Страница:
– Слушай, Галина Ивановна, я продолжу. – Голос начальника кадров обрел силу, зазвенел металлом, так, наверное, он всегда разговаривает с подчиненными. – С первого числа ты откомандировываешься в распоряжение главного специалиста по непрерывной разливке, – поднял насмешливые глаза на окаменевшую женщину, – в Индию.
– А мое согласие уже не требуется? – вяло спросила Галина Ивановна. Она была окончательно сломлена новым назначением. Как у нас все решается быстро и деловито, когда оно нужно начальству, и как тяжко, по-черепашьи движется любое дело, когда в нем не заинтересованы сильные мира сего.
– Будем предельно откровенны. – Сырцов выбрался из-за стола, тяжело дыша. – Никогда ты, самовлюбленная баба, не ценила заботы товарища Разинкова, всех нас. – Он демонстративно упивался возможностью хоть напоследок насолить этой гордой, всегда державшейся независимо «разливщице», давным-давно накипела у хитроумного управленца злоба на любимцев генерального директора, которые были ближе к сладкому пирогу распределения, чем он. Вот и сейчас эта баба не оценила их воистину благородный жест, своеобразный спасательный круг – выезд за рубеж. Могли бы просто выгнать за ворота, сделать невыездной. – Никогда ты не ценила, что получала ордена, выезжала за границу. – Сырцов покачал круглой головой. – Охо-хо! Все добро – коту под хвост.
– Хватит ныть! – резко встрепенулась Галина Ивановна. – Оглянись на себя, тупой битюг! Своими руками ты ни шиша не сделал, а своим умишком только и научился плести интриги. – Она словно не вникала в смысл сказанного Сырцовым. И он постарался не принимать близко к сердцу ее слова, сказанные в запальчивости, слышал, что все из «чумного семейства» Русичей были несдержанны на язык.
– Давай-ка заканчивать разговор. Я тебя предупредил. Приказ вступит в силу через пять дней. А там… Вольному воля, спасенному рай. Желаешь, можешь уволиться с комбината, даже с должности оператора разливки, которую по самому большому счету я мог бы тебе предложить по знакомству. Но лучше уехать за рубеж. Горожане-то у нас – провинциалы, будут тыкать вслед пальцами, вон, мол, идет мать разбойника. – Сырцов вновь выбрался из-за стола, подошел вплотную к Галине Ивановне и сверху вниз стал осыпать ее поникшую голову жесткими, гневными фразами. – И, пожалуйста, никого постороннего в своих бедах не вини, директора тоже. Сама воспитывать сыночка не пожелала, кого винить? Все недосуг было, на уме – стенды да кристаллизаторы, не бабское это дело, вот и доработалась.
– Я не нуждаюсь в твоей словесной выволочке, Сырец! – резко оборвала Галина Ивановна. Вытерла досуха глаза, чтобы посетители в приемной не видели ее слез. – Думаю, на вас с Разинковым свет клином не сошелся, поищем справедливости в ином месте. – Она рванулась к двери. Сырцов едва успел перехватить ее руку.
– Будешь подписывать приказ или… сядь, отдышись! Экие вы, Русичи, гордые! Всюду высовываетесь, все вам подай-поднеси. Скажу откровенно, по старой дружбе, мы с товарищем Разинковым использовали все связи в министерстве, чтобы выбить тебе должность за рубежом. Хочешь, работай в Бхилаи, в Индии, хочешь – в Искандеруне. Поживешь там годик под знаменем с полумесяцем, сколотишь капиталец, а тем временем тут все забудется, сотрется из памяти. Ну, договорились по-доброму или все еще кусаться будешь?
– Разинкова я хоть с трудом, но понять могу, наверное, нашел себе новую пассию, помоложе, а ты… спешишь лишний раз в задницу лизнуть.
– Последний раз спрашиваю, едешь в загранкомандировку или?.. – Сырцов начинал терять терпение. Ему надоела эта комедия, в которой, честно сказать, сам оказался с боку припека, взял в руки бумагу, делая вид, что готов ее разорвать. – Отвечай!
– Ладно, ваша взяла. В Индию, так в Индию. – Силы оставили Галину Ивановну, сопротивлялась больше по инерции, отлично понимала, без непрерывной разливки ей просто не выжить. Это, наверно, звучало кощунственно, но она могла пережить гибель близких людей, землетрясение, цунами, всеобщий потоп, но только не это. Отлучение от огня могло означать для нее беспросветное существование, медленное угасание. – Эх, ладно, ваша взяла, пусть все летит в тартарары! Гнилая сила добрую солому всегда сломит. Знаю, ты хороший взяточник, Сырец, скажи, что тебе за услуги привезти из Индии? – Галина Ивановна имела обыкновение быстро приходить в себя после самых тяжелых ударов, недаром занималась мужским делом. И на сей раз весьма вовремя подумала о том, что жизнь, к счастью, продолжается. И еще подумала о том, что эта несправедливость словно придала ей новые силы. Если Родина оказывается ей мачехой, то она обязательно прославит любую чужую страну, утрет сопливый нос всем этим доморощенным прилипалам. Каково будет без нее выглядеть новатор товарищ Разинков?
– Видишь, всегда можно полюбовно договориться, – нашелся Сырцов, очень обрадованный, что конфликт исчерпан. Генеральный директор, лучше его знающий слабости и силу Галины, предупредил: «Будь осмотрителен, Сырцов, наша Галя может так лягнуть, искры из глаз посыплются». – Привези-ка мне индуску – статную, с черной точкой на лбу.
– Держи карман шире! – огрызнулась Галина Ивановна. Но Сырцов готов был простить ей любую брань. Главное, что с ее уходом всем им дышать станет легче. – Прощай, товарищ Сырцов! Признаюсь, меня от одной твоей жирной рожи воротит, бежать хочется хоть на край света! – и, словно предупреждая ответный выпад, Галина Русич метнулась к двери…
И когда тот попросил свести его с генералом Ачкасовым, Петр Кирыч не смог ему отказать.
Встретились они будним днем на даче бывшего первого секретаря обкома партии, где отныне Петр Кирыч проводил большую часть времени.
Субботин привез с собой бутылку коньяка «Мартини», шампанское, бутылку водки. Нашлось что выпить и в холодильнике Петра Кирыча, который не прочь был «расслабиться» как следует. Генерал Ачкасов вышел из дома, подошел к дежурному сержанту:
– Меня здесь ты не видел, понял?
