Страница:
— Я… я не смогу,
теаренти. Я… — он сжал правый локоть пальцами левой руки, словно палач уже подходил к нему с топором.
Эль–Неренн присела перед ним.
— Сможешь. Тебе нужно было подойти к ней сразу. В первый же раз.
Мейсте помотал головой.
— Вазы очень дорогие, теаренти. Меня сразу бы выгнали. Я не хочу домой. Не хочу возвращаться в свинарник.
Эль–Неренн усмехнулась.
— Домой не хочешь? А на каторгу?
Мейсте умолк, спрятал лицо в ладонях.
— Тебе сказали, что как только ты откажешься помогать, госпоже сразу же скажут про вазы?
Парень кивнул.
— Мейсте, чем они это докажут? Ты же сказал, что выбросил обломки.
Мейсте поднял голову. Изумление отразилось на его лице.
— Где ты держишь свои вещи?
— Здесь, — он обвёл рукой всё вокруг себя. – И в кладовке. В сундучке. Там…
Он вновь замолк. Похоже, до него начало доходить.
— Это должен быть кто–то из домашних, — эль–Неренн взяла его за руку. – Если у тебя нет обломков вазы – ничего не доказать. У тебя в комнате есть тайники?
— Нет, теаренти.
— Откуда ты знаешь?
— Дед сказал, — Мейсте сообщил, отчего–то шёпотом. – Он сказал, что знает все комнаты, в которых есть тайники. Он тридцать лет здесь работает.
— Обыщи комнату, — посоветовала эль–Неренн. – Ты говоришь, что должен был передать картины сегодня. Такое уже было – чтобы онане приходила?
— Было, — парень кивнул.
— Она должна будет позвонить?
Ещё один кивок.
— Что будет, если ты сломаешь телефон? Случайносломаешь?
— Мне… мне дадут новый. Я уже терял его, теаренти.
— Когда и как тебе дадут новый?
— Когда поеду в город. На выходных.
— Отлично, — эль–Неренн взяла телефон, бросила на пол и с силой наступила на него. Вынула из кучки осколков почти не пострадавшую телефонную карту, спрятала в карман.
Мейсте был бледен, как полотно.
— Мейсте, я не могу ничего обещать. Если будешь делать всё так, как я скажу, может быть, я помогу тебе выпутаться. Но если ты хоть что–то утаишь, хоть раз не послушаешься, я сама расскажу госпоже. В тот же день. Понимаешь? Я не буду соучастницей.
Мейсте кивнул.
— Я всё расскажу, теаренти.
— Ньер. Не обращайся « теаренти». ТеаринЛеронн будет очень недовольна.
Он рассмеялся. Безнадёжность начала покидать его лицо.
— Я всё расскажу, Ньер.
— Завтра, Мейсте. В парке. Утром, после завтрака. Ты сможешь вернуть на место то, что взял – незаметно?
— Конечно, Ньер, — самообладание возвращалось к нему на глазах. Он встал. — Спасибо.
— У нас с тобой свидание, верно? – эль–Неренн сняла шапочку. – Я могу уйти, если хочешь.
— Нет, — он ответил почти сразу. – Не уходи… те.
- - -
Стало понятно, для чего ивовый коврик. Мейсте уселся на него. Эль–Неренн поправила волосы, выключила свет в комнате – остался только ночник, тускло тлеющий у дальней стены. Села напротив, улыбаясь.
«Взгляд в глаза». Самое простое… то, с чего начинают все.
Когда глаза немного привыкли к сумраку, она увидела. Ту самую сеть точек – на лице, на шее Мейсте. Подняла голову… где–то возле его макушки виднелось большое тускло–красное «пятно».
«Сеть сновидений». То, что она видит – пять точек на его правой щеке. Мейсте медленно, неуверенно протянул руку, прикоснулся к её правой щеке. Эль–Неренн прижала свою ладонь поверх его. Замедлила дыхание. Точки – пятнышки – что она видела на Мейсте, разгорались ярче.
Она взяла обе его руки, медленно положила на его колени.
— Закрой глаза, — шепнула она. – Думай о чём–нибудь приятном.
Мейсте вздрогнул, когда её пальцы прикоснулись к верхней точке «сети». Точка почти сразу стала из тускло–оранжевой тёмно–зелёной. Понять бы, что означают эти цвета. Следующая… следующая… пальцам было горячо, а вскоре стало жарко и ей самой.
Пятая точка, под подбородком. Когда «позеленела» и она, Мейсте заснул. Или впал в оцепенение. Улыбка осталась на его лице.
Сжать все пальцы. Чуть развести, так, чтобы между каждым было расстояние – шириной ещё в один палец. Отвести большой в сторону. Положить так, чтобы большой палец касался верхней точки «сети сновидений»…
Горячо. Горячо ладони. Вот она, «точка грёз». Если знать, как искать, найти легко.
Мейсте вздрогнул, сильно, когда эль–Неренн прикоснулась к «точке грёз». Надавить на неё, резко. Одновременно – сильно надавить иди уколоть в среднюю точку «сети сновидений». Всё сказано в книгах – но не сказано, что точки можно видеть.
Мейсте вздрогнул ещё раз, едва не свалился. Замер. Эль–Неренн прижимала ладони к его голове, ощущая, что рукам становится горячо.
Она не сразу осознала, что вокруг что–то изменилось. Сонливость наплывала на неё – усталость, переживания, но не только. Но удавалось не заснуть.
Вспышка. Яркая, зелёная вспышка.
- - -
Эль–Неренн открыла глаза.
Огромная, бескрайняя цветочная поляна. Холмы вокруг, ясное небо. Роса на траве. Она наклонилась, в изумлении прикоснулась к листьям. Мокрые от росы.
Осмотрелась. Та же одежда, в которой она вошла к Мейсте в комнату.
— Где я? – спросила она. Голос прозвучал неожиданно громко. Во сне, надо полагать. Давно уже не было таких ярких, запоминающихся снов. Эль–Неренн засмеялась. Ароматы луга окутывали её, голова кружилась. Ветерок, приятно обдувающий щёку.
Эль–Неренн побежала. Бежать оказалось легко. Очень легко. Словно ветер поддерживал её. Колокольчики и ромашки, мать–и–мачеха, клевер… Все цветы, которые эль–Неренн когда–либо видела, были собраны здесь. Все цвели. Её не удивило такое сочетание – сон есть сон.
Она обежала валун – замшелый, влажный, тёмно–бурый – и чуть не споткнулась о Мейсте.
— Теаренти? – он был удивлён. – Вы… тоже здесь? Вы видите это? – он указал вокруг.
Эль–Неренн кивнула.
— Тебе снится это место, Мейсте?
Он кивнул. Было видно, что он счастлив.
— Я никогда не мог… почти никогда… вот, смотрите, — он указал на валун. Ближе к вершине были нацарапаны четыре буквы «М».
— Что это?
— Это я. Я загадал… если смогу оставить надпись, то вернусь сюда ещё раз. Я вернулся, — он засмеялся. Эль–Неренн ощутила холодок, проползающий по коже. – В пятый раз. Спасибо, теаренти.
— Ты оставлял здесь надписи?! Во сне?
— Попробуйте, — он указал рукой. – Оставьте. Вот, — протянул обломок камня. Эль–Неренн послушалась, нацарапала букву «Т».
