Банч Кристофер. Король-Демон

   — А если я просто отвергну эти требования?
   — Вы никогда не диктовали императору Тенедосу, как ему следует править Нумантией, — сказал я. — Разве у нас есть право что-либо требовать от вас?
   Король задумчиво смерил меня взглядом.
   — Продолжайте.
   — Мне больше нечего добавить, по крайней мере относительно позиции Нумантии, — холодно произнес я. — Эбисса является суверенным государством, имеющим четко определенные границы, утвержденные двусторонними соглашениями. Если вы захотите изменить свои границы, это будет касаться только ваших двух государств.
   Патриарх что-то возмущенно пробурчал себе под нос.
   Я повернулся к Боконноку.
   — Посол, не могли бы вы проводить патриарха, так как то, что будет обсуждаться дальше в этих стенах, его совершенно не касается.
   Не дожидаясь, когда его выведут, патриарх Эбиссы вскочил с места и, трясясь от гнева, стремительно вышел. Я на мгновение ощутил укол стыда, но тотчас же совладал с собой. Эбисса, незнакомые горные джунгли, или моя родина Нумантия? Выбор был однозначен.
   Некоторое время король Байран молчал.
   — Должен признать определенно, вы существенно разрядили обстановку, — наконец сказал он.
   — Я намереваюсь так же решительно разобраться в ближайшие дни и недели со всеми остальными проблемами, — заявил я. — В первую очередь надо решить вопрос насчет границы между нашими государствами. Во-вторых, поставить точку в извечном споре относительно Диких Земель с вашей стороны и Пограничных территорий с нашей. Некоторое время назад вы предложили постараться прийти к взаимоприемлемому согласию и сообща покончить с бандитами, угрожающими этим землям.
   — Это очень непростой вопрос, — сказал король.
   — Согласен. С другой стороны, возможно, мы сами его искусственно усложняем. Ваше величество, я бывал в тех краях, общался с живущими там людьми. Они недостойны быть подданными Нумантии и, да простите меня за смелость, Майсира. Если они не потрошат купца или простого путника, осмелившегося появиться на их землях, то занимаются тем, что режут друг другу глотки.
   — Верно.
   — Это очень большая глупость, к тому же она нам дорого обходится, — продолжал я. — Мне кажется, если две великие державы будут действовать сообща, обязательно найдется простое решение.
   Король кивнул.
   — Третья проблема имеет очень давние корни, и все же упомяну о ней. В течение многих столетий, задолго до того, как правил ваш отец и отец его отца, Майсир предъявлял претензии на часть провинции Юрей, которую Нумантия считала своей исконной территорией, — продолжал я, — Если вспомнить, что между Юреем и Майсиром находится королевство Кейт, не говоря о самых непроходимых горах мира, по-моему, этот вопрос следует обсудить с участием всех заинтересованных сторон.
   — Я слышал, Юрей очень красив, — сказал король.
   — Верно, — подтвердил я. — Но каковы ваши шансы в ближайшее время провести там лето?
   Король пристально посмотрел на меня, и постепенно губы под его ястребиным носом изогнулись в улыбку.
   — Ну хорошо, — сказал Байран. — Наверное, я действительно не предприму путешествие в триста с лишним лиг, через земли, кишащие бандитами, ради того, чтобы насладиться красотами Юрея, каким бы живописными он ни был. Полагаю, эту проблему можно будет разрешить. — Подойдя к окну, он выглянул на улицу, затем повернулся ко мне. — Эта короткая беседа произвела на меня большое впечатление. Посол Дамастес, я начинаю думать, что все не ограничится одними словами.
   — Я разделяю ваши надежды, ваше величество.
   — Это только начало, — задумчиво произнес король. — И неплохое. Кажется, будущее начинает потихоньку светлеть.
   Гонцы повезли депеши на север. Каким-то образом им удалось в рекордно короткие сроки преодолеть Кейт, а дальше гелиограф понес сообщение быстрее ветра. На шестнадцатый день пришел ответ из Никеи. Император согласился, что у нас нет никаких причин поддерживать Эбиссу; соответствующие бумаги были высланы нарочным. Он также поддержал мое предложение как можно скорее заняться проблемами Пограничных территорий и предоставил мне полную свободу действий.
   В Нумантии был объявлен праздник, длившийся два дня, с жертвоприношениями и молитвами о мире.
