Мальчишки слушали затаив дыхание. Сердца их учащенно бились. Грудь распирало от нахлынувших чувств.
   Как поняли ребята, взять власть дело не шуточное. Для этого надо крепко организоваться. До Андрейки это сразу дошло. Буржуйские-то сынки по примеру своих папаш уже организовались. Бывало, кадетик Котик и гимназистик Вячик по Замоскворечью сиротами крались, заискивали, в друзья напрашивались, а теперь, с тех пор как вступили в организацию бойскаутов, первыми драку затевают. Одного заденешь - перекликнутся, пересвистнутся, со всех сторон ему на помощь бегут. На всех буржуйская форма - зеленый костюмчик, гетры, на голове зеленая шляпа, на рукаве нашивка. Словом, бойскауты.
   "Бой" - слово ясное: драться здорово умеют. А вот "скаут" - слово тайное, сами буржуйчики его знают, но другим не говорят. Как-то ребята допытывались у Вячика, что "скаут" значит.
   - Это слово английское. Вам-то его зачем знать? - ответил Вячик.
   - А затем, чтобы так же одеться.
   - Ишь чего захотели? С суконным рылом в калашный ряд!..
   - Дядя Уралыч, - сказал Андрейка как-то кузнецу, - как бы нам своих ребят организовать. Мы при вас будем... Во всем помогать станем.
   - Какая от вас помощь? Свистуны! - усмехнулся Уралов.
   - Не веришь? А хочешь, свистуны ни одному чужому оратору вякнуть не дадут. - И Арбуз как свистнет, заложив два пальца в рот. Уж что-что, свистеть замоскворецкие ребята умели.
   Этим дело не кончилось. Андрейка подобрал себе самых отчаянных свистунов и с ними - по митингам. Как только какой-нибудь эсер, меньшевик, кадет, анархист начинал ругать большевиков, поносить Ленина, Арбуз давал сигнал и мальчишки начинали такой свист, что оратор затыкал уши.
   Вскоре о Замоскворечье пошла слава - сюда ораторам, враждебным большевикам, лучше не соваться.
   Однажды Андрейка здорово оконфузился.
   Выступал на митинге человек в пенсне, при галстуке, не призывал, а разъяснял: что такое капитализм, империализм; кому выгодна война; почему все буржуазные правительства подписывают тайные от народа договоры.
   И вдруг какой-то матрос в распахнутом бушлате, в полосатой тельняшке крикнул:
   - Хватит! За что боролись? За что кровь проливали?
   "Если матрос против, значит, оратор чужой", - решил Андрейка и, заложив два пальца в рот, свистнул.
   Но тут же его схватили за шиворот сильные рабочие руки.
   - Ты что вздумал? Кто тебя подослал наших ораторов освистывать? За сколько куплен?
   Худо бы пришлось Андрейке, да кто-то из замоскворецких узнал его.
   - Да это же наш парень! Арбуз!
   - Это сынок кузнечного цеха! - подтвердила подошедшая Люся. - Такой активист - и вот, извольте...
   - Активист на свист!
   - Ладно! Надрать ему уши и отпустить.
   - Извинения придется просить перед товарищем. Это представитель Московского комитета большевиков.
   ВЕСЕННИЕ РАДОСТИ
   Весну в Замоскворечье приносили ласточки. Утро возвещали петухи. А теперь к петухам присоединились мальчишки - продавцы газет.
   - "Утро России"! "Русское слово"! "Московские известия"! "Правда"! будили людей звонкие мальчишечьи голоса.
   Мчались мальчишки, словно крыльями, размахивая газетами. И все просыпались, спешили на улицы. Теперь все люди новостями жили. Что там в газетах о войне и мире? Куда движется революция?
   - Большевики - пособники Вильгельма! Разлагают армию! Предают свободу! - кричала Стенька Разин.
   - Ты чего такое орешь? - остановил Андрейка Стешу.
   - Ой, Арбуз! Так в газете написано. Вот читай "Русское слово".
   - Это слово врать здорово!
   А мимо уже Зиновей-чумазей бежит и еще громче кричит:
   - Агент Вильгельма, провезенный в запломбированном вагоне в Петроград, занял дворец Кшесинской!
