Беверли Джо. Сломанная роза

   — Нет, благодарю.
   Она не замечала его гнева и улыбалась. В ее глазах Галеран прочел неожиданную для себя правду.
   — Ты успокоилась.
   — Да. Архиепископ Фламбар не хотел мне добра, но вышло так. Одиночество, покой и молитвы очистили меня даже от тоски по Галлоту и от злобы на мир, не оставлявшей меня с тех пор, как его не стало. Я лучше узнала себя, и в этом мне тоже помогло наказание. Я поняла, что не властна над моим слабым телом, боящимся боли, но властна зато над рассудком. Я стала сильнее и чище. Теперь я примирилась с собою и с богом и готова начать все заново, без ран и теней минувшего. А ты?
   — Был бы счастлив, если так.
   Галеран придвинулся ближе к жене, досадуя, что не может прижать ее к себе с такой силой, как хотелось бы после долгой разлуки. Перед ним была новая Джеанна — не упрямая девочка, не истерзанная сомнениями мать, не иссеченная розгами грешница.
   Тяжелое испытание выявило лучшее, что было в них, и теперь женщина, которую Галеран любил, сделалась ему стократ дороже.
   Джеанна приложила дочь ко второй, полной молока груди. Галеран не мог обнять ее, но, сидя рядом, рассказывал ей о том, как судил себя сам, что узнал о себе. Об Иерусалиме. О жестокой резне, о струящимся по улицам рекам крови. О своей попытке спасти от гибели детей, хотя сознавал, что идет на верную смерть.
   — Рауль останавливал меня, но я оттолкнул его, хоть и понимал, что могу осиротить вас с Галлотом. Я был не прав, но и теперь думаю, что в другой раз поступил бы так же. Чтобы спасти меня от смерти, Раулю пришлось ударить меня по голове, и я лишился чувств, а когда пришел в себя, долго еще не мог опомниться от того удара. Ум мой блуждал, и, верно, в этих блужданиях я лучше узнал себя. Они дали мне время понять, каково мое место в божьем мире и для чего Он создал меня.
   Он улыбнулся Джеанне.
   — Какое-то время Рауль боялся даже, не сошел ли я с ума, а я просто привыкал к тому новому, что появилось вокруг меня.
   — Я тоже удивлялась тебе. Ты всегда был добрым и сильным, но теперь в тебе появилась какая-то глубина. Она испугала меня, ведь я и помыслить не смела, что такой святой человек все-таки любит меня; я боялась, что твоя сила обернется против меня. Теперь я понимаю: чем сильнее, тем лучше. Тем крепче мы будем любить друг друга.
   Она протянула ему руку, и ее бледные, нежные пальцы переплелись со смуглыми, мозолистыми пальцами Галерана.
   — Господи, спасибо Тебе, — промолвил он.
 
   Алина смотрела вслед Галерану, уносящему Донату к Джеанне, и понимала, что все кончено. Приключение закончилось.
   Значит, закончилось и другое. К примеру, осада ее крепости.
   Покружив в лабиринте проходных комнат, она нашла Рауля. Он болтал с Фицроджером и еще какими-то людьми, которые посмотрели на нее с недоумением — с какой стати женщина вмешивается в разговор мужчин? Рауль, однако, перемолвился еще парой слов с Фицроджером и тут же подошел к ней.
   — Что случилось? — спросила Алина.
   Рауль оглянулся и потянул ее за собой за занавеску. Алина думала, за занавеской тоже комната, но там оказался лишь тесный закуток с маленьким окошком, под которым шумели разноголосые толпы зевак, разносчиков и бродячих жонглеров. Очевидно, король решил посвятить еще один день встречам с подданными.
   — Наверно, мне не следовало отрывать тебя от дел, — сказала она.
   — Ну почему же? Галеран тебе сейчас и слова не скажет, он по уши занят Джеанной. — И Рауль подробно рассказал Алине, что происходило в палате короля в час утрени. Алина согласно кивала, но почему-то большая часть ее своенравного ума была занята не объяснениями Рауля, а его высоким ростом, статью, золотистой кожей и совершенно особенными улыбками.