   Чтобы еще больше убедить короля Байрана в своих добрых намерениях, император приказал всем сотрудникам нумантийского посольства вернуться в Джарру.
   Самая хорошая новость была в конце: численность воинских частей, расквартированных в Юрее, снова сокращалась до норм мирного времени. Все созданные в последнее время подразделения срочно расформировывались.
   В шифрованной записке Тенедос обращался лично ко мне:
    Дамастес, у тебя получилось — по крайней мере, мне так кажется. И Нумантия, и лично я перед тобой в неоплатном долгу. Мир сейчас — мир навеки.
    Т.
   — Некоторое время назад, — осторожно начал лигаба Сала, — между нашими солдатами произошел неприятный инцидент, предположительно в провинции Думайят.
   Барон попросил меня принять его с глазу на глаз, и я недоумевал, в чем дело. После первых же его слов я все понял и решил, что лучшим моим оружием будет правда.
   — Лигаба, вы не совсем точны, — поправил его я. — Впрочем, в Никее по этому поводу также было много недоразумений. Мы провели расследование и выяснили, что наш патруль пересек границу и находился в глубине территории Майсира, неподалеку от города Занте.
   Сала с трудом скрыл свое удивление.
   — Мы полагали, вы думаете иначе. Кажется, вы считали, что подразделение нумантийской армии попало в засаду на своей территории?
   — Как я уже говорил, возникли недоразумения. Я очень сожалею, но, ведь если быть честным, ваши солдаты были наказаны за то, что защищали свою землю, хотя, быть может, они действовали чересчур поспешно.
   — Возможно, так оно и было, — согласился Сала. —Так или иначе, ни одного из офицеров не осталось в живых, так что спросить не у кого.
   — Позвольте поинтересоваться, почему вы вернулись к этой теме? Я считал, она уже давно закрыта.
   — Об этом меня попросил переговорить с вами король Байран. В зависимости от вашего ответа я должен был или промолчать, или сказать вам то, что я сейчас собираюсь сказать: еще слишком рано поддаваться оптимизму, и все же король Байран хочет, чтобы ничто не мешало продвижению к миру. Поэтому он снова до окончания переговоров отводит все майсирские войска на расстояние трехдневных переходов от границы. Это даст нам уверенность в том, что по крайней мере в ближайшие несколько сезонов подобные происшествия больше не повторятся.
   Я также могу вас заверить, что, если переговоры будут и дальше продолжаться в том же духе, король демобилизует классы, недавно призванные на военную службу. Если не произойдет никаких... неприятностей, те средства, которые казна тратит на содержание дополнительных солдат, лучше будут потрачены на другие нужды.
   Я ощутил прилив радости и — не стыжусь — гордости. Несмотря на мои опасения, возможно, мне удастся сослужить добрую службу отечеству!
   — Если дела будут и дальше идти так стремительно, — сказал Сала, — вероятно, мы в самое ближайшее время снова перейдем на «ты», а?
   — Будем надеяться.
   Сообщение о новом дружеском шаге короля Байрана было отправлено на север, и через пятнадцать дней пришел ответ императора: он тоже отведет все нумантийские войска от границы. На приграничных территориях останутся только подразделения, охотящиеся за бандитами. Мы еще дальше отступили от пропасти.
   Необходимость ждать по две-три недели между очередными этапами переговоров могла бы свести с ума, если бы мне было нечем заняться. Но мы с Алегрией оказались в самом центре водоворота светской жизни Джарры, став «чем-то новеньким».
   Столичная знать оказалась такой же убогой, как и ее провинциальные кузены. Все были знакомы друг с другом и по большей части еще и состояли в родственных отношениях; все бывали на одних и тех же светских мероприятиях, где напивались с одними и теми же приятелями, после чего ложились в кровать с их женами. И так продолжалось год за годом, десятилетие за десятилетием. Неудивительно, что таким успехом пользовались балы, где впервые дебютировали в высшем обществе юноши и девушки из благородных семейств. Я побывал на одном таком бале, напомнившем мне стаю стервятников, кружащих над умирающей антилопой и ждущих, когда можно будет насытиться свежим мясом.
