Страница:
Клоун покачал головой. Он слегка успокоился. Семеро человек стояли вокруг него с несколько потерянным видом, а чуть в отдалении продолжался праздник, в котором несуществующие люди с несуществующими горестями и радостями кружились и кружились по брусчатке к которой не прикасалась рука камнетеса.
– Не только… кто знает, почему были избранны вы? Иногда жизнь играет с нами в странное представление и никогда не узнать, почему она выбрала для этой цели именно нас.
Если хотите услышать мое мнение, то я считаю, что вам ни в коем случае нельзя было объединяться. Вам надо было остаться поодиночке и дать твари добраться до вас. А еще лучше, если бы вы тогда утопились, удавились, отравились, зарезались или покинули этот свет еще каким ни будь способом. Поверьте, это было бы лучше для всех.
Глаза Ткачева вновь блеснули гневом и клоун осекся.
– Но все еще можно исправить, – быстро сказал он, – я как раз и хотел с вами об этом поговорить. Все конечно не очень хорошо, и тварь проснулась, но у нас тут есть волшебство. Не дай бог, конечно, что, но ведь можно попробовать…
– Ну? – сказал Красноцветов.
– Вы же на карнавале! – воскликнул клоун, – А это место где исполняются желания. Ночь магии, ночь волшебства и кусок чудесного пирога не облагаемый налогами! У вас есть какие-то мечты? Пожелания? Может быть, вы хотите вернуться домой?
– Мы и так дома, – желчно сказал Красноцветов, – мы хотим, что бы все стало как раньше.
– Вы хотите, чтобы все стало как раньше! – с энтузиазмом выпалил клоун, вызвав новый прилив неприязни у соседей, – Так в чем же дело? Вон там, у фонтана, между кибиткой гадалки и тиром – Волшебный Почтовый Ящик Желаний! Напишите письмо с самой сокровенной мечтой, распишитесь, запечатайте в конверт и киньте в ящик! Адресуйте письмо деду Морозу, волшебной Фее, Снежной Королеве, Оле Лукойле, почтовым работникам, а лучше всего – самим себе. Напишите и я гарантирую – оно дойдет. Вы понимаете меня?
– То есть… – медленно сказал Поляков, – ты предлагаешь нам предупредить себя самих?
– Ты все верно понял, Костя, – качнул головой клоун, – не зря же ты столько лет работал почтальоном… Вы – те вы, которые еще не погрузились с головой в этот омут, получите письмо с предупреждением на свой адрес. И если хотя бы кто-то из вас поверит и последует предостережению – ничего этого не будет! – он махнул рукой в сторону карнавала, – этот отрезок времени будет уничтожен – ваша жизнь пойдет дальше, начиная с поздней осени прошлого года! Другая жизнь… нормальная жизнь, вместо нынешнего кошмара.
– Письмо… вернуться назад… – проговорил Красноцветов, – но, мне казалось, пути назад уже нет?
– Есть, есть! – сказал клоун, облегченно улыбаясь, – как напишете, так и сбудется. Ну что, вы удовлетворенны?
Ткачев вскинул голову:
– Удовлетворенны? Ну, нет! – он вновь толкнул клоуна, придавив его к стене, – Письма, ящики… А не сказки ли ты нам плетешь, а? Ты ведь нам гадил всю дорогу, ты нас убить пытался, а теперь, значит, предлагаешь выход? Что еще за тварь ты упоминал? Она будет нам мешать? Отвечай, ну! Кто ты такой?! Ну!!! – клоун молчал, – Ты, ничтожество, ублюдок вырядившийся в костюм! Что у тебя под гримом!!! СОТРИ ГРИМ!!!
– Саша… не надо. Оставь его, – внезапно сказал Анна, осторожно кладя руку на плечо Ткачеву, – ты разве не видишь? Он же не человек.
Клоун молчал. Его лицо утратило всякое выражение. Ткачев до боли вгляделся пойманному в глаза и вздрогнул. Сквозь спрятавшиеся среди белого жирного грима узкие прорези глазниц на Александра Ткачева смотрела пустота. С непроизвольным отвращением сетевик оттолкнул клоуна от себя.
– Марионетка… – сказал он сдавленным голосом, в котором ненависть мешалась с презрением – Такая же марионетка… как и все!
– Эй вы! – раздался голос со стороны улицы, – Что вы с ним делаете?
– Не твое дело! – заорал в ответ Поляков, – Отваливай!
– А вот и наше! – вступил новый голос, пьяный и задиристый, – Быстро его отпустили!
Теперь уже повернули головы все соседи – начало переулка перекрыли с десяток гуляк, все в костюмах – тут было два дракона, рыцарь в картонных доспехах, безобразно пьяный сантехник, унылое синюшное привидение и девушка, безуспешно пытающаяся прикинуться осьминогом.
– Мы не позволим, чтобы на карнавале кого ни будь обижали! – с запалом выкрикнул рыцарь, – сегодня счастье для всех!
– Кретин, да ты хоть знаешь почему мы… – начал, было, Поляков, но тут клоун рванулся.
Он оттолкнул все еще оторопевшего Ткачева и кинулся к гулякам, отметившим это победным воплем. Под бессильными взглядами семерки он миновал карнавальщиков и остановился. Позади него пестрым потоком неслись танцующие, оттуда смеялись и бросали в клоуна конфетти.
– Глупцы!!! – заорал клоун, перекрывая шум карнавала, – Вам все равно не остановить тварь!! Она уже поглотила все остальное и скорое доберется до вас!! Все срослось, сплелось в такой тугой комок, и тварь держит его в своих когтях!! – он сжал кулаки и воздел их к звездным небесам, потом повернулся и исчез в толпе.
– Ушел… – сказал Ткачев, – все, ушел. Ищи его теперь…
– Ушел и черт с ним! – резко произнес Красноцветов, – что мы будем делать, а, соседи?
– Очевидно – писать письмо, – пожал плечами Константин, – у кого-то есть идеи?
– Глупо не попытаться, – сказал Андрей Якутин, – в конце концов, я бы дорого дал, чтобы все это не случилось.
– Что ж, – собачник кивнул, – идемте, раз ничего больше не остается.
На выходе из проулка они остановились, глядя на карнавал. Ритм все еще звучал – однообразный, навязчивый, вокруг танцевали. Горели и источали резкий аромат факелы, а с черного неба, как разноцветный снег, падал и падал конфетти. Ночь казалась бесконечной и бескрайней. Время словно замерло – остановилось, зациклилось на одном коротком отрезке, вмещавшем резкую музыку, стробоскопические вспышки и изогнутые в танце тела. Казалось, утро уже никогда не наступит, и дикий вселенский карнавал будет пробивать себе путь из одной вечности в другую. Это нагоняло темный суеверный страх – соседи казались себе мошками, навеки завязшими посреди янтарного озера, застывшими в подвешенном состоянии без опоры под ногами, не имея возможности ухватиться рукой и на километры вокруг нет ничего реального, и есть только карнавал, и ты можешь принять его, или сбежать единственным доступным тебе способом – сойти с ума. На фоне озаряющих небеса ярких вспышек от фейерверков конфетти казался абсолютно черным.
