- Всего десять дней, как ему сделали операцию. А мы уже танцевали! На лестничной клетке. С плеерами в ушах! У нас одинаковые кассеты. Мне Леша переписал. Знаешь что? Ни за что не угадаешь - танго "Компарсита"! Клевая штука, отпад! Леша знает специальные движения, он ходил в секцию фигурного катания.
   - Анечка, что произошло?
   - А, глупости! Пару раз меня прихватило головокружение и вот здесь в виске болело страшно. Потом прошло. А на дискотеке было очень душно и я вырубилась. Ну, рухнула в обморок. Потом я отключилась дома. Тетка вызвала нашу участковую. Та заохала и направила меня на обследование в больницу. Я прямо взвыла. В палате восемь человек, в основном бабки. Удобства в коридоре и никаких перспектив. Ты сама все знаешь... Однажды врывается ко мне дама - вся надушенная, шикарная. Твоя подруга - Белла Аркадьевна. Как вихрь в палату влетела, пакет мой с барахлом подхватила и скомандовала: пошли!... Теперь я здесь. Голова не болит, в обморок не падаю. И Леша вот...
   - Кто твой лечащий врач? Я должна с ним встретится.
   - Очень симпатичный молодой ординатор. А старикан-профессор только по пятницам приходит.
   - И что говорит?
   - Говорит, надо с родителями побеседовать относительно операции. Вот тебя тетка и вызвала.
   - Аня... Операция? Ты уверена? - похолодела Маргарита.
   - Чего ты паникуешь? Вон Леша так мужественно держался! Четыре часа оперировали. Теперь говорит, что это передо мной выпендривался и ради меня так быстро выздоравливает. Думал о том, как мы будем танцевать и обязательно это танго в шикарнейшем ресторане! Он уже в реанимации мечтал, что бы зеркальные зайчики по стенам бегали а я бала бы в золотом платье с разрезами! Сплошное ретро! Мы обязательно в Испанию поедем. И в Бразилию, и в Париж. И еще в Санта-Барбару! Это совсем не дорого, если третьим классом. - Нагнувшись к сестре, Аня зашептала: - Здесь говорят, что под наркозом можно увидеть будущее. Леша видел... - Аня многозначительно улыбнулась.
   - Девочка... - Маргарита пригляделась к сияющим глазам сестры. Влюбилась... Вижу, влюбилась.
   - Очень, очень сильно. И теперь ради Леши совсем быстро выздоровею. Вот ни чуточки операции не боюсь. Ну, совсем немного... А ведь подумай, если б я сюда не попала, то мы бы могли не встретится. Ужас. Вот повезло! Аня повисла на шее сестры, как делала еще в детстве, когда не стало матери. Маленькая девочка, ища защиты прижималась к взрослой, но тоже маленькой и растерянной. Теперь, обнимая друг друга, плакали две молодые, но сильные женщины. Маргарита содрогнулась от стыда, вспомнив о том, как хотела выйти из электрички, сбежать обратно в свой одуванчиковый дом..
   - У тебя-то как? Удивляюсь - моя железобетонная Мара плакать научилась!
   - Это от счастья. И еще от того, что я теперь другая. Маргарита.
   - Понимаю. Булгаковская, да?
   - Максимовская... Не думай, что я хотела вас бросить. В сентябре мы собирались вместе приехать и все решить.
   - Вот и приехала. Пал Палыч, мой врач, раньше двух после операции не освобождается. Ты должна познакомиться с Лешей. Сиди здесь, под фикусом, я его приведу.
   Аня упорхнула, Маргарита оглядела холл. Черная мягкая мебель под кожу, столик с газетами и журналом "Здоровье". В обрезанной пластиковой бутылке букет хризантем. В углу телевизор, на стене пейзаж с волнами и кашпо с плющом. В креслах под изображением мутно-зеленого шторма сидела странная пара. Старушка с коротким седым бобриком и худой носатый старик кавказской наружности. Оба в одинаковых вязаных жакетов буроватой толстой шерсти. Оба сосредоточенно работали спицами, вытягивая нить из пластикового пакета.