   - Это еще про кого? - спросил Андрейка.
   - Про Ленина. Газета "Копейка".
   - А ты так кричи: "Вот газета "Копейка", врет, как индейка! Гадит на лету! Печатает клевету!" - научил Андрейка товарища.
   - Да так и в "Биржевых ведомостях" написано! Вот смотри "Биржевку", показывает Дарвалдай.
   - Газета "Биржевка" - буржуйская плутовка. Сама Россию продает, а на Ленина врет! - опять на ходу сочиняет присказку Андрей.
   - А в какой же правда, Арбуз?
   - В "Правде" и правда!
   - Арбуз, а в этой вот есть правда?
   - Конечно, чудак! "Социал-демократ" - рабочим друг и брат. Ее московские большевики издают.
   - А откуда ты знаешь, Арбуз?
   - А я теперь все знаю! Я в Союз рабочей молодежи вступил.
   - Ух ты! Как же в этот союз попасть? Я бы тоже хотела, - попросилась Стеша.
   - Не доросла. В союз с четырнадцати лет берут.
   - А ты как попал? Тебе до четырнадцати не хватает.
   - Арбузом подкатился! - усмехнулся Андрейка.
   И рассказал Стеше:
   - По заводу объявили об организации Союза молодежи. Началась запись. Заводские ребята как в очередь за хлебом стали, не пробьешься. Ну я маленький, верткий, под ноги, под ноги и пошел, покатился и вынырнул из-под стола прямо перед Баклановым, который список составлял. "Пиши меня первого!" - сказал ему.
   "Это почему тебе такая честь?" - спрашивает.
   "Потому что для моего воспитания наш Союз организуется. Люся сказала, мой революционный энтузиазм надо помножить на политическую сознательность!"
   "У нас много таких, в которых надо политическую сознательность поднять".
   "Я и по алфавиту подхожу в первые - зовусь Арбуз!" Ну Бакланову крыть нечем. Занес меня в список и про годы забыл спросить.
   - Ловкач! - позавидовала Стеша.
   Ловкий Андрейка опустил, конечно, некоторые подробности происшествия на митинге, когда он чуть со стыда не сгорел из-за политической необразованности, освистав представителя большевиков.
   - Значит, ты теперь не сам по себе, - уважительно сказала Стеша.
   Арбуз не только в глазах Стеши вырос, но и в своих собственных тоже. Шутка ли! Ему поручили выступить от Союза на митинге молодежи на Воробьевых горах, где он должен был прочесть наизусть рассказ Чехова про письмо Ваньки на деревню дедушке.
   Бабушка готовила его к этому, как к святому празднику. Пиджачишко залатала и вычистила, штаны выгладила. А ботинки он сам высветил ваксой.
   И вот настал весенний праздник - 1 Мая. Первый раз по новому стилю, на тринадцать дней раньше старого календаря. Листва еще не распустилась, и деревья были прозрачными, как кружево. Сквозь их узоры вся Москва внизу была видна.
   На дощатой трибуне молодой парень, встряхивая золотистым чубом, читал:
   - "Над седой равниной моря ветер тучи собирает. Между тучами и морем гордо реет Буревестник, черной молнии подобный..."
   Когда на месте этого великолепного чтеца появился маленький невзрачный мальчишка, всем подумалось, что выскочил он на трибуну просто из озорства. И как же все удивились, когда его представили:
   - Андрей Павлов прочтет рассказ Чехова.
   Удивить - победить! С мальчишеской отчаянностью Андрейка начал шпарить Чехова наизусть с закрытыми глазами. Так было спокойнее, как будто един в лесу кричишь. Иногда он делал паузу, прислушиваясь, как токующий тетерев, и, уловив подбадривание, продолжал читать дальше.
   Наконец он окончил чтение, но продолжал стоять на трибуне, не открывая глаз.
   Раздался веселый, дружный смех и крики:
   - Браво!
   - Арбуз, ура-а!
   Андрей открыл глаза и уткнулся в зеленую стенку: плотный строй скаутов в парадной форме... "Зачем они тут? Откуда взялись?"
   - Слушай, Люся, - шепнул он своей наставнице. - Гляди, скауты стоят. Чего они глазеют? Зачем на наш праздник пришли эти буржуйчики?
