Страница:
Айзек Азимов
Немезида
Марку Херсту, моему незаменимому редактору, который, как мне кажется, работает над моими рукописями больше, чем я.
Эта книга тематически не связана с романами серий «Основание», «Роботы» или «Империя». Она представляет собой совершенно самостоятельное произведение. Мне кажется, во избежание недоразумений я должен заранее предупредить об этом читателя. Не исключено, когда-нибудь я напишу еще один роман, связывающий «Немезиду» с другими моими книгами. Впрочем, не менее вероятно, что такой роман не появится никогда. В конце концов, сколько можно заставлять себя рассуждать о том, как сложно будущее бытие человека? Хотелось бы сделать еще одно замечание. Уже давно я принял твердое решение во всех своих книгах неотступно следовать одному правилу: писать только простым, понятным языком. Я отказался от всяких попыток образно излагать свои мысли, прибегая к символике или к какому-либо модному стилю, который (преуспей я в этом) принес бы мне Пулитцеровскую премию. Я пишу просто и понятно, чтобы между мной и моими читателями установилось полное взаимопонимание. Конечно, литературные критики могут оценить это правило по-иному. К сожалению, в моих романах события часто развиваются не вполне по воле автора. Вот и в «Немезиде» я с огорчением обнаружил две параллельные сюжетные линии, относящиеся к различным периодам времени; постепенно эти две линии сближаются. Я уверен, что в связи с этим у читателей не возникнет особых проблем, но все же — ведь мы друзья — я счел своим долгом подготовить их заранее.
Пролог
Он сидел в кабине один, задумавшись.
За окном были звезды, и среди них одна, особенная, со своей небольшой планетной системой. Мысленно он представлял ее очень отчетливо, намного ясней, чем можно было увидеть через менее затемненное стекло.
Небольшая звезда, розовато-красная, цвета крови и разрушения, и название подходящее.
Немезида!
Немезида — богиня возмездия.
Он снова вспомнил историю, услышанную однажды в молодости, — легенду, миф или сказку о Всемирном потопе, который смыл грешное, выродившееся человечество, оставив только одну семью. С нее началась новая история.
На этот раз потопа не будет. Будет просто Немезида. Человечество снова вырождается, и приближающаяся Немезида — заслуженное наказание. На этот раз потопа не будет. Потоп — это слишком просто.
Даже если кто-то спасется — что он станет делать дальше? Почему он не чувствовал жалости? В любом случае жизнь не могла продолжаться так, как текла до сих пор. Человечество медленно задыхалось под тяжестью собственных злодеяний. Если вместо медленного мучительного умирания его ждет быстрая смерть, стоит ли сожалеть об этом?
Вокруг Немезиды обращается планета, вокруг планеты — ее спутник, вокруг спутника — Ротор.
От Всемирного потопа немногим удалось спастись в ковчеге. Он имел самое смутное представление о том, как выглядел этот ковчег, но в любом случае Ротор был тем же спасительным ковчегом. На нем спасется только часть человечества, которая построит новый, гораздо лучший мир. Старому миру осталась только Немезида!
Его мысли снова перенеслись к этой звезде. Красный карлик, совершающий свой бесконечный путь. Никакой опасности ни этой звезде, ни окружающим ее мирам. Но не Земле!
Немезида на пути к тебе, Земля!
Она несет возмездие небес!
За окном были звезды, и среди них одна, особенная, со своей небольшой планетной системой. Мысленно он представлял ее очень отчетливо, намного ясней, чем можно было увидеть через менее затемненное стекло.
Небольшая звезда, розовато-красная, цвета крови и разрушения, и название подходящее.
Немезида!
Немезида — богиня возмездия.
Он снова вспомнил историю, услышанную однажды в молодости, — легенду, миф или сказку о Всемирном потопе, который смыл грешное, выродившееся человечество, оставив только одну семью. С нее началась новая история.
На этот раз потопа не будет. Будет просто Немезида. Человечество снова вырождается, и приближающаяся Немезида — заслуженное наказание. На этот раз потопа не будет. Потоп — это слишком просто.
Даже если кто-то спасется — что он станет делать дальше? Почему он не чувствовал жалости? В любом случае жизнь не могла продолжаться так, как текла до сих пор. Человечество медленно задыхалось под тяжестью собственных злодеяний. Если вместо медленного мучительного умирания его ждет быстрая смерть, стоит ли сожалеть об этом?
Вокруг Немезиды обращается планета, вокруг планеты — ее спутник, вокруг спутника — Ротор.
От Всемирного потопа немногим удалось спастись в ковчеге. Он имел самое смутное представление о том, как выглядел этот ковчег, но в любом случае Ротор был тем же спасительным ковчегом. На нем спасется только часть человечества, которая построит новый, гораздо лучший мир. Старому миру осталась только Немезида!
Его мысли снова перенеслись к этой звезде. Красный карлик, совершающий свой бесконечный путь. Никакой опасности ни этой звезде, ни окружающим ее мирам. Но не Земле!
Немезида на пути к тебе, Земля!
Она несет возмездие небес!
Марлена
Глава 1
Последний раз Марлена видела Солнечную систему, когда ей было чуть больше года. Конечно, она ее не помнила. Она много читала о ней, но у нее никогда не возникало ощущения, что она является частью того мира или тот мир — частью ее.
Все свои пятнадцать лет Марлена помнила только Ротор, который и казался ей большим миром. В конце концов, здесь от края до края целых восемь километров. С десяти лет она изредка, хотя бы раз в месяц, — если это удавалось, — гуляла по Ротору. Иногда она выбирала дорожки с небольшой силой тяжести, где можно было немного полетать. Это всегда доставляло ей удовольствие. Но ходи или летай, а Ротор несся и несся в пространстве со всеми его зданиями, парками, фермами, а самое главное — со всеми его жителями.
Такая прогулка занимала целый день, но ее мать ничего не имела против. Она говорила, что Ротор совершенно безопасен. «Не то, что Земля», — добавляла она, никогда не объясняя, почему же Земля небезопасна. «Да так, ничего», — говорила она. Меньше всего Марлене нравились люди. Говорят, по последней переписи на Роторе уже шестьдесят тысяч. Очень много. Слишком много. И на каждом фальшивая маска… Марлена ненавидела эти маски, ведь она знала, что под ними скрываются совершенно другие лица. И ведь ничего нельзя сказать. Раньше, совсем ребенком, она иногда пыталась, но мать в таких случаях всегда одергивала ее и вообще запрещала говорить об этом.