Волшебный Почтовый Ящик Желаний и вправду оказался между балаганом гадалки – колоритной чернявой тетки с золотыми зубами – и простецким деревянным тиром с жестяными зверушками. Вокруг было полно народу, но не к тиру, не к гадалке никто не подходил, и вокруг Ящика образовался островок пустоты. Ящик выглядел соответствующе – деревянная коробка, обшитая вытертым алым крепом с кричаще безвкусным псевдо-золотым шитьем и аляповатыми кистями по углам. Прорезь для писем была обшита медью и выглядела входной щелью для факса времен Жюля Верна. Бланки и конверты лежали здесь же – аккуратной стопкой. На лицевой стороне Ящика тем же золотым житьем было каллиграфически выведено: «Испытай судьбу»
– Никогда не любил лотереи… – сказал Константин Поляков, беря из стопки чистый бланк – на дорогой тисненой бумаге, с гербом и аккуратными линиями для письма – у кого ни будь есть ручка?
– На, возьми, – Валера протянул ему «Паркер» с вечным платиновым пером.
Поляков расстелил бланк, поднял, было ручку, но вопросительно обернулся к соседям:
– Но, что мы будем писать?
– Пиши предупреждение… для себя, – сказал Красноцветов, а каждый из нас добавит что-то свое.
Поляков кивнул, склонился над бланком. Несколько секунд «Паркер» бесшумно порхал над бумагой, потом почтальон выпрямился и передал перо Валере. Тот взял лист, внимательно его прочитал:
– Постой, – сказал Золотников, – Ты же хотел про себя писать!
– Я и писал про себя, – нахмурился Константин.
– Да как же про себя… Тут написано: «Не бери морскую свинку!», это мое послание, я сам хотел его написать! Так, что…
– Там этого не было, – быстро сказал Поляков, – я писал: «Не заходи в дом номер…»
– Дай мне! – резко сказал Красноцветов и выхватил листок из рук Валеры, – кажется, нам уже не надо ничего писать… у меня здесь: «Твоей собаке не нужна опека». Как раз то, о чем я когда-то думал… Были соображения – имею ли я право воспитывать, могу ли принять ответственность… Выходит – не могу.
– Можно мне? – Ткачев осторожно взял бланк, и с некоторой опаской заглянул:
– "Нельзя любить призрака" – прочитал он, – а ведь и правда, нельзя. Ах, если бы я это прочел до того, как полез в чат! Если бы успокоился, вышел на улицу, посмотрел вокруг! – он повернулся, держа в руках письмо и посмотрел на Анну, – нельзя любить призрака, – повторил он, – только живых. Настоящих.
Анна, вдруг смутилась и опустила глаза. «Но я ведь живая!» – подумала она, – «Настоящая!»
– Я, кажется, понял! – воскликнул Поляков, – Очень меткие выражения. Стоит нам прочитать и мы… мы переменим свои решения! Все будет по-другому.
– Как сказал клоун, у нас тут немного волшебства, – произнес Якутин, – дайте-ка глянуть! «В наши клетки мы загоняем себя сами». Помню, в тот день, когда я шел к Павлику мне как никогда хотелось бросить все и побродить по проспектам. Просто так. Но я был слишком правильным, чтобы делать хоть что ни будь без восьмидесятипроцентного КПД. Здравый смысл тогда победил. С этим же письмом…
– А я! – воскликнул Максим, – Дайте мне… Что тут: «Сядь у реки и жди, когда труп твоего врага проплывет мимо тебя…»
– Древнекитайская мудрость, – сказал Поляков, – Терпение, Максим, и Арсентий сам бы от тебя отстал. Но ты решил победить его, а в итоге сам угодил в ловушку… Аня, осталась ты, у тебя ведь тоже были какие то проблемы?
– О, да! – невесело усмехнулась Анна, – здесь написано: «Кривое зеркало. Картины лживы. И лишь жизнь никогда не врет». Так оно и есть. Я рисовала наш дом, и картина лгала мне, а я верила ей. Если бы я не думала все время о ней, все было бы по-другому.
Совсем по другому. Господи, я была совсем сумасшедшая.
– Не больше, чем мы все, – произнес почтальон, – что ж, мы получили шанс.
Расписывайтесь. – И он сам поставил свой росчерк под текстом – строгим наклонным почерком.
Красноцветов кивнул, взял «Паркер» и расписался – ровными прямыми буквами много практикующего бухгалтера. Следом Валера – его роспись начиналась крупными, неумелыми, как у третьеклассника, буквами, а кончалась лихим многоступенчатым вензелем. Роспись Ткачева была крупной, округлой, а у Якутина – резкой и неровной как колючая проволока.
Максим старательно вывел свое имя – аккуратно и с неестественной тщательностью, как в прописях. Почерк Анны был легким и летящим – она лишь слегка прикоснулась пером к бумаге.
Неяркий свет от выпущенной зеленой ракеты пал на листок, сделав его похожим на королевский указ и древний манускрипт одновременно – строчка текста, колонка подписей снизу. Поблескивало тиснение. Поляков взял конверт, и, поместив аккуратно сложенный листок внутрь, запечатал его. Замер у ящика, всматриваясь в получившееся письмо.
– Ну что, – неуверенно сказал он, – я опускаю?
Рука его замерла над прорезью. Толпа разразилась ликующими воплями – на специальной тележке вывозили праздничный пирог. Никто из соседей не удивился, увидев, что он похож на почтовую бандероль. Сделанная из марципана печать льдисто поблескивала.
– Ну же, опускай письмо! – сказала Анна, – Оно дойдет, ведь я его видела!
Константин Поляков убрал руку от ящика. Письмо осталось не отправленным. Почтальон повернулся к соседям, держа конверт перед собой, как щит, или неоспоримую улику, обрушивающую все построения защиты.
– Вот… – сказал он, дрогнувшим голосом, – вот это я и хотел вспомнить! Мы все его видели! Но кто ни будь, скажите мне… кто ни будь из вас подобрал его?
– Я хотел, но как-то не собрался, – сказал, удивленно Алексей Сергеевич, – не до того было.
– А вам? – Поляков повернулся к Валере и Якутину, – вам знакомо оно?
– А то, – сказал Валера, – белый конверт, синие штемпели… Без сомнения, это оно!
