без автора. Тысяча и одна ночь

Вот то, что было с ним. Что же касается жены ювелира, то она спросила своего мужа: «Ушёл гость?» И он сказал: «Да, но только, о такая-то, комары беспокоили его сегодня ночью, и они искололи ему щеки и губы, и мне было перед ним стыдно». – «И такой уж обычай у комаров в нашей комнате, они любят только безбородых, – ответила его жена. – Но пригласи его на следующий вечер».

И ювелир отправился к Камар-аз-Заману в хан, где он жил, и пригласил его, и привёл в ту комнату, и они поели, и попили, и совершили вечернюю молитву.

И тогда вошла невольница и дала каждому из них чашку…»

И Шахразаду застигло утро, я она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот семьдесят первая ночь

Когда же настала девятьсот семьдесят первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что невольница вошла к ним и дала каждому из них чашку, и они выпили и заснули. И тогда пришла молодая женщина и сказала Камар-аз-Заману: „О негодяй, как ты спишь и утверждаешь, что ты влюблённый, ведь влюблённые не спят“. И она села ему на грудь и не переставала осыпать его поцелуями, и кусать, и сосать ему губы, и играть с ним до утра. А потом она положила ему в карман нож. Под утро она послала свою невольницу, и та разбудила обоях, и щеки Камар-аз-Замана словно пылали огнём от сильного румянца, и губы у него были как коралл из-за сосанья и поцелуев.

И ювелир спросил его: «Может быть, тебя беспокоили комары?» И Камар-аз-Заман отвечал: «Нет». Теперь, узнав в чем загадка, он перестал жаловаться, – а посмотрев у себя в кармане, он нашёл нож, – и промолчал. И Камар-азЗаман позавтракал, и выпил кофе, и вышел от ювелира, и отправился в хан. И, взяв пятьсот динаров, пошёл к старухе, и рассказал ей о том, что видел, и сказал: «Я заснул против воли и утром не увидел ничего, кроме ножа у себя в кармане». – «Да защитит тебя от неё Аллах в следующую ночь! – воскликнула старуха. – Она говорит тебе: „Если ты заснёшь ещё раз, я тебя зарежу!“ Ты будешь приглашён к ним на следующую ночь, и если ты заснёшь, она тебя зарежет». – «А что же мне делать?» – спросил Камар-аз-Заман. И старуха сказала: «Расскажи мне, что ты ешь и пьёшь перед сном». И Камар-аз-Заман сказал: «Мы ужинаем, как обычно ужинают, а потом, после ужина к нам приходит невольница и подаёт каждому из нас чашку. И когда я выпиваю свою чашку, я засыпаю и просыпаюсь только утром». – «Беда в этой чашке, – сказала старуха. – Возьми её у невольницы, но не пей, пока её не выпьет хозяин и не заснёт. Когда невольница даст тебе чашку, скажи ей: „Дай мне напиться воды“. И она уйдёт, чтобы принести тебе кувшин, а ты вылей из чашки за подушку и представься спящим. А когда невольница вернётся с кувшином, она подумает, что ты заснул, после того как выпил чашку, и уйдёт от тебя, и через некоторое время тебе все станет ясно. Но берегись ослушаться моего приказания». – «Слушаю и повинуюсь!» – ответил Камараз-Заман и отправился в хан.

Вот то, что было с ним. Что же касается жены ювелира, то она сказала своему мужу: «Гостя угощают три вечера. Пригласи же в третий раз». И ювелир отправился к Камараз-Заману, и пригласил его, и привёл опять в ту комнату. И когда они поужинали и совершили вечернюю молитву, вдруг вошла та невольница и дала каждому из них чашку. И хозяин выпил и заснул, а что касается Камар-аз-Замана, то он не выпил, и невольница сказала ему: «Разве ты не будешь пить, о господин?» И он сказал ей: «Я чувствую жажду, подай кувшин». И невольница ушла, чтобы принести кувшин, и Камар-аз-Заман опрокинул чашку за подушку и лёг. И когда невольница возвратилась, она увидела, что он спит, и рассказала об этом своей госпоже. «Когда он выпил чашку, он заснул», – сказала она. И молодая женщина подумала: «Смерть для него лучше, чем жизнь».

