Страница:
здоровым рассудком. Правда, и они делали подчас промахи -- всегда ведь о
промахах только и слышишь. Предписано было, что женатые люди, которые
получают премию, должны жить со своими семьями и заботиться о них. Нужно
было объявить поход против распространенного среди иностранцев обычая брать
в дом жильцов и нахлебников. Они смотрели на свой дом, как на своего рода
заведение, с которого можно получать доход, а не как на место, чтобы жить в
нем. Молодые люди ниже 18 лет, которые содержали родственников, также
получали премии, равным образом холостяки, ведущие здоровый образ жизни.
Лучшее доказательство благотворного влияния нашей системы дает статистика.
Когда вошел в силу наш план, тотчас право на прибыль было признано за 60 %
мужчин; этот процент повысился через шесть месяцев до 78%, а через год до
87%; через полтора года не получал премии всего-навсего один процент.
Повышением платы были достигнуты и другие результаты. В 1914 году,
когда вступил в действие первый план, у нас было 14 000 служащих, и было
необходимо пропускать ежегодно 53 000 человек, чтобы контингент рабочих
поддерживался на уровне 14 000. В 1915 году мы должны были нанять только
6508 человек, и большинство из них было приглашено потому, что наше
предприятие расширилось. При старом движении рабочего состава и наших новых
потребностях мы были бы теперь вынуждены ежегодно нанимать около 200 000,
что было бы почти невозможно. Даже при исключительно кратком учебном
времени, которое необходимо для изучения почти всех наших операций, все-таки
было бы невозможно ежедневно, еженедельно или ежемесячно нанимать новый
персонал, ибо, хотя наши рабочие, по большей части, через два, три дня в
состоянии уже выполнять удовлетворительную работу в удовлетворительном темпе
-- они все-таки после годичного опыта работают лучше, чем вначале. С тех пор
нам не приходилось ломать голову над вопросом о движении рабочего состава;
точные справки здесь затруднительны, так как мы заставляем часть наших
рабочих менять свои места, чтобы распределять работу между возможно большим
числом. Поэтому нелегко провести различие между добровольным и
недобровольным уходом. Теперь мы вообще не ведем уже никакой статистики в
этой области, так как вопрос о смене персонала нас мало интересует.
Насколько нам известно, смена персонала составляет ежемесячно от 3 до 6 %.
Хотя мы внесли некоторые изменения в систему, но принцип остался тот же
самый:
"Если вы требуете от кого-нибудь, чтобы он отдал свое время и энергию
для дела, то позаботьтесь о том, чтобы он не испытывал финансовых
затруднений. Это окупается. Наши прибыли доказывают, что, несмотря на
приличные тарифы и премиальное вознаграждение, которое до реформы нашей
системы составляло ежегодно около десяти миллионов долларов, высокие ставки
являются самым выгодным деловым принципом".
Работодатель должен рассчитывать на целый год. Рабочий тоже должен
рассчитывать на целый год. Но оба работают обыкновенно по неделям. Они берут
заказы и работу, где им предлагают, по той цене, которую им дают. В хорошие
времена заказы и работа имеются в изобилии: в "тихое", в деловом отношении
время, они редки. В деловой жизни всегда господствует смена -- "твердо" и
"слабо"; дела идут "хорошо" или "дурно". Никогда еще на земле не было
избытка продуктов -- иначе должен был бы быть избыток счастья и
благосостояния, несмотря на это, мы видим по временам странное зрелище, что
мир испытывает товарный голод, а индустриальная машина -- трудовой голод.
Между двумя моментами -- между спросом и средствами его удовлетворения --
вторгаются непреодолимые денежные затруднения. Производство, как и рабочий
рынок, -- колеблющиеся, неустойчивые факторы. Вместо того, чтобы постоянно
идти вперед, мы подвигаемся толчками, то слишком быстро, то стоим на месте.
Если имеется много покупателей, мы говорим о недостатке товаров, если никто
не хочет покупать, -- о перепроизводстве. Я лично знаю, что мы всегда имели
недостаток товаров и никогда - перепроизводство. Возможно, что по временам
наблюдался избыток в каком-либо неподходящем сорте товара, но это не
перепроизводство -- это производство, лишенное плана. Быть может, на рынке
лежат иногда большие количества слишком дорогих товаров. Но и это точно так
же не перепроизводство -- а или ошибочное производство, или ошибочная
капитализация. Дела идут хорошо или худо, смотря по тому, хорошо или худо мы
их ведем. Почему мы сеем хлеб, разрабатываем рудники или производим товары?
Потому, что люди должны есть, отопляться, одеваться и иметь необходимые
предметы обихода. Нет никаких других оснований, однако это основание
постоянно прикрывается, люди изворачиваются не для того, чтобы служить
обществу, а чтобы зарабатывать деньги. А все лишь от того, что мы изобрели
финансовую систему, которая, вместо того, чтобы быть удобным средством
обмена, иногда является прямым препятствием для обмена. Но об этом после.
Лишь потому, что мы плохо хозяйничаем, нам приходится часто впадать в
полосы так называемых "неудач". Если бы у нас был страшный неурожай, то я
могу себе представить, что стране пришлось бы голодать. Но нельзя
представить, что мы обречены на голод и нищету лишь благодаря дурному
хозяйству, которое проистекает из нашей бессмысленной финансовой системы.
Разумеется, война привела в расстройство хозяйство нашей страны. Она вывела
весь свет из колеи. Но не одна война виновата. Она обнажила многочисленные
ошибки нашей финансовой системы и прежде всего неопровержимо доказала, как
необеспеченно всякое дело, покоящееся на одном финансовом основании. Я не
знаю, являются ли худые дела следствием худых финансовых методов, или же
худые финансовые методы созданы ошибками в нашей деловой жизни. Я знаю
только одно: было бы невозможно просто выбросить всю нашу финансовую
систему, но, конечно, было бы желательно по-новому организовать нашу деловую
жизнь на принципе полезной службы. Следствием этого явится и лучшая
финансовая система. Современная система исчезает потому, что у нее нет права
на существование, но весь процесс может совершиться лишь постепенно.
