Страница:
«Чего он так нервничает? Он не просто злится, он нервничает. Он чего-то боится», – размышлял Вадим. Что именно кричал Стив, Вадим не понимал, да и просто не слушал. «Надо его остудить. Так я ничего не вычислю. Или дать отораться?» Вадим почесал подбородок, повернув при этом голову в сторону окна. Всем своим видом он выражал полнейшее безразличие к происходящему. Играл, конечно, но теперь уже было важно именно это и только это – кто кого переиграет.
Жест Вадима произвел на Стива эффект холодного душа. Он осекся на полуфразе и вдруг совершенно тихо, растерянно спросил:
– Ты понимаешь, что я говорю?
– Что? – наивно заморгав, откликнулся Вадим.
– Я говорю, что ты поставил под угрозу всю программу. Для нас принципиально важно было, чтобы отбор прошел честно. Ты сжульничал. Ты поставил в опасное положение всех своих коллег! – Стив опять повысил тон.
«Понятно! – обрадовался Вадим. – Так вот чего ты боишься!»
– А за отбор стажеров отвечал ты, я правильно понял? – вопрос произвел на Стива эффект удара дубиной по голове. Он весь скукожился, обмяк и, виновато опустив глаза, тихо произнес:
– Я.
– Извини, Стив, я не хотел… – Вадим подыскивал точные английские слова, – я не хотел доставить тебе неприятности.
– Как ты мог?! – снова взвился Стив.
– Что ты предлагаешь делать? – спокойно-спокойно поинтересовался Вадим.
То ли невозмутимый тон Вадима, а, может, наоборот, невероятный нервный накал, который наполнял комнату, произвел неожиданный эффект. Стив плюхнулся на свой стул, который издал при этом не обычный наш советский скрип, а какое-то мерзкое рычание, и зарыдал. Как баба, навзрыд, с соплями и всхлипываниями. Толстенькими кулачками он размазывал по щекам слезы и твердил: «Я не знаю! Я не знаю!»
Когда Стив минут через 5 успокоился, стали обсуждать, что делать. Разговор отнюдь не был дружеским, но и агрессии ни одна из сторон не проявляла. Стив сказал, что у него нет иного выхода, как предать ситуацию огласке. Иное не обсуждается. Саша удивился: если он единственный, кто обо всем знает (Вадим тут же уточнил – «предполагает», за что Стив моментально наградил его испепеляющим взглядом), то зачем эта огласка нужна?
Американец терпеливо, будто читал очередную лекцию по программе культурной ориентации, стал объяснять:
– Если я скрою то, о чем знаю, или, как хотелось бы господину Осипову, догадываюсь, то потом я не только лишусь работы над этим проектом, а буду исключен из Эй-Би-Эй. Навсегда!
– А как об этом могут узнать другие? У кого-нибудь еще такие фотографии есть? – заговорщически улыбнулся Саша.
– От тебя или от Вадима, – на полном серьезе ответил Стив.
– Ну, это решается проще простого. Ни я, ни тем более Вадим об этой истории рассказывать не станем. Обещаем! – Саша явно полагал, что проблема решена.
– Я не могу вам верить и ставить свою жизнь в зависимость от вашего молчания.
– Почему? – вмешался Вадим.
– Потому что в этом мире каждый сам за себя. Потому что когда-то кто-то из вас сможет меня шантажировать. Потому что, если вы станете конкурентами, то сразу используете этот случай для выигрыша очков, а я пострадаю.
Саша с недоумением взглянул на Вадима. Тот понял причину изумления друга быстро. Сашкина жена плакалась Лене, что для Саши дружба, мужская солидарность превыше семьи, его собственных интересов. Что Сашка до глупости порядочен. Вопреки собственным интересам, здравому смыслу. Вадим понял, что слова Стива в одно мгновение перевернули представления Саши об Америке. И не ошибся. Саша ошеломленно, растерянно, с ужасом произнес:
– Как же вы здесь живете?
– Что? – не понял Стив.
– Песец! – на русском быстро отреагировал Вадим.
– Что ты сказал? – попросил перевести Стив.
– Я сказал, что в твоих словах есть логика, и эти соображения надо учитывать.
– Нет, ты сказал что-то другое. Я не знаю того слова, которое ты произнес, – настаивал Стив.
Вадим замер, как хищник, увидевший жертву. Саша, все еще пребывающий в состоянии культурного шока, ничего не заметил.
– Так ты говоришь по-русски?! – подавшись к Стиву всем корпусом, спросил Вадим.
Стив покраснел, посмотрел на Вадима, на Сашу и с трудом выдавил из себя:
– Да!.. Но очень плохо, – как бы оправдываясь, тут же уточнил несчастный американец.
Саша в сердцах плюнул на пол. «Насмотрелся американского телевидения!» – удивился своему диагнозу Вадим.
– Я думаю, руководство примет решение отправить тебя в Москву. Я в этом уверен, – Стив собрался с силами и заговорил о деле. Ему надо было срочно сменить тему разговора. Не догадываться, как он выглядит в глазах русских, скрывая столько времени, что понимает их язык, и, получается, постоянно подслушивая их разговоры между собой, Стив, разумеется, не мог.
– Не возражаю. Но это должно быть сделано по моему желанию. Как выполнение моей просьбы, – требовательно произнес Вадим.
– Нет. Это невозможно. Иначе в сокрытии информации могут обвинить и руководителей проекта. Это абсолютно исключено! – В рамках логики Стива его рассуждения звучали вполне разумно и убедительно.
– Тогда с Вадимом уеду я. И, думаю, еще как минимум половина группы! – Саша напоминал сейчас быка, нападающего на тореадора: глаза налиты кровью, голова опущена, кулаки сжаты.
Стив уставился на Сашу непонимающим взглядом. «Похоже, Сашкина жена не врала!» – решил Вадим.
– Предлагаю сделать перекур, – по-русски произнес Вадим.
– Я не курить, – также по-русски ответил Стив и попытался улыбнуться.
– Тогда ты посидеть и подождать! – с издевкой выпалил некурящий Саша, вскочил со стула и направился к двери. Вадим светски улыбнулся Стиву, по-английски попросил: «Подожди нас, пожалуйста!» – и направился вслед за другом.
Стив, раздавленный, растерянный, послушно остался сидеть за столом, бессмысленно перебирая снимки. Наверное, он проклинал сейчас себя за страсть к фотографированию.
Через 15 минут ребята вернулись в кабинет Стива. Вадим успел выкурить целых три сигареты. Одну выкурил и Саша. Он решил, что ситуация позволяет нарушить данное самому себе слово больше не дымить.