— Почему «Т»? – поинтересовался Мейсте.
— Тайна, — подмигнула эль–Неренн. – Расскажу, потом. Здесь есть что–нибудь интересное, Мейсте?
— Много, — он кивнул, протянул руку. – Я покажу. Побежали!
И они побежали.
- - -
Эль–Неренн очнулась – рывком. Так и сидела, прижав ладони к голове Мейсте. Тот спал – спокойно, улыбаясь. Ему было хорошо. Ей самой – тоже.
Эль–Неренн осторожно положила Мейсте на бок, поднялась. Немного затекла правая нога. Сколько они сидят так – час, два?
Нет, всего лишь десять минут. Эль–Неренн не поверила своим глазам, но часы продолжали утверждать – десять минут. Ну, пятнадцать, не важно.
Она ощущала, что энергия переполняет её. Как в ту ночь. Новое «видение» было сильным, запахи и звуки воспринимались ярко, насыщенно. Эль–Неренн тихо рассмеялась…
Ты видел, Грейвен. Я сдержала слово, он не прикоснулся ко мне. Никто не прикоснётся, пока я не отомщу за тебя.
Осторожно взяла с кровати подушку, покрывало. Подложила подушку под голову Мейсте, укрыла его покрывалом. Он не проснулся.
Медленно, прищурившись – в коридоре свет покажется нестерпимо ярким – эль–Неренн выскользнула наружу. Тихо закрыла за собой дверь, нажала до щелчка. Добрых сновидений, Мейсте.
На входе никого по–прежнему не было. Эль–Неренн надела шапочку… спать не хотелось, но не бродить же по дому всю ночь. Три часа до рассвета. Попытаться уснуть – бодрость неправильная, может окончиться так же неожиданно, как возникла.
Плач. Вначале эль–Неренн думала, что ей показалось. Потом… вновь. Где–то на пороге восприятия.
Она медленно скользнула на женскую половину (Тери спит на посту, довольная, всё на свете забыла). Замерла, вслушалась. Вновь показалось – как тогда, во сне, где Аголан…
…Лас–Тесан…
…пряталась в углу зеркального коридора.
Звук стал громче.
Эль–Неренн двигалась, иногда останавливаясь. Двери не заперты, просто закрыты и – спасибо Кесстеру – не скрипят. Вниз, мимо дверей в большую кухню, направо, в подвал – в ту его часть, где хранятся съестные припасы.
У дверей в подвал сидела, прямо на полу, Тимо и тихо плакала.
- - -
— Тимо?
Та вскинулась, чуть не вскрикнула… эль–Неренн прижала ладонь к её губам.
— Тихо, тихо… что случилось, Тимо? Почему ты здесь?
Та обхватила альбиноску, прижалась к ней, продолжая всхлипывать.
— Она сказала… она сказала, что меня отвезут назад. В приют. Я не хочу в приют, Ньер… не хочу–у–у–у…
— Тихо, — эль–Неренн осторожно приподняла девочку, поставила на ноги. Сама присела, держа её за руки. – Кто сказал?
— Она, — шёпотом сообщила девочка. – Во сне. Она сказала, что всё расскажет госпоже, всё… — некоторое время Тимо боролась со слезами, но слёзы победили. Эль–Неренн прижимала её к себе, пока Тимо не успокоилась.
— Кто онатакая, Тимо? Что она расскажет? – Тимо смотрела на неё странным взглядом. – Я никому не скажу, — пообещала эль–Неренн. – Слово.
— Что я таскаю печенье… из кладовки.
— А ты таскаешь? – не удержалась эль–Неренн, улыбнулась.
Тимо мрачно кивнула.
— Я ничего больше не брала… ничего–ничего… я никогда не трогала полки, правда… Только то, что в коробке, на полу.
В коробке на полу обычно оставляли обломки, крошки – ничего такого, за что стоило бы наказывать. Правда, Леронн может иметь по этому поводу своё мнение. Мейсте только на памяти эль–Неренн пороли пять раз, по её приказу – то за разбитое стекло, то за треснувшую тарелку. У бедняги на заду, видимо, уже мозоль.
— Не слушай её, Тимо. Не бойся её. Скажи, что сама признаешься госпоже. Вот и всё. Онатебя не тронет.
— Правда? – прошептала Тимо.
Эль–Неренн кивнула. Вновь вспомнился Новый год и Аголан, стоящая перед ней, с подарком – медальоном – в руке.
— Правда–правда.
Тимо вновь прижалась к ней.
— Идём, Тимо. Ложись спать.
Девочка кивнула. Она позволила взять себя за руку и проводить до женской половины. Фыркнула, вовремя прижав ладонь ко рту, когда увидела спящую Тери.
— Подожди меня здесь, — велела эль–Неренн, когда они дошли до двери в комнату Тимо. Быстро вернулась к себе, недолго копалась в шкафчике. Вернулась, протянула девочке пакетик – лесные орехи.
— «Тимо» значит «белочка», правда?
— Кто тебе сказал? – глаза Тимо округлились.
— Ты похожа, — эль–Неренн приподняла верхнюю губу и изобразила, как белка грызёт орех. – Немножко.
Тимо рассмеялась… вновь прижала ладони ко рту. Взяла орехи – похоже, эль–Неренн угадала, что может её утешить.
— Спокойной ночи, Ньер, — прошептала она.
— Спокойной ночи, Тимо, — ответила эль–Неренн закрывающейся двери.
Вернулась в свою комнату, взяла книгу… подумала и вышла в коридор. Осторожно потрясла Тери за плечо.
Та вскинулась, почти как Тимо.
— Ох… — мгновенно покраснела. Только не это, подумала эль–Неренн. Сейчас я услышу: «она сказала мне…»
— Я знаю, — эль–Неренн прикоснулась к её щеке. – Но никому не скажу. Иди спать, Тери. Я подежурю.
Рыжеволосая обняла её (эль–Неренн чувствовала страх… да, Тери, я никому не скажу – хотя бы потому, что не знаю), отпустила. И побрела к себе в комнату.
Эль–Неренн так и не заснула. Не захотелось. И вчерашний длинный день продолжился.
* * *
Сразу после завтрака эль–Неренн вышла на задний двор и в парк. Мейсте появился там через минуту.
Он всё ещё волновался, но говорил куда более связно. В субботу он поедет в город, и должен будет зайти в один из книжных магазинов. Там с ним и встретятся. Мейсте также перечислил, сколько картин уже успел «отдать для копирования», сколько статуэток «случайно разбил». Поразительно, подумала эль–Неренн. Всё указывает на Леронн. Она решает все вопросы с прислугой. И то, за что Мейсте давно бы уже выгнали в шею, оборачивается только выговорами. Иногда – поркой.
Но доказательства, доказательства! Их нет. Мейсте клялся, что не знает, кто с ним говорил. Не видел её лица. Не слышал раньше её запаха. Голос запомнил, при случае сможет опознать.
Договорились на том, что Мейсте будет извещать эль–Неренн обо всём, что связано с этой историей.
— Вы… вы были там, теаренти? – спросил Мейсте шёпотом, когда эль–Неренн кивнула и собралась возвращаться в дом. – Там, во сне. Это были вы?
