Беверли Джо. Сломанная роза

   — Что?!
   — Перестань болтать. Обрати свое рассеянное внимание к нижней части моего тела, и ты поймешь, как сильно мое желание любить тебя. Если и приходится быть таким удручающе благородным, то в награду хотел бы получить доверие.
   Глаза Алины все еще оставались непроницаемо черными, полные губы дрогнули и раскрылись.
   — О…
   Рауль прижимал ее к себе и думал, что большего искушения, чем сейчас, не испытывал ни разу в жизни. Сердце билось, едва не разрывая грудь, и стук его громом отдавался в ушах, природа гневно требовала презреть все клятвы на свете, но, когда он заговорил, голос его оставался спокойным и ровным.
   — Я желаю тебя, Алина, желаю неистово. Как только все устроится, мы обязательно поговорим о нашем будущем. Но даже муки ада не принудили бы меня овладеть тобою сейчас, тем паче без твоего согласия. Впрочем, это, как я убедился, было бы почти невозможно.
   — О, — повторила она. — Прости, я виновата. Но я не могла знать наверное…
   — Понимаю.
   Алина облизнула губы, что было с ее стороны изощренной жестокостью, если б только она понимала, как это действует на него.
   — Скажи, в чем заключается бесчестие?
   — Алина!
   — Я только подумала, что поцеловать меня ты бы мог…
   — Как ты думаешь, насколько я силен?
   — Бесконечно.
   И она действительно так думала, бедная, глупая, невинная девочка.
   Рауль оттолкнул ее и встал с кровати.
   — Сейчас я чувствую себя не сильнее Донаты. Ну же, вставай, нам надобно выбираться отсюда. Пора действовать.
   Алина поднялась, тщательно оправляя платье. Вид у нее был очень смешной, и Раулю страшно захотелось отшлепать ее. Неужели она такая невинная простушка, какой прикидывалась!..
   — Так что же мы станем делать? — спросила она, повязав голову голубым покрывалом.
   — Похищать Джеанну из монастыря я не намерен. Алина замерла.
   — Что? Почему?
   Конец покрывала упал с ее плеча. Рауль подхватил его и аккуратно подоткнул, радуясь возможности прикоснуться к ней.
   — Я заснул не сразу, и потому у меня было время подумать. Если мы пренебрежем приказом короля, это не приведет к добру. Но я верю, Джеанна имеет сообщить на суде нечто очень важное. Поэтому я хочу незамеченным пробраться в монастырь, чтобы увидеться с нею наедине, выслушать, а затем выступить на слушании от ее имени и сделать все, что она сочтет необходимым.
   Алина сдвинула густые брови.
   — За вторжение в обитель тебя ждет суровая кара. Ты готов к этому?..
   — Я ни в чем не уверен до конца, но ничего лучшего придумать не могу. И потом, как бы я, по-твоему, вывел Джеанну из монастыря, не вторгаясь в него? Итак, — продолжал он, выходя из комнаты вместе с Алиной, — коридор и галерею я видел. Расскажи все, что знаешь об обители.
   И Алина подробно поведала о монастыре.
   — Я мог бы перелезть через ту стену, — говорил Рауль, торопливо шагая по улице, — но совсем бесшумно этого не сделаешь.
   — Думаю, лезть надо только во время службы: тогда в саду никого не будет. — Алина взглянула на небо. — Первый час молитвы ты уже пропустил. Значит, придется ждать утрени, а тем временем начнется слушание!
   — Господи Иисусе, это слишком поздно!
   Тем временем они уже дошли до последнего проулка перед монастырем Святой Хильды, так ничего и не решив. Рауль смерил взглядом бревенчатую стену.
   — Перелезть я сумею. Остается только молиться, чтобы никто не услышал.
   — На это надежды мало. Быть может, мне отвлечь внимание на себя?
   — Отвлечь? Но как? — пожал плечами Рауль. Ей-богу, он обожал Алину и восхищался ее сообразительностью.
   — Если я появлюсь у ворот растрепанная и полоумная, это привлечет всеобщее внимание.