   У мужчин в моду быстро вошли длинные прически, причем нередко с помощью каких-то сильных отбеливателей волосы перекрашивались в светлый цвет, как у меня. Алегрия даже пошутила, что мне должно быть стыдно за всплеск эпидемии облысения среди мужчин старшего возраста, не рассчитавших действие красителей. Я ответил, что вины на мне не больше, чем на ней, ибо женщины, подражая Алегрии, перешли исключительно на облегающие наряды, подчеркивающие все изгибы фигуры. Молодым девушкам, возможно, это было даже к лицу, но, встречая переваливающуюся с ноги на ногу толстуху, одетую так, я с трудом сдерживал желание сморщиться и отвернуться.
   Сезон Перемен подошел к концу, и начался Сезон Бурь, принесший с юга антарктические бураны.
   Намеченный бал-маскарад был отменен из-за непогоды. Жизнь в Джарре оказалась парализована снежными буранами, так что нам пришлось развлекаться тем, что имелось у нас в распоряжении. Я с удовольствием валялся в кровати в нашем «шатре». Мы перебрались на «летнюю» сторону; в саду весело щебетали птицы, в застывшем знойном воздухе жужжали пчелы.
   Я изучал карты Пограничных территорий, пытаясь определить, есть ли хоть какая-нибудь крупица здравого смысла в моих предложениях.
   Алегрия лежала на полу на трех огромных подушках. Из одежды на ней были лишь узкие полоски материи на груди и на бедрах. Она читала толстую книгу, в которой боги и богини изображались такими же глупыми, завистливыми и жестокими, как и сотворенные ими люди. Разумеется, подобного рода литература была запрещена, поэтому владеющим грамотой приходилось долго ждать своей очереди получить желаемую книгу.
   Поймав на себе мой взгляд, Алегрия улыбнулась и снова погрузилась в чтение.
   Вдруг я осознал одну очевидную истину. Я начал потихоньку влюбляться в Алегрию, возможно, уже успелее полюбить. Сейчас, оглядываясь назад, я недоумеваю, почему мне потребовалось столько времени, чтобы понять это. Впрочем, ответ мне известен. Конечно же, причиной всему была Маран.
   По-прежнему оставались не остывшие до конца чувства, слова, которые мне хотелось сказать своей жене — или бывшей жене, я не знал, удалось ли ей уже добиться развода. Но какое это имело значение? Прошлое осталось в прошлом, умершее и забытое. Почему я не встал, не подошел к Алегрии, не поцеловал ее, а дальше будь что будет? Я не знал тогда, не знаю и сейчас.
   Я закончил составлять депешу, и курьер забрал ее. Только тут до меня дошло, как же сильно я устал. Я больше не мог оставаться ни в посольстве, ни у себя дома, ни вообще в городе. Мне срочно требовалось выехать на несколько часов на природу. Я поделился этими соображениями с Алегрией. Та, поморщившись, тем не менее храбро поддержала меня.
   — Хорошо, мой господин. Мы отправимся в буран, и если я себе что-нибудь отморожу, виноват в этом будешь ты.
   Час спустя мы, укутавшись в теплые шубы, дрожали на конюшне. Вскочив в седло, Алегрия с мольбой посмотрела на меня.
   — Так где же мы примем свою смерть?
   — Будь я проклят, если знаю. Это ведь ты майсирка, не я.
   — Из монастыря меня отпускали в столицу раз десять, не больше, — сказала Алегрия. — Что творится на улице! Мы с тобой с ума сошли!
   — Знаю... и все же что-то в этом есть, правда?
   И действительно, пронизывающий северный ветер освежил мне голову, очистил душу.
   — Быть может, стоит заглянуть в посольство и взять эскорт? — предложила Алегрия.
   — Зачем? Разве в Майсире мы не пользуемся всеобщей любовью? — ответил я. — Нет, лично мне будет достаточно твоего общества.
   Некоторое время Алегрия сидела в седле в нерешительности.
   — У меня есть одна мысль. Но до того места час пути, а то и больше. И мне придется спрашивать дорогу.
   — Я жду ваших приказаний, войзера.
   — Значит, когда найдут наши закоченевшие трупы, в глазах богов во всем буду виновата я одна.
   — Разумеется. Разве ты до сих пор не научилась понимать мужчин? — усмехнулся я.
   Алегрия только пожала плечами, и мы тронулись в путь.
   Никто не обращал на нас ни малейшего внимания; редкие прохожие шли по своим делам, торопясь успеть, пока улицы не замело окончательно. Поправлюсь, почти никто: прицельно брошенный снежок попал мне в затылок, сбив кивер в сточную канаву. Выругавшись, я обернулся и успел увидеть подростка, юркнувшего в переулок.
