Страница:
Азимов Айзек
Курсанты Академии (сборник)
А.Азимов
Курсанты Академии
[Основание (Академия, Фонд, Установление)]
Рей Брэдбери. Предисловие. Перевод с английского Н. Рейн
Бен Бова. Второе предисловие. НЕМЕТАЛЛИЧЕСКИЙ АЙЗЕК, ИЛИ ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА. Перевод с английского Н. Рейн
Памела Сарджент. БЕГУНЬЯ. Перевод с английского Н. Рейн
Роберт Сильверберг. РЕШЕНИЕ АСЕНИОНА. Перевод с английского Н. Рейн
Эдвард Уэллен. УБИЙСТВО ПО ВЕРСИИ ЭРГА. Перевод с английского Н. Рейн
Гарри Тертлдав. ПАДЕНИЕ ТРЕНТОРА. Перевод с английского Н. Рейн
Конни Уиллис. ДИЛЕММА. Перевод с английского В. Вебера
Бетси Спайгельман Файн (Джордж Алек Эффинджер, литературная обработка). МОРИН БИРНБАУМ В НОЧИ. Перевод с английского В. Вебера
Майк Резник. ДУШЕВНОЕ РАВНОВЕСИЕ. Перевод с английского В. Вебера
Барри Н. Молзберг. ВСЕГДАШНЕЕ НАСТОЯЩЕЕ. Перевод с английского В. Вебера
Шейла Финч. ПАППИ. Перевод с английского Н. Рейн
Фредерик Пол. ВСТРЕЧА В МАЙЛ-ХАЙ-БИЛДИНГ. Перевод с английского В. Вебера
Пол Андерсон. ПЕЩЕРА ПЛАТОНА. Перевод с английского Н. Рейн
Джордж Зебровски. СОВЕСТЬ АКАДЕМИИ. Перевод с английского В. Вебера
Роберт Шекли. ОХОТНИКИ КАМЕННЫХ ПРЕРИЙ. Перевод с английского Н. Рейн
Эдвард Д. Хоч. ПОДСЛУШАННЫЙ РАЗГОВОР. Перевод с английского Н. Рейн
Ход Клемент. ПЯТНО. Перевод с английского Н. Рейн
Гарри Гаррисон. ЧЕТВЕРТЫЙ ЗАКОН РОБОТЕХНИКИ. Перевод с английского В. Вебера
Орсон Скотт Кард. ИСТОКОЛОГИК. Перевод с английского В. Вебера
Джанет Джеппсон Азимов. Послесловие ДВА СЛОВА ОТ ДЖАНЕТ. Перевод с английского Н. Рейн
Айзек Азимов. Второе послесловие. ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ. Перевод с английского Н. Рейн
Айзеку от друзей с любовью
ПРЕДИСЛОВИЕ
В детстве любимой моей сказкой была история о маленьком мальчике, которому досталась волшебная машина по приготовлению каши. Она обладала такой бешеной производительностью, что завалила весь город этой самой кашей на добрые три фута.
Чтоб добраться от одного дома к другому или просто пройти по улице, человек должен был вооружиться гигантской ложкой и съесть всю кашу, что преграждала ему путь.
Замечательная придумка! Хотя лично я предпочел бы томатный суп с толстым слоем крекеров. И путешествуешь, и вкусно ешь - все одновременно!
И лично мне кажется, что героя этой истории обязательно должны были бы звать Айзеком Азимовым.
Поскольку со дня нашей первой встречи - а состоялась она на Первой всемирной конференции по научной фантастике в Нью-Йорке в начале июля 1939 года - Айзек только и знал, что всю жизнь путешествовать и пировать. То Астрономическую таблицу попробует на зубок, то вкопается в какую-нибудь другую науку, то вдруг уйдет с головой в религию, а потом - снова в литературу и надолго. О, кто-нибудь вполне мог прозвать его вороной в павлиньих перьях, но это было бы неправильно и несправедливо. Ведь вороны, пусть даже они и в павлиньих перьях, прежде всего фокусируют внимание на ярких, блестящих предметах и хватают их без разбора. Причем предметы эти, как правило, не слишком много весят. Айзек же всю жизнь занимался титаническим трудом, он не просто хватал эти предметы, но пожирал их. Попробовали бы вы дать ему книгу. И через несколько часов, проглотив содержимое, Айзек выныривает из нее, словно из вышеупомянутой каши. Выныривает, так и не утолив голода. Есть ли на свете книги, которые бы он не изучил досконально? Лично я сильно в этом сомневаюсь.
И вот теперь в этой книге представлены почетные ученики, сыновья и дочери Азимова. Возможно, они и не имеют столь мощных машин, способных утопить в каше весь город. Но они тем не менее работают и поглядывают на папу Азимова в надежде получить одобрение.
Я вам даже больше скажу. Лично я всегда чувствовал себя рядом с ним жалкой мошкой по сравнению с каменной крепостью или неукротимым буйством природы. И еще одно. Люди прозвали Айзека трудоголиком. Полная чушь!.. Он раз сто безумно влюблялся.
И при этом у него всегда оставалось в запасе несколько сотен не охваченных любовью, можно даже сказать, девственных территорий. И таких территорий, уверен, будет теперь оставаться все меньше и меньше - с тех самых пор, как Айзек покинул землю и поднялся туда, где наверняка напишет двадцать пять новых Библий!
И все это, заметьте, только за первую неделю пребывания.
Как-то ночью, года два тому назад, мне вдруг приснилось, будто бы я превратился в Айзека Азимова.
Только где-то к полудню жене удалось убедить меня, что баллотироваться в президенты мне все же не стоит.
Да благослови тебя господь, Айзек! Благослови господь и вас, дети Айзека, чьи труды вы можете прочитать в этой книге.
РЕЙ БРЭДБЕРИ
ВТОРОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
НЕМЕТАЛЛИЧЕСКИЙ АЙЗЕК, ИЛИ ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА
Астрофизики (если уж начинать с мира науки) подразделяют все сущее во Вселенной на три химические категории: водород, гелий и металлы.
Первые два вещества легче сотни с чем-то других известных элементов. Любое вещество, хоть чуточку тяжелее гелия, астрофизики тупо и с упорством, достойным лучшего применения, называют "металлом".
Вселенная примерно на девяносто восемь процентов состоит из водорода и гелия. Астрофизики считают, что Вселенная состоит из большого количества водорода, значительного количества гелия, и лишь малую долю в ее составе занимают металлы.
И вот, хотя Айзек Азимов известен на все нашу планету (а может, и на других тоже его хорошо знают, мы этого пока что не выяснили) прежде всего как писатель-фантаст, если оценивать весь написанный его рукой материал все четыреста с лишним книг, миллионы статей (заметьте, миллионы!) и бог знает что еще, - то собственно научная фантастика составляет тут лишь небольшой процент. И, оценивая творчество Азимова с точки зрения астрофизиков, можно сказать, что научно-фантастические его рассказы - это всего лишь "металлы".