   Видимо, и он это заметил, ибо, окончив рассказ, сказал:
   — Но ты ведь не за этим приходила?
   Алина силилась обуздать воспаленное воображение.
   — Ты думаешь?
   — Я надеюсь. — И он шагнул к ней, а она отступила.
   В крохотной каморке хватило двух шагов, чтобы упереться в стену и отрезать себе путь к дальнейшему отступлению.
   — Думаю, ты так же отчаянно хотела увидеть меня, как и я — тебя. — И он обнял ее за шею. — Так же отчаянно хотела коснуться. — Склонился к ней, опершись свободной рукой о стену. — И поцеловать.
   Алина не сказала «да». И «нет» тоже не сказала…
   Поцелуй его был сладок — именно таким он был и в ее мечтах, но губы не просто касались губ. Пусть он не прижимался к ней так же, как тогда, в Уолтхэме, но сейчас Алине казалось, будто душа его сливается с ее душой, обволакивает ее, обтекает, будя в ней желание столь сильное, что она обвила его обеими руками и воодушевленно ответила поцелуем на поцелуй.
   Покрывая ее губы легчайшими лобзаниями, он медленно высвободился из объятий.
   — Только недавно, — посетовала Алина, — я вообще ни с кем не целовалась. А теперь, наверно, не смогу без этого жить!
   Рауль нежно разгладил ее брови.
   — Не хмурься. Обещаю, в этом ты не будешь знать недостатка.
   — Только если останусь с тобою.
   — Да, думаю, это непременное условие.
   — Но ты ведь не хочешь жить в Нортумбрии…
   Алине совсем не хотелось говорить об этом, но именно здесь была загвоздка, и даже поцелуи не могли ничего поделать. Даже поцелуи Рауля де Журэ.
   Он перестал дразниться и посерьезнел.
   — Алина, место жены — в доме мужа.
   — Но твой дом так далеко!
   Он посмотрел на нее, потом улыбнулся — чуть-чуть, но и этого оказалось достаточно, чтобы Алина возрадовалась, что позади нее стена, на которую можно опереться.
   — Все это свалилось на тебя так внезапно, — сказал он. — Месяца не прошло, как мы с тобою встретились. Быть может, ты даже еще не до конца поняла, хочешь ли вернуться к мирной монашеской жизни.
   В его голосе прозвучал вопрос, и надо было ответить.
   — Да, я еще не вполне уверена.
   Но она солгала, ибо знала, что теперь уже никогда не сможет спокойно вернуться к целомудренной и мирной жизни в обители.
   — Ну, так отправляйся домой с Галераном и подумай об этом хорошенько. А я приеду за твоим решением на будущее лето.
   — Через год! Ах, негодник! Сначала приучаешь меня к поцелуям, а потом велишь ждать целый год?!
   Рауль изумленно воззрился на нее.
   — Но как же?..
   Но тут же в его глазах зажегся озорной огонек. Он понял, понял все слишком даже хорошо. Как всегда. Видимо, это его свойство разражало Алину больше всего.
   Она сделала шаг в сторону от стены и от него.
   — По-моему, ты просто ищешь повода поскорее уплыть восвояси и забыть обо мне. Ты любишь странствовать и не любишь сидеть дома. Ты оказываешься в постели с любой податливой бабенкой, которая тебе попадется. В любом городе вмиг найдешь злачные места. Конечно, у тебя жены по всему миру…
   Проявив военную сноровку, он схватил ее за плечи, зажал рот ладонью.
   — Алина, нет нужды выводить меня из терпения глупыми речами. Просто вели, и я уйду сам.
   И убрал ладонь с ее губ.
   — Не знаю! — всхлипнула Алина и разрыдалась, уткнувшись ему в грудь.
   Сесть в закутке было не на что. Рауль опустился на пол, усадил Алину к себе на колени и принялся ждать, пока она наплачется всласть.
   — Сама не знаю, что со мною творится, — обиженно вздыхала Алина, втайне блаженствуя в его мощных объятиях.
