Глава 40
   Марлена нерешительно улыбнулась Зиверу Генарру. Она уже привыкла входить в его кабинет в любое время.
   — Дядя Зивер, вы заняты? Я помешала вам?
   — Нет, дорогая, я редко бываю перегружен делами. В сущности моя работа была придумана Питтом специально для того, чтобы отделаться от меня. Меня она тоже устраивает, потому что позволяет не видеть Питта. В этом я признаюсь не каждому, но тебе я вынужден сказать правду, потому что ты всегда замечаешь ложь.
   — И это вас не пугает? Комиссар Питт испугался; Оринель тоже испугался бы, если бы я показала, что могу делать.
   — Видишь ли, Марлена, я окончательно сдался, поэтому мне нечего бояться. Я примирился с тем, что для тебя я сделан из стекла. В сущности так намного спокойнее, ведь постоянно лгать — это довольно тяжелое дело. Если человек по-настоящему ленив, он никогда не будет лгать.
   — Поэтому вы и любите меня? — улыбнулась Марлена. — Потому что при мне вы можете лениться?
   — А ты сама не можешь догадаться?
   — Нет. Я знаю, что вы любите меня, но я не знаю почему. Об этом говорит все ваше поведение, но причина скрыта в ваших мыслях. Иногда у меня появляются смутные догадки, но и только. Так далеко я не могу видеть, — Марлена на минуту задумалась. — Хотя иногда хочется.
   — Будь довольна тем, что ты не можешь заглядывать в чужие мысли. Чужие мысли — это неприятная, нехорошая штука.
   — Почему вы так говорите, дядя Зивер?
   — Об этом говорит мой опыт. У меня нет твоих способностей, но я общаюсь с людьми много лет — намного больше, чем ты. Скажи, например, тебе самой всегда нравятся твои мысли?
   — Не знаю, — удивилась Марлена. — А почему бы и нет?
   — Тебе нравится все, что ты думаешь? Все, что представляешь себе?
   Каждый рождающийся в тебе импульс? Ответь честно. Я не могу проверить тебя, но постарайся ответить честно.
   — Ну, иногда мне приходят в голову всякие глупости или плохие мысли. Изредка я сержусь и в мыслях делаю то, чего никогда не сделаю в жизни. Но это бывает редко.
   — Редко? Не забывай, что ты привыкла к собственным мыслям и поэтому едва ли обращаешь на них внимание. Это вроде одежды: ты настолько свыклась с ней, что совершенно не замечаешь ее на себе. Или твои волосы: они спускаются на шею, но ты не обращаешь на это внимания. И в то же время, если твоей шеи коснется чужой волос, он будет невыносимо раздражать. Мысли другого человека могут быть не хуже твоих, но это чужие мысли и поэтому они тебе не понравятся. Тебе может, например, не понравиться даже мое отношение к тебе — если ты будешь знать его причину. Гораздо лучше и спокойнее принимать все как есть и не копаться в моих мыслях в поисках причин.
   Конечно, Марлена не выдержала и спросила:
   — А почему? Какие у вас причины?
   — Видишь ли, я люблю тебя, потому что когда-то я был тобой.
   — Как так?
   — Нет, конечно, я не был молодой леди с прекрасными глазами и даром проницательности. Я хотел сказать, что в молодости был некрасив и думал, что никто поэтому меня не любит. Я знал, что умен, и никак не мог понять, почему никто не любит меня за мой ум. Мне казалось несправедливым, что мои положительные качества никто не замечает, а отрицательные видят все. Тогда, Марлена, я был оскорблен и разозлен; я решил, что никогда не буду относиться к людям так, как они относились ко мне. Правда, мне так и не представилась возможность воплотить это благородное решение в жизнь. Потом я встретил тебя и увидел в тебе себя. Ты далеко не так некрасива, как был я, и намного умнее меня, но я не буду возражать, если тебе повезет больше, — Генарр широко улыбнулся. — Я как бы получил еще один шанс, намного лучший шанс. Но хватит об этом. Я думаю, ты пришла поговорить не на эту тему. Я не так проницателен, как ты, но уж в этом я уверен.