   Маргарита вспомнила Варюшу, которую поселил в ее памяти Макс, ее рыжие собачьи жакеты, вывязанные соседкой. Ей захотелось окликнуть женщину, но она сдержалась...
   Бритую старуху, обраставшую после химиотерапии, действительно звали Дина. Именно она снабжала бабушку Макса и его самого теплыми вещами. Год назад она потеряла мужа, а вскоре последнего друга - колли по имени Колла Брюньон. И осталась совсем одна с мешками пропахшей нафталином пряжи и злокачественной опухолью в левом полушарии. Вместо того, что бы скончаться в районной больнице, Дина попала сюда по великому блату: у доктора филологии Джеральдины Ковачек - полуиспанки-полупольки, остались влиятельные ученики.
   Тяжко и пусто было на душе знающей свой приговор женщины. В очереди у рентген кабинета она увидела старика с потерянным лицом. Словно за соломинку утопающий, старик держался за спицы. Вязал упорно и неумело. Дина подсела. Айдын Надырович плохо говорил по-русски. Но для того, что бы показать вязку, много слов не требуется.
   Дина подарила старику килограмм собачей шерсти и теплый жакет, который вывязала специально для него. Это были самые радостные недели за последний год, наполненные смыслом и любовью. Теперь они часто сидели рядом, мелькая спицами и обмениваясь короткими фразами, в которых была вся жизнь.
   - Ты совсем как моя жена, - Айдын долго наблюдал за работой Дины. Смотрю на твои руки - вижу ее. Необразованная женщина была. Книжки мало читала. Ты - ученая. А руки совсем похожи. Красивые.
   Господи! Сухонькие, в темных пятнах и набухших жилах, столько переделавшие, столько сновавшие... Лица у стариков разные, а руки одни. Полуграмотный старик из абхазской деревни и некогда светская, некогда блиставшая в ученых кругах москвичка, сидели рядом, ощущая себя самыми близкими людьми на свете. Им одновременно объявили приговор и они приняли решение переселиться в хоспис, что бы умирать вместе.
   Айдын Надырович гордился сыном, разбогатевшим в Москве. Он никогда не узнает, что ради его лечения Начик вошел "в дело" - стал приторговывать наркотой. А Джеральдине не дано будет получить весть от Максима Горчакова. Потому что промолчала сидевшая напротив ее в холле сероглазая женщина...
   - Алексей Владимирович Векшин. Аспирант МГУ. Очень талантливый. Представила Аня коренастого паренька в повязке с глазами вечного мальчишки и неунывающего искателя.
   - Вижу, - сказала Маргарита. - Аспирант он временно. А вообще мастер.
   Доктор Пал Палыч пригласил родственницу больной в ординаторскую.
   - Мне известно, Маргарита Валдисовна, что вы медработник и заменили Анне мать. Уверен, вы примете правильное решение. Вашей сестре пятнадцать.
   - Скоро шестнадцать.
   - Все равно она не способна здраво оценить ситуацию, - он отвернулся к окну. - Позволите закурить? Случай сегодня был сложный. Я ассистировал...
   - Ане необходима операция?
   - Мы тщательно взвесили все возможности. Опухоль неприятная, но пока локализованная. Учитывая возраст, можно рассчитывать на то, что хирургическое вмешательство окажется результативным... Последующий курс радиотерапии, регулярное наблюдение, щадящий образ жизни...
   - Боже... - прошептала Маргарита, не веря услышанному. Почему-то она подумала, как потрясет Аню потеря ее чудесных волос, столь важных в модельной карьере. - А без операции никак нельзя?
   - Химия, облучение... Вы сами знаете как избирательно действуют эти методы. Кому-то везет, кому-то нет. Конечно, мы можем положиться на "авось". Припугнуть болезнь и каждый день ждать, когда она снова выпустит щупальца.
   Схватившись за голову, Мара воскликнула:
   - Ну от чего, от чего это?
   Пал Палыч развел руками:
   - ОБЗ. Один Бог Знает. У нас здесь, в основном, такие случаи.
