– Нет, не беспокоят, – ответил Пибоди.
   Родэ встал.
   – Выходим. Надевайте рюкзаки.
   Форестер взял свое изделие, стал закреплять его на спине и остался им удовлетворен. Родэ взял в руку самодельный ледоруб, а топорик с Дакоты заткнул за пояс. Отрегулировав застежки так, что поклажа стала удобной, он выразительно посмотрел на Пибоди. Тот возился со своим мешком и наконец взвалил его на плечи. И в этот момент что-то выпало из него, звякнув о пол.
   Это была фляжка О'Хары.
   Форестер наклонился и поднял ее.
   – Так, значит, вы еще и вор, – сказал он, сверля Пибоди ледяным взглядом.
   – Нет! – завопил Пибоди. – О'Хара сам дал мне ее!
   – Как же, так О'Хара и даст вам ее, – язвительно проговорил Форестер. – Он потряс фляжку. Она была пуста. – Ах ты, сволочь! – крикнул он и швырнул ее в Пибоди.
   Тот согнулся, но увернуться не успел, и фляжка угодила ему прямо в лоб над правым глазом.
   Родэ постучал рукояткой ледоруба о пол.
   – Довольно, – сказал он решительно. – Этот человек не может идти с нами, мы не можем на него положиться.
   Пибоди в ужасе взглянул на него.
   – Но вы должны взять меня с собой, – прошептал он. – Вы должны. Не оставляйте меня тем негодяям внизу.
   Родэ неумолимо сжал губы, и Пибоди стал хныкать. Форестер глубоко вздохнул и сказал:
   – Если мы оставим его, он вернется к О'Харе и наделает там дел, в этом можно не сомневаться.
   – Мне это все не нравится, – сказал Родэ. – Он нас, еще чего доброго, убьет в горах.
   Форестер нащупал в кармане пистолет и принял решение.
   – Ладно, вы идете с нами, Пибоди. Но еще одна выходка с вашей стороны и... адью. – Он повернулся к Родэ. – Он не задержит нас ни на минуту, я обещаю. – Он посмотрел на Пибоди в упор, и тот молча кивнул. – Надевайте мешок, Пибоди. И двигайтесь быстро.
   Пибоди оторвался от стены и, как-то весь сжавшись, стал поднимать свой рюкзак. Затем, стараясь держаться подальше от Форестера, затрусил к двери. Форестер вынул из кармана клочок бумаги и карандаш.
   – Я оставлю записку О'Харе, – сказал он. – Сообщу ему о штольне. И – пошли.

III

   Поначалу идти было сравнительно легко, во всяком случае, так позже вспоминалось об этом Форестеру. Хотя они оставили дорогу и шли по целине, движение было довольно быстрым. Возглавлял группу Родэ, за ним следовал Пибоди, и замыкающим был Форестер, который следил за тем, чтобы Пибоди не отставал. Но в этом, как выяснилось, необходимости не было, так как тот шагал, словно его преследовал сатана.
   "Он не так уж никчемен", – подумал Форестер.
   Сначала снег был неглубоким, сухим, как порошок, но дальше он становился глубже и жестче. Тогда Родэ сделал небольшой привал и сказал:
   – Нужны веревки.
   Они вытащили свои жалкие припасы, и Родэ тщательно осмотрел каждый узел. Затем они образовали связку и в том же порядке двинулись дальше. Форестер посмотрел вверх на белый склон, который простирался до самого неба, и понял, что Родэ, видимо, был прав – переход предстоял нелегкий.
   Они шли и шли, и Родэ пробивал дорогу во все густеющем снегу. Склон, который они пересекали, был крутым и головокружительно уходил вниз. Форестер пытался представить себе, что будет, если кто-нибудь из них упадет. Наверное, тогда полетят все трое и поплатятся своими жизнями; они покатятся вниз клубком из рук, ног и веревок, пока не достигнут острых скал внизу. Но он отогнал от себя эту мысль. Все же они были связаны веревкой, и падение можно предотвратить. Впереди раздался какой-то звук, словно глухо прогремел гром.
