Барщевский Михаил. Командовать парадом буду я!

   – Ну, хорошо! – примиренчески произнес Марлен. – Меня, собственно, волнует даже больше другое. Вы себе вообще представляете, кто стоит за делом Кузьмичева? Кто его заказал, как нынче стало модно говорить?
   – Так, относительно…
   Ничего вы себе не представляете! – опять рыкнул Марлен. – Комитет государственной безопасности СССР! – Марлен с интересом наблюдал, какой эффект произведут на Вадима эти слова. Магические слова.
   – Так они вроде с Кузьмичевым дружат, – растерянно протянул Вадим.
   – Они ни с кем не дружат! – От злости у Марлена задрожали губы. Хорошо, что Вадим понимал, что злость эта не на него, а на ненавистную всем Контору. – Они используют людей, а потом, за ненадобностью, от них избавляются. Хорошо, что сейчас вегетарианские времена, они не уничтожают, а просто сажают!
   Вадим помолчал. Потом посмотрел на Марлена в упор и тихо, отчетливо произнес:
   – А пошли они… – Куда, уточнять не стал. – Надоело бояться.
   Теперь надолго замолчал Марлен. Встал, обошел стол. Сел в свое кресло. Опять встал. Вернулся к Вадиму. Посмотрел на него изучающе. Будто впервые видел.
   – Ладно. Значит, так. Завтра Президиум примет решение о проверке вашей работы за все время, что вы в коллегии…
   – Это не метод, – попытался заартачиться Вадим.
   – Не перебивайте! – цыкнул Марлен. – Послезавтра ваши клиентские карточки за все годы будут отправлены в Президиум. Ровно в три часа дня водитель остановится у пельменной на Неглинке. На углу с Кузнецким мостом. Он потратит на обед тридцать минут. Карточки будут в коробке на заднем сиденье. Номер машины 62-44 МКХ. Угонять машину не надо. – Марлен уже давно говорил шепотом. – Водитель забудет закрыть дверь. Надеюсь, мне не надо вам объяснять, что вы в это время должны быть в Бутырке или где угодно еще, где фиксируется время прихода и ухода?
   Вадим обалдел. Подобного поворота он никак не ожидал. И это говорил законопослушный, всегда правильный Марлен!
   – Понял…
   – И я думаю, что людей Кузьмичева не надо к этому привлекать. Кстати, как отец поживает? – При этих словах в глазах Марлена блеснули игривые искорки.
   – Спасибо! Нормально!
   – Машину водит?
   – Да, конечно!
   – Ну, вот и хорошо! – Марлен протянул Вадиму руку, давая понять, что разговор окончен.
   Вадиму не пришлось долго объяснять отцу ни что надо сделать, ни почему. Отец только и сказал: «Ну, Марлен, силен!» Потом, подумав с минуту, добавил: «Отвези-ка ты все досье по делам, что у тебя дома хранятся, Автандилу. Упакуй в коробку, скажи, что это архив деда. Помнишь: «Меньше знаешь – лучше спишь». Это и Автандила касается».
 
   Маша договорилась о встрече с Вадимом у него дома. Инициатива была ее, а вот место встречи предложил Вадим. Уж больно ему не хотелось тащиться в консультацию. Но к назначенному времени он не успел. Когда приехал, опоздав минут на сорок, Маша с Леной пили на кухне кофе и о чем-то оживленно беседовали. Предположение Вадима, что о детях, оправдалось.
   Вадим не стал звать Машу в кабинет. Сварил себе кофе и присел третьим. Лена поняла, что разговор о деле может состояться и при ней, и не стала проявлять излишней деликатности, оставляя мужа и клиентку наедине.