И потом она взяла острый нож и вошла к нему, говоря: «Вот уж третий раз, как ты не замечаешь знака, о дурень! Теперь я распорю тебе живот». И Камар-аз-Заман, увидев, что она подходит к нему с ножом в руке, открыл глаза и поднялся, смеясь, и женщина сказала ему: «Ты понял этот знак не по своей догадливости, а по указанию хитрого. Расскажи мне, откуда у тебя это знание?» – «От одной старухи, и у меня с ней случилось то-то и то-то», – отвечал Камар-аз-Заман и рассказал ей в чем дело.

И женщина молвила: «Завтра уйди от нас и пойди к старухе и спроси её: „Остались ли у тебя ещё хитрости, сверх этого?“ Если она тебе скажет: „Есть“, скажи ей: „Старайся, чтобы я получил доступ к ней открыто“. А если она скажет: „Нет у меня больше ничего, это последнее“, – выкинь её из головы. А завтра вечером к тебе придёт мой муж и пригласит тебя; приходи с ним и расскажи мне все, и я буду знать остальной план». – «Это недурно», – сказал Камар-аз-Заман.

И он провёл с ней остаток ночи, прижимаясь и обнимаясь, и они употребляли, в согласии, буквы понижения, сближая связь со связующим, а муж её был точно тенвин, отброшенный при сочетании[674]. И они делали это до утра, и потом женщина сказала: «Мне не хватит с тобой ни ночи, пи дня, ни месяца, ни года, и я хочу провести с тобой остаток жизни. Но потерпи, пока я не сделаю с моим мужем хитростей, которые смутят разных людей, и мы достигаем таким образом нашей цели. Я зароню в него сомнение, так что он разведётся со мной, и я выйду за тебя замуж и поеду с тобой в твою страну. И я перенесу к тебе все его деньги и сокровища и ухитрюсь разрушить его жилище и стереть его следы. Но только ты слушайся моих слов и повинуйся мне в том, что я тебе скажу, и не будь непослушен». – «Слушаю и повинуюсь! – сказал Камараз-Заман. – Нет во мне непослушания».

И женщина молвила: «Ступай в хан, и если мой муж придёт и пригласит тебя, скажи ему: „О брат мой, сын Адама тягостен, когда учащаются его посещения, они надоедают и щедрому и скупому. Как это я хожу к тебе каждый вечер, и мы с тобой спим в одной комнате, – ведь если ты не сердишься на меня, то, может быть, твоя жена на меня сердита, так как я не пускаю тебя к ней. Если ты желаешь общения со мной, то найми мне дом, рядом с твоим домом, и иногда ты будешь бодрствовать со мной до часа сна, и иногда я стану бодрствовать с тобой до часа сна, и потом я буду уходить в своё жилище, а ты пойдёшь в гарем. Это лучше, чем каждую ночь не пускать тебя в гарем“. И после этого он придёт ко мне и спросит у меня совета, и я ему посоветую выселить нашего соседа. Дом, в котором он живёт, – наш дом, и этот сосед живёт по найму. И когда ты придёшь в этот дом, Аллах облегчит нам остальное. Ступай теперь и сделай так, как я тебе велела», – сказала она потом. И Камар-аз-Заман ответил: «Слушаю и повинуюсь!» И жена ювелира ушла, а он представился спящим. И через некоторое время пришла невольница и разбудила обоих, и ювелир, очнувшись, спросил: «О купец, может быть, комары беспокоили тебя?» – «Нет», – сказал Камар-аз-Заман. И ювелир молвил: «Должно быть, ты к ним привык».