Когда Марлена подросла, она стала чувствовать фальшь и обман еще яснее, но теперь это доставляло ей меньше волнений. Она научилась принимать людей такими, какие они есть, но старалась как можно больше бывать одной, наедине со своими мыслями.
Последнее время Марлена все чаще думала об Эритро — планете, вокруг которой Ротор обращался почти всю ее жизнь. Она не знала, почему ее так притягивает эта планета, но при любой возможности убегала на смотровую площадку. Отсюда она жадно разглядывала Эритро, ей очень хотелось оказаться там.
Мать часто раздраженно спрашивала, почему ее так тянет на эту голую, бесплодную планету, но Марлене нечего было ответить. Она сама не знала. «Просто хочется», — говорила она. Вот и сейчас Марлена на смотровой площадке в одиночестве разглядывала Эритро. Роториане очень редко приходили сюда. Марлена догадывалась, что они уже видели все это и почему-то не разделяли ее интереса.
Вот он Эритро — одна часть освещена, другая в тени. Марлена смутно помнила, что кто-то держал ее на руках, когда она впервые увидела эту планету. По мере приближения Ротора она каждый раз казалась все больше и больше. Было ли это на самом деле? Ей тогда уже почти исполнилось четыре года, так что вполне могло и быть.
Потом на смену этим воспоминаниям — реальным или только воображаемым — пришли другие мысли. Постепенно Марлена стала осознавать, насколько велика эта планета. Диаметр больше двенадцати тысяч километров. Это не какие-то там восемь километров Ротора. Она не могла представить себе такие масштабы. На экране Эритро не выглядел таким большим; трудно вообразить, что, стоя на его поверхности, можно видеть на сотни и даже тысячи километров вокруг. Марлена знала твердо — она хочет оказаться там. Очень хочет.
Оринеля Эритро не интересовал, и это огорчало Марлену. Он говорил, что у него и без Эритро есть о чем думать. Например, как подготовиться и поступить в колледж. Ему семнадцать с половиной, а Марлене только минуло пятнадцать. Не такая уж большая разница, подумала она упрямо, ведь девочки развиваются быстрее.
По крайней мере, должны развиваться быстрее. Она оглядела себя и, как обычно, с тревогой и разочарованием подумала, что почему-то все еще выглядит ребенком — маленькая и толстенькая. Марлена еще раз посмотрела на Эритро — какой он большой, красивый, неярко-красный на освещенной части. Он достаточно велик, чтобы быть планетой, но Марлена знала, что на самом деле Эритро всего лишь спутник планеты. Эритро двигался по орбите вокруг Мегаса; еще больший Мегас и был настоящей планетой, хотя все называли так Эритро. И Мегас, и Эритро, и Ротор обращались вокруг звезды — Немезиды.
— Марлена!
Даже не оглядываясь, Марлена сразу узнала Оринеля. Последнее время в его присутствии она чувствовала себя все более скованно, и истинная причина такой скованности еще сильнее смущала ее. Ей нравилось, как он произносит ее имя. Он выговаривал его совершенно правильно, разделяя на три слога — Мар-ле-на — и чуть-чуть грассируя на звуке «р». Стоило только услышать — и ей становилось теплей.
Марлена обернулась и буркнула, стараясь не покраснеть:
— Привет, Оринель!
— Опять уставилась на Эритро, да? — улыбнулся он. Марлена не ответила. Ну конечно, что еще она могла здесь делать? Все знали о ее особенном отношении к Эритро.
— Как ты здесь оказался? (Скажи, что ты искал меня, подумала она.) — Меня послала твоя мать, — ответил Оринель. (Ах, так…) — Зачем?
— Она сказала, что у тебя плохое настроение и что в таком настроении ты всегда приходишь сюда, а здесь еще больше раскисаешь, поэтому тебя надо вытащить отсюда. Так почему у тебя плохое настроение?
— Вовсе не плохое. А если и плохое, значит, на то есть причины.
— Какие причины? Ты уже не ребенок и должна уметь выражать свои мысли словами.
Марлена подняла брови:
— Спасибо, я прекрасно могу выражать свои мысли. Причина в том, что мне хочется путешествовать.
Оринель засмеялся.
— Ты уже напутешествовалась. Ты пролетела больше двух световых лет. За всю историю Солнечной системы никто не преодолевал и малой доли светового года. Кроме нас. Так что у тебя нет оснований быть недовольной. Ведь ты — Марлена Инсигна Фишер, галактическая путешественница.
Марлена с трудом удержалась от смешка. Инсигна — девичья фамилия ее матери. Когда Оринель называл полное имя Марлены, он всегда брал под козырек и придавал лицу торжественное выражение. Впрочем, такого он не делал уже давно. Она догадывалась, что это оттого, что он старался выглядеть взрослее.
— Я совсем не помню этого путешествия, — сказала Марлена. — Ты ведь знаешь. А если чего-то не помнишь, то его вроде бы и не было. Вот сейчас мы в двух световых годах от Солнечной системы и никогда туда не вернемся.
— Откуда ты знаешь?
— Брось, Оринель. Ты слышал, чтобы хоть кто-нибудь говорил о возвращении?
— Если и не вернемся, что из того? Земля давно перенаселена, да и вся Солнечная система становится такой же перенаселенной и истощенной. Здесь лучше — мы хозяева всего, что только можно увидеть.
— Нет, не хозяева. Мы видим Эритро, но не хотим спускаться на него, чтобы стать настоящими хозяевами.
— Почему не хотим? Ты же знаешь, на Эритро у нас великолепная исследовательская станция.
— Не для нас. Только для нескольких ученых. А я говорю о нас. Нам никогда не разрешат жить на Эритро.
— Всему свое время, — бодро заметил Оринель.
— Конечно. Когда я стану старухой. Или умру.