Стабилизация, в частности, может начаться по индивидуальному почину.
Правда, полных результатов нельзя добиться без сотрудничества других, но
если хороший пример с течением времени станет известен, другие последуют
ему, и мало-помалу удастся отнести инфляцию рынка вместе с ее двойником, с
депрессией рынка к разряду устранимых болезней. При безусловно необходимой
реорганизации промышленности, торговли и финансов будет вполне возможно
устранить из индустрии, если не самую периодичность, то ее дурные
последствия и вместе с тем периодические депрессии. Сельское хозяйство уже
находится в таком процессе преобразования. Когда сельское хозяйство и
промышленность закончат свою реорганизацию, они будут дополнять друг друга:
они являются дополнительными, а не обособленными комплексами. В качестве
примера, я хотел бы привести нашу фабрику клапанов. Мы построили ее в
деревне, на расстоянии 18 английских миль от города, чтобы рабочие могли в
то же время заниматься земледелием. В будущем, по введении соответственных
машин, в земледелии будет затрачиваться лишь часть того времени, которое
необходимо теперь. Время, которое нужно природе для производства, гораздо
значительнее, чем рабочее время человека при сеянии, возделывании почвы и
жатве. Во многих отраслях промышленности, продукты которых невелики по
объему, довольно безразлично, где ведется производство. С помощью силы воды
в деревне многое можно хорошо устроить. Мы будем иметь поэтому в гораздо
более широких размерах, чем теперь, индустриальный класс, который явится в
то же время крестьянским и будет работать при максимально хозяйственных и
здоровых условиях. Сезонная индустрия уже добывает себе рабочие руки таким
путем. Несколько иным способом можно будет позаботиться о правильном
чередовании продуктов, в зависимости от времени года и условий снабжения;
другими средствами мы сумеем, при тщательной организации, выровнять хорошие
и плохие периоды. Внимательное изучение любого вопроса могло бы указать
здесь правильные пути.
Периодические депрессии являются худшим из двух зол, так как их сфера
так велика, что они кажутся не поддающимися контролю. Пока не закончится вся
реорганизация, с ними нельзя будет вполне справиться, но всякий деловой
человек до известной степени может сам помочь себе и, помогая весьма
существенно своему предприятию, принести пользу и другим. Фордовское
производство никогда не стояло под знаком хороших или плохих дел. Невзирая
ни на какие условия оно шло своим прямым путем, исключая 1917--1919 гг.,
когда оно было приспособлено для военных целей. 1912--1913 год считался
плохим годом в деловом отношении, хотя теперь он многими называется
"нормальным". Мы почти удвоили тогда наш сбыт; 1913--1914 год был решительно
тихим: мы увеличили наш сбыт на одну треть. 1920--1921 год считается одним
из самых тяжелых, какие помнит история: наш сбыт равнялся l 1/4 миллионов
автомобилей, т. е. почти впятеро более 1912--1913-го, так называемого
"нормального" года. За этим не скрывается никакого особенного секрета. Как и
во всех других обстоятельствах нашего дела, и это было логическим следствием
принципа, который может быть применен к каждому предприятию.
Теперь мы платим без всякого ограничения минимальное вознаграждение в
шесть долларов ежедневно. Люди так привыкли получать высокие ставки, что
надзор сделался излишним. Всякий рабочий получает минимальное
вознаграждение, как только достиг минимума в своей выработке, а это зависит
исключительно от его желания работать. Мы прибавляем к ставкам платы нашу
предполагаемую прибыль и выплачиваем теперь большие ставки, чем при высокой
военной конъюнктуре. Но, как всегда, мы выплачиваем их в качестве
вознаграждения за фактическую работу. Что люди, действительно, работают,
видно из того, что, приблизительно, 60% рабочих получают плату выше
минимальной. Шесть долларов в день -- это именно не средняя, а минимальная
плата.
В наших рассуждениях мы совершенно не придерживаемся статистики и
теорий политико-экономов о периодических циклах благосостояния и депрессии.
Периоды, когда цены высоки, у них считаются "благополучными", но,
действительно, благополучное время определяется на основании цен, получаемых
производителями за их продукты. Нас занимают здесь не благозвучные фразы.
Если цены на товары выше, чем доходы народа, то нужно приспособить цены к
доходам. Обычно, цикл деловой жизни начинается процессом производства, чтобы
окончиться потреблением. Но когда потребитель не хочет покупать того, что
продает производитель, или у него не хватает денег, производитель взваливает
вину на потребителя и утверждает, что дела идут плохо, не сознавая, что он,
со своими жалобами, запрягает лошадей позади телеги.
Производитель ли существует для потребителя или наоборот? Если
потребитель не хочет или не может покупать того, что предлагает ему
производитель, вина ли это производителя или потребителя? Виноват ли в этом
вообще кто-нибудь? Если же никто не виноват, то производитель должен
прикрыть лавочку.
Но какое дело начиналось когда-либо с производителя и оканчивалось
потребителем? Откуда идут деньги, которые заставляют вертеться колеса?
Разумеется, от потребителя. Успех в производстве зависит исключительно от
искусства производителя служить потребителю, предлагая то, что ему нравится.
Ему можно угодить качеством или ценой. Больше всего ему можно угодить высшим
качеством и низкими ценами; и тот, кто сможет дать потребителю лучшее
качество по низшим ценам, непременно станет во главе индустрии --
безразлично, какие бы товары он ни производил. Это непреложный закон.
К чему же сидеть и дожидаться хороших дел? Уменьшите издержки более
умелым ведением дела, уменьшите цены соответственно покупательной силе.
