Банч Кристофер. Король-Демон

   И как раз в этот момент император наложил последнее заклятие на майсирцев, затаившихся в болоте. Сперва нумантийские солдаты не разобрались, что к чему, но неприятель вдруг словно обезумел. Майсирцы стали тереть глаза, воя от боли, размахивать руками, кружиться на месте. Теперь им уже было не до войны — и наши солдаты устроили бойню.
   А заклятие было простым — всего лишь москиты. Своеобразные. Невидимые москиты, чьи укусы жгли сильнее огненных искр майсирских колдунов, и солдат уже не мог думать больше ни о чем другом. Боевые ряды майсирцев дрогнули, затем развалились. Солдаты тысячами обращались в бегство или сдавались в плен.
   Наконец-то мы столкнулись лицом к лицу с майсирской армией и разгромили ее. Однако официальной капитуляции не последовало. Мы не услышали подтверждения этому ни от короля Байрана, ни от его йедазов, военачальников. Остатки майсирских войск отступили на север.
   Но император был удовлетворен.
   — Они у нас в руках, — торжествующе заявил он. —Король не может продолжать эту войну — после такого поражения. — Затем Тенедос произнес нечто странное: — И мы заплатили то, что с нас требовали. Отныне сила на моей стороне. Теперь дорога на Джарру открыта.
   Однако цена победы оказалась страшной. Почти тридцать тысяч наших лучших воинов — пехотинцев, кавалеристов, разведчиков — пали смертью героев, были ранены и получили увечья на этом безымянном поле. Чародеи и знахари делали все, что могли, помогая раненым, но слишком часто их действия сводились к краткой молитве и клочку ткани, чтобы прикрыть остекленевшие глаза. В числе погибших были трибун Мерсия Петре и его адъютант Филлак Гертон, который, как я надеялся, не только был моему другу помощником и слугой, но и подарил ему любовь.
   Ночью мы зажгли погребальные костры и принесли жертвы.
   Глядя на бушующее пламя, я вспоминал Мерсию, человека сухого, аскетического, порой даже грубоватого, чьей жизнью была армия.
   Ко мне подошел кто-то, и, оглянувшись, я увидел, что это был Ле Балафре. Его нога была забинтована, рука висела на перевязи. Трибун долго молча смотрел на последние огненные почести, воздававшиеся Петре, затем сказал так тихо, что я едва разобрал его слова:
   — Это была хорошая смерть. Наша смерть, смерть настоящего солдата.
   Повернувшись, Ле Балафре скрылся в темноте.
   Дорога на Джарру была открыта.

Глава 24
ПОКИНУТЫЙ ГОРОД

   Я снова смотрел на раскинувшуюся передо мной Джарру, но на этот раз у меня по коже бежали мурашки. Одно дело видеть покинутым такой маленький городок, как Иртинг; совершенно иное зрелище представлял этот огромный город, затянутый пеленой дождя. Нигде не было ни человека, ни коня, ни другой живности, ни над одной трубой не вился дым; единственными звуками были завывания ветра в пустынных улицах.
   Мы совершили марш до Джарры за шесть дней, и на седьмой рано утром наши разведчики вошли на окраины города. Ничего не обнаружив, они благоразумно заняли оборону и послали гонцов императору. Тенедос поехал вперед, прихватив в качестве охраны целый армейский корпус. Вместе с ним к Джарре направились и колдуны Чарского Братства. Они читали одно заклинание за другим, пытаясь проверить, не превращена ли майсирская столица в огромную колдовскую западню, но ничего не могли определить.
   Я попытался представить себе людей, настолько послушных, что по приказу короля они снялись с обжитых мест и удалились в глушь. У меня мелькнула мысль, скольким из них суждено погибнуть в суровых, негостеприимных лесах юга. Что замыслил Байран? На что он рассчитывает? Неужели он сошел с ума?
