– Шахинпад, – быстро сказал Оки.
   – Тримегистия, – перебил Харметтир и застенчиво добавил: – У них кухня хорошая.
   – Хм… – Финдир казался порядком озадаченным. – Я полагал начать с Сина. Их философские ценности…
   – У нас нет общей границы с Сином, властитель.
   – Значит, будет.
   – Вот и я говорю: разгромим попервости Шахинпад. А там и до Сина недалеко…
   – Но у нас нет общей границы с Шахинпадом!
   Финдир задумался:
   – Это усложняет дело. Но большого значения для политики не имеет. Просто придется по-разному готовить граждан Аларика к битвам.
   – О да! – оживился Оки. – Если мы нападем на Шахинпад, следует поощрять тягу варваров к естествознанию.
   – Зачем?
   – Очень просто. Выдвинем теорию о миграции пингвинов в Аларик из Шахинпада. Отправим экспедицию, чтоб проверить гипотезу.
   – Чушь, – авторитетно проговорил король. – Пингвины бы не дошли. Они сотни локтей без обеда пройти не могут, а уж по жаре тем более.
   – Шахинпадцы скажут то же самое. Чем же не повод к войне?
   Лоб Харметтира пошел складками.
   – Тримегистия лучше. Во-первых, ближе. Во-вторых, кухня хорошая. В-третьих, раздуть антиволшебнические настроения – проще простого. Обвиним Фероче, что он держит в подвале варварскую принцессу…
   – Королеву, – оживился Финдир.
   – Хорошо, королеву. Так даже проще.
   Дверь подозрительно заскрипела. Послышался голос Сильгии:
   – …а здесь у нас тронный зал. Обратите внимание: барельеф двухсотлетней давности. Оцените яркую экспрессию, антураж. Оценили? Теперь зайдем внутрь и ознакомимся с образчиками народных промыслов.
   Королева величаво проплыла сквозь весь зал. На Финдира и могучих танов она обращала внимания не больше, чем на стенные панели.
   – Обратите внимание, Хоакин: отметина от гвоздя. Великий вождь Бруки оставил ее, когда прекрасная Бора попросила повесить картину.
   – Здесь я вижу такую же, – указал Истессо. – И здесь.
   – Мужчины так бестолковы. – Сильгия вздохнула. – Ни разу не видела, чтобы с первого раза правильно забили гвоздь. Милый, я вам не мешаю?
   – Нет, нисколько. – Финдир повернулся к советникам: – На чем же мы остановились?
   – Тримегистия, – деревянным голосом отрапортовал Оки. И добавил: – Но с нее начинать нельзя. Мы не учитываем важный стратегический момент – волшебную палочку Фероче. В виде бурундуков армия Аларика малобоеспособна.
   Королева вскинула брови:
   – Дорогуша, вы что там обсуждаете? Я же сказала, что начать следует с Сина.
   – Нно, милая…
   – Или вот что… – Сильгия повернулась к Истессо. – Спросим у незаинтересованного лица. Хоакин, скажите, какую страну следует разгромить в первую очередь?
   – Анатолай.
   – Но почему?!
   – Интуиция подсказывает, ваше величество.
   Варвары переглянулись. Да, конечно. Его преосвященство увез Фуоко в анатолайский храм. Но откуда Истессо мог узнать об этом?
   – Так нельзя, – протянул Финдир. – Надо по-честному. Исключить случайность надо волею богов всесильных. Эй, Харметтир?
   – Слушаю, о приказов средоточье.
   – Подай-ка листок из твоего гроссбуха. Ты, Оки, неси сюда шлем.
   Финдир, разорвал лист на кусочки. На каждом написал название страны, перемешал и смахнул в шлем.
   – Ну властью снегов. Тяни, Хоакин.
   Варвары затаили дыхание. Ланселот запустил руку в шлем и достал грязно-серый комочек. Когда Финдир развернул записку, Оки и Харметтир едва не столкнулись лбами.
   На обрывке бумаги было написано: Анатолай.
 
   Иногда приходится совершать невозможное. Случается, что нет другого выхода и от вашего упорства зависит чья-то жизнь. Тогда даже слабая фея становится способна на подвиги.