   — Да, я хотела поговорить о маме.
   — Ах так? — Генарр нахмурился и приготовился к неприятному разговору. — Так в чем дело?
   — Вы знаете, она почти закончила свою работу. Если она соберется возвращаться на Ротор, она, конечно, захочет взять меня с собой. Должна ли я лететь вместе с ней?
   — Я думаю, должна. Ты не хочешь этого?
   — Нет, дядя Зивер, не хочу. Я чувствую, что мне необходимо остаться здесь. Вы не можете сказать комиссару Питту, что хотели бы задержать нас на Эритро? Придумайте какой-нибудь благовидный предлог. А комиссар, я уверена, будет только рад, особенно если вы сообщите ему, что по полученным мамой данным Немезида все-таки уничтожит Землю.
   — Она сама сказала тебе об этом?
   — Нет, но в этом не было необходимости. Вы можете передать Питту, что скорее всего мама будет только раздражать его настойчивыми требованиями предупредить Солнечную систему.
   — Тебе не приходило в голову, что Питт не обязательно будет охотно следовать моим советам? Если он поймет, что я хочу оставить Юджинию и тебя на станции, он просто из желания досадить мне может приказать вам вернуться на Ротор.
   — Я совершенно уверена, — спокойно возразила Марлена, — что комиссар охотнее оставит нас на Эритро, чем удовлетворится сомнительным удовольствием досадить вам. И потом, вы сами хотели бы, чтобы мама осталась, потому что вы… потому что она вам нравится.
   — Очень нравится. И, кажется, это на всю жизнь. Беда в том, что я не нравлюсь твоей маме. Ты мне как-то сама сказала, что ее мысли до сих пор заняты твоим отцом.
   — Дядя Зивер, вы нравитесь ей все больше и больше. Вы ей очень нравитесь.
   — Марлена, нравиться не значит любить. Я уверен, ты уже поняла это.
   — Я говорю о пожилых, — сказала Марлена и покраснела.
   — Вроде меня, — Генарр запрокинул голову и расхохотался, потом сказал:
   — Прости меня, Марлена. Я просто хотел сказать, что старики всегда считают, что молодые люди еще ничего не знают о любви, а молодые уверены, что старики уже все забыли. Ты знаешь, и те и другие неправы. А почему ты считаешь, что тебе необходимо остаться на Эритро? Уж, конечно, не из-за того, что тебе нравлюсь я.
   — Конечно, вы мне нравитесь, даже очень нравитесь, — серьезно сказала Марлена. — Но здесь я хочу остаться по другой причине: мне нравится Эритро.
   — Я объяснил тебе, что это очень опасная планета.
   — Но не для меня.
   — Ты все еще уверена, что чума тебя не тронет?
   — Конечно, не тронет.
   — Но как ты можешь знать?
   — Просто знаю. Я всегда знала это, даже когда была на Роторе. Я не могу не знать.
   — Разумеется, не можешь. Ну а после того, как мы рассказали тебе о чуме?
   — Это ничего не изменило. Здесь я чувствую себя в полной безопасности. Даже в большей безопасности, чем на Роторе. Генарр медленно покачал головой.
   — Должен признаться, этого я не понимаю. — Он внимательно посмотрел на серьезное лицо девушки, на ее темные глаза, полуприкрытые роскошными ресницами, и продолжил:
   — Тем не менее, Марлена, разреши мне попытаться на пальцах объяснить тебе смысл твоих слов — конечно, если у меня что-то получится. Ты хочешь сказать, что на Эритро у тебя свое дело и ты намерена любой ценой остаться на планете?
   — Да, — просто ответила Марлена. — И я надеюсь, что вы мне поможете.