Предложение Вадима носило практически ультимативный характер. Советские стажеры, а он, как неформальный лидер группы, это гарантирует, не станут терпеть позор разоблачения и высылки советского гражданина из США. Это – пункт номер один. Второе – они не хотят подставлять Стива, от которого видели только добро. Тот факт, что он скрыл знание русского языка, они ему прощают. Именно умение прощать ошибки друг другу и есть основа построения новых отношений между СССР и США. И начинать надо с нас самих, а не ждать, пока это научатся делать политики! Разве не так? Далее. Вадим сам, на собрании группы, в присутствии лиц, отвечающих за проект, расскажет, что он списал ответы на тоефлевский тест. Пособников у него не было. Стив сделает вид, что впервые узнал об этом от самого Вадима. Вадим принесет свои извинения группе и американцам и попросит прекратить его стажировку. Американцы удовлетворят просьбу Вадима. Все!
Саша с трудом согласился на этот вариант. Он был уверен, что они дожмут Стива и заставят его молчать. Вадим же, хоть и не сомневался, что Стива можно сломать, настаивал на добровольном возвращении в Москву. Ему так чертовски надоела эта Америка, что любой, пусть даже такой позорный способ свалить отсюда, его устраивал. Но Саша привел аргумент, поколебавший Вадима: «А ты забыл, что должна приехать Лена?» Вадим сник. Ему хотелось показать Ленке Америку. Хоть тут ему погано, но пусть сама посмотрит. А уж стыд перед Терешковой, которая наверняка узнает, как он осрамился, ждет нестерпимый. Почему-то именно мнение Терешковой о нем было для Вадима особенно важным. Друзья – простят, коллеги все равно его не любят, а вот этот человек… Но что делать? Другого решения не просматривалось.
Стив, пока Вадим излагал свой вариант, делал записи в традиционном желтом блокноте, кивал головой, задавал уточняющие вопросы. Потом несколько минут подумал, посасывая ручку. «Как у нас!» – отметил Вадим.
– Мне это не очень нравится, – задумчиво протянул американец. – Покурите еще часок, я хочу посоветоваться.
«К начальству побежит!» – понял Вадим. И почувствовал такую безысходную усталость, что понял, какое бы решение ни приняли американцы – ему все равно. Никто с ним в Союз в знак солидарности возвращаться не станет. Сашка – идеалист. Его просто попрут отсюда. Он – проиграл! Но если американцы не примут его вариант, он признаваться не станет. Уж он-то знал тюремную присказку, что «явка с повинной упрощает работу следователя и удлиняет срок». «По крайней мере, будет отмазка, что меня подставили. Ну, например, за отказ сотрудничать с ЦРУ! – эта глупая мысль заставила Вадима улыбнуться. – А что, вполне проходимая версия!»
Через час Стив объявил решение руководства. Поскольку в штаб-квартире Эй-Би-Эй высшие чины отсутствовали, пришлось провести телефонную конференцию. Саша спросил, что это такое, бестактно забыв, что Вадима все-таки волнует само решение, а не то, как технически оно принималось. Стиву же всегда доставляло удовольствие по любому поводу показать превосходство его страны над «империей зла». Он стал подробно объяснять, что телефоны Эй-Би-Эй заведены на внутреннюю телефонную станцию. Поэтому можно соединить нескольких абонентов как внутри здания, так и внешних, на один канал. Где они и могут разговаривать друг с другом параллельно. Максимальный объем – до 10 человек. Еще можно…
– Что решили? – зло перебил Вадим.
– А? – Стив сразу даже не сообразил, о чем спрашивает Вадим. Потом, надувшись от важности информации, которую он должен сообщить, уверенным тоном, не допускающим никаких возражений (наверное, именно так выносят свои вердикты американские судьи), произнес:
– Решение следующее. Ты, Вадим, на собрании группы сам расскажешь, что произошло. Говорить про фотографии не следует. Решение – оставаться тебе или уезжать – принимать будет ваша группа. Если тебя оставят, ты за свой счет будешь посещать курсы английского языка. Стоимость – 175 долларов в месяц. Курсы мы тебе подберем. Наша сторона влиять на мнение вашей группы никак не намерена. Это окончательное решение.
«А они не дураки, – признал Вадим. – По-любому у американов – полный о'кей. Если уезжать – это не их решение. Отбор был правильным, но они прокололись, рассчитывая на честность абитуриентов. Я – в полном дерьме, а они во всем белом. Если наши отправят меня восвояси – и они в дерьме. Если оставят, а я провалю стажировку – опять группа в дерьме. Классно! Сволочи!»
Саша сидел очень довольный, – он не сомневался в душевной щедрости советских товарищей.
– А если я откажусь? – сдерживая ярость, спросил Вадим.
Ты будешь обвинен в мошенничестве. Это серьезное обвинение. Ты незаконно, на деньги американских налогоплательщиков приехал в США, получил первую стипендию и учебные материалы по программе стажировки. В дальнейшем, даже если ты не будешь привлечен к уголовной ответственности, ты никогда не сможешь въехать в США.
Вадим посмотрел на Сашу. Понял – больше ему не придется доказывать другу, что в Америке жить нельзя. Перед Вадимом наливался гневом Зевс-громовержец: Сашины глаза, казалось, вот-вот начнут метать настоящие молнии. Еще мгновение – и веселый, добродушный Саша набросится на Стива с кулаками. «Это было бы забавно!» – улыбнулся своему видению Вадим.
– Я согласен.
Стив самодовольно улыбнулся. Саша молча встал и вышел из кабинета. Вадим пошел за ним. «Теперь я останусь! Дотерплю, выдержу! А кто в конце концов будет сверху, – посмотрим. Мы привыкли выживать и не в таких условиях. Дети, с кем связались!.. От мертвого осла уши получишь, дефективный!»
Саша, поджидая на улице Вадима, стрельнул сигарету у негра-бомжа, примостившегося на решетке метро, пролегавшего под величественным зданием Эй-Би-Эй.
Воскресенье пронеслось быстро. Барбара позвала ребят кататься с нею на лошадях. Мрачный со вчерашнего дня Саша отказался, сославшись на дела в городе, а Вадим, наоборот, решил расслабиться перед боем.
По дороге куда-то далеко за город, где в частной конюшне стоял принадлежавший Барбаре жеребец, она все уши прожужжала Вадиму про своего Кукса. Жеребца то есть. Что он стоил 50 тысяч долларов, что он красавец… Остального Вадим уже не слышал. Цифра 50 тысяч рядом с жеребцом, нужным лишь для того, чтобы раз-два в месяц, и то в хорошую погоду, покататься на свежем воздухе, произвела на него сильное впечатление. Вадим представил, как этот жеребец ломает ногу и его пристреливают. Пристреливают 50 тысяч долларов! Он хотел, было, спросить, а застрахован ли жеребец, но прикинув, что не знает английского глагола «страховать», промолчал.