   Под крылом белели ледяные поля. Горы, леса, ледники. Майская Маггара не имела ни малейшего понятия, где искать Гилтамаса. Холод не давал остановиться, острыми зубами вцепляясь в кожу. Наступила ночь, а Маггара так и не нашла места для ночлега.
   – Угу! Угу! – пронеслась над головой серая тень. – Далеко гуляем?
   – Вы-вы-вы… В Арми-ми-ниус – Зубы Маггары выбивали плясовой ритм, словно ксилофонные палочки.
   – Угу. Угу-мница.
   – Ст-т-тараемся.
   – Только летишь неправильно, – заметила сова. – Тебе левее.
   – Сп-пасибо.
   – Не за что. Мы, крылатые, должны помогать друг другу.
   – Т-т-точ… – Силы покинули Маггару, и она рухнула вниз, сразу утратив звание крылатой.
   Звери и птицы – особенно те, кто умеет разговаривать, – с опаской относятся к волшебным существам. В Аларике живут северные сияния и блуждающие огоньки. Те и другие приходятся феям дальней родней. Совы стараются лишний раз с ними не ссориться.
   Но у этой совы день не задался. Сперва ей не удалось поймать мышь, которая спряталась в резном теремке. Потом была неприятная встреча с ведуньей. После беседы о заколдованных бурундуках сова почувствовала себя вышелушенной шишкой. Так что она подхватила Маггару и полетела завтракать.
   Но Маггара, видимо, родилась под счастливой звездой. Ведунья не успела уйти далеко. Увидев сову, она жестом подозвала ее поближе:
   – А ну стой. Что несешь?
   Пернатая хищница шлепнулась на ветку и завертела головой.
   – Ничего. Угощение детишкам.
   – Запомни, родная: еда в платье – для тебя не еда.
   Поняла?
   – Угу.
   – Давай сюда.
   Ведунья, может, и не была родственницей Вилеи Аччелерандо, но принадлежала к той же породе. Грязные волосы цвета пакли, одежда из птичьих перьев, в руке – клюка. Лет ей было от силы тридцать, но страху она нагоняла на все сто. Неудивительно, что сова безропотно отдала добычу.
   – Ух ты! – встрепенулась ведунья. – Это же фея. Вот уж не думала, что встречу кого из их племени.
   – Угу?…
   – Лети, лети. Спасибо тебе.
   – Угу.
   Ведунья спрятала фею за пазуху и двинулась в обратный путь.
   – Не случайно занесло тебя в наши края, кроха, ох, не случайно, – бормотала она себе под нос – Здесь кроется какая-то тайна.

Глава 15
ЦЕНА ПРЕДАТЕЛЬСТВА

   Огонь завораживает взгляд. На него можно смотреть часами, любуясь игрой красок. Янтарные тона перетекают в нежно-лиловые и сиреневые. Оранжевые лепестки свиваются по краям призрачной синеватой дымкой. Чернеют, покрываются пеплом поленья в папиросной бересте. Огонь – это чудо.
   Чудо чудом, но брату Люцию нынче не до красот. На его долю выпала обязанность откармливать элементаль. Таскать мешки с углем, кувшины с маслом и нефтью, огромные охапки дров.
   – Лопату за папу, – приговаривает жрец, закидывая в глотку Инцери уголь. – Лопату за маму. Мешок за властителя первоэлементов. Кувшин масла за господина Эрастофена.
   Голый торс брата Полы блестит от пота. Утомительная работа, вредная. Но ему еще не так тяжело, как брату Версусу. Пока носишь дрова, можно приложиться к кувшину с подкисленной водой. Можно вытереть лицо мокрым полотенцем, остановиться, прислушиваясь к стенаниям натруженных мышц. В крайнем случае, можно отвернуться и не видеть жалобных глаз элементали.
   А Версусу отворачиваться нельзя. Его работа слишком важна, чтобы прерывать ее хоть на миг.
   – Займи себя чем-нибудь, – бубнит он. – Найди дело по вкусу. Можешь заняться спортом или разведением цветов. Дамаэнур – мерзавец. Когтя твоего не стоит. Одна моя знакомая, когда ее бросил возлюбленный, стала разводить коз. Достигла невиданных высот, да. Теперь она владеет всем козьим бизнесом Октанайта. Весьма респектабельная дама.