Я хочу восславить именно "неметаллического" Айзека.
Помните его ставший классическим рассказ "Жизнь прекрасна"? Тот самый, где ангел показывает замыслившему самоубийство Джеймсу Стюарту, во что превратился бы его родной город, если бы он, Джимми, не появился на свет?..
Теперь подумайте, во что превратилась бы наша родная планета, если б Айзек Азимов не писал о науке.
А ведь мы едва избежали этой прискорбной участи.
Был такой момент в жизни, когда еще совсем молодой Айзек всерьез задумывался о карьере. И выбирал между научной деятельностью и писательством. Он выбрал последнее, и мир невероятно от этого выиграл.
Зная, что в те примитивные времена жену и семью научной фантастикой не прокормить, Айзек решил писать о научных фактах и выбрал, таким образом, достойную судьбу. А что было бы, если б он занялся медико-биологическими исследованиями?
Да, что было бы?..
Допустим, Айзек выбрал бы скромную и, прямо скажем, скучноватую карьеру средней руки ученого. Ну и пописывал бы себе время от времени научно-фантастические рассказики. Ну, так, в качестве хобби.
И все равно, даже тогда у нас осталась бы целая антология совершенно изумительных повестей и рассказов. Остались бы "Сумерки" и "Некрасивый мальчишка", осталась бы оригинальнейшая трилогия "Академии" и такой шедевр, как "Камешек в небе". Нет, нам определенно следует вернуться к метафоре, с которой начали, поскольку "металлический" Айзек занял достойное место в литературе.
Но тогда бы у нас не было его "водорода" и "гелия", иными словами огромного количества книг, которые вовсе не являются научной фантастикой... Множества книг о науке, а также совершенно чудесных историй, аннотаций к различным литературным произведениям и смешных и неприличных анекдотов.
Если бы все эти годы Айзек отдавал силы и время исключительно медико-биологическим исследованиям, параллельно, в качестве хобби, пописывая научно-фантастические рассказы, мы никогда бы не увидели его замечательных научно-популярных трудов. Вероятно, тогда целое поколение ученых выбрало бы себе другую карьеру - ведь не прочитай они в свое время книг Азимова, им бы и в голову не пришло заняться наукой.
И прогресс во всех областях точных наук замедлился бы. Возможно просто катастрофически.
И миллионы людей во всем мире лишились бы удовольствия узнать и понять основные принципы физики, математики, астрономии, геологии, химии. Они бы не узнали о функциях человеческого организма, о сложнейшем устройстве мозга. Поскольку книги, из которых они все это узнали, причем с таким интересом и удовольствием, просто не были бы написаны.
И целые издательства разорились бы, это несомненно, без того стабильного и немалого дохода, который в течение десятилетий приносили им труды Айзека. И будут приносить еще - на протяжении многих-многих десятилетий. А такие отрасли промышленности, как писчебумажная и деревообрабатывающая? Да они просто пребывали бы в состоянии хронической депрессии, не напиши в свое время Айзек все эти сотни книг и тысячи статей. И Канада наверняка стала бы страной третьего мира, если б ее не спас от этой участи доктор Айзек Азимов.
Теперь о личном. Лично я никогда бы не занялся популяризацией науки, если б не труды Айзека. А также его самое искреннее участие в моей судьбе. Да одному только богу известно, скольким еще писателям в своей жизни помогал Айзек. Помогал своими книгами, помогал и личным советом, когда та или иная научная проблема ставила их в тупик.
Упущенные возможности, разорившиеся корпорации, толпы людей, бродящих точно неприкаянные в напрасных поисках просвещения, - вот во что бы превратился мир, если б наш Айзек не отдал столько сил и не вкладывал бы столько души в создание книг о науке.
И, наконец, последнее. О популяризации.
В устах некоторых критиков (а также части ученых-профессионалов) слово "популяризация" обрело едва ли не оскорбительный оттенок. Нечто сродни "бульварной литературе". (Кстати, порой это снисходительно-брезгливое отношение распространяется и на научную фантастику.) Эти клеветники и недоумки расценивают популяризацию науки как нечто не стоящее внимания, оскорбляющее их достоинство.
Сами же эти критики, безусловно, причисляющие себя к элите, относятся к популяризации науки с тем же тупоголовым презрением, с каким в свое время относился к вещам, сделанным в Америке, английский король Георг III.
Но доходчиво объяснять людям научные проблемы - это, пожалуй, одна из важнейших задач писателя современности, писателя, живущего в век сложнейших развитых технологий. Причем объяснять занимательно, так, чтобы самые простые люди во всем мире буквально охотились за вашими книгами - да одно это достойно Нобелевской премии! Жаль, что в свое время Альфреду Нобелю не пришла мысль о насущной необходимости объяснения научных явлений широким массам. В противном случае, уверен, он бы обязательно основал призовой фонд для поощрения людей, занимающихся этим видом литературы.
Айзек Азимов пишет о науке (да и обо всем другом) так мастерски, что книги его кажутся порой простоватыми. Он может выбрать любой предмет и написать о нем с такой ясностью и доходчивостью, что любой мало-мальски грамотный человек тут же без труда поймет и усвоит все.
И именно за этот невероятный талант его порой презрительно называли "просто популяризатором"! Я уже говорил как-то раньше и готов повторить сейчас: попробуйте написать сами, если вам кажется, что это так просто! Сам знаю, пробовал, иногда даже с относительным успехом. Но чтоб это было просто - ни в коем случае!..
Благодаря неким неведомым силам, что движут Вселенной и нашими поступками, Айзек отказался посвящать свою жизнь исключительно научным исследованиям. Вместо этого он отдал все силы и время писательскому труду. И, будучи знаменитым фантастом, создал куда более значимые "неметаллические" произведения о научных фактах. И этот его выбор - если таковое слово вообще применительно к литературе - заслуженно оценен всеми его читателями.
Отсюда неизбежно должен последовать вывод, что Айзек Азимов настоящая звезда. Что ж, так оно и есть! Причем, поверьте, одна из ярчайших.
БЕН БОВА
Памела Сарджент
БЕГУНЬЯ
Трое мальчишек поравнялись с Эйми, как только она подошла к движущемуся тротуару.
- Барон-Штейн? - окликнул один из них. Мальчишки были все незнакомые, но, очевидно, знали, кто она такая.
- Может, погоняемся? - спросил самый маленький из них, причем очень тихо, так, чтобы не слышали прохожие. - Если хочешь, дадим фору. Начинай первой и выбирай направление.
- Договорились, - быстро ответила она. - "Си-254". У развязки, там, где экспресс сворачивает на Ривердейл.