— Я, — улыбнулась эль–Неренн. – Буква «Т», Мейсте. Я могу написать ещё несколько букв. Если хочешь.
Он смутился, склонил голову. Эль–Неренн прикоснулась к его щеке и, кивнув, отправилась в дом.
Вести о том, что госпожа в отъезде, уже разошлись. Как следствие, дисциплина слегка ухудшилась – может быть и потому, что старшая тоже уехала, в город – распоряжаться о покупке хозяйственных припасов.
- - -
— Что–то Мейсте сегодня сияет, — отметила Тери. – Как солнышко. И с утра ещё ничего не разбил. Просто чудо…
— Я знаю, что за чудо, — Инни откровенно смотрела на эль–Неренн. Та листала одну из «живых книг», неприкрыто скучая. – Скажи, Ньер… почему ты начала с него?
— Я? – эль–Неренн подняла взгляд. – О чём ты?
— Ла–а–а–адно, — протянула Инни. – Я хоть и на кухне, но всё чую. И как он на тебя смотрел… Скажи, он правда царапается?
— Царапается, — Мегин подошла поближе. – Как разомлеет, сразу царапается, — она скривилась. – Потом перед людьми появиться стыдно.
— Он ко мне не прикасался, — спокойно ответила эль–Неренн, не поднимая взгляда.
— Я же говорю, что это она! – обрадовалась Инни. – Как это – не прикасался? Ты его что, связала?
Эль–Неренн захлопнула книгу.
— Нет, — она пригладила волосы, поправила шапочку. – Просто не прикасался.
— А если проверить? – Мегин стала медленно, осторожно приближаться к эль–Неренн, обходя её по кругу.
— Я кусаюсь, — эль–Неренн предупредила, не поворачивая головы.
— Ой! – Мегин отпрыгнула подальше. – Она кусается! Почему не сказали сразу? Ладно… я у него самого узнаю. Нельзя же так долго не обращать на беднягу внимания. Истина требует жертв.
Тери прыснула.
— Он с тобой не пойдёт, – возразила эль–Неренн, чем повергла всех, кроме Риккен, в буйное веселье. Риккен лишь улыбнулась и покачала головой. Мегин присела перед эль–Неренн, продолжая улыбаться, глядя альбиноске в глаза.
— Не пойдёт? Ты так уверена?
— Вполне.
— Поспорим? – эль–Неренн оглянулась и увидела, что все замолкли, иронически глядя на неё.
— На что?
— На шапочку, — Мегин поправила свою. – На вечер.
Появляться без шапочки перед хозяевами… По сути, это был спор на желание.
— Ладно, — эль–Неренн прикоснулась к протянутой ладони. Инни, подбежав, «разбила» их руки.
— Так, — Мегин встала, потянулась… так, что всех вокруг едва не одолела зевота. – Всё честно, Ньер. До завтрашнего утра ты к нему не подходишь.
Эль–Неренн кивнула. Мегин подмигнула ей и ушла. Тери и Инни пошли следом, о чём–то оживлённо беседуя с судомойкой, иногда оглядываясь на эль–Неренн.
— Ньер, ты спятила? – неожиданно осведомилась Риккен. «Молчунья» присела ближе. – Мегин – «кошечка». Она только подмигнёт – с ней кто угодно пойдёт.
— «Кошечка»? – удивилась эль–Неренн. И рассмеялась. – «Кошечка» — судомойка? По–моему, она такая же «кошечка», как я собачка.
Риккен покачала головой.
— Зря смеёшься, Ньер. Это правда, она показывала, что умеет. Я тебе не завидую.
Риккен встала.
— Правда, — добавила она, — Мегин у нас добрая. Издеваться не будет. Вот если ты Тери проспоришь или Инни…
— А тебе?
— Мне ты уже проиграла, — Риккен неожиданно подмигнула. – Отдежуришь за меня как–нибудь, и всё. Или песню споёшь. Ты же у себя в комнате напеваешь?
— Кто тебе сказал?
— Угадай, — Риккен ещё раз улыбнулась, кивнула и покинула общий зал.
- - -
Вернулась старшая и сразу нашла всем работу. Эль–Неренн поручили убрать все комнаты второго этажа. Хорошо ещё, пылесос оказался на редкость удобным и работал очень тихо. Но всё равно, эль–Неренн успела взмокнуть. Отметила, что почти не попадается «ловушек» — милых старых способов проверить честность прислуги. «Забытые монетки», полупустые бутылки с вином, сложенные бумажки… Всё это эль–Неренн оставляла, не открывая и не разворачивая, где–нибудь на видном месте, в комнате – и сразу же сообщала старшей. Жизнь научила, что одна крохотная безделушка, «забытая» хозяевами, может испортить остаток жизни.
Вернулась в комнату, за запасной одеждой – забрать её и в душ. В какой–то момент осознала, что стоит перед шкафчиком и сжимает в руке бутылочку.
Отлично, Ньер. Уже лучше. Выпить ещё не успела – нет горечи во рту. Так… может, действительно выпить? Меньше, чем раньше. Одну чайную ложечку.
«Так и становятся наркоманами», сказал ей как–то раз кто–то из знакомых, «говоришь себе – ещё немного, и всё, и больше не буду».
Ну один последний раз, Ньер!
Отпила, поморщилась. Настой уже не вызывал тошноты, хотя приятным тоже не казался. Подождала немного и направилась в душ.
- - -
Эль–Неренн только начала наслаждаться ощущениями, как в дверь постучали.
— Ньер? Впусти меня, это Мегин!
— Потерпи три минуты, — отозвалась эль–Неренн. В душе могли вместиться все, но эль–Неренн, как и Риккен, предпочитала совершать омовения в одиночестве. Инни, Мегин и Тери частенько приходили вместе – единственное место, где можно вдоволь поговорить о чём угодно, не опасаясь чуткого уха старшей.
— Не могу, — пожаловалась Мегин. – Инни, безрукая, всю меня в рыбе уделала. Открой, я тут задохнусь!
Чтоб тебе провалиться!
Эль–Неренн открыла дверь. Да… уделала так уделала. Такое с Инни случалось. Но, несмотря на «не очень прямые руки», готовила она очень даже неплохо. Мечтала, что её, наконец, заметят повара.
Мегин быстро сбросила с себя одежду – вся в рыбьей чешуе – встряхнула, затолкала в стиральную машину, запустила стирку. Эль–Неренн вернулась под душ и повернулась к судомойке спиной.
— Ой, нужна ты мне! – Мегин включила воду в соседней кабинке. – Откуда ты такая стеснительная? Что у тебя есть такого, чего у меня нет?
«Совесть», — чуть было не ответила эль–Неренн, всей спиной ощущая, что её разглядывают. Разглядывай, разглядывай. Будет о чём посплетничать. Шрамов на спине хватало, след от давешнего удара дубинки тоже выглядел внушительно. Кожа вокруг выглядела так, словно измазали углем, да так и не сумели отмыть.
…Эль–Неренн сидела в соседней комнате – «предбаннике» — ждала, пока высохнут волосы. Когда высыхали сами, без сушилки, становились гораздо послушнее. Мегин закончила плескаться, вышла, и, не стесняясь наготы, подошла к эль–Неренн поближе. Волосы той спадали по плечам и спине – ослепительно–белые, притягивающие взгляд.