Глава 41

   Юджиния Инсигна была вне себя от гнева. Негромко, но напряженным от волнения голосом она сказала:
   — Зивер, он не может этого сделать.
   — Почему же не может, Юджиния? — спокойно возразил Генарр. — Ведь он — комиссар.
   — Но он не император, а Ротор — не абсолютная монархия. У меня есть гражданские права, и одно из них — свобода передвижения.
   — Если комиссар намерен ввести чрезвычайное положение, то независимо от того, распространяется ли оно на всех или на одного человека, действие закона о гражданских правах временно приостанавливается. Более или менее так гласит Акт о правах, принятый в двадцать четвертом году.
   — Но это же насмешка над всеми нашими законами и традициями, которые устанавливались с первых дней существования Ротора.
   — Согласен.
   — Если я заявлю протест, Питт окажется…
   — Юджиния, выслушай меня. Оставь все как есть. Почему бы тебе и Марлене не побыть еще какое-то время на Эритро? Вам здесь больше чем рады.
   — О чем ты говоришь? Это равносильно заключению без обвинения, без суда, без приговора. Нас заставляют оставаться на Эритро на основании какого-то деспотического указа…
   — Пожалуйста, Юджиния, подчинись приказу Питта. Так будет лучше.
   — Как это лучше? — с негодованием переспросила Юджиния.
   — Дело в том, что этого очень хочет твоя дочь, Марлена.
   Юджиния ничего не понимала.
   — Марлена?
   — На прошлой неделе она долго уговаривала меня каким-то образом повлиять на комиссара и заставить его подписать приказ о том, чтобы вы остались на Эритро.
   Юджиния была возмущена до глубины души. Она приподнялась в кресле и негодующе спросила:
   — И ты сделал это?
   — Нет, — Генарр отрицательно покачал головой. — Теперь выслушай меня. Я только информировал Питта о завершении твоей работы и поинтересовался относительно его дальнейших планов: хочет ли он, чтобы ты и Марлена возвратились на Ротор, или же он предпочитает, чтобы вы остались на Эритро. Юджиния, я высказался абсолютно нейтрально. Дословно Марлена сказала следующее: «Если вы предоставите ему право выбора, он оставит нас здесь». Очевидно, так он и сделал. Юджиния бессильно опустилась в кресло.
   — Зивер, и ты следуешь советам пятнадцатилетней девочки?
   — Я не думаю, что Марлена — обычная пятнадцатилетняя девочка. Но скажи, почему ты так стремишься вернуться на Ротор?
   — Моя работа…
   — Там у тебя уже нет никакой работы. И никогда не будет, если он не хочет даже видеть тебя на Роторе. Предположим, он разрешит вам вернуться; твое место, конечно, уже занято. Здесь же в твоем распоряжении все оборудование, все приборы. Ты ими уже успешно пользовалась. В конце концов, ты прилетела сюда, чтобы сделать то, что невозможно сделать на Роторе.
   — Моя работа здесь ни при чем! — не замечая своей непоследовательности, повысила голос Юджиния. — Неужели ты не понимаешь, что я хочу вернуться на Ротор по той же причине, по которой Питт хочет оставить меня здесь? Он стремится расстроить уникальные способности Марлены. Если бы я еще на Роторе знала о чуме Эритро, я бы ни за что не согласилась лететь сюда. Я не могу рисковать здоровьем дочери.
   — И я не хочу этого, — сказал Генарр. — Скорее я подверг бы риску себя.
   — Но мы же рискуем, оставаясь здесь.
   — Марлена так не считает.
   — Марлена, Марлена! Кажется, ты думаешь, что она — сам Господь Бог. Что она знает?
   — Послушай, Юджиния. Давай поговорим спокойно и разумно. Если окажется, что Марлене в самом деле угрожает опасность, я найду способ отправить вас на Ротор, но сначала выслушай меня. У Марлены никогда не было никаких симптомов мании величия, не так ли?