И затем они позавтракали, и выпили кофе, и ушли по своим делам, и Камар-аз-Заман отправился к старухе и рассказал ей о том, что случилось…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот семьдесят вторая ночь

Когда же настала девятьсот семьдесят вторая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Камар-аз-Заман, отправившись к старухе, рассказал ей о том, что случилось, и сказал: „Она говорила мне то-то и то-то, а я говорил ей то-то и то-то. Есть ли у тебя что-нибудь больше, чем этот план, чтобы привести меня к сближению с ней открыто?“ – „О дитя моё, – сказала старуха, – мой план дошёл досюда, и здесь истощились мои хитрости“.

И Камар-аз-Заман оставил её и отправился в хан. И наступило утро, а под вечер ювелир отправился к Камар-азЗаману и пригласил его, и Камар-аз-Заман сказал: «Мне невозможно идти с тобой». – «Почему это, – спросил ювелир, – я полюбил тебя и не могу больше с тобой расстаться? Заклинаю тебя Аллахом, пойдём со мной». – «Если ты хочешь долго быть со мной вместе и продлить дружбу между мной и тобой, найми мне дом рядом с твоим домом, – сказал Камар-аз-Заман, – и если захочешь, ты будешь бодрствовать у меня, и я буду бодрствовать у тебя, и перед сном каждый из нас уйдёт в свой дом и будет спать у себя». – «У меня есть дом рядом с моим домом, – сказал ювелир, – и он моя собственность. Пойдём ко мне сегодня вечером, а завтра я освобожу его для тебя».

И Камар-аз-Заман пошёл, и они поужинали и совершили вечернюю молитву, и муж женщины выпил чашку, где было снадобье, и заснул, а в чашке Камар-аз-Замана не было примеси, и он выпил её и не заснул. И жена ювелира пришла к нему и просидела, беседуя с ним, до утра, и её муж валялся, точно мёртвый, а потом он очнулся, как обычно, от сна и послал за своим жильцом и сказал ему: «О человек, освободи мне мой дом – он мне понадобился». – «На голове и на глазах!» – ответил жилец, освободил дом, и Камар-аз-Заман поселился в нем и перенёс в него все свои пожитки. И в этот вечер ювелир провёл время у Камар-аз-Замана, а потом он ушёл домой.

На следующий день его жена послала за искусным строителем и, призвав его, соблазнила его деньгами, и он сделал ей из её дома подземный ход, который вёл в дом Камар-аз-Замана, и устроил опускную дверь под землёй. И не успел Камар-аз-Заман опомниться, как женщина вошла к нему, неся с собой два мешка денег. «Откуда ты пришла?» – спросил он. И она показала ему подземный ход и сказала: «Возьми эти два мешка его денег», – и села. И она забавлялась и играла с ним до утра, а потом сказала: «Подожди, я схожу к нему и разбужу его, чтобы он ушёл в свою лавку, а потом приду к тебе». И Камар-аз-Заман сел и стал её ждать. А она пошла к своему мужу и разбудила его, и он встал, омылся, помолился и ушёл в лавку. И после его ухода она взяла четыре мешка, и пришла к Камар-аз-Заману подземным ходом, и сказала: «Возьми эти деньги». И посидела у него, а затем каждый из них ушёл своей дорогой, и женщина пошла к себе домой, а Камараз-Заман отправился на рынок. И когда, ко времени заката, он вернулся к себе домой, он увидел у себя десять мешков, и драгоценные камни, и другие вещи. А потом ювелир пришёл к Камар-аз-Заману, в его дом, и увёл его к себе, в ту комнату, и они вместе провели вечер. И невольница, по обычаю, вошла к ним и дала им напиться, и её господин заснул, а с Камар-аз-Заманом ничего не случилось, так как его чашка была безвредная, без примеси.

