Страница:
О'Хара подумал и обратился к Виллису:
– Что вы на это скажете?
Виллис пожал плечами:
– Вообще-то мы ничего не теряем. Наоборот, приобретем время. Ведь мы же пока все делали для того, чтобы выиграть время.
– Можно починить требуше, – задумчиво произнес О'Хара. – Из-за одного этого стоит попробовать. Хорошо, давайте.
– Подождите, – сказал Армстронг. – Что там сейчас происходит, на том берегу?
О'Хара поглядел.
– Да ничего пока, все тихо.
– Я думаю, что надо подождать, пока они чего-нибудь не предпримут, – посоветовал Армстронг. – Я полагаю, что сейчас у них идет совещание – новых со старыми. Есть смысл им не мешать. Любое выигранное нами время – наше преимущество. Так что подождем.
Бенедетта, стоявшая все время молча, сказала:
– Дженни почему-то не вернулась.
О'Хара резко повернулся:
– В самом деле...
Виллис обеспокоенно выпалил:
– Может, ее ранили? Этот пулемет... – Его голос прервался.
– Я пойду посмотрю, – сказала Бенедетта.
– Нет, – резко возразил О'Хара. – Пойду я. Может, ее придется нести – тебе с этим не справиться. Ты лучше будь здесь на посту, а остальные смогут заняться требуше.
Он сорвался с места и побежал в сторону моста, быстро пересек открытое пространство дороги и скрылся в камнях по другую ее сторону. Он хорошо представлял себе, какое место могла выбрать мисс Понски, и уверенно шел прямо туда. Чертыхаясь про себя, он думал о том, что если мисс Понски убита, он никогда не простит себе этого.
Весь путь занял у него двадцать минут, – великолепно, если считать, что идти по каменистой местности было трудно. Но, когда он подошел к месту, там никого не было. Три болванки стояли вертикально воткнутые в землю, а рядом в каменной выемке блестела небольшая лужа крови.
Он наклонился и увидел еще одно кровавое пятно, затем еще одно. Следуя по этому кровавому следу, он прошел около ста ярдов и тогда услышал слабый стон и увидел мисс Понски, лежавшую в тени большого камня. Рука ее сжимала правое плечо. Он опустился на одно колено рядом с ней и поднял ее голову.
– Куда вас ранило, Дженни? В плечо?
Ее глаза раскрылись, и она еле заметно кивнула.
– Еще?
Она покачала головой и прошептала:
– О Тим, извините, я потеряла арбалет.
– Ничего, ничего, – говорил он, разрывая блузку на ее плече и стараясь не делать резких движений. Рана обнажилась, и он вздохнул с облегчением – пуля прошла навылет, по-видимому, не задев кости. Но Дженни потеряла много крови, испытала болевой шок и сильно ослабла.
– Мне надо было крепче держать арбалет, – сокрушенно сказала она. – Он упал с камней в реку. Так жаль.
– К черту арбалет! – воскликнул О'Хара. – Ваше здоровье дороже.
Он наложил на рану с обеих сторон куски материи, оторванные от своей рубашки, и сделал грубую перевязку.
– Вы можете идти?
Она попыталась, но тут же присела. Он бодро сказал:
– Тогда мне придется нести вас. Как пожарнику. Давайте. Он пригнулся, взвалил ее на плечи и медленно пошел по направлению к мосту. К тому времени, как он добрался до их убежища и передал Дженни на попечение Бенедетты, она опять потеряла сознание.
– Тем более нам нужно перемирие, – мрачно бросил он Армстронгу. – Нужно успеть поставить Дженни на ноги, чтобы она смогла быстро двигаться. Что-нибудь произошло за это время?
– Ничего. Но мы почти закончили работу с требуше.
Спустя немного времени около грузовиков появились два человека и начали снимать брезент с кузова второго из них.
– Теперь попробуем, – сказал О'Хара и, набрав в легкие побольше воздуха, прокричал по-испански: – Сеньоры, сеньоры, я хочу поговорить с вашим командиром! Пусть он выйдет – мы не будем стрелять.
Двое на том берегу замерли и посмотрели друг на друга. Затем повернули головы в сторону противоположного берега. Они явно были в нерешительности. О'Хара иронически заметил, обращаясь к Армстронгу:
– Как будто у нас много того, чем стреляют.
Наконец, эти двое на том берегу приняли решение, и один из них побежал. Вскоре откуда-то из-за камней вылез грузный человек с бородой. Он подошел к самому мосту и прокричал:
– Это сеньор Агиляр?
– Нет, – ответил О'Хара, переходя на английский. – Это О'Хара.
– А, летчик, – отозвался тот также по-английски, обнаруживая удивившую О'Хару осведомленность. – Чего вы хотите, сеньор О'Хара?
Подошедшая в этот момент Бенедетта быстро проговорила:
– Он не кордильерец. У него кубинский акцент.
О'Хара подмигнул ей и продолжил переговоры:
– Сеньор кубинец, почему вы стреляли в нас?
Человек весело рассмеялся:
– Почему бы вам не спросить об этом сеньора Агиляра? Или он все еще продолжает называть себя Монтесом?
– Агиляр не имеет никакого отношения ко мне! – прокричал О'Хара. – Это его дела, не мои, а мне уже надоело попадать под пули.
Кубинец опять разразился смехом и стал хлопать себя по бокам.
– Ну и что?
– Ничего, я просто хочу выбраться отсюда.
– Вместе с Агиляром?
– Вы можете получить своего Агиляра, вы ведь для этого здесь, не так ли?
Кубинец, казалось, глубоко задумался, а О'Хара сказал Бенедетте:
– Когда я ущипну тебя, визжи изо всех сил.
Она посмотрела на него с удивлением, но согласно кивнула.
– Приведите Агиляра на мост и вы свободны, сеньор О'Хара.
– А как быть с девушкой?
– Девушка нам тоже нужна, конечно.
О'Хара ущипнул Бенедетту за руку, и она издала леденящий душу визг, артистически его оборвав, словно ей заткнули рукой рот. О'Хара улыбнулся и несколько секунд выжидал. Затем крикнул:
– Извините, сеньор кубинец, тут у нас небольшая заминка. – И, сделав паузу, продолжал. – Я ведь не один. Тут еще несколько человек.
– Вы все будете свободны, – сказал кубинец с интонацией щедрого богача. – Я сам провожу вас до Сан-Кроче. Приведите сейчас же Агиляра! Как только мы его получим, вы все сможете уходить.
