Они оторвали от стен электропроводку и освободили кабель от защитных трубок. Затем разрезали металлические полосы на части и пробили в них отверстия для болтов. Руки их занемели от холода и покрылись ссадинами и порезами.
   Так они проработали всю ночь, и, когда стало светать, Армстронг взял в руки готовое оружие и осмотрел его с некоторым удивлением.
   – Это не совсем то, что я представлял себе, – сказал он, – го, думаю, работать оно будет. – Он устало потер глаза. – Пойду отнесу его поскорее вниз.
   Виллис привалился к стене мастерской.
   – У меня есть идея, как усовершенствовать эту штуку. Но сначала я должен поесть и поспать. – Его голос стал затихать, глаза быстро слипались.
   – Я поем внизу, – отозвался Армстронг и, взвалив на плечи арбалет, вышел наружу.

IV

   В течение всей ночи противник освещал мост автомобильными фарами, и о попытке какой-либо вылазки в его сторону не могло быть и речи. Но и те не появлялись на мосту, опасаясь получить пулю из глубины ночи.
   Форестер с презрением заметил:
   – Вот дураки. Если мы не можем попасть в них днем, то тем более не сможем и ночью. Если бы они что-нибудь соображали, они бы постарались вызвать огонь на себя и засекли бы нашего стрелка. А тогда его можно было бы изрешетить пулями.
   Но днем работа на мосту продолжилась, и там уже меньше боялись обстрела. Стало ясно, что опасность быть подстреленным довольно мала и только случайный удачный выстрел мог бы попасть в цель. К утру у Родэ оставалось всего шесть патронов, а на мосту уже было девять новых досок.
   К девяти часам Родэ истратил еще две пули, и в этот момент появился Армстронг со своим оружием.
   – Вот, – сказал он, – это арбалет. – Он потер воспаленные, покрасневшие глаза.
   – Господи, как вы быстро управились! – сказал О'Хара.
   – Мы работали всю ночь. Надо ведь было торопиться, – заметил Армстронг.
   – Ну и как эта штука работает? – спросил О'Хара, с любопытством разглядывая арбалет.
   – Вот эта металлическая петля – так называемое стремя. Вы кладете его на землю и ставите в него ногу. Затем берете вот этот крюк на шнуре и, зацепив им тетиву, крутите эту ручку. Тетива натягивается, пока не доходит до спускового механизма, где она закрепляется. В эту трубку вставляется болванка, и арбалет готов к стрельбе. Нажимайте спусковой крючок, и тетива освободится.
   О'Хара взял арбалет в руки. Он показался ему довольно тяжелым. Лук был сделан из автомобильной рессоры, а тетива представляла собой жилу, скрученную из пяти электропроводов. Такая же жила, только из трех проводов, использовалась и в натягивающем устройстве. Спусковой крючок был сделан из дерева. Это было торжество импровизации и выдумки.
   – Пришлось немного ослабить пружину, – пояснил Армстронг. – Но все равно у нее достаточная упругость. Вот – болванка, мы изготовили их дюжину.
   Болванкой служил кусок ржавого арматурного железа, три восьмых дюйма в диаметре и пятнадцать дюймов в длину. Один конец был заострен, и на другом прикреплено грубое оперение, сделанное из жестяных банок из-под молока. Она была весьма тяжелой.
   – Как насчет дальности? – спросил О'Хара.
   – Думаю, что она даже больше, чем я первоначально рассчитывал. Болванка тяжелее средневековых стрел – те делались из дерева, только наконечник был металлический, но лук у нас получился очень мощный. Может, попробуем?
   О'Хара поставил свою ногу в петлю и начал крутить ручку. Это оказалось труднее, чем он предполагал – лук оказался очень упругим. Он вложил болванку в трубку и сказал:
   – Ну, во что же будем стрелять?
   – Может, в тот склон?