Понижение заработной платы самый легкий и в то же время самый
отвратительный способ справиться с трудным положением, не говоря уже о его
бесчеловечности. В действительности, это значит свалить неспособность
администрации на рабочих. Присмотревшись внимательно, мы должны признать,
что всякая депрессия на хозяйственном рынке является стимулом для
производителя -- внести побольше мозга в свое дело, достигнуть
рассудительностью и организацией того, чего другие добиваются понижением
заработной платы. Экспериментировать с платой, прежде чем не проведена общая
реформа, значит уклоняться от настоящей трудности. Если же с самого начала
взяться вплотную за действительные затруднения, то понижение платы вообще
излишне. Таков, по крайней мере, мой опыт. Практически, суть дела в том, что
нужно быть готовым в этом процессе приспособления нести известный убыток. Но
этот убыток может ведь нести только тот, кому есть что терять. Здесь
выражение "убыток", собственно говоря, вводит в заблуждение. На самом деле,
здесь нет никакого убытка. Здесь есть только отказ от известной части
настоящего барыша ради более крупной будущей прибыли. Недавно я беседовал с
торговцем железными изделиями из одного маленького городка. Он сказал мне:
-- Теперь я готов к тому, что придется потерять около 10 000 долларов
из моей наличности. Но на самом деле я вовсе не теряю так много. Мы,
продавцы железных товаров, сделали весьма выгодные дела. Мой товар я в
значительной части покупал дорого, но уже несколько раз я возобновлял его с
хорошей прибылью. Кроме того, 10 000 долларов, которые, как я сказал, мне
предстоит потерять, совсем иного рода доллары, чем прежние. Это некоторым
образом спекулятивные деньги. Это не те добротные доллары, которые я покупал
по 100 центов за штуку. Потому мои убытки, хотя они и кажутся высокими, в
действительности, вовсе не так велики. В то же время я даю возможность моим
согражданам продолжать постройку домов, не пугаясь больших расходов на
железные части.
Этот человек был умным купцом. Он предпочитал довольствоваться меньшей
прибылью и сохранить нормальное течение деловой жизни, чем держать у себя
дорогой товар и тормозить прогресс всего общества. Такой купец находка для
каждого города. Это светлая голова он считает более правильным выровнять
свой баланс с помощью инвентаря, чем понижать плату своих служащих и тем
самым их покупательную силу.
Он не сидел праздно со своим прейскурантом и не ждал, пока что-нибудь
случится. Он понимал то, о чем все, по-видимому, забыли, что
предприниматель, по своей природе, должен иногда терять деньги. И нам
случалось терпеть убытки.
И наш сбыт суживался понемногу, как и везде. У нас был большой склад.
Считаясь со стоимостью сырых материалов и готовых частей, мы не могли
поставлять дешевле, чем по установленной цене. Но эта цена была выше, чем
публика согласна была платить, при тогдашней заминке в делах. Мы сбавили
цену, чтобы приобрести себе свободу действий. Мы стояли перед выбором: или
скостить 17 миллионов долларов с цены нашего инвентаря, или потерпеть еще
большие убытки при полной остановке дела. В сущности, у нас вовсе не было
выбора.
Перед такой ситуацией иногда стоит всякий деловой человек. Он может или
добровольно занести в книги свои убытки и работать дальше, или прекратить
все дела и нести убытки от бездеятельности. Но убыток от полной
бездеятельности, по большей части, гораздо значительнее, чем фактическая
потеря денег, ибо периоды застоя лишают его сверх того силы инициативы, и
если застой длится долго, он уже не найдет в себе достаточной энергии, чтобы
начать сызнова.
Совершенно бесцельно ждать, пока дела сами собой поправятся. Если
производитель, действительно, хочет выполнить свою задачу, он должен
понижать цены, пока публика не сможет и не захочет платить. Некоторую цену,
хотя бы низкую, можно выручить всегда, ибо покупатели, как бы скверно ни
было положение дел, всегда могут и желают платить за действительно нужные
предметы; если есть желание, то можно поддержать эту цену на известном
уровне. Но для этого нельзя ни ухудшать качества, ни прибегать к близорукой
экономии -- это возбуждает лишь недовольство рабочих. Даже усердие и
хлопотливость не могут помочь делу. Единственно, что важно, -- это повышение
работоспособности, увеличение выработки. С этой точки зрения, можно смотреть
на всякую так называемую деловую депрессию, как на прямой призыв, обращенный
к уму и мозгу делового мира данного общества, приглашающий его лучше
работать. Одностороннее ориентирование на цены вместо работы безошибочно
определяет тот тип людей, которые не имеют никакого права вести дела, быть
собственниками средств производства.
Это лишь иное выражение для требования, чтобы продажа товаров
совершалась на естественной основе реальной ценности, равнозначной с
издержками по превращению человеческой энергии в продукты торговли и
индустрии. Но эта простая формула не считается "деловой". Для этого она
недостаточно сложна. "Делячество" захватило с самого начала область
честнейшей из всех человеческих деятельностей и заставило ее служить
спекулятивной хитрости тех, кто искусственно вызывает недостаток продуктов
питания и других предметов первой необходимости, с целью вызвать
искусственно повышенный спрос. Так искусственная заминка сменяется
искусственным вздутием цен.
Принцип трудового служения должен излечить и излечит болезнь так
называемых "плохих дел". Тем самым мы пришли к практическому осуществлению
принципа служения.
Никто не станет отрицать, что покупатель всегда найдется, при каком
угодно плохом положении дел, только бы цены были достаточно низки. Это один
из основных фактов деловой жизни. Иногда сырые материалы, несмотря на самые
низкие цены, не находят сбыта. Нечто подобное мы пережили за последний год.
Причина заключалась в том, что фабриканты, как и торговые посредники,
старались сначала спустить свои дорого купленные товары, прежде чем
заключать новые обязательства. Рынок переживал застой, не будучи "насыщен"
продуктами. "Насыщенным" рынок бывает тогда, когда цены стоят выше уровня
покупательной силы.
Непомерно высокие цены всегда являются признаком нездорового дела,
неизбежно возникают из ненормальных отношений. Здоровый пациент имеет
нормальную температуру, здоровый рынок -- нормальные цены. Скачки цен
обыкновенно вызываются спекуляцией, следующей за мнимым товарным голодом.