— Не устраивай трагедию. Ладно, пойдем отсюда. Вернись к людям и осчастливь свою мамочку. Я не могу здесь оставаться. У меня много дел. Долоретта…
У Марлены зазвенело в ушах, и она уже не слышала, что потом говорил Оринель. Достаточно было одного имени — Долоретта! Она ненавидела эту пустую дылду Долоретту. Но что толку? Оринель постоянно вертелся возле нее. Марлене довольно было взглянуть на Оринеля, чтобы понять, как он относится к Долоретте. А тут его послали за ней и он считает, что попусту тратит время. Она знала, о чем он думает сейчас и как торопится вернуться к этой… этой Долоретте. (И почему ей всегда так все отчетливо ясно, что порой даже противно!) Вдруг Марлене захотелось причинить Оринелю боль, найти такие слова, которые серьезно задели бы его. Но только сказать правду. Ей не хотелось лгать ему.
— Мы никогда не вернемся в Солнечную систему. И я знаю почему, — произнесла она.
— Да? И почему же?
Марлена замялась и ничего не ответила. Тогда Оринель добавил:
— Тайна?
Марлена чувствовала, что попала впросак. Не следовало начинать этот разговор. Она пробормотала:
— Я не хочу об этом говорить. Я не должна этого знать.
Но на самом деле слова так и вертелись у нее на языке. В этот момент ей хотелось, чтобы всем было больно.
— Но мне-то ты расскажешь? Ведь мы же друзья, правда?
— Мы друзья? — с сомнением переспросила Марлена. — Ну ладно, тебе я скажу. Мы никогда не вернемся, потому что Земля скоро погибнет. Реакция Оринеля была совсем не той, какой она ожидала. Он громко расхохотался. Марлена негодующе смотрела на него, а он долго не мог успокоиться.
— Марлена, — выдавил он наконец. — Кто тебе это сказал? Должно быть, ты насмотрелась фильмов ужасов.
— Нет!
— Откуда же ты это взяла?
— Я знаю. Я вижу. Из того, что люди говорят и не договаривают, что они делают, сами того не замечая. И еще из того, что рассказывает мне компьютер, когда я правильно ставлю вопросы.
— Ну и что же он тебе рассказывает?
— Не скажу.
— А может быть, ты все это придумала?
— Ничего я не придумала. Земля будет уничтожена не сейчас, может быть, только через тысячи лет, но обязательно погибнет, — лицо Марлены приняло напряженно-торжественное выражение. — И ничто не может этого предотвратить.
Марлена повернулась и вышла, рассерженная тем, что Оринель не поверил ей. Нет, не этим. На самом деле все еще хуже. Он подумал, что она сошла с ума. Вот и получилось хуже некуда. Она слишком разболталась и ничего не выиграла.
Оринель смотрел ей вслед. С его по-мальчишески привлекательного лица сошла улыбка, и появилось выражение некоторой неловкости, а между бровей прорезалась складка.
Все свои пятнадцать лет Марлена помнила только Ротор, который и казался ей большим миром. В конце концов, здесь от края до края целых восемь километров. С десяти лет она изредка, хотя бы раз в месяц, — если это удавалось, — гуляла по Ротору. Иногда она выбирала дорожки с небольшой силой тяжести, где можно было немного полетать. Это всегда доставляло ей удовольствие. Но ходи или летай, а Ротор несся и несся в пространстве со всеми его зданиями, парками, фермами, а самое главное — со всеми его жителями.
Такая прогулка занимала целый день, но ее мать ничего не имела против. Она говорила, что Ротор совершенно безопасен. «Не то, что Земля», — добавляла она, никогда не объясняя, почему же Земля небезопасна. «Да так, ничего», — говорила она. Меньше всего Марлене нравились люди. Говорят, по последней переписи на Роторе уже шестьдесят тысяч. Очень много. Слишком много. И на каждом фальшивая маска… Марлена ненавидела эти маски, ведь она знала, что под ними скрываются совершенно другие лица. И ведь ничего нельзя сказать. Раньше, совсем ребенком, она иногда пыталась, но мать в таких случаях всегда одергивала ее и вообще запрещала говорить об этом.
Когда Марлена подросла, она стала чувствовать фальшь и обман еще яснее, но теперь это доставляло ей меньше волнений. Она научилась принимать людей такими, какие они есть, но старалась как можно больше бывать одной, наедине со своими мыслями.
Последнее время Марлена все чаще думала об Эритро — планете, вокруг которой Ротор обращался почти всю ее жизнь. Она не знала, почему ее так притягивает эта планета, но при любой возможности убегала на смотровую площадку. Отсюда она жадно разглядывала Эритро, ей очень хотелось оказаться там.
Мать часто раздраженно спрашивала, почему ее так тянет на эту голую, бесплодную планету, но Марлене нечего было ответить. Она сама не знала. «Просто хочется», — говорила она. Вот и сейчас Марлена на смотровой площадке в одиночестве разглядывала Эритро. Роториане очень редко приходили сюда. Марлена догадывалась, что они уже видели все это и почему-то не разделяли ее интереса.
Вот он Эритро — одна часть освещена, другая в тени. Марлена смутно помнила, что кто-то держал ее на руках, когда она впервые увидела эту планету. По мере приближения Ротора она каждый раз казалась все больше и больше. Было ли это на самом деле? Ей тогда уже почти исполнилось четыре года, так что вполне могло и быть.
Потом на смену этим воспоминаниям — реальным или только воображаемым — пришли другие мысли. Постепенно Марлена стала осознавать, насколько велика эта планета. Диаметр больше двенадцати тысяч километров. Это не какие-то там восемь километров Ротора. Она не могла представить себе такие масштабы. На экране Эритро не выглядел таким большим; трудно вообразить, что, стоя на его поверхности, можно видеть на сотни и даже тысячи километров вокруг. Марлена знала твердо — она хочет оказаться там. Очень хочет.
Оринеля Эритро не интересовал, и это огорчало Марлену. Он говорил, что у него и без Эритро есть о чем думать. Например, как подготовиться и поступить в колледж. Ему семнадцать с половиной, а Марлене только минуло пятнадцать. Не такая уж большая разница, подумала она упрямо, ведь девочки развиваются быстрее.