   – Что это? – прокричал Форестер.
   – Лавина, – отозвался Родэ, продолжая путь.
   "Бог ты мой, – подумал Форестер, – о лавинах я и не подумал. Они могут быть смертельно опасными". Но тут же расхохотался про себя. Как будто он был в большей опасности, чем О'Хара и другие – там, у моста. Некоторое время он размышлял об относительности всего на свете, а потом мозг его отключился, и он шел, механически передвигая ноги, поднимаясь по белому склону, словно муравей, ползущий по простыне.
   Внезапно он обо что-то споткнулся, и сознание его вернулось к действительности. Это был Пибоди, лежавший на снегу, словно выброшенная на лед рыба, и судорожно хватавший воздух широко открытым ртом.
   – Вставайте, Пибоди, – сказал он тихо. – Я вам сказал, что произойдет, если вы нас будете задерживать. Вставайте, черт вас возьми!
   – Это Родэ... Родэ остановился... – выдавил Пибоди.
   Форестер посмотрел вперед и зажмурился от яркого блеска расстилавшегося перед ним пространства. Перед глазами закружились какие-то темные точки и сложились в туманную фигуру, подошедшую к ним.
   – Извините, – сказал Родэ приблизившись. – Я дурак. Совсем забыл об этом.
   Форестер стал тереть глаза. "Я, кажется, слепну", – подумал он, и волна ужаса охватила его.
   – Успокойтесь, – сказал Родэ, – закройте глаза, дайте им отдохнуть.
   Форестер опустился в снег и закрыл глаза. Ему казалось, что под ресницы набились сотни острых песчинок, по щекам поползли слезы.
   – Что со мной? – спросил он.
   – Ослепление льдом и снегом, – ответил Родэ. – Не волнуйтесь и подержите глаза закрытыми.
   Постепенно он почувствовал себя лучше, передышка пошла на пользу, но он вдруг ощутил страшную усталость. Ему показалось, что никогда в жизни он так не уставал.
   – Сколько мы прошли? – спросил он.
   – Немного, – ответил Родэ.
   – Который час?
   – Девять, – сказал Родэ после паузы.
   – И всего лишь? – Форестер был просто потрясен. Он был уверен, что они шли уже чуть ли не весь день.
   – Я сейчас полечу вас кое-чем, – сказал Родэ и стал массировать веки Форестера холодными пальцами. Они были покрыты каким-то веществом, одновременно мягким и слегка колючим.
   – Что это, Мигель?
   – Древесная зола. Она немного предохраняет от блеска. Я слышал, что так делают эскимосы. Может быть, она поможет.
   Через некоторое время Форестер рискнул открыть глаза. К своему облегчению, он обнаружил, что видит. Не столь ясно, как обычно, но все же видит. Потрясение от мысли, что он потерял зрение, прошло. Он посмотрел вбок – Родэ хлопотал над Пибоди. Да, вот еще одна вещь, необходимая альпинистам и которой они лишены, – темные очки.
   Родэ повернулся, и Форестер вдруг расхохотался.
   Прямо через его глаза шла широкая черная полоса и Родэ выглядел, как индеец, вступивший на тропу войны. Он улыбнулся.
   – Вы тоже выглядите смешно, Рэй. – И добавил уже серьезным тоном. – Сделайте капюшон из одеяла. Так вы отгородитесь от лишнего блеска.
   Форестер снял свой мешок и с сожалением оторвал от него кусок одеяла. Из этого куска получилось три капюшона, но нести мешок Форестеру стало менее удобно. Родэ скомандовал:
   – Пошли.
   Форестер оглянулся, увидел далеко внизу сараи и прикинул, что они поднялись не больше чем на пятьсот футов. Дернулась веревка на поясе, и он опять пошел вслед за спотыкающимся Пибоди.
