Страница:
— Представляю, что она подумает.
Эль–Неренн пожала плечами и пропустила судомойку внутрь. Закрыла дверь, заперла.
Мегин словно подменили, стоило ей перешагнуть порог. Сложила ладони перед грудью, поклонилась.
— Спасибо, сестра, что выслушала меня.
— Меня никто не…
— Знаю, — Мегин кивнула. – У нас есть такие, как ты, Ньер. Необученные. Aenin Rinenговорит, что есть талант, который можно убить обучением.
Aenin Rinen. «Владычица луны».
Мегин подошла к полкам. Оглянулась – можно? Эль–Неренн кивнула. Мегин протянула руку, безошибочно взяла том, который эль–Неренн подарили в букинистическом магазине. «Трактат о единстве человека и небесных светил». На Старом Ронно. Две или три гравюры, в «новом зрении» сообщили эль–Неренн некоторые подробности. Скажем, указали, что такое «сеть сновидений».
— Ты это читаешь?
Эль–Неренн кивнула. Не объясняя, как именно удаётся «читать».
— Меня не успели научить, — Мегин бережно открыла книгу, пролистала. – Обязательно научусь. Что за вопросы ты хотела задать?
— В другой раз, Мегин.
Та кивнула.
— Скажи, — эль–Неренн уселась на кровать, жестом предложила «кошечке» сесть рядом. – Те слёзы… там, в зале – это было на самом деле?
Мегин улыбнулась.
— У меня всегда всё на самом деле, Ньер. Ты забралаМейсте, забралаграмотно. Я могла отнять его, но… ему потом несколько недель будет не заснуть. Пусть. Не забудь отпустить его, сестра… И не забирайдругих, пожалуйста.
— Тебе оставить?
Улыбка пропала с лица Мегин.
— Не смейся, сестра. Я не уличная «кошечка», я не разрешаю к себе прикасаться. Я иду только с теми, кому плохо. Спасибо теарин, — она нехорошо усмехнулась, — таких здесь много.
— Хейнрит? – поинтересовалась эль–Неренн. Мегин кивнула, поморщилась.
— Навозная куча. Потом неделю хотелось отмыться. Не знаю, чего он хочет – не успела почувствовать – но это нехороший человек. Лер на следующий день запретила приходить к нему.
Очень интересно. Старшая никому не позволяла таких вольностей – уменьшительного имени.
— «Лер?»
— У неё в голове тоже много теней, — Мегин потянулась. – Осторожнее с ней, Ньер. Я бы не стала связываться ни с ней, ни с Хейнритом.
Что–то ещё. Да, запах настоя. Эль–Неренн встала, подошла к шкафчику, достала оттуда бутылочку – настоя оставалось на палец выше дна. Мегин тут же подбежала к своей хозяйке.
— У тебя ещё есть?
— Есть, — эль–Неренн кивнула. – Это делали для тебя?
Мегин кивнула.
— У меня почти кончился. Хантвин уехал так неожиданно… надо было сделать запас. Дай–ка… — Мегин открыла, осторожно принюхалась. – Ты это пьёшь? – удивилась она. – Без лаванды, без камфары?
Эль–Неренн кивнула.
— И помогает?
Эль–Неренн некоторое время пыталась сдержать себя… но не смогла. Медленно подняла руку, чуть приподняла голову. Вижу… протянула указательный палец, задержала над головой Мегин, чуть правее макушки. Там рдело крупное «пятно», там находится «точка грёз».
— Здесь? – поинтересовалась она. Мегин кивнула, глаза её расширились.
— Мне бы так. Ньер… одолжишь бутылку? Я без него совсем никакая. Я верну!
— Деньги тоже вернёшь? – не сдержалась эль–Неренн. – Те, которые одолжила?
— Деньги не верну, — отозвалась Мегин невозмутимо. – У других я занимала раньше. Подождёшь?
Эль–Неренн рассмеялась. Мегин присоединилась к ней.
— Мои запасы в кладовке, — эль–Неренн вытерла выступившие слёзы. Мегин тут же добыла ключ.
— Вот, — показала она. – У меня есть. Дубликат. Если потребуется, скажи.
Если только теаринузнает…
— Она не знает, — тут же добавила Мегин. – И ей не нужно знать, верно?
Эль–Неренн кивнула. Во что я впутываюсь, подумала она. И зачем только начала пить этот настой!
— Я устала, Мегин. Поговорим в другой раз.
Мегин указала глазами на ивовый коврик. Эль–Неренн отрицательно покачала головой.
— Я не прикоснусь к тебе, — спокойно заметила «кошечка». – Пять минут, Ньер. Будешь лучше спать, только и всего.
* * *
Эль–Неренн проснулась рано утром. Скоро рассвет, бодрость и ощущение силы необычайные. Неужели подействовали те самые десять минут, когда они с Мегин провели на ивовом коврике, просто сидя и глядя друг другу в глаза? Мегин сдержала слово, не прикасалась к эль–Неренн – даже к рукам. Указала, как надо сидеть, чтобы не затекали ноги, куда положить руки. Приказала смотреть ей в глаза и дышать так же медленно и ритмично. Смотрела и улыбалась…
И всё. Через десять минут страшно захотелось спать. Мегин помогла эль–Неренн добраться до кровати и ушла.