– Так точно, товарищ генерал! – отчеканил сержант.
– На, хозяин угощает, – Ачкасов сунул в руки оторопевшему сержанту бутылку «Пшеничной», – выпьешь после дежурства…
Для форсу Петр Кирыч растопил камин, включил боковой свет, хотя на дворе еще было достаточно светло. Как водится, выпили первую за знакомство, вторую – за встречу. Постепенно разговорились. Словно невзначай упомянул Субботин покойного генерала армии Щелокова.
– Кстати, давно хотел вас спросить, Павел Эдуардович, – оживился Петр Кирыч, – откуда вы знали Николая Анисимовича?
– Я писал о нем книгу, которая по известным вам причинам не вышла. Жаль, оклеветали его враги.
Петр Кирыч и Ачкасов дипломатично промолчали: оба боготворили бывшего министра. Щелочихин был обязан дяде всем на свете, а генерал – своим званием. Улучив момент, ловкий Субботин поинтересовался майором Андрейченко, что, мол, это за человек.
– О, это наш Мегрэ, – широко разулыбался Ачкасов, – фанатик сыскного дела. Волкодав! Ежели в кого вцепится – загрызет. Чудаковатый, наивный, но дотошный. А что, чем-то он тебе тоже досадил?
Пришлось Субботину открывать карты, рассказал, что этот «Мегрэ» ворвался к нему в квартиру, учинил незаконный допрос, намекал на связь с неким Пантюхиным. При этих словах Петр Кирыч и Ачкасов невольно насторожились. Когда-то Петр Кирыч передал его «по цепочке»
Ачкасову, а тот сделал Пантюхина своим личным сексотом.
– Устрой-ка ты, генерал, головомойку этому майору, – дружески посоветовал Петр Кирыч, – пусть лучше жуликов ловит, а не фантазирует. Человек прибыл по рекомендации министра.
На том и расстались. А сегодня чуть свет майор Андрейченко снова появился в квартире Субботина, вежливо предъявил хозяину ордер на обыск.
– Вы меня, майор, верно, с кем-то путаете, – хладнокровно заметил Субботин, понимая, что «Мегрэ» за что-то зацепился, ибо копал настойчиво и смело, не подозревая, что в любом случае роет себе могилу. Видимо, генерал еще не успел с ним разобраться. – По какому поводу обыск?
– Вы, гражданин Субботин, подозреваетесь в связях с преступной группировкой, которая занималась бандитизмом, убийствами. Кстати, как свидетельствуют задержанные, они участвовали в покушении и на вашу жизнь. Странно, вы не находите ли? Чем вы им не угодили? Это для меня пока неясно, а остальное…
– Послушайте, товарищ майор, – ни один мускул не дрогнул в лице Субботина, – вы мне по-человечески очень нравитесь своей напористостью, смелостью, однако нельзя руководствоваться одними эмоциями. Зачем «шить» несуществующее дело? К примеру, на меня никто никогда не нападал. Зачем злоумышленникам это делать? Золота не имею, врагов – тоже.
– Клевета получается, да? Наоборот, интересное мероприятие проклевывается. Сейчас вы в этом убедитесь. – Майор приоткрыл дверь, и Субботин успел разглядеть на лестничной клетке людей в милицейской форме, мысленно возблагодарил небеса за то, что сдержался, не принял мер самозащиты. – Семенихин, войди!
Вот кого не думал увидеть Субботин в квартире. В сопровождении сотрудника в гражданском появился тот самый субъект, который с дружком покушался на его жизнь. Был уверен, купил их всех и каждого с потрохами. И вдруг… Раскололся, подлец!
– Встаньте, Семенихин, вот здесь! – Майор указал арестованному место у стены, ближе к двери. Тот повиновался, двигался неуверенно, словно в полусне. – А теперь прошу повторить, ничего не скрывая, что записано в протоколе.
– А чо повторять-то? Записано ведь, – тупо проговорил Семенихин. – Подступил Пантюха: мол, надобно проучить за «полкуска» доходягу-писателя, сует, мол, длинный нос куда не следует. Темнил Пантюха, а теперича я вот какой больной, – для убедительности ухватился за стенку.
– Дальше продолжайте.
– Ну, вошли мы в тот вечер в подъезд, там и Пантюха проживает, выкрутили лампочки, встали вдоль стенки, я должен был его первым огреть по кумполу, а Лорд лежачего отметелить. Пантюха нам его личность заранее показывал. Приготовились. И туточки, мама родная! Вроде как из огнетушителя на нас брызнуло, по мордам. Я брякнулся и отключился, до сих пор шишка на башке. Сколько лежал, не знаю, очухался – слезы из глаз ручьем, задышка в груди. Видать, газом он нас траванул. С тех пор у меня и начались припадки. Чуть что и… закрутит, жизнь не мила…
– Что вы теперь скажете, гражданин писатель? – прищурился майор. – Отпираться будем или… Чем это вы их шуранули, а?
– Спьяну наговаривает, – небрежно отмахнулся Субботин. – Богатая у вас с ним фантазия. Вы, кажется, хотели обыскивать квартиру, пожалуйста, но – прежде я позвоню вашему начальству.
– Хоть самому министру! – Майор Андрейченко распахнул дверь, и в нее вошли еще двое сотрудников, без лишних разговоров начали производить обыск.
Субботину казалось, что внутри у него все дрожит. В квартире было столько скрытых механизмов и тайных средств нападения и защиты, что даже малая толика найденного выдала бы его с головой. Конечно, все упрятано профессионально, этим ментам из провинции отыскать тайники не по зубам, но все же, все же… Случается, раз в год и палка стреляет. Сконцентрировав всю волю, Субботин мечтал только об одном, чтобы генерал Ачкасов был на месте.
– Ачкасов у аппарата!
– Здравствуйте, товарищ генерал, – ровным голосом заговорил Субботин, заметив, что все сотрудники приостановили поиск, затаили дыхание. – Это писатель Субботин Настроение? Неважное. Хочу звонить в МВД, но прежде. Да, именно, майор Андрейченко. Производит обыск. Есть какая-то писулька, вроде бы от районного прокурора. Что? Передаю трубку – Полуобернулся к майору – Вас генерал просит.