   К полудню они смогли завернуть за гору и вышли на точку, откуда был виден перевал. Форестер со стоном повалился на колени, не в силах больше идти, а Пибоди просто рухнул как подкошенный. Только Родэ остался стоять на ногах и, сощурив покрасневшие глаза, смотрел в сторону перевала.
   – Да, вот таким я его помню, – сказал он. – Здесь мы сделаем привал.
   Словно не замечая Пибоди, он подошел к Форестеру и опустился на корточки.
   – Все в порядке?
   – Я чувствую, словно меня избили. Но отдых, я думаю, поможет восстановить силы.
   Родэ снял свой рюкзак, начал вытаскивать еду.
   – Сейчас мы подкрепимся.
   – Боже, боюсь, что не смогу.
   – Ничего, это хорошо пойдет, – сказал Родэ, показывая ему фруктовые консервы. – Это сладкое придаст нам энергии.
   Откуда-то из-за хребта подул холодный ветер, и Форестер поплотнее запахнул куртку. Родэ стал копать снег.
   – Что вы делаете? – спросил Форестер.
   – Надо отгородить примус от ветра, – ответил Родэ, доставая примус из мешка и ставя его в приготовленную лунку. Он зажег его и затем вручил Форестеру пустую консервную банку.
   – Наберите снега, мы вскипятим немного воды. Надо выпить чего-нибудь горячего. А я пойду посмотрю, что там с Пибоди.
   Из-за низкого давления снег таял медленно, и вода из него получилась лишь тепловатой. Родэ бросил в нее бульонный кубик.
   – Пейте.
   Форестер, захлебываясь, выпил, затем опять наполнил банку снегом. Следующая порция была для ожившего Пибоди, и Форестер приготовил воду в третий раз.
   – Как там перевал? – спросил он у Родэ, открывавшего банку с фруктами.
   – Ничего хорошего, – ответил Родэ. – Там ледник, большие трещины. – Он помолчал. – Но я, собственно, об этом знал.
   Он протянул банку Форестеру, и тот начал есть. Фрукты оказались отличной едой: пожалуй, с момента крушения самолета он не ел ничего лучшего и вскоре почувствовал прилив сил. Он опять посмотрел вниз. Рудник уже скрылся из глаз, зато теперь далеко-далеко было видно речное ущелье. Мост был где-то в стороне.
   Он встал и прошел вперед к краю обрыва, чтобы взглянуть на перевал. Тут его взору предстал ледник – нагромождение ледяных глыб, лабиринт трещин. Он заканчивался тремя тысячами футов ниже в голубых водах горного озера. В этот момент раздался резкий, словно удар громадного кнута, звук, затем словно далекие раскаты грома, и над озером поднялся фонтан белого цвета.
   Подошедший сзади Родэ сказал:
   – Это лагуна. Такие озера всегда бывают между ледником и мореной. Мы должны идти туда. – Он показал рукой через ледник и наверх.
   Над долиной, где находился перевал, вдруг появился столб белого дыма, и спустя секунд десять раздалось грозное ворчание.
   – Горы всегда наполнены движением, – сказал Родэ. – Движется лед, движется снег, сходят лавины.
   – Сколько нам еще подниматься? – спросил Форестер.
   – Около пятисот метров – но сначала мы немного спустимся, чтобы пересечь ледник.
   – Да, обойти его, видимо, не удастся, – предположил Форестер.
   Родэ показал на озеро.
   – Если мы пойдем в обход, мы потеряем слишком много времени, и нам придется провести еще одну ночь в горах. Две ночи здесь убьют нас.
   Форестер разглядывал ледник с неудовольствием. То, что он увидел, ему совсем не понравилось, и в первый раз с начала их перехода он почувствовал где-то в низу живота холодный комок страха. До сих пор все, что они делали, было тяжелой работой в непривычных условиях. Но то что им предстояло, было воплощением опасности – опасности попасть под неустойчиво лежащую глыбу льда или провалиться в припорошенную снегом трещину. Даже за то время, что он наблюдал за ледником, картина изменилась – постоянно шли какие-то подвижки, и время от времени оттуда доносился глухой рокот.
