Лейел поднялся. У него болели глаза: слишком долго смотрел на голограммы. Болели колени и спина: слишком долго просидел в одной позе. Он хотел лечь, но знал, что сразу уснет. Проклятие старости - засыпал он легко, но не мог спать достаточно долго, чтобы встать бодрым и отдохнувшим. Но он не хотел отдавать время сну. Ему хотелось поразмышлять.
   Нет, нет. Ему хотелось поговорить. Именно так возникали у него лучшие идеи - в процессе разговора, когда вопросы и аргументы собеседника заставляли сконцентрироваться на той или иной проблеме. Словесный поединок повышал уровень адреналина в крови, и в голове возникали парадоксальные, но, как потом выяснялось, правильные мысли.
   Где Дит? Прежде он мог говорить с Дит целыми днями. Неделями. Она знала о его исследованиях не меньше, чем он, постоянно спрашивала: "А об этом ты подумал"? - или удивлялась: "Как ты мог такое подумать!" Точно такие же диалоги велись и об ее работе.
   Но в прошлом.
   В прошлом, которое ничем не походило на настоящее. Теперь она в нем не нуждалась, теперь у нее появились друзья в Библиотеке. И не приходилось этому удивляться. Теперь она не думала, она претворяла свои старые идеи в жизнь. Ей была нужна Библиотека, а не он. Но вот он не мог обойтись без Дит. Такая мысль приходила ей в голову? Лучше бы я полетел на Терминус... если б получил разрешение этого чертова Гэри.
   Я остался ради Дит, а в результате ее нет рядом со мной, когда она мне нужна. Какое право имел Гэри решать, что хорошо, а что плохо для Лейела Фоски!
   Только решение принимал не Гэри, не так ли? Он бы позволил Лейелу лететь на Терминус... без Дит.
   И Лейел остался с Дит не потому, что она могла помочь в его научных исследованиях. Он остался с ней, потому что... потому что...
   Он не мог вспомнить почему. Любовь, это понятно.
   Но он не мог сказать, почему этот аргумент был для него таким важным. Для нее точно не был. Ее идея любви в эти дни заключалась в том, чтобы убедить его пойти в Библиотеку. "Ты сможешь работать и там.
   И мы будем проводить вместе больше времени".
   Слова эти говорили сами за себя. Лейел мог остаться частью жизни Дит, только влившись в его новую "семью" в Библиотеке. Нет уж, об этом ей не стоило и мечтать. Если она хотела, чтобы Библиотека проглотила ее с потрохами, пусть будет так. Если она хотела оставить его ради этих индексаторов и каталогистов, пусть будет так. Он не против.
   Нет. Против. Его это совершенно не устраивало. Он хотел с ней поговорить. Прямо сейчас, в этот самый момент он хотел поделиться с ней своими мыслями, хотел, чтобы она задавала ему вопросы, спорила с ним, пока не заставила бы найти ответ, множество ответов.
   Он нуждался в ней куда больше, чем они.
   Уже в плотной толпе пешеходов на бульваре Масло Лейел осознал, что впервые после похорон Гэри покинул квартиру. Впервые за последние месяцы у него возникла необходимость куда-то пойти. Нет, дело не в этом, подумал он. Мне просто нужна смена обстановки. Это единственная причина, которая влечет меня к Библиотеке. А эти эмоциональные рассусоливания...
   Таким способом мое подсознание пыталось заставить меня выйти в люди.
   И когда Лейел входил в Библиотеку Империи, настроение его значительно улучшилось. Он бывал тут много раз, но всегда на приемах или других общественных мероприятиях: терминал, установленный в их квартире, обеспечивал доступ во все библиотечные фонды. А приходили в Библиотеку читатели, студенты, преподаватели, профессора, у которых не было другого способа прильнуть к этому источнику знаний. Естественно, они знали, где что расположено. Лейел же бывал лишь в больших лекционных аудиториях да залах для приемов.