— Прелесть, — заметила Мегин, в голосе её звучала откровенная зависть. – Как пух… слушай, можно потрогать?
Эль–Неренн фыркнула.
— Да не прикоснусь я к тебе! – недовольно заметила Мегин. – Правда. Никогда таких не видела…
— Трогай, — пожала плечами эль–Неренн, наблюдая за Мегин в зеркало. Ну и фигура у Мегин! Просто идеальная. Двигается, когда хочет, словно танцовщица… умеет привлечь внимание, заставить на себя смотреть. Правда, что ли, «кошечка»? Тогда дело плохо.
— Пух, — повторила Мегин, осторожно проводя ладонью над головой эль–Неренн. Та ощутила лёгкое покалывание возле макушки. – Не то что мои проволочки…
И тут эль–Неренн поняла, что делает Мегин.
— Нашла? – поинтересовалась она спокойно, протянув руку, чтобы взять гребень.
— Что нашла? – не поняла Мегин.
— Что искала. Maien Vyran. Нашла?
Мегин словно током ударило. Эль–Неренн повернула голову… увидела изумление на лице судомойки, широко раскрытые глаза. Почуяла удивление… недоумение и страх. Опять страх.
Сейчас только заметила, что на сгибе левого локтя Мегин есть татуировка – кошачья лапка. Коготки были тщательно прорисованы. Не более чем контур – не приглядишься, не увидишь. Невольно обхватила сгиб собственного левого локтя – халат позволял, рукава просторные.
Мегин, словно ждала этого, обхватила свой левый локоть, прижала ладонь к татуировке. Медленно отняла ладонь.
Татуировка стала ярче. Сделалась многоцветной. «Отпечатки пальцев» стали вишнёвыми, коготки – серебристыми, а подушечка лапки – розовой.
Эль–Неренн выпрямилась, и, не вполне понимая, почему это делает, сбросила халат.
На сгибе её локтя было пять отметин – пять «коготков». Метка личного курьера «Мамы Львицы». Мегин глянула на них, сложила ладони перед грудью, медленно и низко поклонилась.
— Прошу извинить, сестра, — проговорила она, застыв в поклоне. Эль–Неренн, всё ещё не осознавая, как и почему движется её тело, протянула правую руку и коснулась затылка Мегин.
Та выпрямилась. Эль–Неренн отступила на шаг, нащупала халат, подняла его и оделась.
Мегин шагнула вперёд, продолжая сжимать ладони перед грудью.
— Она послала тебя проверить? – спросила она. Голос её стал робким, вовсе не похожим на голос прежней Мегин. – Я не работаю в городе, сестра. Я держу слово.
— А в поместье? – поинтересовалась эль–Неренн. Вижу, подумала она. Даже сквозь смуглую кожу Мегин начинали проступать «пятнышки». Медленно, но верно.
— Они не знают, кто я, — Мегин опустила голову. – Я ничего не требую взамен, сестра. Это не запрещено.
Эль–Неренн смотрела на неё. Настоящая «кошечка» в поместье… с ума сойти. Прячется? Отбывает наказание? О том, кто такие «кошечки», кто ими распоряжается, она знала немного. Не верить же, в самом деле, слухам и всему тому, что услышишь на улице.
— Тебя послали… они?! – голос Мегин дрогнул. – Тебя послала не Львица…
Эль–Неренн отрицательно покачала головой. Ещё и «они»…
— Не Львица.
Мегин медленно опустилась на колени.
— Позволь мне уйти, сестра. Тебя никто не заподозрит. Я сумею отблагодарить.
Эль–Неренн молчала. Она уже жалела, сильно жалела, что начала подыгрывать Мегин – подогревать её страхи.
— Я ни в чём не виновата, — Мегин подняла голову. Взгляд её был умоляющим. – Не выдавай меня.
Эль–Неренн медленно опустилась перед ней на корточки. Прикоснулась к правой щеке «кошечки».
— Ты меня с кем–то перепутала, Мегин, — она смотрела в глаза посеревшей от волнения судомойки. – Я не собиралась выдавать тебя.
Мегин медленно протянула руку, прижала ладонь к щеке эль–Неренн. Закрыла глаза.
— Спасибо, сестра, — ладонь её показалась холодной, как лёд. Эль–Неренн мысленно вздохнула. Медленно поднялась на ноги, помогла Мегин подняться. Та ещё раз взглянула в глаза эль–Неренн и кивнула.
Кто бы ни была Мегин, играть она умела превосходно. Всего через пять минут после того, как окончилась их беседа, судомойка стала прежней – во всех смыслах.
- - -
Часов в одиннадцать вечера тело эль–Неренн напомнило хозяйке, что не спало почти двое суток. Пора. Но стоило закрыть книгу и повернуться к кровати, как в дверь тихо постучали.
Инни. Смущённая и восторженная одновременно. Эль–Неренн хотела спросить – что случилось? – но Инни прижала палец к губам и поманила за собой.
Общий зал. Там собралась вся женская часть прислуги, кроме старшей. Молчали.
Мегин стояла, отвернувшись, у камина. При появлении эль–Неренн она повернулась (на щеках — следы слёз), подошла, молча сняла с головы шапочку, протянула. Склонила голову.
— Ньер, — Тери потянула альбиноску за рукав. – Никогда такого не видела. Расскажешь потом? Ну расскажи!
— Расскажи, расскажи, — подхватили Инни и Риккен. Асетт молча смотрела на происходящее. Мегин сделала несколько шагов к стулу, уселась, прижала ладони к лицу.
— Если будете себя хорошо вести, — эль–Неренн огляделась, подмигнула Тери. Та засмеялась. Смущённо.
Ждут, чего я потребую от неё, поняла эль–Неренн. Подошла к Мегин, присела, осторожно потрясла ту за локоть. Мегин отняла ладони от лица.
— Возьми, — эль–Неренн протягивала ей шапочку. Встала, наклонилась к уху «кошечки», шепнула. – Ответишь на несколько вопросов. Когда мне будет нужно. Согласна?
Мегин кивнула, вытерла слёзы. Приняла шапочку. Эль–Неренн отошла на несколько шагов. Мегин поднялась, медленно поклонилась. Эль–Неренн вернула поклон. Заметила, что Асетт едва заметно кивнула, улыбаясь.
— Так нечестно, — Инни была разочарована. – Почему только ей? Скажи всем!
— Это слишком личное, — эль–Неренн сохраняла спокойное выражение лица, но Инни покраснела так, что Тери должна была лопнуть от зависти. Риккен тихо засмеялась. – Спокойной ночи. Все подробности завтра.
Она двинулась к выходу. Мегин последовала за ней. Эль–Неренн шла, ощущая завистливые взгляды. Теперь у Инни и Тери есть, о чём сплетничать на месяц вперёд.
- - -
На посту никого не было. Сегодня – очередь Инни. Через десять минут старшая проверит… у Инни совсем мало времени. Эль–Неренн открыла свою дверь и обнаружила, что Мегин стоит за спиной. Спокойная и невозмутимая.
— Можно войти, Ньер?
— Для достоверности? – не удержалась эль–Неренн. «Кошечка» кивнула. Эль–Неренн краем глаза заметила, что Инни появилась у входа на женскую половину. Заметила, что эль–Неренн поворачивает голову в её сторону, отпрянула за угол. Мегин тихо рассмеялась.