   – Надо идти, – сказал Родэ.
   Они вернулись к своей поклаже. Пибоди сидел, безразлично глядя на свои сложенные на животе руки.
   – Пошли, человече, надевайте рюкзак, – сказал ему Форестер.
   Пибоди не двигался. Форестер вздохнул и толкнул его ногой в бок – не слишком сильно. Физическое воздействие было единственным, на что Пибоди еще реагировал. Он покорно встал, забросил на спину свой мешок, застегнул лямки. Родэ вновь обвязал его веревкой и тщательно проверил крепления. И они пошли дальше.
   Спуск к леднику – около двухсот футов – обернулся для Форестера кошмаром, хотя для Родэ в нем не было ничего особенного. Что касается Пибоди, то он был погружен в себя и об опасности просто не задумывался. Здесь были голые скалы, облизанные ветром, дувшим со стороны перевала, и покрытые тонкой коркой льда. Любое передвижение по ним было опасно. "Это какое-то безумие, – думал Форестер, – здесь же нельзя идти без кошек!" При каждом скольжении сердце его замирало, и он ругался про себя.
   Спуск к леднику занял час времени. Последние сорок футов были отвесной стеной, и Родэ показал, что нужно делать. Он вбил в трещины скалы самодельные крючья, пропустил через них веревку и велел, держась за нее, спускаться. Теперь они пошли обратным порядком – Форестер был впереди. Родэ страховал его сверху. Он сделал петлю, в которой можно было как бы сидеть, и посоветовал Форестеру не торопиться.
   – Держитесь все время лицом к скале, – сказал он. – Ногами отталкивайтесь от нее и не допускайте вращения...
   Форестер был вне себя от радости, когда он вновь почувствовал под ногами землю – альпинизм явно не доставлял ему удовольствия. Ему пришла в голову мысль, что если он доживет до следующего отпуска, то проведет его так далеко от гор, как только возможно, и предпочтительнее где-нибудь в центре Канзаса.
   Спустился Пибоди, механически следуя инструкциям Родэ. На его лице не было страха – на нем вообще ничего не было, так же, как и в его мозгу. Страх улетучился из него вместе со всеми человеческими чувствами. Он стал роботом, который подчинялся приказам, правда, лишь в том случае, когда ему давали тумаков.
   Последним спустился Родэ. Его никто не страховал, и последние десять футов он почти пролетел, так как крючья вылетели из расщелины, и он тяжело упал вместе со свившейся в кольца веревкой. Форестер помог ему встать.
   – Все в порядке?
   Родэ, шатаясь из стороны в сторону, проговорил задыхаясь:
   – Крючья, где крючья? Найдите их.
   Форестер пошарил в снегу и нашел три. Четвертый куда-то запропастился. Родэ угрюмо улыбнулся:
   – Хорошо, что я упал, а то пришлось бы крючья оставить в скале, а они могут нам еще пригодиться. Но вообще надо держаться подальше от скал – они покрыты ледяной коркой, без кошек нам по ним не пройти.
   Форестер до глубины души был с этим согласен, по вслух ничего не сказал. Он подобрал веревку, закрепил один конец на поясе, затем посмотрел на ледник.
   Зрелище было фантастическим, словно лунный пейзаж, и столь же лишенное жизни и далекое от человека. Глыбы льда были вздыблены громадным давлением снизу и, подвергшись воздействию солнца и ветра, приняли самые гротескные формы. Там были скалы из льда с опасно нависшими карнизами наверху, колонны с подточенным солнцем основанием, готовые в любой момент рухнуть, какие-то взгорбления и повсюду были трещины, частью открытые, а частью – Форестер это хорошо знал – предательски замаскированные снегом. И вот через этот лабиринт они должны были проложить свой путь. Он спросил:
   – Какова ширина ледника?
   Родэ подумал.
   – Три четверти вашей американской мили. – Он перехватил получше ледоруб. – Давайте двигаться, время дорого.