   - Это не Бог! Это черт, черт! Бог не может...
   - Успокойтесь, надо надеяться на лучшее. Есть хороший пример Алексей Векшин. Парень быстро идет на поправку. Кстати - похожий случай. Но причина известна - травма головы при падении на коньках.
   - Мог бы и другим местом стукнуться, или полегче. Виноват в данном случае лед, - молвила Маргарита, тупо глядя в угол.
   - Вы не на юридическом учитесь? Все ищите причинно-следственные связи. Будто это может что-то исправить. Посмотрите, вторую неделю льет, как из ведра, а в Греции все выгорело. От одних только капризов природы человечество страдает не меньше, чем от последствий технического прогресса. И это называется "стихийное бедствие". - Врач кисло улыбнулся: - А если честно, Маргарита Валдисовна, разве все наше существование не подходит под категорию ОБЗ? Э-эх, простите, у меня обход. - Загасив сигарету, он проводил Маргариту к двери: - Жду вашего решения.
   Почти машинально Маргарита добралась до дома.
   Тетка поджарила яичницу и сев напротив вяло жующей племянницы, начала длинный монолог, в котором были и сетования на судьбу и жалобы и просьбы. Маргарита не слушала, она подняла глаза на Леокадию лишь увидав в ее руке покачивающийся на тонкой цепочке крестик.
   - Вот все и говорят, одна надежда на крест. Ольга-то вас еще младенцами в тайне от мужа покрестила. С моей помощью. Боялась все. Как же, Валдис Янович - член партии! Да и она подстать мужу - кандидат химических наук. Однако ж, сестру свою больную, меня то есть, с дочками в церковь заслала, что бы обряд крещения произвести. Но к церкви Ольга вас не приучала и сама была не сильно верующая. Как все тогда. Крестики ваши нательные потерялись где-то. Вот этот я для Анюточки в Храме купила. На колени встать не могла, что бы помолиться, но батюшка простил. Медный он, недорогой, но по всем правилам освещенный. - Тетка надела цепочку на шею Маргариты. - Как будешь в больнице, так и повесь ей. Жить-то девочке надо теперь с Богом в душе. На него только и надежда.
   Боясь разрыдаться, не слушая больше причитания тетки, Маргарита закрылась в комнате Ани. На стуле лежал ее свитерок. На диване растрепанная стопка журналов и розовый плюшевый медвежонок - давний подарок от Мары к девятому дню рождения. Изрядно потертый, с косо подшитым ухом, он все равно был самым любимым - Нюша засыпала, обнимая зверюшку.
   По карнизу неугомонно, зло колотил дождь и было ясно, что встреча с Максимом состоится не скоро...
   Глава 11
   В представительских апартаментах "У Патриарших" проходило серьезное совещание. Если не смотреть в окно, а сидеть в глубоком кресле перед столиком с прохладительными напитками, вдыхать средиземноморский воздух, исходящий из сплит-системы и рассматривать гобелен флорентийской работы с нежными девами, занятыми развешиванием в чащобе цветочных гирлянд, то можно вообразить бог весть что. Например, такую вот ситуацию: эксперимент с генератором триумфально завершен, есть основания считать себя великим ученым, совершившим эпохальное открытие. На полученное вознаграждение арендована для отдыха вилла у Адриатического побережья, где-нибудь в изысканной итальянской провинции. Для двух персон - ведь к победителю Галка сама прибежит, стоит лишь свистнуть...
   Затерявшийся в огромном победоносном кресле Ласкер тяжко вздохнул, чуя животом, что не к таким вот радужным перспективам катится его витиеватая биография. И правда - настроение людей, вызвавших его сюда, не предвещало ничего хорошего. Отец Савватий, устроившийся в затененном углу возле антикварной лампы под шелковым колпаком, сосредоточенно листал каталог Недели высокой моды в Париже, боевой соратник Пальцева - Роберт Осинский стоял возле окна, скрытого деревянными жалюзи, Альберт Владленович в кресле напротив, смотрел на Лиона с иезуитской ласковостью.