   И, пожалуй, впервые он увидел, какая же она огромная - Библиотека Империи. Дит не раз говорила ему, что работают в Библиотеке больше пяти тысяч человек, включая механиков, плотников, поваров и сотрудников службы безопасности, но только сейчас до Лейела дошло, что эти тысячи людей практически не встречаются, не знают друг друга: А значит, он не мог подойти к первому встречному работнику Библиотеки и спросить, где искать Дит. Он даже не знал, в каком отделе работала Дит. Изучая библиотечную бюрократию, она все время переходила с места на место.
   Да и видел он только посетителей Библиотеки: они сидели перед мониторами, изучали каталоги, даже читали книги и журналы, напечатанные на бумаге. А где же библиотекари? Те немногие сотрудники, с которыми он сталкивался в залах и коридорах, были добровольцами, объяснявшими новичкам, как пользоваться каталогами. О библиотекарях они знали не больше, чем он.
   Наконец, Лейел нашел комнату, в которой работали настоящие библиотекари. Сидя за компьютерами, они систематизировали новые поступления и готовили статистические материалы об очередном дне работы библиотеки. Когда Лейел попытался заговорить с одной из женщин, она просто отмахнулась. Он уже подумал, что она просит, чтобы он ей не мешал, но рука так и застыла в воздухе, и Лейел понял, что ему указывают на дальнюю стену. И направился к возвышению, на котором за столом сидела толстая, полусонная женщина средних лет. А перед ней на экране дисплея, словно солдаты, выстроились колонки цифр.
   - Извините, что отрываю от работы, - обратился к ней Лейел.
   Женщина улеглась щекой на руку. На Лейела даже не посмотрела.
   - Это такое счастье - оторваться от работы.
   Только тут он заметил, что в глазах ее играют смешинки, а с губ не сходит легкая улыбка.
   - Я ищу одного человека. Точнее, мою жену. Дит Фоску.
   Улыбка стала шире. Женщина выпрямилась в кресле.
   - Так вы - ее ненаглядный Лейел.
   Абсурдно слышать такое от совершенно незнакомого человека, но он, однако, обрадовался: значит, Дит говорила о нем. С другой стороны, все знали, что муж Дит - Лейел Фоска. Но эта женщина выразилась иначе. Она упомянула не того самого Лейела Фоску, знаменитого учёного. Нет, здесь его знали как "ненаглядного Лейела". Если только эта женщина не подтрунивала над ним, Дит, должно быть, сказала, что Лейел ей небезразличен. И его губы самопроизвольно разошлись в улыбке. От сердца отлегло. Он и не подозревал, что так боялся потерять ее любовь, а теперь вот ему хотелось смеяться, петь, танцевать.
   - Полагаю, это я.
   - А я - Зей Вакс. Дит, скорее всего, говорила обо мне. Мы обедаем вместе каждый день.
   Нет, не говорила. Она вообще не говорила ни о ком из библиотекарей. Они обедали каждый день. А Лейел впервые слышал ее имя.
   - Да, конечно. Рад познакомиться с вами.
   - А я рада видеть, что ваши ноги касаются-таки земли.
   - Такое случается.
   - Сейчас она работает в департаменте Индекса. - Зей нажала клавишу, колонки цифр исчезли.
   - Это на Тренторе?
   Зей рассмеялась. Пробежалась пальцами по клавиатуре, и дисплей заполнила схема библиотечного комплекса. Комнаты, коридоры - лабиринт да и только.
   - Это схема крыла главного корпуса, в котором мы сейчас находимся. Департамент Индекса занимает четыре этажа.
   Четыре этажа на схеме изменили цвет.
   - А мы с вами вот здесь.
   Засветилась точка на первом этаже.
   Глядя на лабиринт, разделявший точку и четыре этажа департамента Индекса, Лейел рассмеялся.
   - И как же мне туда попасть?
