Барщевский Михаил. Командовать парадом буду я!

   Потом произошло страшное: израильтяне передали свою технологию натовцам. Получилось, что, заработав пару десятков миллионов долларов, причем абстрактных, поскольку реально братские арабские страны денег не платили, нам теперь нужно было затратить колоссальные средства на переделку всей радиоэлектроники этих новейших комплексов. Второй вариант – раздобыть схемы израильской «хренотени», а тогда менять можно будет не все в принципе, а что-то немногое, чтобы «хренотень» сбить с толку.
   Доведя рассказ до этого места, Дима спросил:
   – Ты согласен с тем, что это важно не для КГБ, а для страны? То есть и для тебя, и для твоей дочери, и для родителей? – В голосе Димы не было ни капли иронии, ни доли сомнения.
   – Согласен! – Вадим тоже не шутил. Одно дело словесная трескотня о безопасности границ, а другое – конкретная ситуация.
   – Так вот, эту проблему мы решили. Как, честно скажу, не знаю, не я занимался. Знаю только, что обсуждался вопрос на Научно-техническом совете. Выше не бывает. Туда входят несколько членов Политбюро, руководство Минобороны, КГБ, Академии наук и так далее. Думаю, просто через кого-то что-то перекупили. В этом мире, Вадик, оказывается, все продается… А дальше руководство приняло простое решение. Правда, сложновыполнимое. На будущее, чтобы больше так не попадать, решили, что израильские инженеры – это серьезно. И нам нужен там свой агент высочайшего уровня. Не по должности, а по мозгам.
   – Я не поеду! – улыбнулся Вадим.
   – Ну вот, значит, я не выполнил задание, – дружелюбно рассмеялся Дима. – Ладно, хохмач, слушай дальше.
   Дима моментально вновь стал серьезным.
   – Мне поручили внедрить нашего человека.
   У Вадима с языка уже просилось продолжение фразы – «в логово врага», но он понял, что даже эта шутка прозвучит некорректно. Уж больно серьезным был Дима в этот момент.
   Дальше Соловьев рассказал о том, как долго подыскивал подходящую фигуру среди наших ученых-физиков, работающих с радиоэлектроникой. Естественно, нужен был еврей, а из-за секретности евреев в эту область давно не пускали. Так что изначально выбор был небогат.
   Потом какое-то время ушло на то, чтобы создать ему проблемы, спровоцировать на подачу документов для выезда в Израиль. Дальше, разумеется, отказ в разрешении на эмиграцию, исключение из партии, увольнение с работы. Короче говоря, когда «клиент дозрел», появился Дима.
   Следующую часть истории Соловьев постарался скомкать. Но тут Вадим, которого стало разбирать чисто профессиональное любопытство – как же удается наладить психологический контакт с человеком, который по определению тебя должен ненавидеть, – стал задавать вопросы. Дима сдался и рассказал подробнее, чем хотел.
   Первая встреча Димы с Перельманом была организована как случайная. В очереди за колбасой. Разговорились. Дима соврал, что его выгнали из НИИ пищевой промышленности за неправильный анекдот. Перельман сразу принял его за человека, как и он, страдающего от советской власти. Дальше Дима высказался в том смысле, что, может, ему попытаться уехать в Канаду? Он украинец, в Канаде большая колония украинских эмигрантов. Найдет какого-нибудь дальнего родственника – и вот он, свободный мир. Перельман погрустнел, сказал, что не все так просто. Мало получить вызов, надо, чтобы еще ОВИР выпустил. Слово за слово, пошли посидеть в пельменную, выпить по рюмочке. Подружились.
   Только при третьей встрече – торопиться было нельзя, чтобы не спугнуть, – Дима бросил идею – а может, предложить Перельману комитетчикам, чтобы они его выпустили, а он, при случае, поможет им чем-нибудь? Все-таки физик. Это от него, пищевика, толку никакого.
   Перельман дар речи потерял. Помогать кому? Им, которые его всего лишили? Которые народ по лагерям держат? Которые дыхнуть не дают?! Этого Дима и ждал. Стал рассказывать о своем друге, бывшем однокласснике, который работает в разведке. Как они, разведчики, сами ненавидят «держиморд» из 5-го Управления, как они пытаются доказать в ЦК, что гласность нужна. Как они поддерживают Горбачева с его попытками «очеловечить» лицо социализма. И вообще – одно дело сотрудничать с КГБ, когда речь идет о выявлении диссидентов, и совсем другое – когда добываются необходимые для выживания страны военные и научно-технические тайны потенциальных противников.