   Они выбрали место на склоне ярдов в шестидесяти от них. О'Хара поднял арбалет, но Армстронг остановил его.
   – Попробуйте лежа, так, как мы будем стрелять. Траектория очень пологая, так что у вас трудностей с прицелом не будет. Потом мы приладим прицел. – И он достал из кармана приспособление, сделанное из проволоки.
   О'Хара улегся поудобнее на землю и плотно прижал грубый деревянный приклад к плечу. Он посмотрел в трубу и прицелился в коричневую полоску земли на склоне. Затем нажал на спусковой крючок. Арбалет сильно ударил его в плечо, и почти тут же на склоне брызнул фонтанчик земли.
   – Ничего себе, – сказал он, вставая и потирая ушибленное плечо, – какой прыткий.
   Армстронг слегка улыбнулся.
   – Пошли принесем обратно болванку.
   Они прошли к склону, но болванки там не нашли.
   – Она же попала сюда, – с недоумением спросил О'Хара, – я сам видел.
   – Я же говорил вам, что это мощное оружие, – заметил Армстронг, рассмеявшись. – Вот она.
   О'Хара издал удивленный возглас, когда понял, что имеет в виду Армстронг. Болванка полностью ушла в землю и была почти не видна. Пока Армстронг выкапывал ее, О'Хара сказал:
   – Нам надо поупражняться с этой штукой и выяснить, кто самый лучший стрелок. – Он посмотрел на Армстронга. – Пойдите-ка немного поспите. Вы выглядите совсем измученным.
   – Я пока подожду. Надо еще посмотреть, как работает арбалет. Может быть, придется что-нибудь подкорректировать. Виллис сейчас делает еще один. Он там кое-что усовершенствует. А Пибоди изготовляет болванки. – Армстронг выпрямился с болванкой в руках. – Мне еще надо наладить прицел.
   Они все начали упражняться в стрельбе из арбалета, и лучшим стрелком оказалась мисс Понски, что в конце концов было не удивительно. Вторым шел Форестер, а О'Хара – третьим. От стрельбы плечо мисс Понски заболело, но она сделала себе мягкую подушечку и продолжала стрелять, уложив восемь стрел из десяти точно в двенадцатидюймовый круг.
   – У нее не хватает сил натягивать его, – заметил Форестер. – Но спускает она его бесподобно.
   – Это все решает, – сказал О'Хара. – Она будет первой, кто атакует врага, конечно, если она сама согласиться. – Он повернулся к ней и улыбнулся. – Похоже, что вам предстоит начинать нашу битву. Согласны?
   Ее лицо побледнело, нос еще более заострился.
   – О! – воскликнула она в смятении. – Вы думаете, я смогу это сделать?
   – Они положили еще четыре доски, – тихо заметил О'Хара. – А патроны Родэ должен беречь, их осталось всего четыре. Вы наша последняя надежда, ведь вы – наш лучший стрелок.
   Она постаралась взять себя в руки и решительно вздернула подбородок.
   – Хорошо, – сказала она. – Я постараюсь.
   – Отлично! Пойдите взгляните на мост. Надо поточнее определить расстояние и, может быть, еще поупражняться на этой дистанции.
   Он отвел ее туда, где лежал Родэ.
   – Мисс Понски будет стрелять из арбалета, – сказал он.
   Родэ повернул голову и взглянул на них с интересом.
   – Что, он работает?
   – И дальность, и скорость вполне приличны, – сказал О'Хара. – Он должен работать хорошо.
   Он сосредоточил все внимание на мост. Два человека только что принесли еще одну доску и уходили. Проем в мосту заметно уменьшился, и скоро должен был наступить момент, когда кто-нибудь смог бы перепрыгнуть через него.
   – Когда будете стрелять, цельтесь в ближнего из них, – сказал О'Хара. – Вы прикинули, какое здесь расстояние?
   Мисс Понски задумалась.