Хотя общего товарного голода никогда не бывает, однако некоторой недохватки
в немногих или хотя бы в одном-единственном важном предмете потребления уже
достаточно, чтобы открыть дорогу спекуляции. Или вообще нет никакой
недохватки, но инфляция курсов или кредитов быстро создает видимость
увеличения покупательной силы и тем самым дает желанный повод для
спекуляции. Весьма редко наступает действительный товарный голод, связанный
с денежной инфляцией, например, во время войны. Но каковы бы ни были
истинные причины, народ всегда платит высокие цены, потому что верит в
предстоящий недостаток товаров и хочет запастись хлебом для собственного
потребления, а нередко и для того, чтобы перепродать с выгодой данный товар.
Когда заговорили о недостатке сахара, хозяйки, которые, вероятно, за всю
свою жизнь никогда не покупали больше десяти фунтов сахара за раз, старались
закупать его центнерами; одновременно сахар скупали спекулянты, чтобы
сложить его на складах. Почти все товарные кризисы, которые мы проделали за
войну, происходили от спекуляции или от массовой скупки.
При этом совершенно безразлично, каких размеров достигает недостаток в
товарах и насколько строги правительственные меры конфискации и контроля;
кто готов платить любую цену, может получить любой товар в таком количестве,
в каком пожелает. Никто не знает в точности запасов данного товара,
имеющихся в стране. Даже самая строгая статистика представляет не что иное,
как искусственное и приближенное вычисление; расчеты, касающиеся мировой
наличности, еще более произвольны. Мы, может быть, воображаем, что нам
известно, сколько данного товара производится в такой-то день, в такой-то
месяц. Но и тогда нам все еще неизвестно, сколько его будет производиться на
следующий день или на следующий месяц. Столь же мало знаем мы и о
потреблении: с большой затратой денег, пожалуй, возможно со временем
установить с некоторой точностью, чему равнялось потребление данного товара
в данный промежуток времени, но когда эта статистика будет готова, она,
помимо исторических целей, потеряет всякую ценность, так как в следующий
промежуток времени потребление может удвоиться или же уменьшиться. Люди не
останавливаются на определенной точке.
Потребление варьирует по ценам и качеству, и никто, не может наперед
угадать и рассчитать его уровень, так как при всякой новой скидке
приобретается новый слой покупателей. Это всем известно, но многие не желают
признавать этих фактов. Если лавочник закупил свои товары слишком дорого и
не может спустить их, то постепенно понижает цены, пока они не
распродадутся. Если он умен, то вместо того, чтобы мало-помалу сбавлять цены
и вызывать этим в своих покупателях надежду на дальнейшее понижение, он
сразу сбавит изрядную долю и в одно мгновение очистит свой склад. В деловой
жизни всякий должен считаться с известным процентом убытков. Обыкновенно
надеются после того вознаградить себя еще большей прибылью. Эта надежда,
большей частью, обманчива. Прибыль, которой можно покрыть убытки, должны
быть взята из массовой наличности, предшествующей понижению цен. Кто так
глуп, что верит в постоянство гигантских прибылей в период подъема, тому при
большом отливе придется плохо. Широко распространено убеждение, что деловая
жизнь состоит попеременно из прибылей и убытков. Хорошее дело -- это то, в
котором прибыль превышает убыток. Отсюда многие деловые люди заключают, что
наивысшая возможная цена является и лучшей продажной ценой. Это считается
правильным ведением дела. Верно ли это? Мы убедились в противном.
Наш опыт при закупке материалов показал, что не стоит делать закупок
сверх текущей потребности. Поэтому мы покупаем ровно столько, сколько нам
надо для нашего производственного плана, принимая во внимание настоящие
условия транспорта. Если бы транспорт был совершенно реорганизован, так что
можно было бы рассчитывать на равномерный подвоз материалов, было бы вообще
излишне обременять себя складом. Вагоны с сырыми материалами поступали бы
планомерно в порядке заказа, и их груз прямо со станции отправился бы в
производство. Это сберегло бы много денег, так как чрезвычайно ускорило бы
сбыт и уменьшило капитал, помещенный в инвентарь. Только благодаря скверной
поставке транспорта мы вынуждены устраивать себе крупные склады. Когда в
1921 году обновлялся наш инвентарь, оказалось, что он был необычайно велик
вследствие плохого транспорта. Но уже гораздо раньше мы научились никогда не
закупать вперед в спекулятивных целях.
Когда цены идут в гору, то считается разумным делать закупки вперед и
после повышения цен покупать возможно меньше. Не нужно никаких особых
аргументов, чтобы показать, что если мы закупили материал по 10 центов за
фунт, а затем он поднялся до 20 центов, то мы приобрели решительное
преимущество перед конкурентом, который вынужден покупать по 20 центов.
Несмотря на это, мы нашли, что предварительные закупки не оправдываются. Это
уже не дело, а биржевая игра в загадки. Если кто-нибудь запасся большими
количествами сырого материала по 10 центов, то, конечно, он в барышах, пока
другие должны платить 20 центов. Затем ему представляется случай купить еще
большее количество материала по 20 центов; он радуется, что сделал хорошее
дело, так как все указывает на то, что цена поднимается до 30. Так как он
весьма много воображает о своей оправдавшейся на деле проницательности,
которая принесла ему столько денег, то он, конечно, делает новую покупку.
Тогда цена падает, и он стоит на той же точке, с которой начал. В течение
долгих лет мы рассчитали, что при закупках ничего не выигрывается, что
прибыль, возникающая из одной закупки, снова теряется при следующей, и что
мы, в конце концов, при большой возне не имеем от нее никакой выгоды.
Поэтому теперь мы стараемся при закупках просто покрыть нашу текущую
потребность, по возможно более сходной цене. Если цены высоки, то мы
покупаем не меньше; если низки -- не больше, чем нужно. Мы тщательно
уклоняемся от всяких, даже, по-видимому, дешевых закупок, выходящих за
пределы наших потребностей. Нелегко было нам принять это решение, но, в
конце концов, от спекуляции каждый производитель должен разориться. Ему
стоит только сделать несколько хороших закупок, на которых он много
заработает, и скоро он будет больше думать о том, чтобы заработать на
покупках, чем на своем собственном деле, а кончится дело крахом.