– Сейчас это невозможно, – сказал О'Хара. – Он наверху, в лагере. Он отправился туда сразу же после того, как увидел, что здесь происходит. Нужно время, чтобы привести его сюда.
Кубинец насторожился.
– Агиляр сбежал? – спросил он удивленно.
О'Хара мысленно выругался. Он не предполагал, что Агиляр имеет такую высокую репутацию у врагов. Он быстро сымпровизировал.
– Ему велел идти туда Родэ, его друг. Кстати, он попал под пулеметную очередь и убит.
Кубинец был в нерешительности. Он стоял, уставившись в землю, и нервно притопывал ногой. Затем, подняв голову, сказал:
– Подождите, сеньор О'Хара.
– Долго?
– Несколько минут. – Он повернулся, прошел по дороге и скрылся за камнями. Армстронг сказал:
– Пошел советоваться со своим помощником.
– Клюнет он на это, как вы думаете?
– Может быть, – сказал Виллис. – Предложение ведь заманчивое. Вы ему хорошую наживку подбросили. Он, наверное, думает, что Родэ командовал нами, держал нас в узде, и теперь, когда он мертв, мы готовы сдаться. Это хорошо придумано.
Кубинец отсутствовал минут десять и вновь появился у моста, но не один, а вместе со смуглым, индейского типа человеком.
– Хорошо! – прокричал он. – Как вы, североамериканцы, любите говорить, сделка сделана. Сколько вам нужно времени, чтобы привести Агиляра?
– Порядочно, часов пять.
Двое посовещались, и кубинец крикнул:
– Хорошо. Пять часов.
– Заключаем перемирие?! – прокричал О'Хара. – Никакой стрельбы ни с той, ни с другой стороны.
– Мы не будем стрелять, – пообещал кубинец.
О'Хара вздохнул с облегчением.
– Ну вот. У нас есть пять часов передышки. Надо закончить требуше. Как Дженни, Бенедетта?
– Ничего. Я дала ей горячего супа, завернула в одеяло. Ей надо быть в тепле.
– Пять часов – это не так много, – заметил Армстронг. – Конечно, хорошо, что они у нас есть, но это совсем немного. Может, как-нибудь протянем подольше.
– Попытаемся, – сказал О'Хара. – Но на много больше – не удастся. Если через пять часов мы не выдадим Агиляра, они поймут, что тут что-то не так.
Армстронг пожал плечами:
– Ну а что они могут сделать, кроме того что делали в эти последние три дня?
VI
Глава 7
I
II
– Что вы на это скажете?
Виллис пожал плечами:
– Вообще-то мы ничего не теряем. Наоборот, приобретем время. Ведь мы же пока все делали для того, чтобы выиграть время.
– Можно починить требуше, – задумчиво произнес О'Хара. – Из-за одного этого стоит попробовать. Хорошо, давайте.
– Подождите, – сказал Армстронг. – Что там сейчас происходит, на том берегу?
О'Хара поглядел.
– Да ничего пока, все тихо.
– Я думаю, что надо подождать, пока они чего-нибудь не предпримут, – посоветовал Армстронг. – Я полагаю, что сейчас у них идет совещание – новых со старыми. Есть смысл им не мешать. Любое выигранное нами время – наше преимущество. Так что подождем.
Бенедетта, стоявшая все время молча, сказала:
– Дженни почему-то не вернулась.
О'Хара резко повернулся:
– В самом деле...
Виллис обеспокоенно выпалил:
– Может, ее ранили? Этот пулемет... – Его голос прервался.
– Я пойду посмотрю, – сказала Бенедетта.
– Нет, – резко возразил О'Хара. – Пойду я. Может, ее придется нести – тебе с этим не справиться. Ты лучше будь здесь на посту, а остальные смогут заняться требуше.
Он сорвался с места и побежал в сторону моста, быстро пересек открытое пространство дороги и скрылся в камнях по другую ее сторону. Он хорошо представлял себе, какое место могла выбрать мисс Понски, и уверенно шел прямо туда. Чертыхаясь про себя, он думал о том, что если мисс Понски убита, он никогда не простит себе этого.
Весь путь занял у него двадцать минут, – великолепно, если считать, что идти по каменистой местности было трудно. Но, когда он подошел к месту, там никого не было. Три болванки стояли вертикально воткнутые в землю, а рядом в каменной выемке блестела небольшая лужа крови.
Он наклонился и увидел еще одно кровавое пятно, затем еще одно. Следуя по этому кровавому следу, он прошел около ста ярдов и тогда услышал слабый стон и увидел мисс Понски, лежавшую в тени большого камня. Рука ее сжимала правое плечо. Он опустился на одно колено рядом с ней и поднял ее голову.
– Куда вас ранило, Дженни? В плечо?
Ее глаза раскрылись, и она еле заметно кивнула.
– Еще?
Она покачала головой и прошептала:
– О Тим, извините, я потеряла арбалет.
– Ничего, ничего, – говорил он, разрывая блузку на ее плече и стараясь не делать резких движений. Рана обнажилась, и он вздохнул с облегчением – пуля прошла навылет, по-видимому, не задев кости. Но Дженни потеряла много крови, испытала болевой шок и сильно ослабла.
– Мне надо было крепче держать арбалет, – сокрушенно сказала она. – Он упал с камней в реку. Так жаль.
– К черту арбалет! – воскликнул О'Хара. – Ваше здоровье дороже.
Он наложил на рану с обеих сторон куски материи, оторванные от своей рубашки, и сделал грубую перевязку.
– Вы можете идти?
Она попыталась, но тут же присела. Он бодро сказал:
– Тогда мне придется нести вас. Как пожарнику. Давайте. Он пригнулся, взвалил ее на плечи и медленно пошел по направлению к мосту. К тому времени, как он добрался до их убежища и передал Дженни на попечение Бенедетты, она опять потеряла сознание.
– Тем более нам нужно перемирие, – мрачно бросил он Армстронгу. – Нужно успеть поставить Дженни на ноги, чтобы она смогла быстро двигаться. Что-нибудь произошло за это время?
– Ничего. Но мы почти закончили работу с требуше.
Спустя немного времени около грузовиков появились два человека и начали снимать брезент с кузова второго из них.
– Теперь попробуем, – сказал О'Хара и, набрав в легкие побольше воздуха, прокричал по-испански: – Сеньоры, сеньоры, я хочу поговорить с вашим командиром! Пусть он выйдет – мы не будем стрелять.
Двое на том берегу замерли и посмотрели друг на друга. Затем повернули головы в сторону противоположного берега. Они явно были в нерешительности. О'Хара иронически заметил, обращаясь к Армстронгу:
– Как будто у нас много того, чем стреляют.
