем ни на октябрьском пленуме, ни на декабрьском по этому
вопросу мне не удалось быть, и таким образом вопрос миновал меня почти
совершенно. Я успел только побеседовать с Дзержинским, который приехал с
Кавказа и рассказал мне о том, как этот вопрос стоит в Грузии. Я успел далее
обменяться парой слов с тов. Зи-
новьевым и выразить ему свои опасения по поводу этого вопроса. Из того,
что сообщено Дзержинским, стоявшим во главе комиссии, посланной ЦК для
"расследования" грузинского инцидента, я мог вынести только еще большие
опасения. Если дело дошло до того, что Орджоникидзе мог взорваться
(дорваться? Л.) до применения физического насилия, о чем мне сообщил
Дзержинский, то можно себе представить, в какое болото мы влетели. Видно,
вся эта затея "автономизации" в корне была неверна и несвоевременна.
Говорят, что требовался единый аппарат. Откуда исходят эти утверждения?
Не от того ли самого российского аппарата, как я указал в одном из
предыдущих номеров своего дневника, заимствованного от царизма и только
чуть-чуть помазанного советским мирром? Несомненно, что следовало бы
подождать с этой мерой до тех пор ,пока могли бы сказать, что ручаемся за
аппарат, как за свой. А сейчас мы должны по совести сказать обратное: что мы
называем своим аппарат, насквозь еще чуждый нам и представляющий собой
буржуазную царскую механику, преодолеть которую в пять лет, при отсутствии
помощи других стран и преобладании "занятий" военных и борьбы с голодом, не
было никакой возможности.
При таких условиях, очень естественно, что "свобода выхода из Союза",
которою мы оправдываем себя, окажется пустой бумажкой, неспособной защитить
российских инородцев от нашествия того истинно русского человека,
великорусского шовиниста, в сущности, - подлеца и насильника, каким является
типичный русский бюрократ.
Нет сомнений, что ничтожный процент советских и советизированных
рабочих будет тонуть в этом море шовинизма великорусской швали, как муха в
молоке. Говорят в защиту этой меры, что выделены наркоматы, касающиеся
непосредственно национальной психологии, национального просвещения. Но тут
является вопрос, можно ли выделить эти наркоматы полностью и второй вопрос,
- приняты ли с достаточной заботливостью меры, чтобы действительно защитить
инородцев от истинно русских держиморд. Я думаю, мы этих мер не приняли,
хотя и должны были принять. Я думаю, что тут сыграла роковую роль
торопливость и администраторские увлечения Сталина, а также его озлобление
против пресловутого "социал-шовинизма": озлобление вообще играет в политике
самую худшую роль. Я боюсь также, что тов. Дзержинский, который ездил на
Кавказ "расследовать" дело о "преступлениях этих социал-националов",
отличился тут только своим истинно русским настроением (известно, что
обрусевший инородец всегда пересаливает по части истинно русских настроений)
и что беспристрастие всей его комиссии достаточно характеризуется
"рукоприкладством" Орджоникидзе. Я думаю, что никакой провокацией, никакими
оскорблениями нельзя оправдать этого русского рукоприкладства и что тов.
Дзержинский непоправимо виноват в том, , что отнесся к этому рукоприкладству
легкомысленно.
Орджоникидзе был властью по отношению к остальным гражданам на Кавказе.
Орджоникидзе не имел права на ту раздражительность, на которую он и
Дзержинский ссылались. Орджоникидзе, напротив, должен был вести себя с той
выдержкой, с которой не обязан вести себя обыкно-
венный гражданин, тем более обвиненный в "политическом преступлении". А
ведь, в сущности говоря, "социал-националы" - это были граждане, обвиненные
в политическом преступлении и по всей обстановке этого обвинения только и
могли так его квалифицировать. Тут встает принципиальный вопрос, как
понимать интернационализм.
Ленин
II
Продолжение записок, 31 декабря 1922 г.
Я уже писал в своих произведениях по национальному вопросу, что никуда
не годится абстрактная постановка вопроса о национальностях вообще.
Необходимо различать национализм нации угнетающей и национализм нации
угнетенной. Национализм большой нации и национализм нации маленькой.
По отношению ко второму национализму мы, националы большой нации, почти
всегда оказываемся виноватыми в бесконечном количестве насилия и даже больше
того - незаметно для себя совершаем бесконечное количество насилий и
оскорблений. Стоит только припомнить мои волжские воспоминания о том, как у
нас третируются инородцы. Как поляка называют не иначе, как "полячишка", как
татарина высмеивают не иначе, как "князь", как украинца не иначе, как
"хохол", грузин и вообще кавказских инородцев, как "кавказский человек".