По крайней мере, должны развиваться быстрее. Она оглядела себя и, как обычно, с тревогой и разочарованием подумала, что почему-то все еще выглядит ребенком — маленькая и толстенькая. Марлена еще раз посмотрела на Эритро — какой он большой, красивый, неярко-красный на освещенной части. Он достаточно велик, чтобы быть планетой, но Марлена знала, что на самом деле Эритро всего лишь спутник планеты. Эритро двигался по орбите вокруг Мегаса; еще больший Мегас и был настоящей планетой, хотя все называли так Эритро. И Мегас, и Эритро, и Ротор обращались вокруг звезды — Немезиды.
— Марлена!
Даже не оглядываясь, Марлена сразу узнала Оринеля. Последнее время в его присутствии она чувствовала себя все более скованно, и истинная причина такой скованности еще сильнее смущала ее. Ей нравилось, как он произносит ее имя. Он выговаривал его совершенно правильно, разделяя на три слога — Мар-ле-на — и чуть-чуть грассируя на звуке «р». Стоило только услышать — и ей становилось теплей.
Марлена обернулась и буркнула, стараясь не покраснеть:
— Привет, Оринель!
— Опять уставилась на Эритро, да? — улыбнулся он. Марлена не ответила. Ну конечно, что еще она могла здесь делать? Все знали о ее особенном отношении к Эритро.
— Как ты здесь оказался? (Скажи, что ты искал меня, подумала она.) — Меня послала твоя мать, — ответил Оринель. (Ах, так…) — Зачем?
— Она сказала, что у тебя плохое настроение и что в таком настроении ты всегда приходишь сюда, а здесь еще больше раскисаешь, поэтому тебя надо вытащить отсюда. Так почему у тебя плохое настроение?
— Вовсе не плохое. А если и плохое, значит, на то есть причины.
— Какие причины? Ты уже не ребенок и должна уметь выражать свои мысли словами.
Марлена подняла брови:
— Спасибо, я прекрасно могу выражать свои мысли. Причина в том, что мне хочется путешествовать.
Оринель засмеялся.
— Ты уже напутешествовалась. Ты пролетела больше двух световых лет. За всю историю Солнечной системы никто не преодолевал и малой доли светового года. Кроме нас. Так что у тебя нет оснований быть недовольной. Ведь ты — Марлена Инсигна Фишер, галактическая путешественница.
Марлена с трудом удержалась от смешка. Инсигна — девичья фамилия ее матери. Когда Оринель называл полное имя Марлены, он всегда брал под козырек и придавал лицу торжественное выражение. Впрочем, такого он не делал уже давно. Она догадывалась, что это оттого, что он старался выглядеть взрослее.
— Я совсем не помню этого путешествия, — сказала Марлена. — Ты ведь знаешь. А если чего-то не помнишь, то его вроде бы и не было. Вот сейчас мы в двух световых годах от Солнечной системы и никогда туда не вернемся.
— Откуда ты знаешь?
— Брось, Оринель. Ты слышал, чтобы хоть кто-нибудь говорил о возвращении?
— Если и не вернемся, что из того? Земля давно перенаселена, да и вся Солнечная система становится такой же перенаселенной и истощенной. Здесь лучше — мы хозяева всего, что только можно увидеть.
— Нет, не хозяева. Мы видим Эритро, но не хотим спускаться на него, чтобы стать настоящими хозяевами.
— Почему не хотим? Ты же знаешь, на Эритро у нас великолепная исследовательская станция.
— Не для нас. Только для нескольких ученых. А я говорю о нас. Нам никогда не разрешат жить на Эритро.
— Всему свое время, — бодро заметил Оринель.
— Конечно. Когда я стану старухой. Или умру.
— Не устраивай трагедию. Ладно, пойдем отсюда. Вернись к людям и осчастливь свою мамочку. Я не могу здесь оставаться. У меня много дел. Долоретта…
У Марлены зазвенело в ушах, и она уже не слышала, что потом говорил Оринель. Достаточно было одного имени — Долоретта! Она ненавидела эту пустую дылду Долоретту. Но что толку? Оринель постоянно вертелся возле нее. Марлене довольно было взглянуть на Оринеля, чтобы понять, как он относится к Долоретте. А тут его послали за ней и он считает, что попусту тратит время. Она знала, о чем он думает сейчас и как торопится вернуться к этой… этой Долоретте. (И почему ей всегда так все отчетливо ясно, что порой даже противно!) Вдруг Марлене захотелось причинить Оринелю боль, найти такие слова, которые серьезно задели бы его. Но только сказать правду. Ей не хотелось лгать ему.
— Мы никогда не вернемся в Солнечную систему. И я знаю почему, — произнесла она.
— Да? И почему же?
Марлена замялась и ничего не ответила. Тогда Оринель добавил:
— Тайна?
Марлена чувствовала, что попала впросак. Не следовало начинать этот разговор. Она пробормотала:
— Я не хочу об этом говорить. Я не должна этого знать.
Но на самом деле слова так и вертелись у нее на языке. В этот момент ей хотелось, чтобы всем было больно.
— Но мне-то ты расскажешь? Ведь мы же друзья, правда?
— Мы друзья? — с сомнением переспросила Марлена. — Ну ладно, тебе я скажу. Мы никогда не вернемся, потому что Земля скоро погибнет. Реакция Оринеля была совсем не той, какой она ожидала. Он громко расхохотался. Марлена негодующе смотрела на него, а он долго не мог успокоиться.
— Марлена, — выдавил он наконец. — Кто тебе это сказал? Должно быть, ты насмотрелась фильмов ужасов.
— Нет!
— Откуда же ты это взяла?
— Я знаю. Я вижу. Из того, что люди говорят и не договаривают, что они делают, сами того не замечая. И еще из того, что рассказывает мне компьютер, когда я правильно ставлю вопросы.
— Ну и что же он тебе рассказывает?
— Не скажу.
— А может быть, ты все это придумала?
— Ничего я не придумала. Земля будет уничтожена не сейчас, может быть, только через тысячи лет, но обязательно погибнет, — лицо Марлены приняло напряженно-торжественное выражение. — И ничто не может этого предотвратить.
Марлена повернулась и вышла, рассерженная тем, что Оринель не поверил ей. Нет, не этим. На самом деле все еще хуже. Он подумал, что она сошла с ума. Вот и получилось хуже некуда. Она слишком разболталась и ничего не выиграла.