   — Не понимаю, что ты имеешь в виду… — Юджиния никак не могла успокоиться, и голос ее все еще дрожал.
   — Не склонна ли она к фантастически грандиозным претензиям, которые явно выглядят смешными?
   — Конечно, нет. Она очень разумна… А почему ты спрашиваешь? Ты сам знаешь, что у нее не бывает никаких претензий, которые…
   — Которые не были бы достаточно обоснованны. Я знаю. Она никогда не хвастает своей проницательностью, скорее, наоборот, демонстрирует свои способности неохотно, только подчиняясь обстоятельствам.
   — Да, ну и что же из этого?
   Генарр спокойно продолжал:
   — Не претендовала ли она когда-нибудь на обладание особой интуицией? Не выражала ли она когда-либо уверенности в том, что какое-то определенное событие обязательно произойдет или, наоборот, ни при каких обстоятельствах не произойдет, не располагая никакими основаниями, кроме собственной уверенности?
   — Нет, конечно, нет. Она всегда опирается на какие-либо свидетельства. Она действительно никогда не высказывает глупых необоснованных претензий.
   — И все-таки в одном случае — я подчеркиваю, только в одном случае — она уверена в том, доказательств чему мы не знаем. Она убеждена, что чума Эритро не затронет ее. Она утверждает, что была уверена в безопасности Эритро еще на Роторе, а здесь, на станции, эта уверенность стала еще сильней. Она решила остаться здесь, твердо решила.
   Глаза Юджинии округлились. Она поднесла руку ко рту, издала какой-то нечленораздельный звук, потом сказала:
   — В таком случае… — и замолчала, не сводя глаз с Генарра.
   — Да, — сказал Генарр с неожиданной тревогой в голосе.
   — Ты не понимаешь? Ведь это же может быть последствием чумы!
   Изменяется сама Марлена, изменяется ее психика!
   С минуту Генарр сидел неподвижно и раздумывал, потом сказал:
   — Нет, этого не может быть. Ни в одном случае заболевания чумой мы не замечали ничего подобного. Это не чума.
   — Но мозг Марлены не такой, как у всех. Чума может действовать на нее по-другому.
   — Да нет же, — с отчаянием возразил Генарр. — В это я не могу поверить и никогда не поверю. Если Марлена говорит, что она уверена в своей безопасности, то ей и в самом деле ничто не угрожает, я в этом убежден. Значит, ее невосприимчивость к чуме может помочь нам решить загадку этой болезни.
   Юджиния побледнела.
   — Так вот почему ты хочешь, чтобы она осталась здесь? Чтобы использовать ее как инструмент для изучения чумы?
   — Нет, этого я не хочу. Тем не менее Марлена намерена остаться, и поэтому она может оказаться полезной для исследования природы и причин чумы независимо от того, хотим мы этого или не хотим.
   — И ты собираешься потакать ее глупому желанию? Какому-то извращенному желанию, которое она сама не может объяснить и которое и мне, и тебе представляется совершенно необоснованным и нелогичным. Ты всерьез полагаешь, что нужно позволить ей остаться на планете только на том основании, что она так хочет? И ты осмеливаешься предлагать мне такое?
   — Да, в сущности я хотел бы предложить что-то в этом роде, — с трудом выговорил Генарр.
   — Тебе легко предлагать, Марлена — не твой ребенок. Она — моя дочь. Она — единственное…
   — Я знаю, — прервал Генарр. — Она единственное, что у тебя осталось от… Крайла. Не смотри на меня так. Я знаю, что ты так и не свыклась с потерей. Я понимаю твои чувства, — последние слова Генарр произнес тихо и мягко; казалось, он хочет погладить Юджинию по поникшей голове. — И все же, Юджиния, я думаю, в конце концов ничто не сможет остановить Марлену, если она так упорно хочет исследовать Эритро. Возможно, ее здравый смысл и абсолютная убежденность в невосприимчивости к чуме являются частью какого-то неизвестного нам механизма иммунитета. Если она совершенно убеждена в том, что чума не повлияет на ее психическое состояние, то, быть может, такая позиция и является барьером для чумы. Юджиния вскинула голову; ее глаза горели.
