Страница:
– Что-то в этом роде, – сказал Уоррен.
Он уходил от Паркера в приподнятом настроении, и хотя он все время твердил себе, что он еще ничего не решил, что он еще только примеряется к ситуации, Уоррен понимал – он уже не отступит.
4
5
6
Глава 3
1
Он уходил от Паркера в приподнятом настроении, и хотя он все время твердил себе, что он еще ничего не решил, что он еще только примеряется к ситуации, Уоррен понимал – он уже не отступит.
4
Он позвонил Тоузьеру.
– Могу я рассчитывать на вашу помощь сегодня вечером, Энди?
– Конечно. Моральную или физическую?
– Возможно, и ту и другую. Встретимся в Говарде. Знаете этот клуб?
– Знаю, – сказал Тоузьер. – Вы могли бы найти местечко и получше, Док, где тратить ваши денежки. Это не клуб, а сучий вертеп.
– Я буду играть, Энди, но не на деньги, – сказал Уоррен. – Держитесь где-нибудь в тени. В случае чего, я вам дам знак. Я там буду в десять часов.
– Уловил. Вам нужна некоторая страховка.
– Вот-вот, – сказал Уоррен и повесил трубку.
Клуб Говард находился в Кенсингтоне, скрываясь за фасадом одного из старых викторианских домов с террасой. В отличие от клубов в Сохо, он призывно возвещал о себе неоновой рекламой пива и рулетки. Это было солидное заведение. Разовыми порциями наркотиков здесь не торговали.
В начале одиннадцатого Уоррен, пройдя игральные комнаты, подошел к бару. Он прекрасно понимал, что его визит в это заведение не останется незамеченным Швейцар у входа, завидев его, поднял трубку внутреннего телефона и что-то сообщил, стало быть, о приходе Уоррена мгновенно узнали высшие эшелоны местной власти. Когда Уоррен наблюдал за рулеткой, он вдруг подумал, что будь он Джеймсом Бондом, здесь могло бы произойти убийство.
В баре он заказал себе виски, и когда бармен поставил перед ним стакан, раздался блеклый голос с американским акцентом:
– Это будет за наш счет, доктор Уоррен.
Уоррен обернулся и увидел распорядителя клуба Джона Фоллета.
– Что вас привело к нам? – спросил Фоллет. – Если вы ищете здесь ваших заблудших овечек, то их здесь нет. Мы их не привечаем.
Уоррен понял, что это предупреждение. Он знал, что некоторые пациенты являлись сюда в надежде на крупный выигрыш. Но чаще всего это заканчивалось скандалами и потасовками, которые, конечно, претили заправилам клуба. Уоррену дали понять, чтобы он приструнил своих подопечных.
Он улыбнулся Фоллету.
– Да нет, зашел просто так, Джонни. – Он поднял стакан. – Присоединяйтесь!
Фоллет кивнул бармену и сказал:
– Ну что ж, рад вас видеть.
"Посмотрим", – подумал Уоррен.
– Видите ли, Джонни, – сказал он, – мои пациенты, о которых вы говорите, просто больные люди. Я ведь не командую ими.
– Может, и так, – согласился Фоллет, – но когда эта публика под кайфом, хлопот не оберешься. Вы даже не представляете, что они могут натворить. Только вы и можете с ними сладить.
– Я их предупреждал, чтобы они сюда не совались. Это все, что я могу сделать.
Фоллет коротко кивнул.
– Понятно. И на этом спасибо, доктор.
Уоррен оглядел зал и заметил Эндрю Тоузьера, стоявшего за ближайшей стойкой.
– Вы, кажется, процветаете, – сказал он непринужденно.
Фоллет фыркнул.
– Разве можно процветать в этой безумной стране? Нам приходится теперь обходиться без нуля в рулетке, а это черт-те что! Ни один клуб не продержится, если у него заранее не будет некоторого преимущества.
– Разве? – удивился Уоррен. – У вас же равные шансы с посетителями. Потом, вы имеете доходы от бара и ресторана, к тому же члены клуба вам платят взносы.
– Да вы что, всерьез? – возмутился Фоллет. – Здесь другие законы. В любой игре с равными шансами удачливый богатей всегда обштопает удачливого бедняка. Бернулли открыл это аж в тысяча семьсот тринадцатом году, – это называется Санкт-Петербургский парадокс. – Он показал рукой в сторону рулеточного стола. – Куш на этом колесе пятьдесят тысяч фунтов, а сколько, вы думаете, имеют клиенты? Мы играем против них с равными шансами, а они, теоретически говоря, бесконечно богаты. В перспективе нас обдерут как липку.
– А я и не знал, что вы математик, – сказал Уоррен.
– Любой бизнесмен, не знающий математики, быстро свернет себе шею, – сказал Фоллет. – Пора бы уже и вашим законодателям обзавестись математиками. – Он нахмурился. – Вот хотя бы очко, – он кивнул в сторону карточных столов. – Было время, когда эта игра была запрещена, считалось, что в ней все решает случай. Теперь, когда подобные игры разрешены, очко опять запрещают, на сей раз потому, что хороший игрок может обыграть плохого. Ведь это же идиотизм!
– А как по-вашему, можно стабильно выигрывать в очко? – спросил Уоррен с интересом.
Фоллет кивнул.
– Если у вас железная память и стальные нервы. На наше счастье, таких клиентов у нас раз, два и обчелся. Мы рискуем в очко, но в рулетке необходимо железное преимущество. – Он уныло посмотрел в свой стакан. – А с такими законами далеко не уедешь.
– Да, кругом одни проблемы, – равнодушно заметил Уоррен. – Может, вам вернуться в Штаты?
– Да нет, покантуюсь пока здесь, – ответил Фоллет, осушая свой стакан и собираясь уйти.
– Подождите, – сказал Уоррен. – Мне нужно поговорить с вами, за этим я и пришел.
– Если речь идет о пожертвованиях вашей клинике, вы же знаете, я в этом деле пунктуален.
Уоррен улыбнулся.
– На этот раз я хочу предложить вам денег.
– Ах вот как? Что ж, придется задержаться, послушать, – сказал Фоллет. – Выкладывайте.
– Я планирую небольшую экспедицию примерно на полгода, – сказал Уоррен. – Конечно, заработок скромный, скажем, две с половиной в месяц. Но в случае удачи вас ожидает вознаграждение.
– Две с половиной! – Фоллет засмеялся. – Смекните-ка, сколько я сейчас имею. Нет, доктор, поищите кого-нибудь другого.
– Не забывайте о вознаграждении, – спокойно напомнил Уоррен.
– Ну, хорошо, каково же вознаграждение? – спросил Фоллет, улыбаясь.
– Тут можно и поторговаться, ну для начала, предположим, тысяча.
– Доктор, не смешите меня, я-то думал, что вы предложите мне что-нибудь серьезное. – Он повернулся, чтобы уйти. – Увидимся.