Письмецо это два месяца у подъезда валялось, пока я с Чуком разбирался.
– Дольше, – мрачно сказал Красноцветов, – с самого начала осени… когда я его не поднял. А ты Саня, пытался?
– Я не о том думал, – произнес Александр.
– А мне оно попалось в феврале месяце… – сказал Анна, – что же оно, столько пролежало и даже не пожелтело? Чистый белый конверт. Вот только чернила уже выцвели – ничего не прочесть. Я его кинула обратно.
– Вы хоть понимаете, в какую ловушку себя чуть не загнали? – спросил почтальон, – Письмо дойдет, это точно. Но никто же из нас его не поднимет! Лишь Анна, но и она, только после того, как уже упустит свой шанс. Оно так и останется лежать у подъезда, а мы пойдем по своим рельсам прямиком в нынешний день. Как и раньше.
Ткачев зябко передернул плечами. Он смотрел на письмо – на знакомый белый конверт, мимо которого он проходил в тот замечательный и ужасный день середины декабря, не зная и не догадываясь, что путь его уже свернул с освещенной автострады обыденности и ведет прямиком в сумеречную зону. То самое письмо. Так нестрашно выглядит и такие бездны в себе содержит.
– Выходит, обманул нас клоун, – сказал Алексей Сергеевич, – подставил…
– Выходит так, – почтальон взмахнул конвертом, – единственный, кто его поднял, был я.
И я пытался его доставить по адресу, но… не сумел. Теперь я понимаю, что это было началом сдвига. Поверьте мне, я старался как мог, но у меня, похоже, не было никаких шансов. Это самое письмо и стало причиной, по которой я попал в один силок с вами, хоть и никогда не жил в этом доме. Причина всех моих злоключений, – он задумчиво посмотрел на письмо.
– Так что же, Константин, – произнес Красноцветов, – если отсылать мы письмо не будем… что же нам делать?
– Вспомните сны, – сказал Поляков, – сны – это ключ.
– Наши сны – это бред, – произнес Ткачев, – я не понимаю, что из них можно достать. Я отлично помню свой сон. Я помню Кусаку, помню Бутчера и радиокрысу. Мы стремились в его бункер, глубоко под землей. Там был искин, и в его бездну мы сверзились. Но ведь это сон, не так ли?
– Занятно, – сказал Алексей Сергеевич, – у меня тоже была бездна – бездна за троном Мясника. Болезненное было падение.
– Мы с Пекой прыгнули, спасаясь от Арсеникума, – заметил Максим, – но он все равно нас настиг.
– Моя пещера была внизу, под землей, – кивнул Валера в сторону гор.
– Постой-постой! – воскликнул Красноцветов, – вы это не упоминали!
– Я отправил свой корабль вниз, на землю. Я упал… – произнес Якутин.
– А моя первая коронация проходила в подвале, – сказала Анна, – так, что же это все значит?
– Вниз! – воскликнул почтальон, – вы, все до единого, шли вниз. Под землю! Вот вам ответ – под землей! Мы должны спуститься на первый этаж, и… ниже.
– Третий подъезд, – одновременно с Ткачевым произнес Валера, – да, там дверь… и нас теперь семеро.
– Мы идем, – сказал Алексей Красноцветов, – Константин, спрячь письмо. Оно не будет отправлено. Мы сломаем установленный порядок. И мы пойдем вниз, что бы нас там не ждало.
Соседи кивнули. В небесах разорвалась очередная ракета, высветив окрестности резким, неприятным цветом. Вдруг стало заметно, что карнавал уже не источает веселья – изогнувшиеся в танце фигуры стали пугающими, звуки слишком громкими. Конфетти шуршал под ногами. Гадалка повернула круглое, улыбающееся лицо, и ласкового посмотрела на замерших у ящика людей красным глазным имплантантом. Среди танцующих оказалось слишком много одетых в костюмы собак из плюша и натуральной шерсти, торт сменил форму и из бандероли превратился в искусно выполненную морскую свинку, которую азартно разделывали на бисквитные части хмельные гуляки. Потянуло сладкими благовониями, кто-то начал игру в веселые старты, на лотках во множестве появились подарочные наборы игрушечных солдатиков в ярких упаковках цвета хаки, а на фоне раздавшейся в несколько раз полной луны величаво пролетел нелепый коровий силуэт верхом на детском велосипеде.
Из распахнутых зеленых ставень окна ближайшего к соседям дома мощно и победно ударил гимн «God save the queen» в исполнении «Cекс пистолз».
– Вы видите это? – спросил Красноцветов, оборачиваясь.
– Да, все меняется, – кивнул Константин Поляков, – Нас заметили.
– Валера, – сказал Алексей Сергеевич, – Твой «Роллс – ройс» все еще на ходу? Мы уезжаем.
– Всегда к вашим услугам господа, – произнес Валерий Валерьянович Золотников и улыбнулся развязной щербатой улыбкой безнадежно опустившего человека.
А у каждого дактилоскопического устройства появилась лаконичная медная табличка с именем. Здесь были все семеро. Обладатели имен стояли напротив, вокруг них имелись голые унылые стены и лампа дневного света над головой. Это был коридор первого этажа, и, исключая дверь, он выглядел столь обыденно, что накатывались мощные ностальгические чувства.
– А ведь я узнаю ее, – нарушил тишину Валера, – а вы узнаете?
– Откуда мне ее знать, если я ее никогда не видел, – сказал Поляков.
– Ну да, понимаю, она сильно изменилась, но ее все еще можно узнать, – усмехнулся Валера, – Впрочем, вы и прошлой жизни могли не раз пройти мимо и не заметить. Конечно, зачем это вам, с вашими квартирами. А вот я здесь провел немало времени, особливо по зимнему периоду. Здесь теплотрасса и котельная. Это дверь в подвал.
– Что ж, – сказал Красноцветов, – стало быть, мы у цели. Понимаю, выглядит это не слишком привлекательно, но идти нам больше все равно некуда. Пусть каждый из вас приложит палец к сканеру помеченному своим именем.
– Как насчет предупреждения? – спросил Ткачев, – Это ведь они говорят про тварь?
– Судя по всему, да, про тварь, – кивнул Алексей Сергеевич, – Клоун сказал, что она доберется до нас, рано или поздно. Так, не все ли равно когда ее встретить?
– Что вообще за тварь? Кем она может быть?
– А вот это простой вопрос, – ответил за Красноцветова почтальон, – думаю, я знаю что это. Да ты и сам знаешь… тварь все время была рядом, она последовала с нами и в сны.
Вспомни. В моем сне это был демон, во сне Максима – песоголовый бог мертвых.