   – Чуть меньше, чем та дистанция, на которой я практиковалась. Полагаю, что я готова. – Голос ее слегка дрожал.
   О'Хара посмотрел на нее.
   – Это необходимо сделать, мисс Понски. Помните о том, что произошло с миссис Кофлин. И представьте себе то, что они сделают с нами, если им удастся перейти через реку.
   – Со мной все будет в порядке, – почти прошептала она.
   О'Хара удовлетворенно кивнул.
   – Ложитесь на место Родэ. Я буду немного поодаль. Не торопитесь, спешить некуда. Представьте себе, что вы стреляете по мишени на обычной тренировке.
   Форестер уже натянул арбалет и передал его мисс Понски. Она вложила болванку, легла на живот и заняла удобное положение. О'Хара подождал, пока она устроится, потом пошел в сторону вдоль ущелья. Оглянувшись, увидел Форестера, который что-то говорил Армстронгу, растянувшемуся на земле.
   Он выбрал подходящее место и стал ждать. Вскоре появились те же двое с новой доской. Они ползли по мосту, толкая перед собой доску, пока не добрались до дыры, и там стали прилаживать доску к тросам.
   Сердце О'Хары бешено колотилось, ожидание становилось мучительным. Он стал рассматривать ближайшего к нему человека. На нем была кожаная куртка, такая же, как у него самого. Потом посмотрел на доски, стараясь оценить, сколько им еще осталось работать. О'Хара сжал кулаки.
   – Ну же! Ну! – прошептал он. – Ради Бога, стреляй!
   Он не слышал звука спускаемой тетивы, но увидел, как металлический стержень ударил человека в кожаной куртке в грудь и тут же вылез на спине между лопаток. Сквозь шум реки донесся слабый вскрик. Ноги человека конвульсивно задергались, руки протянулись вперед в каком-то почти умоляющем жесте, затем он завалился на бок, скатился клубком с моста и упал в ревущую внизу реку.
   Другой человек сначала в нерешительности остановился и вдруг побежал к берегу, в страхе оглядываясь иногда назад. Мост под его ногами заходил ходуном. Когда он присоединился к стоявшей там группе, послышался смутный гул голосов, и все отчаянно зажестикулировали. О'Хара видел, как человек показывал себе на спину, а тот, к кому он обращался, ему явно не верил. Он слегка улыбнулся. Действительно, в это было трудновато поверить.
   Он осторожно встал и побежал к тому месту, откуда стреляла мисс Понски. Она лежала на земле, и ее тело сотрясалось от рыданий. Форестер стоял, склонившись над ней.
   – Ничего, мисс Понски, – уговаривал он. – Это необходимо было сделать.
   – Но я убила человека, – с трудом проговорила она. – Я загубила чью-то жизнь.
   Форестер поднял ее и увел, не переставая утешать. О'Хара взял в руки арбалет.
   – Секретное оружие! – проговорил он в восхищении. – Ни шума, ни вспышки. Просто дзинь – и все. – Он рассмеялся. – Они так и не поняли, в чем дело, во всяком случае, до конца. Армстронг, вы чертовски гениальный малый!
   Но Армстронг в это время уже крепко спал.

V

   В это утро противник больше не предпринимал попыток ремонта моста. Вместо этого они начали неторопливо и методично обстреливать камни и скалы на другом берегу реки в надежде случайно попасть в кого-нибудь. О'Хара отвел всех, включая Родэ, назад, в безопасное место. Затем он взял у Бенедетты маленькое зеркало и соорудил что-то вроде перископа. Он поставил его таким образом, чтобы наблюдатель мог, лежа в укрытии на спине, видеть то, что происходит на мосту. Зеркало находилось в тени и не должно было давать бликов. Форестер дежурил первым.