   — Как он только посмел! — воскликнула Алегрия, тщетно пытаясь удержаться от смеха.
   Промолчав, я спешился и подобрал свою каску — а также кое-что еще. Когда я садился на коня, постреленок и три его товарища высунулись из-за угла — и едва успели увернуться от снежной глыбы, тайком слепленной мною. Комок ударился в стену у мальчишек над головами, обдав их дождем ледяных осколков. С испуганными криками сорванцы скрылись в переулке.
   — Если играешь с быком, — сказал я, цитируя старую симабуанскую пословицу, — будь готов познакомиться с его рогами.
   Алегрия только покачала головой, и мы двинулись дальше.
   Мы дважды останавливались, Алегрия спрашивала у прохожих дорогу, после чего мы продолжали путь. Где-то через час мы достигли окраин Джарры.
   — И что дальше?
   — Не плачь, неженка, — улыбнулась Алегрия. — Мы только начали.
   По правде сказать, мне становилось все холоднее, и передо мной все чаще появлялись картины нашего милого летнего садика.
   — Эта женщина вознамерилась скормить меня волкам, — мрачно пробурчал я, тем не менее послушно тронувшись следом за Алегрией.
   Снегопад усилился, но дорога была широкой и ровной. Мы проехали через поля, потом мимо маленькой деревушки, затем опять оказались в чистом поле. Я уже собрался было снова начать скулить, но тут мы поднялись на пригорок.
   На высокой скале примостился мрачный замок. Его стены были вырезаны из камня. Мне довелось видеть и более грандиозные сооружения, но никогда я не встречал ничего более величественного и неприступного. Узкие бойницы-окна были забраны толстыми решетками, по обеим сторонам от ворот возвышались башни. Дорога, петляя, поднималась вверх.
   — Вот мы и приехали, — объявила Алегрия.
   — Что это?
   — Мой дом. Здесь живут далриады.
   — О великие боги, — почтительно промолвил я. — Разве может это угрюмое заведение порождать кого-нибудь, кроме суровых отшельников-монахов?
   — Пойдем, я тебе все покажу.
   Мы поднялись по извивающейся дороге к воротам, и нас окликнули часовые. Я отметил, что их было четверо: по два в каждой башне. Алегрия назвала себя, и один часовой куда-то скрылся.
   Я нагнулся к девушке.
   — Миледи, один вопрос. Что сдерживает часовых от бесчестных поступков, раз ты и остальные далриады такие чистые и непорочные? Или они имели несчастье близко познакомиться с очень острым ножом и теперь поют в верхних регистрах?
   — Ты хочешь спросить, евнухи ли они? Нет. Когда-то действительно охрана монастыря состояла из одних евнухов, но потом от этого пришлось отказаться. — Алегрия хихикнула. — Среди послушниц ходили рассказы о евнухах, которые иногда оказывались вроде бы и не совсем евнухами. Сейчас здесь служат добровольцы, набранные из армейских частей. Всего их сотни три, и они защищают все подступы к Далриаде. Их казармы находятся за стенами монастыря, в самой его дальней части. В течение всех лет службы солдаты находятся под действием заклинания, полностью лишающего их не только способности, но и желания что-либо сделать.
   — Какая замечательная жизнь, — заметил я. — Давай проведем здесь два года, разговаривая о том, как... как выращивать брюкву и надраивать доспехи.
   — Это лучше, чем погибнуть на границе, получив в грудь бандитскую стрелу.
   — Возможно, ты права. А может быть, и нет.
   Вернувшись, часовой козырнул и пригласил нас в монастырь. Он сказал, что позаботится о наших лошадях. Спешившись, мы вошли в ворота. Нас встретила женщина лет сорока, очень красивая, почти такая же прекрасная, как Алегрия. Вскрикнув от радости, девушка бросилась ей на шею. Некоторое время женщины торопливо говорили о чем-то своем, наконец Алегрия, спохватившись, представила меня. Женщина, которую, как выяснилось, звали Зелен, учтиво поклонилась.
   — Алегрии действительно очень повезло, — сказала она. — И мы польщены тем, что вы оказали большую честь, навестив нас.