   — Ты говорила глупости. Ты не имеешь, права уступать какому-то внезапно возникшему романтическому капризу ребенка. Марлена для тебя чужая. Ты не любишь ее.
   — Марлена для меня не чужая, и я люблю ее. Больше того, я восхищаюсь ею. Слепая любовь не позволила бы мне обрести уверенность в оправданности риска, а восхищение ее интеллектом позволяет. Подумай об этом.
   Генарр и Юджиния неотрывно смотрели друг другу в глаза.

Доказательство
Глава 42

   Упрямый Каттиморо Танаяма прожил не только отпущенный ему врачами год, но и захватил изрядную долю следующего; лишь после этого его долгая жизненная битва завершилась. Когда пришел его час, он покинул поле брани без единого слова и без малейшего вздоха, так что его смерть сначала зарегистрировали приборы и лишь затем заметили люди. Смерть Танаямы не вызвала много шума на Земле и осталась совсем незамеченной на поселениях, потому что старик всегда предпочитал выполнять свою работу, не привлекая излишнего внимания, и это ему очень хорошо удавалось. Наибольшее облегчение испытали те, кто имел с ним дело, кто знал его силу, кто зависел от его власти и политики. Тесса Вендель узнала о смерти Танаямы одной из первых по специальному каналу, по которому осуществлялась связь между ее центром и Уорлд-сити. Этого сообщения Тесса ожидала каждый день в течение многих месяцев, и все же ей не удалось избежать сильного потрясения. Что теперь будет? Кто придет на место Танаямы и какие последуют изменения? Конечно, она задумывалась об этом и раньше, но сейчас эти вопросы приобрели особую актуальность и вполне конкретный смысл. Получалось, что Тесса Вейдель, как и все другие участники проекта, вопреки очевидным фактам надеялась на то, что Танаяма будет жить вечно.
   За утешениями Тесса обратилась к Крайлу. Она была реалистом и отдавала себе отчет в том, что не сможет удержать его. Меньше чем через два года ей будет пятьдесят, а ему сейчас только сорок три. Конечно, Крайл тоже уже не выглядел юношей, но возраст мужчин меньше отражается на их внешности. Впрочем, пока он был рядом, Тесса могла вообразить, что удерживает его как женщина, особенно в тех случаях, когда их прочно связывали другие общие проблемы.
   — Что же теперь будет? — спросила она у Крайла.
   — Пока ничего особенного. Это должно было случиться намного раньше, — ответил он.
   — Конечно, но случилось-то сейчас. Наш проект успешно развивался только благодаря слепой настойчивости Танаямы. А что будет дальше?
   — Пока он был жив, ты мечтала, чтобы он поскорее умер. Теперь его нет, и тебя терзают сомнения. Впрочем, я думаю, тебе не о чем беспокоиться. Работы будут продолжаться. Мероприятие такого масштаба живет своей жизнью, и его невозможно остановить.
   — Крайл, ты никогда не пробовал подсчитать, сколько все это стоит?
   Теперь в Бюро расследований будет новый директор; надо полагать, что Всемирный конгресс подберет такого человека, которого они смогут контролировать. Нового Танаямы, перед которым все трепетали, уже не будет — по крайней мере в обозримом будущем. Когда конгрессмены посмотрят на свой бюджет они увидят колоссальный дефицит, который до сих пор плотно прикрывала костлявая рука Танаямы, и, конечно, захотят сократить расходы.
   — Каким образом? Они уже израсходовали столько средств, что не могут остановиться на полпути. Прекращение работ было бы признанием собственной несостоятельности.
