Бэгли Десмонд. Высокая цитадель

   – Какая разница? – сказал О'Хара. – Обломки "Дакоты" с воздуха не увидишь, они у подножия скалы. О воздушных поисках я вообще что-то не слышал.
   – То есть как? – встрепенулся Форестерю.
   – Андская авиалиния – компания довольно халтурная. Филсон, мой хозяин, даже не дал нам полетного номера. Я вспоминаю сейчас, что когда мы взлетали, то я несколько удивился этому. Я не уверен даже, что диспетчеры в Сан-Кроче уведомили о нашем рейсе Сантильяну. – Заметив выражение лица Форестера, он добавил: – Это шарашкина контора, а не компания. Просто маленький; аэродром.
   – Но ваш хозяин будет ведь обеспокоен отсутствием вестей от вас?
   – Будет, – согласился О'Хара. – Он просил меня позвонить ему из Сантильяны. Но поначалу он не обеспокоится. Бывали случаи, когда я ему не звонил, и он устраивал мне головомойку за то, что в обратный рейс я не брал попутный груз. Думаю, что в течение пары дней он особенно волноваться не будет.
   Форестер надул щеки и с шумом выпустил воздух.
   – Фу-у-у! Ну и организация! Теперь я действительно чувствую, что мы пропали.
   – Будем полагаться только на себя. Другого выхода нет, – успокоил Родэ.
   – Кстати, мы ведь изменили курс, – сказал О'Хара. – Если нас все-таки будут искать, то севернее.
   Родэ посмотрел на Агиляра, лежавшего с закрытыми глазами.
   – Что ж, делать нечего, давайте ложиться спать. Надо хорошо отдохнуть. Завтра нам предстоит тяжелый день.

III

   О'Хара вновь спал неспокойно, но на этот раз он, по крайней мере, лежал на матрасе и был сыт. В два часа ему предстояло сменить на вахте Пибоди, и он был рад, когда время его подошло.
   Он надел куртку и взял пальто из викуньи, которое ему дал Форестер. Оно должно было очень пригодиться ему во время дежурства. Форестер не спал и вяло помахал ему рукой, но ничего не сказал.
   Ночной воздух был разрежен и холоден, и О'Хара, выйдя из тепла, зябко поежился. Как утверждал Родэ, здесь условия для жизни были лучше, чем наверху, но все равно находиться здесь было тяжело. Он чувствовал, как быстро бьется его сердце и часто вздымается грудь. – Надо поскорее спуститься в "кебрада", как назвал Родэ долину, к которой они шли.
   Он дошел до поворота, где должен был сойти с дороги, и направился к возвышавшемуся поодаль большому камню, который Родэ избрал в качестве удобного наблюдательного пункта. Пибоди должен был находиться на вершине этого камня и не мог не слышать приближения О'Хары. Однако никаких признаков Пибоди О'Хара не обнаружил. Он негромко окликнул его:
   – Пибоди!
   Никто не ответил.
   Он осторожно обошел камень, рассматривая его силуэт на фоне ночного неба. Наверху заметил какую-то странную, непонятно откуда взявшуюся выпуклость. Начал карабкаться по камню и когда добрался доверху, услышал приглушенный храп. Он потряс Пибоди и услышал звяканье пустой бутылки – Пибоди был пьян.
   – Ты, сволочь, – прорычал он и стал хлестать Пибоди по щекам, но без особого эффекта. Пибоди ворчал что-то в пьяном забытьи, но в себя не приходил. Надо бы тебя бросить здесь, чтоб ты сдох, – зло прошипел О'Хара.
   Он знал, что, конечно, не сделает этого, и в то же время понимал, что тащить Пибоди в лагерь ему будет не под силу. Нужна помощь.
   Он внимательно оглядел дорогу внизу. Все было спокойно. Он слез с камня и пошел к лагерю. Форестер по-прежнему не спал и удивленно посмотрел на входящего О'Хару.
   – В чем дело? – спросил он настороженно.