Мальчишки нахмурились. Очевидно, они ожидали, что пробежка будет длинней. Совсем еще маленькие, самому высокому не больше одиннадцати. Эйми наклонилась и закатала штанины. Да обогнать этих сопляков ей ничего не стоит. Не успеют оглянуться, как она уже будет там, у развязки на Ривердейл.
Прохожих прибавлялось. Все они становились на ближайшую дорожку. Движущиеся серые ленты тянулись по обе стороны и уносили потоки людей в разных направлениях через весь город. Ближняя к Эйми дорожка двигалась со скоростью чуть более трех километров в час. Тут пассажирами были, в основном, пожилые люди и маленькие ребятишки, пытавшиеся попрыгать и потанцевать на полотне, когда позволяло место.
За ней шла другая дорожка. Она двигалась со скоростью более пяти километров в час. И пассажиры, стоявшие на ней, сливались вдали в сплошное разноцветное туманное пятно. Вообще людей на всех дорожках было довольно много, но вечерний час пик пока что еще не настал.
Получалось, что мальчишки были не слишком уверены в себе, раз бросили ей вызов в относительно спокойное время. Пробираться через толпы пассажиров - это вам не фунт изюма.
- Пошли! - скомандовала Эйми. И шагнула на дорожку. Мальчишки тут же пристроились сзади. Люди, ехавшие впереди, переходили на соседние дорожки, постепенно продвигаясь, таким образом, к самой скоростной, что проходила рядом с платформой метро.
Перед глазами Эйми проносились светящиеся флюоресцентным светом объявления, рекламирующие одежду, последние книги-фильмы, разные экзотические напитки. И какой-то супербоевик о приключениях инопланетян на земле. Над головой мелькали яркие стрелки и световые табло, указывающие направление миллионам горожан: "В СЕКТОРЫ ДЖЕРСИ", "ЭТА СТРЕЛКА ПРИВЕДЕТ ВАС В ЛОНГ-АЙЛЕНД". И еще шум. Он присутствовал постоянно. Вокруг то стихали, то вновь волнами поднимались людские голоса, под ногами тихо шелестело движущееся полотно, в отдалении слышались гудки поезда.
Эйми пробежала по дорожке, обогнала группу людей, затем, слегка согнув ноги в коленях, перешла на другую, более скоростную дорожку. Она не оглядывалась - и без того знала, что мальчишки идут следом.
Набрала в грудь побольше воздуха, перескочила на третью дорожку, пробежала по ней, обогнала едущих впереди пассажиров и вспрыгнула на четвертую. Потом резко развернулась, перескочила обратно на третью и быстро пересекла еще три подряд.
Бег по дорожкам был сродни танцу. И она, легко и с удовольствием войдя в ритм, прыгнула вправо, развернулась, пробежала против хода движения, перескочила влево, на более медленное полотно. При виде этих кульбитов какой-то мужчина неодобрительно покачал головой. Эйми лишь усмехнулась в ответ. Робость в передвижении - это не для нее. Большинство пассажиров не желали пользоваться свободой, которую предоставляли эти шуршащие серые полосы, терпеливо придерживались одного направления и скорости. Они были глухи, они не воспринимали музыки дорожек, их песни, которая так маняще звенела в ушах Эйми.
Эйми обернулась. Мальчишек видно не было. Перейдя к левому краю дорожки, она сделала ложное движение, затем неожиданно метнулась вправо, пронеслась мимо какой-то оторопевшей женщины и продолжала перескакивать с одной дорожки на другую, пока не достигла самой скоростной.
Приподнятой левой рукой она пыталась защититься от ветра. Скорость здесь была, как в метро, - около тридцати восьми километров в час. Метро являло собой непрерывно движущуюся платформу с поручнями - чтоб было удобней входить. Эти поручни были установлены через определенные интервалы, между ними укреплены прозрачные щиты, призванные защитить пассажиров от ветра. Эйми ухватилась за поручень и вскочила на платформу.
Народу было не слишком много, и она стала пробираться между пассажирами. Оказалось, что двое мальчишек тоже успели вскочить на платформу. Какая-то женщина сердито огрызнулась, когда Эйми прошмыгнула мимо нее. Девочка бросилась к противоположному борту.
Она спрыгнула с него на дорожку внизу, которая двигалась с той же скоростью. Потом снова вскочила на платформу, затем спрыгнула обратно на дорожку.
Один мальчишка по-прежнему не отставал, бежал в нескольких шагах позади. Товарищ его, очевидно, замешкался, не ожидал, что она тут же снова соскочит на дорожку. Любой опытный бегун должен предвидеть подобную ситуацию. Ни один бегун не станет оставаться на платформе или одной и той же дорожке слишком долго. Она перескочила на ту, что помедленнее, досчитала про себя до пяти, перескочила обратно на быструю, снова посчитала, затем ухватилась за поручень, птицей влетела на платформу и, расталкивая пассажиров, бросилась к другому краю. Спрыгнула на полоску внизу. И стояла на ней спиной к ветру и широко расставив ноги. Обычно в разгаре гонки она не пользовалась такими опасными приемами, но на этот раз просто не могла побороть искушения показать свое мастерство.
А потом соскочила вниз с метровой высоты прямо под носом у какого-то мужчины.
- Совсем озверели! - проворчал он. - Вот сообщу о тебе куда следует.
Она развернулась лицом к ветру и шагнула на дорожку слева, отстав, таким образом, от рассерженного мужчины, которого унесло вперед. Обернулась. Мальчишек в потоке людей позади видно не было.
Слишком просто... Она обошла их всех, еще не достигнув даже перекрестка, откуда начиналась дорога в сектор Конкорс. Нет, надо все же дойти до конца, и, если эти придурки там ее догонят, можно предложить им сыграть еще раз. Если, конечно, она не отбила у них охоты.
Впрочем, Эйми сомневалась, что мальчишки примут новый вызов. Что ж, подождет их немного и отправится домой.
Ну и поделом им! Куда этим соплякам до такой знаменитой бегуньи, как Эйми Барон-Штейн! Да она обошла самого Киоши Гарриса, одного из лучших бегунов во всем городе! То была почти двухчасовая гонка до самых окраин Бруклина. А в другой раз за ней гналась целая банда Брэдли Охайера, и она благополучно добралась до Квинс, оставив их всех далеко позади. Она улыбнулась, вспомнив, как бесновался тогда Брэдли, которого победила какая-то сопливая девчонка. Вообще, девчонок-бегуний было совсем немного, и она считалась лучшей из всех. Вот уже в течение года она считается лучшей, ни один человек, бросивший ей вызов, еще ни разу не обыграл ее. Начав гонку, она успешно доводила ее до победного конца. Она была лучшей девочкой-бегуньей во всем Нью-Йорке! Да что там в Нью-Йорке, возможно, на всем земном шаре!..