   — И обеспечит тебе порку.
   — А если тебя застигнут в святой обители? И потом, они не станут наказывать меня, пока ко мне не вернется разум, а к тому времени, я надеюсь, мы окажемся на свободе.
   Подобно Джеанне она пыталась уберечь от беды мужчину… Но спорить с нею сейчас бессмысленно.
   — Что ты им скажешь?
   — Ничего. Я просто немного не в своем уме. — И она полуоткрыла рот и закатила глаза. — По крайней мере, пока не кончится утреня.
   Рауль не мог удержаться от смеха.
   — А потом что ты им скажешь?
   — Что большой город напугал меня до беспамятства… Надеюсь, потом все уже закончится.
   Рауль покачал головою. Боже, какая она еще юная… Но ему необходим был отвлекающий маневр, придуманный ею.
   — Ну что ж. Ты убежала, думая найти Галерана и рассказать ему о вашем бедственном положении, но заблудилась и всю ночь пряталась, опасаясь нищих и разбойников. Теперь ты счастлива вернуться под мирную сень святой обители.
   Алина оглянулась, отступила в тень между двумя домами, разматывая голубое покрывало с головы; разорвала и вытащила ленты из уже порядком растрепанных кос. Рауль понимающе кивнул и рванул ворот ее рубахи, так что тот треснул. Затем зачерпнул пригоршню грязи и размазал ее по лицу и одежде Алины.
   Гордый тем, что так и не поддался ни единому из обуревавших его низменных желаний, он оглядел Алину с головы до пят и остался доволен.
   — Готова?
   — Готова, — улыбнулась она.
   — Смелая девочка.
   Он легонько поцеловал ее в лоб и развернул лицом к переулку, ведущему прямо к монастырским воротам.
   Мгновение спустя у монастырских ворот оглушительно зазвонил колокольчик. Рауль сосчитал до трех, огляделся, дабы убедиться, что рядом никого нет, отступил на шаг назад, разбежался и подпрыгнул, стараясь сразу ухватиться за край стены.
   Едва уцепившись, он понял, что его затея под угрозой. Стена, оказавшаяся довольно шаткой, накренилась, и Рауль почувствовал, что она вот-вот рухнет вместе с ним, так и не дав ему взобраться. Но стена все же выдержала, и вот уже он закинул ногу наверх и взглянул вниз, в сад. Монашки толпились в дальнем цветнике, а у самой стены, в травнике, никого не было.
   Рауль повис на руках, мягко спрыгнул наземь и сразу же спрятался в углу сада за кустом.
   С другой стороны сада раздался горестный вопль Алины, тут же сменившийся взрывом восклицаний, охов, возбужденной болтовни. Видимо, туда сбежались все обитатели монастыря. Раулю оставалось лишь надеяться, что сестры уведут Алину в келью или в лазарет; было бы несколько неудобно пробираться к келье Джеанны, пока вся обитель толпится в саду.
   Уведут в лазарет? Значит, ему пора уносить ноги. Следуя первой части плана, Рауль проскользнул сквозь аптечную комнатку в пустой, к счастью, лазарет и подошел к двери, ведущей в часовню.
   Узнать, что скрывается за этой тяжелой дверью, было никак нельзя, но он даже удивился бы, если б в часовне не оказалось ни души. Дверь, по-видимому, открывалась за алтарем, чтобы болящие сестры могли не только слышать, но и видеть службу. Лишь бы сейчас никого не было поблизости…
   Рауль набрал полную грудь воздуха, повернул ручку двери и чуть приоткрыл ее.
   У алтаря, стоя на коленях, самозабвенно молились две монашки, но головы их были опущены, а дверь находилась в густой тени за их спинами. Если идти бесшумно, они ничего не заметят. Благодаря господа за то, что дверь ни разу не скрипнула, Рауль отворил ее пошире, неслышно скользнул в часовню, прикрыл за собою дверь и быстро прошел вдоль стены к главному входу.