   Он шел впереди, прощупывая путь ледорубом. Форестер обратил внимание на то, что он сократил интервалы в их связке и удвоил веревку, и это не предвещало ничего хорошего. Теперь они шли на довольно близком расстоянии друг от друга, и Родэ часто подгонял Пибоди, так как тот постоянно отставал, и веревка то и дело натягивалась. Форестер на ходу нагнулся и зачерпнул рукой немного снега. Он был сухим, как порошок, и не годился для снежка, но все равно, всякий раз, когда Пибоди отставал, Форестер осыпал его снежной пылью.
   Путь был извилистым, и они часто заходили в тупик, образованный либо ледяной стеной, либо внушительной трещиной. Приходилось возвращаться и искать места, по которым можно было бы пройти. Однажды, когда они очутились просто-таки в ледяном лабиринте, Форестер совершенно потерял ориентировку и с отчаянием подумал, что им уже никогда не выбраться из этого ледяного ада.
   Ноги его занемели, пальцев на них он уже не чувствовал. Сказал об этом Родэ. Тот медленно остановился.
   – Садитесь, – сказал он, – снимайте ботинки.
   Форестер размотал обмотки и попытался негнущимися пальцами развязать шнурки. Это простое дело заняло у него около пятнадцати минут. Пальцы застыли, шнурки обледенели, а мозг плохо контролировал действия рук. Наконец ему удалось снять ботинки и две пары носков, которые на нем были.
   Родэ внимательно осмотрел его ноги.
   – Начало обморожения, – сказал он. – Растирайте свою левую ногу, а я буду растирать правую.
   Форестер энергично набросился на свою ногу. Первый палец совершенно потерял чувствительность и был белым, как кость. Родэ был совершенно безжалостен – он бешено тер его ногу и не обращал внимания на мольбы и вопли, вырывавшиеся у него от страшной боли. Наконец нормальная циркуляция крови возобновилась, нога была словно в огне. Родэ строго сказал:
   – Не допускайте этого впредь. Все время работайте пальцами – представьте, что вы играете на рояле ногами. Дайте-ка мне посмотреть ваши руки.
   Форестер протянул ему руки.
   – Хорошо, – заключил Родэ. – Но следите за пальцами рук и ног, за кончиками ушей и носом. Трите их все время. – Он повернулся к Пибоди, сидевшему на снегу, как мешок. – А с этим что?
   С трудом Форестер всунул ноги в замерзшие ботинки, завязал шнурки и обмотки. Затем он поднялся и помог Родэ снять ботинки с Пибоди. Это было все равно, что обхаживать чучело, – он не мешал и не помогал им, позволяя делать с собой все, что угодно.
   Пальцы его ног были сильно обморожены, и они начали их массировать. Через десять минут он вдруг застонал, и Форестер увидел, как в его глазах промелькнула искра сознания.
   – Дьявол! – запротестовал Пибоди. – Вы делаете мне больно.
   Они продолжали работать, не обращая на него никакого внимания. Внезапно Пибоди вскрикнул и стал вырываться, но Форестер крепко держал его.
   – Будьте благоразумны, – прокричал он ему в ухо, – иначе потеряете ноги!
   Ему удалось утихомирить Пибоди, и Родэ еще некоторое время тер ему ноги, пока не счел, что опасность миновала.
   – Двигайте все время пальцами, – посоветовал он то же, что и Форестеру.
   Пибоди стонал от боли, но эта боль, кажется, вывела его из летаргического состояния. Он смог сам надеть носки, ботинки, завязать обмотки. Пока он все это проделывал, с его уст срывался монотонный поток проклятий и ругательств, направленных в адрес гор, Родэ, Форестера и судьбы, которая затянула его в эту переделку.
   Форестер переглянулся с Родэ, который слегка улыбнулся и, беря ледоруб, сказал:
   – Все. Пошли. Надо выйти отсюда.
   Где-то на середине ледника, после нескольких бесплодных попыток пройти дальше, Родэ подвел их к трещине и объявил:
   – Здесь мы будем перебираться на ту сторону. Другого выхода нет.