– Не уходите, Джонни. Мне почему-то кажется, что вы согласитесь на мое предложение. Видите ли, я знаю, что произошло с тем аргентинцем пару месяцев тому назад. Вы ведь нагрели его больше, чем на двести тысяч фунтов, не так ли?
Фоллет замер на секунду и, повернув голову, сказал через плечо:
– А откуда вам это известно?
– Ну, такие истории быстро распространяются, Джонни. Здорово вы с Костасом облапошили беднягу.
Фоллет повернулся к Уоррену и серьезным тоном сказал:
– Выбирайте выражения, доктор Уоррен, особенно, когда речь идет об аргентинских миллионерах. С вами что-нибудь может произойти.
– Разумеется, – согласился Уоррен. – И с вами тоже что-нибудь может произойти, Джонни. Например, если этот аргентинец узнает, как его обтяпали, он этого не спустит, ведь правда? Он несомненно обратится в полицию. Одно дело, когда ты проигрываешь, а другое, когда тебя надувают. Так что он пойдет в полицию, а полиция, – он похлопал Фоллета по груди, – придет к вам. И тогда в лучшем случае вас посадят на судно и отправят в Штаты. Кстати, я слышал, что Джонни Фоллету сейчас следует держаться от Штатов подальше.
– Вы слишком много слышите, – холодно сказал Фоллет.
– Так уж получается, – сказал Уоррен со скромной улыбкой.
– Вы что, пытаетесь поддеть меня на крючок?
– Считайте, что так.
Фоллет вздохнул.
– Уоррен, ну вы же знаете, как тут обстоят дела. Я здесь имею всего пятнадцать процентов прибыли, ведь я – не хозяин. То, что проделали с аргентинцем, что бы там ни было, дело рук Костаса. Ну, я, конечно, находился где-то рядом, но это была не моя идея, и я во всем этом не участвовал и ничего с этого не получил. Это все Костас.
– Я знаю, – сказал Уоррен, – вы чисты, как ангел. Но им это будет без разницы, вас просто посадят на корабль и вытурят в Штаты. – Он помолчал и сказал задумчиво: – А может, они даже организуют специальный комитет, который будет встречать вас в аэропорту Кеннеди.
– Мне все это не нравится, – сказал Фоллет резко. – Предположим, я скажу Костасу, что вы тут мелете языком. Что с вами может случиться, как вы думаете? Я никогда ничего не имел против вас и не понимаю, зачем вам все это. Уймитесь.
Он отвернулся, и Уоррен быстро сказал:
– Извините, Джонни. Кажется, вам и впрямь придется отправиться в Штаты до конца месяца.
– Ах так! – взорвался Фоллет. – Я вам сказал, что Костасу лучше дорогу не переходить. Берегитесь, Уоррен! – он щелкнул пальцами, и какая-то фигура отделилась от стены и направилась к ним. Фоллет сказал:
– Доктор Уоррен сейчас уходит.
Уоррен бросил взгляд через плечо в сторону Эндрю Тоузьера и поднял палец. Тоузьер тотчас же подошел и сказал:
– Добрый вечер всем.
– Джонни Фоллет хочет выбросить меня на улицу, – сказал Уоррен.
– В самом деле? – спросил Тоузьер с неподдельным интересом. – Интересно. Посмотрим.
– Кто это, черт возьми? – рявкнул Фоллет.
– О, я просто друг доктора Уоррена, – сказал Тоузьер. – А у вас тут очень мило, Фоллет. Здесь приятно будет поразмяться.
– Что вы мелете?
– Да, просто поглазеть, как это заведение разнесут на куски. Я знаю парочку бывших сержантов, славных малых, они запросто тут все разбомбят. А вам потом придется все расхлебывать. – Голос его стал жестче. Мой вам совет: если доктор Уоррен хочет поговорить с вами, навострите свои волосатые уши и выслушайте его.
Фоллет шумно вздохнул и надул щеки.
– Ладно, Стив. Я сам тут разберусь, – сказал он подошедшему. – Но не уходи, ты можешь понадобиться. – Тот отошел к стене и занял прежнюю позицию.
– Давайте-ка для начала выпьем, – предложил Тоузьер.
– Я ничего не понимаю, – протестующе заговорил Фоллет. – Что вы ко мне прицепились, Уоррен? Я же ничего вам не сделал.
– И не сделаете, – заметил Уоррен. – В частности, вы ничего не скажете о нашем разговоре Костасу, потому что, если со мной что-нибудь случится, вам несдобровать.
Тоузьер добавил:
– Я не знаю, в чем тут дело, но если с доктором Уорреном что-нибудь произойдет, некий Джонни Фоллет будет горько сожалеть о том, что он родился на свет.
– Чего вы на меня ополчились? – в отчаянье воскликнул Фоллет.
– Я не знаю, – сказал Тоузьер. – Доктор, чего мы на него ополчились?
– Джонни, все, что вам надо сделать, – взять отпуск, – сказал Уоррен. – Вы поедете со мной на Ближний Восток, поможете мне и затем вернетесь обратно. И все останется, как было. Лично мне абсолютно все равно, на какую сумму вы надули аргентинского миллионера. Вот и все.
– Но почему вы выбрали меня? – спросил Фоллет.
– Да я не выбирал вас, – ответил Уоррен устало, – просто другой кандидатуры у меня нет, черт побери. Мне нужен человек, обладающий вашими талантами. Кроме того, вы же не рискнете отправиться обратно в Соединенные Штаты. Я знаю вас, вы – игрок, но все же не до такой степени.
– Ладно, будем считать, что вы обставили меня, – сказал Фоллет с горечью. – Что я должен делать?
– Будете исполнять то, что я вам скажу. Когда придет время.
– Но я хотел бы...
– Я уже все сказал.
Фоллет помотал головой в замешательстве.
– Ничего не понимаю.
– Если это может вас утешить, дядя Сэм, я тоже ничего не понимаю, – сказал Тоузьер и задумчиво посмотрел на Уоррена. – Но док, без всякого сомнения, действует как босс, и я так думаю, он босс и есть.
– Тогда ради Бога, не называйте меня боссом. Это ни к чему.
– Хорошо, босс, – ответил Тоузьер с невозмутимым видом.
– Могу я рассчитывать на вашу помощь сегодня вечером, Энди?
– Конечно. Моральную или физическую?
– Возможно, и ту и другую. Встретимся в Говарде. Знаете этот клуб?
– Знаю, – сказал Тоузьер. – Вы могли бы найти местечко и получше, Док, где тратить ваши денежки. Это не клуб, а сучий вертеп.
– Я буду играть, Энди, но не на деньги, – сказал Уоррен. – Держитесь где-нибудь в тени. В случае чего, я вам дам знак. Я там буду в десять часов.
– Уловил. Вам нужна некоторая страховка.
– Вот-вот, – сказал Уоррен и повесил трубку.