   Здесь он уже не мог руководствоваться описанием Алины. Кроме того, из сада вход в часовню не был виден. Вдруг, открыв дверь, он окажется у всех на виду? Нет, навряд ли; монашки еще не успели уйти из сада… Хотя как знать?
   Рауль досадливо повел плечами. Глупо терзаться напрасными сомнениями. План хорошо обдуман, надо без колебаний следовать ему. Итак, он приоткрыл дверь и выглянул наружу.
   Слава Создателю! Вход в часовню украшал глубокий портик с каменными колоннами, и между этими колоннами оставалось довольно места, чтобы спрятаться и остаться незамеченным. Рауль вышел, снова осторожно прикрыв за собою дверь, и стал между двумя колоннами, обдумывая следующий шаг.
   Предстояло осуществить самую трудную часть плана.
   Выглянув, он увидел за розовыми кустами волнующееся черно-белое облако. То монашки сгрудились вокруг Алины.
   Почему, ради Святого Северина, они не уведут ее куда-нибудь подальше?
   Рауль ждал, медленно считая до десяти; ничего не менялось. Ну что ж, если их внимание так приковано к бедняжке Алине, придется рискнуть.
   У портика начиналась дорожка, которая шла вокруг сада. Над нею был устроен широкий навес, укрепленный колоннадой с арками, так что даже в солнечный полдень дорожка оставалась в густой тени. И весьма кстати: даже если ктo-нибудь из монашек увидел бы Рауля у стены, то узнал бы в темной, неясной фигуре другую сестру.
   Выйдя из портика, Рауль пошел, не таясь, повернул направо и устремился к келье Джеанны. К самой двери подходить не хотел: монашки стояли слишком близко, да и дверь наерняка заперта. А вот в узком проходе, куда выходили окна келий, можно попытаться найти окно Джеанны.
   Только где этот проход? Прохода не оказалось.
   Конечно, в святой обители сквернословить не пристало, но Рауль молча чертыхнулся. Дальше идти он не мог: впереди ахали и тараторили монашки. Возвращаться назад тоже было незачем.
   Проход в другие приделы монастыря, видимо, скрывался за одной из бесчисленных дверей.
   За какой же?
   Его размышления прервала сама Джеанна, внезапно закричав:
   — Кто-нибудь! Ради бога, что происходит? Это Алина? Что случилось?
   Потом она стала стучать в дверь. Рауль торопливо отошел обратно на дорожку. Тревога Джеанны была вовсе не напрасной: она могла услышать лишь крики кузины.
   От толпы отделилась высокая сухопарая фигура. Мать-настоятельница прошествовала к келье Джеанны, снимая ключ со связки на поясе. Отперев дверь, она процедила:
   — Уймитесь, леди Джеанна. Ваша глупая кузина воротилась целой и невредимой, хоть и сильно напуганной. — Раздался стук закрывшейся двери; мать-настоятельница вернулаеь к своим подопечным. — Уведите девушку в мои покои. Какая небрежность. Ужасный недосмотр.
   Голос ее затих в отдалении; сестры послушно потекли следом за нею, уводя с собой растрепанную, нетвердо ступающую Алину. И тут Рауль заметил, что слова матери Эгберты о недосмотре оказались пророческими: она забыла в замке ключ. Мгновение спустя сад опустел. Рауль бросился к двери, отпер ее и вошел в келью к Джеанне.
   Она расхаживала из угла в угол, но при его появлении замерла, не веря своим глазам.
   — Благодарю Тебя, Пресвятая Мария! — выдохнула Джеанна. — Так это все подстроено? Слава богу!
   Она побежала к двери; Рауль схватил ее за плечи, чтобы остановить.
   Она вскрикнула.
   Он немедленно отпустил ее; она не сразу смогла восстановить дыхание.
   Объяснения были уже не нужны.
   — Вас били?
   Джеанна выпрямилась как ни в чем не бывало, только на лице не проходила гримаса боли.
   — Каждый час молитвы^[8].
   — Господи Всеблагой! И кто отдал приказ?
   — Архиепископ Фламбар.