   О'Хара сказал:
   – Если они опять появятся на мосту, стреляйте из пистолета. Но только один раз. Мы их ввели в заблуждение. Они так толком и не знают, сам ли тот парень свалился с моста, или в него стреляли, или еще что-то произошло. Выстрела ведь они не слышали. Мы-то знаем в чем дело, и тот, другой, тоже знает, но они ему явно не поверили. Они там горячо спорили по этому поводу. Во всяком случае, они сейчас поостерегутся выходить на мост, а если и выйдут, выстрел охладит их пыл.
   Форестер проверил пистолет и мрачно посмотрел на четыре оставшихся патрона.
   – Я буду чувствовать себя негодным солдатом, за один раз выпаливающим четверть боезапаса.
   – Ничего не поделаешь, – сказал О'Хара. – Они ведь не знают, сколько у нас патронов. Арбалет – наше секретное оружие, и мы должны использовать его наилучшим образом. У меня есть кое-что па уме, но я хочу подождать, когда будет готов второй арбалет. – Он сделал паузу. – Как вы думаете, сколько там людей?
   – Я пробовал подсчитать, – ответил Форестер. – По-моему, двадцать три человека. Крупный малый с бородой, как у Кастро, наверное, командир. Он в какой-то форме защитного цвета. – Он задумчиво потер подбородок. – По-моему, это кубинский специалист.
   – Я понаблюдаю за ним, – сказал О'Хара. – Может, нам удастся пришпилить его, остальные сами уберутся восвояси.
   – Может быть, – иронически согласился Форестер.
   О'Хара вернулся в лагерь, который они перенесли в каменное убежище на склоне. Здесь они чувствовали себя в большей безопасности, но О'Хара прекрасно понимал, что, если противник переберется на эту сторону, особой надежды спастись в этом укрытии у них нет. Его можно было легко обойти по дороге и взять в полукольцо. О'Хара мучительно напрягал мозг в поисках возможности как-то блокировать дорогу, но ничего не находил.
   Все равно здесь лучше, чем на берегу озерца у дороги. Правда, большая проблема – отсутствие здесь воды, но они запасли галлонов двадцать пять в каменной выемке, постепенно натаскав туда воду из озерца с помощью бидона.
   Тем временем истерика у мисс Понски прошла, но ею овладела грусть. Она была необычно тиха, погружена в себя и неразговорчива. Она помогала носить воду, перетаскивать в новое место еду и вещи, но делала все это механически и безразлично. Агиляру все это не нравилось.
   – Это не дело, – сказал он хмуро. – Не дело, чтобы такая женщина, как мисс Понски, участвовала в подобных вещах.
   О'Хара взорвался.
   – Черт возьми, не мы же эти вещи начали. Кофлины мертвы, Бенедетту чуть не убили, не говоря уже обо мне. Я постараюсь не допустить такого в будущем, но она – лучший стрелок из нас, а мы боремся за свои жизни.
   – Вы солдат, – сказал Агиляр. – Я все жду, когда вы скажете, как Наполеон, что, дескать, нельзя приготовить омлет, не разбивая яиц. – В его голосе слышался легкий сарказм.
   О'Хара пропустил это замечание мимо ушей.
   – Мы все должны начать тренироваться в стрельбе из лука. Пока у нас еще есть время.
   Агиляр коснулся его руки.
   – Сеньор О'Хара, может быть, если я сдамся этим людям, они успокоятся?
   О'Хара пристально посмотрел на него.
   – Вы же знаете, что нет. Они нас не отпустят, мы слишком много видели.
   Агиляр согласно кивнул.
   – Я знаю. – Он слегка юмористически пожал плечами. – Я хотел, чтобы вы лишний раз убедили меня в этом. И вы убедили. Я очень сожалею, что все это свалилось на невинных людей из-за меня. – О'Хара нетерпеливо хмыкнул, и Агиляр продолжал:
   – Наступают времена, когда политик передает дела солдату – когда от насилия уже никуда не уйти. Вот сейчас и я должен прекратить быть политиком и стать солдатом. Я тоже хочу научиться хорошо стрелять из лука, сеньор О'Хара.
