Так они обезоружили нескольких охранников, и ни один не подумал сопротивляться.
   Берданки были громадные, тяжелые, времен турецкой войны. Можно было бы и еще добыть, но, взглянув на Андрейку, Гриша сказал:
   - "Пистолету" нужен пистолет, а не такая бандура. Пошли, ребята! Подкатимся к одному моему знакомому, выпросим для Арбуза игрушку!
   Гриша направился к своему дому, где он жил в полуподвале, а над ним занимал квартиру комиссар Временного правительства, уполномоченный Керенского по Замоскворечью.
   Оставив ребят во дворе, Гриша легко открыл дверь отмычкой. Комиссар что-то писал, сидя за столом.
   - Что за шутки?! - вскричал уполномоченный, шаря в столе оружие.
   - Провалился за бумажки, - помог ему Гриша, извлекая револьвер. Шутки были - шутки кончились.
   - Вы с ума сошли?! Мне с минуты на минуту может позвонить сам Александр Федорович Керенский!
   - Спите спокойно, не позвонит. В бегах Александр Федорович. И боже вас избавь выходить из дому. Сидите смирно.
   - Так это арест? По чьему полномочию?
   - Никаких арестов. В Замоскворечье все тихо... Бери, Арбуз, играйся. Взрослым такие штучки ни к чему. - И Чайник, передав Андрейке браунинг, церемонно откланялся.
   - Господи, неужели этот страшный большевик - наш любезный Гриша, который нас охранял, опекал, - прошептала супруга уполномоченного.
   - Большевисткий оборотень! Как я раньше не догадался? - стукнул себя по лбу ее супруг и бросился к окну.
   С улицы донесся мерный топот множества шагов. Под покровом ночи куда-то маршировала воинская часть. По четкости шага, по плотности строя, по выправке уполномоченный определил: идут юнкера - оплот и надежда Временного правительства.
   - Значит, действительно началось то, к чему так долго готовились. Юнкера идут навести порядок.
   - Сюда! Ко мне! На помощь! - закричал уполномоченный Временного правительства.
   Но строй проследовал мимо, и никто не обратил внимания на его крик.
   - О боже! - заломил руки уполномоченный. - Такое решающее мгновение, а я в таком нелепом положении. Этого история мне не простит!
   ...Притаившись в подъезде, ребята смотрели на ровные ряды, на четкий шаг, на блеск штыков. Юнкера шли в полном молчании. За каждой ротой везли пулеметы и патроны.
   - Юнкера на войну тронулись, - прошептал Арбуз.
   - На войну с нами, - проводив их взглядом, сказал Гриша. - Запомните, ребята, эту ночь, этот час...
   Ч а с т ь т р е т ь я
   ______________________________
   ЧАС НАСТАЛ
   - Наш час настал! - сказал Руднев, войдя в кабинет Рябцева. - Вот телеграмма Керенского, возлагающая на меня бремя власти.
   - Час настал несколько раньше, чем мы предполагали. Большевики взяли власть в Петрограде, - встал навстречу городскому голове полковник.
   - На зачинщиков бог! - обидчиво воскликнул Руднев.
   - Бог-то бог, да Александр Федорович плох. Где он? Что с ним? Что за телеграмма?
   - Несколько странная. Он дал ее, покидая Зимний дворец, не указав, куда поехал...
   - Ах, Питер, Питер! Лучше бы он достался Вильгельму, чем Ленину. Столица революции в руках большевиков! - посетовал Руднев.
   - Сделаем столицей Москву. Кто владеет белокаменной, владеет Россией. В Москве у меня много верных штыков: юнкера, казаки, унтер-офицерские училища, школа прапорщиков. У большевиков здесь ни балтийских матросов, ни пушек Авроры и, главное, нет Ленина. Так с богом? Могу привести свои штыки в действие, с вашего разрешения. - Рябцев церемонно поклонился, щелкнув каблуками.