Наконец, эти двое на том берегу приняли решение, и один из них побежал. Вскоре откуда-то из-за камней вылез грузный человек с бородой. Он подошел к самому мосту и прокричал:
– Это сеньор Агиляр?
– Нет, – ответил О'Хара, переходя на английский. – Это О'Хара.
– А, летчик, – отозвался тот также по-английски, обнаруживая удивившую О'Хару осведомленность. – Чего вы хотите, сеньор О'Хара?
Подошедшая в этот момент Бенедетта быстро проговорила:
– Он не кордильерец. У него кубинский акцент.
О'Хара подмигнул ей и продолжил переговоры:
– Сеньор кубинец, почему вы стреляли в нас?
Человек весело рассмеялся:
– Почему бы вам не спросить об этом сеньора Агиляра? Или он все еще продолжает называть себя Монтесом?
– Агиляр не имеет никакого отношения ко мне! – прокричал О'Хара. – Это его дела, не мои, а мне уже надоело попадать под пули.
Кубинец опять разразился смехом и стал хлопать себя по бокам.
– Ну и что?
– Ничего, я просто хочу выбраться отсюда.
– Вместе с Агиляром?
– Вы можете получить своего Агиляра, вы ведь для этого здесь, не так ли?
Кубинец, казалось, глубоко задумался, а О'Хара сказал Бенедетте:
– Когда я ущипну тебя, визжи изо всех сил.
Она посмотрела на него с удивлением, но согласно кивнула.
– Приведите Агиляра на мост и вы свободны, сеньор О'Хара.
– А как быть с девушкой?
– Девушка нам тоже нужна, конечно.
О'Хара ущипнул Бенедетту за руку, и она издала леденящий душу визг, артистически его оборвав, словно ей заткнули рукой рот. О'Хара улыбнулся и несколько секунд выжидал. Затем крикнул:
– Извините, сеньор кубинец, тут у нас небольшая заминка. – И, сделав паузу, продолжал. – Я ведь не один. Тут еще несколько человек.
– Вы все будете свободны, – сказал кубинец с интонацией щедрого богача. – Я сам провожу вас до Сан-Кроче. Приведите сейчас же Агиляра! Как только мы его получим, вы все сможете уходить.
– Сейчас это невозможно, – сказал О'Хара. – Он наверху, в лагере. Он отправился туда сразу же после того, как увидел, что здесь происходит. Нужно время, чтобы привести его сюда.
Кубинец насторожился.
– Агиляр сбежал? – спросил он удивленно.
О'Хара мысленно выругался. Он не предполагал, что Агиляр имеет такую высокую репутацию у врагов. Он быстро сымпровизировал.
– Ему велел идти туда Родэ, его друг. Кстати, он попал под пулеметную очередь и убит.
Кубинец был в нерешительности. Он стоял, уставившись в землю, и нервно притопывал ногой. Затем, подняв голову, сказал:
– Подождите, сеньор О'Хара.
– Долго?
– Несколько минут. – Он повернулся, прошел по дороге и скрылся за камнями. Армстронг сказал:
– Пошел советоваться со своим помощником.
– Клюнет он на это, как вы думаете?
– Может быть, – сказал Виллис. – Предложение ведь заманчивое. Вы ему хорошую наживку подбросили. Он, наверное, думает, что Родэ командовал нами, держал нас в узде, и теперь, когда он мертв, мы готовы сдаться. Это хорошо придумано.
Кубинец отсутствовал минут десять и вновь появился у моста, но не один, а вместе со смуглым, индейского типа человеком.
– Хорошо! – прокричал он. – Как вы, североамериканцы, любите говорить, сделка сделана. Сколько вам нужно времени, чтобы привести Агиляра?
– Порядочно, часов пять.
Двое посовещались, и кубинец крикнул:
– Хорошо. Пять часов.
– Заключаем перемирие?! – прокричал О'Хара. – Никакой стрельбы ни с той, ни с другой стороны.
– Мы не будем стрелять, – пообещал кубинец.
О'Хара вздохнул с облегчением.
– Ну вот. У нас есть пять часов передышки. Надо закончить требуше. Как Дженни, Бенедетта?
– Ничего. Я дала ей горячего супа, завернула в одеяло. Ей надо быть в тепле.
– Пять часов – это не так много, – заметил Армстронг. – Конечно, хорошо, что они у нас есть, но это совсем немного. Может, как-нибудь протянем подольше.
– Попытаемся, – сказал О'Хара. – Но на много больше – не удастся. Если через пять часов мы не выдадим Агиляра, они поймут, что тут что-то не так.
Армстронг пожал плечами:
– Ну а что они могут сделать, кроме того что делали в эти последние три дня?
VI
День тянулся медленно.
Требуше был наконец-то восстановлен, и О'Хара начал готовиться к взрыву, который должен был последовать после окончания срока перемирия. Он сказал:
– У нас остался один арбалет и есть пистолет с одним патроном. Так что мы сильно ограничены в боевых средствах. Бенедетта, ты должна поскорее отвести Дженни в лагерь. Поскольку она идти быстро не сможет, лучше выйти пораньше, на случай если тут что-нибудь разразится. Я пока не знаю, что у них во втором грузовике, но, несомненно, это предназначено для того, чтобы облегчить нам жизнь.
Бенедетта и мисс Понски ушли, унося с собой запас "молотовского коктейля". Армстронг и О'Хара наблюдали за мостом, а Виллис в это время возился с требуше, доводя его до совершенства.
На другой стороне реки было оживленно. Люди появлялись из-за скал, ходили туда-сюда, беззаботно курили и разговаривали. Это напомнило О'Харе историю о Рождестве во время первой мировой войны.
Он тщательно пересчитал людей на том берегу.
– У меня получилось тридцать три, – сказал он вслух.
– У меня – тридцать пять, – отозвался Армстронг. – Он смотрел на свою трубку. – Хорошо бы сейчас табачку, – сказал он не без раздражения.
– Извините, все мои сигареты кончились.
– Вы современный боец, – сказал Армстронг. – Скажите, что бы вы сделали на их месте? То есть, как бы вы планировали следующую стадию операции?
О'Хара задумался.
– Мы немного подолбили мост с помощью требуше, но этого недостаточно, – начал он. – Стоит им хоть как-то заделать проем, они начнут переброску людей – не машин, нет. Логичнее было бы, не теряя времени, перейти с солдатами на другой берег и приказать им занять плацдарм, на котором мы сейчас находимся. Потом, вытеснив нас отсюда, можно спокойно доделать мост и пустить по нему пару джипов. Я бы использовал джипы как танки, направил бы их по дороге к руднику, и они были бы там гораздо раньше, чем мы. Ну и теперь, когда оба конца дороги под контролем, куда мы можем отступить? Нам некуда деваться! Крышка!