   Идут года, эпохи сменяют одна другую, а фразы те не меняются. Люди, не знающие, что такое любовь, из века в век долдонят:
   «Забудь его, он недостоин тебя».
   «Смотри на жизнь проще».
   «Улыбнись и сделай вид, что ничего не случилось».
   Это тоже своего рода магия… Дремотные фразы нагоняют в пучину, в самые бездны отчаяния. Равнодушие, с которым их произносят, убивает вернее ножа.
   – Не сдавайся, дорогуша. Найди в себе силы преодолеть это. Это – лишь этап твоей жизни. Из данной ситуации ты выйдешь обновленная.
   Летит уголь. Лопату за фарисеев. Кувшин масла за лицемеров и ханжей. Растет зверь великий. Сон совести рождает чудищ.
 
   – Мне того, кисленького. Спасибо, Харметтир.
   Слов «сухое вино» Оки избегал. Как вино может быть сухим? Ведь льется же? Льется. И жажду утоляет. Наверняка тут как-то замешаны анатолайцы.
   – Запиши, Харметтир: а еще они вино водой разбавляют. Каждый трактирщик носит в кармане аметист…
   – Не части. Записываю. Ам-ме-тист. Зачем?
   – Чтобы вино цветом было в точности как камень. Чтобы случайно воды мало не плеснуть. А самые богатые трактирщики пользуются бриллиантами.
   – Вот мерзавцы, – вновь заскрипело перо.
   – И не говори.
   Финдир поставил танов заведовать антианатолайской пропагандой. Занятие оказалось простым и приятным: знай, сиди себе на кухне, винишко дуй да собирай слухи о потенциальном противнике.
   Список преступлений анатолайцев рос не по дням, а по часам. Таны обсудили реформу школьной программы, набросали список тем для экзаменационных сочинений.
   Выглядел он так.
   1. Анатолайская мода. Тоги и туники как признак вопиющего бескультурья. Допустите ли вы, чтобы оголтелые анатолайские гоплиты сдирали штаны с подрастающего поколения?
   2. Анатолайское искусство: пропаганда насилия и разврата. (Как пример – разбор трагедии Эсхила «Царь Эдип». Формирование эдипова комплекса, искажение моральных ценностей, воспевание инцеста.)
   3. Обнищание духовной жизни Анатолая. Репрессии по отношению к выдающимся умам современности. Знаменитейший философ Террокса Диоген закатан в бочку.
   4. Упадок нравственности. Волна жестокости и сексуальных извращений. (Как пример: статуя Венеры Милосской. Обнаженная женщина с отрезанными руками.)
   5…
   – Надо что-то скандальное придумать. Жареное. Что-нибудь с детьми.
   – Заставляют заучивать анатолайскую классику?
   – Пожалуй. – Харметтир отхлебнул из кружки и поднял глаза к потолку. – Кстати, Гомера можно приплести.
   – А что с ним?
   – Слепой.
   – Неслыханное изуверство!
   Оки потрогал висящие на спинке стула ножны с клинком Ланселота. Задумчиво потер подбородок.
   – Все-таки зря мы с Анатолаем связались. Шахинпад не в пример лучше. Там тепло, там гурии.
   – А кухня? – ревниво спросил Харметтир.
   – И кухня славная. Шашлыки, люля-кебабы. Когда-нибудь я тебя свожу в шахинпадскую харчевню. На экскурсию.
   – Я слышал, они подраться не дураки.
   – А мы что, хуже? Да, у них шейхи, кройхи, што-пайхи. Пьянычары, наконец. Но против нас они пыль. С хорошим балансоспособным бухгалтером никто не справится.
   Варвары переглянулись.
   – Говоришь, этот меч любого делает Ланселотом? Сам зверей рубит, троны ниспровергает?
   – Я так слышал. Но ничего тебе не говорил, понял?… Так что языком не трепли. И вообще, займемся Анатолаем.