   - М-да... Волею обстоятельств я сейчас законный представитель незаконно свергнутого правительства. От меня должна исходить инициатива. Нам обещана поддержка: с фронта на Москву будут двинуты верные Временному правительству войска. Так что, не сбрасывая этого обстоятельства со счетов, я полагаю создать Комитет общественной безопасности и от его имени выступить против большевиков. А затем, когда они будут подавлены...
   - Боитесь? И хочется и колется! - зло бросил полковник.
   - Не за себя боюсь. За Россию. Может пролиться много крови.
   - Без крови и дети не рождаются! - усмехнулся Рябцев. - А новые правительства подавно.
   - Так вот, законные основания могут быть таковы, - потупившись, сказал городской голова. - В Москве как раз собрался Вселенский собор для выбора патриарха, и... по историческим аналогиям русское духовенство может пригласить нас с вами для усмирения всероссийской смуты.
   - Что ж, можно и так! Вас в качестве Минина, меня как князя Пожарского.
   - Было бы эффектно, если бы голос духовенства прозвучал из стен древнего Кремля, - просительно сказал Руднев.
   - Вам нужен Кремль? Хорошо, я подарю вам его! - полковник широким жестом указал на зубчатые стены и башни, виднеющиеся в окне.
   - Но в Кремле большевистский гарнизон...
   - Это не ваша забота!
   - И потом надо покончить с двоевластием...
   - Захватить Московский Совет?
   - Да. Если б можно, и... ликвидировать Московский комитет большевиков.
   - Я уже приступил к этой операции. Все руководящие большевики собрались в здании Московского Совета, чтобы выслушать председателя оного Ногина, только что прибывшего из Петрограда от самого Ленина. Вот я их... - И полковник сделал жест рукой, не вызывающий сомнений.
   - Это было бы отлично! Всех разом... обезвредить. Но, проезжая мимо, я не заметил никаких признаков осуществления ваших намерений.
   - А вы знаете, как хорьки душат кур? Тихо, бесшумно, беззвучно. Так аккуратно, чтобы ни единый крик петуха не пробудил хозяев.
   Руднева несколько покоробило это странное сравнение, и он настороженно взглянул на полковника. А тот продолжал:
   - Мои юнкера под командованием опытных офицеров тихо подкрадываются сейчас к большевистскому курятнику.
   - Военная операция - это ваше дело, - засуетился Руднев. - Не вмешиваюсь! Поспешу в думу, чтобы организовать общественное негодование против большевиков, ну и все, что нужно по гражданской линии. - И с тем городской голова удалился.
   Полковник поспешил к телефону проверить ход операции и отдать необходимые приказы.
   И вдруг адъютант доложил, что с ним хотят говорить председатель Исполкома Моссовета Ногин и назначенный комиссаром Кремля Ярославский.
   Рябцев обрадовался. Эти люди, рассуждал он, считали его вполне лояльным. Пожимали его руку, когда он, не поддержав мятежа Корнилова, послал против него полки Московского гарнизона. Но они не знали, что он действовал в своих интересах. Вероятно, они пришли к нему с миром, не зная, что им уже объявлена война.
   И Рябцев решил сразу же пресечь всякую возможность мирного исхода этой встречи. Поэтому, не дав заговорить представителям большевиков, он набросился на них с упреками:
   - Какие у нас с вами могут быть переговоры, если вы считаете меня врагом? Без моего разрешения вы ввели в Кремль вышедшую из моего подчинения воинскую часть! Назначили через мою голову комиссара! Значит, я уже отстранен от командования? Это самоуправство! Ваши действия рождают противодействия! И я вынужден поступать с вами так же, как вы со мной. Смотрите, - Рябцев указал в окно.
   Из кабинета было видно, как, обтекая Красную площадь, вдоль торговых рядов движется цепочка юнкеров с примкнутыми штыками.
   - Что это значит? - строго спросил Ногин. - Это похоже на военный мятеж против законной власти!
   - Мятеж против законной власти произошел в Петрограде! - наступал Рябцев.
   - Разве вам не известно, что по поручению съезда Советов Ленин...