   Из разговора Вадим понял, что Маша от дела отстранена друзьями Володи полностью. Она даже точно не знала, в чем ее мужа обвиняют. Да и не очень интересовалась. Волновало ее, сколько могут дать (о расстреле она и не помышляла) и могут ли конфисковать имущество. Соответственно, ответы Вадима Машу не порадовали, поскольку его-то как раз конфискация волновала мало – ее неизбежность очевидна, а вот срок, какой угодно, даже 15 лет, и то можно будет рассматривать как победу. Не триумфальную, разумеется, но победу. Лучше ведь, чем «вышка»…
 
   Отчего Маша приглянулась Лене, Вадим так и не понял. Но через несколько дней, когда он вернулся вечером после работы, Маша опять сидела на кухне и попивала кофе с Леной. Они болтали, как две старые подружки. О чем? А о чем болтают подружки – обо всем и ни о чем одновременно. Так, болтают…
   Когда Маша ушла, Вадим поинтересовался – что происходит? Лена ответила, что ничего особенного, просто Машу ей по-человечески жалко.
   – Ты только не вздумай совать свой носик в это дело! – жестко предупредил Вадим. – Это не изнасилование какое-нибудь. Здесь все более чем серьезно. На Кузьмичева вся карательная машина советской власти наехала!
   – А я и не собираюсь! Честно! – заверила жена. И вдруг, поняв скрытый смысл слов мужа, заволновалась: – А ты зачем тогда полез?! Ты же мне всегда обещал – никаких политических дел брать не будешь. Ни за какие коврижки!
   – Это – не политическое, – попытался успокоить ее Вадим. – Это хозяйственное. Но, если хочешь, с большим элементом личного. Между Кузьмичевым и начальником ОБХСС Московской области.
   – А почему тогда Машу в Контору таскали? – Лена из ответчика превратилась в дознавателя.
   – Видимо, по причине старой вражды между ментами и комитетчиками, – пришлось признать Вадиму.
   – Ага! Только ей не предлагали сотрудничество, ее запугивали! И расспрашивали про Дом мебели, а не про универмаг. – Лена торжествовала. Запутать мужа-адвоката – победа особо приятная. Игра-то шла на поле противника.
   Вадим понял, что Машу «крутили» по поводу ее осведомленности о связях Володи с КГБ в «мебельный период». Что ж, это лишь подтверждало, что кагэбэшники пытались выяснить, представляет ли для них угрозу сама Маша. «Прав был Женя-ключник, жена ничего не должна знать о делах мужа. Для ее же собственной безопасности!» – признал про себя Вадим. Он же сдуру рассказывал Ленке практически все.
 
   Спустя неделю Маша позвонила Вадиму в консультацию и попросила вечером заехать к ней домой. Она жила в Ясеневе, неподалеку от Теплого Стана, где была квартира Осиповых. Новая, на Ленинском, рядом с «Гаваной», только строилась. Дом уже подвели под крышу, но на отделочные работы, говорили, уйдет не меньше года.
   Уже сидя в машине, Вадим вдруг вспомнил, как несколько лет назад ехал домой к Ире Правдиной. И чем это кончилось. Конечно, Маша была красивой женщиной. Но Вадим еще тогда зарекся заводить романы с клиентками. Вспомнились грубоватые слова одного старого адвоката, который как-то в начале Вадимовой карьеры в его присутствии жаловался коллеге-сверстнику:
   – Представляешь, приходит ко мне эта куколка и сообщает: «Денег у меня больше нет. Я готова с вами спать!»
   Я как подумал, сколько я терять буду, так у меня импотенция развилась. Стойкая и агрессивная!
   – А что это – агрессивная импотенция? – не удержался от искушения схохмить Вадим.
   Старый адвокат посмотрел на него так, будто это стул у стены заговорил. Тогда еще на Вадима можно было так смотреть.
   – Это когда у тебя не стоит, а ты еще за это и платить должен.
   Когда неудовлетворенный – ни деньгами, ни сексом – адвокат ушел, второй поучительно заметил Вадиму:
   – Запомните, юноша, спать с клиентками – во-первых, накладно. Во-вторых, небезопасно, мужья с зоны приходят злые, а бабы колются быстро. Можно и по кумполу получить. Хотя, конечно, приятно.