   - На собрании моих коллег в сентябре прошлого года вы, Лион Израилевич, сделали впечатляющий доклад о своем изобретении. Основываясь на нем люди весьма и весьма солидные, строили концепцию развития страны. Но вместо того, что бы работать непокладая рук, вы сбежали, как провинившийся школьник, доверив сложнейшую научную разработку менее компетентным коллегам. Так что особого доверия к вам после всего, что случилось в прошлом году, не испытываю.
   - Я осознал ошибки. Вернулся сам, что бы завершить начатое дело, отрапортовал Лион.
   - Ничего себе финты! - подал голос Осинский. - Подобрали никому не нужного инженеришку из развалившегося "ящика", предоставили ему лабораторию, средства, специалистов! Осуществляй, голубь, научные дерзания! Так он работу сорвал, а теперь "одумался"!
   - Оставим нравственные аспекты, - Пальцев не отрывал от физика своего магнетического взгляда. - Перейдем к делу. Мы приняли ваше раскаяние, вновь доверили лабораторию, поддержали материально и ждем результатов. Как я понимаю, вы готовы выполнить данные обязательства, а именно - осуществить первый сеанс.
   - Пробный. В ограниченном диапазоне... - излишне бодро сообщил Ласкер, при этом опустил глаза и почувствовал, как вдоль позвонка потянулась струйка пота. Собрав волю в кулак, он бойко продолжил: - Аппарат практически завершен. Но сила сигнала не отвечает пока заданным вами параметрам. То есть...
   - Меня не интересуют технические подробности, - перебил его Пальцев, Согласно жестко оговоренным срокам, через четыре дня, а именно в 12.00 по полудню шестнадцатого августа состоится пробный и совершенно безвредный выход в эфир. Нельзя разочаровывать товарищей.
   - Безвредность я на сто процентов гарантирую! Жизнью ручаюсь, воспрял духом Лион. - Все пройдет гладко, если конечно... если генератором не станет управлять случайный человек.
   - Вот это проблема весьма существенная, Лион Израилевич... Нахмурился Альберт Владленович, демонстрируя крайнюю обеспокоенность. Кандидатура "донора", то есть человека, ведущего сеанс, определяется в данной ситуации однозначно. Мы считаем, что сеанс должен провести ваш бывший коллега и единомышленник господин Горчаков. Сколько ему причитается, на ваш взгляд, за труды? Скупиться мы не будем.
   - Максим не возьмет денег. Он вообще делать этого не станет! У него принципиальные соображения... - Лион отер взмокшее лицо платком и высморкался. - Сеанс могу провести я.
   Присутствующие переглянулись.
   - Извините, Леон Израилевич, но после побега, мозговой травмы, скитаний и умственного перенапряжения, состояние ваших нервов нельзя признать удовлетворительным. Мы не можем доверить сеанс внушения человеку с неустойчивой психикой. И не имеем права подключать в это сугубо секретное дело людей посторонних, - наступал Альберт Владленович. - Мы настаиваем на кандидатуре вашего соратника и ближайшего друга Горчакова.
   - Боюсь, мне не удастся уговорить его, - выпалил Лион и втянул голову в плечи, словно пряча ее от удара. После побега от мерзкого черта и падения с моста в характере задиристого Ласика произошли кардинальные изменения он разучился драться и стал бояться физического насилия. Сейчас он ощущал исходящие от спортивного блондина воинственные токи. Казалось, что он вот-вот сорвется с места и врежет своим стальным кулаком прямо по тому месту на темени, где пульсировал оставшийся после операции шов.
   Спортивный блондин подошел к нему и смотрел в затылок с брезгливой насмешкой, как на жука, которого собирался раздавить.
   - Вот гнида! Я же говорил, что этих типов надо держать в ежовых рукавицах! У товарища Сталина научные подразделения работали эффективно за колючей проволокой. Пошурши извилинами, гений, положение у тебя безвыходное. Твой кореш, тебе и уговаривать. Главное - осознать проблему. Вот ведь с господином Свеклотаровым вышла такая скверная штука. Раздавили и выкинули вместе с приближенным лицом. Теперь ищут виновных. Думаешь, найдут? Дудки! Жаль патриотов - такого бойца лишились.