– Бутчер… – выдохнул Александр, – но, неужели…
– Бутчер, Мясник, Жаббервох, какая разница? – произнес Красноцветов, – мы его все видели! Это черный ротвейлер, у него много имен и еще больше обличий! Но внутри – он одинаков… Бульдозер!
– Этот злобный пес, что живет у нас во дворе? – изумилась Анна, – черный как смоль, да он всех ненавидел. Но ведь он всего лишь пес! Как же он мог…
– Скорее всего, это не тот Бульдозер, которого мы знали, – сказал Красноцветов, – Нечто, принявшее его личину, как символ антагонизма нам. Бульдозер ненавидел всех нас, и то чем он стал, ненавидит тоже. Во всех снах он пытался свести с нами счеты. Думаю, и сейчас он не оставит попыток. Меняя личины как перчатки, но не меняя сущность.
– А ведь только у меня он и назвался настоящим именем, – сказал Золотников, – просто тварь. Но ведь я убил ее, в конце концов! И я убью ее еще раз! И еще, сколько понадобится.
– Давайте руки, – произнес Алексей Сергеевич, – и нажимайте.
Осторожными движениями каждый из соседей прикасался к сканеру и тот отвечал коротким мелодичным звоном. После сканирования отпечатков над каждым из устройств зажигался зеленый огонек. Последней коснулась своего сканера Анна, и вздрогнула, когда из стены донесся короткий змеиный шик пневматики. Газоразрядная лампа мигнула и зажглась зеленым.
– Мы можем идти, – сказал Ткачев, – думаете, получится остаться незаметными? Как на карнавале?
– Сомневаюсь, – вздохнул Красноцветов и взялся за ручку, – Думаю, смешение будет по полной программе. На всякий случай приготовьтесь. Я нажимаю… Ну… Поехали!
Акростих.
Дао семерых.
– Не только… кто знает, почему были избранны вы? Иногда жизнь играет с нами в странное представление и никогда не узнать, почему она выбрала для этой цели именно нас.
Если хотите услышать мое мнение, то я считаю, что вам ни в коем случае нельзя было объединяться. Вам надо было остаться поодиночке и дать твари добраться до вас. А еще лучше, если бы вы тогда утопились, удавились, отравились, зарезались или покинули этот свет еще каким ни будь способом. Поверьте, это было бы лучше для всех.
Глаза Ткачева вновь блеснули гневом и клоун осекся.
– Но все еще можно исправить, – быстро сказал он, – я как раз и хотел с вами об этом поговорить. Все конечно не очень хорошо, и тварь проснулась, но у нас тут есть волшебство. Не дай бог, конечно, что, но ведь можно попробовать…
– Ну? – сказал Красноцветов.
– Вы же на карнавале! – воскликнул клоун, – А это место где исполняются желания. Ночь магии, ночь волшебства и кусок чудесного пирога не облагаемый налогами! У вас есть какие-то мечты? Пожелания? Может быть, вы хотите вернуться домой?
– Мы и так дома, – желчно сказал Красноцветов, – мы хотим, что бы все стало как раньше.
– Вы хотите, чтобы все стало как раньше! – с энтузиазмом выпалил клоун, вызвав новый прилив неприязни у соседей, – Так в чем же дело? Вон там, у фонтана, между кибиткой гадалки и тиром – Волшебный Почтовый Ящик Желаний! Напишите письмо с самой сокровенной мечтой, распишитесь, запечатайте в конверт и киньте в ящик! Адресуйте письмо деду Морозу, волшебной Фее, Снежной Королеве, Оле Лукойле, почтовым работникам, а лучше всего – самим себе. Напишите и я гарантирую – оно дойдет. Вы понимаете меня?
– То есть… – медленно сказал Поляков, – ты предлагаешь нам предупредить себя самих?
– Ты все верно понял, Костя, – качнул головой клоун, – не зря же ты столько лет работал почтальоном… Вы – те вы, которые еще не погрузились с головой в этот омут, получите письмо с предупреждением на свой адрес. И если хотя бы кто-то из вас поверит и последует предостережению – ничего этого не будет! – он махнул рукой в сторону карнавала, – этот отрезок времени будет уничтожен – ваша жизнь пойдет дальше, начиная с поздней осени прошлого года! Другая жизнь… нормальная жизнь, вместо нынешнего кошмара.
– Письмо… вернуться назад… – проговорил Красноцветов, – но, мне казалось, пути назад уже нет?
– Есть, есть! – сказал клоун, облегченно улыбаясь, – как напишете, так и сбудется. Ну что, вы удовлетворенны?
Ткачев вскинул голову:
– Удовлетворенны? Ну, нет! – он вновь толкнул клоуна, придавив его к стене, – Письма, ящики… А не сказки ли ты нам плетешь, а? Ты ведь нам гадил всю дорогу, ты нас убить пытался, а теперь, значит, предлагаешь выход? Что еще за тварь ты упоминал? Она будет нам мешать? Отвечай, ну! Кто ты такой?! Ну!!! – клоун молчал, – Ты, ничтожество, ублюдок вырядившийся в костюм! Что у тебя под гримом!!! СОТРИ ГРИМ!!!
– Саша… не надо. Оставь его, – внезапно сказал Анна, осторожно кладя руку на плечо Ткачеву, – ты разве не видишь? Он же не человек.
Клоун молчал. Его лицо утратило всякое выражение. Ткачев до боли вгляделся пойманному в глаза и вздрогнул. Сквозь спрятавшиеся среди белого жирного грима узкие прорези глазниц на Александра Ткачева смотрела пустота. С непроизвольным отвращением сетевик оттолкнул клоуна от себя.
– Марионетка… – сказал он сдавленным голосом, в котором ненависть мешалась с презрением – Такая же марионетка… как и все!
– Эй вы! – раздался голос со стороны улицы, – Что вы с ним делаете?
– Не твое дело! – заорал в ответ Поляков, – Отваливай!
– А вот и наше! – вступил новый голос, пьяный и задиристый, – Быстро его отпустили!
Теперь уже повернули головы все соседи – начало переулка перекрыли с десяток гуляк, все в костюмах – тут было два дракона, рыцарь в картонных доспехах, безобразно пьяный сантехник, унылое синюшное привидение и девушка, безуспешно пытающаяся прикинуться осьминогом.
– Мы не позволим, чтобы на карнавале кого ни будь обижали! – с запалом выкрикнул рыцарь, – сегодня счастье для всех!
– Кретин, да ты хоть знаешь почему мы… – начал, было, Поляков, но тут клоун рванулся.
Он оттолкнул все еще оторопевшего Ткачева и кинулся к гулякам, отметившим это победным воплем. Под бессильными взглядами семерки он миновал карнавальщиков и остановился. Позади него пестрым потоком неслись танцующие, оттуда смеялись и бросали в клоуна конфетти.
