Басирин Андрей. Убить Ланселота

   Особенно если это имя – Бизоатон Фортиссимо.
   В тот раз обошлось. Эрастофен, может, и злодей, но и ему не справиться с законом Грошдества. Колдовское вино получилось в меру крепким, душистым и ароматным. Из пряностей, что входили в него, Истессо с уверенностью мог назвать лишь лавровый лист и корицу.
   – Настоящий песо кларет, – воодушевился философ. – Твое здоровье, разбойник!
   – Твое здоровье, Эрастофен из Чудовиц.
 
   Небо над черными верхушками сосен чуть порозовело. Волшебная ночь уходила, уступая место грошдественскому утру.
   – Эрастофен, послушай…
   – Хочешь чего ты, дитя деревудских чащобищ? Или тревожишь меня, чтоб гордыню потешить надменно?
   Хоакин собрался. За песокларетом следовали галь-кабсент и супесчаникэль. До народных песен не дошло, но слова давались разбойнику с трудом. Поэтому он старался выражать мысли как можно короче. Анатолаец же, наоборот, перешел на родные гекзаметры.
   – Я – капитан. Капитан вольных стрелков. Понимаешь?
   – Знание это вселяет в меня беспокойство.
   – Правильно. Ты в гостях. У меня. И есть обычаи.
   – …кои я чту, подчиняясь богам громоносным, – подхватил Эрастофен.
   От выпитого лицо его стало похоже на старый сугроб. Красные глазки смотрели настороженно.
   – Это – пир. Я – разбойник. А ты должен заплатить. За пир. Понимаешь?
   Шутки кончились. Философ близоруко прищурился, бледная рука его потянулась к котелку. Хоакин подтолкнул котелок поближе, едва не уронив.
   – Дело сие, чую я, промедленья не терпит. – Эрастофен пошептал что-то, поводил над остатками вина ладонью. Затем отхлебнул и зажмурился.
   Когда же он открыл глаза, пьяное благодушие ушло из его лица. Альбинос оказался трезв, словно и не было позади разгульной ночи.
   – Пей, – протянул он Хоакину котелок.
   Стрелок с опаской посмотрел на бурое месиво. В нем плавали волоконца водорослей, подозрительные комки и сухие колосья. Жидкость явственно отдавала болотом.
   – Пей, не смотри на него. И не нюхай.
   Истессо подчинился. После первого же глотка ледяная стрела ударила в мозг и завибрировала там. Она отразилась от макушки, пошла вниз, очищая от мути глаза, заставляя сердце биться чаще и ровнее. В животе поднялся вихрь. Печень поначалу взбунтовалась, но скоро сообразила что к чему и благодарно успокоилась.
   – Спасибо.
   – Не за что. Так о чем ты пытался рассказать?
   – Как насчет платы, господин Эрастофен из Чудовиц? – поинтересовался Истессо.
   – За что плату, интересно?
   – За ужин. За приют и угощение. Таковы традиции вольных стрелков.
   Эрастофен изумился. Во-первых, философы редко платят за угощение. Во-вторых, уж чем-чем, а ужином разбойник его не угощал, скорее наоборот. В-третьих…
   К сожалению, это «в-третьих» перевешивало все.
   Злые волшебники законопослушны. Законопослушны, что бы сами ни говорили на этот счет. Скажи «обычай» – и поймаешь колдуна в клетку. Волшебство на девять десятых состоит из традиций и лишь на одну – из силы, знания и звездочек, кружащих над остроконечной шляпой.
   – Ну хорошо, хорошо, – сдался Эрастофен. – Но у меня нет ничего, что бы я мог дать тебе. Я нищий философ.
   – Подумай хорошенько. Ты ведь не последний раз едешь через Деревуд.
   – Ладно. Я могу рассказать тебе, как устроен этот мир. О законах, которыми он управляется.
   Разбойник заскучал. Софизм об идеях и яблоках ему рассказывали еще в начальной школе. Если один человек дает другому яблоко, у первого яблоко исчезает, а у второго – появляется. Но если поделиться каким-нибудь важным коммерческим секретом, якобы оба станут богаче.
   Хоакина эта истина всегда смущала. Тайна, которую знают двое, – уже не тайна, а так, баловство. Но любопытство, как всегда, победило.