   - Не надо запугивать нашего ученого, Роб. Он и сам прекрасно ориентируется в ситуации, - Пальцев наполнил бокал Лиона вином. Расслабьтесь, дружище. Вы ввели нас в заблуждение, поставили под угрозу государственной важности планы, вам и поправлять положение. Поезжайте не медля к вашему другу, обрисуйте в деталях положение вещей. Он ведь, кажется, нищ, одинок, без всяких перспектив. Мы готовы помочь любым его начинаниям.
   - Уже помогли, - буркнул Лион, к которому после пары глотков вина начала возвращаться его природная задиристость. И тактика дальнейшего поведения определилась с предельной ясностью.
   Глава 12
   Уже три дня Маргарита жила в Москве. С утра ездила в клинику, дожидаясь результатов дополнительных исследований и консультации с профессором. Наконец, медицинское светило назначило ей встречу.
   Профессору было под восемьдесят. Он много повидал в больничных стенах, разучился печалиться, радоваться и предаваться иллюзиям. Коротко и категорично мрачный старик сформулировал то, что уже объяснил Пал Палыч: надежд на ошибку в диагнозе нет. На терапию тоже. Результат операции может оказаться разный - любые манипуляции с мозгом опасны. Он жестко смотрел на Маргариту из-под кустистых, словно побитых молью бровей, пока она ни сказала "да".
   В голове у Маргариты гудело, а сердце ныло, словно раненное. Ей не хотелось сейчас встречаться с сестрой - не было сил для того, что бы успокаивать, улыбаться, смотреть в глаза, врать. У гардероба толпились студенты-практиканты. Юные, здоровые, веселые, как Анька. Маргарита нырнула под купол таксофона и набрала знакомый номер.
   - Жду, - сказала без всяких расспросов Белла.
   Вскоре Маргарита сидела в знакомой кухне, сжимая зябнущими пальцами оранжевую чашку. В кипятке, благоухая, плавал пакет смородинного "Пиквика". Но теперь он уже был не просто заморским чаем, а прямым родственником смородины в саду ее далекого одуванчикового дома.
   - Я хотела поблагодарить тебя за Аню и еще объяснить кое-что.
   - Ничего не надо, - кутаясь в халат из синего велюра, Белла села напротив. Она заметно похудела и словно неудачно загорела - землистая смуглость скрыла здоровый румянец. Руки Беллы все время потирали горло, комкая ворот халата и Маргарита с ужасом заметила опоясывающий шею грубый багровый шрам.
   - Пустяки. Мои проблемы, - подметила взгляд Маргариты Белла. - Давай ничего не выяснять, еще больше запутаемся. Кроме того, мы обе очень торопимся, а вопросов полно.
   Опустив ресницы, Маргарита согласно кивнула. Вопросов полно, но на них нет и не может быть ответа.
   - Ты сегодня приняла трудное решение насчет операции и тяготишься бременем ответственности. Напрасно. Пойми, правильных решений вообще нет. Но есть иллюзия выбора и ужас НАШИХ решений. А результат-то один, не отвертишься. Никто ведь не хочет умирать и все без исключения это делают... Ладно, сейчас не до философии. Слушай меня внимательно... - Белла подалась вперед. - Мне кое-что известно. За Пальцева замуж я, как видишь, не пошла. Другую дорожку выбрала. Но удалось мне у него кое-что выведать. - Белла налила в бокал коньяка и словно воду, выпила до дна. - Задумали они пакость. Какую, не скажу. Но закручено лихо. Много будет жертв. Максим Горчаков в самый омут попал.
   - Он с ними связываться не будет, - замотала головой Маргарита. - Ни за что.
   - Не с ними. С Лионом Ласкером. Этого мыслителя альбертовские шустрилы со всех сторон окрутили. С таким сладить ничего не стоит - все равно, что с ребенком. Пойми, красивая, твоего ученого спасать надо, Белла пригвоздила гостью холодным острым взглядом, от которого у Маргариты по коже побежали мурашки и даже волосы на голове зашевелились.