   – Пибоди в отключке, – сказал О'Хара. – Мне нужна помощь, чтобы притащить его сюда.
   – Чертова высота, – пробормотал Форестер, надевая ботинки.
   – При чем здесь высота! – сказал О'Хара холодно. – Негодяй просто пьян.
   Форестер пробормотал какое-то проклятие.
   – А где ж он раздобыл выпивку?
   – Наверное, нашел в какой-нибудь хижине, – сказал О'Хара. – Моя фляжка со мной, я берегу ее для Агиляра.
   – Ладно, – сказал Форестер. – Пошли приволочем этого дурака сюда.
   Это оказалось нелегким делом. Пибоди был крупным, рыхлым человеком, тело его отказывалось ему подчиняться, но все же им удалось дотащить его до хижины и без особых церемоний бросить на лежанку. Форестер, задыхаясь, проговорил:
   – Этот идиот погубит нас всех, если мы не будем следить за ним. – Он немного помолчал. – Я пойду с вами, две пары глаз все-таки лучше.
   Они вернулись к камню, вскарабкались на него, легли бок о бок и начали вглядываться в темные склоны гор. Прошло минут пятнадцать. Ничего не было ни видно, ни слышно. Форестер нарушил молчание:
   – По-моему, все в порядке. – Он поворочался и сменил позу. – Что вы думаете о старике?
   – Мне кажется, с ним все нормально, – ответил О'Хара.
   – Хороший мужик, настоящий либеральный политик. Если он протянет подольше, из него выйдет неплохой государственный деятель. К сожалению, здесь либералы долго не держатся, а он к тому же слишком мягок. – Форестер усмехнулся. – Даже когда речь идет о жизни и смерти – заметьте, его жизни и смерти, не говоря уже о его племяннице, он настаивает на демократической процедуре. Он хочет, чтобы мы проголосовали, отдавать его в руки коммунистов или нет. Представляете?
   – Я бы никого не отдал коммунистам, – сказал О'Хара. Он искоса посмотрел на темную фигуру Форестера. – Вы говорили, что можете управлять самолетом. Вы что, работаете на самолетах своей компании или что-нибудь в этом роде?
   – Да нет, черт возьми. Моя компания не такая уж богатая и большая. Я служил в авиации – летал в Корее.
   – О, и я тоже, – сказал О'Хара. – Английские военно-воздушные силы.
   – Вот как! А где вы базировались?
   О'Хара рассказал ему.
   – Значит, вы летали на "Сейбрах", как и я. У нас были совместные операции – черт, мы, наверное, вместе летали.
   – Возможно, – согласился О'Хара.
   Они погрузились на некоторое время в молчание, затем Форестер спросил:
   – Вам приходилось сбивать "Миги"? Я сбил четыре, а потом меня отправили в резерв. Я безумно переживал, хотел быть героем, эдаким козырем.
   – Для этого вам нужно было сбить минимум пять, да?
   – Да. А на вашем счету сколько?
   – Парочка, – ответил О'Хара.
   На самом деле он сбил восемь, но это относилось к той части его жизни, о которой он предпочел бы забыть, поэтому не стал об этом распространяться. Форестер почувствовал это и вопросов больше не задавал. Через несколько минут он сказал:
   – Ну ладно, пойду, пожалуй, посплю немного, если смогу, конечно. Нам надо рано встать.
   Он ушел, а О'Хара остался лежать, всматриваясь в темноту и думая о Корее. Она была поворотным пунктом в его жизни. До нее он уверенно шел вверх, а после началось скольжение вниз – к Филсону, теперь – вот сюда. Интересно, чем же он кончит?