   Сначала Перельман и слушать не хотел, а потом, когда Дима сказал, что он, будь такая возможность, именно в этом готов был бы помогать, призадумался. Дима гнул свое. Сказал, не знаю, чем вы там занимаетесь, но, допустим, новыми видами оружия. Что, вам было бы неинтересно оказаться на передовом крае их научной мысли? Какая разница – свои или чужие, наука везде идет вперед. Вы же, прежде всего, ученый! А если наши узнают их секреты – разве это приблизит войну? Не наоборот? Новое оружие – это сдерживание, противовесы. Если мы знаем, что у них, а они знают, что у нас, – кто рискнет «нажать кнопку»?
   Такая логика была Перельману знакома. Именно она грела его интеллигентную душу, когда он трудился в родной советской «оборонке».
   Долго говорили на эту тему. Потом Дима неожиданно заметил: между прочим, именно Советский Союз предотвратил тотальное уничтожение евреев. Так что не все здесь так плохо. Было, конечно, и «дело врачей», и антисемитизм на государственном уровне. Но сейчас-то, при перестройке, – все изменилось!
   Этот тезис не сработал. Перельман сразу закрылся – ничего хорошего про страну, из которой он решил уехать, слышать не хотел. Дима понял, что просчитался, – любой «отъезжант» всегда искал только плохое вокруг себя, дабы не усомниться в правильности принятого решения. «Человек вообще слышит и воспринимает только то, что совпадает с его собственными взглядами», – резюмировал Дима. Вадим сам удивился очевидности этого тезиса. Сколько раз он сталкивался с необъяснимым непониманием клиентами его советов. Но так четко, как сформулировал Дима, никогда ответить на вопрос о причинах этого «неусвоения» не мог.
   Короче говоря, Дима убедил Перельмана встретиться с его школьным другом. Просто поговорить – хуже точно не будет. «Хуже некуда!» – смиренно-философски отозвался Перельман.
   Димин коллега, игравший роль друга-одноклассника, был приторней сахара. Хорошо зная от Соловьева настроения и взгляды Перельмана, сам заводил разговор на нужную тему и в правильной тональности. Через час Перельман смотрел на Сергея Шапкина, а именно так звали майора КГБ, которому поручили помогать Соловьеву в вербовке Перельмана, обожающими глазами преданного пса. Наивность ученого-физика даже забавляла вербовщиков. После встречи Шапкин пошутил: «На дурака не нужен нож, ему немного подпоешь, и делай с ним, что хошь!» Соловьев оборвал: «Не ерничай! Нормальный мужик. Не забывай, что мы сами его подставили и загнали в угол!» Шапкин не обиделся: он-то шутил, а Соловьев за всю операцию башкой отвечал!
   Еще через две недели почти ежедневных встреч «двух одноклассников» и Перельмана тот согласился на сотрудничество. Но только в пределах научно-технической информации! Никакой политики! А большего и не требовалось. Наивный физик даже не заподозрил, что Дима не совсем пищевик.
   – Когда Михаил Аронович Перельман потерял работу, был исключен из славных рядов «руководящей и направляющей» силы общества, первый отказ он получил не из ОВИРа. Ему отказала жена. Она заявила, что не желает жить с предателем Родины, почти врагом народа, и выставила его из квартиры. Самое смешное, что она стопроцентная еврейка, а Перельман – только по отцу.
   – А что здесь «самого смешного»? – удивился Вадим.
   – Во-первых, то, что, по правилам иудаизма, он вообще не может считаться евреем: его мать не еврейка. Нам даже пришлось поработать с его метриками и сделать рязанскую бабу – его бабушку по материнской линии, правильной национальности. Иначе в Израиле проблемы ему были бы гарантированы. Ну а самый прикол – это то, что вся история выглядела как контранекдот.
   – Какой анекдот? – не понял Вадим.
   – Ну, контранекдот. Анекдот наоборот. Помнишь: «Что такое жена-еврейка? Ответ: это не роскошь, это средство передвижения».
   Вадим рассмеялся. Анекдота он этого не знал и уж никак не ожидал, что услышит его от кагэбэшника. Все-таки никак он не мог забыть, что вроде вполне нормальный Димка – офицер Конторы.
   – Слушай, кстати, а это правда, что большую часть политических анекдотов вы сами и запускаете в оборот? – не без лукавства спросил Вадим.
   – Подпиши расписку о неразглашении и согласии на сотрудничество, и я сразу все секреты тебе открою, – расхохотался Дима.