   Теперь замолчал Рауль, не желая осквернить руганью святую обитель.
   — Почему вы ничего не говорили раньше? Галеран или я положили бы этому конец!
   Но Джеанна уже овладела собою, успокоилась и снова стала той Джеанной, которой он восхищался и немного побаивался.
   — Я не хотела этого.
   — Вам приятна боль?
   — Разве я похожа на сумасшедшую?
   — Тогда почему?.. — Но он уже догадался.
   — Вам известно так же хорошо, как и мне, что я заслужила наказание. Что люди не успокоятся до тех пор, пока я не получу его…
   — И тогда Галерану не придется наказывать вас самому, — договорил Рауль. Джеанна права, пусть даже и пошла наперекор желаниям мужа. Ее смелость поистине достойна восхищения.
   Хотя… чуть бы поменьше этой женщине боевого духа.
   — Есть и другая выгода, — продолжала между тем Джеанна, довольно улыбаясь. — Не думаю, что король обрадуется, узнав, как обошел его архиепископ. Ведь Фламбар не дал ему разобраться в деле и вынести свой приговор.
   Рауль вдруг осознал, что стоит перед Джеанной, разинув рот от изумления, и поспешно закрыл его. Женщины в его семье отнюдь не были слабы или глупы, но он помыслить не мог, чтобы его мать или сестры по доброй воле подставляли спину под розги несколько раз в день со столь политическим обдуманным намерением.
   И все же Джеанна опять оказалась права. Она обладает оружием, которое может сразить Фламбара.
   — Что вы хотели сделать? — спросил Рауль. — Ворваться к королю и обнажить спину?
   Она приготовилась ответить, но осеклась и пристально взглянула на него.
   — Что значит: «хотела»?
   Если б Джеанна была мужчиной, Раулю пришлось бы сейчас защищать свою жизнь.
   — Я не стану содействовать побегу, Джеанна. Поверьте, это не расположит к вам короля. Но я передам ему все, что вы скажете.
   Джеанну обезоружили, но в ее глазах вспыхивал и гас опасный огонек. Мгновение спустя она обдумала его предложение и согласилась, пусть и очень неохотно. Вероятно, именно нежелание признать его правоту заставило ее отвернуться к стене с распятием.
   Да, она поистине редкостная женщина.
   И, слава богу. Будь таких, как она, чуть больше, мир пошатнулся бы и пал.
   — Вы понимаете, как тяжко мне все это?
   Рауль вспомнил, как сочувствовал Джеанне, которой пришлось бы стоять в стороне и смотреть на поединок мужа с Лоуиком. Быть может, именно поставив себя на ее место, он начал понимать эту женщину. Он и сам извелся бы, ожидая в бездействии, пока его судьбу и судьбу тех, кого он любит, решат другие. Но не знал, смог бы смиренно сносить порку за поркой ради даже самых близких людей.
   Он был бойцом, а не мучеником, и сердцем чувствовал что такова и Джеанна.
   — Кажется, я понял, — тихо промолвил он. — Но если вы и впрямь хотите помочь Галерану, оставайтесь здесь, как бы тяжело ни пришлось. — Боже правый, да он читал ей проповедь! — Гром и молния, но это значит, вам придется выдержать еще одну порку!
   Джеанна повернулась, взглянула на него.
   — Неважно, — спокойно сказала она, и Рауль с изумлением увидел, что она не лжет. — Главное, чтобы король отдал Донату нам, а не Раймонду. И чтобы Галерану не пришлось драться с Раймондом. Ради этого я готова на все.
   Рауль удивленно поднял брови.
   — Вы не верите, что Галеран одержит верх? Даже если он, по-вашему, слабее, неужели господь допустит, чтобы победил неправый?
   — У господа много других важных дел, — резко отвечала Джеанна, — но я как раз уверена, что у Галерана шансов больше. Я видела, как он дрался с вами.
   — И что же?
   — То, что Раймонд не заслуживает смерти.
   Земная твердь под ногами Рауля превратилась в зыбучий песок.
