— Правильно. От шаха не умирают. А кто говорит, что умирают?
Глаза моего будущего партнера были уставлены в одну точку. Я сразу понял: дальше одного-двух ходов он не видит. Его противник, прежде чем отодвинуть короля, неторопливо очистил от песка руки.
— Еще один шахец… И еще один. — Темп игры стал быстрее. Черные давно матовались, если бы не столько бессмысленных шахов.
Неподалеку какая-то мама ворковала:
— Кто будет кушать кашку? Леночка будет кушать кашку. Никому не дадим кашки.
— Вот так с детства калечат ребенка, — громко сказал Сашка, явно для того, чтобы привлечь к нам внимание. При этом он пристально смотрел на моего потенциального противника.
— Вернулись? Где же ваш приятель? — сказал тот. — А, маэстро, — сказал он мне, догадываясь, что Сашкин приятель — это я. — Сыграем, сыграем.
— Он пришел посмотреть вашу игру. Сам он играть не хочет, — сказал Сашка.
— Испугался?
— Чего пугаться? Просто через месяц у меня ответственное соревнование. Пляжные партии расхолаживают, — сказал я.
Знатоки почтительно помалкивали: первая категория, которую присвоил мне Сашка, действовала на них магически. На самом деле у меня была вторая категория. Но в конце концов это не имело большого значения.
— Я же предупреждал, обычно перед соревнованиями он на пляже не играет, — сказал Сашка.
— Чепуха. Назначим вознаграждение за выигранную партию. Для интереса. Ну, хотите, пятнадцать рублей за партию? — Он захохотал, уверенный, что я испугаюсь. От названной им цифры у меня кровь бросилась в голову. Я еле удержался, чтобы не сказать «да». Вместо этого я сказал:
— Что вы! У меня таких денег нет, — тем самым скромно намекая, что вовсе не уверен в исходе поединка.
— Хотите десять рублей?
Сашка был прав. Просто неинтересно, что облюбованная им жертва так легко лезла на крючок. Почти всегда нам самим приходилось предлагать денежный приз, и я обычно играл по пять рублей за партию.
— Что? Опять испугались? — Мой будущий противник снова захохотал.
— Иметь первую категорию и так жаться, — сказал Сашка. — Тебя же люди просят сыграть. Они же подумают, что я просто сбрехал. Я иду с тобой в долю и даю тебе пять рублей.
Я стоял как бы раздумывая и все еще не решаясь. Кто-то из знатоков сказал:
— Видали мы таких мастеров.
Как всегда в подобных случаях, нашлись защитники:
— Он же объяснил, что у него скоро соревнования.
Мужчина с животом тем временем добивал своего противника. Он как будто потерял ко мне интерес. А может быть, в нем проснулось благоразумие и он уже жалел о сделанном предложении? Сашка все это сообразил раньше меня.
— Вы что-нибудь слышали о спортивной форме? Не слышали? Так вот, настоящий шахматист всегда должен держать себя в хорошей спортивной форме. Володя, я тебя прошу, докажи этим специалистам, какой ты шахматист. От одной-двух партий ты форму не потеряешь.
— Хорошо, сыграем, — сказал я.
Мне освободили место. Противник мужчины с животом тут же сдался. Мы разыграли, кому какими играть. Мне достались белые. Расставлять фигуры услужливо помогали знатоки: они жаждали крови. Тем более что при любом исходе никто из них ничем не рисковал. Мой противник держался очень уверенно, возвышаясь над доской как монумент.
— Начнем? Десять рублей у вас есть? — спросил он.
Я достал из кармана две пятерки и протянул их Сашке.
— Имей в виду, в случае проигрыша — ты мне отдашь пятерку.
— Что за вопрос! У вас, конечно, десять рублей есть?
Мой партнер засмеялся. Когда он смеялся, живот его ходил ходуном. Он достал у себя за спиной брюки и вынул из них бумажник. Денежные расчеты перешли полностью в ведение Сашки. Моей обязанностью было играть. Я сделал ход: е2 — е4. Мой противник ответил е7 — е5 и стал доставать деньги. Исход партии меня не беспокоил. Трудность таких партий заключалась в другом: надо было играть так, чтобы у противника и зрителей все время вызывать иллюзию его близкой победы. После третьего хода мой конь на f3 был связан белопольным слоном. Возникла возможность классической ловушки. Я рокировался. Мой противник сыграл конь f6, угрожая моей центральной пешке. Я сделал выжидательный ход: аЗ — и вызвал оживление среди знатоков. Кто-то из них сказал: «Пешечка улыбнулась», — после чего доверие ко мне было несколько подорвано. Партнер задумался. Его настораживала легкость, с которой я отдавал пешку. Сразу было видно: человек ничего не привык брать в жизни легко. Наконец он сказал, подбадривая самого себя:
— Дают — бери…
Кто-то из знатоков его поддержал:
— Пешки — не орешки.
После этого противник, не колеблясь, взял конем мою пешку. Я пошел конем на с3. На этот раз мужчина с животом долго не раздумывал: он наверняка слышал, что сдвоенная пешка ведет к ослаблению позиции, и взял конем моего коня.
Теперь он был в моих руках. Я был уверен, что если он сам не увидит хода центральной пешкой, который вел к мнимому выигрышу коня, то этот ход подскажут знатоки. Кое-кто из них уже злорадно на меня поглядывал. Я взял пешкой черного коня. Казалось, мой противник только этого ждал и немедленно двинул вперед королевскую пешку. Все напряженно ждали моего ответного хода. Как только я взялся за коня, один из знатоков сказал:
— Тронуто — схожено.
Удивительно, как хорошо все знали турнирные правила.
Я поставил коня на е5: слон черных мог брать моего ферзя… Я видел, как у моего противника проступили на лбу крупные капли пота. Он смотрел на моего ферзя, рука его несколько раз поднималась над доской и снова опускалась. Предчувствие подсказывало ему, что ферзя брать нельзя, и в то же время он не мог отказаться от такой крупной добычи. Я слышал по своему адресу нелестные реплики знатоков:
— Остап Бендер в Васюках.
— Ничего. От нас эти мальчики не убегут.
Сашка беспокойно на меня поглядывал, пытаясь определить по моему лицу, не очень ли я зарвался. Мой партнер тоже пристально на меня посмотрел в надежде, что выражение моего лица подскажет ему ответ, который он не находил в расположении фигур. Я полулежал, опираясь на левый локоть, вытянув ноги, и сыпал песок из правой руки в левую. На доску я не смотрел. Один из знатоков неуверенно посоветовал брать коня. Вряд ли он понял коварство моего замысла. Скорей всего им руководил чисто житейский принцип: тише едешь — дальше будешь. На него сразу обрушились те, кто жаждал быстрой расправы.
— Ферзя надо брать, ферзя.