Прошло четыре часа и эль–Неренн проснулась, выспавшаяся и готовая на всё. «Необученная», вспомнила она. Да, Мегин, совершенно необученная. Такому на улице не обучишься. А книги я только начала читать.
Долго смотрела на себя в зеркало – никаких ощущений. Даже если смотреть в глаза. Странная вещь – настой. Сколько человек успело «исповедаться»? Признаться в чём–то таком, о чём, по их мнению, знала эль–Неренн? Хантвин… да пребудет под Светом… Мейсте, Мегин, Тимо. Тери – не успела, но могла бы, стоило подольше помолчать. Точно. Просто молчать и смотреть в глаза.
На этот раз эль–Неренн показалось, что кто–то внутри неё на несколько секунд взял управление телом. Отвернулась от зеркала, подошла к шкафчику, достала бутылочку… и управление вернулось.
Эль–Неренн подошла к зеркалу, взглянула в глаза отражения.
— Это ты? – спросила она тихо. – Это ты хочешь… чтобы я выпила настой?
Ощущение взгляда «оттуда» стало настолько сильным, что эль–Неренн зажмурилась. Показалось – стоит только увидеть, как отражение подмигнёт, кивнёт или что–нибудь скажет – и всё, прощай здравый рассудок. Прощай навсегда.
Медленно открыла глаза. Взглянула в глаза отражения. Ощутила, как в затылок вонзились иголочки.
— Чего ты хочешь? – прошептала она. Не стала закрывать глаза, хотя ощущение внимания вновь нахлынуло и прошло.
Ну в распоследний раз, Ньер. Не отрывая взгляда от глаз отражения, эль–Неренн открыла бутылочку и сделала глоток. Уже почти привыкла, даже не поморщилась.
Ощущение внимания почти сразу исчезло. Если это – способ приводить в порядок голову, которой мерещится кто–то «из зазеркалья», то, может, лучше пить настой?
Новое «видение» пришло почти мгновенно и оказалось сильным – «пятнышки» на своих руках эль–Неренн увидела почти сразу же.
Ну что же, пора работать. Время пройдёт быстрее. Через два часа – завтрак.
- - -
Эль–Неренн убирала пыль, наслаждаясь «живыми видами» картин на стенах и чем–то похожим, что исходило от некоторых статуй и статуэток. Сколько из них успел подменить Мейсте? Вот незадача. Придётся уговаривать его самому пойти к госпоже. И – неизбежно – говорить с ней самой. Знает ли Леронн, что альбиноска давно уже общается с госпожой, не отчитываясь? Последние три дня старшая ходила мрачная, наказывала за сущие мелочи. Удар кнутом – правда, свёрнутым – достался и эль–Неренн. Но красно–чёрной шапочки старшая не надевала.
…Эль–Неренн выходила из Красной гостиной, на третьем этаже – там любила отдыхать сама Веранно, когда хотела побыть в одиночестве. Ей прислуживала лично старшая, как и было положено. И, похоже, особого удовольствия старшая от этого не испытывала – разумеется, эмоции посещали её лицо только, когда она приходила на кухню или в общий зал.
Риккен чуть не сшибла её с ног. В руках у «молчуньи» был поднос с бутылкой. А, понятно. Хейнрит в своём репертуаре.
— Ты… — Риккен замерла, глядя в глаза эль–Неренн. Та молча поправила сумку и отступила на шаг. Риккен тоже отступила… побледнела, чуть не уронила поднос. Эль–Неренн попыталась отвернуться, и осознала, насколько это тяжело, насколько ей хочетсясмотреть на Риккен, чувствовать в той несомненный страх, беспокойство, неприязнь.
Сумела отвернуться. Риккен скользнула мимо, почти бегом. Чуть не упала. Эль–Неренн прижалась к стене лбом, ощущая, как бьётся сердце. Ну что, Ньер, понравилось? И самым неприятным было то, что да, понравилось. Отчасти.
Вылить в канализацию остатки. Или отдать Мегин. Пусть пьёт, раз ей нужно.
Остаток дня Риккен избегала эль–Неренн. Была мрачнее и молчаливее обычного. После обеда эль–Неренн отправили в сад – помогать садовникам подстригать деревья. Садовники, близнецы лет тридцати, явно любили общество альбиноски и оставляли ей наименее грязную работу. Но сегодня эль–Неренн почти не шутила, ничего не рассказывала – в общем, оставила братьев в недоумении – что случилось с беловолосой?
- - -
Мегин встретила эль–Неренн в парке, вечером.
— Что–то странное с Риккен, — сообщила «кошечка». – Сколько раз обещала Инни дать по шее. И сегодня, наконец, дала. Еле разняла…
Разняла? Инни, которая горазда только на обидные слова? Как она осмелилась поднять на кого–то руку?