– Глупцы!!! – заорал клоун, перекрывая шум карнавала, – Вам все равно не остановить тварь!! Она уже поглотила все остальное и скорое доберется до вас!! Все срослось, сплелось в такой тугой комок, и тварь держит его в своих когтях!! – он сжал кулаки и воздел их к звездным небесам, потом повернулся и исчез в толпе.
– Ушел… – сказал Ткачев, – все, ушел. Ищи его теперь…
– Ушел и черт с ним! – резко произнес Красноцветов, – что мы будем делать, а, соседи?
– Очевидно – писать письмо, – пожал плечами Константин, – у кого-то есть идеи?
– Глупо не попытаться, – сказал Андрей Якутин, – в конце концов, я бы дорого дал, чтобы все это не случилось.
– Что ж, – собачник кивнул, – идемте, раз ничего больше не остается.
На выходе из проулка они остановились, глядя на карнавал. Ритм все еще звучал – однообразный, навязчивый, вокруг танцевали. Горели и источали резкий аромат факелы, а с черного неба, как разноцветный снег, падал и падал конфетти. Ночь казалась бесконечной и бескрайней. Время словно замерло – остановилось, зациклилось на одном коротком отрезке, вмещавшем резкую музыку, стробоскопические вспышки и изогнутые в танце тела. Казалось, утро уже никогда не наступит, и дикий вселенский карнавал будет пробивать себе путь из одной вечности в другую. Это нагоняло темный суеверный страх – соседи казались себе мошками, навеки завязшими посреди янтарного озера, застывшими в подвешенном состоянии без опоры под ногами, не имея возможности ухватиться рукой и на километры вокруг нет ничего реального, и есть только карнавал, и ты можешь принять его, или сбежать единственным доступным тебе способом – сойти с ума. На фоне озаряющих небеса ярких вспышек от фейерверков конфетти казался абсолютно черным.
Волшебный Почтовый Ящик Желаний и вправду оказался между балаганом гадалки – колоритной чернявой тетки с золотыми зубами – и простецким деревянным тиром с жестяными зверушками. Вокруг было полно народу, но не к тиру, не к гадалке никто не подходил, и вокруг Ящика образовался островок пустоты. Ящик выглядел соответствующе – деревянная коробка, обшитая вытертым алым крепом с кричаще безвкусным псевдо-золотым шитьем и аляповатыми кистями по углам. Прорезь для писем была обшита медью и выглядела входной щелью для факса времен Жюля Верна. Бланки и конверты лежали здесь же – аккуратной стопкой. На лицевой стороне Ящика тем же золотым житьем было каллиграфически выведено: «Испытай судьбу»
– Никогда не любил лотереи… – сказал Константин Поляков, беря из стопки чистый бланк – на дорогой тисненой бумаге, с гербом и аккуратными линиями для письма – у кого ни будь есть ручка?
– На, возьми, – Валера протянул ему «Паркер» с вечным платиновым пером.
Поляков расстелил бланк, поднял, было ручку, но вопросительно обернулся к соседям:
– Но, что мы будем писать?
– Пиши предупреждение… для себя, – сказал Красноцветов, а каждый из нас добавит что-то свое.
Поляков кивнул, склонился над бланком. Несколько секунд «Паркер» бесшумно порхал над бумагой, потом почтальон выпрямился и передал перо Валере. Тот взял лист, внимательно его прочитал:
– Постой, – сказал Золотников, – Ты же хотел про себя писать!
– Я и писал про себя, – нахмурился Константин.
– Да как же про себя… Тут написано: «Не бери морскую свинку!», это мое послание, я сам хотел его написать! Так, что…
– Там этого не было, – быстро сказал Поляков, – я писал: «Не заходи в дом номер…»
– Дай мне! – резко сказал Красноцветов и выхватил листок из рук Валеры, – кажется, нам уже не надо ничего писать… у меня здесь: «Твоей собаке не нужна опека». Как раз то, о чем я когда-то думал… Были соображения – имею ли я право воспитывать, могу ли принять ответственность… Выходит – не могу.
– Можно мне? – Ткачев осторожно взял бланк, и с некоторой опаской заглянул:
– "Нельзя любить призрака" – прочитал он, – а ведь и правда, нельзя. Ах, если бы я это прочел до того, как полез в чат! Если бы успокоился, вышел на улицу, посмотрел вокруг! – он повернулся, держа в руках письмо и посмотрел на Анну, – нельзя любить призрака, – повторил он, – только живых. Настоящих.
Анна, вдруг смутилась и опустила глаза. «Но я ведь живая!» – подумала она, – «Настоящая!»
– Я, кажется, понял! – воскликнул Поляков, – Очень меткие выражения. Стоит нам прочитать и мы… мы переменим свои решения! Все будет по-другому.
– Как сказал клоун, у нас тут немного волшебства, – произнес Якутин, – дайте-ка глянуть! «В наши клетки мы загоняем себя сами». Помню, в тот день, когда я шел к Павлику мне как никогда хотелось бросить все и побродить по проспектам. Просто так. Но я был слишком правильным, чтобы делать хоть что ни будь без восьмидесятипроцентного КПД. Здравый смысл тогда победил. С этим же письмом…
– А я! – воскликнул Максим, – Дайте мне… Что тут: «Сядь у реки и жди, когда труп твоего врага проплывет мимо тебя…»
– Древнекитайская мудрость, – сказал Поляков, – Терпение, Максим, и Арсентий сам бы от тебя отстал. Но ты решил победить его, а в итоге сам угодил в ловушку… Аня, осталась ты, у тебя ведь тоже были какие то проблемы?
– О, да! – невесело усмехнулась Анна, – здесь написано: «Кривое зеркало. Картины лживы. И лишь жизнь никогда не врет». Так оно и есть. Я рисовала наш дом, и картина лгала мне, а я верила ей. Если бы я не думала все время о ней, все было бы по-другому.
Совсем по другому. Господи, я была совсем сумасшедшая.
– Не больше, чем мы все, – произнес почтальон, – что ж, мы получили шанс.
Расписывайтесь. – И он сам поставил свой росчерк под текстом – строгим наклонным почерком.
Красноцветов кивнул, взял «Паркер» и расписался – ровными прямыми буквами много практикующего бухгалтера. Следом Валера – его роспись начиналась крупными, неумелыми, как у третьеклассника, буквами, а кончалась лихим многоступенчатым вензелем. Роспись Ткачева была крупной, округлой, а у Якутина – резкой и неровной как колючая проволока.
Максим старательно вывел свое имя – аккуратно и с неестественной тщательностью, как в прописях. Почерк Анны был легким и летящим – она лишь слегка прикоснулась пером к бумаге.