— Пусть пока постоит, — сказал мой противник и пошел пешкой на h5. Наконец он разрешил все свои сомнения и, торжествуя, посмотрел на меня, потом на знатоков, как бы приглашая их быть свидетелями своего шахматного гения. План его был не лишен житейской мудрости: защитив своего слона, он оставлял под боем моего коня и ферзя. При этом он полагал, что если я «зевнул» ферзя, то немедленно его уберу, и тогда он довольствуется конем. А если жертва моя обдумана, то он разрушает мой замысел, не принимая ее. Свои мысли разочарованным знатокам мой противник объяснил предельно кратко: — Пусть его бабушка берет ферзя, — на что один из знатоков ответил:
— Он же конем забирает вашего слона.
Даже эту простейшую комбинацию мой противник не заметил. Он снова уставился в доску, на всякий случай сказав:
— Пусть попробует.
Я не стал пробовать. Я побил своим белопольным слоном пешку f7, объявив шах. Глаза моего противника медленно передвинулись с коня на слона. Знатоки первыми почувствовали в моих неожиданных и уверенных ходах близость трагической развязки. Со стороны всегда виднее. Только партнер еще не понимал, что партия кончена. Он передвинул своего короля на единственно свободную клетку е6 и потаенно посмотрел на моего ферзя. Он, кажется, уже жалел, что не взял его. Я поставил своего чернопольного слона на d5 и сказал:
— Мат!
Даже те, кто предвидел подобный исход, не ожидали, что он наступит так быстро.
— Прямо, мат, — сказал мой противник. — Пока я вижу только шах.
Я предоставил полную возможность ему и знатокам искать несуществующий выход. Эта ловушка была придумана не мной. Она была известна еще в прошлом веке, и с тех пор варианты ее были проанализированы вдоль и поперек сотнями шахматистов.
— Мат. Ничего не поделаешь, — сказал мой партнер.
Он решительно сгреб свои фигуры и двинул их на мой край доски. Мнения о партии разделились: одни считали, что надо было брать коня, другие продолжали настаивать на необходимости бить ферзя. Мужчина с животом молчал: он жаждал реванша и уже расставлял фигуры.
— Может быть, хватит? — спросил я.
— Какой к черту хватит! — решительно изрек он. — Выиграли, дайте отыграться.
Лучшего трудно было желать: я выиграл партию и при этом оставил впечатление, что выиграл ее случайно, как говорят, на арапа.
— Что ж, сыграем, — сказал я, расставляя черные фигуры.
Партия началась решительным движением вперед королевской пешки. Я не спешил с ответным ходом. Я ждал. Противник проявлял все большее нетерпение. Наконец он сказал:
— Маэстро, ваш ход.
— Прошу прощения, — вежливо сказал Сашка. — Я, конечно, могу показаться вам нахалом. Но моего товарища уговорил играть я. И я отвечаю за его спортивную форму…
— Короче. Деньги на кон?
— С вашего позволения.
Догадливость моего партнера просто обезоруживала. Он взял у себя за спиной брюки, и, пока доставал деньги, я сделал ответный ход, жертвуя пешку. Она была немедленно принята. Для этого моему партнеру пришлось отложить в сторону бумажник. Я пошел королем. Этот ход привел знатоков в замешательство. Один из них решил, что я перепутал фигуры.
— Ведь это король, — заметил он.
Я полулежал на боку и пересыпал песок, предвидя, какая сейчас поднимется буря. Знатоки уже видели шах ферзем, который считали неотразимым.
— Спокойней, — сказал мужчина с животом, хотя, кроме него и знатоков, никто и не думал волноваться. Он нагнулся с неожиданной быстротой и со стуком поставил ферзя.
— Шах, — сказал он, как будто мат лежал у него в кармане.
Я загородился пешкой и едва отпустил руку, как эта пешка была схвачена.
— Еще один шах! — Мой партнер полагал, что проиграл первую партию из-за излишней осторожности, и теперь хватал пешки, приговаривая: — Пешки тоже на улице не валяются.
Он уже чувствовал себя победителем и снова сыпал словечки, известные всем шахматистам-любителям.
— Маленький шахец… И еще один шахец, — говорил он, гоняя моего короля.
Его болтовня меня раздражала.
— Вы сами говорили: от шаха еще никто не умирал, — сказал я.
— А вы играйте, играйте.
Я играл, приводя знатоков в замешательство каждым своим ходом. Откуда им было знать, что над этим гамбитом я просидел много часов, анализируя различные варианты. Но шахматы есть шахматы. В них невозможно предусмотреть все. Был момент, когда исход партии висел на волоске. Мне удалось избежать мата, разменяв белопольных слонов. Наконец мой король попал на предназначенное ему поле, прикрытый ладьей и чернопольным слоном. Белый ферзь одиноко маячил на середине доски, лишенный поддержки остальных фигур. В этом и была главная идея гамбита: отражая атаки белого ферзя и жертвуя пешки, черные быстро вводили в игру все свои фигуры. Белый ферзь из охотника обратился в дичь и очень быстро попал в ловушку. Партия кончилась, когда мой партнер еще не успел пережить упоение близкой победой. Мат он воспринял как неожиданный и коварный удар судьбы и, не спрашивая моего согласия, заявил:
— Играем третью, решающую.
— Хватит. Шахматы не карты, — сказал я.
— Ничего, ничего. Сыграем, — ответил он и полез в карман.
Я бы ни за что не стал играть третьей партии, если бы не Сашка. Сашка угрожающе посмотрел на меня, а мне не хотелось с ним связываться. Я играл и злился. Вместо того чтобы купаться с Инкой, валяться на песке, я должен был глохнуть от крика детей и причитаний мам и смотреть на живот, который колыхался на коленях у меня перед глазами. Мой партнер долго обдумывал, какую ему избрать тактику, и решил, что самое безопасное — повторять мои ходы. Идти на обострение, жертвуя фигуры, нечего было и думать: теперь он не брал моих фигур, если даже я их просто зевал. Если бы я даже захотел проиграть ему эту партию, вряд ли мне бы это удалось, так он был напуган двумя предыдущими. Он долго обдумывал каждый ход, но от этого не играл умнее. Партия тянулась долго и скучно. К счастью, все, что имеет начало, рано или поздно кончается. Когда я встал, то словно гора свалилась с моих плеч.
Сашка успокаивал моего партнера, давая ему сдачу с тридцатки.
— По-моему, вы просто устали, — говорил Сашка. — Вы же до этого уже сыграли несколько партий. А он был свеженький как огурчик.
Глаза моего будущего партнера были уставлены в одну точку. Я сразу понял: дальше одного-двух ходов он не видит. Его противник, прежде чем отодвинуть короля, неторопливо очистил от песка руки.