   …Аларик лихорадило. По ледовым землям гуляло новое поветрие: варвары готовились к войне. В школах, кабаках, на ристалищах и гульбищах – везде только и говорили, что об ущемлении варварских свобод.
   Анатолай! Анатолай! – неслось над снегами.
 
   Шутить Ойлен совершенно разучился. Душа его погрузилась в тьму непроглядную – ни звездочки, ни огонька. Неприкаянным слонялся он по стенам Арминиуса. Эти ли картины видел он в своем будущем? Таким ли представлял свой путь?
   – Эй! – крикнул он громиле с моргенштерном за поясом. – Анекдотец хочешь? Свежий!
   – Ну.
   – Стоят как-то бухгалтера в очереди. Квартальный отчет сдают…
   – Балансоспособные бухгалтера?
   – Нет, старшие.
   – Ах-ха-ха-ха! Ой, уморил!… Откуда ты, Ойлен, такой шутник взялся?
   – Эй! Я же не дорассказал.
   – Ну-ну, рассказывай… Давай. Ох-хо-хо! Предвкушаю.
   – …выходит из дверей первый. Комиссия, ревизоры – все побоку. Стирает пот со лба: «Ф-фу! Сдал».
   – Это в Анатолае было?
   Ойлен разозлился:
   – Какая, к зверю, разница?
   – В Анатолае – смешнее.
   – В Анатолае старших бухгалтеров нет. Слушай дальше. «Ф-фу! – говорит. – «Сдал». А из очереди: «Дай списать».
   – Это все?
   – Да.
   – Уморил. Пойду ребятам расскажу. Бухгалтера сдают анатолайцам квартального отчета. Злободневно, остро!
   На плечо Ойлена уселся Гилтамас.
   – Тальберт, что они делают?
   – Эти? – Бродяга прищурился. – Воспитывают в себе варварский дух.
   – Да зачем же так-то?
   – Да уж как умеют, друг Гилтамас.
   А умели варвары странно. Посланные в Анатолай эмиссары сняли гипсовые копии с лучших античных скульптур. Собрали тьму-тьмущую репродукций, накупили ковров, гобеленов, амфор. Теперь эти картины висели на каменных стенах. Статуи загромождали коридор, словно сталагмиты дно пещеры.
   Тальберт и Гилтамас заглянули в школьный зал. Там проходил экзамен по римскому праву… вернее сказать, по анатолайскому беспределу. Две дюжины учеников расселись на обломках колонн в промерзшем зале. Сидели они, тесно прижавшись друг к другу, словно воробьи на ветке тополя. У стены белела огромная куча гипса. Рядом стоял стол, за ним кряжистый красноносый учитель вел пальцем по списку, выбирая жертву.
   – Грендиль Пни Колонну.
   – Я здесь, господин учитель.
   – Тяни билет.
   Хрупкий светловолосый мальчуган лет двенадцати вздохнул и поплелся к учительскому столу. Несмотря на холод, одет он был в одну лишь набедренную повязку. Впрочем, нет: еще высокие меховые сапоги. Сапоги были великоваты Грендилю; пока он шел, успел дважды запнуться.
   – Тяни билет, Грендиль, – повторил учитель. – Не задерживай. И перестань ежиться наконец. Ты варвар или кто?
   – Так холодно же! – заныл экзаменуемый. – У меня горло болит.
   – Давай-давай, зубы не заговаривай. Что там у тебя?
   Пни Колонну протянул учителю картонный прямоугольник.
   – Так-так. Номер семь, счастливое число. Что ж, Грендиль… Первый вопрос: экономика государства и контрибуции. Второй: порочная суть искусства Анатолая. Практическое задание дам позже.
   Грендиль понурился. То ли не был готов, то ли вопрос ему не понравился.
   – Будешь отвечать сразу или поготовишься еще?
   Мальчишка неопределенно мотнул головой:
   – Сразу. – Он облизал губы. На таком холоде сидеть и готовиться мог только полный безумец. – В общем… вопрос первый. Как связаны экономика государства и контрибуции. Отвечаю: это… связаны они напрямую. Потому что одно зависит от другого.
   Отвечал Грендиль довольно толково. Под конец рассказал даже анекдот о варварском вожде, который бросил меч на весы, когда отцы осажденного города отмеряли золото. Учитель слушал, благосклонно кивая.