Эль–Неренн присела перед ним.
— Сможешь. Тебе нужно было подойти к ней сразу. В первый же раз.
Мейсте помотал головой.
— Вазы очень дорогие, теаренти. Меня сразу бы выгнали. Я не хочу домой. Не хочу возвращаться в свинарник.
Эль–Неренн усмехнулась.
— Домой не хочешь? А на каторгу?
Мейсте умолк, спрятал лицо в ладонях.
— Тебе сказали, что как только ты откажешься помогать, госпоже сразу же скажут про вазы?
Парень кивнул.
— Мейсте, чем они это докажут? Ты же сказал, что выбросил обломки.
Мейсте поднял голову. Изумление отразилось на его лице.
— Где ты держишь свои вещи?
— Здесь, — он обвёл рукой всё вокруг себя. – И в кладовке. В сундучке. Там…
Он вновь замолк. Похоже, до него начало доходить.
— Это должен быть кто–то из домашних, — эль–Неренн взяла его за руку. – Если у тебя нет обломков вазы – ничего не доказать. У тебя в комнате есть тайники?
— Нет, теаренти.
— Откуда ты знаешь?
— Дед сказал, — Мейсте сообщил, отчего–то шёпотом. – Он сказал, что знает все комнаты, в которых есть тайники. Он тридцать лет здесь работает.
— Обыщи комнату, — посоветовала эль–Неренн. – Ты говоришь, что должен был передать картины сегодня. Такое уже было – чтобы онане приходила?
— Было, — парень кивнул.
— Она должна будет позвонить?
Ещё один кивок.
— Что будет, если ты сломаешь телефон? Случайносломаешь?
— Мне… мне дадут новый. Я уже терял его, теаренти.
— Когда и как тебе дадут новый?
— Когда поеду в город. На выходных.
— Отлично, — эль–Неренн взяла телефон, бросила на пол и с силой наступила на него. Вынула из кучки осколков почти не пострадавшую телефонную карту, спрятала в карман.
Мейсте был бледен, как полотно.
— Мейсте, я не могу ничего обещать. Если будешь делать всё так, как я скажу, может быть, я помогу тебе выпутаться. Но если ты хоть что–то утаишь, хоть раз не послушаешься, я сама расскажу госпоже. В тот же день. Понимаешь? Я не буду соучастницей.
Мейсте кивнул.
— Я всё расскажу, теаренти.
— Ньер. Не обращайся « теаренти». ТеаринЛеронн будет очень недовольна.
Он рассмеялся. Безнадёжность начала покидать его лицо.
— Я всё расскажу, Ньер.
— Завтра, Мейсте. В парке. Утром, после завтрака. Ты сможешь вернуть на место то, что взял – незаметно?
— Конечно, Ньер, — самообладание возвращалось к нему на глазах. Он встал. — Спасибо.
— У нас с тобой свидание, верно? – эль–Неренн сняла шапочку. – Я могу уйти, если хочешь.
— Нет, — он ответил почти сразу. – Не уходи… те.
- - -
Стало понятно, для чего ивовый коврик. Мейсте уселся на него. Эль–Неренн поправила волосы, выключила свет в комнате – остался только ночник, тускло тлеющий у дальней стены. Села напротив, улыбаясь.
«Взгляд в глаза». Самое простое… то, с чего начинают все.
Когда глаза немного привыкли к сумраку, она увидела. Ту самую сеть точек – на лице, на шее Мейсте. Подняла голову… где–то возле его макушки виднелось большое тускло–красное «пятно».
«Сеть сновидений». То, что она видит – пять точек на его правой щеке. Мейсте медленно, неуверенно протянул руку, прикоснулся к её правой щеке. Эль–Неренн прижала свою ладонь поверх его. Замедлила дыхание. Точки – пятнышки – что она видела на Мейсте, разгорались ярче.
Она взяла обе его руки, медленно положила на его колени.
— Закрой глаза, — шепнула она. – Думай о чём–нибудь приятном.
Мейсте вздрогнул, когда её пальцы прикоснулись к верхней точке «сети». Точка почти сразу стала из тускло–оранжевой тёмно–зелёной. Понять бы, что означают эти цвета. Следующая… следующая… пальцам было горячо, а вскоре стало жарко и ей самой.
Пятая точка, под подбородком. Когда «позеленела» и она, Мейсте заснул. Или впал в оцепенение. Улыбка осталась на его лице.
Сжать все пальцы. Чуть развести, так, чтобы между каждым было расстояние – шириной ещё в один палец. Отвести большой в сторону. Положить так, чтобы большой палец касался верхней точки «сети сновидений»…
Горячо. Горячо ладони. Вот она, «точка грёз». Если знать, как искать, найти легко.
Мейсте вздрогнул, сильно, когда эль–Неренн прикоснулась к «точке грёз». Надавить на неё, резко. Одновременно – сильно надавить иди уколоть в среднюю точку «сети сновидений». Всё сказано в книгах – но не сказано, что точки можно видеть.
Мейсте вздрогнул ещё раз, едва не свалился. Замер. Эль–Неренн прижимала ладони к его голове, ощущая, что рукам становится горячо.
Она не сразу осознала, что вокруг что–то изменилось. Сонливость наплывала на неё – усталость, переживания, но не только. Но удавалось не заснуть.
Вспышка. Яркая, зелёная вспышка.
- - -
Эль–Неренн открыла глаза.
Огромная, бескрайняя цветочная поляна. Холмы вокруг, ясное небо. Роса на траве. Она наклонилась, в изумлении прикоснулась к листьям. Мокрые от росы.
Осмотрелась. Та же одежда, в которой она вошла к Мейсте в комнату.
— Где я? – спросила она. Голос прозвучал неожиданно громко. Во сне, надо полагать. Давно уже не было таких ярких, запоминающихся снов. Эль–Неренн засмеялась. Ароматы луга окутывали её, голова кружилась. Ветерок, приятно обдувающий щёку.
Эль–Неренн побежала. Бежать оказалось легко. Очень легко. Словно ветер поддерживал её. Колокольчики и ромашки, мать–и–мачеха, клевер… Все цветы, которые эль–Неренн когда–либо видела, были собраны здесь. Все цвели. Её не удивило такое сочетание – сон есть сон.
Она обежала валун – замшелый, влажный, тёмно–бурый – и чуть не споткнулась о Мейсте.
— Теаренти? – он был удивлён. – Вы… тоже здесь? Вы видите это? – он указал вокруг.
Эль–Неренн кивнула.
— Тебе снится это место, Мейсте?
Он кивнул. Было видно, что он счастлив.
— Я никогда не мог… почти никогда… вот, смотрите, — он указал на валун. Ближе к вершине были нацарапаны четыре буквы «М».
— Что это?
— Это я. Я загадал… если смогу оставить надпись, то вернусь сюда ещё раз. Я вернулся, — он засмеялся. Эль–Неренн ощутила холодок, проползающий по коже. – В пятый раз. Спасибо, теаренти.
— Ты оставлял здесь надписи?! Во сне?
— Попробуйте, — он указал рукой. – Оставьте. Вот, — протянул обломок камня. Эль–Неренн послушалась, нацарапала букву «Т».