— Еще один шахец… И еще один. — Темп игры стал быстрее. Черные давно матовались, если бы не столько бессмысленных шахов.
Неподалеку какая-то мама ворковала:
— Кто будет кушать кашку? Леночка будет кушать кашку. Никому не дадим кашки.
— Вот так с детства калечат ребенка, — громко сказал Сашка, явно для того, чтобы привлечь к нам внимание. При этом он пристально смотрел на моего потенциального противника.
— Вернулись? Где же ваш приятель? — сказал тот. — А, маэстро, — сказал он мне, догадываясь, что Сашкин приятель — это я. — Сыграем, сыграем.
— Он пришел посмотреть вашу игру. Сам он играть не хочет, — сказал Сашка.
— Испугался?
— Чего пугаться? Просто через месяц у меня ответственное соревнование. Пляжные партии расхолаживают, — сказал я.
Знатоки почтительно помалкивали: первая категория, которую присвоил мне Сашка, действовала на них магически. На самом деле у меня была вторая категория. Но в конце концов это не имело большого значения.
— Я же предупреждал, обычно перед соревнованиями он на пляже не играет, — сказал Сашка.
— Чепуха. Назначим вознаграждение за выигранную партию. Для интереса. Ну, хотите, пятнадцать рублей за партию? — Он захохотал, уверенный, что я испугаюсь. От названной им цифры у меня кровь бросилась в голову. Я еле удержался, чтобы не сказать «да». Вместо этого я сказал:
— Что вы! У меня таких денег нет, — тем самым скромно намекая, что вовсе не уверен в исходе поединка.
— Хотите десять рублей?
Сашка был прав. Просто неинтересно, что облюбованная им жертва так легко лезла на крючок. Почти всегда нам самим приходилось предлагать денежный приз, и я обычно играл по пять рублей за партию.
— Что? Опять испугались? — Мой будущий противник снова захохотал.
— Иметь первую категорию и так жаться, — сказал Сашка. — Тебя же люди просят сыграть. Они же подумают, что я просто сбрехал. Я иду с тобой в долю и даю тебе пять рублей.
Я стоял как бы раздумывая и все еще не решаясь. Кто-то из знатоков сказал:
— Видали мы таких мастеров.
Как всегда в подобных случаях, нашлись защитники:
— Он же объяснил, что у него скоро соревнования.
Мужчина с животом тем временем добивал своего противника. Он как будто потерял ко мне интерес. А может быть, в нем проснулось благоразумие и он уже жалел о сделанном предложении? Сашка все это сообразил раньше меня.
— Вы что-нибудь слышали о спортивной форме? Не слышали? Так вот, настоящий шахматист всегда должен держать себя в хорошей спортивной форме. Володя, я тебя прошу, докажи этим специалистам, какой ты шахматист. От одной-двух партий ты форму не потеряешь.
— Хорошо, сыграем, — сказал я.
Мне освободили место. Противник мужчины с животом тут же сдался. Мы разыграли, кому какими играть. Мне достались белые. Расставлять фигуры услужливо помогали знатоки: они жаждали крови. Тем более что при любом исходе никто из них ничем не рисковал. Мой противник держался очень уверенно, возвышаясь над доской как монумент.
— Начнем? Десять рублей у вас есть? — спросил он.
Я достал из кармана две пятерки и протянул их Сашке.
— Имей в виду, в случае проигрыша — ты мне отдашь пятерку.
— Что за вопрос! У вас, конечно, десять рублей есть?
Мой партнер засмеялся. Когда он смеялся, живот его ходил ходуном. Он достал у себя за спиной брюки и вынул из них бумажник. Денежные расчеты перешли полностью в ведение Сашки. Моей обязанностью было играть. Я сделал ход: е2 — е4. Мой противник ответил е7 — е5 и стал доставать деньги. Исход партии меня не беспокоил. Трудность таких партий заключалась в другом: надо было играть так, чтобы у противника и зрителей все время вызывать иллюзию его близкой победы. После третьего хода мой конь на f3 был связан белопольным слоном. Возникла возможность классической ловушки. Я рокировался. Мой противник сыграл конь f6, угрожая моей центральной пешке. Я сделал выжидательный ход: аЗ — и вызвал оживление среди знатоков. Кто-то из них сказал: «Пешечка улыбнулась», — после чего доверие ко мне было несколько подорвано. Партнер задумался. Его настораживала легкость, с которой я отдавал пешку. Сразу было видно: человек ничего не привык брать в жизни легко. Наконец он сказал, подбадривая самого себя:
— Дают — бери…
Кто-то из знатоков его поддержал:
— Пешки — не орешки.
После этого противник, не колеблясь, взял конем мою пешку. Я пошел конем на с3. На этот раз мужчина с животом долго не раздумывал: он наверняка слышал, что сдвоенная пешка ведет к ослаблению позиции, и взял конем моего коня.
Теперь он был в моих руках. Я был уверен, что если он сам не увидит хода центральной пешкой, который вел к мнимому выигрышу коня, то этот ход подскажут знатоки. Кое-кто из них уже злорадно на меня поглядывал. Я взял пешкой черного коня. Казалось, мой противник только этого ждал и немедленно двинул вперед королевскую пешку. Все напряженно ждали моего ответного хода. Как только я взялся за коня, один из знатоков сказал:
— Тронуто — схожено.
Удивительно, как хорошо все знали турнирные правила.
Я поставил коня на е5: слон черных мог брать моего ферзя… Я видел, как у моего противника проступили на лбу крупные капли пота. Он смотрел на моего ферзя, рука его несколько раз поднималась над доской и снова опускалась. Предчувствие подсказывало ему, что ферзя брать нельзя, и в то же время он не мог отказаться от такой крупной добычи. Я слышал по своему адресу нелестные реплики знатоков:
— Остап Бендер в Васюках.
— Ничего. От нас эти мальчики не убегут.
Сашка беспокойно на меня поглядывал, пытаясь определить по моему лицу, не очень ли я зарвался. Мой партнер тоже пристально на меня посмотрел в надежде, что выражение моего лица подскажет ему ответ, который он не находил в расположении фигур. Я полулежал, опираясь на левый локоть, вытянув ноги, и сыпал песок из правой руки в левую. На доску я не смотрел. Один из знатоков неуверенно посоветовал брать коня. Вряд ли он понял коварство моего замысла. Скорей всего им руководил чисто житейский принцип: тише едешь — дальше будешь. На него сразу обрушились те, кто жаждал быстрой расправы.
— Ферзя надо брать, ферзя.