   – Хорошо, хорошо. Ответ достойный, переходи ко второму вопросу.
   Порочную суть искусства Грендиль выстроил вокруг скульптуры спартанского мальчика, вытаскивающего из ноги занозу. Общество, в котором спартанские мальчики страдали от заноз, по его словам, не имело права существовать.
   – Удовлетворительно, – подытожил учитель. – Теперь практика.
   Он на мгновение поднял глаза к потолку, затем объявил:
   – Вон та голая девочка с крылышками. Соверши акт вандализма.
   Пни Колонну перевел дыхание. По залу пронесся завистливый ропот. Задание пареньку досталось чересчур простое.
   – Давай, у стены бей. Не мусори тут, – приказал учитель.
   Грендиль радостно закивал и нырнул в лабиринт статуй. Вскоре он вернулся – красный, потный, – волоча на спине гипсовую Психею. Швырнул статую на кучу обломков. Взялся за кувалду.
   – Не могу на это смотреть, – шепчет Гилтамас.
   – Ты бессмертный, ты должен запомнить это, – отвечает Ойлен. – Так меняются эры. Смотри.
   Иней на стенах зала. Варвар должен быть вынослив, поэтому школа не отапливается. Гипсовая пыль. Обломки словно старый лед.
   – Это древние традиции, доставшиеся нам от предков. От самого Аттиллы, – назидательно произносит учитель. Глаза у него пустые, словно у гипсовой статуи.
   Тяжело взлетает кувалда. Удар. Крыло взрывается множеством осколков, трещина пересекает грудь Психеи. Удар. Еще. Голова катится по полу, и молот превращает ее в кучу мусора.
   А над застывшим залом несется сорванный голос учителя:
   – Эйфара Бей Бокалы!
   И вслед за тем:
   – Что это такое? Что за тряпки? Снять немедленно! Черноволосая девочка испуганно кутается в плед:
   – Господин учитель, не надо. Я и так каждую осень простужаюсь.
   – В Аларике нет места слабым. Эй, там! Стащите с нее эту перину.
   Среди учеников оживление. Еще бы! Черноволосая, щуплая, угловатая, Эйфара не похожа на варварку. Двое мальчуганов срывают с нее одеяло, оставляя девочку полураздетой. Что ни говорите, а зимой бикини из меха и бронзы – самая неподходящая одежда.
   – Вопрос первый: использование чумных трупов при осаде в качестве снарядов катапульт.
   – Я не знаю… Но я готовилась!
   Девочка кашляет. Учитель ждет, пока пройдет приступ кашля, а затем продолжает:
   – Первый вопрос пока оставим. Вопрос второй: угнетенное положение женщины в Анатолае.
   – Э-э… Женщины в Анатолае делятся на три вида: матрон, куртизанок и рабынь. Первые из них угнетаются следующим образом…
   На плечо Тальберта опустилась Маггара.
   – Привет, ребята. Грустим?
   – Здравствуй. Полюбуйся, что вытворяют!
   – Вижу. У нас дела не лучше… Гилтамас, ты должен помочь.
   – Помочь? Что случилось?
   – Инцери в беде. Мы должны лететь сейчас же, иначе будет поздно.
   – Эй, эй, кроха! – Тальберт придержал Маггару за талию. – Не так быстро. Что ты задумала?
   – Тальберт, Ланселоту грозит опасность. И нам тоже.
   – Опасность, значит. Что ж… Поговорим в моей каморке, там удобнее.
   Ойлен спрятал фею и сильфа в капюшоне и отправился к себе. Там Маггара принялась рассказывать. Рассказала об огненной элементали. О своих мытарствах на пути в Аларик, о ведунье. О Фуоко, которой вновь предстояло стать жертвой.
   – Понятно, – сказал Тальберт. – Умно, смело… Посуди сама: ты добралась в Аларик чудом. Не думаю, что тебя хватит на обратный путь.
   – Но они же погибнут там! Что делать? Лететь надо!
   – Есть план получше. Финдир Золотой Чек стягивает войска к Урболку. Оттуда вы и отправитесь в Анатолай.