Единственная возможность устранить подобные неприятности -- это покупать то,
промахах только и слышишь. Предписано было, что женатые люди, которые
получают премию, должны жить со своими семьями и заботиться о них. Нужно
было объявить поход против распространенного среди иностранцев обычая брать
в дом жильцов и нахлебников. Они смотрели на свой дом, как на своего рода
заведение, с которого можно получать доход, а не как на место, чтобы жить в
нем. Молодые люди ниже 18 лет, которые содержали родственников, также
получали премии, равным образом холостяки, ведущие здоровый образ жизни.
Лучшее доказательство благотворного влияния нашей системы дает статистика.
Когда вошел в силу наш план, тотчас право на прибыль было признано за 60 %
мужчин; этот процент повысился через шесть месяцев до 78%, а через год до
87%; через полтора года не получал премии всего-навсего один процент.
Повышением платы были достигнуты и другие результаты. В 1914 году,
когда вступил в действие первый план, у нас было 14 000 служащих, и было
необходимо пропускать ежегодно 53 000 человек, чтобы контингент рабочих
поддерживался на уровне 14 000. В 1915 году мы должны были нанять только
6508 человек, и большинство из них было приглашено потому, что наше
предприятие расширилось. При старом движении рабочего состава и наших новых
потребностях мы были бы теперь вынуждены ежегодно нанимать около 200 000,
что было бы почти невозможно. Даже при исключительно кратком учебном
времени, которое необходимо для изучения почти всех наших операций, все-таки
было бы невозможно ежедневно, еженедельно или ежемесячно нанимать новый
персонал, ибо, хотя наши рабочие, по большей части, через два, три дня в
состоянии уже выполнять удовлетворительную работу в удовлетворительном темпе
-- они все-таки после годичного опыта работают лучше, чем вначале. С тех пор
нам не приходилось ломать голову над вопросом о движении рабочего состава;
точные справки здесь затруднительны, так как мы заставляем часть наших
рабочих менять свои места, чтобы распределять работу между возможно большим
числом. Поэтому нелегко провести различие между добровольным и
недобровольным уходом. Теперь мы вообще не ведем уже никакой статистики в
этой области, так как вопрос о смене персонала нас мало интересует.
Насколько нам известно, смена персонала составляет ежемесячно от 3 до 6 %.
Хотя мы внесли некоторые изменения в систему, но принцип остался тот же
самый:
"Если вы требуете от кого-нибудь, чтобы он отдал свое время и энергию
для дела, то позаботьтесь о том, чтобы он не испытывал финансовых
затруднений. Это окупается. Наши прибыли доказывают, что, несмотря на
приличные тарифы и премиальное вознаграждение, которое до реформы нашей
системы составляло ежегодно около десяти миллионов долларов, высокие ставки
являются самым выгодным деловым принципом".
Работодатель должен рассчитывать на целый год. Рабочий тоже должен
рассчитывать на целый год. Но оба работают обыкновенно по неделям. Они берут
заказы и работу, где им предлагают, по той цене, которую им дают. В хорошие
времена заказы и работа имеются в изобилии: в "тихое", в деловом отношении
время, они редки. В деловой жизни всегда господствует смена -- "твердо" и
"слабо"; дела идут "хорошо" или "дурно". Никогда еще на земле не было
избытка продуктов -- иначе должен был бы быть избыток счастья и
благосостояния, несмотря на это, мы видим по временам странное зрелище, что
мир испытывает товарный голод, а индустриальная машина -- трудовой голод.
Между двумя моментами -- между спросом и средствами его удовлетворения --
вторгаются непреодолимые денежные затруднения. Производство, как и рабочий
рынок, -- колеблющиеся, неустойчивые факторы. Вместо того, чтобы постоянно
идти вперед, мы подвигаемся толчками, то слишком быстро, то стоим на месте.
Если имеется много покупателей, мы говорим о недостатке товаров, если никто
не хочет покупать, -- о перепроизводстве. Я лично знаю, что мы всегда имели
недостаток товаров и никогда - перепроизводство. Возможно, что по временам
наблюдался избыток в каком-либо неподходящем сорте товара, но это не
перепроизводство -- это производство, лишенное плана. Быть может, на рынке
лежат иногда большие количества слишком дорогих товаров. Но и это точно так
же не перепроизводство -- а или ошибочное производство, или ошибочная
капитализация. Дела идут хорошо или худо, смотря по тому, хорошо или худо мы
их ведем. Почему мы сеем хлеб, разрабатываем рудники или производим товары?
Потому, что люди должны есть, отопляться, одеваться и иметь необходимые
предметы обихода. Нет никаких других оснований, однако это основание
постоянно прикрывается, люди изворачиваются не для того, чтобы служить
обществу, а чтобы зарабатывать деньги. А все лишь от того, что мы изобрели
финансовую систему, которая, вместо того, чтобы быть удобным средством
обмена, иногда является прямым препятствием для обмена. Но об этом после.
Лишь потому, что мы плохо хозяйничаем, нам приходится часто впадать в
полосы так называемых "неудач". Если бы у нас был страшный неурожай, то я
могу себе представить, что стране пришлось бы голодать. Но нельзя
представить, что мы обречены на голод и нищету лишь благодаря дурному
хозяйству, которое проистекает из нашей бессмысленной финансовой системы.
Разумеется, война привела в расстройство хозяйство нашей страны. Она вывела
весь свет из колеи. Но не одна война виновата. Она обнажила многочисленные
ошибки нашей финансовой системы и прежде всего неопровержимо доказала, как
необеспеченно всякое дело, покоящееся на одном финансовом основании. Я не
знаю, являются ли худые дела следствием худых финансовых методов, или же
худые финансовые методы созданы ошибками в нашей деловой жизни. Я знаю
только одно: было бы невозможно просто выбросить всю нашу финансовую
систему, но, конечно, было бы желательно по-новому организовать нашу деловую
жизнь на принципе полезной службы. Следствием этого явится и лучшая
финансовая система. Современная система исчезает потому, что у нее нет права
на существование, но весь процесс может совершиться лишь постепенно.