Оринель смотрел ей вслед. С его по-мальчишески привлекательного лица сошла улыбка, и появилось выражение некоторой неловкости, а между бровей прорезалась складка.
Глава 2
За время полета и долгие годы, прошедшие уже здесь, у Немезиды, Юджиния Инсигна достигла среднего возраста. Все эти годы она напоминала себе: «Это навсегда. И для нас, и для наших детей, на все обозримое будущее». Эта мысль неизменно угнетала ее. Но почему? С того самого момента, как Ротор вырвался из Солнечной системы, она знала, что это неизбежно. Все на Роторе знали это — и все они добровольно пошли на вечный разрыв с Землей. Те, кто не мог смириться с этим, покинули Ротор до его отлета. И среди них был… Юджиния не довела мысль до конца. Об этом она думала часто и всегда старалась скорее переключиться на другое. И вот они здесь, на Роторе. Но можно ли считать Ротор родным домом? Он был родным для Марлены — ничего другого она не знала. А для нее самой? Ее родиной были Земля, Луна, Солнце, Марс и все, что было связано с человечеством на протяжении всей его истории. Там и только там возникла и развилась жизнь. Даже сейчас невозможно отделаться от мысли, что ее родина вовсе не Ротор.
Оно и понятно, ведь свои первые двадцать восемь лет она провела в Солнечной системе, больше того, после двадцати одного даже целых три года училась в аспирантуре на Земле.
Странно, почему она так часто думала о Земле? Она никогда не любила Землю. Ей не нравились несчетные толпы, неорганизованность, вечная анархия в важном и жесткий правительственный контроль в мелочах. Не нравились и постоянные изменения погоды, природные катаклизмы, разрушительные океаны. Она возвратилась на Ротор с радостью — и с молодым мужем, которому хотела бы подарить этот столь милый ее сердцу вращающийся мирок. Она очень хотела, чтобы строго упорядоченный комфорт Ротора пришелся ему по душе так же, как и ей. Но он замечал лишь ничтожные масштабы Ротора. — Отсюда сбежишь через полгода, — говорил он.
Впрочем, и его интерес к Юджинии продлился немногим дольше. Что поделаешь…
Со временем все образуется само собой. Но не для нее. Только для детей. Юджиния Инсигна так и не нашла своего места, так и не смогла сделать окончательный выбор. Но, как бы то ни было, она родилась на Роторе и, конечно, сможет прожить без Земли. Марлена родилась на Роторе, уже готовившемся покинуть Солнечную систему, и сможет прожить без нее; у девочки останется лишь смутное чувство, что ее жизнь началась там. А у ее детей не будет даже этого, и Земля нисколько не будет волновать их. Для них и Земля, и Солнечная система станут историей, почти мифом, а Эритро — новым, быстро развивающимся миром. Во всяком случае Юджиния очень надеялась на это. У Марлены уже обнаружилась эта странная тяга к Эритро; впрочем, она появилась лишь несколько месяцев назад и может так же внезапно исчезнуть. Но в общем жалеть о чем-то было бы верхом неблагодарности. Никому я в голову не могло прийти, что на орбите вокруг Немезиды может существовать обитаемый мир — уж слишком это было маловероятно. Однако условия для жизни тут оказались просто идеальными. Существование таких условий вблизи Солнечной системы трудно было даже предположить. Не успела Юджиния включить компьютер, как раздался сигнал автоматического секретаря. Из миниатюрного кнопочного громкоговорителя, приколотого на ее левом плече, послышался приятный голос:
— Вас хочет видеть Оринель Пампас. Прием его не запланирован.
Юджиния недовольно поморщилась, потом вспомнила, что она посылала его за Марленой.
— Пусть войдет, — сказала она и бросила быстрый взгляд в зеркало.
Кажется, все в порядке. Она всегда считала, что выглядит моложе своих сорока двух лет, и надеялась, что и другие того же мнения. Конечно, глупо беспокоиться о том, как выгладишь, когда должен прийти семнадцатилетний мальчишка, но она видела, какими глазами смотрит на него бедняжка Марлена, и знала, что означает этот взгляд. Юджиния была почти уверена, что для самовлюбленного Оринеля Марлена — всего лишь забавная толстушка. И все-таки уж если Марлене не избежать неудачи, то пусть она знает, что мать ее здесь совершенно ни при чем. Поэтому по отношению к Оринелю Юджиния была само очарование. Впрочем, в любом случае она обвинит меня, подумала Юджиния и вздохнула. Вошел Оринель; его улыбка пока еще не могла скрыть застенчивости подростка.
— Ну, Оринель, ты нашел Марлену? — спросила она.
— Да, мадам. Она была как раз там, где вы сказали. Я передал ей, что вы против того, чтобы она там сидела.
— А как она себя чувствует?
— Знаете, доктор Инсигна, — то ли это депрессия, то ли что-то другое, но она вбила себе в голову довольно странную мысль. Только ей наверняка не понравится, если я расскажу вам об этом.
— Видишь ли, я тоже не хотела бы шпионить за ней, но у нее действительно часто появляются странные идеи, и это беспокоит меня. Прошу тебя — расскажи.
— Хорошо, — кивнул Оринель. — Только не говорите ей, что узнали об этом от меня. Но это действительно бред. Она сказала, что Земля будет уничтожена.
Он ожидал, что Юджиния рассмеется. Но она не засмеялась, наоборот, рассердилась:
— Что? Откуда она это взяла?
— Не могу сказать, доктор Инсигна. Вы же знаете, она очень умный ребенок, но эти ее фантастические идеи… А может быть, она просто посмеялась надо мной…
— Очень может быть, — перебила Юджиния. — У нее странное чувство юмора. Послушай, я не хотела бы, чтобы ты рассказывал об этом еще кому бы то ни было. Я не хочу, чтобы поползли глупые слухи. Ты понял?
— Конечно, мадам.
— Я говорю серьезно. Никому ни слова. Оринель с готовностью кивнул.
— Но все равно спасибо, что ты рассказал мне. Это очень важно. Я побеседую с Марленой и попробую узнать, что же ее беспокоит. О нашем разговоре я не скажу ни слова.