– Товарищ генерал, – бойко заговорил майор Андрейченко, – приступил к обыску. Да, есть веские основания. Как это прекратить? Все строго по закону. К вам? Сейчас? Слушаюсь, но… Хорошо, доложу лично. – Майор Андрейченко положил трубку и сказал ледяным тоном – Вижу, товарищ писатель, у вас крепко завязано Ничего, и не такие узелки распутывали. Посидите дома, пожалуйста, часа два, а потом продолжим. А ты, Сергеев, побудь с ним неотлучно. Лиса рыжая, смотри в оба.
Майор, арестованный Семенихин и еще двое сотрудников уехали. Субботин остался наедине с рыжеволосым немолодым сержантом, который демонстративно сел у дверей, с вызовом поглядывая на хозяина квартиры. Ситуация возникла чрезвычайно сложная.
«Нужно убрать микрофоны и другие устройства, лежащие на поверхности, – решил про себя Субботин – Как это сделать? Попробую сконцентрироваться на подсознании этого рыжего, а потом… подавив его волю… А может, брызнуть нервно-паралитическим? Нельзя. Это крайний ход»
– Сержант, разрешите мне выпить рюмку с расстройства? – заискивающе спросил Субботин, устремив взгляд в лицо рыжего.
– Ваше право, – охотно откликнулся сержант, – хотите пейте, хотите нет.
Субботин нарочно распахнул бар так, чтобы был виден весь арсенал.
– Ого! Тут у вас, как на банкете, – заинтересовался сержант – А пьете что? Название?
– Коньяк «Наполеон», – небрежно ответил Субботин, гипнотизируя сержанта, внушая ему мысль выпить с ним.
– Ароматная штука, – рыжеволосый приблизился к бару, жадно пожирал глазами невиданные прежде напитки. – Понюхать можно?
– Я бы предложил попробовать, но… на службе. Понимаю. – Субботин развел руками, поймал заинтересованный взгляд рыжеволосого сержанта.
– На службе не пьем! – неровным голосом ответил сержант. И отступил на пару шагов, к двери, дабы не соблазняться чудным зрелищем.
В дверь позвонили. Сержант, не спрашивая разрешения хозяина, отворил. На пороге стоял взволнованный Пантюхин. Завидя сержанта, обрадовался, дернул его за рукав.
– Сеня! Здорово, что ты здесь! Выдь-ка на минутку, что скажу! – Сержант растерянно оглянулся на Субботина, строго сказал: – Вы тут не балуйте, я сейчас. – И вышел за дверь, осторожно притворив ее. Однако Пантюхин отлично понял ситуацию и, вроде бы неловко повернувшись, захлопнул дверь.
– Ты что натворил, сука? – услышал Субботин голос рыжего сержанта. – Зачем дверь закрыл?
– Нечаянно. Да ты, Сеня, не дергайся. Отмычки-то у меня на что, вмиг откроем, а пока… слушай сюда.
Видимо, ловкий Пантюхин отвел сержанта от дверей. Этого было достаточно, чтобы скрыть явные улики, которые могли бы заинтересовать майора. Недаром у Субботина были заранее припасены более глубокие тайники, раскрыть которые смог бы только суперклассный агент.
Минут через сорок позвонил майор Андрейченко, приказал сержанту покинуть пост. Обыск временно откладывается…
Наверное, впервые в жизни в душе Гринько шевельнулось чувство, похожее на жалость.
Это была если не всемирная, то уж, во всяком случае, европейская сенсация. Пронырливые журналисты одновременно в английской и шведской газетах сообщили о том, что российский концерн «Воздух», руководимый «новым русским», полным ходом переправляет за рубежи России медь особого назначения. Однако не это ошарашило читателей. В сообщении указывалось, что концерн ведет акцию совместно со скандальной фирмой Марка Рига, заочно осужденного американским и канадским судами на 325 лет тюремного заключения. Марка Рига пока безуспешно розыскивал Интерпол. Вполне естественно, что не только европейские газеты занялись «раскопкой» этой шумной истории. Гороховский ведет дела с Марком Рига, значит, он имеет некие подступы к этому крупнейшему гангстеру всех времен и народов.
За Григорием Гороховским стали буквально охотиться, помимо сыщиков, иностранные корреспонденты, рыскали по Москве и журналисты российских средств массовой информации. Однако концерн словно растворился в том самом воздухе, которым торговал. Страсти постепенно начали утихать, как вдруг в одной из газет Германии промелькнуло новое сообщение о том, что сотрудники концерна «Воздух» вывезли без экспортной пошлины более двух тонн меди марки М-1, являющейся стратегическим материалом. Дотошный корреспондент, скрывшийся под псевдонимом С.С., утверждал со всей серьезностью, что это обычная медь и что по документам она правильно значится как отходы медеплавильного производства.
Реакция последовала тут же. Всколыхнулись журналисты России, Америки и Европы, поднялась на «дыбы» и служба безопасности. По всему чувствовалось, что вот-вот сам Гороховский будет обнаружен и арестован. Однако время шло, а концерн, судя по всему, действовал. Очень осторожно и умело. И однажды почти разом в российских и американских газетах напечатали новую подробность, которая заставила многих схватиться за головы. Якобы концерн Гороховского был причастен к нашумевшей истории фирмы «Колумбус». Суть состояла в следующем: грузинский скульптор Церетели решил осчастливить Америку памятником Колумбу. Памятник должен был потрясти воображение. Церетели, один из талантливейших скульпторов мира, умел это делать. Оказалось, что под этим прикрытием, к которому сам Церетели не имел никакого отношения, уже переправлено столько меди, сколько хватило бы на сооружение 30 гигантских памятников всем президентам Америки.
Руководство газет и телевидения, прокуратура и правительственные органы требовали расследования. Но Гороховский ускользал от преследователей легко и изящно. И пошли гулять по страницам газет фантастические домыслы и вымыслы. Писалось и о том, что валютный счет концерна в швейцарских банках превышает счет Украины и Белоруссии, вместе взятых, что самого Гороховского наперебой приглашают к себе на службу западные финансовые воротилы. Некоторые даже сообщали, что создатель «Воздуха» уже покинул пределы России. Однако черные тучи продолжали сгущаться. И вскоре грянул гром, который смыл налет фантастики…
В тот день ничем не примечательная автомашина «жигули» подкатила к зданию с вывеской: «Реставрация старой мебели». Здание, некогда принадлежащее купцу Дворянчикову, располагалось в тихом малолюдном проулке за бывшей Рогожской заставой. Первым вышел из машины молодой человек в плаще и берете. Получив сигнал с невидимого пульта, дверь отворилась. С этой минуты, по версии журналистов, вступал в действие лазерный контроль за каждым, кто входил в здание…
Пуленепробиваемые двери, замаскированные под обычные филенчатые, автоматически закрылись за президентом концерна. А спустя два часа в кабинете Гороховского появились два корреспондента китайского агентства «Синьхуа». Гороховский лично встретил гостей, провел в служебный кабинет. Китайцы были приятно удивлены, увидев возле кресел низенький столик, на нем фарфоровые чашечки, чайник и даже чуть дымящиеся священные палочки Го. Сдержанные китайцы ничем не выдали своих чувств, боялись «потерять лицо».