   — Они могут всю вину переложить на Танаяму. Они скажут, что он был сумасшедшим, одержимым навязчивой идеей. Как мы знаем, это не так уж далеко от истины. Они не отвечали за этот фантастический проект и теперь, руководствуясь здравым смыслом, могут отказаться от него, тем более что Земля просто не может себе позволить такие дорогостоящие проекты.
   — Тесса, любимая моя, для первоклассного специалиста по гиперпространству ты неплохо разбираешься в политических интригах, — засмеялся Крайл. — Теоретически и в глазах общественного мнения директор Бюро назначается конгрессом, обладает сравнительно небольшой властью, а вся его деятельность строго контролируется Генеральным президентом и Всемирным конгрессом. Опять-таки теоретически всесильные конгрессмены, избранные всеобщим голосованием, не могут открыто признаться, что Танаяма управлял ими, как марионетками, что без его разрешения они боялись даже дышать. В противном случае они будут вынуждены признаться, что они трусы, ни на что не способные слабовольные людишки; следовательно, они наверняка потерпят поражение на следующих выборах и потеряют свои теплые места. Им придется продолжить работы. В худшем случае они согласятся на чисто символическое уменьшение финансирования.
   — Почему ты в этом так уверен? — удивилась Тесса.
   — У меня большой опыт общения с высшим чиновничеством. Кроме того, если Земля прекратит работы, их смогут продолжить поселения. Тогда поселения опередят нас в освоении дальнего космоса, как сделал это в свое время Ротор.
   — Да? И как же они смогут это сделать?
   — Если учесть, что они уже овладели гиперсодействием, то переход к полетам со сверхсветовой скоростью в какой-то мере неизбежен. Ты со мной не согласна?
   Тесса насмешливо посмотрела на него:
   — Крайл, любимый мой, для первоклассного охотника за чужими секретами ты неплохо разбираешься в науке о гиперпространстве. Значит, ты такого мнения о моей работе? Что это всего лишь неизбежное следствие гиперсодействия? Ты не обратил внимания на то, что в основе гиперсодействия все еще лежит релятивистское мышление? Гиперсодействие в принципе не позволяет перемещаться со скоростью, превышающей скорость света. Переход к сверхсветовым скоростям невозможен без качественного скачка как в теории, так и в практике, причем этот скачок не может произойти сам по себе. Я объясняла это уже многим правительственным чиновникам. Их не устраивали медленные темпы и большие расходы, и мне пришлось объяснить им наши проблемы. Конечно, они помнят мои объяснения и не побоятся остановить работы в любой момент. Теперь я уже не могу возразить им, якобы вдруг вспомнив, что нас могут, обогнать поселения.
   — Как раз наоборот, ты можешь и должна им это сказать. И они тебе поверят, потому что это правда. Нас легко могут обогнать поселения.
   — Ты не слушал, что я тебе объясняла?
   — Я слушал, но ты кое-что упустила. Разреши первоклассному охотнику за чужими секретами, как ты только что выразилась, ввести небольшую поправку на здравый смысл.
   — Что ты имеешь в виду?
   — Гиперсодействие и сверхсветовые скорости разделяет огромная пропасть только в том случае, если работы начинать с самого начала, как начинала ты. Поселения же не будут начинать с нуля. Я надеюсь, ты не думаешь, что на поселениях ничего не знают ни о нашем проекте, ни о Гипер-сити? Надеюсь, ты не считаешь, что я и мои коллеги-земляне — единственные охотники за чужими секретами в Солнечной системе? На каждом поселении есть свои охотники, которые работают не меньше и не хуже нас. Например, они узнали о твоем прибытии на Землю почти в тот же день.
   — Если и узнали, то что из этого?
   — Не так уж мало. Ты думаешь, у них нет компьютеров, которые сообщат о всех опубликованных тобой работах? Или у них нет доступа к этим работам? Или они самым тщательнейшим образом не изучили их и не обнаружили, что ты писала о теоретической возможности полетов со сверхсветовой скоростью?
   Тесса прикусила губу.