Неожиданно он сообразил, что впервые едет в машине с коробкой-автоматом. Стал внимательно рассматривать рычаг этой странной коробки, панель приборов. Барбара заметила его взгляд и спросила, не хочет ли он повести машину.
Первые пару километров Вадим ехал в некотором напряжении, все-таки незнакомая машина, и отнюдь не «Жигули». Но, к собственному удивлению, очень быстро освоился. Барбара подзуживала: «Давай, быстрее!» «Вы хочите песен? Их есть у меня!» – нахлынуло родное, откуда-то очень издалека. Вадим вжал педаль газа в пол. Откуда он мог знать, что спортивный «Мерседес» так ездит?! Барбара завизжала. Вадим вспомнил орущего Стива…
Минуты три он несся на скорости за 120 миль в час. Только сообразив, что это где-то около 200 километров, отпустил педаль газа. Восторженный испуг американки не стоил такого риска.
Когда Вадим, сильно сбросив скорость, посмотрел на соседку, ее восхищенный взгляд не ускользнул от его внимания. «Дети!» – на сей раз без особой злости поставил диагноз американцам Осипов.
Два часа он наблюдал за тем, как Барбара тренируется в выездке своего жеребца. Смотрелись они вместе и вправду красиво.
Но больше все-таки Вадима занимали его дела. Завтра бой. Трудный, но далеко не первый в его жизни. Ставка? Сложно так сразу определить. Возможно… Возможно, победить самого себя? Перенести позор, выдержать. И, в конце концов, победить. А что значит победить? Зацепиться здесь, в Америке? Нет. Это не для него. Может, подготовить почву на случай эвакуации? Тогда уже будет не до сантиментов. Надо будет просто спасать семью. И не важно, нравится ли здесь ему самому. А природа здесь красивая. Фырканье лошадей создавало какую-то непонятную атмосферу покоя… Интересно, как поведут себя ребята?.. Ну, списал. Так что здесь такого?
– Поехали? – Рядом стояла Барбара. – Ты поведешь!
По дороге домой Барбара несколько раз повторила: «Да, мой муж так водить не умеет. Не тот темперамент».
Взгляды американки, которыми она одаривала Вадима, не оставляли никаких сомнений если не в ее намерениях, то по крайней мере в ее желаниях…
«Вот только этого мне и не хватало!» – признал Вадим.
Вечером появился Саша.
– А у нас ребята молодцы! – он весь светился.
– Что ты имеешь в виду? – не понял, о чем идет речь, Вадим.
– Я встретился с 8 нашими ребятами. Двоих не застал. Телефонов остальных у меня нет. Итак, из восьми – восемь обещали тебя поддержать! – Сашка был преисполнен гордости. Но не за себя, за друзей!
– Кто тебя просил? – Вадим вспылил. – Это моя игра! Не лезь! Сам пострадаешь. Откуда знать, кто из них заложит?
– Кому? – Саша опешил. Уж чего-чего, а такой реакции Вадима он никак не ожидал.
– Ты забыл про «Николая Николаевича»?
Саша сник. Про неизбежное возвращение в Москву он явно не вспомнил.
Вадим с Сашей сознательно опоздали к началу занятий на пять минут. Вадиму никак не хотелось общаться с теми из ребят, кто, благодаря Саше, уже был в курсе его проблемы. Кроме того, поскольку результаты голосования стажеров оставались непредсказуемыми, Вадим рассудил, – в любом случае не надо, чтобы американцы видели его разговаривающим с коллегами. Он сумеет убедить их в своей невиновности или, точнее, не такой уж непрощаемой виновности в речи. Адвокат он или нет?! А подозрения в предварительном сговоре ему не нужны. Пусть американцы посмотрят, на что он способен!
Стив, как только Вадим вошел в аудиторию, сообщил, что господин Осипов хотел что-то сообщить группе. Ребята удивленно переглядывались и перешептывались. Но причиной было не объявление Стива, а то, что, помимо него, в комнате присутствовали еще трое американцев, которых стажеры видели только на первом, торжественном приеме.
– Коллеги, – обратился к стажерам Вадим, – я должен рассказать вам…
– Говори по-английски, – перебил Вадима Стив.
– Нет, мне удобнее говорить по-русски, и я обращаюсь сейчас не к вам, а к своим коллегам.
– Нет, ты должен говорить по-английски, – властно повторил Стив. Это было ошибкой. Из-за нервного волнения, скрутившего Стива не меньше, если не больше, чем Осипова, он попался. Он понял русскую речь Осипова. Вадим торжествовал. Как-никак, но в зале сидели юристы. Пусть многие и чистые ученые-теоретики. Но не заметить, что Стив понял русскую речь, они не могли. Первый раунд он выиграл! Симпатии уже на его стороне.
– Так ты понимаешь по-русски? – сыграл удивление Саша.
Стив метнул в его сторону убийственный взгляд. Но поздно. Шепот между стажерами перешел в вибрирующий гул.
– Ты должен говорить по-английски, – еще раз, теперь уже с явной угрозой в голосе повторил Стив. Сашин вопрос он не удостоил ответом.
– Хорошо, – Вадим перешел на английский. Хотя, это, конечно, сильно усложняло его задачу. На русском он, разумеется, мог быть куда более убедительным.
В аудитории наступила гробовая тишина. Вадим быстро пробежал взглядом по глазам стажеров. Сашкина работа не прошла даром. Половина присутствующих смотрела на него с одобрением, половина, те, что были не в курсе, – с удивлением. Недоброжелателей пока не выявлялось.
– Я хочу сообщить вам, что я списал тест по тоефлу! – сходу бухнул Вадим. Выдержал небольшую паузу. – Я полагал, что у меня есть на это моральное право. В институтские годы всегда списывали у меня. Теперь решил списать я сам. Я думал, что это простительно, поскольку английский язык еще со школьных лет у меня «не шел». А с другой стороны, зачем мне было его учить? При моей анкете мне никогда не светило поехать за границу. Я же не знал, что будет Перестройка. Наивно? Да. Сейчас я понимаю, что такого права у меня не было. Вам предстоит решить вопрос – поеду я обратно в Москву или останусь здесь до конца стажировки. Проблема не в том, как вы проголосуете. Проблема в том, что я не могу сказать, как я хочу, чтобы вы проголосовали. С одной стороны, мне здесь не нравится, все чужое и непонятное. Это не вина наших коллег, организовавших стажировку. Они делают все, чтобы нам было хорошо. Это проблема их предков, создавших такую страну. Или наших – создавших совсем другую страну. Но мне здесь не комфортно. С другой стороны, мне стало интересно. Интересно, сумею ли я выдержать до конца. Поэтому я решил, что сам просить о прекращении стажировки не стану. Но если ваше решение окажется таковым, я буду благодарен тем, кто за него проголосует.