Стабилизация, в частности, может начаться по индивидуальному почину.
Правда, полных результатов нельзя добиться без сотрудничества других, но
если хороший пример с течением времени станет известен, другие последуют
ему, и мало-помалу удастся отнести инфляцию рынка вместе с ее двойником, с
депрессией рынка к разряду устранимых болезней. При безусловно необходимой
реорганизации промышленности, торговли и финансов будет вполне возможно
устранить из индустрии, если не самую периодичность, то ее дурные
последствия и вместе с тем периодические депрессии. Сельское хозяйство уже
находится в таком процессе преобразования. Когда сельское хозяйство и
промышленность закончат свою реорганизацию, они будут дополнять друг друга:
они являются дополнительными, а не обособленными комплексами. В качестве
примера, я хотел бы привести нашу фабрику клапанов. Мы построили ее в
деревне, на расстоянии 18 английских миль от города, чтобы рабочие могли в
то же время заниматься земледелием. В будущем, по введении соответственных
машин, в земледелии будет затрачиваться лишь часть того времени, которое
необходимо теперь. Время, которое нужно природе для производства, гораздо
значительнее, чем рабочее время человека при сеянии, возделывании почвы и
жатве. Во многих отраслях промышленности, продукты которых невелики по
объему, довольно безразлично, где ведется производство. С помощью силы воды
в деревне многое можно хорошо устроить. Мы будем иметь поэтому в гораздо
более широких размерах, чем теперь, индустриальный класс, который явится в
то же время крестьянским и будет работать при максимально хозяйственных и
здоровых условиях. Сезонная индустрия уже добывает себе рабочие руки таким
путем. Несколько иным способом можно будет позаботиться о правильном
чередовании продуктов, в зависимости от времени года и условий снабжения;
другими средствами мы сумеем, при тщательной организации, выровнять хорошие
и плохие периоды. Внимательное изучение любого вопроса могло бы указать
здесь правильные пути.
Периодические депрессии являются худшим из двух зол, так как их сфера
так велика, что они кажутся не поддающимися контролю. Пока не закончится вся
реорганизация, с ними нельзя будет вполне справиться, но всякий деловой
человек до известной степени может сам помочь себе и, помогая весьма
существенно своему предприятию, принести пользу и другим. Фордовское
производство никогда не стояло под знаком хороших или плохих дел. Невзирая
ни на какие условия оно шло своим прямым путем, исключая 1917--1919 гг.,
когда оно было приспособлено для военных целей. 1912--1913 год считался
плохим годом в деловом отношении, хотя теперь он многими называется
"нормальным". Мы почти удвоили тогда наш сбыт; 1913--1914 год был решительно
тихим: мы увеличили наш сбыт на одну треть. 1920--1921 год считается одним
из самых тяжелых, какие помнит история: наш сбыт равнялся l 1/4 миллионов
автомобилей, т. е. почти впятеро более 1912--1913-го, так называемого
"нормального" года. За этим не скрывается никакого особенного секрета. Как и
во всех других обстоятельствах нашего дела, и это было логическим следствием
принципа, который может быть применен к каждому предприятию.
Теперь мы платим без всякого ограничения минимальное вознаграждение в
шесть долларов ежедневно. Люди так привыкли получать высокие ставки, что
надзор сделался излишним. Всякий рабочий получает минимальное
вознаграждение, как только достиг минимума в своей выработке, а это зависит
исключительно от его желания работать. Мы прибавляем к ставкам платы нашу
предполагаемую прибыль и выплачиваем теперь большие ставки, чем при высокой
военной конъюнктуре. Но, как всегда, мы выплачиваем их в качестве
вознаграждения за фактическую работу. Что люди, действительно, работают,
видно из того, что, приблизительно, 60% рабочих получают плату выше
минимальной. Шесть долларов в день -- это именно не средняя, а минимальная
плата.
В наших рассуждениях мы совершенно не придерживаемся статистики и
теорий политико-экономов о периодических циклах благосостояния и депрессии.
Периоды, когда цены высоки, у них считаются "благополучными", но,
действительно, благополучное время определяется на основании цен, получаемых
производителями за их продукты. Нас занимают здесь не благозвучные фразы.
Если цены на товары выше, чем доходы народа, то нужно приспособить цены к
доходам. Обычно, цикл деловой жизни начинается процессом производства, чтобы
окончиться потреблением. Но когда потребитель не хочет покупать того, что
продает производитель, или у него не хватает денег, производитель взваливает
вину на потребителя и утверждает, что дела идут плохо, не сознавая, что он,
со своими жалобами, запрягает лошадей позади телеги.
Производитель ли существует для потребителя или наоборот? Если
потребитель не хочет или не может покупать того, что предлагает ему
производитель, вина ли это производителя или потребителя? Виноват ли в этом
вообще кто-нибудь? Если же никто не виноват, то производитель должен
прикрыть лавочку.
Но какое дело начиналось когда-либо с производителя и оканчивалось
потребителем? Откуда идут деньги, которые заставляют вертеться колеса?
Разумеется, от потребителя. Успех в производстве зависит исключительно от
искусства производителя служить потребителю, предлагая то, что ему нравится.
Ему можно угодить качеством или ценой. Больше всего ему можно угодить высшим
качеством и низкими ценами; и тот, кто сможет дать потребителю лучшее
качество по низшим ценам, непременно станет во главе индустрии --
безразлично, какие бы товары он ни производил. Это непреложный закон.
К чему же сидеть и дожидаться хороших дел? Уменьшите издержки более
умелым ведением дела, уменьшите цены соответственно покупательной силе.