   – На вашем месте я бы не брал на себя слишком много, – сказал О'Хара. – Вы должны экономить силы на случай, если нам придется уходить. Вы не в такой уж хорошей физической форме, знаете ли.
   Агиляр резко ответил:
   – Сеньор, я буду делать то, что считаю необходимым.
   О'Хара ничего не сказал ему, чувствуя, что задел испано-латиноамериканскую гордость. Он просто кивнул в ответ и пошел поговорить с мисс Понски.
   Она стояла на коленях перед керогазом и как будто сосредоточенно наблюдала за тем, как кипит вода в котелке. Но выражение глаз было отсутствующим. О'Хара знал, что стоит перед ее внутренним взором – металлическая болванка, чудовищным образом появившаяся из спины человека.
   Он присел на корточки рядом с ней, но она, казалось, даже не заметила его. Заговорил мягко, почти нежно, стараясь найти какое-нибудь разумное объяснение убийству человека. С большой неохотой он извлек из своей памяти собственные переживания, те, которые хотел бы навсегда забыть. Он говорил ей:
   – Убийство человека – ужасная вещь, мисс Понски. Я знаю по собственному опыту. И я чувствовал себя скверно после этого очень долго. В первый раз, когда я подбил вражеский истребитель в Корее, я следовал за ним некоторое время – опасная вещь, но я был молод и неопытен. Охваченный пламенем "Миг" пошел вниз, мисс Понски, катапульта не сработала, и летчик, открыв кабину, выбросился в поток встречного воздуха. Был ли этот поступок смелым или отчаянным, я не знаю. Он падал на землю – маленький вращающийся темный комок. Его парашют не раскрылся, и я понял, что это – мертвец. – О'Хара облизал языком губы.
   – Я чувствовал себя скверно, мисс Понски. Меня просто выворачивало всего наизнанку. Но я подумал, что этот человек собирался убить меня, и почти осуществил это. Мой самолет был во многих местах прошит пулями, и я прямо-таки грохнулся на полосу на аэродроме. Мне повезло – я провел в госпитале всего три недели. Обдумывая потом все это, я решил, что вопрос стоял так: либо он, либо я. Судьба улыбнулась мне. Не знаю, переживал бы он, если в убил меня. Думаю, что едва ли. Эти люди воспитаны в духе пренебрежения к жизни. – Он пристально посмотрел на нее. – Те, кто сейчас там, за рекой, такие же, с кем я сражался в Корее. Неважно, что у них другой цвет кожи. Мы бы не стали ввязываться с ними в драку, если бы они спокойно отпустили нас на свободу. Но они этого не сделают, мисс Понски. Значит, опять та же проблема: кто кого. Проигравший отправляется к дьяволу. И то, что вы сделали, оправдано, мисс Понски. Быть может, этим вы спасли наши жизни и жизнь народа этой страны. Кто знает?
   Он замолчал, и она, повернувшись к нему, сказала нетвердым хриплым голосом:
   – Я глупая старая женщина, мистер О'Хара. Годами я, как и многие другие в Америке, говорила громкие слова о том, что надо бороться против коммунистов, но сама я ничего для этого не делала. Да, мы, американские женщины, с криками "ура" провожали наших ребят, отправлявшихся на войну. Самые кровожадные люди – это те, кто сам не сражается. А когда дело доходит до того, чтобы убивать самому, просто ужасно, мистер О'Хара.
   – Я знаю, – ответил он. – И единственное, что может как-то оправдать это, мысль о том, что, если не убьешь ты, убьют тебя. В конце концов, речь идет о жизненном выборе.
   – Я осознаю это, мистер О'Хара, – сказала она. – Со мной все будет в порядке.
   – Меня зовут Тим, – сказал он. – Англичане не очень любят называть друг друга по именам, но мы, ирландцы, смотрим на это иначе.
