Вадим, всегда зверевший от обращения к нему «мой юный коллега», подался вперед, навалившись на стол. Испепеляя взглядом противника, он думал о том, что теперь о «легонько побить» можно забыть. Теперь он этого алкаша размажет по стенкам так, что его три дня ложками соскребать будут.
   Клиент Вадима, пожилая дама, неясно как сохранившаяся в таком виде в советские времена, ну, может, только потому, что была женой академика, с нескрываемыми страхом и разочарованием смотрела на своего молодого адвоката, который, как выяснилось, просто безграмотный нахал. А ей его так рекомендовали!
   Ее противник, истец, сын академика от первого брака, родившийся еще в годы студенчества будущего светила советской ракетно-космической техники, сидел с видом победителя. Этот шестидесятиоднолетний инженер-неудачник, с грехом пополам защитивший за счет папиного имени кандидатскую в сорок лет, и до перестройки-то жил небогато. А теперь, когда финансирование его отраслевого химического НИИ шло в пределах возможностей тощего бюджета министерства, а цены кооператоры на все и всюду установили отнюдь не советские, он просто стал нищим. Кусочек папиной дачи казался ему решением всех жизненных проблем и разумной компенсацией за несложившуюся судьбу. Он торжествовал! Его адвокат «делал» противника. Его мачеха была в панике. Всегда спокойная, ровно-интеллигентная, надменная, презрительно-снисходительная бывшая папина аспирантка – сейчас трепетала перед ним! Ради этого момента стоило жить! Ей предстоит соседствовать с ним на даче, куда раньше она его если и пускала, то на правах бедного родственника. Теперь он там будет таким же хозяином, как и она! «Ничего, я им создам уют. Быстро он квартиру поменяет. У них денег куры не клюют…» – звучали в мозгу слова Высоцкого. Но так торжественно звучали, будто на музыку гимна СССР были положены…
   Судья же сначала удивленно посмотрела на выступающего, потом перевела взгляд на Вадима. Брови ее при этом поползли вверх. Поняв нечто, другим неведомое, она прикрыла рукой лицо, будто читает дело… Правда, присмотревшись, можно было заметить, что ее плечи подрагивают от вырывающегося из-под строгого судейского контроля смеха.
   …Тем временем «адвокат-с-бодуна» закончил цитирование и с видом римского цезаря посмотрел на Осипова:
   – Вот так, молодой человек! И незачем было вам вселять надежды в доверителя, принимая поручение по абсолютно безнадежному делу! Не позорьте профессию! – И повернувшись к судье: – Простите мне, товарищ председательствующий, некоторую эмоциональность, но, право слово, обидно! Прошу удовлетворить требования моего заявителя в полном объеме.
   Он сел, обводя взглядом пусть маленькую, но все же аудиторию. В глазах читался то ли вопрос, то ли утверждение «Здорово я его?!»
   Настала очередь Вадима. Он чувствовал, что от хамства все равно не удержится, а потому решил себе не противиться. Тем более что судья, приубрав ладонь с одного глаза, смотрела им на Осипова с явным одобрением: мол, ну давай, ну устрой бой гладиаторов. Все-таки в профессии судьи были свои преимущества – «хлеба» она давала немного, но вот «зрелищ» – предостаточно.