Клуб Говард находился в Кенсингтоне, скрываясь за фасадом одного из старых викторианских домов с террасой. В отличие от клубов в Сохо, он призывно возвещал о себе неоновой рекламой пива и рулетки. Это было солидное заведение. Разовыми порциями наркотиков здесь не торговали.
В начале одиннадцатого Уоррен, пройдя игральные комнаты, подошел к бару. Он прекрасно понимал, что его визит в это заведение не останется незамеченным Швейцар у входа, завидев его, поднял трубку внутреннего телефона и что-то сообщил, стало быть, о приходе Уоррена мгновенно узнали высшие эшелоны местной власти. Когда Уоррен наблюдал за рулеткой, он вдруг подумал, что будь он Джеймсом Бондом, здесь могло бы произойти убийство.
В баре он заказал себе виски, и когда бармен поставил перед ним стакан, раздался блеклый голос с американским акцентом:
– Это будет за наш счет, доктор Уоррен.
Уоррен обернулся и увидел распорядителя клуба Джона Фоллета.
– Что вас привело к нам? – спросил Фоллет. – Если вы ищете здесь ваших заблудших овечек, то их здесь нет. Мы их не привечаем.
Уоррен понял, что это предупреждение. Он знал, что некоторые пациенты являлись сюда в надежде на крупный выигрыш. Но чаще всего это заканчивалось скандалами и потасовками, которые, конечно, претили заправилам клуба. Уоррену дали понять, чтобы он приструнил своих подопечных.
Он улыбнулся Фоллету.
– Да нет, зашел просто так, Джонни. – Он поднял стакан. – Присоединяйтесь!
Фоллет кивнул бармену и сказал:
– Ну что ж, рад вас видеть.
"Посмотрим", – подумал Уоррен.
– Видите ли, Джонни, – сказал он, – мои пациенты, о которых вы говорите, просто больные люди. Я ведь не командую ими.
– Может, и так, – согласился Фоллет, – но когда эта публика под кайфом, хлопот не оберешься. Вы даже не представляете, что они могут натворить. Только вы и можете с ними сладить.
– Я их предупреждал, чтобы они сюда не совались. Это все, что я могу сделать.
Фоллет коротко кивнул.
– Понятно. И на этом спасибо, доктор.
Уоррен оглядел зал и заметил Эндрю Тоузьера, стоявшего за ближайшей стойкой.
– Вы, кажется, процветаете, – сказал он непринужденно.
Фоллет фыркнул.
– Разве можно процветать в этой безумной стране? Нам приходится теперь обходиться без нуля в рулетке, а это черт-те что! Ни один клуб не продержится, если у него заранее не будет некоторого преимущества.
– Разве? – удивился Уоррен. – У вас же равные шансы с посетителями. Потом, вы имеете доходы от бара и ресторана, к тому же члены клуба вам платят взносы.
– Да вы что, всерьез? – возмутился Фоллет. – Здесь другие законы. В любой игре с равными шансами удачливый богатей всегда обштопает удачливого бедняка. Бернулли открыл это аж в тысяча семьсот тринадцатом году, – это называется Санкт-Петербургский парадокс. – Он показал рукой в сторону рулеточного стола. – Куш на этом колесе пятьдесят тысяч фунтов, а сколько, вы думаете, имеют клиенты? Мы играем против них с равными шансами, а они, теоретически говоря, бесконечно богаты. В перспективе нас обдерут как липку.
– А я и не знал, что вы математик, – сказал Уоррен.
– Любой бизнесмен, не знающий математики, быстро свернет себе шею, – сказал Фоллет. – Пора бы уже и вашим законодателям обзавестись математиками. – Он нахмурился. – Вот хотя бы очко, – он кивнул в сторону карточных столов. – Было время, когда эта игра была запрещена, считалось, что в ней все решает случай. Теперь, когда подобные игры разрешены, очко опять запрещают, на сей раз потому, что хороший игрок может обыграть плохого. Ведь это же идиотизм!
– А как по-вашему, можно стабильно выигрывать в очко? – спросил Уоррен с интересом.
Фоллет кивнул.
– Если у вас железная память и стальные нервы. На наше счастье, таких клиентов у нас раз, два и обчелся. Мы рискуем в очко, но в рулетке необходимо железное преимущество. – Он уныло посмотрел в свой стакан. – А с такими законами далеко не уедешь.
– Да, кругом одни проблемы, – равнодушно заметил Уоррен. – Может, вам вернуться в Штаты?
– Да нет, покантуюсь пока здесь, – ответил Фоллет, осушая свой стакан и собираясь уйти.
– Подождите, – сказал Уоррен. – Мне нужно поговорить с вами, за этим я и пришел.
– Если речь идет о пожертвованиях вашей клинике, вы же знаете, я в этом деле пунктуален.
Уоррен улыбнулся.
– На этот раз я хочу предложить вам денег.
– Ах вот как? Что ж, придется задержаться, послушать, – сказал Фоллет. – Выкладывайте.
– Я планирую небольшую экспедицию примерно на полгода, – сказал Уоррен. – Конечно, заработок скромный, скажем, две с половиной в месяц. Но в случае удачи вас ожидает вознаграждение.
– Две с половиной! – Фоллет засмеялся. – Смекните-ка, сколько я сейчас имею. Нет, доктор, поищите кого-нибудь другого.
– Не забывайте о вознаграждении, – спокойно напомнил Уоррен.
– Ну, хорошо, каково же вознаграждение? – спросил Фоллет, улыбаясь.
– Тут можно и поторговаться, ну для начала, предположим, тысяча.
– Доктор, не смешите меня, я-то думал, что вы предложите мне что-нибудь серьезное. – Он повернулся, чтобы уйти. – Увидимся.
– Не уходите, Джонни. Мне почему-то кажется, что вы согласитесь на мое предложение. Видите ли, я знаю, что произошло с тем аргентинцем пару месяцев тому назад. Вы ведь нагрели его больше, чем на двести тысяч фунтов, не так ли?
Фоллет замер на секунду и, повернув голову, сказал через плечо:
– А откуда вам это известно?
– Ну, такие истории быстро распространяются, Джонни. Здорово вы с Костасом облапошили беднягу.
Фоллет повернулся к Уоррену и серьезным тоном сказал:
– Выбирайте выражения, доктор Уоррен, особенно, когда речь идет об аргентинских миллионерах. С вами что-нибудь может произойти.
– Разумеется, – согласился Уоррен. – И с вами тоже что-нибудь может произойти, Джонни. Например, если этот аргентинец узнает, как его обтяпали, он этого не спустит, ведь правда? Он несомненно обратится в полицию. Одно дело, когда ты проигрываешь, а другое, когда тебя надувают. Так что он пойдет в полицию, а полиция, – он похлопал Фоллета по груди, – придет к вам. И тогда в лучшем случае вас посадят на судно и отправят в Штаты. Кстати, я слышал, что Джонни Фоллету сейчас следует держаться от Штатов подальше.