– Угу, – промычал Армстронг. – Я рассуждаю точно так же. – Он перевернулся на спину. – Смотрите, небо затягивается тучами.
О'Хара посмотрел вверх. Там сгущалось грязно-серое облако, которое уже закрыло вершины гор и протягивало свои кольчатые щупальца к руднику.
– Кажется, выпадет снег, – сказал он. – Если и был какой-то шанс, что нас начнут искать с воздуха, его можно считать потерянным. Погода, должно быть, преподнесла неприятный сюрпризец и ребятам. – Он зябко поежился. – Не хотел бы я сейчас быть на их месте.
В течение некоторого времени они наблюдали за облаком. Вдруг Армстронг сказал:
– А между прочим, для нас это, может, не так уж и плохо. Я думаю, оно спустится еще ниже. Сплошной густой туман будет нам на руку.
Когда до окончания перемирия оставался час, первые серые завитки тумана стали закручиваться вокруг моста. Вдруг О'Хара резко привстал. Послышался рокот мотора, и на другом берегу появилась еще одна машина – большой "Мерседес", остановившийся сразу за грузовиками. Из его салона вылез человек в аккуратном штатском костюме. О'Хара отметил его крепкое телосложение, широкие квадратные плечи, крупные черты лица. Он толкнул Армстронга локтем в бок.
– Комиссар приехал.
– Русский?
– Даю голову на отсечение, – сказал О'Хара.
Русский, если он и впрямь был русским, стал совещаться с кубинцем. Их разговор сразу же приобрел характер спора, причем кубинец яростно жестикулировал, а русский стоял, засунув руки в карманы, неподвижно, подобно каменной глыбе. Он в конце концов, видимо, и победил, так как кубинец неожиданно резко повернулся и обрушил целый поток каких-то приказов. Люди мгновенно забегали, и весь берег превратился в подобие муравейника.
С фантастической скоростью четыре человека закончили снимать брезент с грузовика. Кубинец что-то прокричал русскому и замахал руками. Русский постоял немного, глядя на ущелье, лениво повернулся и небрежной походкой направился к своему автомобилю.
– Боже мой, они собираются нарушить перемирие, – сказал О'Хара, нахмурившись. Схватил лежавший рядом заряженный арбалет, и в тот же момент воздух распорола пулеметная очередь. – Быстро идите к требуше!
Он тщательно прицелился в спину русского, выстрелил и тут же с ужасом понял, что промахнулся. Стал перезаряжать арбалет и услышал грохот – это Виллис нажал на спусковой рычаг требуше. Подняв голову, посмотрел на мост – камень пролетел мимо. Но не это заставило похолодеть его сердце, он, наконец, увидел, что находилось под брезентом: шесть человек сняли с грузовика и тащили к ущелью готовую мостовую конструкцию. Они уже начали заходить на мост, и уже бежали к мосту вооруженные люди, готовые, как только будет возможно, переправляться на другой берег. Одной арбалетной стрелой здесь ничего не сделаешь, а времени для перезарядки требуше уже нет. Противник может оказаться здесь в считанные минуты.
Он что есть силы закричал Виллису и Армстронгу:
– Уходите! Идите на дорогу – и к лагерю! – А сам с арбалетом в руке побежал, прячась за камнями, ближе к мосту.
Один человек уже перешел мост и двигался зигзагами, держа наготове автомат. О'Хара, сидя в засаде, стал целиться, выжидая, когда тот подойдет поближе. Туман сгущался, видимость ухудшалась, и он дождался, когда противник приблизился на расстояние ярдов двадцать. Тогда и выстрелил. Болванка ударила человека прямо в грудь и прошла через него почти целиком. Он хрипло вскрикнул и, вскинув руки вверх, упал. В последний момент палец, сведенный предсмертной судорогой, надавил на спусковой крючок.
О'Хара увидел, что следовавшая за ним группа тоже вышла на берег, и, не раздумывая, повернулся и побежал. Последнее, что он успел схватить краем глаза, была распростертая на земле фигура, содрогавшаяся от толчков автомата, стрелявшего наугад до тех пор, пока в магазине не кончились патроны.
Требуше был наконец-то восстановлен, и О'Хара начал готовиться к взрыву, который должен был последовать после окончания срока перемирия. Он сказал:
– У нас остался один арбалет и есть пистолет с одним патроном. Так что мы сильно ограничены в боевых средствах. Бенедетта, ты должна поскорее отвести Дженни в лагерь. Поскольку она идти быстро не сможет, лучше выйти пораньше, на случай если тут что-нибудь разразится. Я пока не знаю, что у них во втором грузовике, но, несомненно, это предназначено для того, чтобы облегчить нам жизнь.
Бенедетта и мисс Понски ушли, унося с собой запас "молотовского коктейля". Армстронг и О'Хара наблюдали за мостом, а Виллис в это время возился с требуше, доводя его до совершенства.
На другой стороне реки было оживленно. Люди появлялись из-за скал, ходили туда-сюда, беззаботно курили и разговаривали. Это напомнило О'Харе историю о Рождестве во время первой мировой войны.
Он тщательно пересчитал людей на том берегу.
– У меня получилось тридцать три, – сказал он вслух.
– У меня – тридцать пять, – отозвался Армстронг. – Он смотрел на свою трубку. – Хорошо бы сейчас табачку, – сказал он не без раздражения.
– Извините, все мои сигареты кончились.
– Вы современный боец, – сказал Армстронг. – Скажите, что бы вы сделали на их месте? То есть, как бы вы планировали следующую стадию операции?
О'Хара задумался.
– Мы немного подолбили мост с помощью требуше, но этого недостаточно, – начал он. – Стоит им хоть как-то заделать проем, они начнут переброску людей – не машин, нет. Логичнее было бы, не теряя времени, перейти с солдатами на другой берег и приказать им занять плацдарм, на котором мы сейчас находимся. Потом, вытеснив нас отсюда, можно спокойно доделать мост и пустить по нему пару джипов. Я бы использовал джипы как танки, направил бы их по дороге к руднику, и они были бы там гораздо раньше, чем мы. Ну и теперь, когда оба конца дороги под контролем, куда мы можем отступить? Нам некуда деваться! Крышка!