   – Коллега только что призвал меня не позорить профессию. Правильный призыв. Но призывать кого-то к чему-то, не подкрепляя этого собственным примером, недостойно сильного человека. Поэтому не могу не оценить мужество, силу характера, силу воли моего оппонента. Прийти в суд, не сорвать процесс, попытаться, пусть и наивно, без аргументов, но главное попытаться отстоять безнадежную позицию своего доверителя – разве это не поступок? И это в таком состоянии! Когда голова раскалывается, когда самому себе говоришь: «Гори оно все огнем», «Пропади все пропадом»! Когда в мозгу сверлит один вопрос, снова и снова: «Ну зачем я вчера вечером так?!» Конечно, это мужество. Конечно, это – поступок. Поэтому я прошу суд, искренне прошу, не выносить частного определения в адрес моего коллеги. Ни за его состояние, ни за, уверен, неумышленную попытку обмануть и суд, и правосудие в целом. Уверен, что, вводя вас в заблуждение, мой коллега не ставил перед собой задачи примитивно солгать. Вполне возможно, он просто не понял сути сказанного в статье, которую цитировал. Что вполне объяснимо: навык усвоения нового материала, тренируемый в студенческие годы, быстро улетучивается без подпитки. Я имею в виду подпитку текстами, а не… – Вадим сделал вид, что подыскивает точное слово, – а не напитками. Возможно, у него просто сил не хватило процитировать статью не до запятой, а до точки. А еще лучше – до конца абзаца. Но зато процитировал-то он без ошибок! Это явно смягчающее обстоятельство! Дело все в том, что там, где мой мужественный коллега поставил точку, на самом деле в статье стоит запятая. А далее сказано, – Вадим подождал, пока крепко взявшая себя в руки судья, почти перестав подрагивать от смеха, нашла в журнале нужное место, – далее, после запятой, сказано: «…но с этим утверждением согласиться никак нельзя».
   Вадим еще несколько минут по памяти цитировал статью из «Советской юстиции», а судья водила пальцем по тексту, проверяя, не пропустит ли Осипов какое-нибудь слово. Один раз поправила, Вадим переставил местами два определения…. Судья развлекалась, Вадим тоже – к сути процесса это не имело никакого отношения.
   Когда Вадим закончил, судья обратилась к поверженному, но еще не вполне осознавшему сей прискорбный факт оппоненту Осипова:
   – А вы не помните, кто автор этой статьи? Возможно, суд посчитает необходимым пригласить его в процесс в качестве эксперта для устранения возникших разночтений. – Судья старательно демонстрировала серьезность момента.
   – Сейчас посмотрю. – «Адвокат-с-бодуна» протянул руку к судейскому столу, прося тем самым вернуть ему «Советскую юстицию».
   Судья, явно назло, журнал закрыла и передала адвокату. Тот, волнуясь, дрожащими руками стал перелистывать страницы, нашел наконец то, что искал.
   – Вадим Михайлович Осипов! – торжественно произнес «адвокат-с-бодуна». – Кандидат юридических наук, виднейший ученый, между прочим, в области советского наследственного права! – В голосе адвоката звучали фанфары, литавры и «Аллилуйя». – Непререкаемый авторитет для нас, практикующих юристов! – Он победоносно посмотрел на Вадима.
   Судья повернулась к Осипову:
   – Встаньте, пожалуйста, товарищ адвокат. Вадим встал.
   – Представьтесь, если вам не трудно.
   – Осипов Вадим Михайлович, кандидат юридических наук. Юный коллега моего оппонента.
   Судья больше сдерживаться не могла. Прыснула и, глотая смех, произнесла:
   – Суд удаляется для вынесения решения. – Потом, обращаясь к растерянному, дико озирающемуся по сторонам поверженному гладиатору, посоветовала: – А вы, товарищ адвокат, в следующий раз, я вам настоятельно советую, читайте фамилию оппонента в ордере консультации. Ордер-то в деле уже месяца два подшит.
   «Мой юный коллега» был отомщен, дело выиграно. Казалось, ничто Вадиму не может испортить настроение. Тем более еще и эта весенняя капель…
 
   – Вадик! – Голос показался Вадиму незнакомым, а потому обращение по имени, без отчества, резануло. Долго он не мог привыкнуть к «Вадиму Михайловичу», но все меньше и меньше вокруг оставалось называвших его просто по имени. Зато все больше и больше появлялось тех, кому и в голову не могло прийти фамильярничать с одним из известнейших московских адвокатов. Пусть еще и очень молодым. Иногда Вадиму становилось от этого очень тоскливо.
   Вадим обернулся. От здания суда его нагонял молодой мужчина неприметной внешности. Незнакомый.
   – Вадик, ты меня не узнаешь? – Мужчина приветливо улыбался, но на лице читалась некая степень разочарования. Он явно ожидал, что Вадим сразу бросится ему на шею.