И женщина пришла к нему и сидела, играя с ним, а невольница носила вещи в дом Камар-аз-Замана через подземный ход, и они были в таком положении до утра. А затем невольница разбудила своего господина и напоила обоих кофе, и каждый из них ушёл своей дорогой.

И на третий день женщина показала Камар-аз-Заману нож, принадлежащий её мужу (а он был его работы и был сделан его рукой, и ювелир истратил на него пятьсот динаров, так что нельзя было найти ему равного по красоте работы, и люди так часто просили у ювелира этот нож, что он положил его в сундук, и его душа не соглашалась продать его никому), и сказала Камар-аз-Заману: «Возьми этот нож, положи его за пояс и пойди к моему мужу. Сядь с ним рядом, вынь нож из-за пояса и скажи: „О мастер, взгляни на этот нож, – я купил его сегодня. Расскажи мне, проиграл я на нем или выиграл“. И мой муж узнает нож, но ему будет стыдно сказать тебе: „Это мой нож!“ И если он тебя спросит, где ты его купил и за сколько ты его получил, скажи ему: „Я увидел двух левантинцев, которые дрались, и один из них спросил другого: „Где ты был?“ И тот сказал: „Я был у моей подружки; всякий раз, как я с ней встречаюсь, она даёт мне денег, а сегодня она мне сказала: „Сейчас у меня руки коротки для денег, но возьми этот нож – это нож моего мужа“. И я взял у неё нож и хочу его продать“. И нож мне понравился, и когда я услышал, что он говорит это, я спросил его: „Ты продашь его мне?“ И он сказал: „Покупай“. И я взял у него нож за триста динаров. Узнать бы, дёшево это или дорого!“ И посмотри, что он тебе скажет. А потом поговори с ним немного и уйди от него и приходи скорей ко мне – ты увидишь, что я сижу у входа в подземный ход и жду тебя, – И отдай мне нож».

«Слушаю и повинуюсь!» – сказал Камар-аз-Заман, и потом он взял нож, и, положив его за пояс, пошёл в лавку ювелира, и приветствовал его. И ювелир сказал ему: «Добро пожаловать!» И посадил его, и он увидел у него за поясом нож, и удивился, и сказал про себя: «Это мой нож, но кто же передал его этому купцу?» И он стал размышлять и говорил про себя: «Узнать бы, мой это нож или похожий на него!» И вдруг Камар-аз-Заман вынул нож и сказал: «О мастер, возьми этот нож, взгляни на него». И когда ювелир взял нож у него из рук, он узнал его, как нельзя лучше, но постыдился сказать: «Это мой нож…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот семьдесят третья ночь

Когда же настала девятьсот семьдесят третья ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ювелир, взяв нож у Камар-азЗамана, узнал его, но постыдился сказать: „Это мой нож“. И спросил: „Где ты его купил?“ И Камар-аз-Заман рассказал ему то, что его научила рассказать женщина, и ювелир сказал: „Такой нож за эти деньги – дешёв, так как он стоит пятьсот динаров“. И огонь загорелся у него в сердце, и руки его запутались и не могли делать его работу. И Камар-аз-Заман стал с ним разговаривать, но ювелир был погружён в море размышлений, и всякий раз, как юноша говорил ему пятьдесят слов, он отвечал одно слово, и сердце его было в мучении, а тело его было в волнении, и ум его смутился, и он стал таким, как сказал поэт:

Не знаю я, что сказать, когда говорят со мной, —

Они говорят и видят – мысль моя далеко.

И в море я погружён раздумья бездонное,

Мужчины от женщины не в силах я отличить.

И Камар-аз-Заман увидел, что состояние ювелира переменилось, и сказал ему: «Ты, может быть, сейчас занят». И поднялся, и быстро отправился домой, и он увидел, что женщина стоит у входа в подземный ход и ждёт его. И, увидев его, она спросила: «Сделал ты так, как я тебе велела?» И Камар-аз-Заман сказал: «Да». – «Что он тебе говорил?» – спросила она. И Камар-аз-Заман ответил: «Он сказал, что за такую цену нож дешёв, потому что он стоит пятьсот динаров, но его состояние изменилось, и я ушёл от него и не знаю, что с ним было после этого». – «Дай нож, – сказала она, – тебе от него ничего не будет». И взяла нож, и положила его на место, и села.