   Зелен провела нас во внутренний двор монастыря. Открылась дверь, и оттуда высыпала стайка задорно смеющихся девочек. Все были просто неописуемо очаровательные — настоящие маленькие куколки с волосами и кожей разных оттенков. Девочки стали бросаться друг в друга снежками, но, увидев меня, испуганно вскрикнули и скрылись за другой дверью. Войдя в здание, мы стали подниматься по длинной лестнице. Зелен, шедшая первой, чуть оторвалась от нас.
   — Зелен, — шепотом объяснила мне Алегрия, — была одной из моих наставниц.
   — И чему она тебя учила?
   — Управлять мышцами, — ответила Алегрия, и ее лицо, раскрасневшееся от морозного ветра, стало еще краснее.
   — А...
   — На долю Зелен выпало большое счастье, и в то же время огромное несчастье, — продолжала Алегрия. — Ее отдали лиджу, принцу, недавно овдовевшему. Они полюбили друг друга, и лидж собрался на ней жениться. Но прежде чем это успело случиться, он погиб на охоте. И Зелен возвратилась сюда.
   В течение следующих часов я узнал много интересного. Всего здесь обучались сто — сто пятьдесят девочек и девушек; кроме того, тут жило приблизительно столько же далриад, вернувшихся в монастырь и ставших наставницами. По сути дела, это был женский пансион для избранных. Я видел, как девушек учат правильно говорить, шить, решать математические задачи. В одном классе девочки слушали поэтессу, читавшую свои стихи, а затем обсуждали услышанное, причем в зрелости суждений они ничуть не уступали студентам лучших университетов.
   Были и другие классы, в которые меня не пускали, и женщины отказывались объяснить, какие науки в них преподают. Мне удалось украдкой заглянуть в одну такую пустующую комнату. В ней вместо парт стояли кровати, и на каждой лежало чучело обнаженного мужчины с застывшим в готовности естеством. Я сделал вид, что ничего не заметил.
   В конце нашего визита мы пили чай из трав со свежевыпеченными булочками в обществе настоятельницы Далриады. Эта женщина лет шестидесяти, сохранившая остатки былой красоты, тем не менее показалась мне излишне строгой и холодной. Судя по всему, она приобрела эти замашки, вернувшись в монастырь от «повелителя», относившегося к тем личностям, кто предпочитает приказы отдавать, а не получать. Собеседницей настоятельница была достаточно интересной, и все же я испытал облегчение, расставшись с ней.
   — Значит, вот где ты воспитывалась, — задумчиво произнес я, когда мы выехали за ворота монастыря.
   — Да. —Алегрия помолчала. — И что ты думаешь по этому поводу?
   — Что я могу думать? — Я оглянулся на мрачные черные стены. — Я бы не хотел там жить, —сказал я, тщательно подбирая слова.
   — Да, но у тебя есть выбор, — возразила Алегрия. — У меня же его не было. И, — добавила она, и в голосе ее прозвучала горечь, — существуют места значительно хуже.
   — Ты говорила, что попала в монастырь в возрасте семи лет, — сказал я. — У тебя сохранились какие-нибудь воспоминания о том, что было до этого?
   — Да, — со злостью произнесла она. — Я помню, что мне постоянно хотелось есть. Помню, что все время мерзла. Помню, как меня били пьяные мужчины, с которыми возвращалась в нашу хибару моя мать. Помню, как она продала меня в Далриаду.
   Мне захотелось заключить ее в объятия, но я благоразумно от этого воздержался.
   — Теперь ты понимаешь? — спросила Алегрия. Этот риторический вопрос не нуждался в ответе. Всю дорогу обратно мы ехали молча. Я понимал, что судьба всех воспитанниц монастыря схожа с судьбой Алегрии. Все они происходят из беднейших семей, или же родители отвергли их по другим причинам. Я вспомнил, как много лет назад мне, молодому легату, направлявшемуся к первому месту службы, какой-то крестьянин попытался продать свою дочь, высохшее от голода существо, которому не суждено было дожить до десяти лет. Люди часто жалуются на то, какие напасти насылают на них боги, и недоумевают, как те могут быть такими жестокими. Но, задумываясь над тем, как жестоко обходятся сами люди со своими собратьями, в первую очередь с женщинами и вообще с теми, кто слабее, я удивляюсь, почему наши создатели и повелители не позволяют себе творить с нами еще более немыслимые зверства.