– Угу, – промычал Армстронг. – Я рассуждаю точно так же. – Он перевернулся на спину. – Смотрите, небо затягивается тучами.
О'Хара посмотрел вверх. Там сгущалось грязно-серое облако, которое уже закрыло вершины гор и протягивало свои кольчатые щупальца к руднику.
– Кажется, выпадет снег, – сказал он. – Если и был какой-то шанс, что нас начнут искать с воздуха, его можно считать потерянным. Погода, должно быть, преподнесла неприятный сюрпризец и ребятам. – Он зябко поежился. – Не хотел бы я сейчас быть на их месте.
В течение некоторого времени они наблюдали за облаком. Вдруг Армстронг сказал:
– А между прочим, для нас это, может, не так уж и плохо. Я думаю, оно спустится еще ниже. Сплошной густой туман будет нам на руку.
Когда до окончания перемирия оставался час, первые серые завитки тумана стали закручиваться вокруг моста. Вдруг О'Хара резко привстал. Послышался рокот мотора, и на другом берегу появилась еще одна машина – большой "Мерседес", остановившийся сразу за грузовиками. Из его салона вылез человек в аккуратном штатском костюме. О'Хара отметил его крепкое телосложение, широкие квадратные плечи, крупные черты лица. Он толкнул Армстронга локтем в бок.
– Комиссар приехал.
– Русский?
– Даю голову на отсечение, – сказал О'Хара.
Русский, если он и впрямь был русским, стал совещаться с кубинцем. Их разговор сразу же приобрел характер спора, причем кубинец яростно жестикулировал, а русский стоял, засунув руки в карманы, неподвижно, подобно каменной глыбе. Он в конце концов, видимо, и победил, так как кубинец неожиданно резко повернулся и обрушил целый поток каких-то приказов. Люди мгновенно забегали, и весь берег превратился в подобие муравейника.
С фантастической скоростью четыре человека закончили снимать брезент с грузовика. Кубинец что-то прокричал русскому и замахал руками. Русский постоял немного, глядя на ущелье, лениво повернулся и небрежной походкой направился к своему автомобилю.
– Боже мой, они собираются нарушить перемирие, – сказал О'Хара, нахмурившись. Схватил лежавший рядом заряженный арбалет, и в тот же момент воздух распорола пулеметная очередь. – Быстро идите к требуше!
Он тщательно прицелился в спину русского, выстрелил и тут же с ужасом понял, что промахнулся. Стал перезаряжать арбалет и услышал грохот – это Виллис нажал на спусковой рычаг требуше. Подняв голову, посмотрел на мост – камень пролетел мимо. Но не это заставило похолодеть его сердце, он, наконец, увидел, что находилось под брезентом: шесть человек сняли с грузовика и тащили к ущелью готовую мостовую конструкцию. Они уже начали заходить на мост, и уже бежали к мосту вооруженные люди, готовые, как только будет возможно, переправляться на другой берег. Одной арбалетной стрелой здесь ничего не сделаешь, а времени для перезарядки требуше уже нет. Противник может оказаться здесь в считанные минуты.
Он что есть силы закричал Виллису и Армстронгу:
– Уходите! Идите на дорогу – и к лагерю! – А сам с арбалетом в руке побежал, прячась за камнями, ближе к мосту.
Один человек уже перешел мост и двигался зигзагами, держа наготове автомат. О'Хара, сидя в засаде, стал целиться, выжидая, когда тот подойдет поближе. Туман сгущался, видимость ухудшалась, и он дождался, когда противник приблизился на расстояние ярдов двадцать. Тогда и выстрелил. Болванка ударила человека прямо в грудь и прошла через него почти целиком. Он хрипло вскрикнул и, вскинув руки вверх, упал. В последний момент палец, сведенный предсмертной судорогой, надавил на спусковой крючок.
О'Хара увидел, что следовавшая за ним группа тоже вышла на берег, и, не раздумывая, повернулся и побежал. Последнее, что он успел схватить краем глаза, была распростертая на земле фигура, содрогавшаяся от толчков автомата, стрелявшего наугад до тех пор, пока в магазине не кончились патроны.
Глава 7
I
Родэ яростно врубался в ледяную стену топориком, который он с отвращением поднял у тела Пибоди. Теперь он очень пригодился ему и использовался по своему прямому назначению – для спасения их жизней. Форестер лежал вдали от обрыва, под стеной, словно сверток старой одежды. Родэ снятым с Пибоди пальто постарался укутать Форестера как можно лучше. Труп столкнул вниз в пропасть, и тот навсегда исчез в клубах сгустившегося тумана.
Надвигавшаяся ночь обещала быть очень трудной. Карниз, на котором они находились, был уже скрыт туманом, небо начало посылать короткие снежные залпы. Поднялся ветер, и им просто необходимо было хоть какое-нибудь убежище.
Родэ подошел к Форестеру, наклонился над ним, поправил сползший с головы капюшон, затем возобновил свою борьбу со льдом.
Форестер никогда в жизни не испытывал такого холода. Руки и ноги окоченели, зубы не прекращали лязгать. Он так замерз, что когда от груди шла волна острой боли, был рад ей, потому что, как ему казалось, она согревала его. Кроме того, она не давала ему впасть в забытье. Он понимал – во что бы то ни стало должен быть в сознании: Родэ удалось внушить ему эту мысль несколькими пощечинами.
"Был же на шаг от гибели", – думал он. Еще одно усилие со стороны Пибоди, и нож перерезал бы веревку. И тогда он устремился бы в пропасть, к смерти на крутом снежном склоне далеко внизу. Родэ без колебаний принял решение убить Пибоди в критический момент, хотя раньше он и слышать об этом не хотел. А может, он придерживался мысли, согласно которой тратить силы нужно только тогда, когда это необходимо.
Волна боли неожиданно накатила на него, и он, стиснув зубы, ждал, когда она пройдет. Спустя некоторое время он поднес руку к лицу и начал энергично его растирать. Слезы текли по щекам и тут же замерзали. Об этом Родэ ему тоже говорил – мудрейший человек Родэ, который, казалось, знал все.
После убийства Пибоди Родэ некоторое время неподвижно стоял, держа веревку туго натянутой. Он боялся, что труп соскользнет с карниза и утянет за собой Форестера. Затем стал пытаться вогнать ледоруб глубже в снег, чтобы он крепче держал веревку, но под снегом обнаружился лед, и одной рукой вонзить ледоруб достаточно глубоко было невозможно.