   Император приказал нумантийской армии расположиться лагерем под Джаррой. Он хотел сохранить столицу нетронутой, не превращать ее в груду разграбленных развалин. Солдаты недовольно ворчали, но вполголоса, поскольку никто не знал, какие ужасы ждут нас в городе.
   Двум кавалерийским полкам предстояло провести разведку Джарры, и я «предложил» Сафдуру выделить для этой цели 17-й и 20-й полки, моих любимчиков среди элитных частей, сказав, что сам буду ими командовать.
   Топот копыт по булыжной мостовой гулко разносился по словно вымершему городу. На этот раз я действовал в точности по уставу: на каждом перекрестке мы оставляли сторожевое охранение, и отряд продвигался вперед, только убедившись, что все вокруг чисто. В первую очередь меня интересовали Моритон и замок короля Бай-рана. Добравшись до середины города, я обнаружил, что у меня больше не осталось людей. Вызвав в подкрепление два пехотных полка, сменивших мои дозоры, мы продолжили продвигаться вперед.
   Нам встретились несколько майсирцев, в основном стариков, а также тех, для кого не существовали никакие законы. При виде нас люди спешили спрятаться в переулках, и мы даже не пытались их преследовать.
   Ворота Моритона были заперты. Закинув на стены веревки с крючьями, добровольцы поднялись наверх. Через несколько минут ворота открылись. Мы проехали мимо «Октагона»; ворота тюрьмы были распахнуты настежь. Взяв троих уланов, я заглянул внутрь. Все камеры оказались пустыми. Я увидел чей-то труп, насаженный на длинный осколок стекла на внутренней стене. Присмотревшись, я разобрал, что это комендант тюрьмы Шикао, чья улыбка и при жизни напоминала оскал мертвеца. Тут была какая-то загадка: несомненно, солдаты короля Байрана ни за что не допустили бы ничего подобного. Так чтоже все-таки случилось с заключенными? Где они?
   Мы проехали по улицам, застроенным особняками, ко дворцу короля Байрана. Зайдя внутрь, я увидел пар, идущий у меня изо рта, прошел по пустынным, неотапливаемым коридорам и залам, услышал в гнетущей тишине гулкий стук каблуков своих сапог.
   В последнюю очередь я отправился в дальнюю часть Моритона, к стене, отделяющей город от подступившей к нему чащи Белайя. Именно там находился зловещий замок азаза. Мы не увидели в нем ни одной живой души; ворота были заперты. Мы не стали даже пробовать проникнуть внутрь — азаз наверняка позаботился о защите своих владений от незваных гостей.
   Вернувшись, мы доложили об увиденном императору.
   Тенедос взорвался.
   — Как смеет этот варвар и ублюдок именовать себя королем! А его тупые, покорные подданные, что они делают? Неужели они настолько глупы, что не могут понять: их песенка спета! Где, черт побери, делегация Бай-рана, готовая вести переговоры о мире? Где, проклятие, белые флаги?
   У меня хватило благоразумия не высказать вслух свои мысли. А что, если король Байран и майсирцы вовсе не считают себя побежденными? Предположим, Джарра не имеет для них никакого значения — как и остальная территория Майсира, захваченная нами? На многие тысячи лиг к югу, западу и востоку никто еще и не слышал о нумантийцах. Для нашего противника война только началась. И вероятно, он убежден, что в конечном счете победа будет на его стороне.
   От таких мыслей меня мороз по коже продрал. Те, кто способен сохранить веру в победу после того, как в руках неприятеля оказались столица и сотни лиг родной земли, для нас такие же чужие, как призванные колдунами демоны.
   — Впрочем, это не имеет никакого значения, — вдруг произнес Тенедос, стараясь говорить как можно небрежнее. — В моих... в наших руках столица, то есть весь Майсир. Завтра же, как только рассветет, мы осмотрим город.