   Он прижал ее к себе, успокаивая, баюкая, как малого ребенка.
   — Любовь моя, верно, я сошел с ума, понуждая тебя к ответу так скоро. Отложи на время раздумья, дай уняться первому пылу.
   Она отважилась взглянуть ему в глаза.
   — А ты — ты тоже пылаешь?
   Он шевельнул бедрами, и она ясно ощутила его пыл.
   — Похоть, только похоть, — пробормотала она, чувствуя, как горят щеки. — Рауль, ты и впрямь хочешь взять меня в жены?
   — Да.
   — Почему? — И она открыто посмотрела на него, ожидая ответа.
   — Потому, — просто сказал он, — что никогда прежде не встречал женщины, к которой меня влекло так сильно. Признаюсь, мне многие нравились, пару раз я даже думал, что влюбился, но такого со мною никогда еще не бывало. Впервые я чувствую, что потеряю часть себя, если покину тебя.
   Алина все смотрела на него, выискивая, в чем бы усомниться. Стать необходимой для другого — тяжелое бремя. Конечно, и он ей столь же необходим. Если б он уплыл и не взял ее с собою, до конца своих дней она осталась бы живою лишь наполовину.
   Он нежно провел пальцами по ее щеке.
   — Маленькая моя, я могу подождать, пока ты не разберешься в себе.
   — Я и так все про себя знаю, — неразборчиво пробормотала Алина. — Я очень несчастна! И я жажду тебя, — добавила она чуть тише. Как раз перед нею была его чудесная, сильная рука, и она погладила эту руку, наслаждаясь ее теплом и мощью. — Я томлюсь по тебе. — И она робко шевельнулась, чтобы прильнуть к нему еще ближе.
   Усмехнувшись, Рауль положил руки ей на бедра.
   — Многообещающее начало.
   — Ха! — Алина заставила себя оторваться от его рук и посмотреть ему в глаза. — Половина всех знакомых тебе женщин сохнут по тебе, Рауль де Журэ, а ведь они тебя не любят.
   — Только половина?
   Она оттолкнула его и вскочила на ноги. Он же продолжал сидеть, развалясь, небрежно отряхивая пыль с одежды.
   Это дало Алине редкую возможность посмотреть на него сверху вниз, но легче ей, увы, не стало и ни в коей мере не остудило ее томления. Быть может, лучше отослать его прочь, чтобы никогда больше не видеть, чтобы никогда…
   — Если бы мы познали друг друга, — с пылающими щеками предложила она, — то я поняла бы, похоть или любовь правят нами.
   Он выгнул бровь.
   — В этом случае, виноградинка моя, ты была бы привязана ко мне на всю жизнь.
   — Ах, ты… ты… Самоуверенный петух!
   Рауль хохотал, но она продолжала допрос.
   — А нам хватит желания на всю жизнь?
   Рауль задумался.
   — Если оно вызвано любовью, то да. Если лишь похотью — нет.
   — Но как же мы разберемся, не попробовав? Может быть, мне это вовсе не понравится, будь то любовь или похоть.Ведь не всем же нравится. Тогда я и пойму, что мое место в монастыре…
   Она пыталась найти обоснования своей просьбе, но правда была в том, что она просто боялась никогда не узнать его тела так, как ей хотелось. Никогда больше не увидеть его нагим. Никогда не спать вдвоем…
   А лицо ее между тем стало красным, как вишня, и она знала это.
   — Тебе понравится, — со спокойной уверенностью сказал Рауль. — Мой многолетний опыт чего-нибудь да стоит. Но проси не проси, Алина, я не намерен лишать тебя девственности, пока мы не обвенчаны перед господом.
   На слове «проси» она вспылила.
   — Так что же, ты намерен блюсти целомудрие, пока я не решу?
   Вот так, совершенно нечаянно, она высказала то, что мучило ее сильней всего. Лучше потерять его на всю жизнь, чем делить с другой.
   А этот несчастный так и не пообещал хранить ей верность.
   Он думал.