Нет, сказала она себе, легко перескакивая с одной дорожки на другую. Она просто лучшая, вот и все.
Жила Эйми в районе Квинс-Бридж. И ко времени, когда достигла эскалаторов, ведущих к нужному ей уровню, радости от победы поубавилось, и она поняла, что ей не очень-то хочется возвращаться домой. Толпы людей двигались по улице, зажатой между высоченными стальными стенами зданий, в которых проживали миллионы. Все земные города строились по тому же принципу, что и Нью-Йорк. Люди вгрызались в землю, вкапывались в нее, строили себе убежища, огораживались стальными стенами. Там они чувствовали себя в безопасности, там они были защищены от страшной пустоты внешнего мира.
Эйми протиснулась к эскалатору. По нему ехала свадьба. Жених в темной сборчатой тунике и брюках, невеста в коротеньком белом платьице. В руках она сжимала букет цветов, сделанных из переработанной бумаги. Друзья и знакомые держали бутылки и пакетики с пайками - видно, все это предназначалось для торжественного обеда. Парочка улыбнулась Эйми, та пробормотала поздравления. Эскалатор остановился, и она сошла на своем уровне.
Вбежала в холл и подошла к высокой двустворчатой двери, на которой светящимися буквами значилось: "ТОЛЬКО ДЛЯ ЖЕНЩИН". Под этой надписью более мелкими буквами было выведено: "Подсектор "2Н-2N". Значился также номер, который следовало набрать в случае, если потерял ключ. Эйми дернула молнию на кармане, достала тонкую алюминиевую полоску, вставила в прорезь замка.
Дверь отворилась. В уютном холле, выдержанном в нежно-розовых тонах, сидели женщины. Расчесывали волосы и делали макияж перед зеркалами, занимавшими целую стенку. И болтали. С Эйми они не поздоровались, а потому она им тоже ничего не сказала. Ее отец, как и большинство других мужчин, вечно удивлялся: о чем только могут болтать женщины в таком месте. Ведь в секторе для мужчин ни один человек ни за что бы не заговорил с другим. Даже взгляд, брошенный на соседа, считался неприличием, если не оскорблением. Мужчины бы никогда не стали разводить сплетни в холле своего сектора. Впрочем, на деле все обстояло не совсем так, как думал отец. Женщины тоже ни за что не заговорили бы с той, которая предпочитает уединение. Не стали бы они здороваться и с новой соседкой - во всяком случае, до тех пор, пока не узнают ее лучше.
Стоя перед зеркалом, Эйми пригладила коротенькие черные кудряшки, а потом вошла в общественный туалет. По одну сторону длинный ряд унитазов, без дверей, разделенных лишь тонюсенькими перегородками. По другую - столь же длинный ряд раковин.
Молодая женщина присела на корточки перед одним из туалетов. Тут же на специальном стульчике сидел мальчик. Эйми сразу заметила, что это именно мальчик. Держать в женском секторе ребенка противоположного пола дозволялось только до тех пор, пока ему не исполнится четыре. После этого мальчик переводился в мужской сектор. Обычно - с отцом, который первое время должен был приглядывать за ним.
Эйми вдруг представила, как, должно быть, тяжело такому малышу привыкать к незнакомой обстановке.
Попасть из более вольной и теплой атмосферы женского сектора к мужчинам, где даже взглянуть на другого человека запрещено... Говорят, это правило возникло из необходимости сохранить хоть какое-то подобие частной жизни, живя бок о бок с совершенно чужими людьми. Но психологи считали также, что запрет возник из подспудного желания мужчин отделить себя от матери. А потому неудивительно, что они так там себя ведут. Не только демонстрируют, что не желают вмешиваться в чужую жизнь, но показывают также, что уже вышли из детского возраста.
Опустив глаза и не обращая внимания на женщин и девочек, Эйми прошла мимо туалетов и оказалась в душевой. Две женщины зашли в частные кабинки в дальнем конце коридора. Примерно год тому назад у матери Эйми тоже появилась своя частная кабинка - привилегия, до которой дослужился муж. Но пользоваться ей Эйми пока что не разрешалось. Другие родители были более либеральны и позволяли детям мыться в частных душевых. У нее же, Эйми, и отец, и мать страшно строгие. Они считали, что дочь должна пользоваться только теми привилегиями, которые заработала сама.
Сейчас надо принять душ и сунуть одежду в стиральную машину. Иначе после обеда сюда уже не пробиться. Эйми вздохнула. То была не единственная причина, по которой ей не хотелось возвращаться домой.
Мать уже должна была получить уведомление от мистера Лианга. И Эйми боялась встречи с ней.
Подойдя к двери в квартиру, она увидела, что из нее выходят четыре женщины. Эйми рассеянно поздоровалась с ними и кивнула в ответ, когда они спросили ее, все ли хорошо в школе. Это были самые интеллектуальные подруги матери, дамы, любившие поговорить на социологические темы и улаживать (между собой, разумеется) проблемы города - все это перед тем, как перейти к сплетням и советам, как выбить ту или иную привилегию и воспитывать детей.
Мать пропустила Эйми в комнату и затворила дверь. Эйми дошла примерно до середины просторной гостиной, когда услышала:
- Куда направляешься, дорогая?
- Э-э... к себе в комнату.
- Думаю, тебе лучше присесть. Нам надо кое-что обсудить.
Эйми подошла к стулу и уселась. В гостиной, имевшей пять метров в длину, стояли два стула, маленький диванчик и имитация восточной оттоманки, обитой кожей. В квартире были еще две комнаты, а в спальне родителей имелась раковина - тоже большая редкость в нынешние дни. И все это они получили только потому, что отца высоко ценили на государственной службе. У них было что терять, а потому оба они, и мать, и отец, были страшно требовательны к дочери. И бранили ее за малейшую провинность.
- Что-то ты сегодня припозднилась, - заметила мать и уселась на диван напротив Эйми.
- Принимала душ. Слушай, а ужинать еще не пора?
Папа вот-вот должен быть.
- Он предупредил, что задержится. Так что есть на общественной кухне сегодня не будем.
Эйми прикусила губу. Четыре раза в неделю их семье разрешалось есть в квартире. На общественной кухне, где стояли длинные столы и собиралось много народу, на дочь не очень-то покричишь.
- В любом случае, - добавила мать, - уверена, что нам лучше побеседовать наедине, пока не вернулся отец.
- О... - Эйми уставилась на синий ковер. - О чем это?
- Ты прекрасно знаешь, о чем. Я получила уведомление от твоего наставника, мистера Лианга. И он пишет, что тебя предупредил.
- А-а... - Эйми пыталась напустить безразличный вид. - Это...