   - Это не такая уж проблема, лорд Фоска. В конце концов, вы у нас гений, не так ли?
   - Уж не знаю, что наговорила обо мне Дит, но в многоэтажных зданиях я теряюсь.
   - Вы выйдите вот из этой двери и по коридору пройдете до лифтов, не заметить их нельзя. Подниметесь на пятнадцатый этаж. Выйдя из кабины, пойдете дальше по коридору, пока не упретесь в арку с надписью "Департамент Индекса". Миновав ее, откинете голову и во весь голос крикнете: "Дит"! Крикнуть придется несколько раз, прежде чем она подойдет к вам или вас арестует сотрудник службы безопасности.
   - Все это мне придется проделать, если я не смогу найти провожатого.
   - Я надеялась, что вы меня об этом попросите. - Зей встала, громко обратилась к библиотекарям: - Кошка уходит. Мышки могут поиграть.
   - Давно пора, - ответил кто-то из них. Все рассмеялись, ни на секунду не отрываясь от компьютеров.
   - Следуйте за мной, лорд Фоска.
   - Пожалуйста.
   - Какой вы, однако, галантный, - низенькая, толстая Зей напоминала шар. - Следуйте за мной.
   Шагая по коридору, они весело болтали о разных пустяках. В кабине лифта зацепились стопами за специальные скобы на полу. За долгие годы пребывания на Тренторе Лейел так привык к невесомости в лифтах, что уже не замечал ее. А вот Зей вскинула руки и вздохнула.
   - Как же я люблю ездить в лифте.
   Только тут Лейел понял, как нравится невесомость тем, кто должен таскать на себе столько лишних килограммов. Таким вот, как Зей Вакс. Когда лифт остановился, Зей поникла круглыми плечами, словно на них навалилась огромная тяжесть.
   - В невесомости я чувствую себя, как в раю.
   - Если вы живете на последнем этаже, можно поставить в квартире генератор невесомости.
   - Вам это, конечно, доступно, - ответила Зей, - но мне приходится жить за зарплату библиотекаря.
   Лейел смутился. Он всегда старался не кичиться своим богатством, но, с другой стороны, ему редко приходилось разговаривать с людьми, которые не могли позволить себе генератор невесомости.
   - Извините. Впрочем, я не уверен, что сейчас мне это по средствам.
   - Да, я слышала, что вы растранжирили все свое состояние на одни пышные похороны.
   Удивившись, что она так открыто говорит об этом, Лейел попытался ответить в шутливом тоне:
   - Можно сказать, что да.
   - Я думаю, что жалеть об этом не стоит, - она повернулась к Лейелу. Я знала Гэри. Для человечества его смерть - огромная потеря.
   - Возможно, - осторожно ответил Лейел. Такой поворот разговора ему определенно не нравился.
   - Да вы не волнуйтесь. Я не работаю на "кобов".
   А вот и Золотая Арка Индекса. Добро пожаловать в землю неуловимых концептуальных связей.
   Миновав арку, они словно очутились в совершенно другом здании. Нет, роскошь обстановки, дорогие гобелены на стенах, звукопоглощающий пластик на полу, мягкое освещение - все это осталось. Но напрочь исчезло ощущение симметрии. Потолок произвольно изменял высоту, справа могли быть двери, а слева - арки. Одна стена коридора могла пропадать, уступая место колоннаде, за которой находился огромный зал.
   Полки с книгами, произведения искусства окружали столы, за которыми работали индексаторы, зачастую одновременно с несколькими терминалами и мольбертами.
   - Форма соответствует функции, - пояснила Зей.
   - Боюсь, я таращусь, словно турист, впервые прибывший на Трентор.
   - Место это необычное. Проектировала его дочь индексатора, поэтому она знала, что стандарт, порядок, симметрия убивают свободный поток сознания.
   Есть и еще один момент, пустячок, который обошелся в кругленькую сумму: интерьер постоянно меняется.