Вадим сел. Тишина стояла – комар пролетит, услышишь.
– Ты даже не хочешь извиниться перед коллегами? – ехидно спросил Стив.
– Я готов извиниться только перед теми, кто сам ни разу никогда не списывал, – вновь встав, спокойно и уверенно ответил Вадим. – Перед каждым персонально. Перед кем я должен извиниться? – Вадим обратил свой вопрос не к Стиву, а ко всей аудитории.
Тишина. Стив опять встрял:
– Я никогда не списывал!
– И на тестах по русскому языку? – моментально спикировал на американца Саша. Вадим подумал, что этот добряк не просто хороший друг, готовый рисковать своими отношениями с американцами, но и блестящий адвокат. На профессиональном языке адвокатов такой вопрос, заданный в такой момент, назывался «вопрос-убийца». Стив моментально скис.
– Можно? – поднялся Миша Поляков. – Я могу сказать только следующее. Дважды, когда мне предстояли сложные процессы, я обращался к Вадиму с просьбой помочь. Оба раза он меня выручил. Можно сказать, что я вел оба дела с его слов. То есть списал его мысли. Пусть и с его согласия. Поэтому заявляю официально: если Осипов уедет в Москву, я тоже!
– Что ты несешь?! – вскочила активистка Оля. – Осипов нас опозорил перед хозяевами. Опозорил всю страну…
– У тебя уже есть хозяева? – подал реплику по-русски один из меланхоличных прибалтов.
– Я считаю, что человек, который мог обмануть товарищей, не вправе представлять Советский Союз за рубежом, – не обращая внимания на прибалта, захлебывалась от негодования Оля. – Он должен быть изгнан с позором. Мы обязаны очистить свои ряды. И мы должны поблагодарить организаторов стажировки за то, что нам самим предоставлена возможность это сделать.
– Ты так легко готова отказаться от своих личных планов? – «Володя-из-провинции», набычившись, выставив вперед нижнюю челюсть, сверлил глазами комсомольскую активистку. «Ого, а парень-то соображает куда больше, чем показывает!» – подумал Вадим. Судя по реакции стажеров, далеко не только Осипов и Володя знали, о чем идет речь. Треть аудитории заулыбалась. «Многие все видели?» – удивился Вадим.
– Ты предлагаешь исключить Осипова из пионеров? – подал голос Махир Алиев, стажер из Баку.
– Не мешайте ей говорить, – вскочив, по-английски вступил Стив.
– Сядь! – рявкнул Саша. – Это наше обсуждение. Ты сам это сказал. Сиди и не мешай!
Стив растерянно глядел на своих американских начальников, – он никак не ожидал такого тона со стороны Саши. Вяло опустился на свой стул.
– Я полагаю, мы доставили большое удовольствие принимающей стороне состоявшимся обсуждением, – агрессивно продолжил Саша.
– Я не закончила, – Оля перешла на русский язык.
– Лучше бы ты вчера кончила, – быстро бросил Саша, вызвав взрыв хохота аудитории. И перешел на английский. – Думаю, что курс культурной ориентации, организованный для нас американской стороной, был очень полезен. Но советско-американские отношения – это улица не с односторонним движением. Некоторые познания в области культурной ориентации, но уже нашей культуры, нашей системы ценностей, будут полезны и Олиным хозяевам, а нашим, соответственно, коллегам и учителям. Мы – народ, вошедший в мировую культуру и историю как народ, умевший объединиться в трудную минуту, народ-гуманист. Сейчас каждый из нас может и должен доказать на деле, что мы такие и есть. Я не сомневаюсь в результатах голосования. Более того, мне известно, что когда мы проголосуем и Вадим останется, американские друзья предложат ему посещать курсы английского. Это будет стоить 175 долларов в месяц. Срок – три месяца. Нас семнадцать человек. Я предлагаю проголосовать также и за то, что каждый из нас заплатит по 10 долларов в месяц за эти курсы. Вадим – 15. За то, что не умеет списывать незаметно. Для меня каждый, кто поднимет руку за его возвращение в Москву, станет проголосовавшим из шкурных соображений – не желающим расстаться с тридцаткой баксов. Прошу голосовать. Кто за то, чтобы Осипов остался?
– Я бы хотел кое-что сказать… – начал Стив, но увидев лес рук, осекся.
– Ты можешь не сказать, а подсчитать голоса, – не поворачиваясь, бросил через плечо Саша.
Ребята гурьбой вышли на улицу. Вадима окружили. Хлопали по плечу, улыбались, подкалывали. Вадим благодарил, отшучивался. Потом громко объявил, что денег на курсы ни у кого не возьмет.
– А тебе никто и не даст! – заржал Саша. – Ты что, не понимаешь разницы между адвокатскими приемами и реальными намерениями?
Все рассмеялись.
Оля стояла в стороне. Вот кому было сейчас не позавидовать.
Вадим отделился от группки стажеров, подошел к ней и приветливо произнес:
– Не переживай, я на тебя не в обиде. По сути-то ты была права. Все нормально, пошли к нам.
Битва закончилась. Начиналось самое тяжелое. Теперь отступать некуда. Теперь он реально должен показать американцам, кто чего стоит. Они еще дорого заплатят за его позор…
Глава 24
Жест Вадима произвел на Стива эффект холодного душа. Он осекся на полуфразе и вдруг совершенно тихо, растерянно спросил:
– Ты понимаешь, что я говорю?
– Что? – наивно заморгав, откликнулся Вадим.
– Я говорю, что ты поставил под угрозу всю программу. Для нас принципиально важно было, чтобы отбор прошел честно. Ты сжульничал. Ты поставил в опасное положение всех своих коллег! – Стив опять повысил тон.
«Понятно! – обрадовался Вадим. – Так вот чего ты боишься!»
– А за отбор стажеров отвечал ты, я правильно понял? – вопрос произвел на Стива эффект удара дубиной по голове. Он весь скукожился, обмяк и, виновато опустив глаза, тихо произнес:
– Я.
– Извини, Стив, я не хотел… – Вадим подыскивал точные английские слова, – я не хотел доставить тебе неприятности.
– Как ты мог?! – снова взвился Стив.