Курсанты Академии
[Основание (Академия, Фонд, Установление)]
Рей Брэдбери. Предисловие. Перевод с английского Н. Рейн
Бен Бова. Второе предисловие. НЕМЕТАЛЛИЧЕСКИЙ АЙЗЕК, ИЛИ ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА. Перевод с английского Н. Рейн
Памела Сарджент. БЕГУНЬЯ. Перевод с английского Н. Рейн
Роберт Сильверберг. РЕШЕНИЕ АСЕНИОНА. Перевод с английского Н. Рейн
Эдвард Уэллен. УБИЙСТВО ПО ВЕРСИИ ЭРГА. Перевод с английского Н. Рейн
Гарри Тертлдав. ПАДЕНИЕ ТРЕНТОРА. Перевод с английского Н. Рейн
Конни Уиллис. ДИЛЕММА. Перевод с английского В. Вебера
Бетси Спайгельман Файн (Джордж Алек Эффинджер, литературная обработка). МОРИН БИРНБАУМ В НОЧИ. Перевод с английского В. Вебера
Майк Резник. ДУШЕВНОЕ РАВНОВЕСИЕ. Перевод с английского В. Вебера
Барри Н. Молзберг. ВСЕГДАШНЕЕ НАСТОЯЩЕЕ. Перевод с английского В. Вебера
Шейла Финч. ПАППИ. Перевод с английского Н. Рейн
Фредерик Пол. ВСТРЕЧА В МАЙЛ-ХАЙ-БИЛДИНГ. Перевод с английского В. Вебера
Пол Андерсон. ПЕЩЕРА ПЛАТОНА. Перевод с английского Н. Рейн
Джордж Зебровски. СОВЕСТЬ АКАДЕМИИ. Перевод с английского В. Вебера
Роберт Шекли. ОХОТНИКИ КАМЕННЫХ ПРЕРИЙ. Перевод с английского Н. Рейн
Эдвард Д. Хоч. ПОДСЛУШАННЫЙ РАЗГОВОР. Перевод с английского Н. Рейн
Ход Клемент. ПЯТНО. Перевод с английского Н. Рейн
Гарри Гаррисон. ЧЕТВЕРТЫЙ ЗАКОН РОБОТЕХНИКИ. Перевод с английского В. Вебера
Орсон Скотт Кард. ИСТОКОЛОГИК. Перевод с английского В. Вебера
Джанет Джеппсон Азимов. Послесловие ДВА СЛОВА ОТ ДЖАНЕТ. Перевод с английского Н. Рейн
Айзек Азимов. Второе послесловие. ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ. Перевод с английского Н. Рейн
Айзеку от друзей с любовью
ПРЕДИСЛОВИЕ
В детстве любимой моей сказкой была история о маленьком мальчике, которому досталась волшебная машина по приготовлению каши. Она обладала такой бешеной производительностью, что завалила весь город этой самой кашей на добрые три фута.
Чтоб добраться от одного дома к другому или просто пройти по улице, человек должен был вооружиться гигантской ложкой и съесть всю кашу, что преграждала ему путь.
Замечательная придумка! Хотя лично я предпочел бы томатный суп с толстым слоем крекеров. И путешествуешь, и вкусно ешь - все одновременно!
И лично мне кажется, что героя этой истории обязательно должны были бы звать Айзеком Азимовым.
Поскольку со дня нашей первой встречи - а состоялась она на Первой всемирной конференции по научной фантастике в Нью-Йорке в начале июля 1939 года - Айзек только и знал, что всю жизнь путешествовать и пировать. То Астрономическую таблицу попробует на зубок, то вкопается в какую-нибудь другую науку, то вдруг уйдет с головой в религию, а потом - снова в литературу и надолго. О, кто-нибудь вполне мог прозвать его вороной в павлиньих перьях, но это было бы неправильно и несправедливо. Ведь вороны, пусть даже они и в павлиньих перьях, прежде всего фокусируют внимание на ярких, блестящих предметах и хватают их без разбора. Причем предметы эти, как правило, не слишком много весят. Айзек же всю жизнь занимался титаническим трудом, он не просто хватал эти предметы, но пожирал их. Попробовали бы вы дать ему книгу. И через несколько часов, проглотив содержимое, Айзек выныривает из нее, словно из вышеупомянутой каши. Выныривает, так и не утолив голода. Есть ли на свете книги, которые бы он не изучил досконально? Лично я сильно в этом сомневаюсь.
И вот теперь в этой книге представлены почетные ученики, сыновья и дочери Азимова. Возможно, они и не имеют столь мощных машин, способных утопить в каше весь город. Но они тем не менее работают и поглядывают на папу Азимова в надежде получить одобрение.
Я вам даже больше скажу. Лично я всегда чувствовал себя рядом с ним жалкой мошкой по сравнению с каменной крепостью или неукротимым буйством природы. И еще одно. Люди прозвали Айзека трудоголиком. Полная чушь!.. Он раз сто безумно влюблялся.
И при этом у него всегда оставалось в запасе несколько сотен не охваченных любовью, можно даже сказать, девственных территорий. И таких территорий, уверен, будет теперь оставаться все меньше и меньше - с тех самых пор, как Айзек покинул землю и поднялся туда, где наверняка напишет двадцать пять новых Библий!
И все это, заметьте, только за первую неделю пребывания.
Как-то ночью, года два тому назад, мне вдруг приснилось, будто бы я превратился в Айзека Азимова.
Только где-то к полудню жене удалось убедить меня, что баллотироваться в президенты мне все же не стоит.
Да благослови тебя господь, Айзек! Благослови господь и вас, дети Айзека, чьи труды вы можете прочитать в этой книге.
РЕЙ БРЭДБЕРИ
ВТОРОЕ ПРЕДИСЛОВИЕ
НЕМЕТАЛЛИЧЕСКИЙ АЙЗЕК, ИЛИ ЖИЗНЬ ПРЕКРАСНА
Астрофизики (если уж начинать с мира науки) подразделяют все сущее во Вселенной на три химические категории: водород, гелий и металлы.
Первые два вещества легче сотни с чем-то других известных элементов. Любое вещество, хоть чуточку тяжелее гелия, астрофизики тупо и с упорством, достойным лучшего применения, называют "металлом".
Вселенная примерно на девяносто восемь процентов состоит из водорода и гелия. Астрофизики считают, что Вселенная состоит из большого количества водорода, значительного количества гелия, и лишь малую долю в ее составе занимают металлы.
И вот, хотя Айзек Азимов известен на все нашу планету (а может, и на других тоже его хорошо знают, мы этого пока что не выяснили) прежде всего как писатель-фантаст, если оценивать весь написанный его рукой материал все четыреста с лишним книг, миллионы статей (заметьте, миллионы!) и бог знает что еще, - то собственно научная фантастика составляет тут лишь небольшой процент. И, оценивая творчество Азимова с точки зрения астрофизиков, можно сказать, что научно-фантастические его рассказы - это всего лишь "металлы".