   - Меняется? Комнаты движутся?
   - По случайным законам, заложенным в программу главного компьютера. Есть, конечно, какие-то правила, но эта программа не экономит пространство.
   Иногда только одна комната куда-то перемещается. Но случается, что меняются все помещения, отведенные под департамент Индекса. Неизменной остается только арка. Поэтому я не шутила, когда предлагала вам закинуть голову и громко позвать Дит.
   - Но... индексаторам приходится проводить все утро в поисках своего рабочего места.
   - Отнюдь. Индексаторы садятся за первый попавшийся им стол.
   - Понятно. И вызывают на монитор тот материал, с которым работали днем раньше.
   - Нет. Принимаются за ту работу, которая выведена на него.
   - Хаос! - воскликнул Лейел.
   - Совершенно верно. А как, по-вашему, можно создать хороший гипериндекс? Если только один человек индексирует книгу, то будут выявлены только те связи, которые знакомы этому человеку. Вот почему каждый индексатор просматривает работу, которую днем раньше выполнил его предшественник. Соответственно, он добавляет новые связи, мысль о которых не пришла в голову тому, кто работал с этим материалом. Окружающая среда, характер работы - все нацелено на разрушение привычного образа мыслей, на поиск нового и удивительного.
   - Индексатору не позволяют прийти в состояние равновесия.
   - Да. Мозг работает особенно быстро, когда ты бежишь по краю пропасти.
   - Если исходить из этого, то все акробаты должны быть гениями.
   - Ерунда. Вся подготовка акробата направлена на то, чтобы он заучил некие движения и выполнял их, как автомат, никогда не теряя равновесия. Акробат, который импровизирует, долго не протянет. А вот индексаторы, когда их выводят из равновесия, делают фантастические открытия. Вот почему индексы Библиотеки Империи - лучшее, что в ней есть. Они поражают и вдохновляют. Остальные - занудное перечисление.
   - Дит никогда об этом не говорила.
   - Индексаторы редко обсуждают свою работу.
   Трудно объяснить, чем они занимаются.
   - И давно Дит работает индексатором?
   - Совсем ничего. Она еще учится. Но я слышала, что обучение идет очень успешно. Из нее получится прекрасный индексатор.
   - А где она?
   Зей улыбнулась. Откинула голову и заорала: "Дит!"
   Лабиринт департамента Индекса поглотил крик.
   Ответа не последовало.
   - Поблизости ее нет, - констатировала Зей. - Пойдемте.
   - А мы не можем спросить у кого-нибудь, где она?
   - А кто об этом знает?
   Они миновали еще два этажа, Зей еще трижды звала Дит, прежде чем они услышали: "Я здесь".
   Они двинулись на звук. Дит продолжала подавать голос, так что нашли они ее без труда.
   - Я в цветочной комнате, Зей! Среди фиалок!
   Индексаторы, мимо которых они проходили, поднимали головы: одни улыбались, другие хмурились.
   - Разве это не мешает им работать? - спросил Лейел. - Наши крики.
   - Индексаторам помехи необходимы. Они разрывают ход мыслей. Когда индексаторы вновь смотрят на голограмму, они заново обдумывают то, что делали.
   Вновь раздался голос Дит. Совсем уже близко.
   - Этот запах так возбуждает. Ты только представь себе - второй раз за месяц одна и та же комната.
   - Индексаторы часто попадают в больницу? - спросил Лейел.
   - Из-за чего?
   - Из-за стресса.
   - Никакого стресса от этой работы не бывает.
   Только радость. Для работающих в других подразделениях Библиотеки попасть в департамент Индекса - счастье.
   - Понятно. Здесь библиотекари таки читают библиотечные книги.
   - Мы все выбрали эту работу, потому что любим книги. Пусть даже и древние, на бумаге. Делать индекс - все равно, что писать на полях.