– Что ты предлагаешь делать? – спокойно-спокойно поинтересовался Вадим.
То ли невозмутимый тон Вадима, а, может, наоборот, невероятный нервный накал, который наполнял комнату, произвел неожиданный эффект. Стив плюхнулся на свой стул, который издал при этом не обычный наш советский скрип, а какое-то мерзкое рычание, и зарыдал. Как баба, навзрыд, с соплями и всхлипываниями. Толстенькими кулачками он размазывал по щекам слезы и твердил: «Я не знаю! Я не знаю!»
Когда Стив минут через 5 успокоился, стали обсуждать, что делать. Разговор отнюдь не был дружеским, но и агрессии ни одна из сторон не проявляла. Стив сказал, что у него нет иного выхода, как предать ситуацию огласке. Иное не обсуждается. Саша удивился: если он единственный, кто обо всем знает (Вадим тут же уточнил – «предполагает», за что Стив моментально наградил его испепеляющим взглядом), то зачем эта огласка нужна?
Американец терпеливо, будто читал очередную лекцию по программе культурной ориентации, стал объяснять:
– Если я скрою то, о чем знаю, или, как хотелось бы господину Осипову, догадываюсь, то потом я не только лишусь работы над этим проектом, а буду исключен из Эй-Би-Эй. Навсегда!
– А как об этом могут узнать другие? У кого-нибудь еще такие фотографии есть? – заговорщически улыбнулся Саша.
– От тебя или от Вадима, – на полном серьезе ответил Стив.
– Ну, это решается проще простого. Ни я, ни тем более Вадим об этой истории рассказывать не станем. Обещаем! – Саша явно полагал, что проблема решена.
– Я не могу вам верить и ставить свою жизнь в зависимость от вашего молчания.
– Почему? – вмешался Вадим.
– Потому что в этом мире каждый сам за себя. Потому что когда-то кто-то из вас сможет меня шантажировать. Потому что, если вы станете конкурентами, то сразу используете этот случай для выигрыша очков, а я пострадаю.
Саша с недоумением взглянул на Вадима. Тот понял причину изумления друга быстро. Сашкина жена плакалась Лене, что для Саши дружба, мужская солидарность превыше семьи, его собственных интересов. Что Сашка до глупости порядочен. Вопреки собственным интересам, здравому смыслу. Вадим понял, что слова Стива в одно мгновение перевернули представления Саши об Америке. И не ошибся. Саша ошеломленно, растерянно, с ужасом произнес:
– Как же вы здесь живете?
– Что? – не понял Стив.
– Песец! – на русском быстро отреагировал Вадим.
– Что ты сказал? – попросил перевести Стив.
– Я сказал, что в твоих словах есть логика, и эти соображения надо учитывать.
– Нет, ты сказал что-то другое. Я не знаю того слова, которое ты произнес, – настаивал Стив.
Вадим замер, как хищник, увидевший жертву. Саша, все еще пребывающий в состоянии культурного шока, ничего не заметил.
– Так ты говоришь по-русски?! – подавшись к Стиву всем корпусом, спросил Вадим.
Стив покраснел, посмотрел на Вадима, на Сашу и с трудом выдавил из себя:
– Да!.. Но очень плохо, – как бы оправдываясь, тут же уточнил несчастный американец.
Саша в сердцах плюнул на пол. «Насмотрелся американского телевидения!» – удивился своему диагнозу Вадим.
– Я думаю, руководство примет решение отправить тебя в Москву. Я в этом уверен, – Стив собрался с силами и заговорил о деле. Ему надо было срочно сменить тему разговора. Не догадываться, как он выглядит в глазах русских, скрывая столько времени, что понимает их язык, и, получается, постоянно подслушивая их разговоры между собой, Стив, разумеется, не мог.
– Не возражаю. Но это должно быть сделано по моему желанию. Как выполнение моей просьбы, – требовательно произнес Вадим.
– Нет. Это невозможно. Иначе в сокрытии информации могут обвинить и руководителей проекта. Это абсолютно исключено! – В рамках логики Стива его рассуждения звучали вполне разумно и убедительно.
– Тогда с Вадимом уеду я. И, думаю, еще как минимум половина группы! – Саша напоминал сейчас быка, нападающего на тореадора: глаза налиты кровью, голова опущена, кулаки сжаты.
Стив уставился на Сашу непонимающим взглядом. «Похоже, Сашкина жена не врала!» – решил Вадим.
– Предлагаю сделать перекур, – по-русски произнес Вадим.
– Я не курить, – также по-русски ответил Стив и попытался улыбнуться.
– Тогда ты посидеть и подождать! – с издевкой выпалил некурящий Саша, вскочил со стула и направился к двери. Вадим светски улыбнулся Стиву, по-английски попросил: «Подожди нас, пожалуйста!» – и направился вслед за другом.
Стив, раздавленный, растерянный, послушно остался сидеть за столом, бессмысленно перебирая снимки. Наверное, он проклинал сейчас себя за страсть к фотографированию.
Через 15 минут ребята вернулись в кабинет Стива. Вадим успел выкурить целых три сигареты. Одну выкурил и Саша. Он решил, что ситуация позволяет нарушить данное самому себе слово больше не дымить.
Предложение Вадима носило практически ультимативный характер. Советские стажеры, а он, как неформальный лидер группы, это гарантирует, не станут терпеть позор разоблачения и высылки советского гражданина из США. Это – пункт номер один. Второе – они не хотят подставлять Стива, от которого видели только добро. Тот факт, что он скрыл знание русского языка, они ему прощают. Именно умение прощать ошибки друг другу и есть основа построения новых отношений между СССР и США. И начинать надо с нас самих, а не ждать, пока это научатся делать политики! Разве не так? Далее. Вадим сам, на собрании группы, в присутствии лиц, отвечающих за проект, расскажет, что он списал ответы на тоефлевский тест. Пособников у него не было. Стив сделает вид, что впервые узнал об этом от самого Вадима. Вадим принесет свои извинения группе и американцам и попросит прекратить его стажировку. Американцы удовлетворят просьбу Вадима. Все!
Саша с трудом согласился на этот вариант. Он был уверен, что они дожмут Стива и заставят его молчать. Вадим же, хоть и не сомневался, что Стива можно сломать, настаивал на добровольном возвращении в Москву. Ему так чертовски надоела эта Америка, что любой, пусть даже такой позорный способ свалить отсюда, его устраивал. Но Саша привел аргумент, поколебавший Вадима: «А ты забыл, что должна приехать Лена?» Вадим сник. Ему хотелось показать Ленке Америку. Хоть тут ему погано, но пусть сама посмотрит. А уж стыд перед Терешковой, которая наверняка узнает, как он осрамился, ждет нестерпимый. Почему-то именно мнение Терешковой о нем было для Вадима особенно важным. Друзья – простят, коллеги все равно его не любят, а вот этот человек… Но что делать? Другого решения не просматривалось.