   – Пошел в жопу! – беззлобно выругался Вадим.
   – Грубо, товарищ адвокат! Хотя будем считать это проявлением твоей профессиональной интуиции. Жопа в нашем деле будет иметь огромное значение!
   – Ты в переносном смысле?
   – Нет, увы, в самом прямом. – Дима стал мрачнее тучи. – Короче говоря, Перельман остался один. Но ненадолго. Лаборантка института, откуда его поперли, быстро прикинула, что сам Перельман тоже может стать средством передвижения, – и его на себе женила. Все произошло так быстро, что мы даже прохлопали. Узнали по факту. Жена так боялась потерять работу в Институте философии, что развод дала Перельману моментально…
   – Погоди, а вам-то что до этого? – не понял Вадим.
   – Ни хрена себе! Нам-то что?! У этой фифочки папаша бывший инженер-танкист. Из-за нее Перельмана в Израиле будут вдоль и поперек просвечивать! Они же стопроцентно посчитают, что она наш человек А он только локомотив. Из-за этой вертихвостки-туристки его в систему Минобороны Израиля не возьмут. А на фига тогда все это было затевать?
   – Подожди, я уже ничего не понимаю! – Вадим тряхнул головой, будто это могло прояснить мысли.
   – А ты не напрягайся! Это тебя мало касается. Дальше слушай. Короче! Поехал Перельман в Свердловск попрощаться с родней. Его «кошечка» села за руль и ухитрилась насмерть задавить мужика. На «зебре». Посередь дня и на глазах у десятка свидетелей. Вот ее и придется тебе защищать!
   – Ты мне морочишь голову! Я никогда не поверю, что вы, при вашей информированности, вашем авторитете, вашем цинизме, не можете это дело прикрыть! – Вадим неожиданно для самого себя почувствовал дикую злобу к Соловьеву. Почему, сам понять не мог. Скорее всего, из-за того, что тот перекраивал чужие жизни, как ему хотелось, ломал людей, поскольку это было нужно, с его точки зрения, для страны.
   – Прежде всего, перестань кипятиться. А насчет наших возможностей ты в данном случае ошибаешься. – Дима говорил подчеркнуто по-деловому, что сразу как-то успокоило Вадима, расслабило.
   – Что значит – в данном случае?
   – Вот мы и дошли до жопы! – Дима мрачно ухмыльнулся. – Задавила-то она не абы кого, а ценнейший кадр 2-го главка, контрразведки.
   – Не понял? – Вадим с изумлением смотрел на Диму.
   – Вот и я сначала не понял. А когда допер, от растерянности день пил! Представляешь, я пил целый день! Это при том, что в последний раз я надрался, когда диплом обмывали!
   Вадим посмотрел на Диму с пониманием – сам он не пил с тех пор, как сел за руль. Боялся, что, не дай бог, какого-нибудь пьяницу собьет и, поскольку сам подшофе, вылетит из адвокатуры.
   Вот уже много лет с некоторой завистью смотрел Вадим на тех, кто мог себе позволить выпить и расслабиться. Однако забавно – в пьющей компании он ловил на себе взгляды не сочувственные, а как раз тоже – откровенно завистливые. Вадиму вспомнилась забавная история. Несколько лет назад они с женой по какому-то поводу поцапались. Когда Ленка исчерпала все разумные аргументы, она с раздражением выпалила: «Господи! Да что же ты за мужик такой?! Я тебя даже ни разу пьяным не видела!» Вадим рассмеялся. Лена, поняв, какую глупость сморозила, тоже. На том и помирились.
   – О чем задумался? – Дима заметил, что Вадим ушел в себя.
   – Так, ни о чем. Правда! Продолжай.
   – Выяснилось, что задавила наша фифа лидера, который работал на коллег из «двойки». Талантливый был парень. Знакомился с иностранцами, приглашал к себе. Там, на Западе, оказывается, чуть ли не каждый второй гомик. Дальше просто – квартира, кинокамера, съемка. Назавтра беседа – иностранец готов. Это, конечно, та еще вербовка, но с западниками, а главное с мусульманами – срабатывало всегда. Ребята из «двойки» на стену полезли! Представляешь… – Дима заговорил быстро, эмоционально. – Они даже стали отрабатывать версию, что она действовала в интересах западных коллег! Козлы! Чуть девку в «Лефортово» не заперли. Слава богу, одумались! Попади она туда хоть на день – все, Перельман отработанный материал!
   – Почему?