   – Нужно отыскать Хоакина.
   – Его хорошо прячут. Но когда варвары отправятся к порталу, они возьмут его с собой. И тогда мы отправимся через храмовый портал. В логово Катаблефаса.
   – Да? Ну что ж. Поглядим, какого зверя воспитал его преосвященство.
 
   Не нашлось этой ночью короля, что спал бы спокойным сном. Фью Фероче, Махмуд Шахинпадский, Изабелла Исамродская – все маялись в ожидании утра. У логовищ зверей были собраны войска. Стражники, гвардейцы -лучшие из лучших.
   В далеком Сине перепуганный император собрал наложниц, чтобы те рассказывали ему сказки. Кочевник в росомашьей шапке прятал сокровища племени. Розенмуллен на всякий случай приказал своим подданным превратиться в варваров. Они вымели с прилавков меховые набедренные повязки и кольчужные топики. В Доннельфаме зазвучали извозчичьи песни.
   Лишь один человек Дюжины был спокоен. Его преосвященство мог влиять на ход событий. Он единственный знал, кому предназначается новый зверь великий.
   Свет. Огонь.
   Щелкают жреческие сандалии по холодным плитам пола. Сквозь щели в полу пробивается багровое зарево. Внизу, под портиком Забытых Богов, – огромная пещера. Тайник с алтарем Эры пришлось расширить. Теперь там плещется огненное озеро. Там живет Инцери.
   – Опять этот запах, – морщится старый жрец, – словно в змеиной яме…
   Шаг. Еще шаг. Зеркало на стене заколебалось, пошло рябью – словно в колодец уронили монетку. Его преосвященство прикоснулся к невидимой поверхности, вдавливая руку в ледяной хрусталь. Пленка лопнула, и лицо жреца овеяло стужей.
   Сработал портал в Урболк.
 
   Над постоялым двором плыли звезды. Небо выстыло до самых краев. Сосны Урболка остались один на один с равнодушной бесконечностью мира.
   Жрец осторожно прикрыл дверь. Погладил по одеревенелому плечу статую, снял с руки полушубок.
   – Здравствуй, старый знакомец. Вот мы и вновь свиделись, как я и говорил…
   После того как короли выстроили порталы во все края Террокса, хозяин двора оказался обречен. Тайны, что он знал, можно доверить вешалке, но не человеку. Фероче постарался, чтобы превращение прошло как можно менее болезненно. Но слова из песни не выкинешь. Хозяин постоялого двора был обречен пылиться в углу.
   Его преосвященство накинул полушубок и повел плечами, прислушиваясь к ощущениям. Одежда сидела хорошо, удобно. Жаль, что скоро она превратится в гору тряпок… Портить хорошую вещь не хотелось, но ничего не поделаешь. Кто знает, сколько придется провести в ледяном лесу? Пусть уж ожидание станет комфортным.
   Жрец вышел во двор и огляделся. Серп луны в размытом голубоватом гало зацепился за ветви сосен. Холод, холод… А ведь на дворе еще только сентябрь. Какие же морозы ждут Аларик зимой?
   Снег заскрипел под ногами. В Анатолае он бывает три дня в году, здесь же – круглый год. Скоро старый жрец обнаружил, что забыл переобуться. Легкие сандалии, которые так хороши и удобны в храме, здесь совершенно не защищали от холода. А возвращаться нельзя: дурная примета.
   Чтобы не мерзнуть зря, жрец двинулся в сторону леса. Вновь возник запах старой змеиной шкуры. Слишком долго пришлось сдерживаться… Его преосвященство оглянулся: следы в снегу выдавали его. Они уже перестали походить на человеческие.
   Что ж… Тем меньше иллюзий останется у варварских следопытов. А вот и они, кстати.
   Еловые ветви бесшумно заколыхались – словно белый медведь вышел из чащи.
   – Стоять! Враг законов Аяарика – стой немедленно, мерзавец!
   Закачались ветви деревьев, взметнулись снежной пылью сугробы – лес наполняли хмурые воины в звериных шкурах. Гвардия Арминиуса: бухгалтеры, балансоспособные бухгалтеры, старшие бухгалтеры. У многих в руках были гроссбухи, заложенные дюжинами закладок.