Неяркий свет от выпущенной зеленой ракеты пал на листок, сделав его похожим на королевский указ и древний манускрипт одновременно – строчка текста, колонка подписей снизу. Поблескивало тиснение. Поляков взял конверт, и, поместив аккуратно сложенный листок внутрь, запечатал его. Замер у ящика, всматриваясь в получившееся письмо.
– Ну что, – неуверенно сказал он, – я опускаю?
Рука его замерла над прорезью. Толпа разразилась ликующими воплями – на специальной тележке вывозили праздничный пирог. Никто из соседей не удивился, увидев, что он похож на почтовую бандероль. Сделанная из марципана печать льдисто поблескивала.
– Ну же, опускай письмо! – сказала Анна, – Оно дойдет, ведь я его видела!
Константин Поляков убрал руку от ящика. Письмо осталось не отправленным. Почтальон повернулся к соседям, держа конверт перед собой, как щит, или неоспоримую улику, обрушивающую все построения защиты.
– Вот… – сказал он, дрогнувшим голосом, – вот это я и хотел вспомнить! Мы все его видели! Но кто ни будь, скажите мне… кто ни будь из вас подобрал его?
– Я хотел, но как-то не собрался, – сказал, удивленно Алексей Сергеевич, – не до того было.
– А вам? – Поляков повернулся к Валере и Якутину, – вам знакомо оно?
– А то, – сказал Валера, – белый конверт, синие штемпели… Без сомнения, это оно!
Письмецо это два месяца у подъезда валялось, пока я с Чуком разбирался.
– Дольше, – мрачно сказал Красноцветов, – с самого начала осени… когда я его не поднял. А ты Саня, пытался?
– Я не о том думал, – произнес Александр.
– А мне оно попалось в феврале месяце… – сказал Анна, – что же оно, столько пролежало и даже не пожелтело? Чистый белый конверт. Вот только чернила уже выцвели – ничего не прочесть. Я его кинула обратно.
– Вы хоть понимаете, в какую ловушку себя чуть не загнали? – спросил почтальон, – Письмо дойдет, это точно. Но никто же из нас его не поднимет! Лишь Анна, но и она, только после того, как уже упустит свой шанс. Оно так и останется лежать у подъезда, а мы пойдем по своим рельсам прямиком в нынешний день. Как и раньше.
Ткачев зябко передернул плечами. Он смотрел на письмо – на знакомый белый конверт, мимо которого он проходил в тот замечательный и ужасный день середины декабря, не зная и не догадываясь, что путь его уже свернул с освещенной автострады обыденности и ведет прямиком в сумеречную зону. То самое письмо. Так нестрашно выглядит и такие бездны в себе содержит.
– Выходит, обманул нас клоун, – сказал Алексей Сергеевич, – подставил…
– Выходит так, – почтальон взмахнул конвертом, – единственный, кто его поднял, был я.
И я пытался его доставить по адресу, но… не сумел. Теперь я понимаю, что это было началом сдвига. Поверьте мне, я старался как мог, но у меня, похоже, не было никаких шансов. Это самое письмо и стало причиной, по которой я попал в один силок с вами, хоть и никогда не жил в этом доме. Причина всех моих злоключений, – он задумчиво посмотрел на письмо.
– Так что же, Константин, – произнес Красноцветов, – если отсылать мы письмо не будем… что же нам делать?
– Вспомните сны, – сказал Поляков, – сны – это ключ.
– Наши сны – это бред, – произнес Ткачев, – я не понимаю, что из них можно достать. Я отлично помню свой сон. Я помню Кусаку, помню Бутчера и радиокрысу. Мы стремились в его бункер, глубоко под землей. Там был искин, и в его бездну мы сверзились. Но ведь это сон, не так ли?
– Занятно, – сказал Алексей Сергеевич, – у меня тоже была бездна – бездна за троном Мясника. Болезненное было падение.
– Мы с Пекой прыгнули, спасаясь от Арсеникума, – заметил Максим, – но он все равно нас настиг.
– Моя пещера была внизу, под землей, – кивнул Валера в сторону гор.
– Постой-постой! – воскликнул Красноцветов, – вы это не упоминали!
– Я отправил свой корабль вниз, на землю. Я упал… – произнес Якутин.
– А моя первая коронация проходила в подвале, – сказала Анна, – так, что же это все значит?
– Вниз! – воскликнул почтальон, – вы, все до единого, шли вниз. Под землю! Вот вам ответ – под землей! Мы должны спуститься на первый этаж, и… ниже.
– Третий подъезд, – одновременно с Ткачевым произнес Валера, – да, там дверь… и нас теперь семеро.
– Мы идем, – сказал Алексей Красноцветов, – Константин, спрячь письмо. Оно не будет отправлено. Мы сломаем установленный порядок. И мы пойдем вниз, что бы нас там не ждало.
Соседи кивнули. В небесах разорвалась очередная ракета, высветив окрестности резким, неприятным цветом. Вдруг стало заметно, что карнавал уже не источает веселья – изогнувшиеся в танце фигуры стали пугающими, звуки слишком громкими. Конфетти шуршал под ногами. Гадалка повернула круглое, улыбающееся лицо, и ласкового посмотрела на замерших у ящика людей красным глазным имплантантом. Среди танцующих оказалось слишком много одетых в костюмы собак из плюша и натуральной шерсти, торт сменил форму и из бандероли превратился в искусно выполненную морскую свинку, которую азартно разделывали на бисквитные части хмельные гуляки. Потянуло сладкими благовониями, кто-то начал игру в веселые старты, на лотках во множестве появились подарочные наборы игрушечных солдатиков в ярких упаковках цвета хаки, а на фоне раздавшейся в несколько раз полной луны величаво пролетел нелепый коровий силуэт верхом на детском велосипеде.
Из распахнутых зеленых ставень окна ближайшего к соседям дома мощно и победно ударил гимн «God save the queen» в исполнении «Cекс пистолз».
– Вы видите это? – спросил Красноцветов, оборачиваясь.
– Да, все меняется, – кивнул Константин Поляков, – Нас заметили.
– Валера, – сказал Алексей Сергеевич, – Твой «Роллс – ройс» все еще на ходу? Мы уезжаем.
– Всегда к вашим услугам господа, – произнес Валерий Валерьянович Золотников и улыбнулся развязной щербатой улыбкой безнадежно опустившего человека.