Разговор также начался в традиционном восточном стиле – медленно раскручиваясь. Поначалу потолковали о московской переменчивой погоде, о здоровье родных и близких, о радости бытия и совершенства, а затем плавно перешли к цели визита.
– Давайте отбросим восточную деликатность и перейдем к делу, – взял бразды правления в свои руки Гороховский. – Мне известно, кого вы в самом деле представляете.
– Мы согласны. И очень просим извинить за конспирацию. – Оба китайца закивали и стали очень похожими друг на друга. – Итак, что конкретно вы смогли бы предложить китайской стороне? Напоминать о просторах нашего рынка нет смысла. Вы бывали в Тянцзине, Нанкине, Шеньяне.
– Планы мои в вашем регионе довольно обширны. Мечтаю открыть совместные предприятия не только на континентальном китайском берегу, но и в Гонконге. Эти фирмы будут производить продукцию, список которой мы предоставим. А расплачиваться мы будем, к примеру, кормовыми фосфатами или компонентами коксохимического производства, из которых в дальнейшем можно производить до трехсот наименований крайне дефицитной продукции.
– Миллионы из дыма! – осторожно намекнул один из журналистов. – Извините за вольный образ.
– Вы, пожалуй, правы. Одни делают деньги просто из воздуха – занимаются перепродажей акций и товаров, я же делаю деньги из дыма – из отходов, из ядов. Ведь если продолжать разговор в том же духе, то ваши пуховики, к примеру, тоже делаются из мусора.
– О, нет, нет, – встрепенулся китаец, – мы каждое перышко пускаем в дело, храним его!
– А у нас перья – мусор, – усмехнулся Гороховский. – Мы сжигаем ежедневно горы птичьего пера. Вот почему мой концерн, глядя далеко в будущее, скупил за бесценок, просто спас это ценное сырье. И не только это. – Гороховский взглянул в блокнот, долго думал о чем-то, потом признался:
– Сегодня мой концерн имеет 454 миллиарда рублей в виде неиспользованного сырья, а это, по самым предварительным подсчетам, легко превратить в 600 миллионов долларов.
– Мы вас понимаем, – склонил голову китаец постарше, – поделитесь с нами планами, по возможности.
– Вы много просите, – Гороховский усмехнулся. – Ну ладно! Я позволю себе прочесть вам, господа, маленькую лекцию. Давайте вспомним ленинский нэп, благодаря чему всего за два года удалось накормить огромную Россию. Как это могло случиться? А все проще простого: в России была огромная невостребованная база. Сейчас история повторяется. Снова в России имеется огромная, фантастическая база, которая, в отличие от времен нэпа, тает на глазах, ибо рвутся прежние производственные связи. Мы, предприниматели, не признаем ни границ, ни суверенитетов, мы стремимся прибрать эту базу в свои руки. И тогда дефицит товаров и продуктов исчезнет через полгода. А еще через полгода мы сами начнем экспортировать товары, много товаров, самых разных. И пойдет круговорот природы, – Гороховский мечтательно устремил взор куда-то в дальние горизонты, видимые только ему одному.
– Исчезновение дефицита повлечет за собой резкий подъем сельского хозяйства, что, в свою очередь, наполнит рынок российскими товарами.
– Наши деловые люди с радостью примут предложения, – продолжал гнуть свою линию старший китаец, осторожно поглаживая подбородок. – И еще одно. С кем вы хотели бы иметь дело: с правительством, с бизнесменами или…
– С теми, кто будет честно выполнять соглашения! – Гороховский сразу понял, куда гнет хитрый китаец. Самые большие возможности у дельцов мафии. Он не боялся этих структур, отлично изучив их строение, понял – несмотря ни на что, чиновничий мир идет к власти. И только тайный совет тщательно замаскированных «королей» знает, кого и куда поставить, кому и сколько заплатить, кого возвысить, кого низвергнуть. Это касается и министров и президентов. Гороховский не боялся проникновения мафии в парламенты и министерства. Нажитые деньги нельзя солить и мариновать, их нужно вкладывать в произведения искусства, а еще лучше – в производство, тем самым увеличивая капитал. – У меня огромные возможности, в том числе сырьевые. Вы, наверное, заметили, мой концерн не берет у государства ни копейки, а платит государству огромные налоги, хотя для меня нужно бы сделать налоговые льготы, ибо я улучшаю экологию страны.
– Если можно, хотя бы еще один пример?
– Пожалуйста! Россия ежечасно сжигает на своих производствах миллионы тонн опилок. А я предложил убирать их и складировать. Заплатил леспромхозам и мебельным комбинатам мизерную сумму, за что они не знали, как меня благодарить. Откуда было им знать, что я, Гороховский, не стану прессовать опилки, чтобы получать громоздкие и дешевые плиты. Я просто вывезу опилки к вам, в Китай, или в Гонконг, а ввезу оттуда в Россию станки по производству древесностружечных плит. Дальше – больше. Вы улавливаете мою мысль? Что выгоднее мне будет вывозить: опилки или готовые древесностружечные плиты?
– А мое согласие уже не требуется? – вяло спросила Галина Ивановна. Она была окончательно сломлена новым назначением. Как у нас все решается быстро и деловито, когда оно нужно начальству, и как тяжко, по-черепашьи движется любое дело, когда в нем не заинтересованы сильные мира сего.