   – Нарушитель! Нарушитель! – понеслось над Урболком.
   – Стой, негодяй. – Воин в медвежьей шкуре сорвал с пояса боевые счеты. «Вот что значит – свести счеты на варварский манер», —догадался его преосвященство.
   – Сдаюсь, сдаюсь, – слабым голосом промолвил он, поднимая над головой руки. – Вы победили, господа варвары. Как всегда победили…
   Белая фигура приблизилась. В ноздри жрецу ударила вонь перегара, застарелого пота, дыма. Бухгалтеры уже давно жили в лесу, и условия жизни у них были отнюдь не гвардейскими. Холод, скука, дисциплина. Завидовать нечему.
   Появился заспанный гвардейский сотник. Как балансоспособный бухгалтер, он с первого взгляда оценил ситуацию:
   – Фьетли Большой Кошелек, – приказал он.-Сюда.
   – Слушаюсь!
   – Беги, пусть разбудят Финдира. Похоже, к нам пожаловал гордый пингвин. В смысле – важная птица.
   Фьетли умчался, и в лагере аларикцев поднялся переполох. У постоялого двора было тихо, но его преосвященство отлично знал, что творится за соснами. Слух и обоняние его по-звериному обострились. Жрец ощущал запах дыма и слышал отрывистые слова команд. Финдир готовился к встрече с вражеским предводителем.
   Когда прошло время, достаточное, чтобы сварить кружку глинтвейна, сосновые лапы вновь закачались. Вынырнул Фьетли Большой Кошелек. За ним шли три здоровяка в килтах и песцовых плащах.
   – Король Финдир, Неплательщиков Погибель ждет вас, – официальным тоном объявил Фьетли.
   – Быстро, – одобрительно кивнул его преосвященство, – Дисциплина у вас на высоте. Тогда не будем медлить, отправляемся.
   Здоровяки обступили жреца со всех сторон. Лица у них сделались словно каменные бастионы.
   – Глаза завязать! – приказал сотник. – Чтобы не подглядывал.
   – Ох-ох, – схватился за голову его преосвященство. – Ночью? В зимнем лесу? Пожалейте старика.
   – Ничего нельзя сделать. Приказ.
   Жреца повели к варварскому королю. Предосторожность сотника оказалась излишней. В замерзшем диком буреломе, в хаосе снегов и ночных сосен его преосвященство и с открытыми глазами не нашел бы дороги. От всего пути в его памяти остались лишь скрип снега, шумное дыхание провожатых да боль в замерзших ногах.
   Какой-то миг ему казалось, что дорога будет длиться бесконечно. Что он умер в черно-лунном лесу и вокруг не жизнь – посмертие. Расплата за существование, наполненное предательствами и преступлениями.
   – А ну стоять! – резанул по ушам окрик. Его преосвященство послушно остановился.
   Хлопнул кожаный полог, и в лицо пахнуло теплом. Грубые руки втолкнули его в вонючее жаркое помещение, усадили на шкуры.
   – Повязку с него снимите и выйдите все, – приказал незнакомый голос – Живо.
   Шершавые пальцы воина сорвали с лица пахнущий жиром платок. На ушах его преосвященства остались ссадины.
   «Да простят им боги, как я простить не могу», – вздохнул он.
   Конвоиры ушли. Ледяная волна куснула затылок, а потом полог задернулся. Жрец огляделся. Убранство шатра показалось ему чересчур бедным. Обшитые алым и зеленым шелком кожаные стены. Мебели негусто: шкуры, два сундука, очаг. Над очагом -дыра, чтобы дым уходил; в нее проглядывает бирюзовая звездочка – глаз зверя великого. Жрец подмигнул звездочке, словно старому знакомому.
   Все не так плохо. Небо смотрит на своего слугу и помогает ему. В шатре тепло, ноги быстро отходят – словно тысячи иголочек впились в стопы и щиколотки. Жизнь продолжается.
   – Приветствую вас, ваше преосвященство.
   Ближний сундук зашевелился, и жрец понял, что зрение обмануло его. То был не сундук, а сам Финдир – варварский король.