— Пусть пока постоит, — сказал мой противник и пошел пешкой на h5. Наконец он разрешил все свои сомнения и, торжествуя, посмотрел на меня, потом на знатоков, как бы приглашая их быть свидетелями своего шахматного гения. План его был не лишен житейской мудрости: защитив своего слона, он оставлял под боем моего коня и ферзя. При этом он полагал, что если я «зевнул» ферзя, то немедленно его уберу, и тогда он довольствуется конем. А если жертва моя обдумана, то он разрушает мой замысел, не принимая ее. Свои мысли разочарованным знатокам мой противник объяснил предельно кратко: — Пусть его бабушка берет ферзя, — на что один из знатоков ответил:
— Он же конем забирает вашего слона.
Даже эту простейшую комбинацию мой противник не заметил. Он снова уставился в доску, на всякий случай сказав:
— Пусть попробует.
Я не стал пробовать. Я побил своим белопольным слоном пешку f7, объявив шах. Глаза моего противника медленно передвинулись с коня на слона. Знатоки первыми почувствовали в моих неожиданных и уверенных ходах близость трагической развязки. Со стороны всегда виднее. Только партнер еще не понимал, что партия кончена. Он передвинул своего короля на единственно свободную клетку е6 и потаенно посмотрел на моего ферзя. Он, кажется, уже жалел, что не взял его. Я поставил своего чернопольного слона на d5 и сказал:
— Мат!
Даже те, кто предвидел подобный исход, не ожидали, что он наступит так быстро.
— Прямо, мат, — сказал мой противник. — Пока я вижу только шах.
Я предоставил полную возможность ему и знатокам искать несуществующий выход. Эта ловушка была придумана не мной. Она была известна еще в прошлом веке, и с тех пор варианты ее были проанализированы вдоль и поперек сотнями шахматистов.
— Мат. Ничего не поделаешь, — сказал мой партнер.
Он решительно сгреб свои фигуры и двинул их на мой край доски. Мнения о партии разделились: одни считали, что надо было брать коня, другие продолжали настаивать на необходимости бить ферзя. Мужчина с животом молчал: он жаждал реванша и уже расставлял фигуры.
— Может быть, хватит? — спросил я.
— Какой к черту хватит! — решительно изрек он. — Выиграли, дайте отыграться.
Лучшего трудно было желать: я выиграл партию и при этом оставил впечатление, что выиграл ее случайно, как говорят, на арапа.
— Что ж, сыграем, — сказал я, расставляя черные фигуры.
Партия началась решительным движением вперед королевской пешки. Я не спешил с ответным ходом. Я ждал. Противник проявлял все большее нетерпение. Наконец он сказал:
— Маэстро, ваш ход.
— Прошу прощения, — вежливо сказал Сашка. — Я, конечно, могу показаться вам нахалом. Но моего товарища уговорил играть я. И я отвечаю за его спортивную форму…
— Короче. Деньги на кон?
— С вашего позволения.
Догадливость моего партнера просто обезоруживала. Он взял у себя за спиной брюки, и, пока доставал деньги, я сделал ответный ход, жертвуя пешку. Она была немедленно принята. Для этого моему партнеру пришлось отложить в сторону бумажник. Я пошел королем. Этот ход привел знатоков в замешательство. Один из них решил, что я перепутал фигуры.
— Ведь это король, — заметил он.
Я полулежал на боку и пересыпал песок, предвидя, какая сейчас поднимется буря. Знатоки уже видели шах ферзем, который считали неотразимым.
— Спокойней, — сказал мужчина с животом, хотя, кроме него и знатоков, никто и не думал волноваться. Он нагнулся с неожиданной быстротой и со стуком поставил ферзя.
— Шах, — сказал он, как будто мат лежал у него в кармане.
Я загородился пешкой и едва отпустил руку, как эта пешка была схвачена.
— Еще один шах! — Мой партнер полагал, что проиграл первую партию из-за излишней осторожности, и теперь хватал пешки, приговаривая: — Пешки тоже на улице не валяются.
Он уже чувствовал себя победителем и снова сыпал словечки, известные всем шахматистам-любителям.
— Маленький шахец… И еще один шахец, — говорил он, гоняя моего короля.
Его болтовня меня раздражала.
— Вы сами говорили: от шаха еще никто не умирал, — сказал я.
— А вы играйте, играйте.
Я играл, приводя знатоков в замешательство каждым своим ходом. Откуда им было знать, что над этим гамбитом я просидел много часов, анализируя различные варианты. Но шахматы есть шахматы. В них невозможно предусмотреть все. Был момент, когда исход партии висел на волоске. Мне удалось избежать мата, разменяв белопольных слонов. Наконец мой король попал на предназначенное ему поле, прикрытый ладьей и чернопольным слоном. Белый ферзь одиноко маячил на середине доски, лишенный поддержки остальных фигур. В этом и была главная идея гамбита: отражая атаки белого ферзя и жертвуя пешки, черные быстро вводили в игру все свои фигуры. Белый ферзь из охотника обратился в дичь и очень быстро попал в ловушку. Партия кончилась, когда мой партнер еще не успел пережить упоение близкой победой. Мат он воспринял как неожиданный и коварный удар судьбы и, не спрашивая моего согласия, заявил:
— Играем третью, решающую.
— Хватит. Шахматы не карты, — сказал я.
— Ничего, ничего. Сыграем, — ответил он и полез в карман.
Я бы ни за что не стал играть третьей партии, если бы не Сашка. Сашка угрожающе посмотрел на меня, а мне не хотелось с ним связываться. Я играл и злился. Вместо того чтобы купаться с Инкой, валяться на песке, я должен был глохнуть от крика детей и причитаний мам и смотреть на живот, который колыхался на коленях у меня перед глазами. Мой партнер долго обдумывал, какую ему избрать тактику, и решил, что самое безопасное — повторять мои ходы. Идти на обострение, жертвуя фигуры, нечего было и думать: теперь он не брал моих фигур, если даже я их просто зевал. Если бы я даже захотел проиграть ему эту партию, вряд ли мне бы это удалось, так он был напуган двумя предыдущими. Он долго обдумывал каждый ход, но от этого не играл умнее. Партия тянулась долго и скучно. К счастью, все, что имеет начало, рано или поздно кончается. Когда я встал, то словно гора свалилась с моих плеч.
Сашка успокаивал моего партнера, давая ему сдачу с тридцатки.
— По-моему, вы просто устали, — говорил Сашка. — Вы же до этого уже сыграли несколько партий. А он был свеженький как огурчик.
6
Ко мне подошел мужчина в очках. Он был выше меня на голову, а худобой с ним мог соперничать только Сашка.
— Давайте сыграем партию, — сказал он и как-то быстро, точно стесняясь, добавил: — Разумеется, на прежних условиях.
— Жарко. Купаться хочется.
Он стоял против меня худой и высокий, и сквозь очки я видел его острые голубые глаза.
— Вполне понятное желание на пляже, — ответил он.