   Мысли о Корее привели его к воспоминаниям о Маргарет, о письме. О'Хара получил его перед самым вылетом, успел прочесть, стоя на поле аэродрома. Американцы называют такого рода письма "Дорогой Джон". В нем она буднично сообщала обо всем, писала, что они – взрослые люди, должны действовать разумно, словом, пустилась в рассуждения, которые должны были скрыть обыкновенную измену. Позже, вспоминая обо всем, он нашел, что в данной ситуации была даже капля юмора. В самом деле, он сражался где-то далеко на непопулярной войне, а в это время дома штатский человек увел его жену. Но когда О'Хара читал письмо на холодном поле корейского аэродрома, ему было не до смеха. Через пять минут был уже в воздухе, а через полчаса – в бою. Он вошел в него с холодным неистовством и с полным отсутствием благоразумия. За три минуты сбил два "Мига", приводя врага в трепет своим беспощадным напором. Но тут же его самого сбил китайский летчик, сражавшийся на стороне корейцев, действовавший более хладнокровно, и остальную часть войны он провел в плену.
   О'Хара не любил вспоминать обо всем, что произошло с ним тогда. Вернулся с войны с почестями, но попал в руки психиатров. Они старались вовсю, но не смогли разбить панцирь безразличия, в который он замкнулся, и сам он не смог его разбить изнутри.
   Так и пошло. Инвалидность, пенсия, работа, сначала хорошая, потом хуже и хуже, пока он дошел до Филсона. И – выпивка, все больше и больше в попытке заполнить хоть чем-то саднящую душевную пустоту.
   Он беспокойно пошевелился на камне и вновь услышал звяканье бутылки. Протянул руку, поднял и посмотрел на нее на фоне неба. Там еще оставалось на четверть жидкости. Он улыбнулся. Напиться этим было нельзя, но немного выпить было бы неплохо. Тем не менее, когда по его жилам распространилось алкогольное тепло, он почувствовал себя виноватым.

IV

   Когда Пибоди проснулся и увидел стоявшего рядом с ним О'Хару, он пришел в воинственное расположение духа. Сначала он приготовился защищаться, но присущий ему инстинкт агрессии тут же взял верх.
   – Мне ничего от вас не надо, – проговорил он нетвердым голосом. – От чертовых англикашек мне ничего не надо.
   О'Хара уныло смотрел на него. У него не было никакого желания выговаривать Пибоди за его поведение. В конце концов они ведь были членами одного клуба, подумал он саркастически, собутыльники. Он чувствовал себя скверно.
   Родэ сделал шаг вперед, и Пибоди завопил:
   – И от индейцев мне ничего не надо!
   – Теперь примите кое-что от меня, – выпалил Форестер и, подойдя к Пибоди, сильно ударил его по лицу.
   Пибоди осел назад на лежанку и посмотрел в холодные глаза Форестера со страхом и удивлением. Его рука поднялась к покрасневшей щеке. Он собрался что-то сказать, но Форестер, тыча в него пальцем, крикнул:
   – Заткнитесь! Еще один писк с вашей стороны, и я превращу вас в котлету. Давайте-ка отрывайте свой толстый зад от кровати и принимайтесь за работу. И если еще раз будете отлынивать, клянусь Богом, я убью вас.
   Ярость в голосе Форестера произвела отрезвляющий эффект на Пибоди. Вся его воинственность вдруг улетучилась.
   – Я не хотел... – начал он.
   – Заткнитесь! – повторил Форестер и повернулся к нему спиной. – Давайте выводить наш табор на дорогу, – обратился он ко всем.
   Они сложили все необходимое в неуклюжие, сооруженные из пальто, мешки. О'Хара подумал, что начальник Форестера не поблагодарит его за пальто из викуньи: на нем уже стали появляться последствия отнюдь не деликатного обращения. Прихватили керогаз и бидон с керосином.
   Агиляр сказал, что он может двигаться сам, при условии, если они пойдут не очень быстро. Форестер взял жерди от носилок и соорудил из них то, что он назвал волокушей.
   – Индейцы на равнине используют такие штуки в качестве транспорта, – объяснил он. – Они вполне обходятся без колес, и мы тоже обойдемся. – Он улыбнулся. – Правда, они приспосабливают для этого дела лошадей, а у нас только люди, но мы все время будем идти вниз.