   Алина повернулась и убежала.
   Когда Галеран вышел из комнаты Джеанны, чтобы начать готовиться к возвращению в дом Хьюго, Рауль, как оказалось, уже все устроил.
   — Лошадей нам дадут в королевских конюшнях. А у твоего отца конь есть.
   Галеран посмотрел на друга, и ему почудилось, будто тот опечален, однако времени для расспросов не было. Прежде всего ему хотелось благополучно доставить Джеанну в дом Хьюго на Корсер-стрит. Конечно, еще лучше было бы немедленно отвезти ее в Хейвуд, но люди не умеют летать, а Джеанна, пока не поправится, не может пускаться в долгий путь. Приходилось довольствоваться малым.
   Поверх разрезанной одежды Джеанна надела тунику Алины. Никто не заподозрил, какую боль она терпит, когда они вышли во двор. Там Джеанна села на мула матери-настоятельницы. Один Галеран понимал, чего ей стоило это.
   И восхищенно улыбнулся ее отваге.
   Большой отряд легко проложил себе путь в толпе у дворца, но по улицам города, в людской каше, пришлось продвигаться куда медленнее, и до Корсер-стрит они добрались нескоро.
   Хьюго и Мэри были несказанно польщены, принимая у себя могущественного Вильяма Брома. Теперь в их маленьком доме стало еще теснее. Радушным хозяевам было интересно решительно все: как король выглядит, как одет, как убраны дворцовые покои, и непременно — какие вина он пьет! Расспросам не было конца, и лишь к вечеру Галерану удалось поговорить с Раулем с глазу на глаз.
   От него не укрылось, что Алина тоже держится напряженно. Неужто эти двое натворили глупостей, покуда он был занят делами Джеанны? Отчаявшись найти в доме спокойный уголок, Галеран пригласил друга прогуляться.
   — Что-нибудь случилось? — спросил Галеран.
   — Почему ты спрашиваешь?
   — Рауль, не надо, я тебе не враг. Что произошло между тобою и Алиной?
   Рауль хрипло, невесело рассмеялся.
   — Решительно ничего. То-то и плохо.
   Галеран прислонился к большой бочке, стоявшей перед открытыми воротами склада.
   — Не мог же ты ожидать, что с Алиной удастся просто позабавиться?
   Глаза Рауля мгновенно вспыхнули гневом.
   — Так вот какого ты обо мне мнения?
   Галеран предостерегающе поднял руку.
   — Успокойся, дружище. Так чего же ты хочешь и что плохо?
   Казалось, Раулю трудно подобрать нужные слова, но наконец он сказал:
   — Я хочу, чтобы Алина стала моей женой. А беда в том, что она опять сказала «нет».
   — Неужели? — Да, в минувшие несколько недель он был свыше головы занят собственными делами и все же не ошибся в природе искр, вспыхивавших поминутно между Раулем и Алиной. — Она не могла превратно понять то, что ты ей предложил?
   — Ха! Она все поняла. Более того, наша прелестная скромница сама сделала мне нескромное предложение. Она пожелала опробовать клинок, прежде чем решится на покупку.
   Галеран с трудом сдержал смешок.
   — Значит, ты совсем свел ее с ума. Каких-нибудь пару недель назад она не то что предложить — подумать такого не смогла бы!
   — Я свел ее с ума умышленно, полагая, что она упадет ровнехонько мне в руки, как спелая слива с ветки, но нет! Трудно иметь дело с женщинами из семьи твоей жены.
   — К этому со временем привыкаешь. И потом, тебя ждет воздаяние.
   Рауль, не в силах устоять на месте, расхаживал перед домом виноторговца, и прохожие опасливо сторонились статного и угрюмого рыцаря.
   — Я и рад бы привыкнуть, но как? Я предложил ей руку и сердце, а она хочет, чтобы я еще и остался жить в Нортумбрии! Ты ведь знаешь, я не могу.
   — Замерзнешь насмерть.
   Рауль смерил друга язвительным взглядом.