Не знаю, был ли он среди знатоков, когда я играл. Но то, что он не подал ни одной реплики, — я был уверен. Я бы не мог не запомнить его голос, сдавленный и тонкий. Мы разговаривали тихо, но Сашка все равно услышал. Шелест денег пробудил его стяжательские инстинкты.
— Почему бы тебе не сыграть еще одну партию? — спросил он. — Ты же играл с человеком, который устал. Сыграй со свежим партнером. Тебя же просят. — Напрасно я в упор смотрел на Сашку: он нарочно отводил глаза. — Погодите убирать шахматы, — говорил Сашка и легонько подталкивал меня к доске.
— Зачем же насильно? — сказал мужчина в очках.
— Ничего, ничего, это из скромности, — ответил Сашка.
Я прилег у доски, решив про себя сделать из Сашки отбивную котлету. Почему я согласился играть? Наверно, из тщеславия. Мне нравилась почтительность знатоков и интерес, проявленный к моей игре мужчиной в очках. Он сел, и его широкие костлявые плечи нависли над доской между длинных, согнутых в коленях ног. При розыгрыше фигур мне опять достались белые. Играть мне не хотелось, и несколько первых ходов я сделал без определенного плана. Когда я, пересилив себя, проанализировал положение на доске, то обнаружил позицию, очень похожую на ту, что сложилась в первой партии с моим предыдущим партнером. Только вместо королевского коня черные вывели ферзевого. В такой позиции предлагать в жертву ферзя было рискованно, или, как говорят шахматисты, некорректно: вместо ферзя партнер мог брать коня и оставить меня без фигуры. Я посмотрел на него так же, как на меня смотрел в этом же положении мой предыдущий противник. Мужчина в очках сидел склонив над доской голову, и его большие ладони были опущены между колен. Я еще не решил, предлагать ли мне жертву, а моя рука уже сняла с доски королевскую пешку, и на ее место встал конь. Мужчина в очках поднял голову. Я лишь на миг увидел зоркий взгляд его голубых с черным зрачком глаз и тотчас понял, что он все видит и понимает не хуже меня.
Мой партнер поднял руку: конечно, он взял коня. Как это я сразу не догадался, хотя бы по тому, как он брал фигуры, как сосредоточенно и осмысленно смотрел на доску, что передо мной опытный, хороший шахматист. Надо было спасать партию. Я заиграл во всю силу, так, как давно уже не играл. Мне удалось рокироваться в длинную сторону, вскрыть линию на королевском фланге и повести сильную атаку на черного короля. Но именно в этот момент я увидел, что у меня не хватает фигуры для завершающего удара. По инерции я еще делал какие-то ходы. Но даже знатоки поняли: борьба кончена. Кое-кто из них еще сохранял мне верность, но большинство безжалостно переметнулось на сторону моего противника. Кто-то сказал:
— Самое время положить короля в карман.
Я думал не о проигрыше. Мне как-то сразу стало безразлично, проиграю я или каким-то чудом выиграю. Я не понимал, зачем я играю. Для чего мне нужны деньги, если Инка уедет прежде, чем мы успеем истратить те, что у нас были? Я не понимал, как мог потерять столько времени, когда его оставалось так мало. Вместо очередного хода я опрокинул короля — знак, что признаю себя побежденным. Сашка рядом со мной сосредоточенно шелестел деньгами, выбирая наиболее потрепанные бумажки. Мужчина в очках отвел его руку, сказал:
— Хотите реванш?
— Нет! — Я встал и вышел из-под навеса. После тени солнечный свет и блеск воды слепили. Я посмотрел под навес: ко мне подходил Сашка и мужчина в очках. Мне показалось, идут два скелета. Сашка размахивал руками и ехидно спрашивал:
— У вашего папы Азово-Черноморский банк?
— У меня даже папы нет. Умер десять лет назад.
— Сроки для соболезнования упущены, — сказал Сашка. — Как тебе нравится, он не хочет брать денег.
— Почему?
— Давайте для удобства познакомимся. Меня зовут Игорь.
— Александр. Для близких Сашка.
— Выберем среднее — Шура. Вас зовут Володя. Вот и познакомились.
— Вы же сами сказали: партия на прежних условиях. Значит, возьмите деньги, — сказал я.
— О деньгах не надо. Правда, шахматы дают мне кое-какие доходы. Но приходят они несколько иным путем.
— Осуждаете? — спросил Сашка.
— Ну-у… Не особенно. Наверно, у вас есть какие-то веские причины.
— Какие там причины! Просто нужны карманные деньги, — сказал я.
— Тоже причина. А играете вы для первой категории довольно прилично.
— У меня вторая. — Сашка толкнул меня в бок. — Отстань, — сказал я.
Игорь засмеялся:
— Формальность. Насели вы на меня крепко даже без фигуры. Вы догадались, что я специально с некоторой вариацией разыграл дебют?
— Догадался, но поздно. Просто недоучел, с кем играю, а потом хотелось поскорей кончить партию.
Мы медленно шли, останавливались. Я с Игорем впереди, Сашка сзади.
— Эту ловушку вы нашли сами?
— Нет, в сборнике Разина «Дебюты и ловушки».
— Вот как! Мир тесен, — сказал Игорь и засмеялся. — Раз так, подойдем к моей жене, я вам что-то подарю.
На махровом полотенце, под голубым зонтиком, лежала женщина и читала. Игорь подвел нас к ней.
— Как ты долго! — сказала она. — Нам, наверно, пора идти.
— Скоро пойдем. Познакомься, Зоя, хорошие ребята.
Я пожал ее руку, очень слабую, с длинными и удивительно гибкими пальцами. Меня поразило выражение страдания в ее больших серых глазах. Знакомясь с нами, она положила на полотенце книгу, и я прочел: И.Бабель. «Рассказы».
— Об чем думает такой папаша? Он думает об своих конях, об дать кому-нибудь по морде и об рюмке водки, — сказал Сашка. Он намекал, что довольно основательно знает писателя, книгу которого читала женщина. Зоя улыбнулась, но выражение ее глаз осталось прежним.
— Чудесный писатель, — сказала Зоя. — Когда читаешь его, собственное горе кажется не таким большим. Помните рассказ «История моей голубятни»?
— Спрашиваете! А «Гюи де Мопассан»! Помните — а я смотрел на жизнь, как на луг в мае, по которому гуляли женщины и кони?.. Это же с ума сойти.
Игорь повернулся и протянул мне книгу. Это были «Дебюты и ловушки» И.Разина. Я посмотрел на Игоря, потом снова на книгу и покраснел. Я открыл обложку. Наискось на титульном листе было написано:
"Володя! Ты прав: шахматы — не карты. Если ты об этом всегда будешь помнить, из тебя может выйти хороший шахматист.