Понижение заработной платы самый легкий и в то же время самый
отвратительный способ справиться с трудным положением, не говоря уже о его
бесчеловечности. В действительности, это значит свалить неспособность
администрации на рабочих. Присмотревшись внимательно, мы должны признать,
что всякая депрессия на хозяйственном рынке является стимулом для
производителя -- внести побольше мозга в свое дело, достигнуть
рассудительностью и организацией того, чего другие добиваются понижением
заработной платы. Экспериментировать с платой, прежде чем не проведена общая
реформа, значит уклоняться от настоящей трудности. Если же с самого начала
взяться вплотную за действительные затруднения, то понижение платы вообще
излишне. Таков, по крайней мере, мой опыт. Практически, суть дела в том, что
нужно быть готовым в этом процессе приспособления нести известный убыток. Но
этот убыток может ведь нести только тот, кому есть что терять. Здесь
выражение "убыток", собственно говоря, вводит в заблуждение. На самом деле,
здесь нет никакого убытка. Здесь есть только отказ от известной части
настоящего барыша ради более крупной будущей прибыли. Недавно я беседовал с
торговцем железными изделиями из одного маленького городка. Он сказал мне:
-- Теперь я готов к тому, что придется потерять около 10 000 долларов
из моей наличности. Но на самом деле я вовсе не теряю так много. Мы,
продавцы железных товаров, сделали весьма выгодные дела. Мой товар я в
значительной части покупал дорого, но уже несколько раз я возобновлял его с
хорошей прибылью. Кроме того, 10 000 долларов, которые, как я сказал, мне
предстоит потерять, совсем иного рода доллары, чем прежние. Это некоторым
образом спекулятивные деньги. Это не те добротные доллары, которые я покупал
по 100 центов за штуку. Потому мои убытки, хотя они и кажутся высокими, в
действительности, вовсе не так велики. В то же время я даю возможность моим
согражданам продолжать постройку домов, не пугаясь больших расходов на
железные части.
Этот человек был умным купцом. Он предпочитал довольствоваться меньшей
прибылью и сохранить нормальное течение деловой жизни, чем держать у себя
дорогой товар и тормозить прогресс всего общества. Такой купец находка для
каждого города. Это светлая голова он считает более правильным выровнять
свой баланс с помощью инвентаря, чем понижать плату своих служащих и тем
самым их покупательную силу.
Он не сидел праздно со своим прейскурантом и не ждал, пока что-нибудь
случится. Он понимал то, о чем все, по-видимому, забыли, что
предприниматель, по своей природе, должен иногда терять деньги. И нам
случалось терпеть убытки.
И наш сбыт суживался понемногу, как и везде. У нас был большой склад.
Считаясь со стоимостью сырых материалов и готовых частей, мы не могли
поставлять дешевле, чем по установленной цене. Но эта цена была выше, чем
публика согласна была платить, при тогдашней заминке в делах. Мы сбавили
цену, чтобы приобрести себе свободу действий. Мы стояли перед выбором: или
скостить 17 миллионов долларов с цены нашего инвентаря, или потерпеть еще
большие убытки при полной остановке дела. В сущности, у нас вовсе не было
выбора.
Перед такой ситуацией иногда стоит всякий деловой человек. Он может или
добровольно занести в книги свои убытки и работать дальше, или прекратить
все дела и нести убытки от бездеятельности. Но убыток от полной
бездеятельности, по большей части, гораздо значительнее, чем фактическая
потеря денег, ибо периоды застоя лишают его сверх того силы инициативы, и
если застой длится долго, он уже не найдет в себе достаточной энергии, чтобы
начать сызнова.
Совершенно бесцельно ждать, пока дела сами собой поправятся. Если
производитель, действительно, хочет выполнить свою задачу, он должен
понижать цены, пока публика не сможет и не захочет платить. Некоторую цену,
хотя бы низкую, можно выручить всегда, ибо покупатели, как бы скверно ни
было положение дел, всегда могут и желают платить за действительно нужные
предметы; если есть желание, то можно поддержать эту цену на известном
уровне. Но для этого нельзя ни ухудшать качества, ни прибегать к близорукой
экономии -- это возбуждает лишь недовольство рабочих. Даже усердие и
хлопотливость не могут помочь делу. Единственно, что важно, -- это повышение
работоспособности, увеличение выработки. С этой точки зрения, можно смотреть
на всякую так называемую деловую депрессию, как на прямой призыв, обращенный
к уму и мозгу делового мира данного общества, приглашающий его лучше
работать. Одностороннее ориентирование на цены вместо работы безошибочно
определяет тот тип людей, которые не имеют никакого права вести дела, быть
собственниками средств производства.
Это лишь иное выражение для требования, чтобы продажа товаров
совершалась на естественной основе реальной ценности, равнозначной с
издержками по превращению человеческой энергии в продукты торговли и
индустрии. Но эта простая формула не считается "деловой". Для этого она
недостаточно сложна. "Делячество" захватило с самого начала область
честнейшей из всех человеческих деятельностей и заставило ее служить
спекулятивной хитрости тех, кто искусственно вызывает недостаток продуктов
питания и других предметов первой необходимости, с целью вызвать
искусственно повышенный спрос. Так искусственная заминка сменяется
искусственным вздутием цен.
Принцип трудового служения должен излечить и излечит болезнь так
называемых "плохих дел". Тем самым мы пришли к практическому осуществлению
принципа служения.
Никто не станет отрицать, что покупатель всегда найдется, при каком
угодно плохом положении дел, только бы цены были достаточно низки. Это один
из основных фактов деловой жизни. Иногда сырые материалы, несмотря на самые
низкие цены, не находят сбыта. Нечто подобное мы пережили за последний год.
Причина заключалась в том, что фабриканты, как и торговые посредники,
старались сначала спустить свои дорого купленные товары, прежде чем
заключать новые обязательства. Рынок переживал застой, не будучи "насыщен"
продуктами. "Насыщенным" рынок бывает тогда, когда цены стоят выше уровня
покупательной силы.
Непомерно высокие цены всегда являются признаком нездорового дела,
неизбежно возникают из ненормальных отношений. Здоровый пациент имеет
нормальную температуру, здоровый рынок -- нормальные цены. Скачки цен
обыкновенно вызываются спекуляцией, следующей за мнимым товарным голодом.