   — Вы хотите сказать, что тревожитесь о нем?
   — Да. — Она встретила его гнев без малейшего трепета и даже с раздражением. — Рауль, я люблю Галерана больше самой жизни! Но не могу допустить, чтобы ради моего удобства пострадал невиновный.
   — Невиновный?!
   — А в чем он виноват, бедный парень? Он любил меня. Несчастный глупец, он любит меня до сих пор. Разумеется, к Хейвуду у него не меньше нежных чувств, чем ко мне, и все равно это любовь. Он надеялся на гибель Галерана в походе. Конечно, это недостойно христианина, но вряд ли подобное прегрешение должно караться смертью…
   — Но он опозорил вас!
   Щеки Джеанны вспыхнули, но голос остался спокойным.
   — Разве вы ни разу не спали с замужней женщиной, согласной на это? — И, прежде чем он успел придумать, как сказать «да», чтобы вышло «нет»: — Как вы думаете, заслуживаете ли вы смерти за этот грех?
   — Возможно, если бы ее муж застиг меня с нею!
   Джеанна склонила голову набок, будто ей стало смешно.
   — Так что же, Рауль, согласны вы передать королю то, что я скажу, и позаботиться об убедительности моих доводов?
   У Рауля вырвались слова, которые не подобает даже тихо произносить в таком месте. Он живо представил себе, как стоит перед королем Англии и его советниками рядом с Галераном и тщится выполнить просьбу Джеанны. Ради мук господа нашего, отчего он сейчас не в Гиени, у себя дома?
   Но он понимал, чего добивалась эта хитрая женщина.
   — Джеанна, вы все еще хотите бежать.
   — Вы не сможете говорить о том, во что сами не верите.
   Ее лицо окаменело от напряжения: как видно, она надеялась взять его на испуг. Он и восхищался и злился на эту женщину.
   — Я сделаю все, что в моих силах. А теперь позвольте взглянуть на вашу спину. Ведь мне нужно будет поклясться, что я не лгу.
   Джеанна покорно вздохнула. В этот миг она удивительно была похожа на Алину. Затем, морщась от боли, стянула через голову вышитую тунику и повернулась к Раулю спиною.
   — Я оттяну ворот рубахи, и вы все увидите сами.
   Ему приходилось видеть мужчин, избитых бичом до полусмерти; по сравнению с ними Джеанна легко отделалась, но тем не менее он скрипнул зубами при виде иссиня-красных, вспухших рубцов, густой сеткой покрывших нежную кожу.
   Неизвестно почему ему снова захотелось свернуть Джеанне голову.
   — Сколько ударов за один раз? — спросил он, и сам не узнал своего хриплого голоса.
   — Десять.
   Джеанна повернулась, и снова кровь отхлынула от ее щек, когда она стала неловко надевать тунику.
   Рауль поспешил помочь ей.
   — Еще десяти ударов вы не вынесете.
   Глупые, ненужные слова. Джеанна взглянула на него, и он понял, что она тоже так думает. Человек может вынести любую боль, если нет выхода. Вернее, один есть всегда: смерть.
   Он потер щеки ладонями, укололся о щетину.
   — Когда Галеран узнает, что я бросил вас здесь… — Об этом ему не хотелось и думать. — Идемте. Я выведу вас отсюда. Хоть и не знаю, как удастся перелезть через стену…
   — Нет, — отшатнулась от его протянутой руки Джеанна. — Вы правы насчет короля. Покорность лучше награждается, нежели неповиновение. И потом, подумайте только, как зачтутся мне мои нынешние муки, когда я окажусь в чистилище! — Она промолвила это легко, в шутку, но на миг силы изменили ей, и губы задрожали, прежде чем она успела закусить их. — Друг мой, взываю к вашему милосердию, постарайтесь, чтобы меня освободили до обедни.
   Рауль погладил Джеанну по голове, привлек к себе. Она не обняла его и не воспротивилась, но так покорно прильнула на миг к его груди, что у него защипало в глазах.