   Она улыбнулась ему тонкой, дрожащей улыбкой.
   – А я Дженнифер.
   – Хорошо, Дженни, я постараюсь больше не ставить вас в такое положение.
   Она отвернулась и сказала сдавленным голосом:
   – Я сейчас заплачу. – Она вдруг резко вскочила и выбежала из убежища.
   – Вы хорошо говорили, Тим, – сказала Бенедетта за спиной О'Хары.
   Он повернулся и посмотрел на нее сумрачно.
   – Да?! Вселить уверенность – моя обязанность. – Он встал и начал разминать ноги. – Пошли тренироваться с арбалетом.

VI

   Остаток дня они провели в стрельбе из арбалета, приспосабливаясь к различным дистанциям и внося коррективы на ветер. Мисс Понски, несмотря на свои натянутые, как струны, нервы, держалась мужественно и руководила учением. Успехи в стрельбе были довольно значительными.
   О'Хара отправился к ущелью и постарался вычислить расстояние до грузовиков с точностью до фута. Вернувшись, он отметил на земле дистанцию, равную ста восьми ярдам, и велел всем потренироваться на ней. Он обратился к Бенедетте:
   – Назначаю вас моим начальником штаба – это что-то вроде почетного секретаря при генерале. Есть у вас бумага и карандаш?
   Улыбнувшись, она кивнула. Он продиктовал ей около дюжины пунктов, которые надлежало выполнить.
   – Следите за тем, чтобы все было исполнено, – сказал он. – Мы сейчас слишком много чего должны держать в голове, и, когда мы начнем действовать, я могу забыть о чем-нибудь важном.
   Он попросил Агиляра привязать пучки тряпок к пяти-шести болванкам и затем стал стрелять, чтобы посмотреть, какое влияние тряпки оказывают на точность стрельбы. Особой разницы он не заметил, и, смочив тряпки в керосине, поджег их прямо перед выстрелом. Когда болванка долетела до цели, пламя погасло.
   О'Хара чертыхнулся и продолжал свои опыты, давая тряпке разгореться посильнее. Ценой обожженного лица ему удалось добиться того, чтобы огонь был доставлен к цели и продолжал там гореть.
   – Мы сделаем это днем, – объявил он. – Ночью это слишком опасно: они засекут огонь прежде, чем мы выстрелим. – Он посмотрел на солнце. – Начнем завтра. Нам выгоднее потянуть время.
   Было уже за полдень, когда противник вновь решился выйти на мост. Родэ, который, выспавшись, сменил Форестера, выстрелил. Люди побежали с моста. Родэ стрелял из пистолета еще раз перед закатом, а потом О'Хара велел ему поберечь оставшиеся два патрона.
   – Они нам еще понадобятся, – сказал он.
   Противнику удалось уложить в этот день еще три доски. Ночью продолжали освещать мост, но на нем никто из людей так и не появился.

Глава 4

I

   Форестер проснулся на рассвете. После глубокого и спокойного сна он чувствовал себя хорошо отдохнувшим. По указанию О'Хары он и Родэ были сняты с ночного дежурства и должны были хорошо выспаться. В этот день им предстояло уйти к заброшенному лагерю, адаптироваться там, а на другой день подняться к руднику.
   Он посмотрел на снежные вершины гор, и его вдруг охватил озноб. Он солгал О'Харе, когда сказал, что занимался альпинизмом. Самая большая высота, на которую он поднимался, да и то на лифте, был последний этаж знаменитого небоскреба Эмпайр Стейт Билдинга.
   Вершины ослепительно сверкали на солнце, и Форестер, зажмурившись, пытался рассмотреть, где находится перевал, о котором говорил Родэ. Родэ тогда заметил, что Форестер еще пожалеет о своем согласии, и, по всей видимости, был прав: он не производил впечатления человека, склонного к преувеличениям.