   В этом месте был снежный мост, соединивший два края трещины, – хрупкая снежная полоса. Форестер подошел поближе и посмотрел вниз. Дна он не увидел. Родэ сказал:
   – Снег может выдержать нас, если мы будем ползти, чтобы распределить вес на большую площадь. – Он тронул Форестера за плечо. – Вы идете первым.
   Пибоди внезапно проговорил:
   – Я не буду переходить на ту сторону. Что я, сумасшедший, что ли?
   Форестер поначалу хотел сказать примерно то же самое, но то, что это сказал такой человек, как Пибоди, пристыдило его.
   – Вы будете делать то, что вам говорят, – рявкнул он грубо, ощущая, что адресует эту фразу не столько Пибоди, сколько самому себе, допустившему минутную слабость.
   Родэ опять удлинил соединявшие их куски веревки, чтобы каждый мог спокойно преодолеть пятнадцатифутовое пространство, и Форестер подошел к трещине.
   – Не на коленях, а по-пластунски, – сказал Родэ.
   С внутренним трепетом Форестер лег на живот и извиваясь вполз на мост. Он двигался вперед, вспоминая, чему его учили в армии, и видел, как по краям перемычки осыпается и с шелестом пропадает в пропасти снег. Он был рад тому, что сзади него вилась веревка, хотя понимал, что в случае чего она вряд ли выдержит его, и с еще большей радостью ощутил себя, наконец, на другом краю трещины, где некоторое время лежал, задыхаясь и обливаясь потом. Затем он встал и повернулся.
   – Все в порядке? – спросил Родэ.
   – Прекрасно, – ответил он и вытер пот со лба прежде, чем он успел замерзнуть.
   – К черту! – закричал Пибоди. – Вам не удастся загнать меня на эту штуку.
   – Вас же страхуют веревкой с обеих сторон, – сказал Форестер. – Вы не можете упасть. Правда, Мигель?
   – Конечно, – подтвердил Родэ.
   Пибоди смотрел затравленным зверем. Форестер сказал:
   – Ладно, черт с ним. Перебирайтесь, Мигель, и оставьте этого глупца там.
   Голос Пибоди дрогнул.
   – Вы не можете оставить меня здесь! – закричал он.
   – Неужели? – с издевкой сказал Форестер. – Я ведь вас обо всем предупреждал.
   – Господи! – произнес Пибоди душераздирающим голосом и медленно подошел к трещине.
   – Ложитесь! – скомандовал Родэ.
   – На живот! – крикнул Форестер.
   Пибоди лег на живот и стал медленно ползти. Его трясло, и дважды он останавливался, когда снег с сухим шорохом обрывался с края моста. По мере приближения к Форестеру его движения участились, он пополз быстрее. Вдруг он не выдержал, встал на четвереньки и почти побежал.
   – Ложитесь, вот идиот! – завопил Форестер.
   И тут же вверх взвился столб снежной пыли, Пибоди врезался в Форестера и сбил его с ног. Мост с шумом рухнул, и глухое эхо покатилось по горам. Когда Форестер поднялся, то сквозь пелену оседающего снега увидел беспомощно стоявшего на другой стороне Родэ.
   Он резко повернулся и схватил Пибоди, который вцепился в снег в дикой радости оттого, что ощутил под собой твердую основу. Вздернув его вверх, он дважды ударил его кулаком по лицу.
   – Ты, гнус, подонок, хоть раз ты можешь что-нибудь сделать правильно?
   Голова Пибоди мотнулась из стороны в сторону, в глазах была пустота. Форестер отпустил его, и он свалился на снег, бормоча что-то бессвязное. Ударив его еще раз ногой, Форестер повернулся в сторону Родэ.
   – Что же теперь делать, черт возьми?
   Родэ казался невозмутимым. Он поднял ледоруб и, нацелив его, как копье, сказал:
   – Отойдите!