   Рябцев перебил Ярославского:
   - Ваш Ленин захватил власть, используя бунт большевиствующих солдат и матросов. В Москве это не пройдет! Все попытки бунта будут пресечены. По моему приказу верные Временному правительству части занимают государственные учреждения, вокзалы, телеграф, телефон и прочие пункты. Бунтующие войска блокированы в казармах. Для сбережения ценностей Кремля от анархиствующих элементов и разграбления я заменю солдат юнкерами.
   - Вы много на себя берете, - сказал Ногин.
   - Вы взяли на себя больше. Не имея на то никаких прав, свергли законное правительство Керенского.
   - Правительство измены! - воскликнул Ярославский.
   - По праву пролетарской революции, - сказал Ногин. - По требованию народных масс. И мы предлагаем вам: подчинитесь Советскому правительству!
   - Оставим споры. Перейдем к делу, - жестко сказал Рябцев. - В Москве сила на моей стороне. На каждого большевика у меня два юнкерских штыка, усмехнулся он. - Я предлагаю вам немедленно отправить обратно в казармы вашу большевистскую роту, незаконно введенную в Кремль. Приказывайте отрядам Красной гвардии оставаться для охраны фабрик и заводов. И только! После этого мы сядем за стол переговоров и решим, как выйти из сложившегося положения, чтоб не допустить в Москве кровопролития. Надеюсь, вам все понятно? - самоуверенно закончил он.
   Но его самоуверенность сбил крик вбежавшего вестового:
   - Вас идут убивать! Солдаты!
   Пробираясь по бушующему Кремлю со свежесмолотым кофе для полковника, Лукаша попал в водоворот стихийного солдатского митинга, который так и взорвался, когда дозорные со стен закричали, что Кремль окружают юнкера. Кто-то подал команду: "Караул, в ружье!" Кто-то приказал сыграть на трубе тревогу. Одни солдаты уже тащили на стены пулеметы, другие занимали места за бойницами, третьи стали спешно рыть окопчики перед воротами, запутывая их колючей проволокой и заваливая дровами, бревнами.
   Толпа, ощетинившись штыками, повалила к квартире Рябцева.
   У Лукаши ноги подкосились, когда он понял, что этими солдатами сейчас владело одно желание - расправиться с Рябцевым. Как он обогнал солдат, как запер дверь парадного на засов, Лукаша не помнил. И вот он стоит перед полковником и кричит, рассыпая кофе на паркет: "Вас идут убивать! Солдаты!"
   Схватив Лукашу за шиворот, полковник, словно щенка, выбросил его в прихожую и захлопнул дверь.
   - Ну вот, полюбуйтесь, господа, на разгул солдатской стихии... Вот против чего я восстал.
   - Эта стихия сметет вас, - сказал Ярославский. - Смиритесь, полковник. Уберите ваших юнкеров, раздразнивших солдат.
   - Согласен. Я отведу от Кремля юнкеров, вы выведете из стен Кремля роту сто девяносто третьего полка.
   - О деталях договоримся за столом переговоров, - сказал Ярославский.
   Ногин и Ярославский вышли к солдатам и объяснили, что полковник Рябцев готов подчиниться Советской власти. Юнкерам будет приказано уйти восвояси.
   Сопровождаемые до ворот комендантом Кремля, молодым большевиком прапорщиком Берзиным, они уехали.
   "НЫТРЫЛИТЕТ"
   Когда Иван Васильевич Кучков и Андрейка подошли к расположению артиллерийской бригады, ворота оказались на запоре. В них давно и напрасно стучался двинец Зеленов, посланный уговорить артиллеристов поддержать их своими пушками. Ворота охранялись усиленными нарядами унтеров и старшин под командой офицеров. Солдат видно не было.
   - Здесь происходит недоброе, - волновался Зеленов. - В этой бригаде много кулацких сынков. Недаром в бригаде эсеровское засилье.
   - Среди солдат и сочувственные нам найдутся, - успокаивал его Кучков. - Здесь не одно кулачье, в наводчиках и бывшие рабочие есть. Да и батраков немало.
   - Но ведь их раскачать надо, организовать, пока офицерье на свою сторону их не повернуло! Придется лезть через забор. - Зеленов подобрал полы шинели.