   Сравнение поразило Лейела.
   - Писать в чьей-то книге?
   - Это же обычное дело, Лейел. Как можно вести диалог с автором, не записывая на полях свои ответы и доводы. А вот и она, - и Зей первой свернула в низкую арку.
   - Я слышала, ты разговаривала с мужчиной, Зей, - сказала Дит.
   - Она разговаривала со мной, - Лейел последовал за Зей. А увидев Дит, в первый момент не узнал ее.
   Библиотека изменяла не только комнаты, но и библиотекарей. Ему показалось, что он видит женщину, лишь отдаленно похожую на его жену. И теперь придется вновь знакомиться с ней.
   - Я так и подумала, - Дит встала из-за кафедры, обняла его. Даже это удивило Лейела, хотя обычно при встрече она обнимала его. Изменилась только обстановка, сказал он себе. Я удивляюсь, потому что обычно она обнимает меня дома. И обычно приходит Дит, а не я.
   Или в библиотеке она обнимала его с куда большим чувством, чем дома? Словно здесь любовь ее возрастала. А может, в новой Дит прибавилось нежности?
   А я думал, что ей так хорошо со мной дома.
   Лейел явно чувствовал себя не в своей тарелке.
   - Если б я знал, что мое появление здесь причинит столько хлопот... начал он. С чего такая потребность в извинениях?
   - Каких хлопот? - переспросила Зей.
   - Мы тут кричали. Отвлекали людей от работы.
   - Ты только послушай его, Дит. Он думает, что мир рухнет из-за пары криков.
   До них донесся мужской голос, выкрикивающий чье-то имя.
   - У нас это обычное дело, - пояснила Зей. - А мне пора на рабочее место. Какой-нибудь лорд уже мечет громы и молнии из-за того, что я не даю ему допуск к финансовым архивам Империи.
   - Рад был познакомиться с вами, - улыбнулся ей Лейел.
   - Удачи вам в поиске обратного пути, - добавила Дит.
   - С этим проблем не будет, - Зей на мгновение задержалась в арке. Не для того, чтобы что-то сказать.
   Нет, лишь провела металлической пластиной вдоль практически невидимой щели в стене, расположенной на уровне глаз. Потом обернулась, подмигнула Дит и ушла.
   Лейел не стал спрашивать о том, что она сделала, - если б его это касалось, ему бы сказали. Но решил, что Зей то ли включила, то ли выключила некую записывающую систему. Не зная, не наблюдают ли за ними со стороны, Лейел лишь стоял да оглядывался. Комнату Дит заполняли фиалки, лезущие изо всех щелей и отверстий в полу и стенах. Их легкий аромат наполнял воздух.
   - Чей это кабинет?
   - Мой. Во всяком случае, сегодня. Я так рада, что ты пришел.
   - Ты никогда не рассказывала мне о департаменте Индекса.
   - Я ничего не знала о нем, пока меня не направили сюда. Об Индексе никто не говорит. И мы ничего не рассказываем посторонним. Архитектор умерла три тысячи лет тому назад. Только наши механики понимают, как что работает. Тут словно...
   - Сказочная страна.
   - Совершенно верно.
   - Место, где действие всех законов Вселенной приостановлено.
   - Не всех. От силы тяжести никуда не деться. И от инерции тоже.
   - Это комната словно создана для тебя, Дит.
   - Многие индексаторы годами не могут попасть в цветочную комнату. С фиалками. С плетистой розой, с барвинком. Говорят, в департаменте порядка дюжины цветочных комнат. Но всегда доступна только одна. Но я оба раза работала среди фиалок.
   Лейел рассмеялся. Забавно. Здорово. Не понятно только, зачем и кому это нужно. Кто запрятал такое чудо в глубинах этого мрачного здания? Он опустился в кресло. Фиалки росли из спинки, так что цветочки склонились над его плечами.