   Умывшись, Форестер пошел к мосту. На мосту был Армстронг, лежавший на спине под зеркальцем. Поминутно глядя в него, он что-то чертил на бумаге огрызком карандаша. При виде Форестера махнул рукой и сказал:
   – Все тихо. Они только что выключили фары.
   Форестер взглянул на листок бумаги: на нем было изображено что-то вроде химического уравнения. Спросил наугад:
   – Это что, формула справедливости?
   Армстронг встрепенулся, потом удовлетворенно улыбнулся:
   – Сэр, вы дали совершенно точное определение.
   Форестер не стал продолжать. "Армстронг все же немного того, – подумал он. Умница, но с заскоками. Его арбалет оказался-таки оружием, но, чтобы додуматься до такого, надо быть немного сумасшедшим". Он улыбнулся Армстронгу и отполз в сторону, на место, откуда мост хорошо просматривался.
   Когда он увидел, насколько сузился проем, у него вдруг перехватило дыхание. Может быть, ему и не придется переходить через горы, а предстоит сражаться здесь и умереть. Он понял, что к полудню мост будет почти готов и можно будет перепрыгнуть на другую его сторону, и О'Харе надо готовиться к неприятному сюрпризу. Но О'Хара был, кажется, спокоен, уповал на какой-то план, и Форестеру оставалось лишь надеяться на то, что, дай Бог, этот план окажется вполне осуществимым.
   Когда он вернулся в каменное убежище, там уже находился Виллис, спустившийся из лагеря. Он притащил с собой волокушу, с которой как раз снимали поклажу. Там были продукты, несколько одеял и еще один арбалет.
   – Этот заряжается быстрее. – Он показывал арбалет О'Харе. – Я кое-что вставил в ворот, и натягивать теперь его легче. А как работает тот лук?
   – Здорово, – ответил О'Хара. – Он уже сразил одного.
   Виллис слегка побледнел, и щетина на его щеках, казалось, встопорщилась. Форестер мрачно улыбнулся. Так всегда бывает с теми, кто работает в тыловой тиши, а потом невзначай узнает о результатах своего рукоделия.
   О'Хара обернулся к Форестеру.
   – Как только они вновь начнут работу на мосту, мы преподнесем им сюрприз. Самое время вставить им фитиль. Сначала мы позавтракаем, а потом двинемся к мосту. Вы повремените немного, посмотрите на спектакль и сразу же выходите. – Он повернулся к мисс Понски. – Дженни, не помогайте нам с завтраком. У вас сегодня бенефис. Возьмите арбалет и потренируйтесь еще немного. – Видя, как она побледнела, он улыбнулся и успокоил: – Сегодня вы будете стрелять по неподвижному неодушевленному предмету.
   Форестер спросил у Виллиса:
   – А где Пибоди?
   – Остался в лагере. Изготавливает болванки.
   – Он вам доставлял неприятности?
   На губах Виллиса промелькнула улыбка.
   – Он ленивая свинья, но пара ударов по заднице исправили дело, – сказал он неожиданно грубо. – А где Армстронг?
   – На вахте у моста.
   Виллис потер шершавый подбородок.
   – У этого человека есть идеи, – сказал он. – Он один прямо-таки целый манхэттенский проект. Мне надо поговорить с ним.
   И направился вниз, а Форестер подошел к Родэ, который о чем-то по-испански говорил с Бенедеттой и Агиляром.
   – Что мы возьмем с собой? – спросил он.
   – Отсюда – ничего. Все, что нам нужно, возьмем в лагере. Но поклажи будет немного. Мы должны идти налегке.
   О'Хара оторвал глаза от банки с говядиной, которую он открывал.
   Возьмите теплые вещи. Я вам дам свою кожаную куртку.
   – Благодарю, – ответил Форестер.
   О'Хара осклабился:
   – И, пожалуй, захватите пальто из викуньи для своего босса. Оно ему может понадобиться. В Нью-Йорке, говорят, становится холодно.