   К тому времени как мы возвратились в Моритон, к Алегрии вернулась ее обычная беззаботность. Точнее, она снова натянула на себя эту маску. Мое настроение оставалось мрачнее мрачного, но я тоже счел за благо скрывать свои чувства.
   Через несколько дней, ко всеобщему изумлению, в Джарру возвратились сотрудники нумантийского посольства. Получив предписание императора, они тотчас же выехали из Ренана и довольно быстро преодолели Кейт. Последние дни Сезона Перемен погода была мягкой, и холода начались только тогда, когда караван вошел в Майсир. Дважды казалось, что его застигнет зима, однако бураны быстро утихали, заморозив дорогу, но не завалив ее снегом. Караван двигался очень быстро.
   В одночасье угрюмое, пустынное посольство наполнилось щебетанием женщин и смехом молодых мужчин, что быстро подняло всем настроение. Я отметил, что никто из сотрудников не взял с собой своих детей, — но ни с кем не поделился своими соображениями. Несмотря на то что в воздухе запахло миром, по-прежнему нельзя было сказать что-либо наверняка. А жены дипломатов в проницательности ничуть не уступают своим мужьям.
   С не меньшей радостью встречали то, что сотрудники посольства привезли с собой: консервированные нумантийские деликатесы и письма от друзей, завернутые вместо конвертов в информационные листки. Эти листки, в которых содержались новости из дома, хотя и несколько устаревшие, разглаживались и передавались из рук в руки. Здесь, на далекой чужбине, отрадно было узнать, что варанское вино по-прежнему пользуется спросом, что торговцы получили крупный заказ на вахийрские кружева и тому подобное. Я битый час с наслаждением читал эти глупые мелочи, пока мне в руки не попался новый листок.
   В нем сообщалось о бракосочетании трибуна Агина Гуила, командующего Первым корпусом Имперской гвардии, и сестры императора Дални. Я решил, что торжественная церемония была очень пышной. Это подтвердил длинный перечень знатных вельмож, присутствовавших на свадьбе. Вдруг мое настроение резко переменилось.
   Его императорское величество не только почтил бракосочетание своим присутствием, но и любезно согласился лично совершить официальный обряд. Император смотрелся очень величественно в царственном пурпуре и черной коже. Его величество сопровождала Маран, графиня Аграмонте, одетая в ослепительное зеленое платье с белыми кружевами, чарующая и обворожительная...
   Тот безнадежный глупец, кто решает выяснить определенные вещи до конца, в то время как ему следовало бы оставить все в покое, довольствуясь черными сомнениями. И тогда я был именно таким глупцом. (Вполне вероятно, я остаюсь им и по сей день.) После непродолжительных расспросов я выяснил, что один из секретарей лишь совсем недавно был зачислен в штат посольства. Молодой человек, поднявшись по реке из Никеи, присоединился к остальным дипломатам уже в Юрее. Представитель младшей ветви одного из семейств нумантийской аристократии, он должен был заниматься мелкими поручениями посла Боконнока. Я попросил его уделить мне немного времени.
   — С удовольствием. Чем могу быть вам полезен, посол Дамастес? — учтиво поинтересовался молодой вышколенный дипломат.
   — Речь идет о деле личного характера.
   — Сэр, можете говорить, не стесняясь.
   — Вероятно, вам известно, что моя жена некоторое время назад подала прошение о разводе?
   — Д-да, сэр, известно.
   — Вы случайно не знаете, было ли оно удовлетворено? Я ничего об этом не слышал.
   — Да, сэр, было. И в кратчайшие сроки. Поскольку вы находились в отсутствии и с вашей стороны не было возражений, суд счел... по крайней мере, так мне кто-то сказал.
   — Понятно.
   Значит, у меня больше нет никаких прав что-либо требовать от Маран. Наверное, мне не надо было получать подтверждения кое-каких возникших у меня подозрений.
   — Насколько я понял, — тем не менее продолжал я, — моя бывшая жена сопровождала императора во время бракосочетания его сестры.
   — Да, сэр. Точнее, я так слышал. Я занимаю пока не настолько высокое положение, чтобы быть приглашенным на подобные церемонии. Но один из моих дядьев был в числе приглашенных, и, по его словам, эта связь... я имею в виду бракосочетание принцессы Дални и трибуна Гуила, стала событием года.
   Если бы я не слушал так внимательно, то, возможно, не заметил бы небольшой заминки после слова «связь». А может быть, молодой дипломат просто неудачно подобрал слова?