   – Нет, простите! – Вадим улыбнулся в ответ, но растерянно, извиняясь. – Что-то очень знакомое…
   – Ну, все-таки не «что-то», а «кто-то», я надеюсь! – рассмеялся мужчина. – Да ты что, охренел? Я – Дима. Дима Соловьев – твой одноклассник. Более того, одногруппник!
   – Тьфу ты черт! Димка! – Вадим бросился обниматься с Димой. – Правда, не узнал. Ты еще против солнца стоишь!
   – Ладно оправдываться, товарищ адвокат. Вам еще никто обвинения официально не предъявлял. – Дима искренне забавлялся смущением Вадима.
   – Нет, ну правда, извини! – Вадим совсем стушевался. – Где ты сейчас?
   – Рядом с великим и ужасным Вадимом Осиповым! В городе Москве, столице СССР!
   – Ну, слава богу! – Вадим пришел в себя и подхватил шутливый тон собеседника: – А я уж испугался, думал, я в Нью-Йорке!
   Произнеся название американского города, Вадим вдруг действительно испугался. Он вспомнил, что между бывшими одноклассниками уже несколько лет ходил слух, будто Димка работает в КГБ. 111утка про заграницу с комитетчиком…
   – Нет, до Нью-Йорка нам еще далеко! Да меня туда и не выпустят.
   – Ну меня понятно почему. А тебя-то? – состорожничал Вадим.
   – Наоборот! Меня – понятно. Я слишком ценный кадр. А вот тебя легко – гостайн не знаешь, наполовину еврей – можешь ехать. – Дима говорил с явной подначкой.
   – Ага, ты еще скажи: «чемодан-вокзал-Израиль»! – Вадим напрягся.
   – Нет, это не мой девиз. Это для дураков! Я, знаешь ли, придерживаюсь тезиса Косыгина из старого анекдота: «Не ряды наши пожидели, а жиды наши поредели!» – Дима смеялся от души.
   Вадим напрягся еще больше – что это вдруг бывший одноклассник чуть ли не с порога начал с политических анекдотов? Пусть и старых. Точно в КГБ работает!
   – А кстати, ты ценный кадр где? – Вадим спросил как бы невзначай. Естественный вопрос при том, что давно не виделись.
   – Успокойся. В 5-м Управлении КГБ я не работаю, так что анекдоты можешь травить с той же скоростью, что и в старших классах. – Дима ответил, не моргнув глазом, что Вадима несколько успокоило.
   – И все-таки?
   Не будь занудой. В правоохранительных органах. Но на интеллектуальном направлении, я все же Бауманский окончил, – было понятно, что дальше распространяться на эту тему Дима не хотел. – Ты-то как?
   – Да нормально. Ты здесь случайно? – что-то Вадима все-таки тревожило, не верил он в такие неожиданные встречи.
   – Если честно, то нет. С тобой хотел поговорить. Просьба у меня есть.
   «Жигули» Димы были припаркованы за углом. Как и сам он, неприметные, но аккуратненькие. Небитые, особо сильно не замызганные.
   – Твои или служебные? – поинтересовался Вадим.
   – Мои. Я достаточно прилично зарабатываю. 150 плюс погоны, плюс выслуга, плюс секретность. Короче, сильно за 300. С твоими доходами, конечно, не сравнить, но мне хватает. – В голосе Димы не было ни зависти, ни раздражения. Правда, смирением тоже не пахло. Просто спокойствие и уверенность.
   – Я, как ты знаешь, тоже на «Жигулях» езжу, – на всякий случай уточнил Вадим.
   – И жена, и отец. А еще одни стоят в гараже у друга, имя, извини, не помню, в Солнцеве. Но все – «Жигули», это правда. – Дима улыбался. – Да перестань ты дергаться! Я вправду пришел просто за помощью. Ни шантажировать тебя, ни интересоваться твоими доходами в мои планы не входит.
   – Но информацию собрал вполне приличную, – огрызнулся Вадим.