   – По кумполу? – опять не удержался Вадим.
   – А вы, юноша, не гусар! – с сожалением констатировал старый адвокат.
   Спать с Машей не следовало по многим причинам. Первое: она с Ленкой какие-то свои отношения установила, и к чему это могло привести, одному Богу известно. Второе: люди Кузьмичева точно что-то да пронюхали бы. А с этой стороны неприятностей Вадиму и вовсе не хотелось. В-третьих, риск потерять серьезные деньги ради минутного удовольствия никак не казался Вадиму заманчивой перспективой. А брать деньги с клиентки и при этом с ней спать – это вовсе безнравственно. Хотя, конечно, платила не Маша, а друзья Кузьмичева, но все равно. Что-то в этом было неправильное. Ну и четвертое: не очень-то она ему и нравилась. Полновата. Хотя на Ротару сильно похожа…
   Когда Маша встретила Вадима в дверях в полупрозрачном пеньюаре, он даже не удивился. Это так соответствовало его предположению, что, казалось, иначе просто и быть не могло.
   – Здравствуйте, Вадим. Наконец мы с вами встретились вдвоем. Я так этого ждала. – При этом на лице Маши гуляла откровенно призывная улыбка.
   Знаете, Маша, – Вадим ринулся в контратаку, не снимая пальто и даже непроизвольно выставив руку вперед, как бы защищаясь от возможного нападения, – давайте сразу договоримся вот о чем. Я знаю, вы любите вашего мужа. Вы хотите ему помочь. Но – это не способ. Вы очень красивая женщина, но… – Вадим замялся, – но, понимаете, мне будет только труднее защищать Володю. Я же стану невольно ревновать вас к нему, то есть буду к нему плохо относиться. – Вадим старался быть деликатным, ссориться с Машей тоже никак не хотелось. Отвергнутая женщина, слышал он об этом неоднократно, враг смертельный. – Я не хочу вас обидеть. Честно скажу, при других обстоятельствах я бы на коленях стал вымаливать вашу любовь.
   Вадим с облегчением выдохнул. Все. Сказал. В Машинах глазах набухли слезы. Опять она не может помочь любимому мужу. Ничем. Вдруг она выпалила:
   – Спасибо вам, Вадим Михайлович! Правда спасибо! Понимаете, я не могла… – Маша подыскивала слова. – Я не могла просто так ничего не делать. Он – мой муж. Я обязана его защищать!
   – Думаю, для Володи сейчас важнее всего знать, что вы его ждете, что с Тимофеем все будет в порядке…
   – Не перебивайте. – Маша заплакала. – Простите. Я не хотела вас обидеть. Я – дура! Вы – хороший. У вас прекрасная умница-жена. Я – дура, извините!
   – Ну, успокойтесь, Машенька, успокойтесь. Все нормально.
   Неожиданно Маша обняла Вадима. Он не отстранился. Но и обнимать прижавшуюся к нему женщину не стал. Так и стоял с опущенными руками. Прошла минута. Маша резко отодвинулась от Вадима:
   – У меня есть отложенные 10 тысяч. Володя о них не знает. Если он получит не больше 10 лет – половина ваша.
   – Ну, зачем, мы же с Мишей…
   – Нет-нет! Я так хочу! Обещайте, что возьмете. И никому не скажете!
   – Хорошо, хорошо! – Вадиму хотелось как можно быстрее прекратить эту тягостную сцену. – Договорились. – Вадим замялся. – Я пойду?
   – Да, конечно! – Маша и сама была рада, что неловкая ситуация как-то разрешилась.
   Так и не сняв пальто, Вадим с облегчением вышел из квартиры.