Тогда он сменил тактику. Взял ледоруб и осторожно, чтобы не упасть всем вместе в пропасть, стал вырубать во льду две выемки, куда бы он мог твердо поставить ноги. Это дало возможность выпрямиться и начать потихоньку тянуть веревку. Но решил пока не прилагать слишком больших усилий, потому что не знал, насколько она прочна.
Немного передохнув, начал вырубать во льду глубокую борозду в форме окружности. Это было довольно трудно, потому что Виллис насадил ледоруб под острым углом, и пользоваться им как топором было очень неудобно. Понадобился час неимоверных усилий, чтобы закончить борозду, после чего он отвязал веревку от своей талии и, сделав петлю, накинул ее на сделанное изо льда подобие гриба. Теперь он мог свободно подойти к краю карниза. Но прежде немного помедлил, разминая ноги, чтобы восстановить кровообращение.
У обрыва он лег на живот и заглянул за край, вниз. Форестер был без сознания, его обмякшее тело раскачивалось на веревке как манекен. Голова болталась из стороны в сторону.
Веревка сильно истончилась в том месте, где Пибоди остервенело поработал ножом, и Родэ, взяв запасной кусок, обмотанный вокруг талии, крепко привязал его выше и ниже места возможного разрыва. Потом стал медленно вытягивать безжизненное тело Форестера наверх.
О том, чтобы в этот день идти дальше, не могло быть и речи. Форестер не мог двигаться. Когда он сорвался, веревка безжалостной петлей сдавила его грудь, и Родэ, осторожно обследовав ее, пришел к выводу, что Форестер получил трещины, если не перелом, ребер. Он хорошенько укутал его, положил у ледяной стены и задумался над тем, что делать дальше.
Место для ночевки было неподходящим даже в случае хорошей погоды, а то, что ожидало их, было ужасным. Родэ опасался резкого усиления метели, ведь тогда снежный козырек над ними мог рухнуть. А это означало, что они остались бы здесь похороненными на веки вечные. Другая подстерегающая их опасность – замерзнуть, поэтому необходимо укрыться от ветра и снега. И Родэ принялся истово вырубать в ледяной стене неглубокую пещеру.
Надвигавшаяся ночь обещала быть очень трудной. Карниз, на котором они находились, был уже скрыт туманом, небо начало посылать короткие снежные залпы. Поднялся ветер, и им просто необходимо было хоть какое-нибудь убежище.
Родэ подошел к Форестеру, наклонился над ним, поправил сползший с головы капюшон, затем возобновил свою борьбу со льдом.
Форестер никогда в жизни не испытывал такого холода. Руки и ноги окоченели, зубы не прекращали лязгать. Он так замерз, что когда от груди шла волна острой боли, был рад ей, потому что, как ему казалось, она согревала его. Кроме того, она не давала ему впасть в забытье. Он понимал – во что бы то ни стало должен быть в сознании: Родэ удалось внушить ему эту мысль несколькими пощечинами.
"Был же на шаг от гибели", – думал он. Еще одно усилие со стороны Пибоди, и нож перерезал бы веревку. И тогда он устремился бы в пропасть, к смерти на крутом снежном склоне далеко внизу. Родэ без колебаний принял решение убить Пибоди в критический момент, хотя раньше он и слышать об этом не хотел. А может, он придерживался мысли, согласно которой тратить силы нужно только тогда, когда это необходимо.
Волна боли неожиданно накатила на него, и он, стиснув зубы, ждал, когда она пройдет. Спустя некоторое время он поднес руку к лицу и начал энергично его растирать. Слезы текли по щекам и тут же замерзали. Об этом Родэ ему тоже говорил – мудрейший человек Родэ, который, казалось, знал все.
После убийства Пибоди Родэ некоторое время неподвижно стоял, держа веревку туго натянутой. Он боялся, что труп соскользнет с карниза и утянет за собой Форестера. Затем стал пытаться вогнать ледоруб глубже в снег, чтобы он крепче держал веревку, но под снегом обнаружился лед, и одной рукой вонзить ледоруб достаточно глубоко было невозможно.
Тогда он сменил тактику. Взял ледоруб и осторожно, чтобы не упасть всем вместе в пропасть, стал вырубать во льду две выемки, куда бы он мог твердо поставить ноги. Это дало возможность выпрямиться и начать потихоньку тянуть веревку. Но решил пока не прилагать слишком больших усилий, потому что не знал, насколько она прочна.
Немного передохнув, начал вырубать во льду глубокую борозду в форме окружности. Это было довольно трудно, потому что Виллис насадил ледоруб под острым углом, и пользоваться им как топором было очень неудобно. Понадобился час неимоверных усилий, чтобы закончить борозду, после чего он отвязал веревку от своей талии и, сделав петлю, накинул ее на сделанное изо льда подобие гриба. Теперь он мог свободно подойти к краю карниза. Но прежде немного помедлил, разминая ноги, чтобы восстановить кровообращение.
У обрыва он лег на живот и заглянул за край, вниз. Форестер был без сознания, его обмякшее тело раскачивалось на веревке как манекен. Голова болталась из стороны в сторону.
Веревка сильно истончилась в том месте, где Пибоди остервенело поработал ножом, и Родэ, взяв запасной кусок, обмотанный вокруг талии, крепко привязал его выше и ниже места возможного разрыва. Потом стал медленно вытягивать безжизненное тело Форестера наверх.
О том, чтобы в этот день идти дальше, не могло быть и речи. Форестер не мог двигаться. Когда он сорвался, веревка безжалостной петлей сдавила его грудь, и Родэ, осторожно обследовав ее, пришел к выводу, что Форестер получил трещины, если не перелом, ребер. Он хорошенько укутал его, положил у ледяной стены и задумался над тем, что делать дальше.
Место для ночевки было неподходящим даже в случае хорошей погоды, а то, что ожидало их, было ужасным. Родэ опасался резкого усиления метели, ведь тогда снежный козырек над ними мог рухнуть. А это означало, что они остались бы здесь похороненными на веки вечные. Другая подстерегающая их опасность – замерзнуть, поэтому необходимо укрыться от ветра и снега. И Родэ принялся истово вырубать в ледяной стене неглубокую пещеру.
II
Стемнело, ветер усилился, а Родэ все еще работал. Когда налетел первый порыв, он устало оглянулся кругом. Он рубил твердый, как камень, лед уже три часа, используя совершенно неподходящий для этого тупой инструмент, больше годный для расщепления лучины на кухне. Все же небольшое углубление в стене, которое ему с таким трудом удалось сделать, смогло вместить двух человек.