Хотя общего товарного голода никогда не бывает, однако некоторой недохватки
в немногих или хотя бы в одном-единственном важном предмете потребления уже
достаточно, чтобы открыть дорогу спекуляции. Или вообще нет никакой
недохватки, но инфляция курсов или кредитов быстро создает видимость
увеличения покупательной силы и тем самым дает желанный повод для
спекуляции. Весьма редко наступает действительный товарный голод, связанный
с денежной инфляцией, например, во время войны. Но каковы бы ни были
истинные причины, народ всегда платит высокие цены, потому что верит в
предстоящий недостаток товаров и хочет запастись хлебом для собственного
потребления, а нередко и для того, чтобы перепродать с выгодой данный товар.
Когда заговорили о недостатке сахара, хозяйки, которые, вероятно, за всю
свою жизнь никогда не покупали больше десяти фунтов сахара за раз, старались
закупать его центнерами; одновременно сахар скупали спекулянты, чтобы
сложить его на складах. Почти все товарные кризисы, которые мы проделали за
войну, происходили от спекуляции или от массовой скупки.
При этом совершенно безразлично, каких размеров достигает недостаток в
товарах и насколько строги правительственные меры конфискации и контроля;
кто готов платить любую цену, может получить любой товар в таком количестве,
в каком пожелает. Никто не знает в точности запасов данного товара,
имеющихся в стране. Даже самая строгая статистика представляет не что иное,
как искусственное и приближенное вычисление; расчеты, касающиеся мировой
наличности, еще более произвольны. Мы, может быть, воображаем, что нам
известно, сколько данного товара производится в такой-то день, в такой-то
месяц. Но и тогда нам все еще неизвестно, сколько его будет производиться на
следующий день или на следующий месяц. Столь же мало знаем мы и о
потреблении: с большой затратой денег, пожалуй, возможно со временем
установить с некоторой точностью, чему равнялось потребление данного товара
в данный промежуток времени, но когда эта статистика будет готова, она,
помимо исторических целей, потеряет всякую ценность, так как в следующий
промежуток времени потребление может удвоиться или же уменьшиться. Люди не
останавливаются на определенной точке.
Потребление варьирует по ценам и качеству, и никто, не может наперед
угадать и рассчитать его уровень, так как при всякой новой скидке
приобретается новый слой покупателей. Это всем известно, но многие не желают
признавать этих фактов. Если лавочник закупил свои товары слишком дорого и
не может спустить их, то постепенно понижает цены, пока они не
распродадутся. Если он умен, то вместо того, чтобы мало-помалу сбавлять цены
и вызывать этим в своих покупателях надежду на дальнейшее понижение, он
сразу сбавит изрядную долю и в одно мгновение очистит свой склад. В деловой
жизни всякий должен считаться с известным процентом убытков. Обыкновенно
надеются после того вознаградить себя еще большей прибылью. Эта надежда,
большей частью, обманчива. Прибыль, которой можно покрыть убытки, должны
быть взята из массовой наличности, предшествующей понижению цен. Кто так
глуп, что верит в постоянство гигантских прибылей в период подъема, тому при
большом отливе придется плохо. Широко распространено убеждение, что деловая
жизнь состоит попеременно из прибылей и убытков. Хорошее дело -- это то, в
котором прибыль превышает убыток. Отсюда многие деловые люди заключают, что
наивысшая возможная цена является и лучшей продажной ценой. Это считается
правильным ведением дела. Верно ли это? Мы убедились в противном.
Наш опыт при закупке материалов показал, что не стоит делать закупок
сверх текущей потребности. Поэтому мы покупаем ровно столько, сколько нам
надо для нашего производственного плана, принимая во внимание настоящие
условия транспорта. Если бы транспорт был совершенно реорганизован, так что
можно было бы рассчитывать на равномерный подвоз материалов, было бы вообще
излишне обременять себя складом. Вагоны с сырыми материалами поступали бы
планомерно в порядке заказа, и их груз прямо со станции отправился бы в
производство. Это сберегло бы много денег, так как чрезвычайно ускорило бы
сбыт и уменьшило капитал, помещенный в инвентарь. Только благодаря скверной
поставке транспорта мы вынуждены устраивать себе крупные склады. Когда в
1921 году обновлялся наш инвентарь, оказалось, что он был необычайно велик
вследствие плохого транспорта. Но уже гораздо раньше мы научились никогда не
закупать вперед в спекулятивных целях.
Когда цены идут в гору, то считается разумным делать закупки вперед и
после повышения цен покупать возможно меньше. Не нужно никаких особых
аргументов, чтобы показать, что если мы закупили материал по 10 центов за
фунт, а затем он поднялся до 20 центов, то мы приобрели решительное
преимущество перед конкурентом, который вынужден покупать по 20 центов.
Несмотря на это, мы нашли, что предварительные закупки не оправдываются. Это
уже не дело, а биржевая игра в загадки. Если кто-нибудь запасся большими
количествами сырого материала по 10 центов, то, конечно, он в барышах, пока
другие должны платить 20 центов. Затем ему представляется случай купить еще
большее количество материала по 20 центов; он радуется, что сделал хорошее
дело, так как все указывает на то, что цена поднимается до 30. Так как он
весьма много воображает о своей оправдавшейся на деле проницательности,
которая принесла ему столько денег, то он, конечно, делает новую покупку.
Тогда цена падает, и он стоит на той же точке, с которой начал. В течение
долгих лет мы рассчитали, что при закупках ничего не выигрывается, что
прибыль, возникающая из одной закупки, снова теряется при следующей, и что
мы, в конце концов, при большой возне не имеем от нее никакой выгоды.
Поэтому теперь мы стараемся при закупках просто покрыть нашу текущую
потребность, по возможно более сходной цене. Если цены высоки, то мы
покупаем не меньше; если низки -- не больше, чем нужно. Мы тщательно
уклоняемся от всяких, даже, по-видимому, дешевых закупок, выходящих за
пределы наших потребностей. Нелегко было нам принять это решение, но, в
конце концов, от спекуляции каждый производитель должен разориться. Ему
стоит только сделать несколько хороших закупок, на которых он много
заработает, и скоро он будет больше думать о том, чтобы заработать на
покупках, чем на своем собственном деле, а кончится дело крахом.
Единственная возможность устранить подобные неприятности -- это покупать то,