Я хочу восславить именно "неметаллического" Айзека.
Помните его ставший классическим рассказ "Жизнь прекрасна"? Тот самый, где ангел показывает замыслившему самоубийство Джеймсу Стюарту, во что превратился бы его родной город, если бы он, Джимми, не появился на свет?..
Теперь подумайте, во что превратилась бы наша родная планета, если б Айзек Азимов не писал о науке.
А ведь мы едва избежали этой прискорбной участи.
Был такой момент в жизни, когда еще совсем молодой Айзек всерьез задумывался о карьере. И выбирал между научной деятельностью и писательством. Он выбрал последнее, и мир невероятно от этого выиграл.
Зная, что в те примитивные времена жену и семью научной фантастикой не прокормить, Айзек решил писать о научных фактах и выбрал, таким образом, достойную судьбу. А что было бы, если б он занялся медико-биологическими исследованиями?
Да, что было бы?..
Допустим, Айзек выбрал бы скромную и, прямо скажем, скучноватую карьеру средней руки ученого. Ну и пописывал бы себе время от времени научно-фантастические рассказики. Ну, так, в качестве хобби.
И все равно, даже тогда у нас осталась бы целая антология совершенно изумительных повестей и рассказов. Остались бы "Сумерки" и "Некрасивый мальчишка", осталась бы оригинальнейшая трилогия "Академии" и такой шедевр, как "Камешек в небе". Нет, нам определенно следует вернуться к метафоре, с которой начали, поскольку "металлический" Айзек занял достойное место в литературе.
Но тогда бы у нас не было его "водорода" и "гелия", иными словами огромного количества книг, которые вовсе не являются научной фантастикой... Множества книг о науке, а также совершенно чудесных историй, аннотаций к различным литературным произведениям и смешных и неприличных анекдотов.
Если бы все эти годы Айзек отдавал силы и время исключительно медико-биологическим исследованиям, параллельно, в качестве хобби, пописывая научно-фантастические рассказы, мы никогда бы не увидели его замечательных научно-популярных трудов. Вероятно, тогда целое поколение ученых выбрало бы себе другую карьеру - ведь не прочитай они в свое время книг Азимова, им бы и в голову не пришло заняться наукой.
И прогресс во всех областях точных наук замедлился бы. Возможно просто катастрофически.
И миллионы людей во всем мире лишились бы удовольствия узнать и понять основные принципы физики, математики, астрономии, геологии, химии. Они бы не узнали о функциях человеческого организма, о сложнейшем устройстве мозга. Поскольку книги, из которых они все это узнали, причем с таким интересом и удовольствием, просто не были бы написаны.
И целые издательства разорились бы, это несомненно, без того стабильного и немалого дохода, который в течение десятилетий приносили им труды Айзека. И будут приносить еще - на протяжении многих-многих десятилетий. А такие отрасли промышленности, как писчебумажная и деревообрабатывающая? Да они просто пребывали бы в состоянии хронической депрессии, не напиши в свое время Айзек все эти сотни книг и тысячи статей. И Канада наверняка стала бы страной третьего мира, если б ее не спас от этой участи доктор Айзек Азимов.
Теперь о личном. Лично я никогда бы не занялся популяризацией науки, если б не труды Айзека. А также его самое искреннее участие в моей судьбе. Да одному только богу известно, скольким еще писателям в своей жизни помогал Айзек. Помогал своими книгами, помогал и личным советом, когда та или иная научная проблема ставила их в тупик.
Упущенные возможности, разорившиеся корпорации, толпы людей, бродящих точно неприкаянные в напрасных поисках просвещения, - вот во что бы превратился мир, если б наш Айзек не отдал столько сил и не вкладывал бы столько души в создание книг о науке.
И, наконец, последнее. О популяризации.
В устах некоторых критиков (а также части ученых-профессионалов) слово "популяризация" обрело едва ли не оскорбительный оттенок. Нечто сродни "бульварной литературе". (Кстати, порой это снисходительно-брезгливое отношение распространяется и на научную фантастику.) Эти клеветники и недоумки расценивают популяризацию науки как нечто не стоящее внимания, оскорбляющее их достоинство.
Сами же эти критики, безусловно, причисляющие себя к элите, относятся к популяризации науки с тем же тупоголовым презрением, с каким в свое время относился к вещам, сделанным в Америке, английский король Георг III.
Но доходчиво объяснять людям научные проблемы - это, пожалуй, одна из важнейших задач писателя современности, писателя, живущего в век сложнейших развитых технологий. Причем объяснять занимательно, так, чтобы самые простые люди во всем мире буквально охотились за вашими книгами - да одно это достойно Нобелевской премии! Жаль, что в свое время Альфреду Нобелю не пришла мысль о насущной необходимости объяснения научных явлений широким массам. В противном случае, уверен, он бы обязательно основал призовой фонд для поощрения людей, занимающихся этим видом литературы.
Айзек Азимов пишет о науке (да и обо всем другом) так мастерски, что книги его кажутся порой простоватыми. Он может выбрать любой предмет и написать о нем с такой ясностью и доходчивостью, что любой мало-мальски грамотный человек тут же без труда поймет и усвоит все.
И именно за этот невероятный талант его порой презрительно называли "просто популяризатором"! Я уже говорил как-то раньше и готов повторить сейчас: попробуйте написать сами, если вам кажется, что это так просто! Сам знаю, пробовал, иногда даже с относительным успехом. Но чтоб это было просто - ни в коем случае!..
Благодаря неким неведомым силам, что движут Вселенной и нашими поступками, Айзек отказался посвящать свою жизнь исключительно научным исследованиям. Вместо этого он отдал все силы и время писательскому труду. И, будучи знаменитым фантастом, создал куда более значимые "неметаллические" произведения о научных фактах. И этот его выбор - если таковое слово вообще применительно к литературе - заслуженно оценен всеми его читателями.
Отсюда неизбежно должен последовать вывод, что Айзек Азимов настоящая звезда. Что ж, так оно и есть! Причем, поверьте, одна из ярчайших.
БЕН БОВА
Памела Сарджент
БЕГУНЬЯ
Трое мальчишек поравнялись с Эйми, как только она подошла к движущемуся тротуару.
- Барон-Штейн? - окликнул один из них. Мальчишки были все незнакомые, но, очевидно, знали, кто она такая.
- Может, погоняемся? - спросил самый маленький из них, причем очень тихо, так, чтобы не слышали прохожие. - Если хочешь, дадим фору. Начинай первой и выбирай направление.
- Договорились, - быстро ответила она. - "Си-254". У развязки, там, где экспресс сворачивает на Ривердейл.