– Будем предельно откровенны. – Сырцов выбрался из-за стола, тяжело дыша. – Никогда ты, самовлюбленная баба, не ценила заботы товарища Разинкова, всех нас. – Он демонстративно упивался возможностью хоть напоследок насолить этой гордой, всегда державшейся независимо «разливщице», давным-давно накипела у хитроумного управленца злоба на любимцев генерального директора, которые были ближе к сладкому пирогу распределения, чем он. Вот и сейчас эта баба не оценила их воистину благородный жест, своеобразный спасательный круг – выезд за рубеж. Могли бы просто выгнать за ворота, сделать невыездной. – Никогда ты не ценила, что получала ордена, выезжала за границу. – Сырцов покачал круглой головой. – Охо-хо! Все добро – коту под хвост.
– Хватит ныть! – резко встрепенулась Галина Ивановна. – Оглянись на себя, тупой битюг! Своими руками ты ни шиша не сделал, а своим умишком только и научился плести интриги. – Она словно не вникала в смысл сказанного Сырцовым. И он постарался не принимать близко к сердцу ее слова, сказанные в запальчивости, слышал, что все из «чумного семейства» Русичей были несдержанны на язык.
– Давай-ка заканчивать разговор. Я тебя предупредил. Приказ вступит в силу через пять дней. А там… Вольному воля, спасенному рай. Желаешь, можешь уволиться с комбината, даже с должности оператора разливки, которую по самому большому счету я мог бы тебе предложить по знакомству. Но лучше уехать за рубеж. Горожане-то у нас – провинциалы, будут тыкать вслед пальцами, вон, мол, идет мать разбойника. – Сырцов вновь выбрался из-за стола, подошел вплотную к Галине Ивановне и сверху вниз стал осыпать ее поникшую голову жесткими, гневными фразами. – И, пожалуйста, никого постороннего в своих бедах не вини, директора тоже. Сама воспитывать сыночка не пожелала, кого винить? Все недосуг было, на уме – стенды да кристаллизаторы, не бабское это дело, вот и доработалась.
– Я не нуждаюсь в твоей словесной выволочке, Сырец! – резко оборвала Галина Ивановна. Вытерла досуха глаза, чтобы посетители в приемной не видели ее слез. – Думаю, на вас с Разинковым свет клином не сошелся, поищем справедливости в ином месте. – Она рванулась к двери. Сырцов едва успел перехватить ее руку.
– Будешь подписывать приказ или… сядь, отдышись! Экие вы, Русичи, гордые! Всюду высовываетесь, все вам подай-поднеси. Скажу откровенно, по старой дружбе, мы с товарищем Разинковым использовали все связи в министерстве, чтобы выбить тебе должность за рубежом. Хочешь, работай в Бхилаи, в Индии, хочешь – в Искандеруне. Поживешь там годик под знаменем с полумесяцем, сколотишь капиталец, а тем временем тут все забудется, сотрется из памяти. Ну, договорились по-доброму или все еще кусаться будешь?
– Разинкова я хоть с трудом, но понять могу, наверное, нашел себе новую пассию, помоложе, а ты… спешишь лишний раз в задницу лизнуть.
– Последний раз спрашиваю, едешь в загранкомандировку или?.. – Сырцов начинал терять терпение. Ему надоела эта комедия, в которой, честно сказать, сам оказался с боку припека, взял в руки бумагу, делая вид, что готов ее разорвать. – Отвечай!
– Ладно, ваша взяла. В Индию, так в Индию. – Силы оставили Галину Ивановну, сопротивлялась больше по инерции, отлично понимала, без непрерывной разливки ей просто не выжить. Это, наверно, звучало кощунственно, но она могла пережить гибель близких людей, землетрясение, цунами, всеобщий потоп, но только не это. Отлучение от огня могло означать для нее беспросветное существование, медленное угасание. – Эх, ладно, ваша взяла, пусть все летит в тартарары! Гнилая сила добрую солому всегда сломит. Знаю, ты хороший взяточник, Сырец, скажи, что тебе за услуги привезти из Индии? – Галина Ивановна имела обыкновение быстро приходить в себя после самых тяжелых ударов, недаром занималась мужским делом. И на сей раз весьма вовремя подумала о том, что жизнь, к счастью, продолжается. И еще подумала о том, что эта несправедливость словно придала ей новые силы. Если Родина оказывается ей мачехой, то она обязательно прославит любую чужую страну, утрет сопливый нос всем этим доморощенным прилипалам. Каково будет без нее выглядеть новатор товарищ Разинков?
– Видишь, всегда можно полюбовно договориться, – нашелся Сырцов, очень обрадованный, что конфликт исчерпан. Генеральный директор, лучше его знающий слабости и силу Галины, предупредил: «Будь осмотрителен, Сырцов, наша Галя может так лягнуть, искры из глаз посыплются». – Привези-ка мне индуску – статную, с черной точкой на лбу.
– Держи карман шире! – огрызнулась Галина Ивановна. Но Сырцов готов был простить ей любую брань. Главное, что с ее уходом всем им дышать станет легче. – Прощай, товарищ Сырцов! Признаюсь, меня от одной твоей жирной рожи воротит, бежать хочется хоть на край света! – и, словно предупреждая ответный выпад, Галина Русич метнулась к двери…
* * *
Мало кому прежде знакомый в Старососненске приезжий писатель-анималист Субботин медленно, но верно, словно острый нож в сливочное масло, «прорезался» в самые верхи областной власти, обзаводился нужными знакомствами. Активно помогал ему в этом побаивающийся писателя Петр Кирыч, готов был исполнить любую просьбу. То ли интуитивно чувствовал за спиной Субботина некую силу, то ли боялся, что с помощью писателя всплывет на свет Божий роковая связь между ним и преступным дядей. Вполне вероятно, что подливал масла в огонь рассказ Пантюхина, верной «шестерки», который «напевал» давнему благодетелю про своего соседа-писателя. Как бы там ни было, отстраненный от должности Петр Кирыч еще больше потянулся к Субботину.И когда тот попросил свести его с генералом Ачкасовым, Петр Кирыч не смог ему отказать.
Встретились они будним днем на даче бывшего первого секретаря обкома партии, где отныне Петр Кирыч проводил большую часть времени.
Субботин привез с собой бутылку коньяка «Мартини», шампанское, бутылку водки. Нашлось что выпить и в холодильнике Петра Кирыча, который не прочь был «расслабиться» как следует. Генерал Ачкасов вышел из дома, подошел к дежурному сержанту:
– Меня здесь ты не видел, понял?
– Так точно, товарищ генерал! – отчеканил сержант.