— Спасибо. Разрешите только один вопрос.
— Что за вопрос?
— В самом деле Земля будет уничтожена?
Юджиния растерянно посмотрела на него, потом заставила себя рассмеяться:
— Конечно, нет! Ты можешь идти.
Юджиния проводила Оринеля взглядом, она пожалела, что не нашла убедительных доводов в подтверждение своих слов.
Оно и понятно, ведь свои первые двадцать восемь лет она провела в Солнечной системе, больше того, после двадцати одного даже целых три года училась в аспирантуре на Земле.
Странно, почему она так часто думала о Земле? Она никогда не любила Землю. Ей не нравились несчетные толпы, неорганизованность, вечная анархия в важном и жесткий правительственный контроль в мелочах. Не нравились и постоянные изменения погоды, природные катаклизмы, разрушительные океаны. Она возвратилась на Ротор с радостью — и с молодым мужем, которому хотела бы подарить этот столь милый ее сердцу вращающийся мирок. Она очень хотела, чтобы строго упорядоченный комфорт Ротора пришелся ему по душе так же, как и ей. Но он замечал лишь ничтожные масштабы Ротора. — Отсюда сбежишь через полгода, — говорил он.
Впрочем, и его интерес к Юджинии продлился немногим дольше. Что поделаешь…
Со временем все образуется само собой. Но не для нее. Только для детей. Юджиния Инсигна так и не нашла своего места, так и не смогла сделать окончательный выбор. Но, как бы то ни было, она родилась на Роторе и, конечно, сможет прожить без Земли. Марлена родилась на Роторе, уже готовившемся покинуть Солнечную систему, и сможет прожить без нее; у девочки останется лишь смутное чувство, что ее жизнь началась там. А у ее детей не будет даже этого, и Земля нисколько не будет волновать их. Для них и Земля, и Солнечная система станут историей, почти мифом, а Эритро — новым, быстро развивающимся миром. Во всяком случае Юджиния очень надеялась на это. У Марлены уже обнаружилась эта странная тяга к Эритро; впрочем, она появилась лишь несколько месяцев назад и может так же внезапно исчезнуть. Но в общем жалеть о чем-то было бы верхом неблагодарности. Никому я в голову не могло прийти, что на орбите вокруг Немезиды может существовать обитаемый мир — уж слишком это было маловероятно. Однако условия для жизни тут оказались просто идеальными. Существование таких условий вблизи Солнечной системы трудно было даже предположить. Не успела Юджиния включить компьютер, как раздался сигнал автоматического секретаря. Из миниатюрного кнопочного громкоговорителя, приколотого на ее левом плече, послышался приятный голос:
— Вас хочет видеть Оринель Пампас. Прием его не запланирован.
Юджиния недовольно поморщилась, потом вспомнила, что она посылала его за Марленой.
— Пусть войдет, — сказала она и бросила быстрый взгляд в зеркало.
Кажется, все в порядке. Она всегда считала, что выглядит моложе своих сорока двух лет, и надеялась, что и другие того же мнения. Конечно, глупо беспокоиться о том, как выгладишь, когда должен прийти семнадцатилетний мальчишка, но она видела, какими глазами смотрит на него бедняжка Марлена, и знала, что означает этот взгляд. Юджиния была почти уверена, что для самовлюбленного Оринеля Марлена — всего лишь забавная толстушка. И все-таки уж если Марлене не избежать неудачи, то пусть она знает, что мать ее здесь совершенно ни при чем. Поэтому по отношению к Оринелю Юджиния была само очарование. Впрочем, в любом случае она обвинит меня, подумала Юджиния и вздохнула. Вошел Оринель; его улыбка пока еще не могла скрыть застенчивости подростка.
— Ну, Оринель, ты нашел Марлену? — спросила она.
— Да, мадам. Она была как раз там, где вы сказали. Я передал ей, что вы против того, чтобы она там сидела.
— А как она себя чувствует?
— Знаете, доктор Инсигна, — то ли это депрессия, то ли что-то другое, но она вбила себе в голову довольно странную мысль. Только ей наверняка не понравится, если я расскажу вам об этом.
— Видишь ли, я тоже не хотела бы шпионить за ней, но у нее действительно часто появляются странные идеи, и это беспокоит меня. Прошу тебя — расскажи.
— Хорошо, — кивнул Оринель. — Только не говорите ей, что узнали об этом от меня. Но это действительно бред. Она сказала, что Земля будет уничтожена.
Он ожидал, что Юджиния рассмеется. Но она не засмеялась, наоборот, рассердилась:
— Что? Откуда она это взяла?
— Не могу сказать, доктор Инсигна. Вы же знаете, она очень умный ребенок, но эти ее фантастические идеи… А может быть, она просто посмеялась надо мной…
— Очень может быть, — перебила Юджиния. — У нее странное чувство юмора. Послушай, я не хотела бы, чтобы ты рассказывал об этом еще кому бы то ни было. Я не хочу, чтобы поползли глупые слухи. Ты понял?
— Конечно, мадам.
— Я говорю серьезно. Никому ни слова. Оринель с готовностью кивнул.
— Но все равно спасибо, что ты рассказал мне. Это очень важно. Я побеседую с Марленой и попробую узнать, что же ее беспокоит. О нашем разговоре я не скажу ни слова.
— Спасибо. Разрешите только один вопрос.
— Что за вопрос?
— В самом деле Земля будет уничтожена?
Юджиния растерянно посмотрела на него, потом заставила себя рассмеяться:
— Конечно, нет! Ты можешь идти.
Юджиния проводила Оринеля взглядом, она пожалела, что не нашла убедительных доводов в подтверждение своих слов.
Глава 3
Джэйнус Питт даже внешне производил приятное впечатление, что в немалой степени помогло ему стать комиссаром Ротора. Для создававшихся поселений сначала отбирали людей не выше среднего роста, полагая, что таким образом в ограниченном объеме поселения удастся разместить больше жителей и сократить расход ресурсов. В конце концов, эта предосторожность оказалась излишней и о ней забыли, но отбор жителей первых поселений сказался на генах их потомков, и средний рост роториан был на несколько сантиметров ниже, чем жителей более поздних поселений.