Стив, пока Вадим излагал свой вариант, делал записи в традиционном желтом блокноте, кивал головой, задавал уточняющие вопросы. Потом несколько минут подумал, посасывая ручку. «Как у нас!» – отметил Вадим.
– Мне это не очень нравится, – задумчиво протянул американец. – Покурите еще часок, я хочу посоветоваться.
«К начальству побежит!» – понял Вадим. И почувствовал такую безысходную усталость, что понял, какое бы решение ни приняли американцы – ему все равно. Никто с ним в Союз в знак солидарности возвращаться не станет. Сашка – идеалист. Его просто попрут отсюда. Он – проиграл! Но если американцы не примут его вариант, он признаваться не станет. Уж он-то знал тюремную присказку, что «явка с повинной упрощает работу следователя и удлиняет срок». «По крайней мере, будет отмазка, что меня подставили. Ну, например, за отказ сотрудничать с ЦРУ! – эта глупая мысль заставила Вадима улыбнуться. – А что, вполне проходимая версия!»
Через час Стив объявил решение руководства. Поскольку в штаб-квартире Эй-Би-Эй высшие чины отсутствовали, пришлось провести телефонную конференцию. Саша спросил, что это такое, бестактно забыв, что Вадима все-таки волнует само решение, а не то, как технически оно принималось. Стиву же всегда доставляло удовольствие по любому поводу показать превосходство его страны над «империей зла». Он стал подробно объяснять, что телефоны Эй-Би-Эй заведены на внутреннюю телефонную станцию. Поэтому можно соединить нескольких абонентов как внутри здания, так и внешних, на один канал. Где они и могут разговаривать друг с другом параллельно. Максимальный объем – до 10 человек. Еще можно…
– Что решили? – зло перебил Вадим.
– А? – Стив сразу даже не сообразил, о чем спрашивает Вадим. Потом, надувшись от важности информации, которую он должен сообщить, уверенным тоном, не допускающим никаких возражений (наверное, именно так выносят свои вердикты американские судьи), произнес:
– Решение следующее. Ты, Вадим, на собрании группы сам расскажешь, что произошло. Говорить про фотографии не следует. Решение – оставаться тебе или уезжать – принимать будет ваша группа. Если тебя оставят, ты за свой счет будешь посещать курсы английского языка. Стоимость – 175 долларов в месяц. Курсы мы тебе подберем. Наша сторона влиять на мнение вашей группы никак не намерена. Это окончательное решение.
«А они не дураки, – признал Вадим. – По-любому у американов – полный о'кей. Если уезжать – это не их решение. Отбор был правильным, но они прокололись, рассчитывая на честность абитуриентов. Я – в полном дерьме, а они во всем белом. Если наши отправят меня восвояси – и они в дерьме. Если оставят, а я провалю стажировку – опять группа в дерьме. Классно! Сволочи!»
Саша сидел очень довольный, – он не сомневался в душевной щедрости советских товарищей.
– А если я откажусь? – сдерживая ярость, спросил Вадим.
Ты будешь обвинен в мошенничестве. Это серьезное обвинение. Ты незаконно, на деньги американских налогоплательщиков приехал в США, получил первую стипендию и учебные материалы по программе стажировки. В дальнейшем, даже если ты не будешь привлечен к уголовной ответственности, ты никогда не сможешь въехать в США.
Вадим посмотрел на Сашу. Понял – больше ему не придется доказывать другу, что в Америке жить нельзя. Перед Вадимом наливался гневом Зевс-громовержец: Сашины глаза, казалось, вот-вот начнут метать настоящие молнии. Еще мгновение – и веселый, добродушный Саша набросится на Стива с кулаками. «Это было бы забавно!» – улыбнулся своему видению Вадим.
– Я согласен.
Стив самодовольно улыбнулся. Саша молча встал и вышел из кабинета. Вадим пошел за ним. «Теперь я останусь! Дотерплю, выдержу! А кто в конце концов будет сверху, – посмотрим. Мы привыкли выживать и не в таких условиях. Дети, с кем связались!.. От мертвого осла уши получишь, дефективный!»
Саша, поджидая на улице Вадима, стрельнул сигарету у негра-бомжа, примостившегося на решетке метро, пролегавшего под величественным зданием Эй-Би-Эй.
Воскресенье пронеслось быстро. Барбара позвала ребят кататься с нею на лошадях. Мрачный со вчерашнего дня Саша отказался, сославшись на дела в городе, а Вадим, наоборот, решил расслабиться перед боем.
По дороге куда-то далеко за город, где в частной конюшне стоял принадлежавший Барбаре жеребец, она все уши прожужжала Вадиму про своего Кукса. Жеребца то есть. Что он стоил 50 тысяч долларов, что он красавец… Остального Вадим уже не слышал. Цифра 50 тысяч рядом с жеребцом, нужным лишь для того, чтобы раз-два в месяц, и то в хорошую погоду, покататься на свежем воздухе, произвела на него сильное впечатление. Вадим представил, как этот жеребец ломает ногу и его пристреливают. Пристреливают 50 тысяч долларов! Он хотел, было, спросить, а застрахован ли жеребец, но прикинув, что не знает английского глагола «страховать», промолчал.
Неожиданно он сообразил, что впервые едет в машине с коробкой-автоматом. Стал внимательно рассматривать рычаг этой странной коробки, панель приборов. Барбара заметила его взгляд и спросила, не хочет ли он повести машину.
Первые пару километров Вадим ехал в некотором напряжении, все-таки незнакомая машина, и отнюдь не «Жигули». Но, к собственному удивлению, очень быстро освоился. Барбара подзуживала: «Давай, быстрее!» «Вы хочите песен? Их есть у меня!» – нахлынуло родное, откуда-то очень издалека. Вадим вжал педаль газа в пол. Откуда он мог знать, что спортивный «Мерседес» так ездит?! Барбара завизжала. Вадим вспомнил орущего Стива…
Минуты три он несся на скорости за 120 миль в час. Только сообразив, что это где-то около 200 километров, отпустил педаль газа. Восторженный испуг американки не стоил такого риска.
Когда Вадим, сильно сбросив скорость, посмотрел на соседку, ее восхищенный взгляд не ускользнул от его внимания. «Дети!» – на сей раз без особой злости поставил диагноз американцам Осипов.