– Вы слишком много слышите, – холодно сказал Фоллет.
– Так уж получается, – сказал Уоррен со скромной улыбкой.
– Вы что, пытаетесь поддеть меня на крючок?
– Считайте, что так.
Фоллет вздохнул.
– Уоррен, ну вы же знаете, как тут обстоят дела. Я здесь имею всего пятнадцать процентов прибыли, ведь я – не хозяин. То, что проделали с аргентинцем, что бы там ни было, дело рук Костаса. Ну, я, конечно, находился где-то рядом, но это была не моя идея, и я во всем этом не участвовал и ничего с этого не получил. Это все Костас.
– Я знаю, – сказал Уоррен, – вы чисты, как ангел. Но им это будет без разницы, вас просто посадят на корабль и вытурят в Штаты. – Он помолчал и сказал задумчиво: – А может, они даже организуют специальный комитет, который будет встречать вас в аэропорту Кеннеди.
– Мне все это не нравится, – сказал Фоллет резко. – Предположим, я скажу Костасу, что вы тут мелете языком. Что с вами может случиться, как вы думаете? Я никогда ничего не имел против вас и не понимаю, зачем вам все это. Уймитесь.
Он отвернулся, и Уоррен быстро сказал:
– Извините, Джонни. Кажется, вам и впрямь придется отправиться в Штаты до конца месяца.
– Ах так! – взорвался Фоллет. – Я вам сказал, что Костасу лучше дорогу не переходить. Берегитесь, Уоррен! – он щелкнул пальцами, и какая-то фигура отделилась от стены и направилась к ним. Фоллет сказал:
– Доктор Уоррен сейчас уходит.
Уоррен бросил взгляд через плечо в сторону Эндрю Тоузьера и поднял палец. Тоузьер тотчас же подошел и сказал:
– Добрый вечер всем.
– Джонни Фоллет хочет выбросить меня на улицу, – сказал Уоррен.
– В самом деле? – спросил Тоузьер с неподдельным интересом. – Интересно. Посмотрим.
– Кто это, черт возьми? – рявкнул Фоллет.
– О, я просто друг доктора Уоррена, – сказал Тоузьер. – А у вас тут очень мило, Фоллет. Здесь приятно будет поразмяться.
– Что вы мелете?
– Да, просто поглазеть, как это заведение разнесут на куски. Я знаю парочку бывших сержантов, славных малых, они запросто тут все разбомбят. А вам потом придется все расхлебывать. – Голос его стал жестче. Мой вам совет: если доктор Уоррен хочет поговорить с вами, навострите свои волосатые уши и выслушайте его.
Фоллет шумно вздохнул и надул щеки.
– Ладно, Стив. Я сам тут разберусь, – сказал он подошедшему. – Но не уходи, ты можешь понадобиться. – Тот отошел к стене и занял прежнюю позицию.
– Давайте-ка для начала выпьем, – предложил Тоузьер.
– Я ничего не понимаю, – протестующе заговорил Фоллет. – Что вы ко мне прицепились, Уоррен? Я же ничего вам не сделал.
– И не сделаете, – заметил Уоррен. – В частности, вы ничего не скажете о нашем разговоре Костасу, потому что, если со мной что-нибудь случится, вам несдобровать.
Тоузьер добавил:
– Я не знаю, в чем тут дело, но если с доктором Уорреном что-нибудь произойдет, некий Джонни Фоллет будет горько сожалеть о том, что он родился на свет.
– Чего вы на меня ополчились? – в отчаянье воскликнул Фоллет.
– Я не знаю, – сказал Тоузьер. – Доктор, чего мы на него ополчились?
– Джонни, все, что вам надо сделать, – взять отпуск, – сказал Уоррен. – Вы поедете со мной на Ближний Восток, поможете мне и затем вернетесь обратно. И все останется, как было. Лично мне абсолютно все равно, на какую сумму вы надули аргентинского миллионера. Вот и все.
– Но почему вы выбрали меня? – спросил Фоллет.
– Да я не выбирал вас, – ответил Уоррен устало, – просто другой кандидатуры у меня нет, черт побери. Мне нужен человек, обладающий вашими талантами. Кроме того, вы же не рискнете отправиться обратно в Соединенные Штаты. Я знаю вас, вы – игрок, но все же не до такой степени.
– Ладно, будем считать, что вы обставили меня, – сказал Фоллет с горечью. – Что я должен делать?
– Будете исполнять то, что я вам скажу. Когда придет время.
– Но я хотел бы...
– Я уже все сказал.
Фоллет помотал головой в замешательстве.
– Ничего не понимаю.
– Если это может вас утешить, дядя Сэм, я тоже ничего не понимаю, – сказал Тоузьер и задумчиво посмотрел на Уоррена. – Но док, без всякого сомнения, действует как босс, и я так думаю, он босс и есть.
– Тогда ради Бога, не называйте меня боссом. Это ни к чему.
– Хорошо, босс, – ответил Тоузьер с невозмутимым видом.
5
Уоррену не пришлось искать Майка Эббота, потому что Майк Эббот сам явился к нему. К концу напряженного рабочего дня он возник на пороге кабинета Уоррена.
– Ну, что нового, доктор? – спросил он.
– Да ничего особенного, – ответил Уоррен. – А что вам нужно?
– Да все то же – всякий интересный мусор по поводу наркоманов.
Уоррен, закончив работу, закрыл кабинет, и они вместе вышли на улицу.
– Ну, например, что-нибудь о дочке Хеллиера?
– Чьей дочке? – спросил Уоррен с непроницаемым лицом.
– Сэра Роберта Хеллиера – кинематографического султана. И не делайте непроницаемого лица. Вы знаете, о ком я говорю. Следствие молчит, как в рот воды набрали. Да, старине Хеллиеру удалось всех приструнить. Господи, чего не добьешься, имея в кармане несколько миллионов колов! Что это было – случайность или самоубийство? Или ее подтолкнули к этому?
– А почему вы меня спрашиваете? – спросил Уоррен. – Вы ведь сами спец по жареному, уж вам-то должно быть все известно.
Эббот ухмыльнулся.
– Я поставляю информацию газетам, но должен же я сам откуда-нибудь или от кого-нибудь ее черпать? Вот от вас, например.
– Извините, Майк, мне нечего сказать.
– Ну что ж, попытка – не пытка, – сказал Эббот философски. – А почему бы нам не зайти в этот паб? Пошли, я угощаю.
– Что ж, – согласился Уоррен. – Пожалуй, по одной можно. У меня был тяжелый день.
Когда они входили в дверь, Эббот сказал:
– Что-то у вас в последнее время все дни тяжелые, судя по тому, что вы теперь частенько закладываете. – Они подошли к бару. – Что будете пить?