— Почему «Т»? – поинтересовался Мейсте.
— Тайна, — подмигнула эль–Неренн. – Расскажу, потом. Здесь есть что–нибудь интересное, Мейсте?
— Много, — он кивнул, протянул руку. – Я покажу. Побежали!
И они побежали.
- - -
Эль–Неренн очнулась – рывком. Так и сидела, прижав ладони к голове Мейсте. Тот спал – спокойно, улыбаясь. Ему было хорошо. Ей самой – тоже.
Эль–Неренн осторожно положила Мейсте на бок, поднялась. Немного затекла правая нога. Сколько они сидят так – час, два?
Нет, всего лишь десять минут. Эль–Неренн не поверила своим глазам, но часы продолжали утверждать – десять минут. Ну, пятнадцать, не важно.
Она ощущала, что энергия переполняет её. Как в ту ночь. Новое «видение» было сильным, запахи и звуки воспринимались ярко, насыщенно. Эль–Неренн тихо рассмеялась…
Ты видел, Грейвен. Я сдержала слово, он не прикоснулся ко мне. Никто не прикоснётся, пока я не отомщу за тебя.
Осторожно взяла с кровати подушку, покрывало. Подложила подушку под голову Мейсте, укрыла его покрывалом. Он не проснулся.
Медленно, прищурившись – в коридоре свет покажется нестерпимо ярким – эль–Неренн выскользнула наружу. Тихо закрыла за собой дверь, нажала до щелчка. Добрых сновидений, Мейсте.
На входе никого по–прежнему не было. Эль–Неренн надела шапочку… спать не хотелось, но не бродить же по дому всю ночь. Три часа до рассвета. Попытаться уснуть – бодрость неправильная, может окончиться так же неожиданно, как возникла.
Плач. Вначале эль–Неренн думала, что ей показалось. Потом… вновь. Где–то на пороге восприятия.
Она медленно скользнула на женскую половину (Тери спит на посту, довольная, всё на свете забыла). Замерла, вслушалась. Вновь показалось – как тогда, во сне, где Аголан…
…Лас–Тесан…
…пряталась в углу зеркального коридора.
Звук стал громче.
Эль–Неренн двигалась, иногда останавливаясь. Двери не заперты, просто закрыты и – спасибо Кесстеру – не скрипят. Вниз, мимо дверей в большую кухню, направо, в подвал – в ту его часть, где хранятся съестные припасы.
У дверей в подвал сидела, прямо на полу, Тимо и тихо плакала.
- - -
— Тимо?
Та вскинулась, чуть не вскрикнула… эль–Неренн прижала ладонь к её губам.
— Тихо, тихо… что случилось, Тимо? Почему ты здесь?
Та обхватила альбиноску, прижалась к ней, продолжая всхлипывать.
— Она сказала… она сказала, что меня отвезут назад. В приют. Я не хочу в приют, Ньер… не хочу–у–у–у…
— Тихо, — эль–Неренн осторожно приподняла девочку, поставила на ноги. Сама присела, держа её за руки. – Кто сказал?
— Она, — шёпотом сообщила девочка. – Во сне. Она сказала, что всё расскажет госпоже, всё… — некоторое время Тимо боролась со слезами, но слёзы победили. Эль–Неренн прижимала её к себе, пока Тимо не успокоилась.
— Кто онатакая, Тимо? Что она расскажет? – Тимо смотрела на неё странным взглядом. – Я никому не скажу, — пообещала эль–Неренн. – Слово.
— Что я таскаю печенье… из кладовки.
— А ты таскаешь? – не удержалась эль–Неренн, улыбнулась.
Тимо мрачно кивнула.
— Я ничего больше не брала… ничего–ничего… я никогда не трогала полки, правда… Только то, что в коробке, на полу.
В коробке на полу обычно оставляли обломки, крошки – ничего такого, за что стоило бы наказывать. Правда, Леронн может иметь по этому поводу своё мнение. Мейсте только на памяти эль–Неренн пороли пять раз, по её приказу – то за разбитое стекло, то за треснувшую тарелку. У бедняги на заду, видимо, уже мозоль.
— Не слушай её, Тимо. Не бойся её. Скажи, что сама признаешься госпоже. Вот и всё. Онатебя не тронет.
— Правда? – прошептала Тимо.
Эль–Неренн кивнула. Вновь вспомнился Новый год и Аголан, стоящая перед ней, с подарком – медальоном – в руке.
— Правда–правда.
Тимо вновь прижалась к ней.
— Идём, Тимо. Ложись спать.
Девочка кивнула. Она позволила взять себя за руку и проводить до женской половины. Фыркнула, вовремя прижав ладонь ко рту, когда увидела спящую Тери.
— Подожди меня здесь, — велела эль–Неренн, когда они дошли до двери в комнату Тимо. Быстро вернулась к себе, недолго копалась в шкафчике. Вернулась, протянула девочке пакетик – лесные орехи.
— «Тимо» значит «белочка», правда?
— Кто тебе сказал? – глаза Тимо округлились.
— Ты похожа, — эль–Неренн приподняла верхнюю губу и изобразила, как белка грызёт орех. – Немножко.
Тимо рассмеялась… вновь прижала ладони ко рту. Взяла орехи – похоже, эль–Неренн угадала, что может её утешить.
— Спокойной ночи, Ньер, — прошептала она.
— Спокойной ночи, Тимо, — ответила эль–Неренн закрывающейся двери.
Вернулась в свою комнату, взяла книгу… подумала и вышла в коридор. Осторожно потрясла Тери за плечо.
Та вскинулась, почти как Тимо.
— Ох… — мгновенно покраснела. Только не это, подумала эль–Неренн. Сейчас я услышу: «она сказала мне…»
— Я знаю, — эль–Неренн прикоснулась к её щеке. – Но никому не скажу. Иди спать, Тери. Я подежурю.
Рыжеволосая обняла её (эль–Неренн чувствовала страх… да, Тери, я никому не скажу – хотя бы потому, что не знаю), отпустила. И побрела к себе в комнату.
Эль–Неренн так и не заснула. Не захотелось. И вчерашний длинный день продолжился.
* * *
Сразу после завтрака эль–Неренн вышла на задний двор и в парк. Мейсте появился там через минуту.
Он всё ещё волновался, но говорил куда более связно. В субботу он поедет в город, и должен будет зайти в один из книжных магазинов. Там с ним и встретятся. Мейсте также перечислил, сколько картин уже успел «отдать для копирования», сколько статуэток «случайно разбил». Поразительно, подумала эль–Неренн. Всё указывает на Леронн. Она решает все вопросы с прислугой. И то, за что Мейсте давно бы уже выгнали в шею, оборачивается только выговорами. Иногда – поркой.
Но доказательства, доказательства! Их нет. Мейсте клялся, что не знает, кто с ним говорил. Не видел её лица. Не слышал раньше её запаха. Голос запомнил, при случае сможет опознать.
Договорились на том, что Мейсте будет извещать эль–Неренн обо всём, что связано с этой историей.
— Вы… вы были там, теаренти? – спросил Мейсте шёпотом, когда эль–Неренн кивнула и собралась возвращаться в дом. – Там, во сне. Это были вы?
— Я, — улыбнулась эль–Неренн. – Буква «Т», Мейсте. Я могу написать ещё несколько букв. Если хочешь.