   - Пусть послушают нас, - улыбнулась Люся. - Люди они молодые, должны быть восприимчивы к добру... Я скажу кое-что для них.
   И вот Люся одна на трибуне. Тоненькая, в белой кофточке с высоким воротничком, в синем скромном костюме, с гладко причесанной темной головкой. Она словно синекрылая, белогрудая ласточка, которые всегда реют над золотыми куполами московских церквей.
   Доброжелательно, с улыбкой оглядела Люся собравшихся.
   - Весна пришла! С весной вас, юные товарищи! У нас все впереди. И жаркое лето, и плодотворная осень. Но пусть не будет у нас злой седой зимы. Революционеры живут и умирают молодыми! И в этом счастье!
   На том месте, где два русских юноши - Герцен и Огарев - поклялись отдать свои жизни за свободу народа и стали первыми русскими революционерами, мы клянемся продолжить и завершить их благородное дело.
   Свобода завоевана! Как хорошо дышится ее вольным воздухом. Ни стражники, ни жандармы, ни казаки не грозят нам. Мы собрались открыто, свободно, на виду всей Москвы. Мы освободились от гнетущего ига царизма! Но борьба за свободу трудового народа от гнета капитала еще впереди!
   Полная свобода для нас наступит тогда, когда мы откроем молодым рабочим двери университетов, институтов, библиотек. Пусть черпают из всех кладезей знаний. Мы раскрепостим все способности и таланты рабочего класса. Мы уничтожим эксплуататоров. И мир удивится чуду, которое произойдет с Россией... Вы увидите это. Вы юные. Мы зовем вас в наши ряды! Приходите, помогайте, не опаздывайте. Весна не ждет. И помните. Кто не с нами, тот против нас!
   Люся призвала всех присутствующих юношей и девушек дать клятву верности делу рабочего класса и, трижды повторив вместе со всеми: "Клянемся! Клянемся! Клянемся!" - спрыгнула с трибуны.
   Алеша Столяров, сопровождающий Люсю всегда и всюду, ловко подхватил ее.
   - Арбузик ты мой дорогой! Хочешь запомнить этот день навсегда? Чтобы потом своим детям говорить: "Это было в тот день, когда я увидел Ленина" Вот он. Смотри! - Люся выхватила из кармана Алешиного френча фотографию и протянула ее Андрейке.
   Тот взглянул и вздрогнул - Ленин был удивительно похож на его отца. Скуластый, широкоплечий, с небольшой бородкой. Крепкий человек! Только глаза у Ленина не отцовы. И в углах губ таилась улыбка, как от хорошего предчувствия.
   Алеша взял из рук Андрейки фотографию, спрятал в карман френча, укоризненно взглянул на Люсю и сказал:
   - Нас же просили...
   - Андрей свой! - ответила Люся. - Нас просили не размножать... Ну а показать своему можно.
   КЛЕЙ, КЛЕЙ, НА ГОЛОВУ ЛЕЙ!
   Вскоре Андрейке оказали большое доверие - поручили расклеивать предвыборные плакаты.
   Плакаты эти были драгоценны. Нелегко было на них бумагу раздобыть. Нелегко было, чтобы их печатать, типографию найти. Хорошо, что сочувствующие большевикам типографщики бесплатно в ночное время их оттиснули. Невелики плакаты, и бумага серая, но все же не от руки каракулями писаны, а четкими буквами все фамилии кандидатов набраны.
   Андрейка, захватив пачку плакатов, ведерко с клейстером и кисть, идет по улицам, выбирая места повидней, чтобы большевистский список кандидатов No 5 не затерялся среди театральных и цирковых афиш и разных объявлений.
   Вышел Андрейка к Крымскому мосту, а навстречу ему Стеша, тоже с ведерком, кистью и рулоном плакатов.
   Окунает Стеша кисть в ведерко, размашисто крестит забор и ловко накатывает плакат. С большого нарядного плаката на Андрея пронзительно смотрит упитанный, краснощекий господин, самодовольно улыбаясь. А под ним подпись: "Голосуйте за список No 1. Мы обеспечим всем работу и достаток".
   - Это плакат кадетский! Что ты делаешь, Стенька Разин?