– Виски, – сказал Уоррен. – Что это вы, черт возьми, хотите сказать?
– Да я шучу! – воскликнул Эббот, – Просто на днях застал вас поглощающим некую жидкость. Сначала в пабе в Сохо, а потом в Говард-клабе.
– Вы что, следите за мной? – возмутился Уоррен.
– Боже упаси! – заявил Эббот, – чистая случайность. – Он заказал выпивку. – И все же признайтесь, вы вращаетесь в подозрительной компании. Не понимаю, что может быть общего у врача с профессиональным игроком и наемным солдатом.
– В один прекрасный день вам отрежут ваш длинный нос. – Уоррен разбавил виски водой.
– А по-моему, страшнее потерять свое лицо, – сказал Эббот. – Меня всегда интересуют пикантные подробности. Например: по какой причине высокоуважаемый доктор Уоррен ссорится с Джонни Фоллетом? Уж это вы не станете отрицать?
– Неужели не догадываетесь? – сказал Уоррен мрачно. – Кто-то из моих пациентов устроил в клубе потасовку. Джонни это не понравилось.
– И вам понадобилась ваша личная армия для поддержки? – не отставал Эббот. – Скажите на милость. – Он расплатился с барменом и, вновь повернувшись к Уоррену, сказал:
– Повторим, доктор? За мой счет, разумеется. Фирма платит.
– Повторим, – согласился Уоррен без энтузиазма. И все-таки он еще не решился принять предложение Хеллиера. Правда, он уже провел предварительную разведку и прикидывал, сможет ли он в случае чего собрать необходимую команду. Майк Эббот предположительно входил в нее – Уоррен сам бы его выбрал. А тут Эббот вроде бы сам предлагал свои услуги.
– Послушайте, Майк, – сказал он. – Глупо, конечно, спрашивать об этом журналиста, но все же скажите – вы можете хранить тайну?
Эббот напрягся.
– Да как вам сказать. Во всяком случае, не настолько, чтобы пожертвовать хорошим репортажем. Вы ведь знаете, каково тягаться с этими головорезами с Флит-стрит.
Уоррен кивнул.
– Вы кому-нибудь подотчетны? Я имею в виду, обязаны ли вы сообщать о своих расследованиях начальству? Скажем, редактору?
– Ну да, – сказал Эббот. – Ведь они платят мне жалованье. – И умолк в ожидании дальнейших объяснений.
Но Уоррен только сказал:
– Очень жаль.
– Послушайте, – разволновался Эббот, – что же вы замолкли? Выкладывайте.
– Я хотел просить вашей помощи, но дело сугубо конфиденциальное. Нельзя, чтобы слухи просочились в газеты, – сами знаете журналистскую братию. Дайте слово, что будете держать язык за зубами.
– На меня вы можете положиться. А вот мой редактор, например, мигом все разболтает, – заметил Эббот. – Как в том анекдоте. Чудак один продает акции Компании Мыльного Пузыря и всем говорит: "Только никому ничего не говорите". Это дело связано с наркотиками?
– Точно, – ответил Уоррен. – Предстоит поездка на Ближний Восток.
Эббот навострил уши.
– Звучит заманчиво. – Он побарабанил пальцами по столу. – Серьезное дело.
– Да уж, куда серьезней.
– А я смогу потом об этом написать?
– Вот именно, – сказал Уоррен. – Вам и карты в руки.
– А сколько времени все это займет?
– Сам не знаю, – ответил Уоррен и пристально посмотрел на Эббота. – Я вообще не уверен, что из этого получится. Ну, предположим, три месяца.
– Срок немалый, – сказал Эббот и задумался. Потом снова заговорил. – Вообще-то у меня отпуск на носу. Скажу своему редактору, что хочу заняться одним частным делом. И если оно меня устроит, то после отпуска уволюсь с работы. Я думаю, он согласится.
– Только не упоминайте обо мне, – предупредил Уоррен.
– Само собой, – Эббот осушил свой стакан. – Да, он скорее всего согласится. Только сделает круглые глаза, когда я скажу, что собираюсь работать во время отпуска. – Он поставил стакан. – Но вообще-то вы меня еще не убедили.
Уоррен заказал еще две порции.
– Давайте сядем за стол, и я вам все объясню. Надеюсь, у вас появится аппетит.
– Ну, что нового, доктор? – спросил он.
– Да ничего особенного, – ответил Уоррен. – А что вам нужно?
– Да все то же – всякий интересный мусор по поводу наркоманов.
Уоррен, закончив работу, закрыл кабинет, и они вместе вышли на улицу.
– Ну, например, что-нибудь о дочке Хеллиера?
– Чьей дочке? – спросил Уоррен с непроницаемым лицом.
– Сэра Роберта Хеллиера – кинематографического султана. И не делайте непроницаемого лица. Вы знаете, о ком я говорю. Следствие молчит, как в рот воды набрали. Да, старине Хеллиеру удалось всех приструнить. Господи, чего не добьешься, имея в кармане несколько миллионов колов! Что это было – случайность или самоубийство? Или ее подтолкнули к этому?
– А почему вы меня спрашиваете? – спросил Уоррен. – Вы ведь сами спец по жареному, уж вам-то должно быть все известно.
Эббот ухмыльнулся.
– Я поставляю информацию газетам, но должен же я сам откуда-нибудь или от кого-нибудь ее черпать? Вот от вас, например.
– Извините, Майк, мне нечего сказать.
– Ну что ж, попытка – не пытка, – сказал Эббот философски. – А почему бы нам не зайти в этот паб? Пошли, я угощаю.
– Что ж, – согласился Уоррен. – Пожалуй, по одной можно. У меня был тяжелый день.
Когда они входили в дверь, Эббот сказал:
– Что-то у вас в последнее время все дни тяжелые, судя по тому, что вы теперь частенько закладываете. – Они подошли к бару. – Что будете пить?
– Виски, – сказал Уоррен. – Что это вы, черт возьми, хотите сказать?
– Да я шучу! – воскликнул Эббот, – Просто на днях застал вас поглощающим некую жидкость. Сначала в пабе в Сохо, а потом в Говард-клабе.
– Вы что, следите за мной? – возмутился Уоррен.
– Боже упаси! – заявил Эббот, – чистая случайность. – Он заказал выпивку. – И все же признайтесь, вы вращаетесь в подозрительной компании. Не понимаю, что может быть общего у врача с профессиональным игроком и наемным солдатом.
– В один прекрасный день вам отрежут ваш длинный нос. – Уоррен разбавил виски водой.
– А по-моему, страшнее потерять свое лицо, – сказал Эббот. – Меня всегда интересуют пикантные подробности. Например: по какой причине высокоуважаемый доктор Уоррен ссорится с Джонни Фоллетом? Уж это вы не станете отрицать?
– Неужели не догадываетесь? – сказал Уоррен мрачно. – Кто-то из моих пациентов устроил в клубе потасовку. Джонни это не понравилось.