   – Я же сказал – работаю на интеллектуальном направлении. А кто сегодня владеет миром? Тот, кто владеет информацией.
   Дима предложил покататься, навестить их общую альма-матер. Благо до школы было не так далеко. Вадим, как всегда, торопился, но спорить не стал. Во-первых, разбирало любопытство, что за просьба у Димы, а во-вторых, действительно вдруг захотелось посмотреть на стены родной школы – сам-то он точно туда не выберется.
   – Ну, так что стряслось? – спросил Вадим, как только машина тронулась с места.
   – Все очень просто и очень сложно одновременно. – Дима был явно сосредоточен и деловит. – Есть девушка. Для меня – важная. Она сбила пешехода на «зебре». Труп. Трезвая.
   – Ночью? – Вадим невольно принял телеграфный стиль собеседника.
   – Днем.
   – Светофор?
   – Нерегулируемый переход.
   – Хреново!
   – Спасибо, сам знаю. Но что-то надо придумать. Надо!
   – Я же не веду транспортные дела. – Вадим будто оправдывался. – Пойми, лучше обратиться к специалисту.
   Воспользовавшись тем, что машина остановилась на красный свет, Дима внимательно посмотрел на Вадима и с нажимом произнес:
   – Я же сказал, это для меня очень важно! Я не могу обратиться к чужому человеку.
   – Любовница, – понимающе кивнул Вадим.
   – О нет! – Дима неожиданно рассмеялся. – Нет. Все куда серьезнее. Я очень обязан ее мужу, а он обратился за помощью ко мне.
   – Начальник?
   – Опять мимо! Хотя моя карьера от него зависит во многом.
   «Какой-нибудь партийный бонза», – решил Вадим.
   – Но, Димуль, как бы то там ни было, я – не транспортник. Могу кого-нибудь толкового порекомендовать.
   – А мне нужен не транспортник. Мне нужны твои «штаны», – опять с нажимом произнес Дима.
   При упоминании «штанов» Вадим вздрогнул: «Откуда он может знать? Эта история хорошо известна в консультации, ну, может, среди некоторых адвокатов, но…»
   – А ты откуда про «штаны» знаешь? – В голосе Вадима звучали и растерянность, и недовольство.
   – Давай договоримся – исходим из тезиса, что я знаю все, что меня интересует! – В тоне Димы зазвучало раздражение.
   – Ну, тогда ты, наверное, знаешь и каким будет приговор твоей подруге? – огрызнулся Вадим.
   – Знаю! Оправдательным. При твоем участии! – Дима коротко хохотнул.
   – Аргументы? – Вадим опять растерялся. То ли от наглости Димы, то ли от его уверенности.
   – Ты – игрок. Простые дела тебя не интересуют. Второе – тебя совесть замучит, если ты откажешь бывшему однокласснику. Ты ведь сентиментален. Плюс тебе стало скучно вести гражданские дела – ты заранее знаешь, что выиграешь. Мало? Могу продолжить.
   – Ты занимаешься информацией или психоанализом? – окончательно растерявшись, спросил Вадим.
   – Людями! Людями я занимаюсь! – сознательно коверкая слово, рассмеялся Дима.
   – Хорошо, я подумаю. – Вадим решил взять паузу. – А ты женат?
   Когда бывшие одноклассники вернулись к зданию суда и Вадим пересел в свои «Жигули», у него наконец появилось время подумать. Не о деле, здесь все ясно. У Марлена много лет назад проходило схожее по фабуле транспортное поручение, и Вадим хорошо помнил, как тогда выстроил защиту заведующий. Подумать следовало о Диме. Что-то не состыковывалось. Первое – Дима слишком много знал про Вадима. Второе – его уверенность. Нет, не в том, каков будет результат. Это – бравада. А в том, что Вадим возьмет дело. О деньгах даже не заговаривал. Значит, гонораром соблазнять не собирается. Компромат? Зачем привлекать адвоката, прессуя его компроматом? Глупо. Нет, явно что-то было такое, чего Дима недоговаривал. Но, не зная причины, почему обратились именно к нему, браться за эту историю явно не хотелось. Инстинкт подсказывал Вадиму, что речь идет о чем-то очень и очень серьезном. И еще. Дима явно темнил по поводу своей работы.