   – Ладно. Говори.
   Эрастофен не заставил себя ждать:
   – Их всего три. Закон первый: вещи не всегда такие, какими кажутся.
   – Вранье. Вот передо мной чайник. – Стрелок ткнул пальцем. – Это чайник, и больше ничего. Но ладно. Что дальше?
   – Закон второй: где выход, там и вход, а если не можешь понять, где конец, – отыщи начало.
   – Что-то не совсем понятно. Ты на примере можешь пояснить?
   – Очень просто. – Философ накинул шубу и подошел к двери. – Видишь дверь? И выход и вход одновременно, – он распахнул ее и высунулся наружу. Послышался громкий призывный свист. Ему ответило едва слышное ржание.
   – Улавливаю. А третий закон?
   Лоб философа пересекли глубокие морщины. Бледная рука потянулась к чайнику. Хоакин словно в задумчивости отодвинул его подальше.
   – Третий… Хм. Если ишак… Нет, как-то иначе. Когда гора… или река?… А может, там было про дыни и глупца?
   Эрастофен схватил мешок:
   – Все. Не помню. Один дурак задаст вопросов? Под лежачий камень?…
   Он выскочил за дверь. Хоакин бросился за обманщиком, но опоздал.
   Взметнулась над порогом вьюга. С небес упала белая зведа: то могучий конь Бушеваль пронесся над хижиной. Философ прыгнул в седло – только тень над деревьями и мелькнула.
   – Ха-ха! Вспомнил, – донесся с высоты ликующий голос Эрастофена из Чудовиц. – На всякого мудреца довольно простоты! Прощай, Хоакин, деревенщина дередская! Может, когда и встретимся – лет через пятьдесят.
   …Долго провожал Хоакин взглядом мчащуюся над соснами звездочку. До тех пор, пока порыв ледяного ветра не ворвался в хижину, растрепав пламя очага. На столе звякнул чайник. Рассерженный девичий голосок воскликнул:
   – Как вам не стыдно, сударь! Инцери из последних сил выбивается, а вы!… Извольте немедленно закрыть дверь.
   Разбойник обернулся. В воздухе плясало золотистое пятно. Если приглядеться, становилось ясно, что это крохотная девушка со стрекозьими крылышками за спиной. Истессо поспешно закрыл дверь. Фея прекратила кружить и уселась на крышку чайника.
   – Так. – Она растерянно огляделась. – Здорово. А где Эрастофен?
   – Сбежал.
   – Как сбежал?!
   Хоакин пожал плечами:
   – Обыкновенно. Платить не захотел. С философами это сплошь и рядом.
   – А я? – На глазах феи выступили слезы. – А мы? Он что, нас бросил?
   Хоакин развел руками. Значит, бросил, судьба такая. Ему вдруг захотелось утешить кроху. Он протянул ладонь, чтобы ее приласкать. Фея вспорхнула.
   – Не прикасайтесь ко мне, негодяй! Это вы во всем виноваты!
   – Бог с вами, сударыня. Я-то тут при чем?
   – Это все ваши дурацкие обычаи. Я слышала! В общем, так… Как ваше имя?
   – Хоакин Истессо.
   – Омерзительное имя. Злобное, жестокое – подстать неотесанному верзиле вроде вас. Но ничего, Хоакин Истессо. Вы сейчас встанете и отыщете господина Эрастофена. Поняли? Извинитесь и попросите, чтобы он забрал меня обратно.
   – Хорошо, хорошо. Обязательно отыщу, А вас как зовут?
   Фея подбоченилась:
   – Я – Маггара. Маггара Майская из рода Чайных Роз. А это, – кивнула она в сторону камина, – Инцери Фиориоуннагиоли из рода Огненных Элементалей. Инцери, чучело! Веди себя прилично. Это нельзя есть!
   …Так в жизнь разбойника ворвались два взбалмошных и непоседливых существа. Позже Хоакин не раз удивлялся: как он жил без них раньше?
   Иногда ему снится страшный сон. Грошдество. Раскрытая черная книга и скрип шагов, удаляющихся от двери. Эрастофен из Чудовиц так и не решился заглянуть в гости.
 
   – Ну вот и все.
   Хоакин потянулся и отложил книгу. Вопросительно глянул на шарлатана.
   – Я уже свободен, ваше магичество? Заклятие удалось снять?
   Густой алхимический пар плыл над полом. Стрелку показалось, что он видит в нем бледное лицо Эрастофена.
   Шарлатан покачал головой:
   – Все не так просто, братец. Фортиссимо не своей волей творил чары. Самому старику вовек бы не справиться. Ему кто-то помогал.
   – Кто?
   – Не знаю. Не разобрать пока.
   Из тумана донесся звон колокольчика. Шарлатан обернулся и раздраженно махнул рукой:
   – Да занят я, занят! Не видишь?
   И вновь к Хоакину:
   – Чужая магия, Хоакин. Не рискну. Особенно сейчас. Ты, конечно, занятный парень, занятный… но возиться с тобой недосуг. У меня коронация в разгаре. С Гури неразбериха, жертвенная дева артачится.
   – Но Бизоатон…
   – Вот у него и спрашивай.
   В кабинете повисла тишина. Лицо шарлатана стало задумчивым.
   – А это мысль, – пробормотал он. – Дельная. Сделаем-ка мы вот что.
   Он сел за стол, схватил кусок пергамента и принялся быстро-быстро писать. Закончив, передал Хоакину:
   – Вот. Письмо герцогу Розенмуллену.
   – А кто он?
   – Мерзавец. Злодей. Дела вертит нехорошие. Но лучше, чем он, никто не справится, имей в виду. Мертвеца из могилы вызвать, тень допросить – самое дело для герцога.
   – Спасибо, ваше магичество. – Хоакин спрятал письмо и поклонился. – Где я могу найти Розенмуллена?
   – В Доннельфаме, где же еще.
   Вновь зазвенел колокольчик.
   – Поди к зверю! – рявкнул Фью. И, обернувшись к Хоакину, пояснил: – Это Эрастофен, шут бледный. Опять с какими-то новостями.
   Хоакин не стал проверять, умеет ли шарлатан, подобно Макиавелли, менять отношение к людям в зависимости от ситуации. Без того ясно, что умеет. Раскланявшись, он двинулся к выходу.
   Из зеленого с салатными прядями дыма выступила неясная фигура.
   – Мой господин! – закричал Эрастофен. – Ваше магичество! Задержите этого человека. Он очень важен!
   – Вряд ли здесь есть кто-то важнее меня, – усмехнулся шарлатан. – Пусть идет.
   Исполненным достоинства шагом Истессо обогнул стол с алхимическими принадлежностями. Холодно кивнул взбешенному Эрастофену, Принял у скелета шляпу и оружие и вышел в дверь.
   Там его поджидали гвардейцы. Возглавлял их Гури Гил-Ллиу.
 
   – Стой! Держи! Вот он!
   – Хва-а-а-а-а-а-атай! – Рот стражника распилился бездонной пропастью. – Ло-о-ови-и-и-и!
   – Вяжи мерзавца! – громовым голосом объявил Гури. – Не давай ускользнуть!
   Первого алебардиста Хоакин сбил с ног. Попытался выдернуть из ножен меч Ланселота, но оружие застряло намертво. Хвататься за шпагу времени не было. Стрелок запрыгал меж ваз и статуй. Стражники наседали, размахивая алебардами.
   – Прочь, негодяи! – заорал Истессо, работая мечом в ножнах, словно дубиной. – Деревуд навсегда! Бей-бей-бей-бей!
   Коридор, портреты шарлатанов на стенах, куртки гвардейцев – все слилось в бешеную цветную полосу.
   – Ай-яй-я-ху! – визжал стрелок, немилосердно избивая стражников. Под потолком металась Маггара, выкрикивая варварскую вису:

 
Врану черному подобен,
кружит враг мой в поле бранном!
Брюхом яр! Обширен станом!
Князь подушек, бан диванов!
 

   Личико ее раскраснелось. Будь она блондинкой, подобно девам Севера, вряд ли кто-то сумел бы отличить ее от грозной валькирии.
   Затрещало дерево. Гури вырвал из пола скамейку и бросился на Хоакина.
   – Живьем! Живьем брать фальшиводокументщика!
   Во всем Терроксе нет человека удачливей Гури Гил-Ллиу. Сломанный меч, фальшивое везенье – это сила. Но Хоакин сражался клинком Ланселота, разрушителем иллюзий.
   Это и решило исход битвы.
   Клубок госпожи Аччелерандо метнулся под каблук бродяги…
   …пятки Гури сверкнули в воздухе…
   …время замедлилось, стало тягучим, как патока…
   …скамейка с грохотом врезалась в стену…
   …отскочила, перевернулась и упала на ребро перед Хоакином…
   …гвардейцы застыли в живописных позах…
   – Уше-о-о-ол! – взревели они. Похожими голосами кричат «Гол!» болельщики, увидев мяч в воротах своей команды.
   Стрелок прыгнул на край скамейки. Оттуда – на лестничные перила и – вниз, в зимний сад.
   Прыжок рискованный, но Хоакин знал, что делает. В студенческие времена он обожал опасные проделки. Связанные с балконами, чердаками и высокими деревьями.
   Шпагами взбешенных бюргеров.
   – Клубок! Клубок спасай! – взвизгнула Инцери. – Вольные стрелки своих не бросают!
   – Уже.
   Маггара толкнула клубок, и тот спрыгнул с лестничной площадки вслед за Хоакином.
   – Ох!
   Один из стражников рискнул последовать за Истессо. Хоакин выхватил шпагу, После третьего выпада смельчак-гвардеец полез на пальму. А с нее – обратно на галерею.
   – Скорее, сударь. – Клубок красноречиво заметался меж пальм и фонтанов. – За мной. Вперед!
   Золотистый огонек спикировал на плечо Хоакина. Инцери прыгнула на рукав, прожигая ветхую ткань. Стрелок же бросился вслед за своим шерстяным провожатым.
 
   Зеркала.
   Панели орехового дерева.
   Люстры, несущие гроздья колдовских огней.
   И вновь зеркала.
   Целое море зеркал.
   Мозаичные полы уходили вдаль сверкающими тропами. Багровые дорожки вились и вились без конца, превращая дворец в настоящий лабиринт.
   – Не верю я ему, – озабоченно произнес стрелок. – Госпожа Аччелерандо выразилась вполне определенно: до кабинета шарлатана. Не дальше.
   Клубок ткнулся в дверь, отступил и задрожал. Будь у него морда, наверняка на ней проступило бы виноватое выражение.
   – Ну ладно, ладно… – проворчал Хоакин. – Я же понимаю: ты не виноват.
   Положение выходило аховое. Клубок – могущественное порождение уборщицкой магии, – был создан с одной-единственной целью. Отыскивать шарлатана. Ни на что другое он не годился.
   – Что делать-то будем? – спросила Маггара. – Положение вроде безвыходное.
   – Безвыходных положений не бывает, – уверенно отозвалась Инцери. – Помнишь, Эрастофен говорил: где выход, там и вход?
   Стрелок покачал головой. Прописные истины тем и плохи, что объясняют все на свете. Любое решение можно свести к одной из них. Вот только наоборот почему-то не получается…
   – Эрастофен что-то еще говорил, – задумчиво сказала Маггара. – Что-то про начало.
   – Да, да, я помню.
   Стрелок достал книгу и перелистал. «Мудрость вторая: где выход, там и вход, а если не можешь понять, где конец, отыщи начало», – прочел он.
   Хм…
   Иногда священные книги следует читать буквально. По крайней мере до тех пор, пока не встретятся слова «подставь правую щеку». А если слова Эрастофена понять буквально…
   Хоакин присел на корточки перед клубком.
   – И где же у тебя начало?
   Клубок испуганно попятился. Вид у него был словно у дворняги, которую соблазняют продать уличное первородство за ошейник и полсардельки.
   – Не бойся. Мы тебя смотаем обратно. Нам бы только выбраться отсюда.
   Клубок покорился. От грязновато-розовой всклокоченной шкуры отделился кончик нити. Маггара подхватила его, взвилась и…
   …шерстяной вихрь раскрутился в коридоре. Словно шелкопряд в коконе, фея металась среди нитей. В какой-то миг Хоакину показалось, что она не сможет выбраться из петель и станет центром нового клубка. Нет, обошлось.
   На полу лежал новый клубок. Перемотка благотворно сказалась на нем, омолодив и облагородив. Казалось, он даже стал больше размерами.
   – Ищи! Ищи выход, – приказала Маггара. – Вперед!
   Клубок засуетился, принюхался и стрелой припустил вдоль коридора. Хоакин, фея и элементаль бросились за ним.
 
   Хоакин рассчитывал, что клубок выведет его к госпоже Вилее. Ведьма, конечно, женщина загадочная, но дельная. Если бы не ее советы, им всем пришлось бы тяжко. Да и Маггаре она много полезного подсказала.
   Но надеждам Хоакина не суждено было сбыться. С каждым шагом обстановка становилась все мрачней и мрачней. Багровые дорожки сменились на черные рубчатые коврики. Место зеркал и панелей красного дерева заняли соломенные гобелены. Вскоре исчезли и они.
   Под ногами захлюпала вода, и клубок пришлось взять на руки. Истессо угадывал направление по едва ощутимым подрагиваниям шерстяного бока.
   Плюх-плюх. Кап-кап. И вокруг – все темней и темней. Колдовские огни на потолке исчезли. Кое-где горели факелы, но между ними разлилась тьма. От одного пятна света до другого приходилось идти чуть не на ощупь. Лимонно-желтое свечение Маггары помогало слабо. Его едва хватало, чтобы освещать саму фею.
   Под ногами вода. Стены – холодный мокрый камень. До стрелка постепенно начало доходить. Клубок создан для того, чтобы находить шарлатана. Что же тогда он ищет сейчас, после перемотки?
   Противоположную точку, ту, где Фью Фероче не бывает вообще. Или не был пока ни разу. А что это за место? Правильно. Пещера Бахамота, чудища Тримегистийского. Туда Фероче войдет только после коронации.
   Истессо коснулся рукояти старинного меча. Она отозвалась приятным теплом.
   Меч Ланселота, да? Древнего вояки, выступившего против перводракона. Бургомистр, жители города, Эльза… кто такая Эльза?
   Неважно.
   Они все дрожали за свою шкуру. Висли на руках героя, умоляя не делать глупостей. Глупости, глупости… Сколько злых вещей происходит от их недостатка.
   Эра зверей великих, например.
   Пора ее прекратить.
   Хоакин убрал руку с меча, и крамольные мысли исчезли из его головы. Вернее, убрались в темные тайники сознания. Туда, где горела медовая звезда. Из коридора потянуло запашком слежавшейся шерсти, огня и горячего песчаника. И совсем чуть-чуть – крови и мускуса.
   Хоакин остановился.
   Маггара, – позвал он шепотом. – Маггара, лети сюда.
   Феечка озадаченно порхнула к его лицу:
   – Что, Хок?
   – Не улетай далеко. За любым поворотом может ждал, Бахамот.
   – Ох!
   – Да, да. Здесь опасно, не забывай.
   Стрелок вновь проверил меч. Клинок с легкостью ходил в ножнах. Значит, чудище совсем близко. Быть может, действительно за поворотом притаилось. Топорщатся влажные волоски на морде, маленькие глазки щурятся, вглядываясь в полумрак.
   Хорошо бы. Надоела эта неопределенность. И еще – где-то там Лиза.
   Эльза.
   Нет, Лиза. Лиза Фуоко. Она ждет, надеется, что Хоакин придет на помощь. Ведь вольные стрелки своих не бросают.
   Истессо вгляделся во тьму коридора. Вдали брезжил свет.
   – Маггара, держись за спиной. Я бессмертен, а тебя Бахамот вполне может сожрать.
   – Ты бессмертен?
   – Если понадобится, я буду чихать даже в желудке зверя. И у меня есть меч.
   Крылышки феи восторженно затрепетали:
   – Ты настоящий герой. Ты – мой идеал!
   Маггара порхнула к его щеке и поцеловала.
   – Уррра! – взвилась ящерка. – Дадим Бахамоту по жопе!
   – Инцери! Веди себя прилично.
 
   Тени.
   Тени крадутся за стрелком.
   А еще за Хоакином наблюдают внимательные безжалостные глаза. Тот самый взгляд, что преследовал его с момента появления в Пустоши. Взгляд оценивающий, расчетливый. Он перебирает крохотные фигурки, словно драгоценности в шкатулке.
   Хоакин. Маггара. Инцери.
   Особенно Инцери, крохотная бестолковая элементаль.
   Каждой фигурке назначена своя роль. Возможно, кто-то из них даже выбьется в ферзи.
   А если повезет, то в звери великие.
 
   У звереборчества есть свои правила. И правило номер один: внезапность превыше всего.
   – Маггара! – злым шепотом позвал стрелок. – Сколько можно говорить: не лезь вперед! Ты нас всех засветишь.
   – Хок, твой меч тоже сияет.
   – Есть разница.
   – Какая же?…
   – Если чудище сдуру глотает все, что светится, сама понимаешь, кому хуже будет.
   Маггара со вздохом притушила огонек.
   Хоакин не ошибся: коридор действительно закончился. Каменные переходы вывели стрелка в гигантскую пещеру.
   Далеко в глубине ее горело багровое пламя, превращая Бахамотову берлогу в подобие разрезанного арбуза. Громоздились огромные валуны-семечки. Летучие мыши копошились под сводами пещеры. Сонно журчала вода.
   «Бахамот очинь злой», – сообщала табличка на одном из валунов.
   «Здесь жывет чудище. Фсем баяца», – предупреждала другая.
   Стрелок остановился передохнуть. Дальше придется красться. Меч прятать под плащом, а Маггару – в шляпе. Иначе иллюминация будет – дай боже!
   На неровной стене возникла тень – бесформенная горбатая туша, похожая на престарелого учителя русистики из Градовского университета. Но тень эта принадлежала вовсе не Хоакину.
   – Здорово, ребята, – проревела она. – Эльза, здравствуй, крошка. А у вас гость. Кто это?
   У тени было три головы. И, кажется, четыре лапы. Хвоста разглядеть не удалось.
   – Вовсе я не Эльза, – обиделась саламандра. – Меня Инцери зовут. А это – сударь Хоакин Истессо. Он вроде как Ланселот.
   – Как? – Тень наклонилась, приставила ладонь к уху. – Рапортуй громко, отчетливо, по-солдатски.
   – Истессо! – хором воскликнули Маггара и Инцери. Стрелок промолчал.
   – Не цыган?
   – Нет!
   Послышался звук переворачиваемой страницы.
   – Давай, может, слышь, я буду за Шарлеманя читать? – спросил дискант.
   – Ты не можешь за Шаглеманя, – ответил картавый девчоночий голосок, – потому что ты малявка.
   – А ты, блин, сопля розовая.
   – Пусть Лиза читает за Шарлеманя, – заявил третий голос. Вернее, первый.
   – Нельзя. Лиза читает за Эльзу.
   – И что? Это же…
   – Слышь!
   Хоакин выглянул из-за валуна. На огромной плите возвышалась гора подушек и одеял. Рядом дымил костерок, возле которого сидел Бахамот с книгой в лапах.
   Ошибиться невозможно: чудище есть чудище. В свалявшейся белой шерсти, трехголовое, с длинными табачно-желтыми когтями. Правда, размерами зверь не вышел: с винный бочонок, не больше. Да и головы детские: одна с челочкой и косичками, другая – рыжая, вихрастая, в веснушках. Меж ними – белобрысый пухлощекий крепыш с серьезным взглядом.
   Бахамоту до настоящего зверя великого еще расти и расти… Он еще звереныш. Но и что с того?… Ему приносят девушек в жертву, именем Бахамота шарлатан собирает дары.
   Жертвенные приношения находились тут же. Не все, естественно, – малая часть. За спиной Бахамота виднелся изрезанный затейливыми рунами алтарь. На нем лежали: блюдо с дымящимися пирожками, лупоглазая кукла, несколько книжек, тарелка с абрикосами и кувшин.
   Хоакин не сразу сообразил, что длинный золотистый сверток на краю алтаря – связанная Лиза. От камней, на которых она лежала, несло холодом, поэтому Бахамот укутал ее в плед. Но сделал это неуклюже, почти не защитив от стужи.
   Его интересовало другое.
   – Лизка, просыпайся. – Зверь дернул девушку за волосы. – Сейчас твои слова будут.
   Фуоко тяжело подняла голову. Семьдесят восемь положений тела, говорите? Скорбь и невыразимая печаль? Вряд ли эту позу девушка изучала в храме. Связанный человек всегда лежит неестественно.
   – Бахамот, дай попить, – хрипло попросила она. – До коронации еще уйма времени.
   Три мордочки оскалились. Если и было в них раньше сходство с детскими лицами, сейчас оно исчезло:
   – Еще чего! Я пегвая папга-асила! – загнусила голова в косичках.
   – Ребя, че она? Это же мой сок. Мое! – Рыженькая.
   И самая рассудительная, белобрысая:
   – Так нельзя, сударыня. Вдруг мне захочется сока? А вы уже все выпили? Бахамоту не хватит. Нехорошо. Лучше смотрите в книгу. Вот ваш текст.
   Голова сосредоточенно забубнила:
   – Ха-ха. Приезжий таращит глаза. Ты не ожидал от меня таких чувств? Ну? Отвечай, растерялся, сукин сын. Ну-ну, ничего. Ха-ха. Эльза.
   Три пары глаз уставились на жертву.
   – Эльза! – зашипела чернявенькая в косичках. – Лиза! Чего спишь?!
   Фуоко мотнула головой. На лице ее отразилась досада.
   – Лиза, блин!
   – Лиза!
   Голова в косичках торопливо скосила глаза в книгу:
   – Да, господин дракон.
   – Дай лапку, – потребовал белобрысый. – Ну?…
   Хоакин выбрался из своего укрытия. Сделать это пришлось бы так и так, даже не будь на алтаре связанной Лизы. Меч в руках стрелка пульсировал яростным светом. Спрятать это сияние не помогал даже плащ. Клинку Ланселота хотелось в бой.
   – Эй, Бахамот, – позвал Истессо. – Что за книгу ты читаешь?
   Три детские головы обернулись. В глазах – ужас, смешанный с любопытством.
   – В-вот… – пискнула рыжая.
   Хоакин, не глядя, принял книгу. Евгений Шварц, «Дракон»… Некоторых листов не хватало. Не требовалось большого ума, чтобы понять, что это за листы.
   Стрелок шагнул к алтарю.
   Удивительно, но крохотный зверь преградил ему дорогу. Три крохотные пасти ощерились:
   – Мое! Это мои подарки.
   – Разве? – холодно отозвался Хоакин. – Кто тебя воспитывал, ребенок? Тебе не говорили, что со старшими надо делиться?
   Три головы старательно замотали из стороны в сторону. Истессо присел перед Бахамотом на корточки и увел клинок в сторону.
   Да. Из маленького звереныша рано или поздно вырастет зверь великий. Это неизбежно. Чтобы изменить это, придется изменить мир. Разрушить пещеру, выбросить алтарь. Что-то сделать с головами тысяч тримегистийцев, что воодушевленно волокут зверю дары и рукоплещут жертвенным девам.
   Но очень трудно разговаривать с ребенком, направив на него меч. У Хоакина не получалось.
   – Кто из вас читает слова Ланселота?
   – Я-а… – пролепетал вихрастый.
   – Позволь мне, дружок. Мне эта роль больше подходит. А ты начни отсюда, хорошо?
   Белобрысый кивнул. Запинаясь, он прочел:
   – Молодец. Четко отвечаешь. Любуйся. У нас попросту, приезжий. По-солдатски. Раз, два, горе не беда! Ешь!
   Хоакин взял с подноса абрикос и кувшин. Держать кувшин было неудобно: мешал меч. Стрелок не мог заставить себя вложить его в ножны. Почему-то казалось, что стоит отвернуться – и чудище вырастет до потолка. Нападет, растерзает всех троих: Лизу, Маггару, Инцери.
   – Лиза. Это я, Хоакин. Слышишь меня? На, пей.
   Девушка открыла глаза. Хоакин придержал ее голову, и Лиза жадно припала губами к краю кувшина. Темно-вишневая струйка потекла по щеке.
   – Это мое! Так нечестно! В книге другое написано! – заголосил за спиной Бахамот.
   – Вот звереныш! – пробормотала возмущенная Маггара. – Волосы бы выдрать твари.