   Гадая, что это будет за торжественный въезд в покоренную столицу, я тем не менее улыбнулся, кивнул, отсалютовал и попросил разрешения удалиться. Мне следовало бы заняться приготовлениями к завтрашнему дню, решить, какие части куда двинутся, и тому подобное. Но на это у меня был штаб. Я послушался голоса сердца, что, вероятно, мне нужно было делать почаще, и попросил Свальбарда отыскать капитана Балка, чтобы тот приказал Красным Уланам быть готовыми через десять минут выступить в путь.
   Я пустился в совершенно безрассудное предприятие, сознавая всю его безнадежность. Мы быстро добрались до южных предместий Джарры и выехали за пределы города. Было уже поздно, смеркалось, моросящий дождь усиливался.
   Впереди показалась крошечная деревушка, и Свальбард направил своего коня ко мне.
   — Прошу прощения, сэр. Будьте любезны, посмотрите мне в глаза.
   Я был ошеломлен, поскольку эта просьба прозвучала из уст такого замкнутого старого вояки, как Свальбард. Тем не менее я подчинился.
   — Точно, — пробормотал великан. — Кажется, вы не подпали под колдовские чары. Хотя понятия не имею, откуда у меня такая уверенность...
   Свальбард вернулся в строй. Все мои тревоги улетучились, мрачное настроение прошло, и я громко рассмеялся. Несомненно, это только добавило беспокойства Красным Уланам.
   Деревня оказалась не только опустевшей, но также разграбленной и спаленной дотла. Мы снова долго ехали полями, затем завернули за рощицу и увидели нависающий утес с мрачным монастырем далриад наверху.
   Заметив какое-то движение у ворот, я приказал своему маленькому отряду пуститься рысью и приготовить оружие. На расстоянии выстрела из лука от стен монастыря мы увидели шестнадцать человек, одетых во что попало, начиная от обтрепанных нумантийских мундиров и кончая куртками лесорубов. Кое-кто был даже в майсирских туниках. Мои лучники положили стрелы на тетивы, но тут один из незнакомцев бросился к нам навстречу, отчаянно размахивая руками.
   — Подождите! — закричал он. — Не стреляйте. Мы свои. Мы люди Йонга.
   И он изобразил что-то, по его мнению, напоминающее военное приветствие.
   — Командир разведчиков Ланбей, — представился он. — С Третьей штурмовой сотней Йонга.
   — Какого черта вы тут делаете, так далеко от основных сил?
   Ланбей растерянно молчал, переминаясь с ноги на ногу.
   — Э... мы... ну... в общем, пытались узнать, что произошло с... мм...
   Кто-то из моих уланов фыркнул.
   — То есть занимались грабежом.
   — Никак нет, сэр. — Перебрав все известные ему слова и выражения, Ланбей не смог подобрать таких, которые передавали бы его оскорбленную честь, и просто закатил глаза, что сделало его похожим на деревенского дурачка. — Нам даже в голову не могло прийти ничего подобного, сэр. Подобное преступление карается виселицей, ведь так?
   Эти слова уланы встретили громким смехом.
   — Ланбей, не трудись. Я тебя уже раскусил, гнусный лжец, — сказал я. — А теперь говори, что ты делаешь здесь, у монастыря далриад. Попробуй в кои-то веки сказать правду. Не отравишься.
   Глубоко вздохнув, Ланбей затравленно посмотрел на меня, вспоминая, скольких мародеров я повесил за военные преступления, и решил послушаться моего совета.
   — Мы побоялись оставаться в городе, сэр, — мало ли какое колдовство нас там ждет — и решили поискать что-нибудь в окрестностях Джарры, а потом вернуться к своим.
   Разведчики подошли к своему командиру, радуясь, что я, по-видимому, не собираюсь сию минуту никого вешать.
   — Мы хотели поживиться в той деревне, — подхватил один из них, — но здесь уже кто-то до нас успел поорудовать. Потом мы увидели этот замок. Тут-то наверняка должно быть полно добра. Но замок охраняется.