Вот то, что было с ней. Что же касается ювелира, то после ухода от него Камар-аз-Замана в его сердце запылал огонь, и увеличилось его беспокойство, и он сказал про себя: «Непременно схожу и проверю, где нож, и обрежу со мнение уверенностью».

И он пошёл, и пришёл домой, и вошёл к своей жене, пыхтя, точно дракон, и жена его спросила: «Что с тобой, о господин мой?» – «Где мой нож?» – воскликнул ювелир. И жена его ответила: «В сундуке». А затем она стала бить себя рукой в грудь и сказала: «О моя забота! Может быть, ты с кем-нибудь поссорился и пришёл искать нож, чтобы ударить его им». – «Подай нож, покажи мне его!» – сказал ювелир. И жена его воскликнула: «Раньше поклянись мне, что ты никого им не ударишь!» И ювелир поклялся ей, и она открыла сундук и вынула нож, и её муж принялся его вертеть, говоря: «Поистине, это вещь удиви тельная!» И затем он сказал ей: «Возьми его и положи на место». И жена его молвила: «Расскажи мне, в чем причина этого». И ювелир сказал: «Я увидел у нашего друга нож такой же, как этот». И рассказал ей всю историю. А потом он сказал: «Но когда я увидел нож в сундуке, я обрезал сомнение уверенностью». – «Ты, может быть, по думал обо мне дурное и решил, что я – подруга этого левантинца и отдала ему нож?» – сказала она. И ювелир молвил: «Да, я усомнился в этом деле, но когда я увидел нож, сомнение ушло из моего сердца». – «О человек, – сказала его жена, – не осталось в тебе добра». И ювелир принялся извиняться перед ней и наконец умилостивил её, и потом он вышел и пошёл в свою лавку.

А на следующий день женщина дала Камар-аз-Заману часы своего мужа (а он сделал их своей рукой, и ни у кого не было им подобных) и сказала ему: «Пойди к нему в лавку, сядь подле него и скажи: „Того, кого я видел вчера, я видел и сегодня, и у него в руках были часы. И он сказал мне: „Не купишь ли эти часы?“ И я спросил: „Откуда у тебя эти часы?“ И он сказал: „Я был у моей подружки, и она мне их дала“. И я купил их за пятьдесят восемь динаров. Скажи мне, дёшевы они за эту цену или дороги“. И посмотри, что он тебе скажет. А когда ты уйдёшь от него, приходи скорей ко мне и отдай мне часы».

И Камар-аз-Заман пошёл к ювелиру и сделал так, как сказала ему женщина, и ювелир, увидев часы, сказал: «Они стоят семьсот динаров». И в него вошло подозрение.

А юноша оставил его и, придя к женщине, отдал ей часы, и вдруг её муж вошёл, пыхтя, и спросил: «Где мои часы?» – «Вот они здесь», – сказала она. И ювелир воскликнул: «Подай их сюда!» И когда женщина принесла ему часы, он вскричал: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого!» – «О человек, – сказала она, – ты не без новостей! Расскажи мне, какие у тебя новости». – «Что я скажу! – воскликнул ювелир. – Я не знаю, что думать в этих обстоятельствах!»

И затем он произнёс такие стихи:

«Всемилостивым клянусь, смущён я, сомнения нет,

Печали, не знаю, как меня окружили вдруг!

Я буду терпеть, пока узнает терпение,

Что вытерпеть горшее, чем мирра, я в силах был.

Ничто ведь не горько так, как мирра, но вытерпеть

Могу более жгучее, чем угли горячие.