Преподаватель математики Ленинградского университета, по совместительству шахматист-неудачник И.Разин"
Я читал надпись, а Игорь говорил:
— Случайно захватил экземпляр. Думал подновить его на досуге для нового издания. Так что извини меня за пометки.
Хороший шахматист из меня не получился. Но и вы, Игорь, не были крупной фигурой на шахматном поле. Но это неважно. Вы оказались настоящим человеком. А в то время, когда мы встретились с вами в Ленинграде, не так-то легко было оставаться настоящим человеком.
Подошел Витька.
— Где вы пропали? Пойдем есть мороженое? Инка спрашивает, — Витька смотрел то на нас, то на Игоря, не понимая, в каких мы с ним отношениях.
— Игорь… — Я не сразу решился назвать его по имени. — Пойдемте с нами, и Зоя пусть идет. Мы вас познакомим со всей нашей компанией. У нас яхта. Можем сходить на острова.
— Спасибо, Володя, наш сынишка в санатории. Есть такая неприятная штука — костный туберкулез. Как-нибудь в другой раз. Мы каждое утро бываем на пляже.
— Мы придем к вам завтра.
— До свидания, ребята.
Когда мы отошли, я оглянулся. Игорь, присев, помогал Зое собирать пляжные пожитки. Сашка выхватил у меня книгу и читал надпись. Витька заглядывал через его плечо.
— Я тебе скажу: такому проиграть вовсе не стыдно.
— Ты проиграл? — спросил Витька.
— Кто проиграл? Он? А это видишь? — Сашка достал из кармана скомканные бумажки. — Дай бог каждый день так проигрывать. Даже хорошо, что ты проиграл одну партию, а то с тобой завтра будут бояться играть.
— Я не буду играть ни завтра, ни послезавтра. Вообще не буду больше играть на деньги.
— Что ты на меня кричишь? Я тебя заставлял играть? Я? Ты думаешь, мне очень приятно бегать по пляжу и искать для тебя партнеров. А вынимать из них деньги приятно?
Кричал не я, а Сашка. Наверное, ему тоже осточертело наше игорное предприятие. Но он мужественно нес свой крест во имя материального блага всех. А мне казалось, что ему доставляет удовольствие выколачивать деньги из моих партнеров.
Когда мы подошли к девочкам, Сашка дал Инке книгу, предварительно открыв обложку и высыпав на нее деньги.
— Передай этому пижону: игорный дом «Белов и Кь» — ликвидирован.
Все это приняли как очередную Сашкину шутку. Девочки сидели одетые в тени навеса. Инка сбросила деньги к себе на колени и читала надпись. Катя и Женя придвинулись к ней и тоже читали.
— Володя, где этот Разин? Я хочу на него посмотреть. Ну, покажи, где он? — сказала Инка.
— Инке сегодня везет на знаменитости, — сказала Женя.
— Правда-правда. Я познакомилась с Джоном Данкером. Не веришь? Спроси их.
Я верил и даже очень охотно. Я легко представил, как Инка знакомилась с королем гавайской гитары, а Витька на все это смотрел и так же, как сейчас, глупо ухмылялся от удовольствия. Ничего не скажешь: хороший товарищ! А я и Сашка в это время в поте лица добывали деньги. Витька перехватил мой взгляд, и улыбки как не бывало на его лице.
— Нашла чем хвастаться, — сказал он. — У него таких знакомых, как ты, полный пляж. — У Витьки хоть совесть заговорила. А Катя и Женя смотрели на меня и смеялись.
Я сел на песок и стал раздеваться.
— А мороженое? — спросила Инка.
— Идите сами, деньги же у тебя.
Сашка тоже раздевался. Я слышал, как он сказал Кате:
— Можешь не смотреть на меня жалкими глазами: с тобой потом поговорю.
Я вошел в воду одновременно с Сашкой, но на расстоянии от него. На Инку я ни разу не оглянулся.
— Будем ждать вас у выхода! — крикнул Витька.
До первого сая — так называлась отмель, намытая морем шагах в сорока от берега, — я шел по грудь в воде, обходя купающихся. За первым саем людей было меньше, и я поплыл. Я проплыл над вторым саем — на эту отмель редко заплывали приезжие — и оглянулся: Сашки не было, и я поплыл один. Вода была теплой, и солнце жгло плечи, и перед собой я видел только воду и такое же белесое небо над ней. Я нырнул с открытыми глазами. Далеко внизу смыкалась зыбкая мгла. С каждым толчком рук и ног я уходил от тепла и света навстречу глубинному холоду. Не знаю, сколько метров воды давило на меня сверху, но руками я чувствовал упругую силу глубины. Она выталкивала меня, а я короткими и частыми толчками пытался ее преодолеть. В легких могло не хватить воздуха, чтобы вернуться на поверхность. Я подумал об этом совершенно спокойно. Я испугался, когда меня повернуло, и я увидел далеко над собой рассеянный свет. Меня стремительно несло навстречу ему. Но мне казалось, что поднимаюсь я медленно, так медленно, что лопнет сердце прежде, чем я достигну поверхности.
Я вылетел по грудь из воды, глотая открытым ртом воздух, и тут же снова стал погружаться. Тогда я лег на спину, и меня чуть покачивала незаметная для глаза волна, и горячее солнце согревало озябшее тело.
Я до сих пор не понимаю, что со мной было. Но всю полноту одиночества и страх перед ним я ощутил, когда повернулся и увидел плоский берег и маленькие фигурки людей.
Я, наверно, не очень долго пробыл в море, потому что, когда я вышел на берег, Сашка еще не оделся. Он натягивал брюки, а Катя стояла рядом и держала рубашку. Я подошел и встал к Сашке спиной.
— Слышишь? Я был неправ.
Сашка понял. А Катя ничего не поняла. Я стоял, и зубы мои стучали в ознобе, и я изо всех сил старался сдержать их стук. Сашка заглянул мне в лицо.
— Что случилось? — спросил он.
— Не знаю. Я нырнул и чуть там не остался. Там довольно прохладно.
Сашка почему-то очень долго смотрел на меня, потом сказал:
— Идиот!.. — Подумал и добавил: — Паршивый пижон. Между прочим, редкое зрелище: король без штанов. Можешь полюбоваться.
У воды стоял коренастый мужчина в черных трикотажных трусах с белым поясом. Он разговаривал с женщиной и смеялся. У него были очень белые зубы, резкие морщины в углах рта и черные, со смоляным блеском волосы. Он показался мне очень молодым. Моложе, чем на афишах.
— Ну его к черту! — сказал я и сел на песок.
— Одевайся. Нас ждут, — сказала Катя.
За пляжной оградой на улице Витька махал нам рукой.
— Давайте сыграем партию, — сказал он и как-то быстро, точно стесняясь, добавил: — Разумеется, на прежних условиях.
— Жарко. Купаться хочется.