   - Тебе наконец-то надоело целыми днями сидеть в квартире? - спросила Дит.
   Естественно, она не могла не задаться вопросом, а почему он все-таки пришел, хотя игнорировал все прежние многочисленные предложения. Однако он не знал, может ли говорить откровенно.
   - Мне нужно поговорить с тобой, - он искоса глянул на щель, с которой Зей, уходя, проделала какие-то манипуляции. - Наедине.
   - Мы наедине, - ответила Дит. - Зей об этом позаботилась. Здесь безопаснее, чем в нашей квартире.
   Лишь мгновение потребовалось Лейелу, чтобы понять, о чем она. Выговорить это слово он не решился.
   Произнес его беззвучно, одними губами: "кобы"?
   - Обычно они в библиотеку не суются. Даже если они ведут тебя специальным лучом, защитное поле его блокирует, поэтому наш разговор им не услышать. Но я думаю, они выключили луч, как только ты вошел в библиотеку.
   Она нервничала. Выказывала нетерпение. Словно не хотела продолжать этот разговор. Словно ждала его ухода.
   - Извини, что отрываю от работы. Раньше такого не случалось, вот я и подумал, что один раз погоды...
   - Разумеется, - прервала его Дит. Нервно. Словно не хотела услышать продолжения.
   Но он высказал ей все свои соображения относительно языка. Все, что он почерпнул из работ Маголиссьян и Киспиторяна. Дит успокоилась, как только поняла, что речь пойдет о его исследованиях. "Так чего же она опасалась, подумал Лейел? - Боялась, что я захочу поговорить о наших взаимоотношениях? Если да, то напрасно". Он не испытывал никакого желания усложнять и без того непростую ситуацию разговорами, которые ничем не могли помочь.
   Когда он озвучил возникшие у него идеи, Дит кивнула, как случалось раньше тысячу раз в их творческих дискуссиях.
   - Я не знаю, - и прежде за ней замечалось желание не сразу давать окончательный ответ.
   Он же, как всегда, настаивал.
   - Но что ты об этом думаешь?
   Дит пожевала нижнюю губу.
   - Прежде всего я никогда не рассматривала лингвистический аспект в теории общностей, не считая, разумеется, создания жаргона, но вот какие мысли приходят сразу же. Возможно, небольшие, изолированные группы людей охраняют свой язык, охраняют тщательно, поскольку язык этот неотделим от них самих.
   Может, язык - один из самых могущественных ритуалов, поэтому люди, говорящие на одном языке, обладают некими качествами, которых нет у тех людей, которые не могут понять речи друг друга. Нам этого не узнать, не так ли, поскольку в последние десять тысяч лет все говорят на галактическом стандарте.
   - Значит, дело не в количестве людей, а в том...
   - Как они относятся к своему языку. В какой степени язык объединяет их в общность. Большие группы населения начинают думать, что все говорят так же, как и они. Они хотят выделить себя, идентифицировать среди прочих. Отсюда идет разработка жаргона и сленга, которые отделяют их от остальных. Разве то же самое не происходит с обычной речью? Дети стараются найти способы речевого общения, которыми не пользуются их родители. Профессионалы говорят на своем птичьем языке, исключая посторонних, которым недоступны ключевые слова. Все это ритуалы для выделения общности.
   Лейел согласно кивал, но одно очевидное возражение у него осталось.
   Не составляло это возражение тайны и для Дит.
   - Да, да, я знаю, Лейел. Я сразу же выразила твой вопрос в терминах моей дисциплины. Словно физики, которые думают, что все можно объяснить физическими процессами.
   Лейел рассмеялся.
   - Я подумал об этом, но твои доводы не лишены здравого смысла. И объясняют, почему у общностей возникает естественная тяга к созданию собственного языка. Нам нужен объединяющий язык, язык открытого общения. Но нам так же нужны и личные языки. Разумеется, не абсолютно личные, с кем мы в этом случае сможем на них говорить? Поэтому общность формирует, создает лингвистические барьеры для посторонних, вводит термины и понятия, которые доступны только членам общности.