   — Храни нас Ирису! — вдруг крикнул я, лихорадочно оглядываясь вокруг в поисках укрытия.
   Из-за стен монастыря показались головы воинов в закрытых шлемах с забралами. Я пришел в ужас от собственной беспечности. Мои уланы бросились врассыпную, лучники торопливо потянулись за стрелами.
   — Не беспокойтесь, сэр. Они не собираются на нас нападать. Полагаю, их слишком мало, чтобы обеспечить оборону замка, так что они просто хотят посмотреть, что мы замышляем.
   Я снова взглянул на укрепления, и что-то показалось мне странно знакомым... У меня в душе запела струна. Я принялся лихорадочно рыться в памяти, но тут послышался скрип механизмов, и ворота медленно поднялись. Нам навстречу вышла хрупкая фигура в солдатской шинели.
   Женщина. Она направилась к нам. Узнав ее, я спрыгнул с седла, и мы побежали друг к другу. Мои глаза наполнились слезами, но мне нисколько не было стыдно. Поймав Алегрию в свои объятия, я прижал ее к себе. Казалось, это продолжалось целую вечность. Наверное, мы целовались — не помню, ибо мое сердце переполняло счастье, и я не отдавал себе отчета, что происходит вокруг.
   — Как... — наконец с трудом выдавил я. Алегрия тоже плакала. Она улыбнулась сквозь слезы.
   — Кажется, я должна сказать что-нибудь вроде: «Я не сомневалась, что ты придешь за мной».
   Я снова стиснул ее в объятиях, запинаясь, мысленно бормоча слова благодарности Ирису, Исе, Танису, даже Сайонджи — богам знакомым и незнакомым.
   — Не желаешь ли ты вместе со своими людьми пройти в замок? — предложила Алегрия.
   Я попытался было выкрикнуть слова команды, но обнаружил, что комок в горле лишил меня возможности говорить.
   — Заходим внутрь, — наконец произнес я, и голос мой был похож не столько на зычный рык первого трибуна нумантийской армии, сколько на смущенное бормотание подростка. — Пожалуйста, предупреди стражу, —спохватившись, добавил я.
   — Стражу ни о чем не нужно предупреждать, — улыбнулась Алегрия. — Ей известны все мои мысли.
   Она рассмеялась.
   Забыв о своих людях, не обращая внимания ни на что, кроме всепоглощающей, жгучей потребности остаться наедине с любимой женщиной в комнате с огромной кроватью, я как во сне вошел в ворота.
   — А вот и мои солдаты, сэр, — учтиво поклонилась Алегрия. — Возможно, вы вспомните, что прежде у них были... другие обязанности.
   Взглянув на укрепления, я опешил. Воины стояли на крепостных стенах, готовые к бою, в шлемах и кольчугах, с мечами и копьями в руках. Но ниже пояса на них ничего не было, и никто не оторвался от бдительного дозора, никто не обернулся, чтобы посмотреть на нас. Что еще более странно, у всех солдат члены, самых разнообразных форм и размеров, застыли в готовности.
   И тут я вспомнил, где их видел, — в комнате, куда не должен был заходить. Они лежали на кроватях с торчащими вверх членами, ожидая очередную группу учениц. Я даже вспомнил, как, по словам Алегрии, их называли далриады: «соломенные лошадки».
   — Сюда пришли солдаты короля, — продолжала Алегрия, — и сказали, что нам всем нужно бежать, так как северные варвары стремительно наступают. В суматохе я спряталась там, где меня никто не смог найти, ибо знала, что среди варваров будешь ты, и, значит, мне нечего бояться.