   - Господи! Что ж делать? - пролепетала она, каменея. Чашка выпала из рук, расколов блюдце, губы оледенели. - Господи, что делать?
   - Уезжай. Уезжайте оба. Немедленно и подальше, - нахмурив брови скорее приказала, чем посоветовала Белла.
   - Но ведь Ане предстоит операция... Я н-н-е... я не могу.
   - Ей ты ни чем уже не поможешь. Уезжайте сегодня же. Жаль, но я тоже помочь не могу. Должна срочно покинуть столицу.
   - На долго?
   - Если скажу на сколько, ты и не поймешь, - скаля крупные зубы, ухмыльнулась Белла.
   Маргарита в ужасе смотрела на бывшую подругу, на ее выпирающие клыки, раньше совсем не заметные, на косящие зеленые глаза, шальные и опасные. Смотрела и не узнавала.
   Та поднялась, вытащила из кармана смятую бумажку - вроде листка из записной книжки и протянула Маргарите:
   - Возьми. Здесь адресок на крайний случай. Если какие-то затруднения выйдут, там помогут.
   - Кто?
   - Неважно. Мои друзья.
   На лестничной клетке, торопливо выпроваживая Маргариту, Белла шепнула вдогонку:
   - Не поминай лихом, подруга!
   Глава 13
   Лион выезжал на кольцевую, когда его обогнал новенький "мерседес" и просигналил остановиться. К Ласкеру подошел и поздоровался солидный человек с лицом генерального прокурора, несущего ответственность за все безобразия текущей реальности. Это был уже знакомый ему куратор, прикрепленный Пальцевым для охраны эксперимента. Ласкера не интересовало, в какой "конторе" служил Анатолий Лаврентьевич - в ФСБ, службе президента или в ином охранительном "органе".
   - Ну что, Лион Израилевич, - улыбнулся куратор Ласкеру. - Решили махнуть на природу? Погодка способствует. Но для одинокой прогулки вы у нас персона слишком важная. Не возражаете, если навяжусь в сопровождающие?
   - Я должен переговорить с другом без свидетелей, - твердо заявил Ласкер, осознав вдруг со всей очевидностью, что никто его теперь на вольные просторы без "конвоя" не выпустит.
   - Ну и говорите на здоровье. Подбросим до места, проследим за вашей безопасностью. У меня машина с кондиционером, идет легко, бесшумно. А "жигуленок" ваш наши ребята прямо к дому отпаркуют. - Анатолий Лаврентьевич любезно, но твердо придержал Ласкера под локоть.
   В кураторском "мерседесе" находились еще двое - молчаливый субъект за рулем и рядом с ним - опасный Осинский, от присутствия которого на душе у Ласкера стало совсем мерзко.
   На подступах к озеру, Лион предложил своим спутникам подождать его за холмом, ссылаясь на непролазную для автомобиля грязь. Они неожиданно легко согласились, что могло означать лишь наличие мощного подслушивающего устройства. Используя в полный голос весь свой бомжовый лексикон, Ласкер шагал к дому с оранжевой черепицей и молил провидение об одном - чтобы ни Макса, ни его подруги на месте не оказалось.
   С утра Максим уехал в Андреаполь звонить Маргарите. Оказавшаяся дома тетка сообщила, что она пропадает в больнице у сестры и больше плакала, чем говорила. Но все же Максу удалось понять, что после встречи с профессором Маргарита намерена вернуться в деревню, а когда - сегодня или завтра это случиться - Леокадии было неведомо.
   Максим напрягся, прислушиваясь к внутреннему голосу и тот нашептал, что ждать явления любимой надо каждую минуту. Ждать, концентрируя вокруг себя необходимые энергетические поля.