Он стоял против меня худой и высокий, и сквозь очки я видел его острые голубые глаза.
— Вполне понятное желание на пляже, — ответил он.
Не знаю, был ли он среди знатоков, когда я играл. Но то, что он не подал ни одной реплики, — я был уверен. Я бы не мог не запомнить его голос, сдавленный и тонкий. Мы разговаривали тихо, но Сашка все равно услышал. Шелест денег пробудил его стяжательские инстинкты.
— Почему бы тебе не сыграть еще одну партию? — спросил он. — Ты же играл с человеком, который устал. Сыграй со свежим партнером. Тебя же просят. — Напрасно я в упор смотрел на Сашку: он нарочно отводил глаза. — Погодите убирать шахматы, — говорил Сашка и легонько подталкивал меня к доске.
— Зачем же насильно? — сказал мужчина в очках.
— Ничего, ничего, это из скромности, — ответил Сашка.
Я прилег у доски, решив про себя сделать из Сашки отбивную котлету. Почему я согласился играть? Наверно, из тщеславия. Мне нравилась почтительность знатоков и интерес, проявленный к моей игре мужчиной в очках. Он сел, и его широкие костлявые плечи нависли над доской между длинных, согнутых в коленях ног. При розыгрыше фигур мне опять достались белые. Играть мне не хотелось, и несколько первых ходов я сделал без определенного плана. Когда я, пересилив себя, проанализировал положение на доске, то обнаружил позицию, очень похожую на ту, что сложилась в первой партии с моим предыдущим партнером. Только вместо королевского коня черные вывели ферзевого. В такой позиции предлагать в жертву ферзя было рискованно, или, как говорят шахматисты, некорректно: вместо ферзя партнер мог брать коня и оставить меня без фигуры. Я посмотрел на него так же, как на меня смотрел в этом же положении мой предыдущий противник. Мужчина в очках сидел склонив над доской голову, и его большие ладони были опущены между колен. Я еще не решил, предлагать ли мне жертву, а моя рука уже сняла с доски королевскую пешку, и на ее место встал конь. Мужчина в очках поднял голову. Я лишь на миг увидел зоркий взгляд его голубых с черным зрачком глаз и тотчас понял, что он все видит и понимает не хуже меня.
Мой партнер поднял руку: конечно, он взял коня. Как это я сразу не догадался, хотя бы по тому, как он брал фигуры, как сосредоточенно и осмысленно смотрел на доску, что передо мной опытный, хороший шахматист. Надо было спасать партию. Я заиграл во всю силу, так, как давно уже не играл. Мне удалось рокироваться в длинную сторону, вскрыть линию на королевском фланге и повести сильную атаку на черного короля. Но именно в этот момент я увидел, что у меня не хватает фигуры для завершающего удара. По инерции я еще делал какие-то ходы. Но даже знатоки поняли: борьба кончена. Кое-кто из них еще сохранял мне верность, но большинство безжалостно переметнулось на сторону моего противника. Кто-то сказал:
— Самое время положить короля в карман.
Я думал не о проигрыше. Мне как-то сразу стало безразлично, проиграю я или каким-то чудом выиграю. Я не понимал, зачем я играю. Для чего мне нужны деньги, если Инка уедет прежде, чем мы успеем истратить те, что у нас были? Я не понимал, как мог потерять столько времени, когда его оставалось так мало. Вместо очередного хода я опрокинул короля — знак, что признаю себя побежденным. Сашка рядом со мной сосредоточенно шелестел деньгами, выбирая наиболее потрепанные бумажки. Мужчина в очках отвел его руку, сказал:
— Хотите реванш?
— Нет! — Я встал и вышел из-под навеса. После тени солнечный свет и блеск воды слепили. Я посмотрел под навес: ко мне подходил Сашка и мужчина в очках. Мне показалось, идут два скелета. Сашка размахивал руками и ехидно спрашивал:
— У вашего папы Азово-Черноморский банк?
— У меня даже папы нет. Умер десять лет назад.
— Сроки для соболезнования упущены, — сказал Сашка. — Как тебе нравится, он не хочет брать денег.
— Почему?
— Давайте для удобства познакомимся. Меня зовут Игорь.
— Александр. Для близких Сашка.
— Выберем среднее — Шура. Вас зовут Володя. Вот и познакомились.
— Вы же сами сказали: партия на прежних условиях. Значит, возьмите деньги, — сказал я.
— О деньгах не надо. Правда, шахматы дают мне кое-какие доходы. Но приходят они несколько иным путем.
— Осуждаете? — спросил Сашка.
— Ну-у… Не особенно. Наверно, у вас есть какие-то веские причины.
— Какие там причины! Просто нужны карманные деньги, — сказал я.
— Тоже причина. А играете вы для первой категории довольно прилично.
— У меня вторая. — Сашка толкнул меня в бок. — Отстань, — сказал я.
Игорь засмеялся:
— Формальность. Насели вы на меня крепко даже без фигуры. Вы догадались, что я специально с некоторой вариацией разыграл дебют?
— Догадался, но поздно. Просто недоучел, с кем играю, а потом хотелось поскорей кончить партию.
Мы медленно шли, останавливались. Я с Игорем впереди, Сашка сзади.
— Эту ловушку вы нашли сами?
— Нет, в сборнике Разина «Дебюты и ловушки».
— Вот как! Мир тесен, — сказал Игорь и засмеялся. — Раз так, подойдем к моей жене, я вам что-то подарю.
На махровом полотенце, под голубым зонтиком, лежала женщина и читала. Игорь подвел нас к ней.
— Как ты долго! — сказала она. — Нам, наверно, пора идти.
— Скоро пойдем. Познакомься, Зоя, хорошие ребята.
Я пожал ее руку, очень слабую, с длинными и удивительно гибкими пальцами. Меня поразило выражение страдания в ее больших серых глазах. Знакомясь с нами, она положила на полотенце книгу, и я прочел: И.Бабель. «Рассказы».
— Об чем думает такой папаша? Он думает об своих конях, об дать кому-нибудь по морде и об рюмке водки, — сказал Сашка. Он намекал, что довольно основательно знает писателя, книгу которого читала женщина. Зоя улыбнулась, но выражение ее глаз осталось прежним.
— Чудесный писатель, — сказала Зоя. — Когда читаешь его, собственное горе кажется не таким большим. Помните рассказ «История моей голубятни»?
— Спрашиваете! А «Гюи де Мопассан»! Помните — а я смотрел на жизнь, как на луг в мае, по которому гуляли женщины и кони?.. Это же с ума сойти.
Игорь повернулся и протянул мне книгу. Это были «Дебюты и ловушки» И.Разина. Я посмотрел на Игоря, потом снова на книгу и покраснел. Я открыл обложку. Наискось на титульном листе было написано:
"Володя! Ты прав: шахматы — не карты. Если ты об этом всегда будешь помнить, из тебя может выйти хороший шахматист.