   — Точнее сказать, мои владения, за которые я в ответе, находятся в другой стране. Я предложил ей подумать год, что почти истощило мое терпение и благие намерения, а она, представь, желает опробовать снасть в деле!
   — Быть может, это самое правильное.
   — Опробовать снасть?
   — Дать ей время.
   — Я не смею. — Рауль смотрел на уличную толпу, но вряд ли что-нибудь видел. — Я не могу так рисковать. Вдруг, когда я вернусь, она уже станет монашкой? Или выйдет замуж за другого — ведь я разжег ее желания.
   — Она так не поступит.
   — Кто может предугадать, как поступит женщина? Я разрушил ее стены и теперь, когда она беззащитна, не могу оставить ее одну.
   И, прежде чем Галеран успел потребовать объяснения странных слов, Рауль посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
   — Я не хочу потерять ее, Галеран. Я украду ее, если иначе будет нельзя.
   — Мне придется помешать тебе.
   — Постараюсь сделать так, чтобы у тебя не было этой возможности, — улыбнулся Рауль одними губами, но его взгляд говорил без слов: если дойдет до крови, пусть.
   Неужто этому запутанному делу суждено завершиться боем с лучшим другом? Нет! Галеран готов был приложить любые усилия, чтобы избежать рокового исхода. Не для того он пришел живым с войны, чтобы потерять жизнь или друга в пустяковой стычке.
   — Почему она отказала?
   — Какой-то вздор насчет моей верности и отъезда на чужбину.
   — Вряд ли это вздор. Конечно, до сих пор верность не входила в число твоих добродетелей, но скажи честно: хотел бы ты иметь жену, которая лишается разума при малейшем пробуждении желания?
   — Иногда — да, — ухмыльнулся Рауль.
   — В самом деле, — рассмеялся Галеран. — Но пойми, не для всех так легко покинуть родной дом ради жизни в чужом, незнакомом краю. Такая девушка, как Алина, если и думала когда-либо о замужестве, то, во всяком случае, не предполагала уезжать из Англии. Скорее она вышла бы за человека из близлежащего поместья.
   — Но какой у меня выбор? Да, я всегда любил странствовать, но всегда намеревался в конце концов зажить на своей земле в Гиени.
   — Быть может, Алине не понравится Гиень?
   — Только сумасшедший может не полюбить Гиень с первого взгляда.
   — Подумай, сколь плачевно было бы состояние рода человеческого, если б люди могли любить лишь самые благодатные уголки божьего мира. Друг мой, мне кажется, ты завоевал сердце Алины, но ее рассудок тебе завоевать не удастся, как ни старайся. Ты не сможешь убедить ее, она не захочет понять умом, что в чужой земле, вдали от семьи и друзей, одной в печали и заботах, ей будет хорошо и привольно.
   — Она будет не одна…
   — Вот в этом ты и должен ее убедить.
   — Клянусь венцом Христовым, — воскликнул Рауль, — если б только я умел лгать!
   — Что?
   Рауль внезапно опечалился.
   — Она спросила, буду ли я верен ей, пока она решает.
   — И ты сказал «нет»? — не веря своим ушам, ахнул Галеран.
   — Я ничего не сказал. Галеран, я пытался быть честным! Я хотел как следует обдумать ответ. Ведь с тех пор, как узнал первую женщину, я и помыслить не мог о воздержании в течение целого года и не хотел давать слова, которое не могу сдержать. А она убежала, не дожидаясь ответа.
   — А сейчас ты можешь дать такое слово?
   — Если такова ее цена, то да, — морщась, как от боли, вздохнул Рауль.
   Галеран покачал головою.
   — Все не так просто. Ведь ей придется довериться тебе на всю жизнь. Да, на всю ее жизнь. Придумай, как уговорить ее, ибо уверяю, она шагу не сделает из Англии, пока не будет на то ее доброй воли.
 
   Джеанна лежала, подложив под живот подушки, чтобы не причинять боль набухшим от молока грудям, и слушала рассказ Алины о ее приключениях во время побега. Рауля де Журэ Алина почти не упоминала, разве что вскользь.