 
   До начала процесса оставалось всего несколько дней. Очередной вызов Марлена Вадима не удивил. Даже скорее обрадовал. Марлен стал союзником. Если раньше Вадим только догадывался, что заведующий к нему хорошо относится, потому и ругает постоянно, то теперь, после истории с карточками, факт высокого покровительства стал очевиден.
   – Ну, что новенького, Вадим Михайлович? – Тон Марлена однозначно свидетельствовал, что обращение по имени-отчеству не есть признак надвигающейся грозы.
   – Да так, ничего особенного. – Вадим позволил себе откровенность, которую в другой ситуации, наверное, проявить не рискнул бы. – Дергаюсь, если честно. Носом чую: что-то вокруг меня происходит!
   – Ваша прозорливость потрясает. – Марлен иронизировал, не скрывая. – Вы, дорогуша, ввязались в абсолютно взрослые игры. Рад, что не струсили. Но осторожность и техника безопасности сейчас для вас – наиважнейшее.
   – Понимаю!
   – Да ничего вы пока не понимаете! – подосадовал Марлен. – Слушайте сюда, как говорят в Одессе. Первое. Ваш телефон если и не был раньше на прослушке, то теперь – наверняка. Лену предупредите. Второе: никаких микстов ни от кого из новых клиентов. Даже самых рекомендованных.
   – Даже от ваших? – Вадим не собирался унывать.
   – От моих – можно, – в тон Вадиму шутливо разрешил заведующий. И уже серьезно продолжил: – Третье. Я так, на всякий случай, переговорил с Тадвой. Если, не приведи Господи, что-то случится, то по любому делу он будет вашим адвокатом. Ни с кем другим ни при каких обстоятельствах дела не иметь!
   Слова Марлена звучали как армейский приказ. Вадим мог ожидать чего угодно, но не представлял ситуацию настолько опасной, чтобы Марлен заранее готовил ему адвоката, да еще самого Тадву! Это было пугающе конкретно. Заведующий понял состояние молодого коллеги и постарался сразу успокоить:
   – Это обычная практика, Вадим. Всегда, если кто-то из наших принимает слишком наэлектризованное дело, мы готовимся к худшему сценарию развития событий. Пока, слава богу, ни разу не понадобилось. Кстати, в горкоме я согласовал ваше участие в деле. Их этот процесс мало занимает. Обещали, если не обманут, дать Комитету знать, что вы хороший.
   Последние слова Марлена Вадим истолковал неверно. Напрягся и отчеканил:
   – Марлен Исаакович, я не буду сотрудничать с Конторой и сливать информацию.
   – За кого вы меня принимаете? – взорвался Марлен. – Я что, по-вашему, ссучился?!
   Блатного жаргона Вадим от шефа никогда не слышал. Впрочем, как и мата до недавнего времени. Так что удивляться уже ничему не приходилось.
   – Значит, я вас неправильно понял. Извините!
   – Вы говорите-говорите, да не заговаривайтесь! – Марлен не мог успокоиться.
   – Я не хотел вас обидеть! – продолжал извиняться Вадим.
   – «Не хотел, не хотел», – передразнил Марлен. – Ладно, последнее. Я вынужден депремировать шофера за халатность. Это надо же было забыть машину запереть!
   – Да, понимаю, – улыбнулся Вадим.
   – Чему вы улыбаетесь? – жестко произнес Марлен, улыбнувшись при этом сам. – Так вот. – Неожиданно переходя на шепот, он продолжил: – Вам не надо компенсировать его материальные потери. Ясно? – Вадим кивнул.