Преподаватель математики Ленинградского университета, по совместительству шахматист-неудачник И.Разин"
Я читал надпись, а Игорь говорил:
— Случайно захватил экземпляр. Думал подновить его на досуге для нового издания. Так что извини меня за пометки.
Хороший шахматист из меня не получился. Но и вы, Игорь, не были крупной фигурой на шахматном поле. Но это неважно. Вы оказались настоящим человеком. А в то время, когда мы встретились с вами в Ленинграде, не так-то легко было оставаться настоящим человеком.
Подошел Витька.
— Где вы пропали? Пойдем есть мороженое? Инка спрашивает, — Витька смотрел то на нас, то на Игоря, не понимая, в каких мы с ним отношениях.
— Игорь… — Я не сразу решился назвать его по имени. — Пойдемте с нами, и Зоя пусть идет. Мы вас познакомим со всей нашей компанией. У нас яхта. Можем сходить на острова.
— Спасибо, Володя, наш сынишка в санатории. Есть такая неприятная штука — костный туберкулез. Как-нибудь в другой раз. Мы каждое утро бываем на пляже.
— Мы придем к вам завтра.
— До свидания, ребята.
Когда мы отошли, я оглянулся. Игорь, присев, помогал Зое собирать пляжные пожитки. Сашка выхватил у меня книгу и читал надпись. Витька заглядывал через его плечо.
— Я тебе скажу: такому проиграть вовсе не стыдно.
— Ты проиграл? — спросил Витька.
— Кто проиграл? Он? А это видишь? — Сашка достал из кармана скомканные бумажки. — Дай бог каждый день так проигрывать. Даже хорошо, что ты проиграл одну партию, а то с тобой завтра будут бояться играть.
— Я не буду играть ни завтра, ни послезавтра. Вообще не буду больше играть на деньги.
— Что ты на меня кричишь? Я тебя заставлял играть? Я? Ты думаешь, мне очень приятно бегать по пляжу и искать для тебя партнеров. А вынимать из них деньги приятно?
Кричал не я, а Сашка. Наверное, ему тоже осточертело наше игорное предприятие. Но он мужественно нес свой крест во имя материального блага всех. А мне казалось, что ему доставляет удовольствие выколачивать деньги из моих партнеров.
Когда мы подошли к девочкам, Сашка дал Инке книгу, предварительно открыв обложку и высыпав на нее деньги.
— Передай этому пижону: игорный дом «Белов и Кь» — ликвидирован.
Все это приняли как очередную Сашкину шутку. Девочки сидели одетые в тени навеса. Инка сбросила деньги к себе на колени и читала надпись. Катя и Женя придвинулись к ней и тоже читали.
— Володя, где этот Разин? Я хочу на него посмотреть. Ну, покажи, где он? — сказала Инка.
— Инке сегодня везет на знаменитости, — сказала Женя.
— Правда-правда. Я познакомилась с Джоном Данкером. Не веришь? Спроси их.
Я верил и даже очень охотно. Я легко представил, как Инка знакомилась с королем гавайской гитары, а Витька на все это смотрел и так же, как сейчас, глупо ухмылялся от удовольствия. Ничего не скажешь: хороший товарищ! А я и Сашка в это время в поте лица добывали деньги. Витька перехватил мой взгляд, и улыбки как не бывало на его лице.
— Нашла чем хвастаться, — сказал он. — У него таких знакомых, как ты, полный пляж. — У Витьки хоть совесть заговорила. А Катя и Женя смотрели на меня и смеялись.
Я сел на песок и стал раздеваться.
— А мороженое? — спросила Инка.
— Идите сами, деньги же у тебя.
Сашка тоже раздевался. Я слышал, как он сказал Кате:
— Можешь не смотреть на меня жалкими глазами: с тобой потом поговорю.
Я вошел в воду одновременно с Сашкой, но на расстоянии от него. На Инку я ни разу не оглянулся.
— Будем ждать вас у выхода! — крикнул Витька.
До первого сая — так называлась отмель, намытая морем шагах в сорока от берега, — я шел по грудь в воде, обходя купающихся. За первым саем людей было меньше, и я поплыл. Я проплыл над вторым саем — на эту отмель редко заплывали приезжие — и оглянулся: Сашки не было, и я поплыл один. Вода была теплой, и солнце жгло плечи, и перед собой я видел только воду и такое же белесое небо над ней. Я нырнул с открытыми глазами. Далеко внизу смыкалась зыбкая мгла. С каждым толчком рук и ног я уходил от тепла и света навстречу глубинному холоду. Не знаю, сколько метров воды давило на меня сверху, но руками я чувствовал упругую силу глубины. Она выталкивала меня, а я короткими и частыми толчками пытался ее преодолеть. В легких могло не хватить воздуха, чтобы вернуться на поверхность. Я подумал об этом совершенно спокойно. Я испугался, когда меня повернуло, и я увидел далеко над собой рассеянный свет. Меня стремительно несло навстречу ему. Но мне казалось, что поднимаюсь я медленно, так медленно, что лопнет сердце прежде, чем я достигну поверхности.
Я вылетел по грудь из воды, глотая открытым ртом воздух, и тут же снова стал погружаться. Тогда я лег на спину, и меня чуть покачивала незаметная для глаза волна, и горячее солнце согревало озябшее тело.
Я до сих пор не понимаю, что со мной было. Но всю полноту одиночества и страх перед ним я ощутил, когда повернулся и увидел плоский берег и маленькие фигурки людей.
Я, наверно, не очень долго пробыл в море, потому что, когда я вышел на берег, Сашка еще не оделся. Он натягивал брюки, а Катя стояла рядом и держала рубашку. Я подошел и встал к Сашке спиной.
— Слышишь? Я был неправ.
Сашка понял. А Катя ничего не поняла. Я стоял, и зубы мои стучали в ознобе, и я изо всех сил старался сдержать их стук. Сашка заглянул мне в лицо.
— Что случилось? — спросил он.
— Не знаю. Я нырнул и чуть там не остался. Там довольно прохладно.
Сашка почему-то очень долго смотрел на меня, потом сказал:
— Идиот!.. — Подумал и добавил: — Паршивый пижон. Между прочим, редкое зрелище: король без штанов. Можешь полюбоваться.
У воды стоял коренастый мужчина в черных трикотажных трусах с белым поясом. Он разговаривал с женщиной и смеялся. У него были очень белые зубы, резкие морщины в углах рта и черные, со смоляным блеском волосы. Он показался мне очень молодым. Моложе, чем на афишах.
— Ну его к черту! — сказал я и сел на песок.
— Одевайся. Нас ждут, — сказала Катя.
За пляжной оградой на улице Витька махал нам рукой.