Поэтому интернационализм со стороны угнетающей, или так называемой великой
нации (хотя великой только своими насилиями, великой только, как
держиморда), должен состоять не только в соблюдении формального равенства
нации, но и в таком равенстве, которое сокращает со стороны нации
угнетающей, нации большой, то неравенство, которое складывается в жизни
фактически. Кто не понял этого, -- тот решительно не понимает пролетарского
отношения к национальному вопросу, тот остается в сущности на точке зрения
мелкобуржуазной и поэтому не может не скатываться ежеминутно к буржуазной
точке зрения. Что важно для пролетариата? Для пролетариата не только важно,
но существенно необходимо обеспечение его максимумом доверия в пролетарской
классовой борьбе. Что нужно для этого? Для этого нужно не только формальное
равенство, для этого нужно возместить так или иначе своим обращением или
своими уступками по отношению к инородцам то недоверие, ту подозрительность,
те обиды, которые в историческом прошлом нанесла ему правящая
великодержавная нация. Я думаю, что для большевика, для коммуниста
разъяснять это дальше не приходится, и я думаю, что в данном случае по
отношению к грузинской нации мы имеем типичный пример того, что сугубая
осторожность, предупредительность и уступчивость требуется с нашей стороны
истинно пролетарским отношением к делу.
Тот грузин, который пренебрежительно относится к этой стороне дела и
обвиняет других в "социал-шовинизме" (тогда как он сам является настоящим не
только "социал-шовинистом", но и грубым великодержав-
ным держимордой), тот грузин, в сущности, нарушает интересы
пролетарской классовой солидарности, потому что ничто так не задерживает
развития и упрочения пролетарской классовой солидарности, как национальная
несправедливость, и ни к чему так не чутки обиженные нации, как к чувству
равенства и к нарушению этого равенства своими товарищами пролетариями.
Вот почему в данном случае лучше пересолить в сторону уступчивости и
мягкости к национальным меньшинствам, чем недосолить. Вот почему в данном
случае коренной интерес пролетарской солидарности и, следовательно, и
пролетарской классовой борьбы требует, чтобы мы никогда не относились
формально к национальному вопросу, а всегда учитывали обязательно разницу в
отношении нации угнетенной или малой к нации угнетающей или большой.
Ленин
III
Продолжение записок, 31 декабря 1922 г.
Какие же практические меры следует принять при создавшемся положении?
Во-первых, следует оставить и укрепить союз социалистических республик.
Об этой мере не может быть сомнения. Она нам нужна, как нужна всему
коммунистическому пролетариату для борьбы с всемирной буржуазией и для
защиты от ее интриг.
Во-вторых, нужно оставить союз социалистических советских республик в
отношении дипломатического аппарата. Кстати сказать, этот аппарат
исключительный в составе нашего государственного аппарата. В нем мы не
допустили ни одного человека, сколько-нибудь влиятельного, из старого
царского аппарата. В нем весь аппарат, сколько-нибудь авторитетный,
составлялся из коммунистов. Поэтому этот аппарат уже завоевал (можно сказать
это смело) название проверенного коммунистического аппарата, очищенного
несравненно, неизмеримо в большей степени от старого аппарата, буржуазного и
мелкобуржуазного, чем тот, которым мы вынуждены пробавляться в других
наркоматах.
В-третьих, нужно примерно наказать тов. Орджоникидзе (говорю это с тем
большим сожалением, что лично принадлежу к числу его друзей - работал с ним
заграницей, в эмиграции) , а также доследовать и расследовать вновь все
материалы комиссии Дзержинского на предмет исправления той громадной массы
неправильных и пристрастных суждений, которые там несомненно имеются.
Политически ответственным за эту поистине великорусскую
националистическую кампанию следует сделать Сталина и Дзержинского.
В-четвертых, надо ввести строжайшие правила относительно употребления
национального языка в национальных республиках, входящих в наш союз, и
проводить эти правила особенно тщательно. Нет сомнения, что, под предлогом
единства железнодорожной службы, под предлогом
единства фискального и тому подобного, у нас, при современном нашем
аппарате, будет проникать масса злоупотреблений истинно русского свойства.
Для борьбы с этими злоупотреблениями необходима особая изобретательность, не
говоря уже об особой искренности тех, которые за такую борьбу возьмутся. Тут
потребуется детальный кодекс, который могут составить сколько-нибудь
[толково] только националы, живущие в данной республике. Причем не следует
зарекаться заранее никоим образом от того, чтобы в результате всей этой
работы вернуться на следующем съезде Советов назад, то есть оставить СССР
лишь в отношении военном и дипломатическом, а во всех других отношениях
восстановить полную самостоятельность отдельных наркоматов. Надо иметь в
виду, что дробление наркоматов и несогласованность их работы в отношении
Москвы и других центров могут быть парализованы партийным авторитетом, если
он будет применяться со сколько-нибудь достаточною осмотрительностью и
беспристрастием. Вред, который может проистечь для нашего государства от
отсутствия объединенных наркоматов национальных с аппаратом русским,
неизмеримо меньше, бесконечно меньше, чем тот вред, который проистечет не
только для нас, но и для сотен миллионов в Азии, которой предстоит
выступление на исторической авансцене в ближайшем будущем вслед за нами.
Было бы непростительным оппортунизмом, если бы мы, накануне этого