 
   Опасения Марлена оказались не напрасными. Вечером того же дня выяснилось, что, когда отец Вадима приехал в свой гастроном в Жуковском, там его поджидал, а точнее, дожидался заместитель прокурора Московской области Жерихов. Иван Иванович Жерихов дружил с директором гастронома. Давно. Еще с тех пор, как служил прокурором города Жуковского. В отличие от своих предшественников и сменщиков, подношений он не принимал. При этом не злобствовал и даже, как мог, помогал. Ну, разумеется, отовариваться он приходил не к прилавкам магазина, а в кабинет директора. Отдавал список, подготовленный женой, и, мирно попивая чай, ждал, когда соберут коробки. На день рождения, на праздники коробку с набором продуктов отвозили Жерихову на работу. Говорят, домой он ничего из этого не носил, а накрывал стол у себя в рабочем кабинете. Для замов, секретарши и кого-то еще из «своих». Благодаря этой его привычке и вся городская прокуратура относилась к местному гастроному благосклонно.
   На сей раз коробка для Жерихова была давно готова, но он захотел дождаться Михаила Леонидовича. Директриса решила, что у них какие-то свои юридические дела, и волноваться не стала. Зато когда Михаил Леонидович приехал, а Жерихов попросил оставить их вдвоем, умная, тертая Галина поняла – что-то здесь неладно. Ее подозрения подтвердились, когда Жерихов вышел из кабинета явно недовольный, а Михаил Леонидович наотрез отказался рассказать ей, что происходит. Единственное, сказал, что речь шла о Вадьке. Но все в порядке.
   Дома же Михаил Леонидович, которого Вадим уже ждал, вызванный телефонным звонком отца еще из гастронома, увел сына в спальню и попросил Илону их не беспокоить.
   Суть того, что поведал Жерихов, в пересказе отца состояла в следующем. За делом Кузьмичева стоит сам министр внутренних дел. Его поддерживает кто-то в Политбюро. КГБ дана команда не вмешиваться. Адвоката, если станет сильно мешать, будут давить, «как солдат вошь». Жерихов считает, что лучше бы Вадиму из дела выйти. Мол, жалко сына хорошего человека.
   – Ну и что ты ему ответил? – довольно агрессивно спросил Вадим.
   – Лучше выясни, куда я его послал! – весело, даже как-то азартно ответил отец.
   – Батя, ты – молодец!
   Когда Вадим ушел, Илона, разумеется, начала пытать мужа, что происходит.
   – Ничего. Все нормально. Просто наш сын стал совсем взрослым, – не без гордости ответил Михаил Леонидович.
 
   Все эти дни, а точнее, недели Вадим, конечно же, думал о том, как построить защиту Кузьмичева. Ни материалы дела, ни подробнейшие разговоры с самим Владимиром ничего толкового не дали. Все дело строилось на показаниях сотрудников универмага и, главное, Булычевой. Та несла черт-те что! Топя Кузьмичева, она шла на дно вместе с ним. Причем еще бабушка надвое сказала, кто первым может оказаться на дне. Вадим понимал, что наобещали ей следователи с три короба. И что, конечно, прокуратура запросит для нее по минимуму. И суд, скорее всего, прокуратуре не откажет. Но зачем этой дуре вообще лезть за решетку?! Не будь ее показаний – дело разваливается. Любое заключение бухгалтерской экспертизы превращало действия Кузьмичева и Булычевой в преступление только потому, что Булычева давала именно те показания, которые были так нужны следователю и так губительны для нее и Владимира.
   Само собой, Вадим попытался переговорить с ее адвокатом. Но это оказался пустой номер. Его рекомендовал Булычевой сам следователь, так что на кого тот работал – большой вопрос.
   Кому поверит судья, даже не в заказном, как это, деле: Кузьмичеву, который все отвергает, или Булычевой, которая все признает, – гадать не приходилось. Значит, расчеты можно строить на двух вариантах. Либо «столбить» все глупости следствия и проколы суда, дабы потом, в Верховном, где, по словам Михаила, ждала поддержка, дело развалить, либо рассчитывать на народных заседателей. Последнее сулило весьма иллюзорные надежды, так как «кивки» и так-то не очень интересовались происходящим при их якобы участии, а уж по этому делу отберут наверняка «достойнейших из достойных»!