 
   Назавтра Вадим позвонил по телефону, который ему оставил Соловьев, и предложил встретиться в консультации. Дима сразу согласился.
   – Привет! – Вадим пожал руку Соловьева.
   – Привет! Ну, что ты решил?
   – Пока ничего. Точнее, скорее «нет», чем «да».
   – Не понял! Почему? – Дима растерялся. Теперь была его очередь.
   – Все просто. Ты просишь помощи и при этом морочишь мне голову! Ты чего-то недоговариваешь. А я не хочу лезть в дело, не понимая, что там происходит.
   – А что там происходит? – обозлился Дима. – Все, что тебе надо знать, я сказал. «Зебра», труп, баба-дура за рулем! Что еще?
   – Все! И прежде всего, почему это дело тебя так волнует? Предупреждаю, почувствую, что врешь, – разговор закончится сразу. – Вадим откровенно давил, не скрывая этого.
   – Помнишь выражение «Меньше знаешь – лучше спишь»? – Дима что-то быстро обдумывал.
   – Давай я о своем сне позабочусь сам. А вот ты позаботься, чтобы я не думал, будто ты меня за наивного дурака держишь! – окончательно вскипел Вадим. Может, еще и потому, что на «своей территории», в консультации, он вовсе не привык, чтобы клиент ему не подчинялся.
   Дима помолчал с минуту. Бросил взгляд на Вадима, отвел глаза в сторону. Потом тяжело вздохнул и произнес:
   – Ну что ж, ты сам этого захотел. Ты мне не оставил выбора. Только сначала я тебе напомню, – твоя и моя мама по очереди водили нас в школу в начальных классах.
   – А это здесь при чем?
   – А при том, что ты сентиментален. И вспомнив это, – Дима в упор смотрел на Вадима, – вспомнив это, ты поклянешься мне, что никогда, никому и ни при каких обстоятельствах не расскажешь, что я «расшифровался». Это, конечно, не разглашение государственной тайны, но должностное правонарушение – точно!
   – Клятва – это пафосно, но ненадежно, – Вадима забавляла, но и будоражила таинственность происходящего. Он вдруг вспомнил, как в детстве они играли с Димкой в казаки-разбойники. – Считай, что на все, что ты скажешь, распространяется принцип адвокатской тайны. Благо мы в консультации. Это – гарантия!
   – Хорошо! – Дима улыбнулся. – Я работаю в 1-м Управлении КГБ. Внешняя разведка. Прежде всего, объясню, чем занимаюсь. Разведка интересуется не только военными секретами, политическими планами, внутренней ситуацией в странах – потенциальных противниках. Есть еще одно, на мой взгляд, самое важное и перспективное направление – научно-техническая разведка.
   – Это прослушка, спутники и тому подобное? – уточнил Вадим.
   – Нет. Конечно, нет. То, о чем говоришь ты, – эта способы. А я – о целях. Скажу проще – промышленный шпионаж. Знаешь, откуда у нас атомная бомба? – неожиданно перебив сам себя, спросил Дима.
   – Курчатов изобрел. В вашей комитетской шарашке, между прочим. Можете претендовать на соавторство! – Вадим органически ненавидел Комитет, хотя впервые общался с человеком из Конторы.
   – Ага, Курчатов! Если без подробностей и упрощенно, то он просто проверил правильность чертежей, которые ему на блюдечке с голубой каемочкой мои старшие товарищи доставили из логова врага. Нет, извини, на тот отрезок времени – союзника. – Дима попытался смягчить тон разговора. – Ладно, не перебивай…
   – Ты сам спросил.