   – Да как ты не понимаешь?! – Дима чуть не орал. – Если человек побывал в «Лефортово» и его выпустили – значит, он наш. Все, нет Перельмана!
   – А как же Щаранский? Он тоже ваш? – Вадим поддел Диму с нескрываемым удовольствием.
   – Щаранский – это другое. Хотя, честно говоря, – не знаю. Не мой уровень. – Дима ответил всерьез, не поняв издевку Вадима. – Короче! Коллеги дело фифы контролируют. Ментам яйца прижали по полной программе. Когда Перельман сунулся с деньгами, его чуть самого за дачу взятки не посадили.
   – Ну а вы что, с коллегами договориться не можете? Или отправить Перельмана без фифы?
   – Да в том-то и дело! Понимаешь, вероятность того, что у них есть западный «крот», очень высока. Если мы сунемся – значит, расшифруем Перельмана. Иначе чего мы полезли? А без этой дуры он не поедет. Влюбился, видишь ли!
   – Но у вас же начальство одно… – ошеломленно пробормотал Вадим.
   – Да, но сходится все только у Председателя. А что там, ниже по цепочке, никто не знает! Я тебе больше того скажу! В моем главке про Перельмана знают всего несколько человек! Хуже того, начальник нашего главка вообще подставился. Нам же категорически запрещено работать на территории Союза. Только ребятам второго главка. И, наоборот, они не работают за рубежом. Только мы. Инструкция, ее величество! А с Перельманом – шеф рискнул, проявил инициативу. Ему так по башке надают!..
   – И ты все это рассказываешь мне?! – Вадим был просто ошеломлен.
   – Да, тебе! – Во взгляде Димы не наблюдалось ни улыбки, ни приветливости. – Во-первых, ты мне не оставил выбора! Я действительно считаю, что только ты можешь что-нибудь придумать. И второе. Я не шучу! Ты любишь Родину. Извини за высокопарность, но при всем твоем якобы диссидентстве и слабости к антисоветским анекдотам – ты наш человек. Советский. И ты понимаешь, не можешь не понимать, что то, чем мы занимаемся, – не против народа, а во благо! Скажи мне, что я не прав, и мы забудем этот разговор. Клянусь, что тебе это ничем не грозит. Просто скажи. – Дима ждал.
   Вадим молчал. Потом тоже абсолютно серьезно ответил:
   – Понимаешь, Дима. Если бы не столько трескотни, причем неискренней и тупой, о патриотизме, о превосходстве нашего строя и так далее, я бы не стеснялся говорить: да, я люблю Родину. Но, по-моему, так скажешь, и тебе никто не поверит.
   – Не уходи от ответа! – Дима начал злиться. – Ты согласен, что без разведки страна не может обеспечивать свою безопасность?
   – Согласен.
   – Ты согласен, что смерть лидера, пусть и очень полезного, не может ставить под угрозу срыва сложнейшую операцию, сулящую нам решение важнейшей задачи?
   – Знаешь, то, что он пидер, меня как-то мало волнует! Это его личное дело!
   – Хорошо! Не буду спорить. Но мы его не убивали! Это – раз. Второе – если ее посадят, это ему не поможет. Согласен?
   – Согласен!
   – Тогда что тебе не нравится? – Дима почувствовал приближение победы. Но рано…
   – Ваши методы.
   – Какие? – не понял Дима. – Мы же не организовывали это ДТП.
   – Я не об этом! – Вадим говорил зло, отрывисто. – Я о ваших методах вербовки Перельмана. Сам сказал, что загнали мужика в угол. Он о выезде и не думал. Это по-человечески?
   Дима молчал. Долго. Минуту, не меньше.
   – Знаешь, может, ты и прав! Оперативная работа никогда особой щепетильностью не отличалась. Это правда. Увы, такова жизнь. Но, поверь, так везде. И вы, адвокаты, признайся, тоже не ангелы. Давай честно! Знаешь, в чужом глазу соринка…
   – Не оправдывайся! Для меня важно, что ты сам это понимаешь! Не будем больше об этом. Если человек понимает, что он грешен, то он уже не так грешен!
   – Ну, ты фарисей! – с облегчением рассмеялся Соловьев.
 
   Вадим долго не мог решить, рассказывать ли жене о состоявшемся разговоре. Как-то так у них повелось, что Лена всегда была в курсе дел мужа. И хотя в последнее время она целиком ушла в свою аспирантуру, все равно, пусть формально, но что-то рассказать надо было.