   - И чем активнее участвует человек в жизни общности, тем лучше он овладевает этим языком и с тем большей легкостью изъясняется на нем.
   - Да, это разумно, - кивнул Лейел. - Так просто.
   Видишь, сколь ты мне нужна.
   Он знал, что его слова несут в себе упрек: почему тебя не было дома, когда у меня возникла потребность пообщаться с тобой, но он не мог их не произнести.
   Сидя рядом с Дит, пусть и в этом странном, пропитанном ароматом фиалок месте, он испытывал давно забытую умиротворенность. Как она могла отдалиться от него? Для него ее присутствие превратило эту незнакомую комнату в дом. Для нее эта комната была домом, с ним или без него.
   Он попытался выразить свои чувства словами, абстрактно, чтобы не причинять Дит боль.
   - Я думаю, величайшая трагедия возникает, когда один член общности более предан ей, чем все остальные.
   Дит чуть улыбнулась, приподняла брови. Она явно не знала, к чему клонит ее муж.
   - Он все время говорит на языке общности, - продолжил Лейел. - Только с ним на этом языке не говорит никто, или говорят недостаточно. И чем больший упор он делает на этот язык, тем шире становится пропасть между ним и остальными, и в конце концов он остается один. Можешь ты представить себе что-нибудь более грустное? Кого-то переполняет язык, ему хочется говорить на нем, хочется его слышать, а вокруг нет никого, кто понял бы хоть слово.
   Дит кивнула, не отрывая глаз от его лица. Она поняла, что он сказал? Теперь ему хотелось послушать ее.
   Потому что он высказал все, что мог.
   - Но представь себе такую ситуацию, - наконец, заговорила Дит. - Этот человек покидает то место, где его никто не понимает, переваливает через холм, попадает в новое место и внезапно слышит сотню, тысячу голосов, которые произносят те самые слова, которые он бережно хранил в памяти в эти годы одиночества.
   И тогда он осознает, что на самом деле языка-то он не знает. Слова имеют тысячи значений, о которых он никогда не догадывался. Потому что каждый говорящий чуть изменяет язык, когда говорит на нем. И когда он сам решается заговорить, его собственный голос звучит в ушах, словно музыка, а другие с радостью внимают ему, потому что голос его - это вода, бьющая из фонтана, и он знает, что нашел свой дом.
   Лейел не помнил, чтобы Дит так говорила - с придыханием, чуть нараспев. И говорила она о себе.
   "В этом месте голос ее звучал иначе, вот о чем вела она речь. Дома со мной она была одинока. Здесь, в библиотеке, она нашла тех, кто понимает ее секретный язык.
   И дело не в том, что она не хотела семейного счастья.
   Она на это рассчитывала, но я не понимал ее. А вот другие люди поняли. И теперь дом ее здесь, об этом она мне и говорит".
   - Я понимаю, - выдохнул Лейел.
   - Правда? - Дит все всматривалась в его лицо.
   - Думаю, что да. Все нормально.
   Она вопросительно посмотрела на него.
   - Я хочу сказать, пусть будет так. Тут хорошо.
   В этом месте. Пусть будет так.
   На ее лице отразилось облегчение, но полностью тревога не ушла.
   - Напрасно ты такой грустный, Лейел. Здесь же живет счастье. И можешь делать все то же самое, что и дома.
   Только не любить тебя, как свою вторую половину, да и ты не можешь любить меня, словно я - твоя неотъемлемая часть.
   - Да, конечно.
   - Нет, я серьезно. Ты вот занят какой-то проблемой... Я вижу, ты близок к ответу на волнующий тебя вопрос. Почему бы тебе не поработать здесь? Мы сможем говорить о том, что тебя волнует.
   Лейел пожал плечами.