Два часа он наблюдал за тем, как Барбара тренируется в выездке своего жеребца. Смотрелись они вместе и вправду красиво.
Но больше все-таки Вадима занимали его дела. Завтра бой. Трудный, но далеко не первый в его жизни. Ставка? Сложно так сразу определить. Возможно… Возможно, победить самого себя? Перенести позор, выдержать. И, в конце концов, победить. А что значит победить? Зацепиться здесь, в Америке? Нет. Это не для него. Может, подготовить почву на случай эвакуации? Тогда уже будет не до сантиментов. Надо будет просто спасать семью. И не важно, нравится ли здесь ему самому. А природа здесь красивая. Фырканье лошадей создавало какую-то непонятную атмосферу покоя… Интересно, как поведут себя ребята?.. Ну, списал. Так что здесь такого?
– Поехали? – Рядом стояла Барбара. – Ты поведешь!
По дороге домой Барбара несколько раз повторила: «Да, мой муж так водить не умеет. Не тот темперамент».
Взгляды американки, которыми она одаривала Вадима, не оставляли никаких сомнений если не в ее намерениях, то по крайней мере в ее желаниях…
«Вот только этого мне и не хватало!» – признал Вадим.
Вечером появился Саша.
– А у нас ребята молодцы! – он весь светился.
– Что ты имеешь в виду? – не понял, о чем идет речь, Вадим.
– Я встретился с 8 нашими ребятами. Двоих не застал. Телефонов остальных у меня нет. Итак, из восьми – восемь обещали тебя поддержать! – Сашка был преисполнен гордости. Но не за себя, за друзей!
– Кто тебя просил? – Вадим вспылил. – Это моя игра! Не лезь! Сам пострадаешь. Откуда знать, кто из них заложит?
– Кому? – Саша опешил. Уж чего-чего, а такой реакции Вадима он никак не ожидал.
– Ты забыл про «Николая Николаевича»?
Саша сник. Про неизбежное возвращение в Москву он явно не вспомнил.
Вадим с Сашей сознательно опоздали к началу занятий на пять минут. Вадиму никак не хотелось общаться с теми из ребят, кто, благодаря Саше, уже был в курсе его проблемы. Кроме того, поскольку результаты голосования стажеров оставались непредсказуемыми, Вадим рассудил, – в любом случае не надо, чтобы американцы видели его разговаривающим с коллегами. Он сумеет убедить их в своей невиновности или, точнее, не такой уж непрощаемой виновности в речи. Адвокат он или нет?! А подозрения в предварительном сговоре ему не нужны. Пусть американцы посмотрят, на что он способен!
Стив, как только Вадим вошел в аудиторию, сообщил, что господин Осипов хотел что-то сообщить группе. Ребята удивленно переглядывались и перешептывались. Но причиной было не объявление Стива, а то, что, помимо него, в комнате присутствовали еще трое американцев, которых стажеры видели только на первом, торжественном приеме.
– Коллеги, – обратился к стажерам Вадим, – я должен рассказать вам…
– Говори по-английски, – перебил Вадима Стив.
– Нет, мне удобнее говорить по-русски, и я обращаюсь сейчас не к вам, а к своим коллегам.
– Нет, ты должен говорить по-английски, – властно повторил Стив. Это было ошибкой. Из-за нервного волнения, скрутившего Стива не меньше, если не больше, чем Осипова, он попался. Он понял русскую речь Осипова. Вадим торжествовал. Как-никак, но в зале сидели юристы. Пусть многие и чистые ученые-теоретики. Но не заметить, что Стив понял русскую речь, они не могли. Первый раунд он выиграл! Симпатии уже на его стороне.
– Так ты понимаешь по-русски? – сыграл удивление Саша.
Стив метнул в его сторону убийственный взгляд. Но поздно. Шепот между стажерами перешел в вибрирующий гул.
– Ты должен говорить по-английски, – еще раз, теперь уже с явной угрозой в голосе повторил Стив. Сашин вопрос он не удостоил ответом.
– Хорошо, – Вадим перешел на английский. Хотя, это, конечно, сильно усложняло его задачу. На русском он, разумеется, мог быть куда более убедительным.
В аудитории наступила гробовая тишина. Вадим быстро пробежал взглядом по глазам стажеров. Сашкина работа не прошла даром. Половина присутствующих смотрела на него с одобрением, половина, те, что были не в курсе, – с удивлением. Недоброжелателей пока не выявлялось.
– Я хочу сообщить вам, что я списал тест по тоефлу! – сходу бухнул Вадим. Выдержал небольшую паузу. – Я полагал, что у меня есть на это моральное право. В институтские годы всегда списывали у меня. Теперь решил списать я сам. Я думал, что это простительно, поскольку английский язык еще со школьных лет у меня «не шел». А с другой стороны, зачем мне было его учить? При моей анкете мне никогда не светило поехать за границу. Я же не знал, что будет Перестройка. Наивно? Да. Сейчас я понимаю, что такого права у меня не было. Вам предстоит решить вопрос – поеду я обратно в Москву или останусь здесь до конца стажировки. Проблема не в том, как вы проголосуете. Проблема в том, что я не могу сказать, как я хочу, чтобы вы проголосовали. С одной стороны, мне здесь не нравится, все чужое и непонятное. Это не вина наших коллег, организовавших стажировку. Они делают все, чтобы нам было хорошо. Это проблема их предков, создавших такую страну. Или наших – создавших совсем другую страну. Но мне здесь не комфортно. С другой стороны, мне стало интересно. Интересно, сумею ли я выдержать до конца. Поэтому я решил, что сам просить о прекращении стажировки не стану. Но если ваше решение окажется таковым, я буду благодарен тем, кто за него проголосует.
Вадим сел. Тишина стояла – комар пролетит, услышишь.
– Ты даже не хочешь извиниться перед коллегами? – ехидно спросил Стив.
– Я готов извиниться только перед теми, кто сам ни разу никогда не списывал, – вновь встав, спокойно и уверенно ответил Вадим. – Перед каждым персонально. Перед кем я должен извиниться? – Вадим обратил свой вопрос не к Стиву, а ко всей аудитории.
Тишина. Стив опять встрял:
– Я никогда не списывал!
– И на тестах по русскому языку? – моментально спикировал на американца Саша. Вадим подумал, что этот добряк не просто хороший друг, готовый рисковать своими отношениями с американцами, но и блестящий адвокат. На профессиональном языке адвокатов такой вопрос, заданный в такой момент, назывался «вопрос-убийца». Стив моментально скис.