   – Транспортное дело решил взять, – как бы между прочим сообщил Вадим.
   – С чего это вдруг? – отозвалась Лена. – Ты же транспортные не любишь.
   – Одноклассник попросил, – явно безразлично ответил Вадим, закрывая тему.
   – Труп? – профессионально поинтересовалась жена.
   – Ну да!
   – И кто он? – не отвлекаясь от глажки, спросила Лена.
   – Кто, труп? – продолжая вынимать бумаги из портфеля, пошутил Вадим.
   – Нет, водитель.
   – Водитель не он, а она. Молодая женщина. Кто по профессии, пока не знаю. А муж ее ученый-технарь. Профессор. – Вадим старался избежать уточнений сферы деятельности мужа. Но не это заинтересовало Лену. Она поставила утюг и повернулась к Вадиму:
   – Молоденькая жена старого профессора? Я правильно поняла?
   – Что-то типа того.
   – А для твоего одноклассника – любовница? – Лена не собиралась переводить разговор в плоскость шутки.
   – Это уж точно нет! Какая-то дальняя родственница, – попытался запутать следы адвокат.
   – Понятно, – протянула Лена. – Старая жена стала не нужна, и профессор завел себе новую, помоложе! Обычная история! – Сказанное прозвучало не как утверждение, а как тест для Вадима на отношение к таким вариантам.
   – Нет, здесь все намного приличнее. Старая жена бросила мужа, а молодая подобрала. – Вадим был рад, что по столь волнующей Ленку теме можно было и успокоить ее, и вместе с тем не соврать.
   Лена опять взялась за утюг и уже несколько дружелюбнее заключила:
   – И такое бывает. Кстати, я сегодня утром поняла, что мы стали богатыми людьми!
   – Это как это тебя вдруг осенило?
   «Пронесло!» – обрадовался Вадим.
   – Я поймала себя на том, что под брюки надела новые тонкие колготки! – с нескрываемой гордостью привела убийственный аргумент Лена.
   – Можно было и старые. Если ты, конечно, не собиралась при ком-то постороннем брюки снимать! – Вадим тут же почувствовал, как собственная шутка вызвала приступ немотивированной ревности.
   – Милый, – ехидно начала Лена, – если я при постороннем, как ты выражаешься, сниму брюки, ему будет абсолютно все равно, дырявые на мне колготки или новые! – Лена торжествовала: здорово она «умыла» мужа.
   – А честь семьи? – наигранно возмутился Вадим. – Я не хочу, чтобы кто-то считал, что я плохо о тебе забочусь!
   – Вот потому я и надела новые. – Лена поставила утюг, подошла к мужу, поцеловала и поставила диагноз: – Дурачок ты, Вадька!
 
   Несколько дней Вадим никак не мог успокоить свою совесть. Он помогает КГБ! Но с другой стороны, ведь не диссидентов отлавливает! Решил для себя так: зачем Конторе нужен Перельман, почему надо спасать его «фифу», праведно или неправедно то, чем занимается и, главное, как занимается разведка, – все это не его вопросы. Он не судья, не священник, отпускающий грехи, и не учитель этики в пансионе благородных девиц. Главное, что он во всем этом, как писал Солженицын, не «соучаствует».
   Его тема – защита водителя. Виноватого, судя по всему, на все сто процентов. Конечно, таких как минимум нужно лишать прав – чтобы еще кого-нибудь не задавили. Но с другой стороны, она же из страны уедет, так что опасности для «наших» представлять не будет. Вадима даже удивило, как он вдруг стал различать понятия «наши» и «не наши» не только применительно к спорту.
   Как бы там ни было, совладав с нравственными проблемами, Вадим переключился на профессиональные.
   Он опять позвонил Соловьеву.
   – Мне нужен человек, который возьмет вину на себя, – не рассусоливая, начал Вадим.
   – Погоди! Во-первых, Снежана наговорила следователю с три короба… – удивился Дима.
   – Какая Снежана?
   – Между прочим, так зовут твою подзащитную! Ты хоть ей звонил? Записку мою прочел – там имя написано! – возмутился Дима.
   – Пока не звонил! Я сам решу, когда мне с ней общаться. Что наговорила твоя Снежана следователю, меня пока не очень волнует. Я спрашиваю – ты найдешь человека, который возьмет все на себя?
   – Каким образом? Я имею в виду, каким образом возьмет? – Дима раздражался тупостью Вадима все больше и больше.