Питт же, напротив, был высок и, несмотря на свои пятьдесят шесть лет, сохранил хорошую форму. У него были седые со стальным отливом волосы, удлиненное лицо, темно-синие глаза. Питт поднял голову и улыбнулся вошедшей Юджинии Инсигне, хотя при этом почувствовал обычную неловкость. С Юджинией всегда было непросто, иногда он даже уставал от нее. Она постоянно приходила с такими проблемами, разрешить которые было выше человеческих сил.
— Спасибо, Джэйнус, что вы сразу же нашли время принять меня, — сказала Юджиния.
Питт выключил свой компьютер и откинулся в кресле, всем своим видом стараясь показать, что в присутствии Юджинии он отдыхает.
— Ну что вы, — ответил он. — Какие между нами могут быть церемонии? Мы слишком давно знаем друг друга.
— И многое пережили вместе, — в тон ему заметила Юджиния.
— Да-да, — подтвердил Питт. — Как ваша дочь?
— В сущности как раз о ней-то я и хотела с вами поговорить. Нас никто не может подслушать? Вы включили защитный экран?
— Зачем же? — Питт удивленно поднял брови. — Что нам скрывать и от кого?
Вопрос Юджинии заставил Питта вспомнить о необычном положении Ротора. Он был практически изолирован от всех других миров Вселенной, населенных разумными существами. До Солнечной системы было более двух световых лет, а других подобных миров, насколько известно, не существовало в радиусе нескольких сотен или даже миллиардов световых лет.
Роториане могли иногда испытывать чувство одиночества или неуверенности, но зато им можно было не бояться никакого вмешательства извне. Или почти не бояться.
— Вы же знаете, когда следует пользоваться экраном. Ведь вы сами всегда настаивали на максимальной секретности, — сказала Юджиния. Питт включил экран.
— Пожалуйста, Юджиния, не начинайте все сначала. Все уже давно решено. Все было решено еще четырнадцать лет назад, когда мы покинули Солнечную систему. Я знаю, что вы все-таки снова и снова думаете об этом.
— Думаю? А разве я могу не думать? Ведь это — моя звезда, — она показала рукой в сторону Немезиды. — Никто не может снять с меня ответственности.
Питт стиснул зубы. Опять все сначала, все одно и то же, подумал он. Вслух же сказал:
— Экран включен. Так что же вас беспокоит?
— Марлена. Моя дочь. Она каким-то образом узнала.
— Что узнала?
— О Немезиде и Солнечной системе.
— Откуда она могла узнать? Разве только от вас?
Юджиния беспомощно развела руками.
— Конечно, нет. Я не обмолвилась ни словом, но для нее это и не обязательно. Я не знаю, как это у нее получается, но она все видит и все слышит. И на основании этого делает свои выводы. Марлена всегда отличалась такой способностью, а за последний год она очень развилась.
— Ну хорошо. Значит, она просто догадывается и иногда удачно.
Скажите ей, что на этот раз она ошибается, и проследите, чтобы не болтала об этом.
— Но она уже успела рассказать одному юноше, от которого я все и узнала. Это Оринель Пампас. Он часто бывает в нашей семье.
— Ах да. Я знаю его немного. Скажите ему, чтобы он не слушал сказки, которые сочиняет девчонка.
— Она не девчонка. Ей уже пятнадцать.
— Для него она маленькая девочка, уверяю вас. Я же сказал, что знаю этого молодого человека. У меня такое впечатление, что ему очень хочется поскорее повзрослеть. Помню, в его возрасте я считал ниже своего достоинства обращать внимание на пятнадцатилетних девчонок, особенно если они…
— Понимаю, — с горечью продолжила Юджиния. — Особенно если они некрасивы, низкорослы и толстоваты. А разве не важно, что она чрезвычайно умна?
— Для вас и для меня? Конечно, важно. А для Оринеля — конечно, нет. Если будет необходимо, я побеседую с ним, А вы поговорите с Марленой. Объясните ей, что все это просто смешно, все неправда, и пусть она ни с кем не делится своими вредными фантазиями.
— А если это правда?
— Не имеет значения. Послушайте, Юджиния, мы с вами скрывали этот факт не один год; ради блага роториан нам следует скрывать его и дальше. Если поползут слухи, они неминуемо окажутся преувеличенными, появятся всякого рода нелепые вопросы, выплески эмоций, бесполезные сантименты. Все это только отвлечет нас от того, чем мы занимались все это время с того самого дня, как покинули Солнечную систему. А этой работы нам хватит еще надолго, на несколько поколений.
Юджиния была потрясена, она не верила своим ушам:
— Вы и в самом деле не испытываете никаких чувств к Солнечной системе, к Земле, где зародилось человечество?
— Конечно, испытываю! Однако все это только эмоции, а я не могу позволить эмоциям управлять собой. Мы ушли из Солнечной системы, полагая, что человечеству пора осваивать новые жизненные пространства. За нами, я уверен, последуют другие, может быть, они уже идут по нашему пути. Человечество само по себе галактический феномен, поэтому мы не можем замыкаться в пределах одной планетной системы. Теперь наши первоочередные задачи здесь.
Они смотрели друг другу в глаза. Потом Юджиния сказала безнадежно:
— Вы опять убедили меня. Уже столько лет вам неизменно удается настоять на своем.
— Да, но в следующем году мне снова придется убеждать вас, а через год то же самое. Юджиния, вы никак не успокоитесь. Я устал от вас. Довольно было бы и одного раза. — Питт отвернулся к своему компьютеру.
Питт же, напротив, был высок и, несмотря на свои пятьдесят шесть лет, сохранил хорошую форму. У него были седые со стальным отливом волосы, удлиненное лицо, темно-синие глаза. Питт поднял голову и улыбнулся вошедшей Юджинии Инсигне, хотя при этом почувствовал обычную неловкость. С Юджинией всегда было непросто, иногда он даже уставал от нее. Она постоянно приходила с такими проблемами, разрешить которые было выше человеческих сил.
— Спасибо, Джэйнус, что вы сразу же нашли время принять меня, — сказала Юджиния.
Питт выключил свой компьютер и откинулся в кресле, всем своим видом стараясь показать, что в присутствии Юджинии он отдыхает.