А в том, что хочу я, власть не мне ведь принадлежит,

И тем, кто имеет власть, приказано мне терпеть».

«О женщина, – сказал он потом, – я видел у купца, нашего друга, сначала мой нож (а я узнал его потому, что его работа – изобретение моего ума, и подобного ему не найти), и он рассказал мне вещи, огорчающие сердце. И я пришёл сюда и увидел нож здесь. А второй раз я увидел у него часы, и работа их – тоже изобретение моего ума, и не найдётся подобных им в Басре. И наш друг опять рассказал мне вещи, огорчающие сердце, и я смутился в уме и не понимаю больше, что происходит». – «По твоим словам выходит, – сказала женщина, – что я – подруга этого купца и его милая и отдаю ему твои вещи, и ты допустил, что я тебя обманываю, и пришёл меня спросить.

И если бы ты не увидел ножа и часов у меня, ты бы уверился в моем обмане. Но только, о человек, раз ты предположил обо мне такие предположения, я не буду есть с тобой одну пищу и пить одну воду после этого, так как ты мне отвратителен отвращением запрещающим».

И ювелир принялся её уговаривать, и наконец умилостивил её, и вышел, и стал раскаиваться в том, что обратился к ним с такими словами, и потом он пошёл в лавку и сел там…»

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот семьдесят четвёртая ночь

Когда же настала девятьсот семьдесят четвёртая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что ювелир, выйдя от своей жены, стал раскаиваться в этих словах, и потом он ушёл в лавку и сидел в лавке с Камар-аз-Заманом, и его охватило сильное волнение и задумчивость, больше которой нет, и он и верил и не верил. А под вечер он пришёл домой один и не привёл с собой Камар-аз-Замана. Женщина спросила его: „Где купец?“ – „У себя“, – сказал он. И женщина молвила: „Разве остыла твоя дружба с ним?“ – „Клянусь Аллахом, – ответил ювелир, – он стал мне противен после тото, что из-за него случилось“. И жена его сказала ему: „Пойди приведи его ради меня“.

И ювелир поднялся, и пришёл в дом Камар-аз-Замана, и увидел свои вещи, разложенные там, и узнал их, и огонь загорелся в его сердце, и он начал вздыхать.

«Почему это ты, я вижу, задумчив?» – спросил его Камар-аз-Заман. И ювелир постыдился сказать ему: «Мои вещи у тебя, кто к тебе их принёс?» Он только сказал: «Меня охватило беспокойство, но пойдём ко мне домой, мы там развлечёмся». – «Оставь меня в моем доме, – сказал Камар-аз-Заман, – я не пойду к тебе».

И ювелир стал заклинать его и увёл его к себе, а потом они поужинали и бодрствовали весь вечер. И Камар-аз-Заман разговаривал с ювелиром, но тот был погружён в море дум, и когда юноша-купец говорил сто слов, ювелир отвечал ему одним словом. И невольница вошла к ним, по обычаю, с двумя чашками, и когда они выпили, купец заснул, а юноша не заснул, так как в его чашке не было примеси. И женщина вошла к Камар-аз-Заману и сказала ему: «Как ты находишь этого рогатого, который опьянел в своей простоте и не знает козней женщин. Я обязательно его обману, чтобы он со мной развёлся. Завтра я приму облик невольницы и пойду за тобой в лавку, и ты ему скажешь: „О мастер, я зашёл сегодня в хан торговцев пленными и увидел эту невольницу и купил её за тысячу динаров. Посмотри её для меня, дешёвая она за эту цену или дорогая“. И потом открой ему моё лицо и грудь и дай ему посмотреть на меня, а затем возьми меня и вернись со мной в твоё жилище, и я пройду домой через подземный ход и посмотрю, чем у нас с ним кончится дело».