Мальчишки нахмурились. Очевидно, они ожидали, что пробежка будет длинней. Совсем еще маленькие, самому высокому не больше одиннадцати. Эйми наклонилась и закатала штанины. Да обогнать этих сопляков ей ничего не стоит. Не успеют оглянуться, как она уже будет там, у развязки на Ривердейл.
Прохожих прибавлялось. Все они становились на ближайшую дорожку. Движущиеся серые ленты тянулись по обе стороны и уносили потоки людей в разных направлениях через весь город. Ближняя к Эйми дорожка двигалась со скоростью чуть более трех километров в час. Тут пассажирами были, в основном, пожилые люди и маленькие ребятишки, пытавшиеся попрыгать и потанцевать на полотне, когда позволяло место.
За ней шла другая дорожка. Она двигалась со скоростью более пяти километров в час. И пассажиры, стоявшие на ней, сливались вдали в сплошное разноцветное туманное пятно. Вообще людей на всех дорожках было довольно много, но вечерний час пик пока что еще не настал.
Получалось, что мальчишки были не слишком уверены в себе, раз бросили ей вызов в относительно спокойное время. Пробираться через толпы пассажиров - это вам не фунт изюма.
- Пошли! - скомандовала Эйми. И шагнула на дорожку. Мальчишки тут же пристроились сзади. Люди, ехавшие впереди, переходили на соседние дорожки, постепенно продвигаясь, таким образом, к самой скоростной, что проходила рядом с платформой метро.
Перед глазами Эйми проносились светящиеся флюоресцентным светом объявления, рекламирующие одежду, последние книги-фильмы, разные экзотические напитки. И какой-то супербоевик о приключениях инопланетян на земле. Над головой мелькали яркие стрелки и световые табло, указывающие направление миллионам горожан: "В СЕКТОРЫ ДЖЕРСИ", "ЭТА СТРЕЛКА ПРИВЕДЕТ ВАС В ЛОНГ-АЙЛЕНД". И еще шум. Он присутствовал постоянно. Вокруг то стихали, то вновь волнами поднимались людские голоса, под ногами тихо шелестело движущееся полотно, в отдалении слышались гудки поезда.
Эйми пробежала по дорожке, обогнала группу людей, затем, слегка согнув ноги в коленях, перешла на другую, более скоростную дорожку. Она не оглядывалась - и без того знала, что мальчишки идут следом.
Набрала в грудь побольше воздуха, перескочила на третью дорожку, пробежала по ней, обогнала едущих впереди пассажиров и вспрыгнула на четвертую. Потом резко развернулась, перескочила обратно на третью и быстро пересекла еще три подряд.
Бег по дорожкам был сродни танцу. И она, легко и с удовольствием войдя в ритм, прыгнула вправо, развернулась, пробежала против хода движения, перескочила влево, на более медленное полотно. При виде этих кульбитов какой-то мужчина неодобрительно покачал головой. Эйми лишь усмехнулась в ответ. Робость в передвижении - это не для нее. Большинство пассажиров не желали пользоваться свободой, которую предоставляли эти шуршащие серые полосы, терпеливо придерживались одного направления и скорости. Они были глухи, они не воспринимали музыки дорожек, их песни, которая так маняще звенела в ушах Эйми.
Эйми обернулась. Мальчишек видно не было. Перейдя к левому краю дорожки, она сделала ложное движение, затем неожиданно метнулась вправо, пронеслась мимо какой-то оторопевшей женщины и продолжала перескакивать с одной дорожки на другую, пока не достигла самой скоростной.
Приподнятой левой рукой она пыталась защититься от ветра. Скорость здесь была, как в метро, - около тридцати восьми километров в час. Метро являло собой непрерывно движущуюся платформу с поручнями - чтоб было удобней входить. Эти поручни были установлены через определенные интервалы, между ними укреплены прозрачные щиты, призванные защитить пассажиров от ветра. Эйми ухватилась за поручень и вскочила на платформу.
Народу было не слишком много, и она стала пробираться между пассажирами. Оказалось, что двое мальчишек тоже успели вскочить на платформу. Какая-то женщина сердито огрызнулась, когда Эйми прошмыгнула мимо нее. Девочка бросилась к противоположному борту.
Она спрыгнула с него на дорожку внизу, которая двигалась с той же скоростью. Потом снова вскочила на платформу, затем спрыгнула обратно на дорожку.
Один мальчишка по-прежнему не отставал, бежал в нескольких шагах позади. Товарищ его, очевидно, замешкался, не ожидал, что она тут же снова соскочит на дорожку. Любой опытный бегун должен предвидеть подобную ситуацию. Ни один бегун не станет оставаться на платформе или одной и той же дорожке слишком долго. Она перескочила на ту, что помедленнее, досчитала про себя до пяти, перескочила обратно на быструю, снова посчитала, затем ухватилась за поручень, птицей влетела на платформу и, расталкивая пассажиров, бросилась к другому краю. Спрыгнула на полоску внизу. И стояла на ней спиной к ветру и широко расставив ноги. Обычно в разгаре гонки она не пользовалась такими опасными приемами, но на этот раз просто не могла побороть искушения показать свое мастерство.
А потом соскочила вниз с метровой высоты прямо под носом у какого-то мужчины.
- Совсем озверели! - проворчал он. - Вот сообщу о тебе куда следует.
Она развернулась лицом к ветру и шагнула на дорожку слева, отстав, таким образом, от рассерженного мужчины, которого унесло вперед. Обернулась. Мальчишек в потоке людей позади видно не было.
Слишком просто... Она обошла их всех, еще не достигнув даже перекрестка, откуда начиналась дорога в сектор Конкорс. Нет, надо все же дойти до конца, и, если эти придурки там ее догонят, можно предложить им сыграть еще раз. Если, конечно, она не отбила у них охоты.
Впрочем, Эйми сомневалась, что мальчишки примут новый вызов. Что ж, подождет их немного и отправится домой.
Ну и поделом им! Куда этим соплякам до такой знаменитой бегуньи, как Эйми Барон-Штейн! Да она обошла самого Киоши Гарриса, одного из лучших бегунов во всем городе! То была почти двухчасовая гонка до самых окраин Бруклина. А в другой раз за ней гналась целая банда Брэдли Охайера, и она благополучно добралась до Квинс, оставив их всех далеко позади. Она улыбнулась, вспомнив, как бесновался тогда Брэдли, которого победила какая-то сопливая девчонка. Вообще, девчонок-бегуний было совсем немного, и она считалась лучшей из всех. Вот уже в течение года она считается лучшей, ни один человек, бросивший ей вызов, еще ни разу не обыграл ее. Начав гонку, она успешно доводила ее до победного конца. Она была лучшей девочкой-бегуньей во всем Нью-Йорке! Да что там в Нью-Йорке, возможно, на всем земном шаре!..