   – Тоже верно. Но я же не знал, что ты такую глупость ответишь. Дитя советского агитпропа! – Дима неискренне засмеялся и бросил взгляд на Вадима. Красноречивый взгляд: «Теперь ты понимаешь, что мне можно доверять?» Вадиму сразу вспомнился персонаж из «Семнадцати мгновений весны». Тот, которого к пастору Шлагу подсылают. Ну, тот, которому все разрешалось говорить, и люди открывались, подкупленные его откровениями по поводу режима.
   – Продолжаю. Промышленная разведка – это то, что приносит исключительно пользу нашему государству. Думаю, ты не станешь спорить – именно научно-технический прогресс в конечном итоге определяет уровень жизни населения. В промышленно развитых странах люди живут лучше, чем в экономически отсталых. С этим ты согласен?
   – С этим да. А как быть с угнетаемыми массами трудящегося населения? – Вадим не мог не иронизировать, общаясь с представителем власти. Ну просто не мог!
   – А их там эксплуатируют на конвейерах, а не на тростниковых плантациях. Значит, им тоже лучше! – Дима с удовольствием подхватил новый тон беседы. И, судя по всему, к глупостям агитпропа относился даже более иронично, чем сам Вадим. Осипову это понравилось. – Ты можешь не любить ребят из Пятого главка. Вы их называете «душителями свободы». Но нас…
   – Извини, а вы их как называете?
   – А это по ситуации. Но, поверь, оцениваем адекватно. Я же тебе говорил – я работаю на интеллектуальном направлении. Думать приходится много. И по их поводу тоже! Но знаешь, у каждого своя работа. Ты ведь тоже преступников часто защищаешь. Тебя волнует, как тебя называют? – Дима показал, что и он может срезать.
   – Меня – волнует! И я защищаю не преступников, а людей, которые обвиняются…
   Вадик, перестань! Ты с кем разговариваешь? Эту волынку я в твоих интервью читал. Журналистам голову морочь. По крайней мере, я буду просить тебя защищать преступника!
   – Временно проехали. – Вадиму стало интересно, как дальше поведет разговор Дима. Если это вербовка, то просто пошлет его с указанием точного адреса. Не те времена!
   – Ну и хоп! Так вот. Моя роль в искусстве. Я занимаюсь тем, что добываю промышленные секреты. Но я не аналитик, а оперативник. То есть работаю с людьми.
   – Вербуешь резидентов? – решил проявить эрудицию Вадим.
   – Резиденты – это наши люди. Наши штатные сотрудники. Их не вербуют, а долго готовят. Вербуют агентуру. Специалист! – Дима хихикнул.
   – Ну, уел. Признаю! – Вадим смутился.
   – Ладно. Пошли дальше. – Дима перешел на тон милиционера, проводящего у старшеклассников урок правил дорожного движения. – Так вот, я занимаюсь именно вербовкой агентуры. Делается это по-разному. Иногда, да что там, очень часто, не совсем этичными способами. С использованием слабых сторон тонкой человеческой души. Так вроде писатели излагают? – Дима слегка улыбнулся, но не собственной шутке, а какой-то своей мысли. – Понимаешь, надо просто найти слабое место у человека и его разрабатывать.
   – То есть вербовка на компромате? – уточнил Вадим.
   – О нет! Это – пошло! Могу тебе сказать, что у нас вербовка на компромате считается проявлением недостаточного профессионализма. С нашими мы так почти никогда не делаем. С западниками – приходится. Хотя, конечно, идеологическая основа вербовки – куда более действенный способ. Ну, конечно, деньги. Но гораздо интереснее и, главное, надежнее – использование человеческих слабостей, точнее, комплексов. – Дима, казалось, пересказывал прослушанную им когда-то лекцию по разработке агентуры. – Ты меня понимаешь?
   – Думаю, да. Только какое я к этому имею отношение?