Он втащил в эту неглубокую пещеру Форестера и усадил спиной к задней ее стене. Затем принес три рюкзака и положил их один на другой у входа в виде невысокого и хлипкого барьера, который должен был хоть как-то защитить их от ветра и снега. Порывшись в карманах, достал порцию коки и дал ее Форестеру.
– Давайте-ка, дружище, жуйте!
Ему понадобилось полчаса, чтобы распаковать керогаз и наладить огонь. Пальцы его заледенели и не слушались, мозг работал вяло, каждое движение требовало неимоверных усилий и много времени. Все же, когда керогаз разгорелся, стало чуть-чуть светлее и теплее.
Поверх барьера из рюкзаков он с помощью крючьев и одеяла соорудил защитный тент. К счастью, ветер дул со стороны перевала поверх ледяной стены. Но иногда боковые его порывы все же проникали к ним, принося с собой снежные вихри и заставляя керогаз мигать и фыркать. Родэ с тревогой размышлял об их положении: то, что ветер дул с перевала, это хорошо, это защитит их от снега и холода, но вместе с тем это способствует росту снежного козырька, который может под собственной тяжестью рухнуть в любую минуту. Но если даже пронесет эту беду мимо, то утром, когда они возобновят путь, им придется двигаться прямо в пасть снежной бури. И он молил Бога о том, чтобы к тому времени ветер сменил направление.
Снег в банке на керогазе наконец растаял, и Родэ смог приготовить немного теплого бульона. Но Форестер поперхнулся от запаха, и ему самому он показался тошнотворным. Приготовив еще одну порцию воды, выпили ее без примеси. Горячая вода не беспокоила желудок, к тому же немного согрела их.
Затем он начал осматривать руки и ноги Форестера, одновременно энергично растирая их. Тепло разлилось по всему телу, и когда Форестер полностью пришел в себя, он смог проделать то же самое с Родэ.
– Как вы думаете, удастся нам дойти, Мигель? – спросил Форестер, заканчивая массаж.
– Да, – уверенно ответил Родэ, хотя на самом деле сомнения не покидали его. Тревожило состояние Форестера – ведь впереди труднейший перевал и не менее сложный спуск. А у него, видимо, сломаны ребра.
– Вы должны все время двигаться, – сказал Родэ как можно спокойнее. – Шевелите пальцами рук и ног, растирайте щеки, нос, уши. Ни в коем случае не засыпайте.
– Давайте лучше поговорим, – предложил Форестер. – Это отгонит сон. – Он приподнял голову, прислушиваясь к завываниям ветра. – Ну, так начнем беседу?
Родэ, покрепче натягивая капюшон на голову, сказал:
– О'Хара рассказывал, что вы были летчиком.
– Да. Я сел за штурвал под конец войны в Италии. Я летал на "Молниях". Потом, когда разгорелась война в Корее, меня опять призвали. Я тогда был в запасе военно-воздушных сил. Меня перевели на реактивный самолет, и в Корее я летал на "Сейбрах", до тех пор пока меня не демобилизовали. Позже я стал инструктором. Возможно, что в Корее мы с О'Харой участвовали в одних и тех же операциях.
– Да, он тоже так думает. А после войны?
Форестер пожал плечами.
– Какая-то больная авиацией муха продолжала меня кусать, поэтому я не порвал с ней, я имею в виду авиацию, а устроился в одной компании, которая занимается обслуживанием самолетов. – Он улыбнулся. – Когда все это произошло, я как раз летел в Сантильяну, чтобы завершить одну сделку с вашим воздушным флотом по поводу запчастей. У вас ведь "Сейбры" все еще летают. Я, кстати, иногда и сам не прочь тряхнуть стариной, если командир эскадрильи хороший малый. – Он помолчал немного. – Если сеньору Агиляру удастся прийти к власти, сделка может пойти прахом. Не знаю, какого дьявола я втянулся в эту канитель!
Родэ улыбнулся:
– Если сеньору Агиляру удастся прийти к власти, вы можете не беспокоиться, он вас не забудет. Более того, вам не придется давать взятки, на которые вы тратите большие суммы.
В его голосе слышалась горечь.
– Черт! – выругался Форестер. – Действительно, тут все на этом построено, а при Лопеце расцвело пышным цветом. Нет, вы не думайте, я за Агиляра. Бизнесмены нуждаются в честном надежном правительстве, это облегчает всю деловую жизнь. – Он потер лицо руками. – А вы почему с Агиляром?
– Кордильера – моя родина, – просто ответил Родэ, словно этим все было сказано, а Форестер подумал, что встретить истинного патриота в Кордильере, все равно что встретить в Арктике гиппопотама.
Они помолчали, потом Форестер спросил:
– Который час?
Родэ посмотрел на часы:
– Чуть больше девяти.
Форестер содрогнулся. Еще девять часов до рассвета, а он уже промерз до костей. Порывы ледяного ветра, залетавшие в их пещеру, пронизывали его насквозь, не помогала и кожаная куртка О'Хары. Он сомневался, что к утру они останутся живы. Он слышал много историй о том, как умирали от холода люди, оказавшиеся в горах, и не питал никаких иллюзий по поводу собственного положения.
Родэ пошевелился, достал два рюкзака и стал освобождать их от вещей, которые аккуратно складывал у стенки пещеры. Затем протянул пустой мешок Форестеру.
– Возьмите, обмотайте им ноги. Это хоть как-то спасет от холода. Форестер взял покрытый ледяной коркой, сделанный из одеяла мешок, сунул в него ноги и завязал поверх голеней веревку.
– Вы, кажется, говорили, что бывали здесь и раньше?
– Да, но при более благоприятных обстоятельствах. Я тогда был студентом, ох, как давно это было! – вздохнул с грустью Родэ. – Я участвовал в альпинистской группе вместе с французами, которая штурмовала вон тот пик, справа от нас.
– Ну и что, удалось?
Родэ покачал головой.
– Трижды пытались. Храбрыми людьми были французы. Но один из них погиб, и они отступились.
– А почему вы присоединились к ним?
Родэ пожал плечами.
– Нуждался в деньгах. Студенты всегда в них нуждаются. А месье хорошо платили носильщикам. Больше скажу, меня как медика интересовал сороче. Ах, какое было у них снаряжение! Теплые носки из овечьей шерсти, удобные горные ботинки из толстой кожи с кошками, отличные пуховики, прочные нейлоновые палатки, надежный капроновый шнур, стальные крючья. В общем, в нашем положении об этом можно только мечтать!
Родэ говорил с таким наслаждением, с каким голодный человек вспоминает банкет, на который он однажды попал.