* * *
Дверь изменилась, но иначе и быть не могло. Деревянное покрытие сменилось на дешевую пленку под необтесанный камень, на которой через грубый трафарет были выписаны знак радиационной опасности и логотип национальной почтовой службы, а в самой двери появилось зарешеченной арматурой окошко, через которое виделась даль необъятная. На стене справа имелся красочный постер «Кривого зеркала» – мюзикла, поставленного в Королевском военном театре по мотивам «Портрета Дориана Грея». Предупреждение осталось, но поменяло смысл – отныне надпись на двери читалась как: «Не будите спящую собаку!» что звучало не в пример более зловеще.А у каждого дактилоскопического устройства появилась лаконичная медная табличка с именем. Здесь были все семеро. Обладатели имен стояли напротив, вокруг них имелись голые унылые стены и лампа дневного света над головой. Это был коридор первого этажа, и, исключая дверь, он выглядел столь обыденно, что накатывались мощные ностальгические чувства.
– А ведь я узнаю ее, – нарушил тишину Валера, – а вы узнаете?
– Откуда мне ее знать, если я ее никогда не видел, – сказал Поляков.
– Ну да, понимаю, она сильно изменилась, но ее все еще можно узнать, – усмехнулся Валера, – Впрочем, вы и прошлой жизни могли не раз пройти мимо и не заметить. Конечно, зачем это вам, с вашими квартирами. А вот я здесь провел немало времени, особливо по зимнему периоду. Здесь теплотрасса и котельная. Это дверь в подвал.
– Что ж, – сказал Красноцветов, – стало быть, мы у цели. Понимаю, выглядит это не слишком привлекательно, но идти нам больше все равно некуда. Пусть каждый из вас приложит палец к сканеру помеченному своим именем.
– Как насчет предупреждения? – спросил Ткачев, – Это ведь они говорят про тварь?
– Судя по всему, да, про тварь, – кивнул Алексей Сергеевич, – Клоун сказал, что она доберется до нас, рано или поздно. Так, не все ли равно когда ее встретить?
– Что вообще за тварь? Кем она может быть?
– А вот это простой вопрос, – ответил за Красноцветова почтальон, – думаю, я знаю что это. Да ты и сам знаешь… тварь все время была рядом, она последовала с нами и в сны.
Вспомни. В моем сне это был демон, во сне Максима – песоголовый бог мертвых.
– Бутчер… – выдохнул Александр, – но, неужели…
– Бутчер, Мясник, Жаббервох, какая разница? – произнес Красноцветов, – мы его все видели! Это черный ротвейлер, у него много имен и еще больше обличий! Но внутри – он одинаков… Бульдозер!
– Этот злобный пес, что живет у нас во дворе? – изумилась Анна, – черный как смоль, да он всех ненавидел. Но ведь он всего лишь пес! Как же он мог…
– Скорее всего, это не тот Бульдозер, которого мы знали, – сказал Красноцветов, – Нечто, принявшее его личину, как символ антагонизма нам. Бульдозер ненавидел всех нас, и то чем он стал, ненавидит тоже. Во всех снах он пытался свести с нами счеты. Думаю, и сейчас он не оставит попыток. Меняя личины как перчатки, но не меняя сущность.
– А ведь только у меня он и назвался настоящим именем, – сказал Золотников, – просто тварь. Но ведь я убил ее, в конце концов! И я убью ее еще раз! И еще, сколько понадобится.
– Давайте руки, – произнес Алексей Сергеевич, – и нажимайте.
Осторожными движениями каждый из соседей прикасался к сканеру и тот отвечал коротким мелодичным звоном. После сканирования отпечатков над каждым из устройств зажигался зеленый огонек. Последней коснулась своего сканера Анна, и вздрогнула, когда из стены донесся короткий змеиный шик пневматики. Газоразрядная лампа мигнула и зажглась зеленым.
– Мы можем идти, – сказал Ткачев, – думаете, получится остаться незаметными? Как на карнавале?
– Сомневаюсь, – вздохнул Красноцветов и взялся за ручку, – Думаю, смешение будет по полной программе. На всякий случай приготовьтесь. Я нажимаю… Ну… Поехали!
Акростих.
Its not escape from reality?
Open your eyes,
Look up to the skies and see…
Дао семерых.
– Все-таки зря вы это, – сказал бармен, помешивая в стакане коктейль «Собачий байт»
(одна часть «Бьянко россо», две части «Советского шампанского», часть бальзамирующей жидкости и часть раствора для чистки мониторов, сверху оливка) прозванный также в народе «кабыздохом», с натугой орудуя изношенным протезом русского производства, – это же совсем дикие места! Тамошние обитатели не видят света цивилизации, прозябая в язычестве и каннибализме! И даже немногочисленные колонисты потихоньку перенимают их омерзительные повадки. Нет, конечно, я понимаю, новые земли – данники нашей империи, колониальные амбиции, но в конченом итоге, мегаполис ведь самое безопасное место! Наши традиции, завещанные нам отцами и дедами – наши моральные устои – все это создает здесь в городе поистине райскую жизнь!
Бармен был одет в толстовку из собачьей шерсти и вытертую до белизны летную кепку Королевских ВВС. Позади него на полках громоздились многочисленные бутылки, среди которых преобладали применяющиеся для бальзамирования вина, белесые технические жидкости, портвейн «Солнцедар» и «Монастырска изба», а также французский коньяк «Ле каннибал» и пиво «Корона». Указанные жидкости предлагалось закусывать насыпанными с горкой в широкую плошку сероватыми капсулами крайне подозрительного вида. Шустрые айбо, гудя сочленениями, пытались добраться до плошки, но каждый раз были отогнаны протезом бармена. В полутьме бара выделялись три монитора, один из которых транслировал чей-то взлом с применением боевых вирусов, другой показывал ретроспективу «Метрополиса», а третий – научно-популярный фильм про гибель Помпеи на английском языке.
– Так то оно так, – рассудительно сказал Алексей Сергеевич Красноцветов, отхлебывая из стакана и морщась от отвращения, – но ведь эти земли потому и стали наши, что гордые сыны империи вырываются из теплого и уютного, но поднадоевшего отцовского гнезда, чтобы вдохнуть воздух свободы, приключений, и умножить славу нашего государства. Правь империя морями, городами и горами! – процитировал он, поднимая стакан.
Бармен ответно отсалютовал бутылкой спирта «Баттл Рояль», которую в тот момент протирал. Самый резвый айбо воспользовался моментом, и, воровато ухватив капсулу, умчался, довольно урча серводвигателями.
– Кроме того, после моего доклада в Королевском Географическом Обществе у меня просто не остается выбора, – сказал Красноцветов.
– Да, ваши коллеги отличаются всеядностью. Сожрут и не поморщатся, – кивнул бармен, – Кстати, как там в Обществе?
– Не слишком хорошо. По-прежнему грозятся прикрыть и превратить его в Королевское Хранилище для собачьих мумий. Нехорошая ситуация – владельцы давят на палату лордов, задействованы большие деньги. Ну вы, понимаете… Кроме того есть еще сэр Жаббервох.
– О, да! – саркастически молвил бармен, – вы слышали, что он учудил на прошлой неделе?