– На, хозяин угощает, – Ачкасов сунул в руки оторопевшему сержанту бутылку «Пшеничной», – выпьешь после дежурства…
Для форсу Петр Кирыч растопил камин, включил боковой свет, хотя на дворе еще было достаточно светло. Как водится, выпили первую за знакомство, вторую – за встречу. Постепенно разговорились. Словно невзначай упомянул Субботин покойного генерала армии Щелокова.
– Кстати, давно хотел вас спросить, Павел Эдуардович, – оживился Петр Кирыч, – откуда вы знали Николая Анисимовича?
– Я писал о нем книгу, которая по известным вам причинам не вышла. Жаль, оклеветали его враги.
Петр Кирыч и Ачкасов дипломатично промолчали: оба боготворили бывшего министра. Щелочихин был обязан дяде всем на свете, а генерал – своим званием. Улучив момент, ловкий Субботин поинтересовался майором Андрейченко, что, мол, это за человек.
– О, это наш Мегрэ, – широко разулыбался Ачкасов, – фанатик сыскного дела. Волкодав! Ежели в кого вцепится – загрызет. Чудаковатый, наивный, но дотошный. А что, чем-то он тебе тоже досадил?
Пришлось Субботину открывать карты, рассказал, что этот «Мегрэ» ворвался к нему в квартиру, учинил незаконный допрос, намекал на связь с неким Пантюхиным. При этих словах Петр Кирыч и Ачкасов невольно насторожились. Когда-то Петр Кирыч передал его «по цепочке»
Ачкасову, а тот сделал Пантюхина своим личным сексотом.
– Устрой-ка ты, генерал, головомойку этому майору, – дружески посоветовал Петр Кирыч, – пусть лучше жуликов ловит, а не фантазирует. Человек прибыл по рекомендации министра.
На том и расстались. А сегодня чуть свет майор Андрейченко снова появился в квартире Субботина, вежливо предъявил хозяину ордер на обыск.
– Вы меня, майор, верно, с кем-то путаете, – хладнокровно заметил Субботин, понимая, что «Мегрэ» за что-то зацепился, ибо копал настойчиво и смело, не подозревая, что в любом случае роет себе могилу. Видимо, генерал еще не успел с ним разобраться. – По какому поводу обыск?
– Вы, гражданин Субботин, подозреваетесь в связях с преступной группировкой, которая занималась бандитизмом, убийствами. Кстати, как свидетельствуют задержанные, они участвовали в покушении и на вашу жизнь. Странно, вы не находите ли? Чем вы им не угодили? Это для меня пока неясно, а остальное…
– Послушайте, товарищ майор, – ни один мускул не дрогнул в лице Субботина, – вы мне по-человечески очень нравитесь своей напористостью, смелостью, однако нельзя руководствоваться одними эмоциями. Зачем «шить» несуществующее дело? К примеру, на меня никто никогда не нападал. Зачем злоумышленникам это делать? Золота не имею, врагов – тоже.
– Клевета получается, да? Наоборот, интересное мероприятие проклевывается. Сейчас вы в этом убедитесь. – Майор приоткрыл дверь, и Субботин успел разглядеть на лестничной клетке людей в милицейской форме, мысленно возблагодарил небеса за то, что сдержался, не принял мер самозащиты. – Семенихин, войди!
Вот кого не думал увидеть Субботин в квартире. В сопровождении сотрудника в гражданском появился тот самый субъект, который с дружком покушался на его жизнь. Был уверен, купил их всех и каждого с потрохами. И вдруг… Раскололся, подлец!
– Встаньте, Семенихин, вот здесь! – Майор указал арестованному место у стены, ближе к двери. Тот повиновался, двигался неуверенно, словно в полусне. – А теперь прошу повторить, ничего не скрывая, что записано в протоколе.
– А чо повторять-то? Записано ведь, – тупо проговорил Семенихин. – Подступил Пантюха: мол, надобно проучить за «полкуска» доходягу-писателя, сует, мол, длинный нос куда не следует. Темнил Пантюха, а теперича я вот какой больной, – для убедительности ухватился за стенку.
– Дальше продолжайте.
– Ну, вошли мы в тот вечер в подъезд, там и Пантюха проживает, выкрутили лампочки, встали вдоль стенки, я должен был его первым огреть по кумполу, а Лорд лежачего отметелить. Пантюха нам его личность заранее показывал. Приготовились. И туточки, мама родная! Вроде как из огнетушителя на нас брызнуло, по мордам. Я брякнулся и отключился, до сих пор шишка на башке. Сколько лежал, не знаю, очухался – слезы из глаз ручьем, задышка в груди. Видать, газом он нас траванул. С тех пор у меня и начались припадки. Чуть что и… закрутит, жизнь не мила…
– Что вы теперь скажете, гражданин писатель? – прищурился майор. – Отпираться будем или… Чем это вы их шуранули, а?
– Спьяну наговаривает, – небрежно отмахнулся Субботин. – Богатая у вас с ним фантазия. Вы, кажется, хотели обыскивать квартиру, пожалуйста, но – прежде я позвоню вашему начальству.
– Хоть самому министру! – Майор Андрейченко распахнул дверь, и в нее вошли еще двое сотрудников, без лишних разговоров начали производить обыск.
Субботину казалось, что внутри у него все дрожит. В квартире было столько скрытых механизмов и тайных средств нападения и защиты, что даже малая толика найденного выдала бы его с головой. Конечно, все упрятано профессионально, этим ментам из провинции отыскать тайники не по зубам, но все же, все же… Случается, раз в год и палка стреляет. Сконцентрировав всю волю, Субботин мечтал только об одном, чтобы генерал Ачкасов был на месте.
– Ачкасов у аппарата!
– Здравствуйте, товарищ генерал, – ровным голосом заговорил Субботин, заметив, что все сотрудники приостановили поиск, затаили дыхание. – Это писатель Субботин Настроение? Неважное. Хочу звонить в МВД, но прежде. Да, именно, майор Андрейченко. Производит обыск. Есть какая-то писулька, вроде бы от районного прокурора. Что? Передаю трубку – Полуобернулся к майору – Вас генерал просит.
– Товарищ генерал, – бойко заговорил майор Андрейченко, – приступил к обыску. Да, есть веские основания. Как это прекратить? Все строго по закону. К вам? Сейчас? Слушаюсь, но… Хорошо, доложу лично. – Майор Андрейченко положил трубку и сказал ледяным тоном – Вижу, товарищ писатель, у вас крепко завязано Ничего, и не такие узелки распутывали. Посидите дома, пожалуйста, часа два, а потом продолжим. А ты, Сергеев, побудь с ним неотлучно. Лиса рыжая, смотри в оба.