Он втащил в эту неглубокую пещеру Форестера и усадил спиной к задней ее стене. Затем принес три рюкзака и положил их один на другой у входа в виде невысокого и хлипкого барьера, который должен был хоть как-то защитить их от ветра и снега. Порывшись в карманах, достал порцию коки и дал ее Форестеру.
– Давайте-ка, дружище, жуйте!
Ему понадобилось полчаса, чтобы распаковать керогаз и наладить огонь. Пальцы его заледенели и не слушались, мозг работал вяло, каждое движение требовало неимоверных усилий и много времени. Все же, когда керогаз разгорелся, стало чуть-чуть светлее и теплее.
Поверх барьера из рюкзаков он с помощью крючьев и одеяла соорудил защитный тент. К счастью, ветер дул со стороны перевала поверх ледяной стены. Но иногда боковые его порывы все же проникали к ним, принося с собой снежные вихри и заставляя керогаз мигать и фыркать. Родэ с тревогой размышлял об их положении: то, что ветер дул с перевала, это хорошо, это защитит их от снега и холода, но вместе с тем это способствует росту снежного козырька, который может под собственной тяжестью рухнуть в любую минуту. Но если даже пронесет эту беду мимо, то утром, когда они возобновят путь, им придется двигаться прямо в пасть снежной бури. И он молил Бога о том, чтобы к тому времени ветер сменил направление.
Снег в банке на керогазе наконец растаял, и Родэ смог приготовить немного теплого бульона. Но Форестер поперхнулся от запаха, и ему самому он показался тошнотворным. Приготовив еще одну порцию воды, выпили ее без примеси. Горячая вода не беспокоила желудок, к тому же немного согрела их.
Затем он начал осматривать руки и ноги Форестера, одновременно энергично растирая их. Тепло разлилось по всему телу, и когда Форестер полностью пришел в себя, он смог проделать то же самое с Родэ.
– Как вы думаете, удастся нам дойти, Мигель? – спросил Форестер, заканчивая массаж.
– Да, – уверенно ответил Родэ, хотя на самом деле сомнения не покидали его. Тревожило состояние Форестера – ведь впереди труднейший перевал и не менее сложный спуск. А у него, видимо, сломаны ребра.
– Вы должны все время двигаться, – сказал Родэ как можно спокойнее. – Шевелите пальцами рук и ног, растирайте щеки, нос, уши. Ни в коем случае не засыпайте.
– Давайте лучше поговорим, – предложил Форестер. – Это отгонит сон. – Он приподнял голову, прислушиваясь к завываниям ветра. – Ну, так начнем беседу?
Родэ, покрепче натягивая капюшон на голову, сказал:
– О'Хара рассказывал, что вы были летчиком.
– Да. Я сел за штурвал под конец войны в Италии. Я летал на "Молниях". Потом, когда разгорелась война в Корее, меня опять призвали. Я тогда был в запасе военно-воздушных сил. Меня перевели на реактивный самолет, и в Корее я летал на "Сейбрах", до тех пор пока меня не демобилизовали. Позже я стал инструктором. Возможно, что в Корее мы с О'Харой участвовали в одних и тех же операциях.
– Да, он тоже так думает. А после войны?
Форестер пожал плечами.
– Какая-то больная авиацией муха продолжала меня кусать, поэтому я не порвал с ней, я имею в виду авиацию, а устроился в одной компании, которая занимается обслуживанием самолетов. – Он улыбнулся. – Когда все это произошло, я как раз летел в Сантильяну, чтобы завершить одну сделку с вашим воздушным флотом по поводу запчастей. У вас ведь "Сейбры" все еще летают. Я, кстати, иногда и сам не прочь тряхнуть стариной, если командир эскадрильи хороший малый. – Он помолчал немного. – Если сеньору Агиляру удастся прийти к власти, сделка может пойти прахом. Не знаю, какого дьявола я втянулся в эту канитель!
Родэ улыбнулся:
– Если сеньору Агиляру удастся прийти к власти, вы можете не беспокоиться, он вас не забудет. Более того, вам не придется давать взятки, на которые вы тратите большие суммы.
В его голосе слышалась горечь.
– Черт! – выругался Форестер. – Действительно, тут все на этом построено, а при Лопеце расцвело пышным цветом. Нет, вы не думайте, я за Агиляра. Бизнесмены нуждаются в честном надежном правительстве, это облегчает всю деловую жизнь. – Он потер лицо руками. – А вы почему с Агиляром?
– Кордильера – моя родина, – просто ответил Родэ, словно этим все было сказано, а Форестер подумал, что встретить истинного патриота в Кордильере, все равно что встретить в Арктике гиппопотама.
Они помолчали, потом Форестер спросил:
– Который час?
Родэ посмотрел на часы:
– Чуть больше девяти.
Форестер содрогнулся. Еще девять часов до рассвета, а он уже промерз до костей. Порывы ледяного ветра, залетавшие в их пещеру, пронизывали его насквозь, не помогала и кожаная куртка О'Хары. Он сомневался, что к утру они останутся живы. Он слышал много историй о том, как умирали от холода люди, оказавшиеся в горах, и не питал никаких иллюзий по поводу собственного положения.
Родэ пошевелился, достал два рюкзака и стал освобождать их от вещей, которые аккуратно складывал у стенки пещеры. Затем протянул пустой мешок Форестеру.
– Возьмите, обмотайте им ноги. Это хоть как-то спасет от холода. Форестер взял покрытый ледяной коркой, сделанный из одеяла мешок, сунул в него ноги и завязал поверх голеней веревку.
– Вы, кажется, говорили, что бывали здесь и раньше?
– Да, но при более благоприятных обстоятельствах. Я тогда был студентом, ох, как давно это было! – вздохнул с грустью Родэ. – Я участвовал в альпинистской группе вместе с французами, которая штурмовала вон тот пик, справа от нас.
– Ну и что, удалось?
Родэ покачал головой.
– Трижды пытались. Храбрыми людьми были французы. Но один из них погиб, и они отступились.
– А почему вы присоединились к ним?
Родэ пожал плечами.
– Нуждался в деньгах. Студенты всегда в них нуждаются. А месье хорошо платили носильщикам. Больше скажу, меня как медика интересовал сороче. Ах, какое было у них снаряжение! Теплые носки из овечьей шерсти, удобные горные ботинки из толстой кожи с кошками, отличные пуховики, прочные нейлоновые палатки, надежный капроновый шнур, стальные крючья. В общем, в нашем положении об этом можно только мечтать!
Родэ говорил с таким наслаждением, с каким голодный человек вспоминает банкет, на который он однажды попал.