– И вам понадобилась ваша личная армия для поддержки? – не отставал Эббот. – Скажите на милость. – Он расплатился с барменом и, вновь повернувшись к Уоррену, сказал:
– Повторим, доктор? За мой счет, разумеется. Фирма платит.
– Повторим, – согласился Уоррен без энтузиазма. И все-таки он еще не решился принять предложение Хеллиера. Правда, он уже провел предварительную разведку и прикидывал, сможет ли он в случае чего собрать необходимую команду. Майк Эббот предположительно входил в нее – Уоррен сам бы его выбрал. А тут Эббот вроде бы сам предлагал свои услуги.
– Послушайте, Майк, – сказал он. – Глупо, конечно, спрашивать об этом журналиста, но все же скажите – вы можете хранить тайну?
Эббот напрягся.
– Да как вам сказать. Во всяком случае, не настолько, чтобы пожертвовать хорошим репортажем. Вы ведь знаете, каково тягаться с этими головорезами с Флит-стрит.
Уоррен кивнул.
– Вы кому-нибудь подотчетны? Я имею в виду, обязаны ли вы сообщать о своих расследованиях начальству? Скажем, редактору?
– Ну да, – сказал Эббот. – Ведь они платят мне жалованье. – И умолк в ожидании дальнейших объяснений.
Но Уоррен только сказал:
– Очень жаль.
– Послушайте, – разволновался Эббот, – что же вы замолкли? Выкладывайте.
– Я хотел просить вашей помощи, но дело сугубо конфиденциальное. Нельзя, чтобы слухи просочились в газеты, – сами знаете журналистскую братию. Дайте слово, что будете держать язык за зубами.
– На меня вы можете положиться. А вот мой редактор, например, мигом все разболтает, – заметил Эббот. – Как в том анекдоте. Чудак один продает акции Компании Мыльного Пузыря и всем говорит: "Только никому ничего не говорите". Это дело связано с наркотиками?
– Точно, – ответил Уоррен. – Предстоит поездка на Ближний Восток.
Эббот навострил уши.
– Звучит заманчиво. – Он побарабанил пальцами по столу. – Серьезное дело.
– Да уж, куда серьезней.
– А я смогу потом об этом написать?
– Вот именно, – сказал Уоррен. – Вам и карты в руки.
– А сколько времени все это займет?
– Сам не знаю, – ответил Уоррен и пристально посмотрел на Эббота. – Я вообще не уверен, что из этого получится. Ну, предположим, три месяца.
– Срок немалый, – сказал Эббот и задумался. Потом снова заговорил. – Вообще-то у меня отпуск на носу. Скажу своему редактору, что хочу заняться одним частным делом. И если оно меня устроит, то после отпуска уволюсь с работы. Я думаю, он согласится.
– Только не упоминайте обо мне, – предупредил Уоррен.
– Само собой, – Эббот осушил свой стакан. – Да, он скорее всего согласится. Только сделает круглые глаза, когда я скажу, что собираюсь работать во время отпуска. – Он поставил стакан. – Но вообще-то вы меня еще не убедили.
Уоррен заказал еще две порции.
– Давайте сядем за стол, и я вам все объясню. Надеюсь, у вас появится аппетит.
6
Вывеска одного из домов по Дин-стрит аккуратными золочеными буквами гласила: "Центр терапии в Сохо". Здание внешне почти ничем не отличалось от других. Только оконные стекла были окрашены в мягкие зеленые тона и препятствовали любопытным взорам.
Уоррен открыл дверь и, не увидев никого, прошел через холл в комнату в глубине помещения, переделанную в кабинет. Там он обнаружил взлохмаченного молодого человека, который, сидя у письменного стола, один за другим вытаскивал и опустошал ящики. На столе перед ним уже громоздилась неопрятная куча каких-то бумаг. Когда Уоррен вошел, он поднял голову и сказал:
– Где ты пропадаешь, Ник? Я уже давно пытаюсь тебя найти.
– А в чем дело, Бен? – спросил Уоррен, с удивлением глядя на стол.
– Никогда не поверишь, – отозвался Бен, роясь в бумагах. – Куда ж она запропастилась, черт возьми?
Уоррен скинул со стула стопку книг и сел.
– Успокойся, – посоветовал он. – Тише едешь, дальше будешь.
– Успокоиться? Подожди, сейчас увидишь. Ты и сам потеряешь свой покой. – Он вновь набросился на бумажную гору, и часть ее рухнула.
– Может, ты все-таки объяснишь, в чем дело, – предложил Уоррен.
– Ладно... хотя вот она. Прочти-ка.
Уоррен развернул листок бумаги. Это было уведомление – краткое и категоричное.
– Он выбрасывает нас на улицу? – Уоррен был вне себя. Он посмотрел на Брайена. – Разве он имеет право расторгнуть договор?
– Имеет и расторгнет, – сказал Брайен. – Наш юрист прозевал одну деталь, черт бы его побрал!
Уоррен был просто разъярен. Придушенным голосом он сказал:
– Выуди-ка телефон из-под этого хлама.
– Бесполезно, – вздохнул Брайен. – Я уже говорил с ним. Он заявил, что не знал, что это помещение будет использоваться для лечения наркоманов. Вроде бы другие съемщики жалуются, мол, у нас тут какая-то сомнительная атмосфера.
– Господи! – возмутился Уоррен. – Один из них промышляет стриптизом, а другой – продажей порнографических открыток. Ханжи поганые!
– Пропадут наши ребята, Ник. Если им некуда будет приходить, они пропадут.
Бен Брайен был психологом, специализирующимся в наркологии. Вместе с Уорреном и еще двумя медиками он создал этот "Центр терапии в Сохо". Сюда наркоманы приходили за помощью – здесь их понимали. Здесь, вдали от суеты, наркоманы могли позволить себе расслабиться и даже сделать укол, используя стерильный шприц и дистиллированную воду. Некоторых из них отправляли на лечение в клинику Уоррена.
– Теперь они опять будут слоняться по улицам, ширяться в сортирах на Пикадилли, и полиция будет их гонять по всему Вест-энду, – сказал Брайен.
Уоррен кивнул головой.
– А потом опять начнется вспышка гепатита. Господи, этого никак нельзя допустить.
– Я уже пытался найти что-нибудь подходящее, – сказал Брайен. – Вчера весь день провисел на телефоне: и никому до нас дела нет. Мы тут как бельмо на глазу и, похоже, уже попали в черный список. А ведь нам надо позарез остаться в этом районе.
Уоррен буквально взорвался:
– А мы и останемся! – решительно произнес он. – Бен, а что, если нам найти хорошее местечко, здесь в Сохо? Какой-нибудь шикарный особнячок? Нанять посыльного?
– По мне и здесь неплохо, – ответил Брайен.
Уоррен уже не мог остановиться.