Майор, арестованный Семенихин и еще двое сотрудников уехали. Субботин остался наедине с рыжеволосым немолодым сержантом, который демонстративно сел у дверей, с вызовом поглядывая на хозяина квартиры. Ситуация возникла чрезвычайно сложная.
«Нужно убрать микрофоны и другие устройства, лежащие на поверхности, – решил про себя Субботин – Как это сделать? Попробую сконцентрироваться на подсознании этого рыжего, а потом… подавив его волю… А может, брызнуть нервно-паралитическим? Нельзя. Это крайний ход»
– Сержант, разрешите мне выпить рюмку с расстройства? – заискивающе спросил Субботин, устремив взгляд в лицо рыжего.
– Ваше право, – охотно откликнулся сержант, – хотите пейте, хотите нет.
Субботин нарочно распахнул бар так, чтобы был виден весь арсенал.
– Ого! Тут у вас, как на банкете, – заинтересовался сержант – А пьете что? Название?
– Коньяк «Наполеон», – небрежно ответил Субботин, гипнотизируя сержанта, внушая ему мысль выпить с ним.
– Ароматная штука, – рыжеволосый приблизился к бару, жадно пожирал глазами невиданные прежде напитки. – Понюхать можно?
– Я бы предложил попробовать, но… на службе. Понимаю. – Субботин развел руками, поймал заинтересованный взгляд рыжеволосого сержанта.
– На службе не пьем! – неровным голосом ответил сержант. И отступил на пару шагов, к двери, дабы не соблазняться чудным зрелищем.
В дверь позвонили. Сержант, не спрашивая разрешения хозяина, отворил. На пороге стоял взволнованный Пантюхин. Завидя сержанта, обрадовался, дернул его за рукав.
– Сеня! Здорово, что ты здесь! Выдь-ка на минутку, что скажу! – Сержант растерянно оглянулся на Субботина, строго сказал: – Вы тут не балуйте, я сейчас. – И вышел за дверь, осторожно притворив ее. Однако Пантюхин отлично понял ситуацию и, вроде бы неловко повернувшись, захлопнул дверь.
– Ты что натворил, сука? – услышал Субботин голос рыжего сержанта. – Зачем дверь закрыл?
– Нечаянно. Да ты, Сеня, не дергайся. Отмычки-то у меня на что, вмиг откроем, а пока… слушай сюда.
Видимо, ловкий Пантюхин отвел сержанта от дверей. Этого было достаточно, чтобы скрыть явные улики, которые могли бы заинтересовать майора. Недаром у Субботина были заранее припасены более глубокие тайники, раскрыть которые смог бы только суперклассный агент.
Минут через сорок позвонил майор Андрейченко, приказал сержанту покинуть пост. Обыск временно откладывается…
* * *
Полковник Гринько долго сидел неподвижно, уставясь в одну точку. Сколько усилий, смекалки потратил он, чтобы заполучить этого, прямо скажем, гениального мужика. Наладил с ним прочную связь. Деньги в кассу ассоциации потекли рекой, да и его Гороховский не обижал. Главное же было даже не в деньгах: концерн медленно, но верно поворачивался в сторону ассоциации, сулил невиданные до сих пор открытия. И вдруг этот приказ, понять который его мозг отказывался. В шифровке, в частности, говорилось: «В ближайшее время, а именно в течение десяти дней, по данным Интерпола, в Москве будет арестован человек по фамилии Григорий Гороховский, тесно связанный с нашим движением. Дабы в руки российского следствия не попали дискредитирующие ассоциацию материалы, приказываю: вышеназванный объект ликвидировать. Об исполнении доложить…»Наверное, впервые в жизни в душе Гринько шевельнулось чувство, похожее на жалость.
* * *
1993 год. Москва. Концерн «Воздух»Это была если не всемирная, то уж, во всяком случае, европейская сенсация. Пронырливые журналисты одновременно в английской и шведской газетах сообщили о том, что российский концерн «Воздух», руководимый «новым русским», полным ходом переправляет за рубежи России медь особого назначения. Однако не это ошарашило читателей. В сообщении указывалось, что концерн ведет акцию совместно со скандальной фирмой Марка Рига, заочно осужденного американским и канадским судами на 325 лет тюремного заключения. Марка Рига пока безуспешно розыскивал Интерпол. Вполне естественно, что не только европейские газеты занялись «раскопкой» этой шумной истории. Гороховский ведет дела с Марком Рига, значит, он имеет некие подступы к этому крупнейшему гангстеру всех времен и народов.
За Григорием Гороховским стали буквально охотиться, помимо сыщиков, иностранные корреспонденты, рыскали по Москве и журналисты российских средств массовой информации. Однако концерн словно растворился в том самом воздухе, которым торговал. Страсти постепенно начали утихать, как вдруг в одной из газет Германии промелькнуло новое сообщение о том, что сотрудники концерна «Воздух» вывезли без экспортной пошлины более двух тонн меди марки М-1, являющейся стратегическим материалом. Дотошный корреспондент, скрывшийся под псевдонимом С.С., утверждал со всей серьезностью, что это обычная медь и что по документам она правильно значится как отходы медеплавильного производства.
Реакция последовала тут же. Всколыхнулись журналисты России, Америки и Европы, поднялась на «дыбы» и служба безопасности. По всему чувствовалось, что вот-вот сам Гороховский будет обнаружен и арестован. Однако время шло, а концерн, судя по всему, действовал. Очень осторожно и умело. И однажды почти разом в российских и американских газетах напечатали новую подробность, которая заставила многих схватиться за головы. Якобы концерн Гороховского был причастен к нашумевшей истории фирмы «Колумбус». Суть состояла в следующем: грузинский скульптор Церетели решил осчастливить Америку памятником Колумбу. Памятник должен был потрясти воображение. Церетели, один из талантливейших скульпторов мира, умел это делать. Оказалось, что под этим прикрытием, к которому сам Церетели не имел никакого отношения, уже переправлено столько меди, сколько хватило бы на сооружение 30 гигантских памятников всем президентам Америки.