Он смутился, склонил голову. Эль–Неренн прикоснулась к его щеке и, кивнув, отправилась в дом.
Вести о том, что госпожа в отъезде, уже разошлись. Как следствие, дисциплина слегка ухудшилась – может быть и потому, что старшая тоже уехала, в город – распоряжаться о покупке хозяйственных припасов.
- - -
— Что–то Мейсте сегодня сияет, — отметила Тери. – Как солнышко. И с утра ещё ничего не разбил. Просто чудо…
— Я знаю, что за чудо, — Инни откровенно смотрела на эль–Неренн. Та листала одну из «живых книг», неприкрыто скучая. – Скажи, Ньер… почему ты начала с него?
— Я? – эль–Неренн подняла взгляд. – О чём ты?
— Ла–а–а–адно, — протянула Инни. – Я хоть и на кухне, но всё чую. И как он на тебя смотрел… Скажи, он правда царапается?
— Царапается, — Мегин подошла поближе. – Как разомлеет, сразу царапается, — она скривилась. – Потом перед людьми появиться стыдно.
— Он ко мне не прикасался, — спокойно ответила эль–Неренн, не поднимая взгляда.
— Я же говорю, что это она! – обрадовалась Инни. – Как это – не прикасался? Ты его что, связала?
Эль–Неренн захлопнула книгу.
— Нет, — она пригладила волосы, поправила шапочку. – Просто не прикасался.
— А если проверить? – Мегин стала медленно, осторожно приближаться к эль–Неренн, обходя её по кругу.
— Я кусаюсь, — эль–Неренн предупредила, не поворачивая головы.
— Ой! – Мегин отпрыгнула подальше. – Она кусается! Почему не сказали сразу? Ладно… я у него самого узнаю. Нельзя же так долго не обращать на беднягу внимания. Истина требует жертв.
Тери прыснула.
— Он с тобой не пойдёт, – возразила эль–Неренн, чем повергла всех, кроме Риккен, в буйное веселье. Риккен лишь улыбнулась и покачала головой. Мегин присела перед эль–Неренн, продолжая улыбаться, глядя альбиноске в глаза.
— Не пойдёт? Ты так уверена?
— Вполне.
— Поспорим? – эль–Неренн оглянулась и увидела, что все замолкли, иронически глядя на неё.
— На что?
— На шапочку, — Мегин поправила свою. – На вечер.
Появляться без шапочки перед хозяевами… По сути, это был спор на желание.
— Ладно, — эль–Неренн прикоснулась к протянутой ладони. Инни, подбежав, «разбила» их руки.
— Так, — Мегин встала, потянулась… так, что всех вокруг едва не одолела зевота. – Всё честно, Ньер. До завтрашнего утра ты к нему не подходишь.
Эль–Неренн кивнула. Мегин подмигнула ей и ушла. Тери и Инни пошли следом, о чём–то оживлённо беседуя с судомойкой, иногда оглядываясь на эль–Неренн.
— Ньер, ты спятила? – неожиданно осведомилась Риккен. «Молчунья» присела ближе. – Мегин – «кошечка». Она только подмигнёт – с ней кто угодно пойдёт.
— «Кошечка»? – удивилась эль–Неренн. И рассмеялась. – «Кошечка» — судомойка? По–моему, она такая же «кошечка», как я собачка.
Риккен покачала головой.
— Зря смеёшься, Ньер. Это правда, она показывала, что умеет. Я тебе не завидую.
Риккен встала.
— Правда, — добавила она, — Мегин у нас добрая. Издеваться не будет. Вот если ты Тери проспоришь или Инни…
— А тебе?
— Мне ты уже проиграла, — Риккен неожиданно подмигнула. – Отдежуришь за меня как–нибудь, и всё. Или песню споёшь. Ты же у себя в комнате напеваешь?
— Кто тебе сказал?
— Угадай, — Риккен ещё раз улыбнулась, кивнула и покинула общий зал.
- - -
Вернулась старшая и сразу нашла всем работу. Эль–Неренн поручили убрать все комнаты второго этажа. Хорошо ещё, пылесос оказался на редкость удобным и работал очень тихо. Но всё равно, эль–Неренн успела взмокнуть. Отметила, что почти не попадается «ловушек» — милых старых способов проверить честность прислуги. «Забытые монетки», полупустые бутылки с вином, сложенные бумажки… Всё это эль–Неренн оставляла, не открывая и не разворачивая, где–нибудь на видном месте, в комнате – и сразу же сообщала старшей. Жизнь научила, что одна крохотная безделушка, «забытая» хозяевами, может испортить остаток жизни.
Вернулась в комнату, за запасной одеждой – забрать её и в душ. В какой–то момент осознала, что стоит перед шкафчиком и сжимает в руке бутылочку.
Отлично, Ньер. Уже лучше. Выпить ещё не успела – нет горечи во рту. Так… может, действительно выпить? Меньше, чем раньше. Одну чайную ложечку.
«Так и становятся наркоманами», сказал ей как–то раз кто–то из знакомых, «говоришь себе – ещё немного, и всё, и больше не буду».
Ну один последний раз, Ньер!
Отпила, поморщилась. Настой уже не вызывал тошноты, хотя приятным тоже не казался. Подождала немного и направилась в душ.
- - -
Эль–Неренн только начала наслаждаться ощущениями, как в дверь постучали.
— Ньер? Впусти меня, это Мегин!
— Потерпи три минуты, — отозвалась эль–Неренн. В душе могли вместиться все, но эль–Неренн, как и Риккен, предпочитала совершать омовения в одиночестве. Инни, Мегин и Тери частенько приходили вместе – единственное место, где можно вдоволь поговорить о чём угодно, не опасаясь чуткого уха старшей.
— Не могу, — пожаловалась Мегин. – Инни, безрукая, всю меня в рыбе уделала. Открой, я тут задохнусь!
Чтоб тебе провалиться!
Эль–Неренн открыла дверь. Да… уделала так уделала. Такое с Инни случалось. Но, несмотря на «не очень прямые руки», готовила она очень даже неплохо. Мечтала, что её, наконец, заметят повара.
Мегин быстро сбросила с себя одежду – вся в рыбьей чешуе – встряхнула, затолкала в стиральную машину, запустила стирку. Эль–Неренн вернулась под душ и повернулась к судомойке спиной.
— Ой, нужна ты мне! – Мегин включила воду в соседней кабинке. – Откуда ты такая стеснительная? Что у тебя есть такого, чего у меня нет?
«Совесть», — чуть было не ответила эль–Неренн, всей спиной ощущая, что её разглядывают. Разглядывай, разглядывай. Будет о чём посплетничать. Шрамов на спине хватало, след от давешнего удара дубинки тоже выглядел внушительно. Кожа вокруг выглядела так, словно измазали углем, да так и не сумели отмыть.
…Эль–Неренн сидела в соседней комнате – «предбаннике» — ждала, пока высохнут волосы. Когда высыхали сами, без сушилки, становились гораздо послушнее. Мегин закончила плескаться, вышла, и, не стесняясь наготы, подошла к эль–Неренн поближе. Волосы той спадали по плечам и спине – ослепительно–белые, притягивающие взгляд.
— Прелесть, — заметила Мегин, в голосе её звучала откровенная зависть. – Как пух… слушай, можно потрогать?