– Бен, а помнишь, ты хотел открыть отделение массовой терапии? Нечто вроде самоуправляемой общины? Может, откроем, а?
– Ты что, спятил? – удивился Брайен. – Для этого нужен загородный дом. Где мы раздобудем деньги?
– Раздобудем, – уверенно заявил Уоррен. – Давай, откапывай телефон.
Он уже принял решение и ни секунды не колебался. Ему надоело сражаться с косным общественным мнением, доказывать свою правоту. Надоело зависеть от капризов домовладельца. Выходит, чтобы преуспеть, ему надо превратиться в новоявленного Джеймса Бонда. Что ж, если так, он станет Джеймсом Бондом, но это будет стоить Хеллиеру бешеных денег.
Уоррен открыл дверь и, не увидев никого, прошел через холл в комнату в глубине помещения, переделанную в кабинет. Там он обнаружил взлохмаченного молодого человека, который, сидя у письменного стола, один за другим вытаскивал и опустошал ящики. На столе перед ним уже громоздилась неопрятная куча каких-то бумаг. Когда Уоррен вошел, он поднял голову и сказал:
– Где ты пропадаешь, Ник? Я уже давно пытаюсь тебя найти.
– А в чем дело, Бен? – спросил Уоррен, с удивлением глядя на стол.
– Никогда не поверишь, – отозвался Бен, роясь в бумагах. – Куда ж она запропастилась, черт возьми?
Уоррен скинул со стула стопку книг и сел.
– Успокойся, – посоветовал он. – Тише едешь, дальше будешь.
– Успокоиться? Подожди, сейчас увидишь. Ты и сам потеряешь свой покой. – Он вновь набросился на бумажную гору, и часть ее рухнула.
– Может, ты все-таки объяснишь, в чем дело, – предложил Уоррен.
– Ладно... хотя вот она. Прочти-ка.
Уоррен развернул листок бумаги. Это было уведомление – краткое и категоричное.
– Он выбрасывает нас на улицу? – Уоррен был вне себя. Он посмотрел на Брайена. – Разве он имеет право расторгнуть договор?
– Имеет и расторгнет, – сказал Брайен. – Наш юрист прозевал одну деталь, черт бы его побрал!
Уоррен был просто разъярен. Придушенным голосом он сказал:
– Выуди-ка телефон из-под этого хлама.
– Бесполезно, – вздохнул Брайен. – Я уже говорил с ним. Он заявил, что не знал, что это помещение будет использоваться для лечения наркоманов. Вроде бы другие съемщики жалуются, мол, у нас тут какая-то сомнительная атмосфера.
– Господи! – возмутился Уоррен. – Один из них промышляет стриптизом, а другой – продажей порнографических открыток. Ханжи поганые!
– Пропадут наши ребята, Ник. Если им некуда будет приходить, они пропадут.
Бен Брайен был психологом, специализирующимся в наркологии. Вместе с Уорреном и еще двумя медиками он создал этот "Центр терапии в Сохо". Сюда наркоманы приходили за помощью – здесь их понимали. Здесь, вдали от суеты, наркоманы могли позволить себе расслабиться и даже сделать укол, используя стерильный шприц и дистиллированную воду. Некоторых из них отправляли на лечение в клинику Уоррена.
– Теперь они опять будут слоняться по улицам, ширяться в сортирах на Пикадилли, и полиция будет их гонять по всему Вест-энду, – сказал Брайен.
Уоррен кивнул головой.
– А потом опять начнется вспышка гепатита. Господи, этого никак нельзя допустить.
– Я уже пытался найти что-нибудь подходящее, – сказал Брайен. – Вчера весь день провисел на телефоне: и никому до нас дела нет. Мы тут как бельмо на глазу и, похоже, уже попали в черный список. А ведь нам надо позарез остаться в этом районе.
Уоррен буквально взорвался:
– А мы и останемся! – решительно произнес он. – Бен, а что, если нам найти хорошее местечко, здесь в Сохо? Какой-нибудь шикарный особнячок? Нанять посыльного?
– По мне и здесь неплохо, – ответил Брайен.
Уоррен уже не мог остановиться.
– Бен, а помнишь, ты хотел открыть отделение массовой терапии? Нечто вроде самоуправляемой общины? Может, откроем, а?
– Ты что, спятил? – удивился Брайен. – Для этого нужен загородный дом. Где мы раздобудем деньги?
– Раздобудем, – уверенно заявил Уоррен. – Давай, откапывай телефон.
Он уже принял решение и ни секунды не колебался. Ему надоело сражаться с косным общественным мнением, доказывать свою правоту. Надоело зависеть от капризов домовладельца. Выходит, чтобы преуспеть, ему надо превратиться в новоявленного Джеймса Бонда. Что ж, если так, он станет Джеймсом Бондом, но это будет стоить Хеллиеру бешеных денег.
Глава 3
1
Уоррена пригласили в кабинет Хеллиера в здании на Вардур-стрит – ему пришлось миновать целый взвод секретарш – все как на подбор, одна стройнее другой, – пока он, наконец, добрался до внутреннего святилища. Хеллиер, приветствуя его, сказал:
– Вот уж не ожидал вас, доктор. Я полагал, что мне придется охотиться за вами. Садитесь.
Уоррен решил взять быка за рога:
– Вы в прошлый раз сказали, что ваши финансовые возможности неограниченны. Я вас правильно понял?
– Я не беден, – Хеллиер улыбнулся. – Сколько вам нужно?
– Об этом – потом. Сначала о деле.
– Давайте. – Хеллиер продолжал улыбаться.
Уоррен положил на стол папку.
– Вы правы – я действительно кое-что знаю. Но предупреждаю: сведений у меня немного. Так – парочка имен, мест. Понимаете, – он криво усмехнулся, – я не обращался в полицию вовсе не по каким-то там этическим соображениям, а только потому, что в сущности не располагаю точной информацией.
– А знаете, Уоррен, мне приходилось принимать важные решения, опираясь исключительно на слухи. Я ведь говорил вам, что мне платят за интуицию.
Уоррен пожал плечами.
– Я много времени провожу в Сохо, в основном в Вест-энде, – там бывает большинство из моих пациентов. О многом мне приходится только догадываться.
– У вас большая практика, – сказал Хеллиер.
– В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, – начал Уоррен, – во Франции из цепи наркомафии выпало одно звено. Там перекрыли довольно мощную группу. Дело в том, что героин, поступающий в Англию, – лишь капля в море американского наркобизнеса. Эта группа переправляла огромные партии героина в Америку, и когда ее накрыли, наш ручеек обмелел. Тут, конечно, такое поднялось! Нелегальный приток наркотиков по существу прекратился.
– Погодите, – разволновался Хеллиер, – вы что, хотите сказать, что для того, чтобы перекрыть каналы наркомафии в Англии, необходимо сделать то же самое в Америке?