   - Деньги зарабатываю. Нанялась - продалась.
   - Богачам продалась?! Не дам марать Замоскворечье буржуйскими мордами! - закричал Андрейка и давай сдирать плакат.
   - Не смей! - оттолкнула его Стеша. - Не я одна, все наши ребята: Дарвалдай, Стасик, Чумазей - подрядились в Замоскворечье эти плакаты клеить!
   - Все вы изменники! Бить вас надо! - взвился Андрейка.
   Откуда ни возьмись - Гриша Чайник.
   - Что за шум? Почему драка?
   - Арбуз не дает предвыборные плакаты клеить. Один уже сорвал, пожаловалась Стеша.
   Длинные руки Гриши крепко сцапали Андрейку.
   - Свободу выборов никому нарушать не позволено. Ты, девочка, клей свои плакаты где хочешь. А ты клей свои. И впредь друг дружке не мешайте!
   Не по душе было такое решение Андрейке, и он обрушил гнев свой на Гришу.
   Чайник, Чайник!
   Буржуйский печальник.
   Богатеев бережет,
   Их богатства стережет:
   Дома, сады, лавочки,
   Как жук на булавочке!
   задразнился Андрейка.
   Гриша уже слыхал эту дразнилку, сочиненную ребятами.
   - Я жалованье получаю от правительства как народный милиционер. Ни лазить по садам, ни забираться в дома, ни грабить лавки никому не позволю. И рвать плакаты тоже. Ни кадетские, ни эсеровские, ни меньшевистские, ни большевистские. Агитируйте-ка каждый за своих. Свободно. Но без охальства!
   - А разве это не охальство печатать целую картину, когда у рабочих ни денег на печать, ни хорошей бумаги?! Да наши большевистские плакаты за буржуйскими картинами никто не заметит!
   - Да-а, ваши серенькие. Как галочки перед этими павлинами, сочувственно сказала Стеша.
   - Ишь ты! На меловой бумаге, в три краски, - залюбовался Гриша плакатом, наклеенным на забор Стешей. - Вальяжный господин. Сразу видно, из сытого класса. Неужели вам, ребята, не противно такими буржуйскими мордами наши рабочие замоскворецкие улицы украшать? - спросил он, помолчав.
   - Противно...
   - Мы бы этих буржуев мордами об забор. Да ведь подрядились.
   - Деньги взяли.
   - А вы не договаривались, как их клеить? - спросил Гриша. - Так или эдак?
   - Ой, ребята, а ведь можно и так! - Стеша решительно мазнула нахального буржуя клеем по губам, по бровям, по морде и к забору его пригладила.
   - Так нехорошо, - сказал Гриша. - Кто же белыми простынями улицы украшает? Получается насмешка над выборами. Пустоту надо заполнить. - Он взял большевистский листок и притиснул поверх белой простыни. Серый листок заиграл на белом фоне сизым голубем на снежном облаке.
   - Значит, так можно, Гриша? - спросила Стеша.
   - Валяйте! - кивнул Чайник.
   Ребята принялись клеить всей артелью. Одни крестили кистями с клеем толстощеких плакатных буржуев, другие пришлепывали их к заборам и тумбам.
   Андрейка едва поспевал наклеивать поверх кадетских плакатов свой заветный список No 5. Работа шла весело, дружно.
   Когда дело подходило к концу, в Замоскворечье явился артельщик, нанявший ребят, проверить, хорошо ли они работали. Он получил с кадетской партии немалый куш за расклейку их роскошных плакатов. Ребята вовремя заметили его искаженное яростью лицо и нырнули в подворотни и проходные дворы.
   Один Андрейка остался на месте, приглаживая ласковой рукой очередной серенький плакатик на гладкую белую кадетскую бумагу.
   Артельщик наскочил на него, как ястреб на зазевавшегося воробья, цапнул за шиворот, выхватил ведерко с клеем. И, не вымолвив худого слова, нахлобучил ведерко на голову Андрейки.
   Кому не приходилось принимать клеевой душ, тот и вообразить не сможет, каково было Андрейке.
   Но и скаутам в эти дни досталось. Они явились в Замоскворечье сдирать список No 5, затмивший красочные плакаты кадетов, но союзные ребята были настороже. Нескольких изловили, в том числе и Вячика. Привели в участок и спросили, что же с этими хулиганами делать?