   - Не лазь! Подстрелят, - остерег его Кучков.
   - В каждом заборе лазейка есть, - подсказал Андрейка.
   Иван Васильевич, согнувшись, бросился вдоль забора, щупая и пробуя доски. Зеленов подался в противоположную сторону. Первым обнаружил потайной лаз Андрейка - за помойкой. Хорошо, удобно. В случае, если застукают, помои, мол, выносили.
   Патруль заметил посторонних уже у входа в самый большой барак, где шел митинг, попытался было задержать, да поздно. Пришедшие затерялись в массе артиллеристов.
   На трибуне ораторствовал поп. Он читал обращение Вселенского святейшего собора к солдатам - не поддаваться антихристам-большевикам, не обагрять свои руки кровью православных.
   - А моей кровью обагрять можно? - крикнул Кучков.
   - Ты кто такой? - уставился на него председатель солдатского комитета. - Откуда взялся?
   - Я ваш дедушка! С неба свалился! - Иван Васильевич полез на трибуну. Его пытались не пустить, но солдаты закричали: "Дать слово дедушке!"
   - Благословите, батюшка! - отстраняя попа, склонился Кучков. - Вот видите, и благословения не дает. Значит, я для батюшки и неправославный! Господа офицеры, с которыми он в картишки перекидывается, меня могут и прикончить, пока вы нейтралитет держать будете! На запоры вас заперли, от свежего воздуха затворили. Почему я, революционер пятого года, депутат Московского Совета от пекарей, хлебный дедушка ваш, должен к вам через помойку лазить, а? Ух вы, нейтралы!
   Солдаты притихли.
   - Это кто распорядился никого к нам не пускать? - раздалось из толпы.
   - Комитет не распоряжался, - ответил председатель.
   - Значит, "ваши благородия" вами, как при царе, распоряжаются? Опекают, как детей малых? Скоро в нужники под конвоем поведут нейтралов!
   - Провокатор! Демагог! Лишаю слова! - поднялся из-за стола председатель солдатского комитета, по-видимому, из эсеров.
   - Я провокатор? Я демагог?! - двинулся на него Кучков.
   На трибуну вскочил Зеленов, зажав в руке солдатскую фуражку.
   - Я от имени солдат-двинцев кланяюсь вам, товарищи, и прошу: да выгоните вы соглашателей, офицерских ставленников, буржуйских прихвостней! Захватили они ваш солдатский комитет. Не доведут до добра. Их душка Керенский сбежал, Временное правительство, изменившее революции, арестовано солдатами и матросами, власть перешла к съезду Советов.
   - Врешь! - грохнуло из зала.
   - Убейте меня, если вру! Ленин сформировал Советское правительство. Ленин, который за мир народу, за землю крестьянам!
   - Что здесь происходит?! - входя в барак, крикнул рослый бородатый полковник, чуть не оглушив притиснутого к дверям Андрейку.
   - Вам слово не дано, господин полковник! - ответил ему Зеленов. Здесь солдаты решают свои, солдатские, дела... А вы занимайтесь своими, офицерскими.
   - Молчать! Арестовать постороннего! Караул, в ружье!
   Услышав команду полковника, солдаты, словно пчелы из потревоженного улья, вылетели во двор, отняли винтовки у караульной команды и, наверное, перекололи бы офицеров, вздумай хоть один из них выстрелить. Потом кто-то растворил ворота, и солдаты выпроводили из казарм офицеров и занялись своими солдатскими делами.
   Вновь избранный председатель солдатского комитета был большевиком.
   - Сочувствующих у нас немало, но проявить себя пока не решались. Очень сильны были у нас эсеры, - объяснял он Кучкову, пытаясь дозвониться по телефону в Московский Совет. Но почему-то телефон переключали на штаб военного округа и в трубке раздавался строгий офицерский голос: "Из какого полка? По какому делу? Что произошло в бригаде?"
   Председатель комитета улыбнулся и посадил к телефону самого горластого парня - ездового Федю, наказав ему на все вопросы отвечать: "Держим строгий нейтралитет!"