   Не торопись. Работа у нас кропотливая, долгая и очень тонкая. Обидно, когда все срывается из-за случайности, глупости. – Димино лицо выражало такую досаду, что Вадиму захотелось его пожалеть. – Но до рассказа о конкретной случайности я все-таки закончу с «теорией вопроса». Вот, представь себе, у человека есть мозоль. Большая, старая, все время нудно болящая. Можно, конечно, найдя эту мозоль, сильно на нее надавить. Сказать: будешь плохо себя вести – надавлю еще раз. Скорее всего, он больше не захочет. Но выполнять твои команды будет, а вот инициативно работать не станет. Другое дело, если мозоль погладить, согреть теплом своих рук. Человеку станет приятно. Ты у него будешь ассоциироваться с заботой, с позитивными эмоциями. Да он для тебя после этого в лепешку расшибется! Понимаешь? – Дима, казалось, вдруг вспомнил, что говорит не сам с собой, а с другим человеком.
   – Понимаю! – Вадим слушал Диму с большим интересом. Ему представлялось, что вербовка – это всегда запугивание, угрозы, ну, в лучшем случае подкуп. – Вспоминаются заветы дедушки Дурова – с животными надо обращаться ласково!
   – Язва ты, Вадик! – Димка незлобно хмыкнул. – А хоть бы и так! Только не забывай, что делается это не ради бабок, не ради того, чтобы кого-то в цугундер определить. Цель всегда, по крайней мере у моего главка, – защита интересов Союза. Своей страны, если хочешь! И у Второго главка – цель та же.
   – Какого второго? – не понял неожиданного перехода Вадим.
   – Второго главного управления КГБ – контрразведки. Если по-простому, мы готовим наших разведчиков, а они ловят их шпионов. – Вадим удивился живому огоньку, загоревшемуся в глазах собеседника, – чувствовалось, что с коллегами из 2-го Управления у них идет своего рода социалистическое соревнование. Как между двумя цехами какого-нибудь шарикоподшипникового завода.
   – Ну, хорошо. Ты мне объяснил: ты хороший, страну защищаешь, а я – говно, преступников выгораживаю. Но как же я могу переквалифицироваться? Так сказать, переквалифицироваться из защитников криминала в защитники Советского Союза? Неужели эти понятия так близки? – Ну не мог Вадим не ерничать. Дух протеста латентного московского диссидента брал верх над элементарной осторожностью.
   – Шпана ты, Осипов, – вдруг как-то по-отечески ласково отозвался Дима. – Пацан! Хотя, может, это и хорошо, что хамишь. Значит, нормальным человеком остался.
   Такой реакции на свою подколку Вадим никак не ждал. Он дразнится, внутренне ощущает себя чуть ли не героем, а его за это противник только хвалит. Воспринимать же Диму иначе как противника он не мог – все-таки человек в КГБ работает.
   – Ну, если ты так реагируешь, то, значит, и ты нормальным остался, – не вполне искренне, но миролюбиво произнес Вадим.
   – Вот! Осознание сего неожиданного факта и есть основа для начала работы! Еще раз напомню, ты сам захотел узнать больше, чем тебе было нужно. Любопытный ты наш!
   Дима рассказывал долго. Никак не меньше получаса. Вадим практически не перебивал. Только иногда задавал короткий уточняющий вопрос и, получив ответ, опять надолго замолкал. Про себя Осипов отметил, что в отличие от подавляющего числа клиентов Соловьев излагал ситуацию без эмоций, очень четко.
   Несколько лет назад Дима получил задание. Оно было весьма сложным, и потому от всех других дел его освободили. Как он сам выразился: «Мы же большевики – сами себе создаем проблемы, а потом с успехом их преодолеваем». Советский Союз продал неким арабским странам зенитные комплексы новейшего образца. Насколько понял Вадим, хотя Дима подробно на эту тему распространяться не стал, отличались эти ракеты тем, что радиоэлектронная защита самолетов их то ли не могла распознать, то ли распознавала слишком поздно. Короче, именно этими ракетами были сбиты несколько израильских самолетов. «Моссад», израильская разведка, о которой, Вадим это заметил, Дима говорил если не с придыханием, то с огромным уважением, через подставных лиц пару комплексов у арабов перекупила. Израильские инженеры покопались, покопались и придумали какую-то хренотень, делавшую наши зенитные комплексы безобидными, как рогатка. Так и сказал: «Как рогатка».