   На волокуше можно было везти довольно большой груз. Форестер и О'Хара взялись первыми тащить треугольник волокуши, вершина которого стучала и подпрыгивала по камням. Остальные пристроились в колонну следом за ними, и так они вновь стали кружить по горам.
   О'Хара посмотрел на часы. Было шесть утра. Он прикинул, что за прошлый день они не должны были пройти много – не больше четырех-пяти миль. Зато сейчас они отдохнули, поели, и шагать было значительно легче. Он только сомневался в том, что им удастся делать по десять миль в день, а это означало еще два дня пути до завода. Но еды у них было дня на четыре, так что можно особенно не волноваться, даже если из-за Агиляра они не смогут идти быстрее. В общем, перспектива была не такой уж плохой.
   Местность вокруг них постепенно менялась. Стали появляться небольшие травянистые полянки, кое-какие цветы, и эти признаки жизни встречались все чаще. Настроение позволяло двигаться быстрее, и О'Хара сказал Родэ:
   – Чем ниже мы спускаемся, тем лучше себя чувствуем.
   – Да, и адаптация происходит, – заметил Родэ. – Кстати, если высота не убивает сразу, к ней можно постепенно привыкнуть.
   Они подошли к одному из бесчисленных поворотов дороги, и Родэ, остановившись, показал рукой на серебряную ленту вдали.
   – Это долина, где течет река. Мы пересечем реку и повернем на юг. Завод в двадцати четырех километрах от моста.
   – На какой мы сейчас высоте? – спросил О'Хара.
   Он стал проявлять неподдельный интерес к воздуху, которым дышал.
   – Более трех с половиной тысяч метров, – ответил Родэ.
   Двенадцать тысяч футов, подумал О'Хара. Это уже намного лучше.
   Он решил, что смогут сделать привал и пообедать уже на другой стороне реки, за мостом.
   – Там мы можем особенно не торопиться, – сказал Форестер, жуя кусок консервированного мяса. – Надеюсь, что Родэ не ошибается, когда говорит, что этот завод еще работает.
   – Все будет в порядке, – откликнулся Родэ. – Там милях в десяти от него есть селение. Если будет необходимость, кто-нибудь сходит туда, и к нам придет помощь.
   Они снова отправились в путь и через некоторое время почти неожиданно оказались в долине. Снега здесь не было, то там то сям среди камней сверкала зеленая трава. Дорога выпрямилась, и по ее сторонам стали попадаться небольшие озерца. Стало существенно теплее, и О'Хара почувствовал, что идти стало совсем легко. "Добрались, все-таки добрались!" – с восторгом подумал он.
   Вскоре послышался рокот и показалась река, несшая с гор талый снег. Всех обуяла бурная радость. Мисс Понски беспрерывно болтала что-то, потом завизжала, увидев птичку, первое живое существо, попавшееся на глаза за эти два дня. О'Хара слышал негромкий смех Агиляра, и даже Пибоди повеселел и, кажется, оправился от словесной порки, устроенной ему Форестером.
   О'Хара очутился рядом с Бенедеттой. Она улыбнулась ему и сказала:
   – У кого керогаз? Нам он скоро понадобится!
   Он кивнул назад, на Виллиса и Армстронга, тащивших волокушку. Они были уже совсем близко от реки, и он вычислил, что перед тем, как они достигнут моста, дорога сделает еще один поворот.
   – Пошли посмотрим, что там за углом, – сказал он Бенедетте.
   Они сделали несколько шагов, повернули, и О'Хара вдруг остановился: на другом берегу полноводной реки находились люди и несколько машин. Мост был разрушен.
   Их вскоре заметили, и среди людей началось движение, сквозь шум реки послышались крики. О'Хара увидел, как какой-то человек подбежал к грузовику и достал из кузова винтовку. Другие вытащили пистолеты.
   Он с силой толкнул плечом Бенедетту, и та, спотыкаясь, пролетела метра два и приземлилась за большим камнем. Консервные банки высыпались из мешка, который она несла, и покатились по дороге. Следом за ней упал на землю О'Хара, и в этот момент раздался выстрел. Одна из банок подпрыгнула, и из пробитой пулей дыры брызнул кроваво-красный томатный соус.