   - Мальчишки! Что с них возьмешь, - сказал Гриша Чайник. - Снять штаны и отпустить.
   Ребята приняли его шутку всерьез. Вячик и его приятель чесали по Замоскворечью без штанов. И если Вячик после этого дня, встречая Андрейку, насмешливо напевал:
   Привет Арбузу, клееному пузу!
   Клей, клей, на голову лей!
   Андрейке было чем ответить:
   Вячик-мячик без штанов по улицам скачет!
   Что касается выборов в Думу, то в Замоскворечье за кадетов мало кто голосовал. В Замоскворечье победил большевистский список No 5.
   НАШИХ БЬЮТ!
   Проснувшись, Андрей потянул носом воздух: из кухни призывно доносился запах отварной картошки.
   - Бабушка, это молодая так вкусно пахнет? - крикнул он.
   - Молодая, молодая! Отец хорошо в деревню съездил. На зажигалки целый мешок наменял! Спит теперь, отсыпается. Наругался на весь свет, что ему, кузнецу, торгашом пришлось походить.
   Вся светясь от радости, что может наконец сытно накормить внука, бабушка отвалила Андрейке целую миску картошки, крупной, искрящейся в разломах сахаром. Голодный Андрейка ел ее, давясь и обжигаясь, и не успел почувствовать всю ее сладость, как с улицы донеслось:
   - На Пятницкой дерутся!
   Андрейка скатился с лестницы, словно ему пинка дали.
   - Айда на Пятницкую! Может, там наших бьют! - крикнули ему мальчишки.
   На Пятницкой хорошо одетые люди тростями и зонтами охаживали солдата.
   - Дезертир! Смутьян! Немцам Россию продал! - кричали они при этом.
   Вначале никто из прохожих за солдата не заступался. Но когда один из господ, взмахнув тростью, крикнул:
   - Бей его, большевика! - из глазеющей толпы вышли рабочие и вступились за солдата.
   Тут и мальчишки подоспели и... узнали в солдате Сашу Киреева.
   - За что тебя так?
   - Что случилось, Саша?
   - И сам не пойму, - ответил Киреев. - А ну-ка послушаем, что газетчики кричат.
   Через мост мчались продавцы газет, разглашая:
   - Неудавшийся большевистский переворот в Петрограде!
   - Беспорядки подавлены! Ленин бежал!
   - Ленин - германский шпион!
   - Ленин уплыл к Вильгельму на подводной лодке!
   - Слышали? Очередная клевета буржуев про Ленина! - сказал Саша.
   Купцы, чиновники, лавочники, офицеры, юнкера, гимназисты, нарядные дамы и барышни высыпали на улицы, словно в праздник, заполнили тротуары. Они придирались к рабочим, солдатам, не желавшим уступать им дорогу. В центре города, на Тверской, на Петровке, плохо одетый не показывайся. Забьют тростями, зонтиками как большевика или сочувствующего.
   Союзные ребята, одевшись почище, пошли в центр спасать своих из лап расходившихся буржуев. И Андрейка пошел, но какое там! Гимназисты устроили целую облаву на рабочих подростков. И те, изрядно потрепанные, вернулись в свое родное Замоскворечье.
   К ночи поуспокоилась буржуазная Москва. Купцы, чиновники, торговцы, фабриканты, их чада и домочадцы в офицерских, кадетских, гимназических шинелях разошлись по домам, утолив свою ненависть кулаками и тросточками. А рабочая Москва забурлила, не хотела смириться перед буржуйской.
   "Послать приветствие товарищу Ленину!"
   "Не выдавать вождя революции на офицерскую расправу!"
   "Выйти на демонстрацию в защиту большевиков!" - требовали на митингах рабочие.
   Тех, кто призывал к осторожности, предлагая повременить, стаскивали с трибун. Во всех цехах завода Михельсона вынесли решение идти на демонстрацию.
   К михельсоновцам пришли делегаты от 55-го полка. Солдаты решили поддержать рабочих и выйти всем полком на демонстрацию с оружием.
   Со всех заводов и фабрик в Московский комитет большевиков поступали боевые резолюции. И решение о проведении демонстрации было принято.