Эль–Неренн фыркнула.
— Да не прикоснусь я к тебе! – недовольно заметила Мегин. – Правда. Никогда таких не видела…
— Трогай, — пожала плечами эль–Неренн, наблюдая за Мегин в зеркало. Ну и фигура у Мегин! Просто идеальная. Двигается, когда хочет, словно танцовщица… умеет привлечь внимание, заставить на себя смотреть. Правда, что ли, «кошечка»? Тогда дело плохо.
— Пух, — повторила Мегин, осторожно проводя ладонью над головой эль–Неренн. Та ощутила лёгкое покалывание возле макушки. – Не то что мои проволочки…
И тут эль–Неренн поняла, что делает Мегин.
— Нашла? – поинтересовалась она спокойно, протянув руку, чтобы взять гребень.
— Что нашла? – не поняла Мегин.
— Что искала. Maien Vyran. Нашла?
Мегин словно током ударило. Эль–Неренн повернула голову… увидела изумление на лице судомойки, широко раскрытые глаза. Почуяла удивление… недоумение и страх. Опять страх.
Сейчас только заметила, что на сгибе левого локтя Мегин есть татуировка – кошачья лапка. Коготки были тщательно прорисованы. Не более чем контур – не приглядишься, не увидишь. Невольно обхватила сгиб собственного левого локтя – халат позволял, рукава просторные.
Мегин, словно ждала этого, обхватила свой левый локоть, прижала ладонь к татуировке. Медленно отняла ладонь.
Татуировка стала ярче. Сделалась многоцветной. «Отпечатки пальцев» стали вишнёвыми, коготки – серебристыми, а подушечка лапки – розовой.
Эль–Неренн выпрямилась, и, не вполне понимая, почему это делает, сбросила халат.
На сгибе её локтя было пять отметин – пять «коготков». Метка личного курьера «Мамы Львицы». Мегин глянула на них, сложила ладони перед грудью, медленно и низко поклонилась.
— Прошу извинить, сестра, — проговорила она, застыв в поклоне. Эль–Неренн, всё ещё не осознавая, как и почему движется её тело, протянула правую руку и коснулась затылка Мегин.
Та выпрямилась. Эль–Неренн отступила на шаг, нащупала халат, подняла его и оделась.
Мегин шагнула вперёд, продолжая сжимать ладони перед грудью.
— Она послала тебя проверить? – спросила она. Голос её стал робким, вовсе не похожим на голос прежней Мегин. – Я не работаю в городе, сестра. Я держу слово.
— А в поместье? – поинтересовалась эль–Неренн. Вижу, подумала она. Даже сквозь смуглую кожу Мегин начинали проступать «пятнышки». Медленно, но верно.
— Они не знают, кто я, — Мегин опустила голову. – Я ничего не требую взамен, сестра. Это не запрещено.
Эль–Неренн смотрела на неё. Настоящая «кошечка» в поместье… с ума сойти. Прячется? Отбывает наказание? О том, кто такие «кошечки», кто ими распоряжается, она знала немного. Не верить же, в самом деле, слухам и всему тому, что услышишь на улице.
— Тебя послали… они?! – голос Мегин дрогнул. – Тебя послала не Львица…
Эль–Неренн отрицательно покачала головой. Ещё и «они»…
— Не Львица.
Мегин медленно опустилась на колени.
— Позволь мне уйти, сестра. Тебя никто не заподозрит. Я сумею отблагодарить.
Эль–Неренн молчала. Она уже жалела, сильно жалела, что начала подыгрывать Мегин – подогревать её страхи.
— Я ни в чём не виновата, — Мегин подняла голову. Взгляд её был умоляющим. – Не выдавай меня.
Эль–Неренн медленно опустилась перед ней на корточки. Прикоснулась к правой щеке «кошечки».
— Ты меня с кем–то перепутала, Мегин, — она смотрела в глаза посеревшей от волнения судомойки. – Я не собиралась выдавать тебя.
Мегин медленно протянула руку, прижала ладонь к щеке эль–Неренн. Закрыла глаза.
— Спасибо, сестра, — ладонь её показалась холодной, как лёд. Эль–Неренн мысленно вздохнула. Медленно поднялась на ноги, помогла Мегин подняться. Та ещё раз взглянула в глаза эль–Неренн и кивнула.
Кто бы ни была Мегин, играть она умела превосходно. Всего через пять минут после того, как окончилась их беседа, судомойка стала прежней – во всех смыслах.
- - -
Часов в одиннадцать вечера тело эль–Неренн напомнило хозяйке, что не спало почти двое суток. Пора. Но стоило закрыть книгу и повернуться к кровати, как в дверь тихо постучали.
Инни. Смущённая и восторженная одновременно. Эль–Неренн хотела спросить – что случилось? – но Инни прижала палец к губам и поманила за собой.
Общий зал. Там собралась вся женская часть прислуги, кроме старшей. Молчали.
Мегин стояла, отвернувшись, у камина. При появлении эль–Неренн она повернулась (на щеках — следы слёз), подошла, молча сняла с головы шапочку, протянула. Склонила голову.
— Ньер, — Тери потянула альбиноску за рукав. – Никогда такого не видела. Расскажешь потом? Ну расскажи!
— Расскажи, расскажи, — подхватили Инни и Риккен. Асетт молча смотрела на происходящее. Мегин сделала несколько шагов к стулу, уселась, прижала ладони к лицу.
— Если будете себя хорошо вести, — эль–Неренн огляделась, подмигнула Тери. Та засмеялась. Смущённо.
Ждут, чего я потребую от неё, поняла эль–Неренн. Подошла к Мегин, присела, осторожно потрясла ту за локоть. Мегин отняла ладони от лица.
— Возьми, — эль–Неренн протягивала ей шапочку. Встала, наклонилась к уху «кошечки», шепнула. – Ответишь на несколько вопросов. Когда мне будет нужно. Согласна?
Мегин кивнула, вытерла слёзы. Приняла шапочку. Эль–Неренн отошла на несколько шагов. Мегин поднялась, медленно поклонилась. Эль–Неренн вернула поклон. Заметила, что Асетт едва заметно кивнула, улыбаясь.
— Так нечестно, — Инни была разочарована. – Почему только ей? Скажи всем!
— Это слишком личное, — эль–Неренн сохраняла спокойное выражение лица, но Инни покраснела так, что Тери должна была лопнуть от зависти. Риккен тихо засмеялась. – Спокойной ночи. Все подробности завтра.
Она двинулась к выходу. Мегин последовала за ней. Эль–Неренн шла, ощущая завистливые взгляды. Теперь у Инни и Тери есть, о чём сплетничать на месяц вперёд.
- - -
На посту никого не было. Сегодня – очередь Инни. Через десять минут старшая проверит… у Инни совсем мало времени. Эль–Неренн открыла свою дверь и обнаружила, что Мегин стоит за спиной. Спокойная и невозмутимая.
— Можно войти, Ньер?
— Для достоверности? – не удержалась эль–Неренн. «Кошечка» кивнула. Эль–Неренн краем глаза заметила, что Инни появилась у входа на женскую половину. Заметила, что эль–Неренн поворачивает голову в её сторону, отпрянула за угол. Мегин тихо рассмеялась.