Ввел мораторий на ввоз мяса морских свинок, якобы под предлогом, что зверушки генетически модифицированы. Это они о новой, золотистой масти, представляете! Целый ряд ресторанов Южных провинций закрылись из-за банкротства, в том числе мой любимый «Чук и Гек»!
– Большая потеря, – согласился Красноцветов, – Там подавали замечательные «escalope del sweenkulo» с черным перцем и веточкой тмина… Впрочем, я все равно успею обернуться до того, как общество прикроют. Еще утру нос этим высокоученым снобам!
– Все же надеетесь найти Золотой ящик? Не боитесь, что это просто легенда, или хитрая утка, пущенная в сеть вашими неблагожелателями?
Красноцветов рассмеялся:
– Они не настолько умны, уверяю вас. Кроме того, у меня есть козырь в рукаве.
– Говорите, сэр, я умею хранить секреты.
– Мы сумели подобрать коды к северокорейскому археологическому спутнику. Ну, тому, что наносил баллистический удар по Мемфису в Луизиане пятнадцать лет назад. Теперь у меня есть снимок. Ящик существует. —В вашей команде настоящие профессионалы, Алексей Сергеевич, – произнес бармен, – отдаю вам должное!
– Спасибо… нет, больше не наливайте. Это пойло уничтожает мозг… Что ж, время вышло. Мне уже пора. Процветания вам и вашему заведению. Оно, воистину, самое достойное в этом кластере мегаполиса.
– Спасибо сэр. И вам удачи в вашем путешествии. Я буду выкачивать всю свежую информацию, что попадет в официальные каналы сетей.
Красноцветов кивнул и вышел из бара. На улице царила полутьма – туман, густо смешанный со смогом, не пропускал достаточно света. Две чахлые клумбы со смартофонами «Моторола» скудно освещались неоновой вывеской с названием бара – «Пирамида», и телефоны тянулись к надписи жадно подрагивающими солнечными панельками.
(одна часть «Бьянко россо», две части «Советского шампанского», часть бальзамирующей жидкости и часть раствора для чистки мониторов, сверху оливка) прозванный также в народе «кабыздохом», с натугой орудуя изношенным протезом русского производства, – это же совсем дикие места! Тамошние обитатели не видят света цивилизации, прозябая в язычестве и каннибализме! И даже немногочисленные колонисты потихоньку перенимают их омерзительные повадки. Нет, конечно, я понимаю, новые земли – данники нашей империи, колониальные амбиции, но в конченом итоге, мегаполис ведь самое безопасное место! Наши традиции, завещанные нам отцами и дедами – наши моральные устои – все это создает здесь в городе поистине райскую жизнь!
Бармен был одет в толстовку из собачьей шерсти и вытертую до белизны летную кепку Королевских ВВС. Позади него на полках громоздились многочисленные бутылки, среди которых преобладали применяющиеся для бальзамирования вина, белесые технические жидкости, портвейн «Солнцедар» и «Монастырска изба», а также французский коньяк «Ле каннибал» и пиво «Корона». Указанные жидкости предлагалось закусывать насыпанными с горкой в широкую плошку сероватыми капсулами крайне подозрительного вида. Шустрые айбо, гудя сочленениями, пытались добраться до плошки, но каждый раз были отогнаны протезом бармена. В полутьме бара выделялись три монитора, один из которых транслировал чей-то взлом с применением боевых вирусов, другой показывал ретроспективу «Метрополиса», а третий – научно-популярный фильм про гибель Помпеи на английском языке.
– Так то оно так, – рассудительно сказал Алексей Сергеевич Красноцветов, отхлебывая из стакана и морщась от отвращения, – но ведь эти земли потому и стали наши, что гордые сыны империи вырываются из теплого и уютного, но поднадоевшего отцовского гнезда, чтобы вдохнуть воздух свободы, приключений, и умножить славу нашего государства. Правь империя морями, городами и горами! – процитировал он, поднимая стакан.
Бармен ответно отсалютовал бутылкой спирта «Баттл Рояль», которую в тот момент протирал. Самый резвый айбо воспользовался моментом, и, воровато ухватив капсулу, умчался, довольно урча серводвигателями.
– Кроме того, после моего доклада в Королевском Географическом Обществе у меня просто не остается выбора, – сказал Красноцветов.
– Да, ваши коллеги отличаются всеядностью. Сожрут и не поморщатся, – кивнул бармен, – Кстати, как там в Обществе?
– Не слишком хорошо. По-прежнему грозятся прикрыть и превратить его в Королевское Хранилище для собачьих мумий. Нехорошая ситуация – владельцы давят на палату лордов, задействованы большие деньги. Ну вы, понимаете… Кроме того есть еще сэр Жаббервох.
– О, да! – саркастически молвил бармен, – вы слышали, что он учудил на прошлой неделе?
Ввел мораторий на ввоз мяса морских свинок, якобы под предлогом, что зверушки генетически модифицированы. Это они о новой, золотистой масти, представляете! Целый ряд ресторанов Южных провинций закрылись из-за банкротства, в том числе мой любимый «Чук и Гек»!
– Большая потеря, – согласился Красноцветов, – Там подавали замечательные «escalope del sweenkulo» с черным перцем и веточкой тмина… Впрочем, я все равно успею обернуться до того, как общество прикроют. Еще утру нос этим высокоученым снобам!
– Все же надеетесь найти Золотой ящик? Не боитесь, что это просто легенда, или хитрая утка, пущенная в сеть вашими неблагожелателями?
Красноцветов рассмеялся:
– Они не настолько умны, уверяю вас. Кроме того, у меня есть козырь в рукаве.
– Говорите, сэр, я умею хранить секреты.
– Мы сумели подобрать коды к северокорейскому археологическому спутнику. Ну, тому, что наносил баллистический удар по Мемфису в Луизиане пятнадцать лет назад. Теперь у меня есть снимок. Ящик существует. —В вашей команде настоящие профессионалы, Алексей Сергеевич, – произнес бармен, – отдаю вам должное!
– Спасибо… нет, больше не наливайте. Это пойло уничтожает мозг… Что ж, время вышло. Мне уже пора. Процветания вам и вашему заведению. Оно, воистину, самое достойное в этом кластере мегаполиса.
– Спасибо сэр. И вам удачи в вашем путешествии. Я буду выкачивать всю свежую информацию, что попадет в официальные каналы сетей.
Красноцветов кивнул и вышел из бара. На улице царила полутьма – туман, густо смешанный со смогом, не пропускал достаточно света. Две чахлые клумбы со смартофонами «Моторола» скудно освещались неоновой вывеской с названием бара – «Пирамида», и телефоны тянулись к надписи жадно подрагивающими солнечными панельками.