   ...Демонстрация рабочих и солдат в защиту большевиков была такой грозной и многочисленной, что московские власти не посмели ей препятствовать. Большевистские лозунги были пронесены по Москве под вой "чистой публики".
   - А все-таки мы сильнее буржуев! - ликовал Андрейка, помогая свертывать вернувшимся на завод демонстрантам плакаты: "Долой войну!", "За мир и хлеб!", "Долой министров-капиталистов!", "Вся власть Советам!". Пригодятся! - говорил он по-хозяйски.
   - Пригодятся, - согласился Уралов. - Мы своих лозунгов не меняем.
   Тихо было и на заводе. Ни митингов, ни собраний. Затишье было томительное, как перед грозой...
   - А где же все-таки Ленин, дядя Андрей? - спросил однажды Андрейка Уралова.
   - Где был, там его нет. Где ищут - не найдут.
   - Это хорошо. А что же мы будем делать без Ленина?
   - Вооружаться! Мирное развитие революции кончилось. Буржуи объявили нам войну. Оружием будем решать, кто кого.
   - Правильно, дядя Андрей!
   - Это не я так говорю. Это Ленин.
   - Ленин? Как же так? Для буржуев его нет, а с рабочими он разговаривает?
   - А вот так! - хитро подмигнул Уралов.
   "Наверное, в Москве где-нибудь скрывается, - подумал Андрейка. Живет себе среди рабочих. Сам похож на рабочего - поди узнай его. Правильно, что Люся с Алешей никому портрет Ленина не показывали. Ленин похож на моего папаню. А таких слесарей, токарей, кузнецов в Москве много. Среди них никаким сыщикам Ленина не отыскать!"
   Что Ленин скрывается в Москве, так думал не один Андрейка. Сиделец Васька Сизов был в этом уверен.
   - Эх, кабы не мои ноженьки-безноженьки, я бы Ленина враз отыскал и назначенный за него куш вот ей-богу бы взял! - говорил он, отпуская семечки для торговли в розницу солдатам, инвалидам, старикам и старушкам. - Мои были бы сто тысяч! Опять же насчет личности заминка. Всех деятелей в лицо знаю - Гучкова, Милюкова, Родзянко, Рузского, Корнилова, Брусилова, а портретов Ленина ни в одной газете не видал, - сокрушался Васька.
   АРБУЗ ПОДКАТИЛСЯ, ДА НЕ ПРИГОДИЛСЯ...
   На заводе Михельсона объявили запись в Красную гвардию. Она создавалась для защиты завоеваний революции.
   Союз молодежи вступил в рабочую гвардию целиком. Андрейка, конечно, такое событие не прозевал. Раньше всех явился на первое построение отряда во дворе завода и занял самое видное место. Стоит красуется первым, а от него тянется шеренга красногвардейцев, если считать слева направо. Заводские подростки, не принятые в союз по малолетству, смотрят на Андрейку с завистью. Старые рабочие пошучивают: "Мал золотник, да дорог".
   Инструкторы по обучению военному делу все свои - знакомые. Главный инструктор Кржеминский суров, подтянут, недаром ему дали прозвище "пан". А для Андрейки он Стасиков дядя, почти родня. Не раз в столовке "пан" его вместе со своим племянником чаем с булками угощал и даже пирожками: "Кушайте, дети, подкрепляйтесь!"
   И вот этот свой человек все дело испортил. Увидев Андрейку, нахмурился, спросил:
   - Почему дети в строю?
   - Это не дети, - ответил Уралов. - Это из Союза юных пролетариев "Третий Интернационал".
   - Сколько тебе лет? Четырнадцать? А в Красную гвардию принимают с шестнадцати... Сожалею. Но, увы, милый мальчик, выйди из строя. Подрастешь, примем!
   Подчинившись команде, Андрейка очутился в рядах глазеющих на строй мальчишек.
   - Арбуз-карапуз! Арбуз-карапуз! Ловко подкатился, да не пригодился! задразнили завистники.