   Федя все понял, но никак не мог выговорить мудреное слово "нейтралитет" и отвечал:
   "У нас строго. Нытрылитет!"
   Так он ответил и самому Рябцеву.
   Услышав "нытрылитет", полковник закричал:
   - Да ты соображаешь, с кем говоришь, мерзавец? Я полковник Рябцев! Твое имя, звание?
   - Ездовой Хведя!
   - Передай трубку кому-нибудь из членов вашего комитета, болван!
   - От болвана слышу.
   - Я тебя пристрелю, негодяй! Да что у вас там?!
   - Нытрылитет!
   Комитетчик и Кучков от смеха сотрясались, слушая этот разговор.
   Рябцев швырнул трубку и приказал поручику Ровному во что бы то ни стало либо овладеть бригадой, либо изъять у нее пушки. Сам Рябцев занялся Кремлем.
   ПЕРВАЯ КРОВЬ
   Лишь только за Ногиным и Ярославским захлопнулись железные ворота, как к ним подскочили юнкера, прятавшиеся в Манеже и во дворах напротив Боровицкой башни. Офицер, командовавший ими, успел просунуть носок сапога в дверь калитки и не давал закрыть ее.
   - Да легче вы, черти! - ругался он на солдат, затворявших ее. - Ногу пожалейте! Прапорщик, пощадите, будьте человеком. Кажется, вы здесь командуете?
   Берзин подошел к калитке.
   - Очень приятно! Рында-Бельский к вашим услугам. А вы знаете последние новости? Нет! Так слушайте! Да пропустите меня. Не бойтесь. Хотите, подниму руки? Обезоруживайте! - И, широко улыбаясь, офицер Рында-Бельский вошел в железную дверь.
   - Ну, что вы скажете? - обратился к нему Берзин.
   - А то я скажу, господин прапорщик, бросьте шутки шутить. Как офицер офицеру говорю, в гибельное дело большевики вас втравили. Сами уже договорились с Рябцевым о ликвидации своей лавочки, выговорили беспрепятственный выезд, и фью... А вас с солдатиками как заложников нам на закуску оставили.
   - Я вам не верю!
   - А вы себе поверьте. Своим ушам. Послушайте, какая в Москве тишина... Если бы большевики сопротивлялись, сейчас бы пальба шла.
   Берзин и солдаты прислушались.
   - Я боевой офицер. Посмотрите, ребята, на мои кресты. Солдатский Георгий не запросто офицерам дается! Мы, русские люди, одной матери-родины... - плел офицер Рында-Бельский.
   Солдаты забеспокоились.
   - Узнать бы, товарищ Берзин, что там, за стенами?
   - Телефоны перехвачены.
   - Разведку послать, связных...
   - Попробуйте высунуться. Вас юнкера переколют, - пригрозил Рында-Бельский. - Они вас бандитами считают, захватившими Кремль для грабежа его сокровищ.
   - Да целы все сокровища! На кой они нам, бриллианты в шапках Мономаха? Нам земля да воля нужны, - сказал щербатый солдат. - Хоть проверяйте! Все на месте. И кресты и золотые блюда.
   - Вот юнкера сюда и стремятся, чтобы проверить. Слухами о грабеже Кремля вся Москва бурлит. Пустите их, и вся недолга.
   - Пустил бобер лису в хатку, да стала у него шубы нехватка! осклабился щербатый. - Ты, ваше благородие, дитям сказки рассказывай.
   - Берзина к телефону! - раздался голос вестового.
   - Вот и отлично! Вы там выясните, кстати, кто я, пленный или гость? А мы пока покурим. - И Рында-Бельский развернул перед солдатами портсигар с вензелем и надписью "За храбрость".
   - Ладно! С паршивой овцы хоть шерсти клок, - сказал щербатый и выгреб горсть папирос.
   Засмеявшись, солдаты задымили.
   - Зря вы, служивые, в эти дела ввязываетесь, - пуская дым колечками, гнул свое Рында-Бельский. - Вам вот-вот и земля выйдет и воля, недолго до Учредительного собрания, а вы тут жизнями рискуете в междоусобной драке. Какая вам польза за большевиков под пули? Нынче большевики, завтра меньшевики, кадеты, эсеры, все волки серы... А мужик один! Убили его, и нет хозяина... Пусть партии сами и дерутся между собой.