   — Ты провела ночь в одной постели с ним? — спросила Джеанна. То была лишь догадка; так много Алина ей ни за что не поведала бы.
   — Я спала! — огрызнулась Алина.
   — Разумеется, ты спала.
   — Он ничего не сделал… ну, почти ничего… Он на удивление хорошо владеет собою.
   Джеанна изо всех сил старалась сохранить серьезное лицо.
   — Ты как будто разочарована?
   — Разумеется, нет. — Алина вышагивала по комнате, и юбки ее шумели. — Просто приятно знать, что иногда он способен держать свое оружие в ножнах.
   — Насколько я понимаю, он действовал четко и разумно; уберег тебя от всех опасностей и невредимой доставил обратно в монастырь. И потом говорил с королем от моего имени.
   Алина остановилась.
   — Я и не называла его неразумным.
   — Верно. Так что же удерживает тебя?
   — Удерживает? Меня? — с притворным недоумением спросила Алина.
   — Если я что-нибудь понимаю, он любит тебя и хочет, чтобы ты стала его женой. А между тем вы не похожи на счастливую чету.
   — А ты согласилась бы уехать с мужем за полмира от дома? — вспылила Алина.
   — За Галераном я пошла бы хоть за край света, в рай, в ад, — всюду.
   — Да, но… что бы ты стала делать, когда была бы знакома с ним меньше месяца?
   Джеанна рассмеялась.
   — Ты поймала меня. Но мы были очень молоды. — Так ведь и Алина молода, подумалось ей. Как просто забыть, что Алине только восемнадцать и до недавних пор она жила совсем иной жизнью — мирной и безмятежной. — Пожалуй, лучше подождать.
   — Подождать! Что проку в ожидании? Разве я лучше буду знать его, когда он вернется через год?
   — Возможно, ты лучше узнаешь свое сердце. Этот месяц был для тебя тяжелым, а Рауль так пригож собой… Но порой самая пылкая страсть угасает и обращается в пепел в недолгой разлуке. Знаешь, когда-то, — добавила Джеанна, поморщившись, — я думала, что Раймонд Лоуик всего на ступеньку ниже господа бога.
   Алина засмеялась.
   — Что сравнивать Раймонда и Рауля! — Она взяла в руки горшочек с бальзамом, смотря на него так, будто видела впервые, — Но ты, наверное, права. Страсть Рауля ко мне угаснет и в самой недолгой разлуке. Пожалуй, я сделаю для него доброе дело, отослав его.
   — Алина, но я говорила о тебе! Рауль старше годами и неизмеримо опытнее. Сомневаюсь, что он так легко забудет тебя.
   — Если только он любит меня хоть немного…
   — Разве такой человек захочет жениться, пока не полюбит? Должно быть, он уже попросил твоей руки?
   — Да, — призналась наконец Алина и, поставив горшочек, подробно пересказала Джеанне весь свой разговор с Раулем.
   Дослушав, Джеанна застонала.
   — Знаешь ли, кузина, когда человек говорит такие слова, это что-нибудь да значит.
   На следующий день Джоанна смогла сесть на кровати и даже немного походить по дому, не испытывая резкой боли. Совершая прогулку по дому, она поймала себя на недостойном христианки злорадном удовольствии при мысли о том, что архиепископ Фламбар в эти часы сполна получает по заслугам. У Галерана, быть может, достало бы милосердия простить его, а она не могла. И дело вовсе не в побоях, которые она приняла, но в том зле, которое он пытался причинить ее семье.
   Найдя в зале Галерана, Джеанна рассказала ему о своих мыслях.
   — Ты переоцениваешь мое человеколюбие, — отвечал он, помогая ей сесть на скамью у открытого окна. — Надеюсь, сейчас он корчится от боли, а в будущем его ждут еще худшие муки.
   И они улыбнулись, поняв друг друга с полуслова; когда-то они принимали это как должное, теперь же ценили на вес золота.
   — Что до Рауля… — начала она.
   —…и Алины, — с комической гримасой подхватил Галеран.