   Стыдно Андрейке было людям в глаза смотреть. Единственно, с кем поделился он своей обидой, это с Филькой. У того тоже горе: уволили с должности грума барышни Сакс-Воротынские. Коней своих из Москвы в деревню отправили на подножный корм, ну а Фильку вон. И теперь он приставлен к тетке. И отец приказал всячески старушку ублажать. Может, при жизни еще наградит. И Филька ублажает: ловит для нее голавлей в Москве-реке. Она их любит, жареных. Крупные голавли попадаются тому, кто на донную закидывает. А у него свинцовых грузил не было. Хорошо, Андрейка подсказал, где взять.
   На железнодорожных путях сортировочной станции много свинцовых пломб валяется, которыми вагоны запечатывают. Но оказалось, все пломбы другими рыболовами подобраны. И тогда Андрейка с Филькой решили сорвать пломбы, висящие на дверях вагонов. Андрейка подставлял плечи, Филька залезал на них, больно царапая рваными подошвами, и ловко срезал пломбу. Увлеченные этим занятием, ребята прозевали подходящую охрану.
   - Стой, мошенники! Лови! Держи! - закричала охрана.
   Филька сорвался с плеч и исчез с ловкостью шкодливого кота, а Андрейку сгреб сердитый бородатый солдат.
   - Кто тебя подослал секретные грузы проверять? Вот сейчас доставим к начальству, он вызнает, кто к нам подбирается! - говорил солдат, крепко держа Андрейку за шиворот.
   Второй солдат оттянул дверь, чтобы посмотреть, цело ли имущество, и довольно крякнул, когда убедился, что имущество цело: в вагоне лежали винтовки. Успокоился солдат, державший Андрейку. Андрейка вырвался и был таков. Со всего разбегу сиганул в груды каменного угля, наваленного по откосу. И съехал вниз, подняв черное облако, чем очень насмешил солдат.
   - Это рыбачки! - сказал один солдат другому. - Пломбочки для грузильцев промышляют... Детство! - И для успокоения стал закручивать самокрутку.
   Груз они охраняли весьма важный - оружие варшавского жандармского корпуса, эвакуированное из Польши. Покурив, охрана приделала на место пломбы, долго слюнявя и свивая порезанные веревочки, чтобы начальство не придралось.
   Фильке Андрейка ничего не сказал о своем открытии. Поделился Андрейка своей тайной только с Ураловым. Правда, вначале спросил: "Если я со своей винтовкой... примут меня в красногвардейцы?"
   - Со своей винтовкой и малец - удалец, - сказал Уралов, очень огорчившийся, что отряду красногвардейцев приходится за нехваткой настоящих заниматься с деревянными ружьями.
   Андрейка принялся убеждать Уралова, что взять оружие легче легкого. Охрана - старые солдаты, лопухи бородатые... Напасть, связать и...
   - Так, так, так! - покручивая усы, поддакивал ему Уралов. - В вагонах полно оружия, охраняется плохо... Значит, можно его украсть?
   - Чур, вместе! Одну винтовку мне, остальные вам. Идет?
   - А знаешь ли ты, - вдруг строго спросил Уралов, - что за кражу оружия в военное время полагается расстрел? Ты подо что же это нас подводишь? Ты эти мысли выкинь из головы! Я не слышал, ты не говорил. Понял? - И повернулся к Андрейке спиной.
   Андрейка был обескуражен.
   В особенности он подосадовал и огорчился, когда по Замоскворечью прошел слух, что на Сортировочной кто-то похитил из вагонов много оружия.
   Вот так штука! Он только облизнулся на винтовочки, а кто-то их заполучил. Может быть, гимназисты? Кадеты? Скауты? Эта контра, которая против рабочих?.. Вот если бы михельсоновцы добыли оружие, а не кадеты, обязательно выделили бы ему одну за его открытие. Но... что с возу упало, то пропало.
   КЛЮЧ ОТ РАЯ
   Мечта Андрейки стать полноправным бойцом заводского отряда Красной гвардии, явившись со своей винтовкой, погасла. На базаре винтовку не купишь. Кое-что можно приобрести на толкучках у Сухаревой башни, на Сенной площади, на Болоте. Бегущие с фронта солдаты, отпускные и самовольные, меняли из-под полы разную военную амуницию на соль, на сахар, на зажигалки. Можно было добыть офицерские сапоги, солдатскую шинель, тесак, саперную лопатку, но оружие трудно.