   — Скоро все кончится, — прошептал он. — Клянусь бессмертием души, ваши страдания не пропадут втуне, они помогут выиграть дело. Вы храбро сражались на своем поприще и заслужили победу. Ни один волос не упадет ни с головы Галерана, ни с головы вашей дочери. И Раймонд Лоуик не умрет.
   Услышав это, она почти обрела привычную твердость.
   — И никак не пострадает.
   Раулю снова захотелось придушить ее. Сколько в мире страдании, которым человек предпочел бы смерть?
   — И никак не пострадает, — со вздохом подтвердил он. — А ведь когда-то моя жизнь была простой и легкой.
   — Надеюсь, с Алиной не случилось ничего плохого?
   Джеанна имела основания тревожиться, и они оба понимали это.
   — Нет. Она просто отвлекала сестер на себя. Нам остается лишь уповать, чтобы суровая мать-настоятельница не возжелала наказать ее за отлучку. Но я должен идти.
   — Благодарю, Рауль. Я буду молиться за вас.
   Он поцеловал ей руку.
   — А я буду молиться за вас. Да пребудет с вами сила господня.
   С этими словами Рауль приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Вокруг по-прежнему ни души, и он выскользнул из кельи.
   На самом деле одна монашка прохаживалась у входа в часовню, но Рауля видеть не могла. Вскоре и она удалилась. Рауль с великой неохотой снова запер дверь Джеанны. Лишь только ключ повернулся в замке, с другого конца коридора донесся детский плач.
   Рауль поспешно ретировался в спасительную тень дорожки. Скоро кто-нибудь из сестер принесет Джеанне Донату. Трудно было представить себе, чего требовал от Джеанны избранный ею план: несколько раз в день кормить дочь, играть с нею, радоваться первым младенческим улыбкам, а почти сразу вслед за тем безропотно принимать побои, чтобы Галерану самому не пришлось наказывать ее.
   И отчасти, чтобы человек, которого она соблазнила, не пострадал за ее грехи.
   Удивительная женщина. Хорошо, что она — не его жена.
   Не таясь, ибо вокруг все еще было пустынно, Рауль прошел к лазарету, борясь с искушением вернуться и забрать с собою Алину. Что, если ее уже сейчас наказываютза побег?
   Он взобрался на крышу лазарета, убеждая себя, что несколько ударов розгой не причинят ей большого вреда. Наверняка девушке пришлось вынести немало таких наказаний, ведь, похоже, она не из тех, кто умеет держаться в стороне от неприятностей.
   Легко взбежав по скату крыши, он не переставал удивляться самому себе. Ведь никогда прежде его не задевали ни чужие, ни свои раны и страдания. Боль неизбежна, пока ты жив.
   Но Алину ему хотелось навсегда оградить от любой боли.
   Глупо.
   Но в последние дни он поглупел.
   Рауль распластался на животе у края крыши и ждал. По улице прошли, громко тараторя, три женщины, и снова стало тихо. Тогда он спрыгнул вниз, отряхнулся и побежал на Корсер-стрит, все еще не зная, рассказывать ли новости Галерану.
   Галеран вправе думать, что его предали, скрыв столь важные сведения. С другой стороны, стоит Галерану узнать о страданиях Джеанны, он не сможет спокойно вести себя на суде; более того, ринется спасать жену.
   Здравый смысл подсказывал Раулю, что Галерану лучше оставаться в неведении, но каково было бы ему самому, если б в монастыре истязали Алину? Дойдя до Корсер-стрит, Рауль уже был готов рассказать все Галерану и предоставить ему решать, как поступить. Но Галеран, как оказалось, уже отправился в Вестминстер, а Раулю оставил записку с просьбой следовать за ним.
   Рауль торопливо переоделся в чистую тонкую тунику, мучимый мыслью о том, что Джеанне скоро предстоят новые муки. До утрени оставалось уже недолго, и он мог лишь бессильно проклинать себя и свою беспомощность, ибо неспособен был немедленно остановить карающую длань матери Эгберты.