   Но потом я поняла, что ты, возможно, придешь не сразу, а мне не хотелось... знакомиться с нумантийскими солдатами, которые, наверное, не поверили бы моему рассказу. Разумеется, стражники ушли вместе с далриадами, но «соломенные лошадки» остались. Поскольку они все время пыжились, выставляя свое мужское достоинство, я решила дать им возможность проявить себя в деле. Отыскав в арсенале доспехи и оружие, я углем подрисовала манекенам усы и бороды, поскольку мастер, создавший их, наградил всех одним и тем же лицом. По-моему, мои солдаты неплохо справились со своей задачей, ты не находишь?
   Но я едва ее слушал.
   — Алегрия, — хрипло произнес я, пытаясь унять мечущиеся мысли. —Я тебя хочу. О боги, как я тебя хочу! Прямо сейчас.
   — Как прикажете, сэр, — томно потупилась она.
   — Если бы я знала, что ты собираешься кончить такбыстро, я бы стала ласкать тебя ртом, — сказала Алегрия. — И еще я даже не представляла себе, что мужчина может накопить в себе столько этой жидкости.
   — Это еще мало, — возразил я. — Учти, с тех пор, как мы с тобой расстались, у меня больше никого не было.
   — Насколько я заметила, сэр, в твердости вы по-прежнему не уступите ни одному из тех, кто стоит на стенах. — Внезапно голос Алегрии стал другим, грудным, чувственным. — А теперь иди ко мне, ибо видят боги, как я тебя люблю!
   Разбросав одежду по всей комнате, мы лежали на коврике перед мерцающим огнем в камине. Не покидая чрева Алегрии, я обнял ее за талию. Она обвила своими длинными ногами мои бедра, и я донес ее до узкой кровати. Тут мой взгляд упал на кое-что получше — на длинную низкую скамью, обитую мягкой тканью, стоявшую у завешенной гобеленом стены. Я уложил Алегрию на скамью так, что ее бедра оказались у самого края.
   — Ты выскочил, — разочарованно воскликнула она. — И теперь вытекаешь из меня.
   — Не переживай, — успокоил ее я, опускаясь на колени и снова проникая членом во влажное чрево.
   Я принялся размеренно двигаться взад и вперед, каждый раз едва не выходя из Алегрии, и она, застонав, стала водить своими ступнями по моим ногам.
   Ее дыхание участилось, стало громче; Алегрия бессвязно забормотала, выкрикивая ругательства, мое имя. Ее ноги поднялись мне на плечи, и я, крепко схватив их, оставаясь глубоко в ней, потянул ее за бедра. Она вскрикнула, не в силах сдерживать обуреваемые ее чувства.
   — Как было бы чудесно, — мечтательно произнесла Алегрия, — если бы ты этой ночью подарил мне ребенка.
   Ее слова на мгновение вернули меня к действительности.
   — Ты в самом деле этого хочешь?
   — Естественно, — сказала Алегрия. — Я стала совсем бесстыжей, Дамастес, и... и пойду на все, что крепче привяжет тебя ко мне.
   — Тебе больше ничего не нужно делать, — искренне заверил ее я. — Ибо я твой, до тех пор, пока ты того желаешь.
   — И как долго будет продолжаться эта вечность? — прошептала Алегрия.
   Где-то перед рассветом ко мне вернулся рассудок, и я вспомнил, что не позаботился о своих людях, о нашей безопасности. Обругав себя за глупость, я тихо встал с кровати, стараясь не разбудить Алегрию, накинул на плечи плащ и подошел к окну, заранее боясь того, что увижу. По стене расхаживал Красный Улан, и во дворе тоже дежурили двое часовых.
   Да, мои солдаты обошлись без меня и подарили мне несколько часов счастья. Я не сомневался, что ни один из них ни словом не обмолвится о моей глупости и о той услуге, которую они мне оказали. Я мысленно дал себе слово щедро вознаградить этих людей, как только у меня появится возможность.
   Оглядываясь назад, я вижу, какой же пустой, какой же бессмысленной была эта клятва, ибо в действительности я смог дать этим людям лишь боль, смерть и жалкие могилы на далекой чужбине.