   Размахнувшись, он бросил ледоруб, и тот вонзился в снег рядом с Форестером.
   – Вгоните его в снег как можно глубже, – сказал он. – Я попробую перебраться с помощью веревки.
   Форестер потрогал рукой веревочную петлю на поясе.
   – Знаете, она не очень прочная. Вашего веса может не выдержать.
   Родэ смерил глазами расстояние.
   – Я думаю, что если сложить ее втрое, выдержит.
   – Речь идет о вашей шее, – заметил Форестер и начал вбивать ледоруб в снег.
   Но он отдавал себе отчет в том, что в действительности речь идет и о его жизни. Без Родэ он ни за что не выберется отсюда, тем более обремененный Пибоди.
   Он вогнал ледоруб в снег на три четверти и проверил, крепко ли он сидит. Затем он подошел к Пибоди, хныкавшему на снегу, снял с него веревку и перебросил конец Родэ. Тот обвязался им и сел па край трещины, глядя вниз, в пропасть, так спокойно, как будто он сидел в кресле на террасе дома.
   Форестер закрепил тройную веревку вокруг пояса, вдавил каблуки ботинок в снег.
   – Я постараюсь принять возможно больше веса, – сказал он.
   Родэ натянул веревку, подергал ее и остался доволен.
   – Подложите что-нибудь под веревку, чтобы она не перетерлась, – попросил он.
   Форестер снял капюшон, сложил его вдвое и подоткнул под веревку там, где она соприкасалась с ледяным краем трещины.
   Родэ опять потянул веревку, смерил глазами расстояние, нашел на противоположной стене трещины точку своего соприкосновения с ней – оттолкнулся.
   Форестер увидел, как он исчез из виду, и почувствовал, как резко натянулась веревка. Затем послышался стук – ботинки Родэ ударили по стене. К счастью, натяжение веревки не ослабло, значит, все идет удачно. Родэ оставалось теперь только вскарабкаться вверх. Казалось, прошла целая вечность, прежде чем голова его появилась над краем трещины. Форестер подбежал к Родэ и помог ему выбраться. Вот человек! Он с восхищением смотрел на него. Дьявольски отличный парень. А Родэ в это время сидел недалеко от края и вытирал пот со лба.
   – Нехорошо так вести себя, – сказал он, имея в виду Пибоди.
   "Да уж, – подумал Форестер, – это самое мягкое, что можно тут сказать". – И, глядя на Пибоди, произнес:
   – Ну что будем делать с этим негодяем? Он же погубит нас! – Форестер достал из кармана револьвер, и глаза Родэ начали расширяться от ужаса. – Что ж, я думаю, что здесь путь Пибоди и закончится.
   Пибоди в это время лежал на снегу, что-то бормоча себе под нос и, по-видимому, был не в состоянии осознать то, что говорил о нем Форестер.
   Родэ посмотрел Форестеру прямо в глаза:
   – Вы способны застрелить беззащитного человека? Даже его?
   – Да, сейчас я на все способен, черт возьми, – отрезал Форестер. – Потому что думаю не только о наших жизнях, а еще и о тех людях, которые там внизу, у моста, ждут помощи. А этот спятивший дурак всех нас угробит.
   Он поднял револьвер и навел его в затылок Пибоди. В тот момент, когда он уже готов был спустить курок, Родэ схватил его за руку.
   – Нет, Рэй, вы не убийца.
   Форестер попытался сопротивляться Родэ, но сдался.
   – Ладно, Мигель. Но вы еще увидите, что я прав. Я знаю такой тип людей. Это эгоисты, и ничего хорошего от них ждать не приходится. Что ж, по-видимому, от него не отделаться.

IV

   Переход через ледник отнял у них в общей сложности три часа, и хотя Форестер был к концу совершенно измотан, Родэ не позволил остановиться.
   – Мы должны до темноты подняться как можно выше, – сказал он. – Предстоящая ночь сильно истощит нас. Нехорошо оставаться на открытом месте, когда у нас нет ни палатки, ни подходящей одежды.