– Вот именно. Наркомафия имеет разветвленную сеть в разных странах. И если перекрыть каналы в одном месте, это не решение проблемы.
– Да, я так и думал, – согласился Хеллиер. – Наркобизнес имеет международный размах.
Он был спокоен, и Уоррен продолжал:
– Рассмотрим американский вариант. Рядовой наркоман в Нью-Йорке обычно покупает у подпольного торговца "одну шестнадцатую" – имеется в виду шестнадцатая часть унции. Он вынужден это делать, поскольку легально, как в Англии, наркотики достать нельзя. Цены, конечно, соответствующие, и каждая "шестнадцатая" обходится ему в 6 – 7 долларов. В среднем, нужно две порции в день.
Хеллиер напряженно размышлял. После паузы он сказал:
– В Америку, должно быть, идет чертова прорва героина.
– Да нет, – сказал Уоррен, – не такая уж прорва. По моим подсчетам, нелегальный импорт составляет примерно от двух до трех тонн в год. Видите ли, героин, который продают наркоманам, растворяют в каком-нибудь нейтральном веществе, обычно в лактозе, молочном сахаре. Если учесть при этом всякие накладки, то героина в растворе содержится от половины до одного процента. Ну, предположим, один процент.
Хеллиер взял листок бумаги и занялся подсчетами.
– Если в одной порции шестнадцать сотых чистого героина, а наркоман платит за нее, скажем, шесть с половиной долларов, – он вдруг замер, – черт! Это же больше десяти тысяч долларов за унцию!
– Да, прибыль колоссальная, – подтвердил Уоррен. – Это сумасшедший бизнес. Фунт героина, готового для инъекций, стоит примерно сто семьдесят тысяч долларов. Разумеется, чистая прибыль значительно меньше. Героин добывается из опийного мака а он, понятное дело, в Штатах не растет. Тут целая технологическая цепочка – от мака к сырому опиуму, от опиума – к морфию, от морфия – к героину.
– Какова же себестоимость этого производства? – спросил Хеллиер.
– Пустяки по сравнению с прибылью, – ответил Уоррен. – Но не в этом дело. В Америке, как я сказал, фунт героина стоит сто семьдесят тысяч долларов. Оптовая цена – пятьдесят тысяч, а за пределами Штатов – двадцать. А уж там, на Ближнем Востоке, фунт опиума-сырца можно купить за пятьдесят долларов.
– Я могу сделать два вывода, – задумчиво произнес Хеллиер, – первое – на каждом этапе можно извлечь огромные барыши, и второе – цена товара зависит от риска, связанного с его контрабандой.
– Вот уж не ожидал вас, доктор. Я полагал, что мне придется охотиться за вами. Садитесь.
Уоррен решил взять быка за рога:
– Вы в прошлый раз сказали, что ваши финансовые возможности неограниченны. Я вас правильно понял?
– Я не беден, – Хеллиер улыбнулся. – Сколько вам нужно?
– Об этом – потом. Сначала о деле.
– Давайте. – Хеллиер продолжал улыбаться.
Уоррен положил на стол папку.
– Вы правы – я действительно кое-что знаю. Но предупреждаю: сведений у меня немного. Так – парочка имен, мест. Понимаете, – он криво усмехнулся, – я не обращался в полицию вовсе не по каким-то там этическим соображениям, а только потому, что в сущности не располагаю точной информацией.
– А знаете, Уоррен, мне приходилось принимать важные решения, опираясь исключительно на слухи. Я ведь говорил вам, что мне платят за интуицию.
Уоррен пожал плечами.
– Я много времени провожу в Сохо, в основном в Вест-энде, – там бывает большинство из моих пациентов. О многом мне приходится только догадываться.
– У вас большая практика, – сказал Хеллиер.
– В тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году, – начал Уоррен, – во Франции из цепи наркомафии выпало одно звено. Там перекрыли довольно мощную группу. Дело в том, что героин, поступающий в Англию, – лишь капля в море американского наркобизнеса. Эта группа переправляла огромные партии героина в Америку, и когда ее накрыли, наш ручеек обмелел. Тут, конечно, такое поднялось! Нелегальный приток наркотиков по существу прекратился.
– Погодите, – разволновался Хеллиер, – вы что, хотите сказать, что для того, чтобы перекрыть каналы наркомафии в Англии, необходимо сделать то же самое в Америке?
– Вот именно. Наркомафия имеет разветвленную сеть в разных странах. И если перекрыть каналы в одном месте, это не решение проблемы.
– Да, я так и думал, – согласился Хеллиер. – Наркобизнес имеет международный размах.
Он был спокоен, и Уоррен продолжал:
– Рассмотрим американский вариант. Рядовой наркоман в Нью-Йорке обычно покупает у подпольного торговца "одну шестнадцатую" – имеется в виду шестнадцатая часть унции. Он вынужден это делать, поскольку легально, как в Англии, наркотики достать нельзя. Цены, конечно, соответствующие, и каждая "шестнадцатая" обходится ему в 6 – 7 долларов. В среднем, нужно две порции в день.
Хеллиер напряженно размышлял. После паузы он сказал:
– В Америку, должно быть, идет чертова прорва героина.
– Да нет, – сказал Уоррен, – не такая уж прорва. По моим подсчетам, нелегальный импорт составляет примерно от двух до трех тонн в год. Видите ли, героин, который продают наркоманам, растворяют в каком-нибудь нейтральном веществе, обычно в лактозе, молочном сахаре. Если учесть при этом всякие накладки, то героина в растворе содержится от половины до одного процента. Ну, предположим, один процент.
Хеллиер взял листок бумаги и занялся подсчетами.
– Если в одной порции шестнадцать сотых чистого героина, а наркоман платит за нее, скажем, шесть с половиной долларов, – он вдруг замер, – черт! Это же больше десяти тысяч долларов за унцию!
– Да, прибыль колоссальная, – подтвердил Уоррен. – Это сумасшедший бизнес. Фунт героина, готового для инъекций, стоит примерно сто семьдесят тысяч долларов. Разумеется, чистая прибыль значительно меньше. Героин добывается из опийного мака а он, понятное дело, в Штатах не растет. Тут целая технологическая цепочка – от мака к сырому опиуму, от опиума – к морфию, от морфия – к героину.
– Какова же себестоимость этого производства? – спросил Хеллиер.
– Пустяки по сравнению с прибылью, – ответил Уоррен. – Но не в этом дело. В Америке, как я сказал, фунт героина стоит сто семьдесят тысяч долларов. Оптовая цена – пятьдесят тысяч, а за пределами Штатов – двадцать. А уж там, на Ближнем Востоке, фунт опиума-сырца можно купить за пятьдесят долларов.
– Я могу сделать два вывода, – задумчиво произнес Хеллиер, – первое – на каждом этапе можно извлечь огромные барыши, и второе – цена товара зависит от риска, связанного с его контрабандой.