Глава 3

I

   О'Хара, Форестер и Родэ смотрели вниз на мост из-за нагромождения камней недалеко от места, где река сужалась, образуя горловину. Под ними несся зеленый поток ледяной воды, обмывая стены русла, высеченные им в скальной породе за миллионы лет. Горловина была около пятидесяти ярдов в ширину.
   О'Хара все еще содрогался от шока, вызванного неожиданным обстрелом. Он упал на землю в стороне от дороги, и консервная банка, которую он нес в кармане пальто, чуть не вышибла из него дух. Немного отдышавшись, он, не веря своим глазам, уставился на дорогу, по которой тек томатный соус вместе с мясным соком. Здесь мог быть я или Бенедетта, подумал он. Именно тогда его начало трясти. Укрываясь за камнями, они проползли обратно за угол, а винтовочные пули крошили в это время гранитное ложе дороги. Родэ ждал их с пистолетом в руке. Он был сильно обеспокоен. Когда увидел бледное лицо Бенедетты, губы его искривились в усмешке, и он двинулся вперед по дороге.
   – Подождите, – тихо сказал Форестер. – Не торопитесь. – Он коснулся руки О'Хары. – Что там происходит?
   О'Хара наконец овладел собой.
   – Я не успел ничего толком рассмотреть. Мост, по-моему, снесен. На другом берегу несколько грузовиков и, кажется, до черта людей.
   Форестер посмотрел вокруг оценивающим взглядом.
   – Тут всюду достаточно укрытий. Мы сможем без помех добраться до тех камней на берегу и оттуда все хорошенько разглядеть. Пошли!
   И вот они лежат за камнями и наблюдают за тем, как по ту сторону реки по-муравьиному копошатся люди. Их было человек двадцать. Часть из них занималась разгрузкой толстых досок из кузова машины. Часть резала на куски длинные канаты. Трое стояли с винтовками в руках – по всей видимости, это были часовые. Один из них неожиданно вскинул винтовку и выстрелил. Форестер сказал:
   – Нервничают, а? Стреляют по призракам.
   О'Хара рассматривал речную горловину. Река была глубокой и быстрой, о том, чтобы переплыть ее, не могло быть и речи. Смельчака тут же снесло бы в сторону, и через десять минут он бы замерз до смерти. Кроме того, представляло большую проблему спуститься к воде по крутой каменной стенке ущелья и вскарабкаться наверх по противоположной. И это если не считать вероятности ежеминутно быть подстреленным.
   Он вычеркнул реку из мысленного списка возможностей и сосредоточил свое внимание на мосту. Это было примитивное подъемное сооружение, державшееся на двух тросах, закрепленных на обоих берегах каменными глыбами. С тросов свисали канаты, на которых держались доски, составлявшие проезжую часть моста. В середине зияла дыра – целый ряд досок отсутствовал, и канаты болтались в воздухе.
   Форестер тихо произнес:
   – Вот почему они не встретили нас на аэродроме. Видите машину, там, внизу?
   О'Хара пригляделся и увидел почти полностью погруженный в воду грузовик, через кабину которого перекатывались волны.
   – Судя по всему, он свалился с моста, когда пересекал речку, – сказал он.
   – Похоже на то, – подтвердил Форестер. – Я думаю, что они послали одну машину вперед, чтобы приготовить лагерь для основной группы, но это им не удалось. Машина свалилась с моста и вывела его из строя. А когда подошли остальные, им пришлось остаться на той стороне.
   – Они сейчас ремонтируют мост, – сказал О'Хара. – Посмотрите.
   Двое людей ползли по качающемуся мосту, толкая перед собой доску. Они уложили ее на место под одобрительные возгласы с "большой земли" и отправились обратно. Эта работа отняла у них полчаса.
   – Сколько им нужно уложить досок? – спросил О'Хара.
   – Где-то около тридцати, – сказал Родэ.
   – Это дает нам пятнадцать часов.