Руководство газет и телевидения, прокуратура и правительственные органы требовали расследования. Но Гороховский ускользал от преследователей легко и изящно. И пошли гулять по страницам газет фантастические домыслы и вымыслы. Писалось и о том, что валютный счет концерна в швейцарских банках превышает счет Украины и Белоруссии, вместе взятых, что самого Гороховского наперебой приглашают к себе на службу западные финансовые воротилы. Некоторые даже сообщали, что создатель «Воздуха» уже покинул пределы России. Однако черные тучи продолжали сгущаться. И вскоре грянул гром, который смыл налет фантастики…
В тот день ничем не примечательная автомашина «жигули» подкатила к зданию с вывеской: «Реставрация старой мебели». Здание, некогда принадлежащее купцу Дворянчикову, располагалось в тихом малолюдном проулке за бывшей Рогожской заставой. Первым вышел из машины молодой человек в плаще и берете. Получив сигнал с невидимого пульта, дверь отворилась. С этой минуты, по версии журналистов, вступал в действие лазерный контроль за каждым, кто входил в здание…
Пуленепробиваемые двери, замаскированные под обычные филенчатые, автоматически закрылись за президентом концерна. А спустя два часа в кабинете Гороховского появились два корреспондента китайского агентства «Синьхуа». Гороховский лично встретил гостей, провел в служебный кабинет. Китайцы были приятно удивлены, увидев возле кресел низенький столик, на нем фарфоровые чашечки, чайник и даже чуть дымящиеся священные палочки Го. Сдержанные китайцы ничем не выдали своих чувств, боялись «потерять лицо».
Разговор также начался в традиционном восточном стиле – медленно раскручиваясь. Поначалу потолковали о московской переменчивой погоде, о здоровье родных и близких, о радости бытия и совершенства, а затем плавно перешли к цели визита.
– Давайте отбросим восточную деликатность и перейдем к делу, – взял бразды правления в свои руки Гороховский. – Мне известно, кого вы в самом деле представляете.
– Мы согласны. И очень просим извинить за конспирацию. – Оба китайца закивали и стали очень похожими друг на друга. – Итак, что конкретно вы смогли бы предложить китайской стороне? Напоминать о просторах нашего рынка нет смысла. Вы бывали в Тянцзине, Нанкине, Шеньяне.
– Планы мои в вашем регионе довольно обширны. Мечтаю открыть совместные предприятия не только на континентальном китайском берегу, но и в Гонконге. Эти фирмы будут производить продукцию, список которой мы предоставим. А расплачиваться мы будем, к примеру, кормовыми фосфатами или компонентами коксохимического производства, из которых в дальнейшем можно производить до трехсот наименований крайне дефицитной продукции.
– Миллионы из дыма! – осторожно намекнул один из журналистов. – Извините за вольный образ.
– Вы, пожалуй, правы. Одни делают деньги просто из воздуха – занимаются перепродажей акций и товаров, я же делаю деньги из дыма – из отходов, из ядов. Ведь если продолжать разговор в том же духе, то ваши пуховики, к примеру, тоже делаются из мусора.
– О, нет, нет, – встрепенулся китаец, – мы каждое перышко пускаем в дело, храним его!
– А у нас перья – мусор, – усмехнулся Гороховский. – Мы сжигаем ежедневно горы птичьего пера. Вот почему мой концерн, глядя далеко в будущее, скупил за бесценок, просто спас это ценное сырье. И не только это. – Гороховский взглянул в блокнот, долго думал о чем-то, потом признался:
– Сегодня мой концерн имеет 454 миллиарда рублей в виде неиспользованного сырья, а это, по самым предварительным подсчетам, легко превратить в 600 миллионов долларов.
– Мы вас понимаем, – склонил голову китаец постарше, – поделитесь с нами планами, по возможности.
– Вы много просите, – Гороховский усмехнулся. – Ну ладно! Я позволю себе прочесть вам, господа, маленькую лекцию. Давайте вспомним ленинский нэп, благодаря чему всего за два года удалось накормить огромную Россию. Как это могло случиться? А все проще простого: в России была огромная невостребованная база. Сейчас история повторяется. Снова в России имеется огромная, фантастическая база, которая, в отличие от времен нэпа, тает на глазах, ибо рвутся прежние производственные связи. Мы, предприниматели, не признаем ни границ, ни суверенитетов, мы стремимся прибрать эту базу в свои руки. И тогда дефицит товаров и продуктов исчезнет через полгода. А еще через полгода мы сами начнем экспортировать товары, много товаров, самых разных. И пойдет круговорот природы, – Гороховский мечтательно устремил взор куда-то в дальние горизонты, видимые только ему одному.
– Исчезновение дефицита повлечет за собой резкий подъем сельского хозяйства, что, в свою очередь, наполнит рынок российскими товарами.
– Наши деловые люди с радостью примут предложения, – продолжал гнуть свою линию старший китаец, осторожно поглаживая подбородок. – И еще одно. С кем вы хотели бы иметь дело: с правительством, с бизнесменами или…
– С теми, кто будет честно выполнять соглашения! – Гороховский сразу понял, куда гнет хитрый китаец. Самые большие возможности у дельцов мафии. Он не боялся этих структур, отлично изучив их строение, понял – несмотря ни на что, чиновничий мир идет к власти. И только тайный совет тщательно замаскированных «королей» знает, кого и куда поставить, кому и сколько заплатить, кого возвысить, кого низвергнуть. Это касается и министров и президентов. Гороховский не боялся проникновения мафии в парламенты и министерства. Нажитые деньги нельзя солить и мариновать, их нужно вкладывать в произведения искусства, а еще лучше – в производство, тем самым увеличивая капитал. – У меня огромные возможности, в том числе сырьевые. Вы, наверное, заметили, мой концерн не берет у государства ни копейки, а платит государству огромные налоги, хотя для меня нужно бы сделать налоговые льготы, ибо я улучшаю экологию страны.
– Если можно, хотя бы еще один пример?
– Пожалуйста! Россия ежечасно сжигает на своих производствах миллионы тонн опилок. А я предложил убирать их и складировать. Заплатил леспромхозам и мебельным комбинатам мизерную сумму, за что они не знали, как меня благодарить. Откуда было им знать, что я, Гороховский, не стану прессовать опилки, чтобы получать громоздкие и дешевые плиты. Я просто вывезу опилки к вам, в Китай, или в Гонконг, а ввезу оттуда в Россию станки по производству древесностружечных плит. Дальше – больше. Вы улавливаете мою мысль? Что выгоднее мне будет вывозить: опилки или готовые древесностружечные плиты?