Нет, сказала она себе, легко перескакивая с одной дорожки на другую. Она просто лучшая, вот и все.
Жила Эйми в районе Квинс-Бридж. И ко времени, когда достигла эскалаторов, ведущих к нужному ей уровню, радости от победы поубавилось, и она поняла, что ей не очень-то хочется возвращаться домой. Толпы людей двигались по улице, зажатой между высоченными стальными стенами зданий, в которых проживали миллионы. Все земные города строились по тому же принципу, что и Нью-Йорк. Люди вгрызались в землю, вкапывались в нее, строили себе убежища, огораживались стальными стенами. Там они чувствовали себя в безопасности, там они были защищены от страшной пустоты внешнего мира.
Эйми протиснулась к эскалатору. По нему ехала свадьба. Жених в темной сборчатой тунике и брюках, невеста в коротеньком белом платьице. В руках она сжимала букет цветов, сделанных из переработанной бумаги. Друзья и знакомые держали бутылки и пакетики с пайками - видно, все это предназначалось для торжественного обеда. Парочка улыбнулась Эйми, та пробормотала поздравления. Эскалатор остановился, и она сошла на своем уровне.
Вбежала в холл и подошла к высокой двустворчатой двери, на которой светящимися буквами значилось: "ТОЛЬКО ДЛЯ ЖЕНЩИН". Под этой надписью более мелкими буквами было выведено: "Подсектор "2Н-2N". Значился также номер, который следовало набрать в случае, если потерял ключ. Эйми дернула молнию на кармане, достала тонкую алюминиевую полоску, вставила в прорезь замка.
Дверь отворилась. В уютном холле, выдержанном в нежно-розовых тонах, сидели женщины. Расчесывали волосы и делали макияж перед зеркалами, занимавшими целую стенку. И болтали. С Эйми они не поздоровались, а потому она им тоже ничего не сказала. Ее отец, как и большинство других мужчин, вечно удивлялся: о чем только могут болтать женщины в таком месте. Ведь в секторе для мужчин ни один человек ни за что бы не заговорил с другим. Даже взгляд, брошенный на соседа, считался неприличием, если не оскорблением. Мужчины бы никогда не стали разводить сплетни в холле своего сектора. Впрочем, на деле все обстояло не совсем так, как думал отец. Женщины тоже ни за что не заговорили бы с той, которая предпочитает уединение. Не стали бы они здороваться и с новой соседкой - во всяком случае, до тех пор, пока не узнают ее лучше.
Стоя перед зеркалом, Эйми пригладила коротенькие черные кудряшки, а потом вошла в общественный туалет. По одну сторону длинный ряд унитазов, без дверей, разделенных лишь тонюсенькими перегородками. По другую - столь же длинный ряд раковин.
Молодая женщина присела на корточки перед одним из туалетов. Тут же на специальном стульчике сидел мальчик. Эйми сразу заметила, что это именно мальчик. Держать в женском секторе ребенка противоположного пола дозволялось только до тех пор, пока ему не исполнится четыре. После этого мальчик переводился в мужской сектор. Обычно - с отцом, который первое время должен был приглядывать за ним.
Эйми вдруг представила, как, должно быть, тяжело такому малышу привыкать к незнакомой обстановке.
Попасть из более вольной и теплой атмосферы женского сектора к мужчинам, где даже взглянуть на другого человека запрещено... Говорят, это правило возникло из необходимости сохранить хоть какое-то подобие частной жизни, живя бок о бок с совершенно чужими людьми. Но психологи считали также, что запрет возник из подспудного желания мужчин отделить себя от матери. А потому неудивительно, что они так там себя ведут. Не только демонстрируют, что не желают вмешиваться в чужую жизнь, но показывают также, что уже вышли из детского возраста.
Опустив глаза и не обращая внимания на женщин и девочек, Эйми прошла мимо туалетов и оказалась в душевой. Две женщины зашли в частные кабинки в дальнем конце коридора. Примерно год тому назад у матери Эйми тоже появилась своя частная кабинка - привилегия, до которой дослужился муж. Но пользоваться ей Эйми пока что не разрешалось. Другие родители были более либеральны и позволяли детям мыться в частных душевых. У нее же, Эйми, и отец, и мать страшно строгие. Они считали, что дочь должна пользоваться только теми привилегиями, которые заработала сама.
Сейчас надо принять душ и сунуть одежду в стиральную машину. Иначе после обеда сюда уже не пробиться. Эйми вздохнула. То была не единственная причина, по которой ей не хотелось возвращаться домой.
Мать уже должна была получить уведомление от мистера Лианга. И Эйми боялась встречи с ней.
Подойдя к двери в квартиру, она увидела, что из нее выходят четыре женщины. Эйми рассеянно поздоровалась с ними и кивнула в ответ, когда они спросили ее, все ли хорошо в школе. Это были самые интеллектуальные подруги матери, дамы, любившие поговорить на социологические темы и улаживать (между собой, разумеется) проблемы города - все это перед тем, как перейти к сплетням и советам, как выбить ту или иную привилегию и воспитывать детей.
Мать пропустила Эйми в комнату и затворила дверь. Эйми дошла примерно до середины просторной гостиной, когда услышала:
- Куда направляешься, дорогая?
- Э-э... к себе в комнату.
- Думаю, тебе лучше присесть. Нам надо кое-что обсудить.
Эйми подошла к стулу и уселась. В гостиной, имевшей пять метров в длину, стояли два стула, маленький диванчик и имитация восточной оттоманки, обитой кожей. В квартире были еще две комнаты, а в спальне родителей имелась раковина - тоже большая редкость в нынешние дни. И все это они получили только потому, что отца высоко ценили на государственной службе. У них было что терять, а потому оба они, и мать, и отец, были страшно требовательны к дочери. И бранили ее за малейшую провинность.
- Что-то ты сегодня припозднилась, - заметила мать и уселась на диван напротив Эйми.
- Принимала душ. Слушай, а ужинать еще не пора?
Папа вот-вот должен быть.
- Он предупредил, что задержится. Так что есть на общественной кухне сегодня не будем.
Эйми прикусила губу. Четыре раза в неделю их семье разрешалось есть в квартире. На общественной кухне, где стояли длинные столы и собиралось много народу, на дочь не очень-то покричишь.
- В любом случае, - добавила мать, - уверена, что нам лучше побеседовать наедине, пока не вернулся отец.
- О... - Эйми уставилась на синий ковер. - О чем это?
- Ты прекрасно знаешь, о чем. Я получила уведомление от твоего наставника, мистера Лианга. И он пишет, что тебя предупредил.
- А-а... - Эйми пыталась напустить безразличный вид. - Это...