   Очередной проблеск здравого рассудка напомнил мне, что через несколько часов император собирается торжественно войти в Джарру, и, если при этом не будет присутствовать первый трибун, начнутся кривотолки. Я разбудил Алегрию, и мы оделись. Девушка уже успела собрать свои немногочисленные пожитки. Робко улыбнувшись, она показала мне заколку с котенком, которую я ей подарил, кажется, целую вечность назад.
   Я посадил Алегрию позади себя, и мы быстрым галопом тронулись назад в Джарру.
   Вступление Великой армии Нумантии в Джарру напоминало не столько торжественный парад, сколько погребальную процессию. Длинные колонны оборванных солдат шли под проливным дождем, а на улицах не было зевак, встречающих их восторженными криками. Половина нашей кавалерии, лишившись лошадей, вынуждена была идти в пешем строю; разномастные повозки давно не видели свежей краски. Наши замечательные музыканты шли усталые и измученные, многих скосили болезни, так что музыка, отражавшаяся от стен домов с пустыми глазницами, звучала негромко и жалобно.
   Но мы держали головы высоко, и наши сапоги выбивали по брусчатке зловещий ритм. Какими бы обтрепанными мы ни были, мы по-прежнему были готовы к бою.
   Но куда же запропастился неприятель?
   Тенедос раздраженно стиснул губы; его лицо залилось краской.
   — С Нумантией это не идет ни в какое сравнение, — презрительно пробормотал он. — Ха! И это их лучший город? Всего-то в нем только, что он большой. И куда, черт побери, подевался король Байран? Он должен был встречать меня, опустив свои знамена в грязь, отдавая свое убогое королевство!
   Ну да ладно. Раз мы мало чего добились, захватив Джарру, по крайней мере, я позабочусь о том, чтобы мои солдаты получили лучшее. Домициус Отман!
   Никогда не покидавший императора ординарец тотчас же подъехал к нему.
   — Слушаю, ваше величество!
   — Подготовь следующий указ и позаботься о том, чтобы его уяснил каждый солдат:
   "Храбрые воины Нумантии! Вы долго проливали кровь и умирали, но ваши жертвы не были напрасны. Дарю вам город Джарру. Со временем он будет переименован; я сам подберу ему новое название, увековечивающее вашу доблесть. А пока располагайтесь в лучших домах города, восстанавливайте силы, питаясь мясом и запивая его вином, которые раздобудут для вас ваши квартирмейстеры.
   Но под страхом смерти вам запрещается заниматься грабежом. Джарра должна оставаться такой же прекрасной, какой мы видим ее сегодня. Берегите Джарру, и до тех пор, пока будет стоять этот город, он будет напоминать о славе нумантийской армии".
   — Ну как, неплохо? — спросил Тенедос. — Да, Отман, я хочу, чтобы каждый командир, ознакомившись с этим указом, зарубил себе на носу, что его следует выполнять с особой точностью. Любого, кто нарушит мое распоряжение, я прикажу повесить — будь то рядовой, капрал, офицер или генерал.
   Итак, наша армия вошла в Джарру. Все офицеры разместились в отдельных особняках, и даже почти каждому солдату досталось по своему дому. Соответственно, улицы получили новые названия. Таким образом, появились авеню Баранской гвардии, улица Первого гвардейского корпуса и так далее. На площадях устроили конюшни, а повозки были расставлены вдоль обочин.
   Разумеется, без грабежей не обошлось, но все же эти случаи были единичными, особенно после того, как Тенедос доказал, что не собирается бросать слова на ветер, в течение нескольких часов после печального парада нашей армии повесив двух сержантов и капитана.
   Мы обнаружили в городе некоторое количество майсирцев, ибо не все подчинились приказу короля Байрана оставить город. В основном это были старики, хотя попадались и те, кто надеялся извлечь какую-нибудь выгоду из того, что город обезлюдел и перешел в руки Нумантии. Некоторых из них, в основном женщин, после проверки принимали в армейский обоз.