   Пришла, правда, Вадиму в голову одна идея. Но уж больно вычурная. Однако теперь Марлен стал открытым союзником – можно было с ним поговорить. И с Тадвой, кстати, тоже. Как-никак, он его, Вадима, потенциальный адвокат…
   Поговорили… Тадва сказал, что Вадим наглец, но, черт его знает, вдруг пройдет. Тем более что он сам ничего лучшего предложить не может. Хмыкнув, добавил: «Получится – возьму на вооружение». Марлен был менее благостен.
   – От вас что требуется? Защищать или защитить? Так вот и защищайте. Знаете, как хирурги говорят – нельзя умирать вместе с каждым пациентом. Вы степень риска вообще-то осознаете?
   Вадим понимал, что рискует. Но это если докопаются. Тогда можно будет и под дурачка сработать. Как в первые годы адвокатствования. Все равно ничего лучшего не вырисовывалось.
 
   Процесс начался. Первым делом Вадим стал набирать информацию о том, кто есть кто. Ну, если про председательствующую, то есть собственно судью, которая и будет писать приговор, он узнал все заранее, то ни о заседателях, ни о прокуроре до начала процесса ничего не ведал и слыхом не слыхивал.
   Судья – Вера Ивановна Зеленцова – была еще тем подарочком судьбы. Родом из-под Коломны, закончила юридический заочно. Работала секретарем судебного заседания, потом народным судьей. Все там же, в родном райцентре. Через три года молодого судью из Коломны выдвинули на работу в Московский областной суд. Вначале в кассационную коллегию, а потом доверили слушать дела и по первой инстанции. Уже два года Зеленцова возглавляла партийную организацию Мособлсуда. Так что вскоре пойдет она явно выше – в Верховный. Такой судья артачиться, ссориться с прокуратурой не станет. А если добавить, что было ей тридцать пять, до сих пор не замужем, низкорослая, полная и с высоким писклявым голосом, – картинка получалась совсем мрачная.
   Прокурор, напротив, в полном порядке. К своим сорока дослужился до зампрокурора области, имел двоих детей, жену-адвоката. По переводу переехал в Москву из Днепропетровска. Поговаривали, что его отец когда-то с Леонидом Ильичом Брежневым в одной компании несколько раз выпивал, хорошо пел под гармонь и будущему Генсеку ЦК КПСС запомнился. Когда сыну исполнилось тридцать и был он прокурором района, отец решил – чем черт не шутит, да и написал бывшему приятелю по застолью. Не преминул указать в письме, что сын пошел дальше отца – играет на аккордеоне. Когда послание пришло в ЦК КПСС, его долго мурыжили в отделе писем, потом в секретариате Леонида Ильича и все-таки спустя месяца три решили показать боссу. Стареющий Генсек, как и все склеротики, хорошо помнил то, что было давно, и хуже – что вчера. Потому днепропетровскую компанию веселую вспомнил без труда и гармониста вспомнил. Привезли того в Завидово. Посидели. «С Самим выпивал!» – с гордостью рассказывал прокурорский отец, вернувшись домой. «Советов спрашивал!» – переходя на шепот, добавлял для некоторых. Ну а после встречи Брежнев сам позвонил Генеральному прокурору и сказал, что есть молодой парень в Днепропетровске, надо бы им подмосковную прокуратуру укрепить. Для начала. А то, мол, свежей крови не хватает. Ну, ясное дело, через две недели и квартиру дали, и должность зама освободили. Не повезло кому-то… Не навались перестройка, был бы уже Иван Иванович Иванов сотрудником Генеральной прокуратуры. А так.. Ушел из жизни «горячо любимый товарищ Леонид Ильич Брежнев», и забыли про парня. Правда, что удивило Вадима, по первому впечатлению мужик себя неудачником не считал, был улыбчив и даже приветлив. Насколько государственный обвинитель может вообще быть приветливым с адвокатом.