   — Что нам делать?
   — Сделаемся свахами?
   — Отчего же нет? Брак — это так чудесно.
   И снова на их губах блуждали улыбки, и молча они говорили о совсем других вещах.
   — Думаю, Рауль совершил ошибку.
   — Ты недоговариваешь! Но у Алины достанет разума вести себя, как подобает честной девушке, какими бы сладкими речами он ее ни прельщал.
   — Его слово крепко, — сурово молвил Галеран. — В том-то и беда. Он не станет обещать того, что не может выполнить.
   Джеанна ничего на это не возразила.
   — Так что же, есть какая-то надежда?
   — Посмотрим. Но у меня появилась одна мысль, не знаю, понравится ли тебе…
   — Не думаю, что Губерт Береток очень обрадуется, если единственная дочь выйдет замуж без его благословения. Нам придется отвезти их к нам домой и там обвенчать.
   — Бедный Рауль! Обратно на неласковый север.
   — А ведь впереди еще осень. Придется нам укутывать его в меха.
   И они дружно рассмеялись.

22

   Первый подарок принесли, когда Алина сидела в комнате, которую делила с Джеанной, ее дочкой и Уинифрид. Признаться честно, она просто пряталась. Ей не хотелось видеть Рауля и не нравился блеск веселого любопытства в глазах окружающих. Ей самой ничуть не смешно.
   Вдруг вошла служанка, неся в руках украшенную затейливой резьбой деревянную шкатулочку размером с ладонь. Алина открыла двускатную крышку; внутри оказалась чудесная цветущая ветка. Сначала ей показалось, что ветка настоящая, но, дотронувшись до листика, она ощутила под зеленой эмалью холодок металла, а цветы были искусно вырезаны из слоновой кости. Под цветами нашлась записка, написанная таким красивым почерком, каким могут писать только писцы: Прекрасна, как цвет миндаля.
   Единственной сколько-нибудь равной по красоте вещью, известной Алине, была роза Джеанны, та самая, у которой все отпадали лепестки, но эта ветка смотрелась еще прекраснее. Набрел ли он на нее случайно или дни и ночи стоял над душой у ремесленника, сотворившего это чудо в точности по его заказу?
   Да, чудо, но оно, увы, ничего не меняло. Алина знала: Рауль предан ей всей душой, но на ее глазах распадались и преданные друг другу пары. Порой любовь умирает, проходит совсем, и тогда защиту и утешение можно найти лишь у друзей и родных. И еще она знала, что невеста, как ни говори, всегда уязвима и беззащитна.
   Но она все равно не удержалась и показала Джеанне чудесное украшение. Кузина сидела в зале с Галераном, и они весело смеялись, совсем как в прежние времена. Алине стало обидно, сердце кольнула ревность: если ей самой не суждено быть с Раулем, с кем она станет смеяться вот так?
   — Какая прелесть. — Джеанна осторожно дотронулась до цветка одним пальцем и улыбнулась Галерану.
   — Просто чудо, — подтвердил Галеран. — Береги его, Алина. Такие сокровища легко сломать.
   Он говорил с Алиной, но не сводил глаз с жены.
   — И починить, — вполголоса докончила она.
   Алина прервала затянувшуюся игру в намеки.
   — Подарки мне голову не вскружат.
   — Разумеется, — согласилась Джеанна, глядя на нее. — Но по ним можно судить о дарителе.
   — Что он не скуп?
   — Не так уж плохо для мужа, уверяю тебя.
   Алина глубоко задумалась, убрала шкатулку от греха подальше и пустилась на поиски лорда Вильяма, чтобы, пока суд да дело, разобраться с его помощью в практических вопросах. Она нашла его в винном погребе, где он беседовал с Хьюго о хранении вин. Именно здесь она учинила ему подробнейший допрос обо всем, что касается приданого, а, досконально вызнав, перешла к обсуждению возможностей защиты прав женщины в чужой стране.
   Лорд Вильям потирал колючий подбородок; в его глазах мерцали лукавые искорки.