   - А вы-то чего своей шкуркой рискуете, ваше благородие? Зачем в эту драку лезете? - прищурил глаз щербатый.
   - Я ни в какую драку не лезу... Зачем же? Меня не трогают, и я не трону. Но если меня или моих юнкеров заденут. Извините!
   - Да не тронем мы ваших юнкеров! Не мы к ним, а они к нам сунулись.
   - Так ведь не к вам, к Кремлю. Оным русским сердцам тревожно за русскую славу!
   - А зачем же штыки-то примкнули?
   - Так ведь думали, тут анархисты-грабители.
   - Большевики тут есть. А насчет анархистов... Да мы их, - погрозился щербатый.
   - Ну а если так, пустите юнкеров и вместе с ними все хранилища и подвалы обойдите, осмотрите. Во избежание недоразумений выставите совместные караулы. В паре, юнкер и солдат. Дело я говорю?
   - Оно и дело, кабы такое дело, - сказал солдат с мягким украинским выговором. - Да ведь не то дело, что сказано, а то, что сделано!
   - А что может вам сделаться? Или вы юнкеров боитесь? Мальчишек! Ну вот тебя поставить. Экий детина! Неужели перед семнадцатилетним юнцом в дрожь тебя бросит?
   - Ну-ну, - расправил широченные плечи "детина", - еще чего?
   - Так вот об этом и речь. Чего ваш Берзин топорщится?
   Подошла смена караула.
   - Что там слыхать, братцы, чего Берзин на телефонах повис?
   Сменившиеся пошли искать Берзина.
   ...Берзин в окружении солдат, бледный, брал непрерывно звонившие телефоны и бросал трубки на рычажки. Дозвониться до кого-нибудь из центрального штаба Московского комитета не удавалось. Во всех трубках звучали настойчивые, предупреждающие голоса: то поручика Ровного, то городского головы Руднева, то начальника штаба округа генерала Кавтарадзе и еще каких-то начальствующих лиц.
   И все призывали его поскорее одуматься, не своевольничать, не идти одному против всей Москвы и России.
   - Московские большевики подчинились приказу полковника Рябцева, распустили Красную гвардию...
   - Верните в казармы поднятых вами солдат. Отворите ворота для юнкеров, ваших недавних товарищей. Не берите на себя ответственность за возможное кровопролитие!..
   - Полевой суд вас как самозванца даже не расстреляет, а повесит... запугивали его на все лады.
   После многих бесполезных попыток связаться с Московским Советом, с Военно-революционным комитетом, со штабом Красной гвардии Берзин услышал один только голос меньшевика Минора. Он посоветовал: немедленно открыть ворота, впустить в Кремль юнкеров, допустить думскую комиссию для проверки сохранности исторических ценностей.
   Берзин вздохнул с облегчением: значит, все улаживается миром. И пошел выполнять совет. Пошатываясь от усталости, он подошел к Боровицким воротам и сказал Рында-Бельскому:
   - Что ж, поручик, давайте разведем по постам спаренные патрули моих солдат и ваших юнкеров.
   Рында-Бельский широко улыбнулся, крепко сжал его руку, спиной распахнул калитку, пропуская застоявшихся за ней юнкеров, и левой рукой с наслаждением ударил Берзина по лицу. Он был левша.
   Юнкера сбили Берзина с ног и принялись топтать. Солдаты растерялись, теснимые юнкерами, один лишь щербатый взмахнул прикладом винтовки, как дубиной, и рухнул, застреленный Рында-Бельским.
   Ворвавшиеся юнкера растворили ворота, в них хлынули с криками "ура!" новые толпы юнкеров и устремились в Кремль, таща за собой пулеметы.
   Рында-Бельский командовал теперь уже не один. Множество офицеров, сверкая погонами и саблями, отдавали команды.