   Одна из народных заседательниц представляла собой просто эталон сельской учительницы. Черная юбка, белая блузка, дешевые очки и прическа с начесом. Спина прямая, а кожа на пальцах разъедена стиральным порошком и пемоксолью. Профессию выдавала привычка кивать головой. Если ей нравилось, что говорили в зале суда, – утвердительно. Если нет – из стороны в сторону, с гримасой разочарования и досады. Так она привыкла слушать своих учеников, стоящих у доски, так же слушала и прокурора, и Вадима, и Кузьмичева. Только на показаниях Булычевой голова как-то странно останавливалась, а брови удивленно ползли вверх. Вадим понял, что эта училка не только слушает, но и думает над тем, что происходит. Она могла оказаться союзницей.
   Вторая заседательница, с немецкой фамилией Минх, служила фельдшером в павловопосадской больнице. Женщина явно привыкла работать и не плакаться. Одно только то, что ездила она в суд каждый день из своего Павловского Посада шестичасовой электричкой, вызывало у Вадима и уважение, и ностальгические воспоминания о его железнодорожных пригородных перемещениях между работами во времена студенчества и начала семейной жизни. В процессе заметна она не была вовсе. Сидела, читала какую-то книжку под столом, а когда Зеленцова для проформы спрашивала что-то у заседательниц, испуганно вскидывалась и, не задумываясь, кивала головой. Ну, типичный «кивок». Зеленцова, не слушая, что скажут ее «коллеги», провозглашала: «Суд, совещаясь на месте, определил…» – и спокойно шла дальше. На симпатию, а точнее, активную помощь «кивка» Вадим рассчитывать не мог.
   То ли соблюдая дистанцию, то ли в силу явной стервозности и закомплексованности, обедала Зеленцова одна, у себя в кабинете. И прокурор, и обе заседательницы в перерыв ходили в судебную столовую. Вадим, который уже много лет как отучил себя есть днем, решил этим воспользоваться. И для дела может оказаться полезным, и, глядишь, хоть немного гастрит свой утихомирит. Язвы и гастриты издавна слыли типичными профессиональными заболеваниями большинства адвокатов. Домой обедать – далеко, в столовую – и некогда, и кормят паршиво. И кроме того, время перерыва приходилось использовать для подготовки к следующей части процесса. Отсюда, видимо, у Ирины Львовны Коган и появилась привычка всегда иметь при себе пакетик с кусочками сыра и нарезанным яблоком. Этому, к сожалению, Вадим у своей патронессы так и не научился. А она настаивала…
 
   О чем и как говорить с «кивками», Вадим решил уже давно. Надо было только, чтобы они сами предложили ему сесть за один столик. Но всю первую неделю дамы обедали вместе с прокурором и на Вадима не обращали никакого внимания. Он и за ними в очереди вставал, и перед ними, чтобы у раздачи предложить пройти вперед, и за соседний столик садился – все безрезультатно. «Ладно, – решил Осипов, – женское любопытство есть сила непреодолимая. Надо их чем-то заинтриговать». Карманные шахматы! Пусть заседательницы и не играют сами. Возможно. Даже наверняка. Но если за обедом он будет что-то там из кармашка в кармашек перекладывать в маленьком картонном складне, ну не могут они не полюбопытствовать, чем он занимается. Надо только найти, куда Лена задевала этот «музейный экспонат» его молодости.
 
   Михаил попросил о встрече в субботу. Понятное и естественное желание, хотя Вадиму, если честно, очень хотелось побыть с Леной и Машкой. Поехать погулять в парк на Ленинские горы, в их любимый с Ленкой парк.
   Середина апреля, деревья подернулись первой зеленой дымкой. Листьев еще не было, но издалека деревья смотрелись будто накрытые легкой прозрачной зеленоватой вуалью. Казалось, подними ее чуть-чуть – и лицо весны перед тобой. Но четыре тысячи в месяц и плюс перспектива купить по госцене хорошую мебель – аргументы убедительные.