   – Стоп! Дальше так разговор не получится. Я не учу тебя твоей работе, ты меня – моей! Договорились? – Адвокат перевел разговор в спокойное русло. – Я все объясню, если в этом будет смысл. Коли ты мне человека не дашь, то зачем я буду тратить свое и твое время, рассказывая, что от него потребуется?
   – Хорошо, согласен. – Дима тоже старался не заводиться. – Он сядет вместо нее?
   – Не факт. Скорее всего, нет. Но стопроцентную гарантию дать не могу.
   – Что это должен быть за человек? – спросил Дима и, вдруг встрепенувшись, с испугом уточнил: – И какой будет степень его осведомленности?
   – Если хочешь, нулевой. – Вадим посчитал, что сначала надо ответить на второй вопрос, он волновал Диму больше всего. – Что за человек? Можно мужчину лет пятидесяти, солидного, при деньгах. Можно спортсмена. Желательно, заходящую звезду. Можно молодую девицу, ровесницу нашей.
   – Ни хрена не понимаю! Что ты задумал?
   – А тебе и не надо понимать! – огрызнулся Вадим. – Просто скажи – можешь или нет?
   – Я смотрю, ты полагаешь, что если я из КГБ, то я волшебник? Или все еще дьявол во плоти?
   – Нет, блин, ангел! – Вадим понял, что разозлился на Диму без причины, и постарался снять неприятный осадок – Ладно, объясню. Единственное, что можно сделать, это найти человека, который сидел на пассажирском месте и неожиданно схватил руль. Кого Снежана могла подвозить? И при этом не назвала следователю? Первый вариант – любовник. Типовой любовник, чтобы судья поверил, это либо солидный мужик, которому понадобилось молодое тело в обмен на его деньги, либо спортсмен. Девушки любят мужчин в зените славы или тех, кто еще недавно был очень известен. Это льстит их самолюбию.
   – А девушка? – Дима заинтересовался.
   – Ну, это – совсем просто! Обычная подруга, но очень близкая. Здесь мотивация молчания другая, уже не страх перед мужем, а удовольствие от самопожертвования. Вот я какая! Сама сяду, но подругу не предам!
   – Это пока между ними мужик не встанет! – философски заметил Дима.
   – И это правильно – мы для них, слава богу, важнее всего!
   – Хоп! Понял. Подумаю. – Пауза длилась недолго. – А что будет пассажиру?
   – Его наверняка не отправят в космос! Не достоин! – Вадим рассмеялся больше не собственной шутке, а неожиданно проявившемуся у Соловьева человеколюбию. – Считай, что это издержки моей оперативной работы. Его расстреляют. – Вадим решил дожать Диму. – Ты же сам говорил, оперативные методы всегда не очень чистоплотные.
   – А ты говорил – пошел в жопу! – Дима понял, что Вадим прикалывается.
   Через день Соловьев позвонил Вадиму домой и сказал, что советовался с профессором. Тот считает идею перспективной, но хотел бы обсудить ее с Вадимом лично. Вадим понял, о чем идет речь, и назначил встречу у себя в консультации на завтра.
   Перельман предложил кандидатуру своего друга, бывшего сослуживца, профессора Смирнова. Вадиму очень понравилась логика Перельмана: Смирнов холост, несколько лет назад у него умерла жена, и он одинок. Второе – Снежана работала в лаборатории именно Смирнова. Когда Перельмана выгнали, Смирнов написал письмо в ЦК КПСС. Но поскольку он выдающийся ученый, его за это не тронули. Просто объяснили – не лезь не в свое дело. Так что он мог оказаться в машине Снежаны и как любовник, и как друг. Первое – нежелательно: Перельману не хотелось даже в суде выглядеть рогоносцем.
   Но главное, что поразило Вадима, – Перельман додумал за Вадима продолжение истории. Перельман предложил версию, согласно которой Смирнову стало плохо с сердцем и за руль он схватился случайно. Снежана же его не назвала, поскольку боялась, что бывшего шефа посадят и уж наверняка выгонят с работы за дружбу с «отъезжантами». Кроме того, у Смирнова действительно было больное сердце. Это легко доказать.
   Выслушав Перельмана, Вадим с улыбкой сказал:
   – Уверен, что так оно и было на самом деле. Не могли же вы столь правдоподобно все сочинить?
   – Нет, я не мог. А вот Дима, хоть и пищевик, а не юрист, – смог! Все-таки какое счастье, когда вдруг рядом обнаруживаются такие приличные люди! И это в самый тяжелый момент жизни, когда кажется, что черная полоса бесконечна. Вы со мной согласны?