   Рябцев торжествовал. Обман удался. Все складывалось прекрасно. Кремль захвачен, Московский Совет окружен юнкерами. Навестив Рябцева и миновав солдатское побоище, несколько омрачившее прекрасное настроение, Руднев чувствовал себя новым Мининым. Ему уже мнился колокольный звон кремлевских церквей, величественный ход духовенства в сверкающем облачении, с хоругвями и иконами. Народ, на коленях умоляющий спасти Россию от смуты... Полковник Рябцев будет на коне... А он как же? В коляске? Неловко. Пешком? Не то... Как показывался перед народом Минин? Наверное, тоже на коне въезжал вместе с Пожарским в освобожденную Москву.
   КАК АРБУЗ ОТ ПУШЕК ОТГОНЯЛ ЛЯГУШЕК
   Офицеры-артиллеристы, изгнанные своими солдатами из казарм, рвались отомстить за свое бесчестие. Для верности они прихватили юнкеров и стали выжидать, когда в бригаде все угомонятся. Собравшись тайно, заговорщицки в здании Петровского дворца, офицеры, просидев без огней до глубокой ночи, тихо вышли в парк, словно боясь разбудить своих бывших подчиненных, спящих за квартал от них.
   Нигде никто не окликнул их, не спросил ни пароля, ни пропуска. Все шло удачно. Все как будто предусмотрено. Главное - застигнуть солдат врасплох. Нагнать панику. Не выпустить из казарм. Увезти у большевиков пушки.
   Не звякнув штыком о штык, не прозвенев снятыми заранее шпорами, юнкера и офицеры подошли вплотную к забору, окружающему казармы бригады.
   Было слышно, как вздыхают, переминаются с ноги на ногу лошади в конюшнях. Пахло остывшими кострами. Подсаживая друг друга, офицеры и юнкера полезли через забор.
   Ни один часовой не заметил, как тенями мелькнули они от забора к пушкам, к конюшням, как рассыпались цепью перед казармами, как тихо стали открывать изнутри ворота...
   И вдруг раздался крик. Это завопил спросонья Арбуз: кто-то в темноте наступил ему на руку. То ли юнкера подумали, что это сигнал, то ли нервы у них не выдержали, - они открыли огонь и тем выдали себя.
   Солдаты-артиллеристы сыпали из всех окон и дверей бараков с яростью медведей, поднятых в берлогах на рогатины. В ответ на тявканье юнкерских винтовок и офицерских наганов раздалось грозное буханье берданок.
   Кто напал? Где свои? Где чужие? В темноте не разберешься! И солдаты палили просто вверх, для острастки, чтобы не побить своих.
   Делу помог догадливый дед Кучка.
   - Бей белоличек, бородачи! Лупи безусых, усачи! - орал он во все горло.
   Солдаты бросились врукопашную, с трудом отличая белолицых безусых юнкеров от своих бородатых, усатых товарищей. Кто-то запрягал, кто-то отпрягал коней, кто-то рубил постромки; одни тянули пушки к воротам, другие от ворот.
   Схватка, внезапно начавшаяся, так же внезапно кончилась. Офицеры и юнкера исчезли, словно растворились в ночи.
   Арбуз, притиснутый к забору, едва очнулся. По двору между коней и пушек метались артиллеристы, растаскивая перепутавшиеся упряжки, ругая юнкеров и офицеров за подлый налет.
   Весь остаток ночи и все утро по всем запасным полкам передалось: юнкера у батарейцев чуть-чуть пушки не увезли. Многие осмеивали оплошавших артиллеристов. А те злились и помалкивали, и, когда до них дошла весть, что юнкера окружили Московский Совет и находящихся там представителей рабочих и солдат, артиллеристы бросились запрягать орудия.
   Вскоре, миновав Триумфальные ворота, загрохотали по булыжнику Тверской улицы пушки. Пляшут застоявшиеся кони, на них красуются ловкие ездовые, на лафетах молодые подносчики, дюжие заряжающие, усачи наводчики. А по тротуарам поспешают бородатые ополченцы со своими "страшенными берданками". Спешат да поглядывают, как бы кто из окошек или из подъездов в артиллеристов не стрельнул.