   – Больше, – заметил Форестер. – Вряд ли они будут качаться на этом каркасе ночью.
   Родэ вынул свой пистолет и тщательно прицелился, используя другую руку в качестве опоры. Форестер сказал:
   – Бесполезно. На таком расстоянии ничего не выйдет.
   – Я попробую, – ответил Родэ.
   Форестер вздохнул:
   – Что ж, пробуйте. Но только один раз, посмотреть, что получится. Сколько у вас патронов?
   – У меня два магазина по семь патронов. Три выстрела я уже сделал.
   – Делайте еще один, и у вас останется десять Не густо.
   Родэ упрямо сжал губы и напрягся, по-прежнему держа пистолет в руке. Форестер подмигнул О'Харе и сказал:
   – Если вы не возражаете, я отползу немного. Как только вы начнете стрелять, ждите ответного огня.
   Он неторопливо отполз в сторону, затем перевернулся, лег на спину и стал смотреть в небо. Затем жестом пригласил О'Хару присоединиться к нему.
   – Самое время держать военный совет, – сказал он. – Что нам делать: принять бой или сдаться? А может, какой-нибудь выход и найдется? Где эта ваша летная карта?
   О'Хара вынул карту и аккуратно разгладил ее.
   – Реку нам не перейти, – сказал он, – во всяком случае здесь.
   Форестер внимательно стал изучать карту.
   – Вот река, – он водил по ней пальцем, – а вот мы. Мост здесь не отмечен. А это что за штриховка вдоль реки?
   – Это ущелье.
   Форестер свистнул.
   – Оно начинается высоко в горах, так что вверх по течению пологого места нам найти не удастся. А вниз?
   О'Хара прикинул расстояние.
   – А вниз оно тянется миль на восемьдесят. Милях в пятидесяти ниже уже обозначен мост. Но это чертова даль.
   – Да, далековато, – согласился Форестер, – сомневаюсь, что старик сможет дойти.
   – Если эти типы что-нибудь соображают, они пошлют и туда грузовики с людьми и будут ждать нас там. У них слишком большое преимущество.
   – Да, мы оказались у этих негодяев в клетке, – сказал Форестер. – Так что либо сдаваться, либо сражаться.
   – Я коммунистам не сдамся, – жестко сказал О'Хара.
   Послышался хлопок – это выстрелил Родэ, и тотчас же в ответ раздалась беспорядочная винтовочная пальба, отраженная эхом в горах. Одна пуля рикошетом просвистела поблизости.
   Подполз Родэ.
   – Промахнулся. – Форестер хотел было сказать: "я же предупреждал", но промолчал. Родэ ухмыльнулся. – Однако я навел на них страху. Они побежали, а доска упала в воду.
   – Это уже кое-что, – заметил О'Хара. – Может, нам удастся таким образом их задержать.
   – Надолго ли? – спросил Форестер. – Мы же не можем их вечно держать под огнем, когда у нас всего десять патронов. Давайте-ка обсудим ситуацию. Оставайтесь здесь, Мигель, только смените позицию, они могли нас засечь.
   О'Хара и Форестер повернули к оставшимся на дороге.
   – Надо как-то подбодрить народ, – тихо заметил О'Хара, когда они подходили, – а то, я смотрю, все как-то сникли.
   Все действительно были подавлены. Пибоди что-то негромко говорил мисс Понски, которая на этот раз молчала. Виллис сидел на камне и нервно болтал ногой. Чуть поодаль Агиляр что-то быстро говорил Бенедетте. Единственным человеком, по-видимому, сохранявшим спокойствие, был Армстронг, который невозмутимо посасывал свою пустую трубку и чертил что-то прутиком на земле.
   О'Хара подошел к Агиляру:
   – Нам надо решить, что делать дальше, – сказал он. – Как вы предложили нам.
   Агиляр серьезно кивнул.
   – Я же сказал, что от этого не уйти.
   – Все будет в порядке, – сказал О'Хара и посмотрел на Бенедетту.
   Ее лицо было бледным, под глазами темные круги.