   Солдаты мылись в банях, выбирали себе новую одежду, и самый последний рядовой одевался в шелка и тончайшую шерсть. И у каждого был потайной кошель или даже сумка, набитая настоящими сокровищами, — сначала туда складывали все монеты подряд, потом только золото и, наконец, лишь отборные драгоценные камни.
   Мне доставляло большое удовольствие разъезжать по улицам или даже просто стоять где-нибудь под навесом, укрывшись от дождя и ветра, и наблюдать за чудачествами наших солдат. Здесь на крытой площадке играл военный оркестр; там солдаты чистили снаряжение, слушая повествования из уст сказителя. Офицеры неторопливо разгуливали по улицам, словно в мирное время. Но все же в городе почти не встречались люди в штатском, и еще меньше было женщин.
   Однако, похоже, никто не завидовал мне, что у меня есть Алегрия.
   Правда, я замечал, не хватает еще кое-чего. Вина, сладостей, экзотических напитков, коньяка и разных консервов было предостаточно. Но мы нигде не могли найти ни свежего мяса, ни скотины. Совершенно не было хлеба, только зачерствелые буханки в запечатанных ящиках. Мы развернули походные пекарни и тотчас же столкнулись с новой проблемой: в городе было очень плохо с зерном как для выпечки хлеба, так и, что гораздо важнее, с фуражным.
   С началом Сезона Перемен погода ухудшилась. Надвигалась зима.
   На Тенедоса напала какая-то странная апатия. Он часами просиживал в королевской библиотеке, но никто не знал, какие книги он там изучает. Полагаю, он ждал известий от короля Байрана — предложений о перемирии, о капитуляции. Но правитель Майсира как в воду канул.
   Я спросил Тенедоса, какие у него планы, и он ответил, что мы вынуждены будем продолжать преследование улепетывающих майсирцев, если потребуется, до последнего моря. Я осторожно заметил, что сейчас наша армия едва ли может продолжать вести активные боевые действия, в первую очередь из-за наступающей зимы. Император, усмехнувшись, попробовал отшутиться, что меня якобы напугал необычный внешний вид наших солдат. Теплая майсирская одежда зимой греет лучше нумантийских мундиров, предназначенных для более мягкого климата, и ничего страшного, что армия выглядит разношерстно. К тому же к нам каждый день прибывают пополнения.
   В этом Тенедос был прав, однако он сам не бывал в казармах и не видел тех, кто прибывал из Нумантии.
   Из каждой сотни новобранцев, пересекших границу Майсира, пятнадцать погибали от рук бандитов или негаретов. Еще восемнадцать умирали от болезней. Двадцать восемь человек добирались до Джарры истощенными болезнями и обессилевшими от ран и годились только на то, чтобы прямиком отправиться в особняки, переоборудованные нами в лазареты.
   До нас дошли известия о тревожных событиях, произошедших у нас в тылу. Бандиты и партизаны, в изобилии скопившиеся в Киотских болотах, тайно пересекли реку Анкер. Напав на гарнизон, расквартированный в Иртинге, они перебили его до последнего человека, после чего город двое суток находился в их руках.
   Лишь по счастливой случайности вновь сформированным гвардейским корпусом, направлявшимся из Нумантии в Джарру, командовал опытный генерал, пославший в Иртинг разведчиков, перед тем как войти в город. Выяснив положение дел, генерал выбил бандитов из Иртинга — но гвардейский корпус был вынужден остаться в городе, вместо того чтобы усилить нашу армию.
   Я лежал на длинной скамье, а Алегрия восседала верхом на мне. Я схватил ее за ягодицы, насаживая на себя, она сдавленно вскрикнула, и в этот миг я в нее разрядился. Алегрия обессилено рухнула на меня, уронив голову мне на плечо, и ее тело судорожно дернулось. Прошло какое-то время, прежде чем она смогла приподнять голову.