   — Ну хорошо…
   — Да, подумай над этим. Когда ты сочиняла статью о возможности полетов со сверхсветовой скоростью, это была просто научная гипотеза. Тогда никто тебе не поверил, никто не принял твою гипотезу всерьез. Но потом ты прилетела на Землю и осталась здесь. Неожиданно ты исчезла и не вернулась на Аделию. Я допускаю, что на поселениях неизвестна твоя деятельность на Земле во всех деталях, потому что здесь были приняты такие меры безопасности, какие мог изобрести только параноидальный ум Танаямы. Тем не менее сам факт твоего исчезновения говорит кое о чем, а если учесть опубликованные тобой ранее статьи, то не приходится сомневаться, в какой именно области ты сейчас работаешь. Кроме того, сооружения типа Гипер-сити нельзя сохранить в полной тайне. Наконец, инвестирование огромных сумм тоже должно оставлять заметный след. Каждое поселение собирает какие-то обрывочные сведения; из них постепенно могут складываться элементы знания, которые позволят им продвигаться вперед намного быстрей, чем это удавалось тебе. Ты можешь все это рассказать чиновникам, если поднимется вопрос о прекращении работ. Больше того, стоит нам замедлить темпы разработки проекта, и поселения не только смогут нас обогнать, а обязательно обгонят. Если новые правительственные чиновники это поймут, они будут торопить нас не хуже Танаямы. Повторяю, все это — чистейшая правда. Тесса довольно долго молчала, а Крайл тем временем внимательно наблюдал за ней. Наконец она сказала:
   — Ты прав, мой дорогой охотник за чужими секретами. Моя ошибка в том, что я легкомысленно воспринимала тебя лишь в качестве любовника, но отнюдь не советчика.
   — А почему одно должно исключать другое? — поинтересовался Крайл.
   — Хотя, — продолжила Тесса, — я хорошо знаю, что в этом деле у тебя есть свои интересы.
   — Даже если это так, — возразил Крайл, — что в этом плохого, пока наши интересы направлены к одной цели?

Глава 43

   Через какое-то время в Гипер-сити прибыла группа конгрессменов, а вместе с ними и Игорь Коропатский — новый директор земного Бюро расследований. Он уже много лет работал в Бюро на второстепенных должностях, поэтому Тесса Вендель немного знала его. Коропатский оказался спокойным, доброжелательным толстяком. У него были сильно поредевшие прямые седые волосы, довольно крупный мясистый нос и солидный второй подбородок. Без сомнения, он был достаточно умен и проницателен, но в то же время абсолютно лишен болезненной подозрительности Танаямы. Это чувствовалось с первого взгляда. Конгрессмены не отставали от него ни на шаг. Казалось, они хотели подчеркнуть, что новый директор Бюро — их подчиненный и находится под их контролем. Во всяком случае они должны были надеяться на это, уж слишком затянулся горький урок эры Танаямы. О прекращении работ никто и не заикнулся. Напротив, все хотели их ускорения. Осторожная попытка Вендель подчеркнуть, что поселения могут обогнать или по крайней мере почти догнать землян, вызвала нужную реакцию и была принята как лишний довод в пользу форсирования работ. Очевидно, Коропатскому было предоставлено право выражать мнение всей группы высокопоставленных гостей. Он сказал:
   — Доктор Вендель, нам не нужна детальная официальная экскурсия по Гипер-сити. Я был здесь не раз; сейчас же я должен потратить какое-то время на реорганизацию Бюро. Я с глубочайшим уважением отношусь к своему знаменитому предшественнику, но смена руководителя важного государственного учреждения всегда сопровождается реорганизацией, особенно если предшественник оставался на своем посту так долго. Далее, по природе я не формалист, поэтому давайте поговорим просто и без лишних формальностей. Я задам вам несколько вопросов, а вы, надеюсь, ответите так, чтобы вас без труда понял даже человек с такими скромными познаниями в науке, как я.