   – Дело, видимо, долгое, почему бы вам не заняться приготовлением обеда для всех нас? Сейчас самое время перекусить.
   – Да, дитя, – сказал Агиляр, – займись-ка этим. Я помогу тебе. Я ведь хороший повар, сеньор О'Хара.
   О'Хара улыбнулся Бенедетте.
   – Ну вот, я вас и оставлю заниматься этим делом.
   Он вернулся к остальным. Форестер уже держал речь, стараясь подбодрить людей.
   – Вот такая ситуация, – говорил он. – Мы в ловушке, и выхода вроде бы нет, но нет и безвыходных положений. Нужны лишь сообразительность и сила духа. В общем, выбор такой: сдаваться или сражаться. Я лично собираюсь сражаться. И Тим тоже, правда, Тим?
   – Правда, – ответил мрачно О'Хара.
   – Теперь я спрошу остальных, кто что думает. Каждый должен сам принять решение, – продолжал Форестер. – Что вы скажете, доктор Виллис?
   Виллис поднял глаза, лицо у него было напряженным.
   – Даже и не знаю, что вам ответить. Видите ли, я по натуре не боец. Потом, каковы наши шансы? Я не вижу особого смысла бороться, когда мы все равно проиграем. Надежд у нас, по-моему, никаких нет. – Он помолчал, потом нерешительно добавил: – Впрочем, я как большинство.
   "Ах, Виллис, негодяй, любитель отсиживаться за чужими спинами", – подумал О'Хара.
   – Пибоди? – резко, как кнутом ударил, сказал Форестер.
   – Какое мы имеем ко всему этому отношение, черт меня возьми! – взорвался тот. – Чего ради я буду рисковать своей жизнью из-за какого-то плюгавенького политика. Надо отдать его тем, кому он нужен, и уматывать отсюда.
   – Что вы скажете, мисс Понски?
   Она кинула презрительный взгляд на Пибоди, но никак не могла начать. Вся се разговорчивость улетучилась куда-то, осталась лишь оболочка. Наконец, она выдавила из себя:
   – Я всего лишь женщина... я знаю... от меня толку мало... к тому же я смертельно напугана... но я, думаю... мы должны сражаться. – И тут же быстро проговорила, с вызовом глядя на Пибоди. – Я голосую за это.
   "Молодец, мисс Понски, – мысленно похвалил ее О'Хара. – Трое уже есть. Теперь Армстронг. От него зависит результат голосования".
   – Доктор Армстронг, что вы можете сказать? – спросил Форестер.
   Армстронг пососал свою трубку, отчего она издала почти неприличный звук, и произнес:
   – Я полагаю, что в подобной ситуации я являюсь большим авторитетом, чем все здесь присутствующие. Возможно, за исключением сеньора Агиляра, который, как мы знаем, готовит нам обед. Дайте мне два часа, и я приведу вам сотню примеров из истории по поводу этой ситуации.
   Пибоди недовольно проворчал:
   – Какого дьявола?
   – Вопрос состоит в том, должны ли мы отдать сеньора Агиляра джентльменам, скопившимся на другом берегу реки. Для нас важно то, что они с ним собираются сделать. Я не вижу ничего другого, кроме того, что они убьют его. Содержание крупных политиков в тюрьме давно уже вышло из моды. Если они убьют его, то автоматически следует, что они убьют и нас. Они не смогут допустить, чтобы вся эта история стала известной всему миру. Так они могут потерять то, что приобретут. Короче говоря, народ Кордильеры не одобрит этого. Так что, как видите, мы должны бороться не только за жизнь сеньора Агиляра, но и за свои собственные жизни тоже.
   Он опять засунул свою трубку в рот, и она опять хрюкнула.
   – Означает ли это, что вы голосуете за борьбу? – спросил его Форестер.
   – Разумеется, – с удивлением произнес Армстронг. – Вы что, не поняли того, что я говорил?
   Пибоди смотрел на него с ужасом.
   – Господи! – воскликнул он. – Во что я себя втравил?