И они провели ночь в радости, веселье и застольной беседе, и играли, веселились и наслаждались до утра. А после этого женщина ушла в своё помещение и прислала невольницу, и та разбудила своего господина и Камараз-Замана, и они поднялись, и, совершив утреннюю молитву, позавтракали, и выпили кофе, и ювелир пошёл к себе в лавку, а Камар-аз-Заман отправился домой.

И вдруг женщина вышла к нему из подземного хода в облике невольницы (а она раньше была невольницей), и Камар-аз-Заман отправился в лавку ювелира, а женщина пошла за ним, и он шёл, а она шла сзади, пока он не привёл её к лавке ювелира. И он пожелал её мужу мира, и сел, и сказал: «О мастер, я ходил сегодня в хан торговцев пленными, чтобы поглядеть, и увидел эту невольницу в руках посредника. Она мне понравилась, и я её купил за тысячу динаров. Я хочу, чтобы ты взглянул на неё и посмотрел, дешева она за эту цену или нет». И он открыл лицо женщины, и ювелир увидел, что это его жена (а она оделась в свои самые роскошные одежды и украсилась наилучшими украшениями, и насурьмила глаза, и выкрасила концы пальцев, так же, как украшалась перед ним в его доме), и узнал её наилучшим образом по лицу, одежде и украшениям, так как он делал их своей рукой. И он увидел на её пальце перстни, которые недавно сделал для Камар-аз-Замана. И для него стало со всех сторон ясно, что это его жена. «Как твоё имя, о невольница?» – спросил он. И она отвечала: «Халима». (А имя его жены было тоже Халима, и она назвала ему это самое имя.) И ювелир удивился этому и спросил Камар-аз-Замана: «За сколько ты её купил?» – «За тысячу динаров», – сказал Камар-аз-Заман. И ювелир молвил: «Ты получил её даром, так как тысяча динаров это меньше, чем стоимость её перстней, и её одежда и украшения достались тебе даром». – «Да обрадует тебя Аллах благом, – сказал Камараз-Заман. – Раз она тебе понравилась, я отведу её к себе домой». – «Делай как хочешь», – сказал ювелир. И Камар-аз-Заман взял её и пошёл домой, и она прошла через подземный ход и села в своём доме.

Вот что было с ней. Что же касается ювелира, то в его сердце загорелся огонь, и он сказал про себя: «Пойду посмотрю, где моя жена. Если она дома, значит, эта невольница на неё похожа (славен тот, на кого нет похожего!), а если моей жены нет дома, значит, это она, без сомнения».

И он вышел и бежал, пока не вошёл в дом, и увидел, что его жена сидит в той самой одежде и украшениях, в которых он её видел в лавке, и тогда он ударил рукой об руку и воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха высокого, великого!»

«О человек, – сказала его жена, – случилась с тобой бесноватость или что с тобой такое? Не таковы твои привычки! С тобой обязательно должно быть какое-нибудь дело». – «Если ты хочешь, чтобы я тебе рассказал, – ответил ювелир, – то не огорчайся». – «Говори», – сказала женщина. И ювелир молвил: «Торговец, наш друг, купил невольницу, стан которой подобен твоему стану, и её рост такой же, как твой рост, и имя её такое же, как твоё имя, и одежда такая же, как твоя одежда. Она похожа на тебя во всех своих качествах, и на пальцах у неё перстни, подобные твоим перстням, и её украшения такие же, как твои украшения. Когда он показал мне её, я подумал, что это ты, и теперь я в смущении. О, если бы мы не видели этого купца и не дружили с ним, и он бы не приходил из своей страны, и мы бы его не знали! Он замутил мою жизнь после ясности и стал причиной суровости после верности и ввёл сомнение в моё сердце». – «Посмотри мне в лицо, – сказала его жена. – Может быть, это я была с ним, и купец – мой друг, и я переоделась в одежду невольницы и сговорилась с ним, что он покажет меня тебе, чтобы обмануть тебя?» – «Что это за слова? – сказал ювелир. – Я не думаю, что ты можешь делать такие вещи!»