– Можно? – поднялся Миша Поляков. – Я могу сказать только следующее. Дважды, когда мне предстояли сложные процессы, я обращался к Вадиму с просьбой помочь. Оба раза он меня выручил. Можно сказать, что я вел оба дела с его слов. То есть списал его мысли. Пусть и с его согласия. Поэтому заявляю официально: если Осипов уедет в Москву, я тоже!
– Что ты несешь?! – вскочила активистка Оля. – Осипов нас опозорил перед хозяевами. Опозорил всю страну…
– У тебя уже есть хозяева? – подал реплику по-русски один из меланхоличных прибалтов.
– Я считаю, что человек, который мог обмануть товарищей, не вправе представлять Советский Союз за рубежом, – не обращая внимания на прибалта, захлебывалась от негодования Оля. – Он должен быть изгнан с позором. Мы обязаны очистить свои ряды. И мы должны поблагодарить организаторов стажировки за то, что нам самим предоставлена возможность это сделать.
– Ты так легко готова отказаться от своих личных планов? – «Володя-из-провинции», набычившись, выставив вперед нижнюю челюсть, сверлил глазами комсомольскую активистку. «Ого, а парень-то соображает куда больше, чем показывает!» – подумал Вадим. Судя по реакции стажеров, далеко не только Осипов и Володя знали, о чем идет речь. Треть аудитории заулыбалась. «Многие все видели?» – удивился Вадим.
– Ты предлагаешь исключить Осипова из пионеров? – подал голос Махир Алиев, стажер из Баку.
– Не мешайте ей говорить, – вскочив, по-английски вступил Стив.
– Сядь! – рявкнул Саша. – Это наше обсуждение. Ты сам это сказал. Сиди и не мешай!
Стив растерянно глядел на своих американских начальников, – он никак не ожидал такого тона со стороны Саши. Вяло опустился на свой стул.
– Я полагаю, мы доставили большое удовольствие принимающей стороне состоявшимся обсуждением, – агрессивно продолжил Саша.
– Я не закончила, – Оля перешла на русский язык.
– Лучше бы ты вчера кончила, – быстро бросил Саша, вызвав взрыв хохота аудитории. И перешел на английский. – Думаю, что курс культурной ориентации, организованный для нас американской стороной, был очень полезен. Но советско-американские отношения – это улица не с односторонним движением. Некоторые познания в области культурной ориентации, но уже нашей культуры, нашей системы ценностей, будут полезны и Олиным хозяевам, а нашим, соответственно, коллегам и учителям. Мы – народ, вошедший в мировую культуру и историю как народ, умевший объединиться в трудную минуту, народ-гуманист. Сейчас каждый из нас может и должен доказать на деле, что мы такие и есть. Я не сомневаюсь в результатах голосования. Более того, мне известно, что когда мы проголосуем и Вадим останется, американские друзья предложат ему посещать курсы английского. Это будет стоить 175 долларов в месяц. Срок – три месяца. Нас семнадцать человек. Я предлагаю проголосовать также и за то, что каждый из нас заплатит по 10 долларов в месяц за эти курсы. Вадим – 15. За то, что не умеет списывать незаметно. Для меня каждый, кто поднимет руку за его возвращение в Москву, станет проголосовавшим из шкурных соображений – не желающим расстаться с тридцаткой баксов. Прошу голосовать. Кто за то, чтобы Осипов остался?
– Я бы хотел кое-что сказать… – начал Стив, но увидев лес рук, осекся.
– Ты можешь не сказать, а подсчитать голоса, – не поворачиваясь, бросил через плечо Саша.
Ребята гурьбой вышли на улицу. Вадима окружили. Хлопали по плечу, улыбались, подкалывали. Вадим благодарил, отшучивался. Потом громко объявил, что денег на курсы ни у кого не возьмет.
– А тебе никто и не даст! – заржал Саша. – Ты что, не понимаешь разницы между адвокатскими приемами и реальными намерениями?
Все рассмеялись.
Оля стояла в стороне. Вот кому было сейчас не позавидовать.
Вадим отделился от группки стажеров, подошел к ней и приветливо произнес:
– Не переживай, я на тебя не в обиде. По сути-то ты была права. Все нормально, пошли к нам.
Битва закончилась. Начиналось самое тяжелое. Теперь отступать некуда. Теперь он реально должен показать американцам, кто чего стоит. Они еще дорого заплатят за его позор…
Глава 24
АДАПТАЦИЯ
Вадим проснулся, как обычно, раньше всех в доме. Временная адаптация, хоть и прошли две недели, все не наступала. Правда, теперь он вставал уже не в 5, а в 7. Но после вчерашнего стресса, после «разбора полетов» с тоефлом, он накачался на ночь успокоительным и был уверен, что проспит часов 10, не меньше. Ничего подобного…
Вадим сварил себе то, что у американцев называлось «кофе». Кофеварку он давно освоил, но ни ее продукт, ни даже кофе, сваренный в кастрюльке, отдаленно не напоминали московский напиток. Значит, причина не в способе приготовления, а в самом кофе. Может, они его как-то специально обрабатывают? Есть же у них здесь декофеированный кофе. Вот уж полный бред – кофе без кофеина. Наверно, они и из нормального кофе какую-то часть кофеина удаляют…
С такими мыслями и с чашкой коричнево-черного напитка в руках Вадим вышел на уличную террасу, устроился поудобнее в плетеном кресле и закурил.
При всем своем антиамериканском настрое, Осипов не мог не признать очевидного. Улица между пригородными домами богатых американцев была не только чисто выметена, но и красива. Заборы они не ставили, газоны косили под одну и ту же высоту травы. Нэнси объяснила, что их «поссовет» принимает решение, какой высоты должна быть трава, и нарушитель платит штраф.
Вадим сварил себе то, что у американцев называлось «кофе». Кофеварку он давно освоил, но ни ее продукт, ни даже кофе, сваренный в кастрюльке, отдаленно не напоминали московский напиток. Значит, причина не в способе приготовления, а в самом кофе. Может, они его как-то специально обрабатывают? Есть же у них здесь декофеированный кофе. Вот уж полный бред – кофе без кофеина. Наверно, они и из нормального кофе какую-то часть кофеина удаляют…
С такими мыслями и с чашкой коричнево-черного напитка в руках Вадим вышел на уличную террасу, устроился поудобнее в плетеном кресле и закурил.
При всем своем антиамериканском настрое, Осипов не мог не признать очевидного. Улица между пригородными домами богатых американцев была не только чисто выметена, но и красива. Заборы они не ставили, газоны косили под одну и ту же высоту травы. Нэнси объяснила, что их «поссовет» принимает решение, какой высоты должна быть трава, и нарушитель платит штраф.