   Он упорно колесил по тем улочкам, где бродил со своим батоном в тот майский вечер. Шел, думал о ней, представляя так четко ее шаги, ее ладони, закрывающие ему глаза, что не выдерживал и оглядывался. Следам шкандыбал, припадая на деревянную ногу известный ему дед. А из открытых в палисадники окон неслись телевизионные голоса:
   " - Когда я спускалась в погреб за фасолью для Хустино, Игнасио напал на меня. Он...он... Я жду ребенка..."
   " - Ты ответишь мне за Хулию, мерзавец!"
   " - Убери свои грязные руки, подонок! Я убью себя, если ты хотя бы пальцем притронешься к отцу моего ребенка!"
   Женщина вдохновенно рыдала, мужчины выясняли, по видимому, очень сложные взаимоотношения и говорили одним голосом, менявшимся от просто противного, до невыносимо мерзкого. С рыночных рядов торговок смыло к телеэкранам, городок погрузился в очередные мексиканские сновидения.
   Сбербанк работал, хотя у явившейся из внутренних помещений дамы были дерзкие, заплаканные глаза - она еще отождествляла себя с рыдавшей сейчас в глубинах коридора Хулией. Но вместо того, что бы заявить, как и непокорная героиня телесериала об отказе делать аборт, подала клиенту его счет. И здесь было бы в самый раз залиться горючими слезами ему. От вырученных за продажу арбатской квартиры денег осталось на один, правда, весьма роскошный ужин.
   - Счет закрываю, снимаю все! - сказал Максим с гусарской удалью. И подумал, что каникулы кончились, настала пора трудовой ответственной жизни. Только об этом думать лучше после, а пока - кутить.
   В сумке Максима гремел сухой корм - главное собачье лакомство. Прятались упаковки сыров и колбас далекого европейского происхождения, любимые Маргаритой орешки, йогурты и даже симпатичный колючий ананас, прибывший в Андреаполь в фургончике с иными экзотическими фруктами. Он тратился щедро, но деньги еще оставались, мешали, словно пуповина, связывающая с прежним беззаботным бытием.
   С независимым видом состоятельного покупателя Максим зашел в "Хозтовары", где приобрел давно желанную бошевскую дрель с кучей насадок и трехлитровую банку "Масла оливкового, девственного". И поспешил к автобусу, думая, что дома уже ждет разминувшаяся с ним Мргарита.
   Асфальт у автобусной остановки был закидана банановой кожурой. Здесь расположился целый табор. Лица азиатской национальности. Узбеки? Татары? Казахи? Снявшиеся с насиженных мест беженцы. Жертвы очередного межнационального конфликта. Они всегда будут слепо ненавидеть тех, кто исковеркал их нехитрое бытие, лишил дома, родины - таких же марионеток в игре очень умных и совсем несентиментальных дяденек, таких же узбеков или казахов.
   Совсем молоденькая девушка, сидя на ящике среди мокрых кустов кормил грудью дитя - крохотное, родившееся не кстати. Рядом с ней, опасливо озираясь на шлепавших в луже невыносимо грязных пацанов, приткнулась бритая, вымазанная зеленкой девочка, баюкая в пестрой юбке котенка. Оливковый загар, кожа туго обтягивает костяк, узкоглазые лица не выражали ничего, кроме покорности и неизбывной усталости. Максиму стало неловко за свое куркульское благополучие, за спрятанные в сумке лакомства и он отошел в укрытие ларьков, виня себя в чужих бедах.
   "А ведь ты мог бы помочь всем этим людям. И миллионам других - сбитых с толку, затравленных. Ты делал аппарат думая только об этом", - нашептывал искушающий голос. " Отвяжись, чертяка! - шуганул искусителя Максим. Почему, ну почему я вообразил, что ответственен за всех, кому плохо? Потому что учился, читал хорошие книжки, возомнил себя личностью? Я такой же, как прадед, только мне больше повезло. Я не верил в коммунистические идеалы и не разочаровывался в них. Не расстреливал из именного нагана врагов революции, не оправдывал пролитую кровь светлым будущим для всего народа. Я живу в свободной стране. Меня не отправляют в ГУЛАГ как предателя родины торжествующие Гнусарии. Я молод, я волен быть самим собой. У меня есть ОНА".