— Ну что вы, — ответил он. — Какие между нами могут быть церемонии? Мы слишком давно знаем друг друга.
— И многое пережили вместе, — в тон ему заметила Юджиния.
— Да-да, — подтвердил Питт. — Как ваша дочь?
— В сущности как раз о ней-то я и хотела с вами поговорить. Нас никто не может подслушать? Вы включили защитный экран?
— Зачем же? — Питт удивленно поднял брови. — Что нам скрывать и от кого?
Вопрос Юджинии заставил Питта вспомнить о необычном положении Ротора. Он был практически изолирован от всех других миров Вселенной, населенных разумными существами. До Солнечной системы было более двух световых лет, а других подобных миров, насколько известно, не существовало в радиусе нескольких сотен или даже миллиардов световых лет.
Роториане могли иногда испытывать чувство одиночества или неуверенности, но зато им можно было не бояться никакого вмешательства извне. Или почти не бояться.
— Вы же знаете, когда следует пользоваться экраном. Ведь вы сами всегда настаивали на максимальной секретности, — сказала Юджиния. Питт включил экран.
— Пожалуйста, Юджиния, не начинайте все сначала. Все уже давно решено. Все было решено еще четырнадцать лет назад, когда мы покинули Солнечную систему. Я знаю, что вы все-таки снова и снова думаете об этом.
— Думаю? А разве я могу не думать? Ведь это — моя звезда, — она показала рукой в сторону Немезиды. — Никто не может снять с меня ответственности.
Питт стиснул зубы. Опять все сначала, все одно и то же, подумал он. Вслух же сказал:
— Экран включен. Так что же вас беспокоит?
— Марлена. Моя дочь. Она каким-то образом узнала.
— Что узнала?
— О Немезиде и Солнечной системе.
— Откуда она могла узнать? Разве только от вас?
Юджиния беспомощно развела руками.
— Конечно, нет. Я не обмолвилась ни словом, но для нее это и не обязательно. Я не знаю, как это у нее получается, но она все видит и все слышит. И на основании этого делает свои выводы. Марлена всегда отличалась такой способностью, а за последний год она очень развилась.
— Ну хорошо. Значит, она просто догадывается и иногда удачно.
Скажите ей, что на этот раз она ошибается, и проследите, чтобы не болтала об этом.
— Но она уже успела рассказать одному юноше, от которого я все и узнала. Это Оринель Пампас. Он часто бывает в нашей семье.
— Ах да. Я знаю его немного. Скажите ему, чтобы он не слушал сказки, которые сочиняет девчонка.
— Она не девчонка. Ей уже пятнадцать.
— Для него она маленькая девочка, уверяю вас. Я же сказал, что знаю этого молодого человека. У меня такое впечатление, что ему очень хочется поскорее повзрослеть. Помню, в его возрасте я считал ниже своего достоинства обращать внимание на пятнадцатилетних девчонок, особенно если они…
— Понимаю, — с горечью продолжила Юджиния. — Особенно если они некрасивы, низкорослы и толстоваты. А разве не важно, что она чрезвычайно умна?
— Для вас и для меня? Конечно, важно. А для Оринеля — конечно, нет. Если будет необходимо, я побеседую с ним, А вы поговорите с Марленой. Объясните ей, что все это просто смешно, все неправда, и пусть она ни с кем не делится своими вредными фантазиями.
— А если это правда?
— Не имеет значения. Послушайте, Юджиния, мы с вами скрывали этот факт не один год; ради блага роториан нам следует скрывать его и дальше. Если поползут слухи, они неминуемо окажутся преувеличенными, появятся всякого рода нелепые вопросы, выплески эмоций, бесполезные сантименты. Все это только отвлечет нас от того, чем мы занимались все это время с того самого дня, как покинули Солнечную систему. А этой работы нам хватит еще надолго, на несколько поколений.
Юджиния была потрясена, она не верила своим ушам:
— Вы и в самом деле не испытываете никаких чувств к Солнечной системе, к Земле, где зародилось человечество?
— Конечно, испытываю! Однако все это только эмоции, а я не могу позволить эмоциям управлять собой. Мы ушли из Солнечной системы, полагая, что человечеству пора осваивать новые жизненные пространства. За нами, я уверен, последуют другие, может быть, они уже идут по нашему пути. Человечество само по себе галактический феномен, поэтому мы не можем замыкаться в пределах одной планетной системы. Теперь наши первоочередные задачи здесь.
Они смотрели друг другу в глаза. Потом Юджиния сказала безнадежно:
— Вы опять убедили меня. Уже столько лет вам неизменно удается настоять на своем.
— Да, но в следующем году мне снова придется убеждать вас, а через год то же самое. Юджиния, вы никак не успокоитесь. Я устал от вас. Довольно было бы и одного раза. — Питт отвернулся к своему компьютеру.
Немезида
Глава 4
Впервые Питт настоял на своем шестнадцать лет назад, в памятном 2220-м, когда они впервые увидели реальную возможность создать в Галактике новую человеческую цивилизацию.
Тогда Джэйнус Питт еще не успел поседеть и не был комиссаром Ротора, хотя все предсказывали ему блестящее будущее. Впрочем, уже в то время он возглавлял Департамент исследований и торговли, в частности, он отвечал за разработку Дальнего Зонда, и в значительной мере именно благодаря его усилиям зонд в конце концов был создан. Дальний Зонд был первой попыткой переноса материального объекта через пространство с помощью двигателя с гиперсодействием. Насколько было известно, гиперсодействие пока удалось открыть только на Роторе. Питт был самым активным сторонником соблюдения строжайшей секретности. На одном из заседаний Совета он сказал:
Тогда Джэйнус Питт еще не успел поседеть и не был комиссаром Ротора, хотя все предсказывали ему блестящее будущее. Впрочем, уже в то время он возглавлял Департамент исследований и торговли, в частности, он отвечал за разработку Дальнего Зонда, и в значительной мере именно благодаря его усилиям зонд в конце концов был создан. Дальний Зонд был первой попыткой переноса материального объекта через пространство с помощью двигателя с гиперсодействием. Насколько было известно, гиперсодействие пока удалось открыть только на Роторе. Питт был самым активным сторонником соблюдения строжайшей секретности. На одном из заседаний Совета он сказал: