Басирин Андрей. Убить Ланселота

   – Вечер добрый, величайший из заимодавцев и вытрясателей долгов.
   – Добрый, добрый. Давайте без церемоний, да? Как меж вами водится.
   – Прекрасно. Значит, без титулов. Финдир, я прибыл к вам с деловым предложением.
   – Весь внимание.
   Жрец вытянул ноги к очагу. Вот и все… Покалывание в стопах исчезло. И не скажешь, что только что прогулялся по сугробам почти босиком.
   – Я хочу предложить вам место в Дюжине, Золотой Чек.
   Варвар покачал головой. Он рассчитывал на большее, да, собственно, к тому и шло. Но жрец был готов к этому.
   – Я знаю, о чем вы думаете. Войдите в наше положение. Вы – первый из варварских королей, с кем можно иметь дело. До вас были всевозможные Фьоки, Хренриры и Брюквильды. Безусловно, они были хороши… как варварские короли. Но Дюжина требует утонченности.
   С этим варвар согласился. Аларик захватил то, от чего короли Террокса стремились избавиться, – Ланселота. Он подчинил и использовал силу, которая внушала королям необоримый ужас. Естественно, те должны были приползти на брюхе.
   Так что можно приступать к тому, что варвары умеют лучше всего. К торговле.
   – Вы говорите обидные для моей страны вещи, ваше преосвященство. Фьоки и Хренрир – выдающиеся властители. О Брюквильде я не говорю.
   – Вы меня неправильно поняли.
   – Я понял вас прекрасно. Вы хотите дать мне зверя великого?…
   – Да.
   – Затем свершится подношение даров. Жертвенная дева отправится в пасть чудищу. – Финдир посмотрел на бирюзовую звездочку. – И за все это великолепие вы потребуете… Ну тут к ведуньям ходить не надо – Ланселота.
   – Вы хорошо понимаете ситуацию, Финдир.
   – Я понимаю ее еще лучше, чем вам кажется. Объясните, ваше преосвященство: для чего мне заключать соглашение? Я не люблю невыгодных сделок. Вот смотрите: в лесу прячется несколько сотен бухгалтеров… сотен, а может – тысяч. Мне достаточно хлопнуть в ладоши, и к утру из вашего черепа сделают чашу. Храмовое чудище – Катаблефас – останется без хозяина. Пока выберут нового жреца, пока то, пока се – это пройдет время. А оно драгоценно. Варварские войска с Ланселотом во главе войдут в портал. Вы следите за моей мыслью, ваше преосвященство?
   – Да-да, продолжайте.
   – Продолжаю. Одна за другой падут все страны. Чудища погибнут. Я следил за происходящим в мире: вы ничего не смогли противопоставить Ланселоту. Скажите, ваше преосвященство: на кой ляд мне ваша Дюжина, если я через месяц смогу ее упразднить?
   Жрец потер подбородок.
   – Вы рассуждаете довольно остроумно. Однако в ваши умозаключения вкралось несколько ошибок. Позвольте, я их укажу.
   – Сделайте милость.
   Жрец завозился, устраиваясь удобнее. «Дивная вещь – эти шкуры, – подумал он, – надо бы и у себя в храме такие завести». Финдир услужливо протянул подушку.
   – Благодарю вас, Золотой Чек. Итак, ваши упущения…
   Жрец прикрыл глаза. Варвар сидел неподвижно, ничем не выдавая своего нетерпения.
   – Прежде всего, Финдир, задумывались ли вы, что у меня нет дома?… У королей есть дворцы: Камении, Пустоши, Скалии. Я один без гнезда.
   – Ну а Храм?
   – Который из нескольких десятков? Они все равноправны. Скажу более: портал, который вы стережете, выбросит меня в любом храме по моему желанию.
   – Так-так.
   – Сразу же возникает вопрос: где живет Катаблефас? Он не может обитать в одном определенном храме – это значило бы, что равновесие нарушено. Что кто-то из королей обладает (пусть и неявно) двумя чудищами. С другой стороны, не может же в каждом храме жить по зверю. Ведь тогда весь Террокс попал бы под мою власть.
   – Очень интересно. Простите, что перебиваю, ваше преосвященство. – Финдир пощелкал пальцами, подыскивая слово. – Я слышал, что в храме живет философствующий камень, Квинтэссенций. И что он вездесущ…
   Жрец на мгновение замер, выкатив на короля круглые непонимающие глаза. Затем расхохотался:
   – Квинтэссенций – зверь великий? Финдир, вы очень интересный собеседник. Когда вступите в Дюжину, уверен, станете украшением нашего клуба. Нет, думайте еще.
   Золотой Чек помрачнел:
   – Тогда я не понимаю.
   – Зря я вас так расхвалил… Но истину принять всегда тяжело. Смотрите же!
   Его преосвященство шевельнул плечами. Полушубок лопнул, и гигантское буйволиное тело полезло из рваных швов. Тускло блеснула змеиная чешуя на боках. Кожаный полог угрожающе затрещал, шатер накренился.
   – Эй, эй! Что за шутки, ваше преосвященство! – вскочил на ноги Финдир.
   Снаружи послышались крики. Зашелестела сталь, выходя из ножен.
   – Успокойте стражу, – приказал Катаблефас – А то они наделают дел.
   – Сейчас. Подождите.
   Финдир на четвереньках выполз из-под рваной кожи. Варвары окружили шатер с копьями в руках. Как бы ни повернулись события, они были готовы защищать повелителя.
   Несколько минут ушло на то, чтобы успокоить их. Затем Финдир вернулся к прерванному разговору.
   – Хорошо, вы меня убедили. Значит, Катаблефас и его преосвященство – одно лицо… Позвольте нескромный вопрос: отчего вы так низко держите голову?
   – Она тяжелая.
   – А почему не открываете глаза?
   – У меня смертельный взгляд. Ничто живое не выдерживает его.
   – Понятно… Могу порекомендовать хорошего оптика. Вам как союзнику полагается скидка.
   – С удовольствием. Но сперва решим наши дела.
   Чудище храма оказалось не настолько велико, чтобы разрушить шатер. Но пологу не поздоровилось, и холод разгулялся над шкурами. Финдир присел у очага, разводя огонь. Теперь, когда собеседник открыл свои козыри, варвар чувствовал себя гораздо уверенней.
   – Может, винца, ваше преосвященство?
   – Не откажусь.
   – А религия? Я слышал, она запрещает вам пить.
   – Да, запрещает. Но чудищам можно все.
   Финдир поставил на огонь котелок с вином. Добавил корицу, гвоздику, лимон, сыпанул перца.
   Зверь великий потер глаза лапой.
   – Давайте рассмотрим ваш план вторжения, – прогудел он. – Вы мыслите в верном направлении. Ланселот перебьет чудищ. Ваши бухгалтеры захватят дворцы и города. Террокс окажется во власти Аларика. Но это лишь на первый взгляд.
   – То есть вы думаете, что возможен второй и третий. – Финдир помешал в котелке. Винный дух разнесся по шатру.
   – Естественно. Вы задумывались, что произойдет, когда вы захватите первую страну?
   – Я установлю в ней порядок.
   – Верно. Но это будет варварский порядок. Чтобы поддерживать его, вам придется везде оставлять войска. Ваша империя будет жить под угрозой бунта.
   – Ваше преосвященство, вы же знаете, до какого сволочизма доходят люди! Нам помогут местные, бывшие чиновники и мразь, которая хочет выслужиться перед новой властью.
   – Верю. Но как вы думаете, что предпримут оставшиеся властители, когда вы захватите несколько стран?
   – Так далеко я не заглядывал, ваше преосвященство. Вино готово, угощайтесь, пожалуйста.
   – Благодарствую. – Катаблефас принял котелок, отпил. – У вас есть лишь один Ланселот. А что вы сделаете, когда в Аларик с разных сторон хлынут чудища? Да не одни, а с войсками. Птица Рух, говорят, способна вырвать из земли башню. Варклап ударом лапы разбивает скалу.
   Катаблефас придвинулся. Его слепая кабанья морда в мелко поблескивающей чешуе едва не влезла в огонь.
   – Финдир, кровищи будет… Погибнут тысячи, десятки тысяч. Победите вы или проиграете, разницы никакой. Нам нужен новый Аларик. Равноправный, со своим зверем великим. С мудрым правителем, способным на союз и торговлю.
   – Верю. Но варвары – не доннельфамцы. Я не могу пойти на попятную перед своим народом.
   – Этого не потребуется. Мы обставим все как славную победу Аларика. Вы выйдете из войны победителями без единого сражения.
   Жрец-чудище задумался.
   – Не стану спрашивать, какому зверю первому грозила смерть, – сказал он. – Мы предложим вам немного подкорректировать ваши планы. Пусть Хоакин войдет в ту арку, что отмечена знаком черного крыла.
   – Тринадцатую. Мы все не могли понять, куда ведет этот портал.
   – В логово перводракона. Оно заполнено едкой серой, вдохнув которую человек чихает без остановки.
   – Он догадается. Ланселот ведь не дурак.
   – Сделайте так, чтобы не догадался. Завесьте знаки венками, лентами… Знаменами, наконец. Не мне вас учить, Финдир. Когда Террокс избавится от Ланселота, вы получите зверя великого и место в Дюжине.
   – Вы требуете от меня чересчур многого. Я нуждаюсь в гарантиях.
   – Гарантии будут, Золотой Чек. Я останусь в лагере в облике человека. Вы сами видели: превращение отнимает некоторое время. У ваших бухгалтеров всегда будет возможность расправиться со мной.
   Финдир пристально вгляделся в морду чудовища. Переговоры с Катаблефасом оказались неожиданно трудны. Дипломаты не любят ситуаций, когда по мимике собеседника нельзя понять его мыслей.
   – Я принимаю это предложение, ваше преосвященство.
   – Рад за всех нас. Дело за малым: привести Ланселота и отправить в гости к перводракону. И выдайте мне какую-нибудь одежду. Я замерзаю.
   Его преосвященство успел принять человеческий облик и теперь ежился, зарываясь в шкуры.
   – Мой гардероб к вашим услугам. Я прикажу разбить для вас шатер, ни в чем не уступающий моему собственному. Чувствуйте себя, как в храме, ваше преосвященство.
   Золотой Чек отдал распоряжения, и старого жреца увели. Король же остался у очага. Ему предстоял тяжелый день.
 
   С вершины сосны сорвалась снежная шапка. Шлепнулась в сугроб, расплескавшись, словно пена для бритья. Две нахохленные пернатые пророчицы на ветке встрепенулись:
   – Верный знак, кар-лега.
   – Думаете, пор-ра?
   – Пор-ра.
   – Еще не все предзнаменования собр-раны. Тррревожусь.
   – А мы заррранее. У меня пр-редчувствие.
   – Тогда вместе. Ну?
   – После вас, кар-рлега.
 
   Урболкский постоялый двор сиял. Арки портала исчезли под гирляндами сосновых веток, перевитых алыми и золотистыми плетьми мха. Рыжие ягоды рябины, шляпки промороженных грибов-подбуранников, звездочки цветов-златочниц.
   Гербы стран – хозяек порталов оказались надежно скрыты под украшениями. Но нужный портал ни с чем не перепутаешь. Перед ним белеет лента, которую предстоит перерезать Ланселоту. Удивительный обычай: оставить открытыми все дороги, кроме той, по которой предстоит идти.
   – Просим, просим!…
   Ветер разносит над поляной запахи дыма и жареного мяса. Горят костры, повариха обносит гостей горячим вином. Рога ее шлема отполированы и празднично сияют; светлые волосы рассыпались по голым плечам. Солнце беззаботно играет на бляшках бронетопика.
   А вот и высшие варварские чины – Финдир, Оки, Харметтир. Против всех ожиданий, они не спешат облачаться в национальные костюмы. Оки так вообще в шахинпадский стеганый халат вырядился – поверх медвежьей шубы. Леопардовые набедренные повязки не для них, пусть мелкая шушера выслуживается.
   Меж костров снуют ординарцы, степенно прогуливаются старшие бухгалтеры.
   – О Финдир, Неплательщиков Погибель! – кланяется повариха. – Пригубить души веселья не хотите ль перед бранью?
   И протягивает чашу вина. Обычную чашу – золото, гранаты, аметисты. Финдир не одобряет народного творчества; кубки из человеческих черепов – это для туристов.
   – Давай, милочка. Выпить – всегда хорошо, – Финдир озирается – не вынырнет ли откуда Сильгия? – А бранить тебя не за что. Скорее наградить можно.
   Повариха смеется. Правитель не знает родного языка, воинскую брань с перебранками путает? Шутить изволите.
   – Где Тальберт? – спрашивает Финдир у подошедшего Оки. – Скучно без шута.
   – Сейчас явится. Не помню, чтобы он выпивку дармовую пропускал… Поискать его, о державой потрясатель?
   – Поищи. Пусть рядом будет. С минуты на минуту церемония начнется.
   Финдир хозяйски оглядывает лес. Все налажено, все движется своим чередом. Бухгалтеры готовы в любой миг двинуться в портал, сметая все живое на своем пути. Ланселот покорен единому слову. Отчего же так неспокойно на душе?
   Или ночь бессонная сказалась? Но это ведь пустяки. Порой приходится и больше времени бодрствовать – такова королевская доля. Все успешно, не на что жаловаться.
   – Доброе утро, король.
   Золотой Чек поднял тяжелый взгляд на Истессо. Надо будет устроить выволочку страже. К варварскому королю никто не должен подкрадываться незамеченным.
   – Здравствуй, Хоакин. Как спалось?
   – Благодарю, ваше величество, превосходно.
   – Финдир поморщился. По старой тримегистийской привычке, Истессо звал его величеством. А ведь даже дети малые знают: короля следует звать сообразными титулами. Разрушителем твердынь, корнем мира. Водителем войск, на крайний случай. Ничего, разберемся с Дюжиной, узаконим правильные обращения.
   – Неважно выглядишь, Хоакин. Быть может, отложим церемонию? Все-таки сражаться с чудищами – это серьезное занятие. Требует собранности.
   – Не стоит, ваше величество. Я прекрасно себя чувствую.
   – Ну смотри.
   Ланселот поклонился и отошел прочь – прямой как палка. В последнее время он стал походить на призрака, подумалось королю. Под глазами черные круги, лицо изможденное… Тоже, наверное, не спал ночь. Что ему вспоминалось, интересно?
   Не прошлое же. Сколько у него того прошлого?…
   А вот еще вопрос: как ему удается так бесшумно ходить? Словно и в самом деле он умер, а меж сосен бродит его тень.
   Тень Ланселота.
   – Эй, вина попиватель, – послышалось из-за спины, – я нашел Ойлена. – Оки оступился и по колено ухнул в сугроб. – Сейчас явится, пьянчуга.
   Только теперь Финдир обратил внимание, что на бедре Длинной Подписи болтается меч Ланселота.
   – Ты что же, Оки, готовишься сражаться со зверями великими?
   Тот глянул на оружие, равнодушно пожал плечами:
   – Отчего нет? Финдир, все в мире меняется. В наше время героем может стать любой. Распорядиться, чтоб начали церемонию?
   – Да уж, будь добр. И Ойлена сюда. Немедленно.
   По варварским рядам пошло движение. Бухгалтеры спешно допивали вино, вытирали усы и становились в строй. Коренастенькие варварки в кордебалетных юбочках заняли места меж сосен. На огороженный помост вскарабкались музыканты.
   – Вот он, в снегу стоятель. – Оки вынырнул из чащи, волоча за собой упирающегося малого в ярко-алом костюме с бубенчиками. – Сбежать пытался… Пьян порядочно, да ничего. Макнуть его в снег?
   На лице Ойлена застыли капли влаги. Видимо, Оки уже макал его, и не раз, чтобы привести в чувство. Но шут выпил слишком много, чтобы так сразу протрезветь.
   – Хватит, Длинная Подпись, уймись. – Король холодно посмотрел на Тальберта. – Ты пьян, шут? Отчего же?
   – Я с похорон, потрясатель табунов. Хорошего человека хоронил.
   – Не слышал, чтобы у нас кто-то умирал. Видимо, это твоя новая острота?
   – Нет, король. Я помянул честного варвара, аларикского правителя. Того, кто держал свое слово.
   – Ты жесток, Ойлен. Это всего лишь политика, понимаешь?
   – За политику я тоже выпил.
   Финдир поморщился. Бухгалтеры уж начали оглядываться. Отчего этот сумасшедший всегда так громко говорит?
   – Ладно, шут. Встряхнись! У Аларика великий день – день славы и победы. Ты должен быть весел, мой шут.
   – Конечно, король. Я буду. Говорят, ты спас мир этой ночью…
   Слишком много знает, решил Финдир. Бесполезно спрашивать – откуда и почему. Чутье подсказывало, что долго Ойлен не проживет. Только человек, готовый к смерти, может позволить себе быть откровенным с королями.
   – Уймись, шут! Лучше слушай: я скажу речь. Мне важно знать твое мнение, ведь это будет хорошая речь. По крайней мере, варварам она придется по вкусу.
   – …Если они у тебя соловьи, то им понравится, – отозвался шут. – Но я не соловей. Меня ты баснями не накормишь.
   Пока Финдир и Ойлен препирались, румяные варварки успели раскатать ковер от ног короля к арке с белой лентой. Золотой Чек ступил на багровые узоры. Тут же умолк шум, и бухгалтеры застыли, преданно глядя на повелителя.
   – Слушайте меня, варвары, – начал король. – Слушайте речь, сыны Бьоки и Хрендира! Многие ли из вас помнят славы варварской эпоху? Тяжелые гроссбухи и всесокрушающие счеты наводили ужас на недругов Аларика. Боевой клич наших предков повергал врагов в отчаяние. Но пришли новые времена. Сладкие кружки из теста, с джемом, кремом и повидлом стали пищей охотников, ранее съедавших ухохотня за один присест. Ливреи да форейторские камзолы облекли чресла тех, кто раньше голышом спал на снегу.
   Варвары озадаченно зашептались. С чреслами король перемудрил, перемудрил… немногие знали, что означает это слово. Лицо Харметтира приобрело скучающее выражение. Никакой ухохотине не сравниться по вкусу с тримегистийским сырным пирогом, решил он. Правитель безнадежно отстал от жизни.
   – Пришла пора восстановить поруганную справедливость. Перед вами герой, который очистит мир от скверны цивилизации. Хоакин Истессо, Ланселот по праву рождения. Он несет меч, сокрушающий чудовищ.
   Хоакин выступил вперед и поклонился варварам. Ножны на его бедре были пусты.
   – Оки, негодяй, – зашипел Финдир. – Отдай ему меч! Иначе лишу своего благоволения.
   Маленький варвар притворился, что не слышит. Хоакин подошел к королю, стал на одно колено.
   – Дай, я обниму тебя, могучий герой. – Золотой Чек заключил Истессо в объятия. – На пути, – звук поцелуя, – к новому миру, – еще один, – без чудищ и неугодных королей.
   – Ураааа! – взметнулись к небу боевые счеты.
   – Ураааа! – заплескали страницами гроссбухи.
   – Благословляю тебя, Хоакин. – В глазах короля блеснули слезы. – Будь мне как сын родной.
   Истессо шагнул к туманному зеву портала. Белая лента на фоне серой струящейся мглы выглядела беззащитно. Последний бастион на пороге новой эры…
   Стрелок остановился у ленты. Не глядя, протянул руку за ножницами. Строй варваров качнулся, бухгалтеры расступились, пропуская новое действующее лицо. Грудастая девушка с волевым лицом лебяжьей походкой двинулась к Хоакину. В руках – атласная подушечка, на подушечке – золотые ножницы.
   Харметтир лучился счастьем: ведь это его дочь выбрали для ритуала. Оки, у которого было два сына, но не нашлось дочерей, остался не у дел. В кои-то веки восторжествовала справедливость.
   – Позвольте мне, сударыня, – с ликующим звоном бубенчиков выпрыгнул Ойлен. Выкинул коленце, в комичном ужасе хлопнул себя по бедрам, присел. Девушка не успела даже вскрикнуть, как шут схватил ножницы.
   – Эгей, Хок, – заорал он. – Что нам церемонии? Давай по старой памяти! Как раньше, помнишь?…
   Хоакин равнодушно посмотрел на шута:
   – Не помню ничего. Но делай как знаешь.
   – И то верно.
   Средь варваров поднялся ропот. Не обращая ни на кого внимания,Тальберт протянул Хоакину ножницы. Сделал это неловко: едва стрелок коснулся золотых колец, пальцы Ойлена разжались. Ножницы сверкающей стрекозой нырнули в снег.
   – Вот досада! – Бродяга улыбнулся бледными губами. Шепнул торопливо: – Обманули тебя, Хок. Там за порталом – смерть. Тебе в правую арку надо. Слышишь? Там Лиза.
   – Понял, – Ланселот зашарил в снегу, отыскивая ножницы. – А ты беги, спасайся, бродяга… Варвары тебе этого не простят.
   Так и вышло. Аларикцы взревели дико и отчаянно. Харметтир успел первым. Громадная туша охотника на ухохотней обрушилась, сбивая шута с ног.
   – В правый! В правый, Хоакин – орал Тальберт, пятная снег красным. – Там Лиза! Спаси ее!
   – А, предатель! – ревел Большой Процент. – Ах ты, сссука!!
   Против варварского тана шансов у шута не было. Клубок из двух вопящих и рвущих друг друга тел прокатился меж соснами и рухнул с обрыва. Вокруг Хоакина образовалось кольцо старших бухгалтеров. Финдир выхватил из рукава табакерку.
   – Всем разойтись! – крикнул он. – Держите его!
   Варвары заметались, не зная, какой приказ выполнять. Снизу донесся вой. Вот он оборвался, и над снежным валом рывками появился силуэт Харметтира.
   – Готов, – объявил варвар, пошатываясь. Возвращаться ему пришлось по целине. На каждом шаге могучий тан проваливался в снег по колено, а то и по пояс – Так ему, падле. Попомнит аларикскую вольницу.
   – Хорошо. – Финдир вытряхнул из табакерки в ладонь пригоршню чихательного зелья. Он предусмотрел все. И возможное предательство, и то, что Ланселот может заартачиться. Но крайних мер не понадобилось. Хоакин вдруг скорчил гримасу. Он сдерживался из последних сил, а потом присел, спрятал лицо в ладонях и оглушительно чихнул. Еще и еще раз.
   Золотой Чек усмехнулся. Боги хранят Аларик. Бесполезный порошок пришлось высыпать обратно в табакерку. Король махнул рукой:
   – Продолжаем церемонию. Ну что встали?
   Все вернулось на круги своя. Раззява-златовласка протянула Хоакину ножницы. Губы ее тряслись, румянец сошел со щек. Трясись, трясись, милая, подумал Финдир. У Аларикского зверя будут свои жертвенные девы, и ты окажешься первой. И вряд ли Харметтир будет против – он слишком любит почести и церемонии.
   Истессо озадаченно смотрел на ножницы. Спасительный чих стер из его памяти не только выходку шута: о том, что ему предстояло сделать, Ланселот тоже не помнил.
   Король решил, что пора прийти ему на помощь.
   – Понимаю, как тебе тяжело, парень, – обнял он за плечи стрелка. – Ничего не помнишь, да?
   – Куда делся Бизоатон? – спросил Истессо. – Почему кругом зима?
   – Слушай, я тебе все объясню. Только быстро. Слушай же…
   Бухгалтеры обступили шатающегося Харметтира. Кто-то протянул кружку с горячим вином, кто-то – ухохотний окорок. Тан же первым делом потянулся к своему гроссбуху. Лишь добавив новую закладку, он принялся за еду и питье.
   – Силен, брат, – Оки фамильярно потрепал Харметтира по плечу. – А что с Ойленом?
   – Ничего особенного. – Большой Процент зачерпнул пригоршню снега и прижал к заплывающему от удара глазу, – Волков кормит.
   – Волков – хорошо. Волк – варварский зверь. Надеюсь, он не подведет, дело-то важное.
   Харметтир отбросил окровавленный снежок в сторону и загреб новую пригоршню снега.
   – Тут беспокоиться нечего. Ойлен посвятил этому делу всего себя.

Глава 16
МЕДОВАЯ КОМЕТА

   Старый жрец сидит в шатре и пьет малиновый чай с коржиками на меду. Два старших бухгалтера и шаман следят во все глаза, чтобы он не исчез и не выкинул какой-нибудь номер. Финдир честно предупредил стражников, что случится, если старик сбежит или превратится в зверя великого. Потому-то они так по-звериному чутки к каждому его движению. Что не мешает им, впрочем, спокойно беседовать.
   – …а это правда, что по улицам Арминиуса бродят северные олени? – спрашивает его преосвященство, прихлебывая из блюдца.
   Варвары переглядываются.
   – Что олени! – говорит старший. – Я однажды пингвина видел.
   – А я ухохотня, – подхватывает тот, что помоложе.
   – А вот белые медведи к нам не забредают, – задумчиво говорит шаман. – Ухохотней боятся. Нет зверя страшнее тролля-ухохотня.
   – А правда, что у вас зимы суровые? Настолько, что приходится раскалять печь докрасна и спасаться, прижавшись к ней вплотную?
   – Почти. Докрасна – не докрасна… но поленце вовремя не подбросишь – беда будет. Передайте вон ту чашку, ваше преосвященство.
   – Помню, – поддерживает стражник помоложе, – однажды мальцом заигрался… и того… забыл подбросить.
   – И?
   – Ну что, что… замерзло пламя-то. Так, что вьюшку печную закрыть не удалось.
   Варвары хмурятся.
   – Ох, лупливал я малых за такие штуки, – вздыхает старший. Шаман кивает согласно. – Недогляд, небрежение, а с того – всей семье убыток. И печь долотом приходится отчищать. От огня замерзшего-то…
   Его преосвященство шумно отхлебнул из чашки, Варвары… Так и не понять, издеваются над ним или всерьез говорят. И то, и то возможно. Он протянул чашку шаману, и тот щедро плеснул чаю.
   Что-то шло не по плану. Дурное предчувствие не давало его преосвященству покоя.
   Где-то что-то не так.
   С кем же? С бунтовщиком? Королем Финдиром?
   – А скажите, – спросил он, – духи у вас сильно бунтуют?
   – Духи? Что за духи? – удивился шаман.
   – Да так, ничего… Вот уже второй раз неподалеку воротца открывают. Проход на план огня. Пустяки, не обращайте внимания.
 
   Тальберт отлично понимал, против чего идет. Шуты редко бывают дураками. Вот только другого выхода у него не было.
   Он опоздал всего на чуть-чуть. В миг, когда Оки торжественно вручил Истессо меч Ланселота, за его спиной открылась дверца. Крошечная – всего в локоть высотой, – висящая в воздухе дверца, вся изузоренная лепестками огня.
   – Тальберт! – крикнула Маггара, кружа над головой маленького варвара. – Тальберт, мы вернулись!
   – И Дамаэнур с нами! – подхватил Гилтамас. Глаза Финдира округлились, словно у ребенка, что воровал конфеты с елки, а наткнулся на живого Деда Мороза.
   – Это что за шутки? – крикнул он. – Куда? Что?
   И:
   – Руби их!
   События понеслись вскачь. Представьте пиротехника, что собрал всяческие «вдруг!», «а тут!» и «внезапно!», слепил из них фейерверк и запалил. Так и тут.
   …Хоакин боднул Оки лбом в челюсть…
   …варвары вскинули луки…
   …король рванул крышку табакерки…
   …Маггара заверещала, увидев кровь и потерянный шутовской колпак…
   …в снег из волшебной дверцы пролилась огненная струя…
   Взметнулись облака пара. Стрелы ушли в него, как в молоко. Финдир промахнулся и ненароком вытряхнул содержимое табакерки в лицо Большому Проценту.