   Сказать Галерану прямо в Вестминстере? Но к тому времени, как он там окажется, утреня уже кончится…
   Испытывая сильное желание подраться с кем-нибудь,
   Рауль помчался пешком в Вестминстер, ибо сейчас скорость была важнее соблюдения приличий.
   Онбыстро прошел мимо человека в черном, не узнав его сначала, и тут же изумленно обернулся.
   — Лорд Фицроджер?
   Телохранитель короля оглянулся по сторонам, отошел от своей свиты — трех стражников, видимо, сопровождавших его по какому-то поручению. Он явно узнал Рауля, но не мог вспомнить его имени. И немудрено, ведь за прошлые недели перед его глазами прошли сотни лиц.
   — Я Рауль де Журэ, товарищ Галерана Хейвуда.
   — Ах, да. Дело лорда Хейвуда скоро решится. Вы потеряли дорогу, сэр?
   — Нет. Я направляюсь в Вестминстер, но у меня есть одна забота, которую вы могли бы помочь разрешить.
   — У меня нет никаких срочных дел.
   Рауль действовал, повинуясь порыву, и теперь мысленно проигрывал встречу с Фицроджером с самого начала, ища, не допустил ли ошибку. Как будто нет, хотя кто знает? Но не мог же он предстать перед Галераном, так ничего и не добившись!
   — Леди Джеанну Хейвуд, супругу лорда Галерана, держат взаперти в обители Святой Хильды.
   — Знаю, и что же?
   — Ее подвергают наказаниям и, насколько я понял, не по приказу короля.
   До сих пор Фицроджер был внимателен из любезности, теперь же не смог оставаться равнодушным.
   — Но тогда по чьему приказу? Не ее ли супруга?
   — Нет, по приказу архиепископа Дургамского.
   Фицроджер оставался непроницаемо-спокоен, но Рауль, сам будучи воином, понимал, чего стоит такое спокойствие.
   — В самом деле? И в чем заключается наказание?
   — Десять ударов розгой каждый час молитвы. Думаю, следует положить этому конец до утрени.
   Фицроджер задумался, заложив палец за пояс.
   — Можно было бы предположить, что дама заслуживает наказания за свой грех.
   — Кому решать это, кроме ее супруга и короля Англии? Мне кажется, архиепископ злоупотребляет данной ему властью.
   Фицроджер внимательно посмотрел на Рауля, очевидно, взвешивая и оценивая его слова. Раулю оставалось надеяться, что Фицроджер не спросит, откуда он знает, что творится за стенами монастыря.
   — Во всяком случае, наказание я отменю. Спасибо за предупреждение, сэр Рауль.
   С этими словами Фицроджер кивнул и торопливо пошел к монастырю. Рауль, не теряя времени, поспешил в Вестминстер, моля господа, чтобы Фицроджер не опоздал к утрене.
   Когда Рауль подходил к Вестминстеру, в городе зазвонили колокола. Хватило Фицроджеру времени или нет?..
   Но сейчас главное — исполнить обещанное Джеанне. Как сделать, чтобы ее муки не оказались напрасными?
 
   Ожидая утрени, Джеанна сама себе удивлялась. Рауль мог бы помочь ей бежать, мог избавить от боли. И от малодушия, связанного с болью. Это было хуже всего: тело предательски дрожало и корчилось, плакало, вопило в голос, когда ей самой хотелось быть непреклонной.
   Но попытка бежать затруднила бы его собственное бегство, и тогда он не успел бы донести до короля ее слова. Bот что действительно важно. На слушании решалось будущее Донаты и, возможно, будущее Галерана и Раймонда.
   А она заслуживала наказания.
   Да, да, заслуживала, и твердила себе об этом снова и снова.
   Она только не ожидала, что будет так больно.
   Сестра Марта, сочувственно поглядывая, принесла Донату, и Джеанна ненадолго забыла о своих горестях, любуясь дочерью. Конечно, после того, как архиепископ превысил данную ему власть приказом о бичеваниях, король не поддержит его доводов и не вырвет младенца из рук матери…