— Нет, Инни только закрывалась, — Мегин правильно прочитала выражение лица. – Рики словно взбесилась. Потом приходила извиняться… ничего не понимаю.
Эль–Неренн пожала плечами, повернула в сторону аллеи, по которой несколько дней назад Веранно покинула поместье.
— Скажи, тебя сюда послали? – Мегин взяла её за руку. Взглянула в глаза. Эль–Неренн кивнула.
— Следить… за кем–то?
Страх. Слабый, но явственный.
— Нет, Мегин, — обращаться к ней «сестра» пока не получалось.
Мегин кивнула.
— Мейсте всё ещё сияет, — заметила она. – У тебя талант. Хотелось бы встретиться ещё раз… после того, как отслужишь.
— «Отслужишь»? – решение убить Тери из невнятной мысли стало оформляться в намерение.
— Это не Тери, — Мегин продолжала угадывать мысли. – Это Лер. Не спрашивай меня, как она узнала. Она не болтливая, не бойся. Но она говорит во сне.
— Что, помогаешь ей уснуть? – эль–Неренн остановилась. Взглянула в глаза «кошечки».
— Ей пятую неделю снятся кошмары, — Мегин сохраняла невозмутимость. – Самосохранение, сестра. Она и в хорошем здоровье не подарок. К тому же, практика…
Она от меня чего–то ждёт, поняла эль–Неренн. Рассказа. О чём – о моём прошлом? Ну уж нет. Не так быстро. Мегин многолика; если она действительно «кошечка», она играет почти всю жизнь – кого угодно, кроме себя самой. Я подожду, Мегин. Самосохранение, сестра.
Мегин молчала. Отпустила руку эль–Неренн, просто шла рядом. Чувствовалось, что она уже не боится. Кто такие эти «они», посланца от которых она ждала с таким ужасом? Недовольные клиенты?
- - -
Мегин поймала её за руку, когда эль–Неренн повернула ко входу на женскую половину.
— Идём, — шепнула «кошечка». – Давно такого не слышала.
Она кралась, что придавало ей комичный вид. Зачем красться? Никого не было; сегодня старшая всех отпустила раньше обычного. Завтра возвращается госпожа, к её приезду всё готово – и с закатом солнца работать не положено. Такова традиция.
— Слышишь? – Мегин кивком указала в сторону общего зала. Тери и Инни сидели в комнате Тери, самозабвенно смотрели «живые» книги. Те, что купила, не так давно, эль–Неренн. На посту – никого, вызовов сегодня не предполагается. Ну разве что отпрыск сестры хозяйки дома решит порезвиться.
Да, теперь эль–Неренн слышала. Знакомая мелодия, знакомая песня. И голос… Риккен. Играет на арфе и напевает. С ума сойти!
— Хорошая песня, — шепнула «кошечка». – Похоже, Рики успокоилась…
Они подобрались к двери в общий зал. Мегин чуть приоткрыла её… Риккен сидела боком к ним и, действительно, играла на арфе. Пальцы её касались «струн» — лучей, двигались плавно, красиво. «Молчунья» прикрыла глаза и тихо напевала.
Зимняя стужа в гости ко мне пришла,
Долго манила, долго с собой звала,
Десять оттенков зла,
Десять цветов добра,
Всё с собой унесла, мне осталась мгла.
Никто из притаившихся за дверью не издал ни звука, но Риккен вздрогнула, открыла глаза и повернула голову в сторону двери.
— Заметила, — прошептала Мегин раздосадовано.
Открыла дверь и направилась к столу, за которым сидела «молчунья». Лицо той окаменело, едва она увидела эль–Неренн. Протянула руку, выключила арфу – лучи погасли. Мегин присела на соседний с Риккен стул, эль–Неренн – напротив. Риккен опустила взгляд, лицо оставалось бесстрастным.
Ветер рассветный, вестник тепла, ответь,
Где отыскать мне замок несущей смерть?
— эль–Неренн продолжила, тихо, не глядя в глаза Риккен. Мегин подхватила.
Царство её – зима,
Слуги – мороз и тьма…
Риккен включила арфу, коснулась лучей – и закончила, вместе с остальными, последнюю строку.
Солнце прогонит её, развеет туман…
«Молчунья» выключила арфу и склонила голову.
— Здорово, — Мегин прикоснулась к её ладони. – Слушай, Рики… у Ньер отличный голос. Научи её играть на арфе. Она много песен знает. Научишь, а?
Риккен долго сидела, закрыв глаза. Неожиданно встала, взяла арфу. Посмотрела в лицо «кошечки».
— Нет, — она тряхнула головой. – Не научу.
Быстрым шагом направилась к двери. Громко захлопнула её за собой.
— Ничего не понимаю, — Мегин поджала губы. – Какая собака её укусила? Ладно, завтра будет веселее. Идём к остальным? Тери говорит, книги интересные, вариантов много… Не оторваться. Пойдём!
— Нет, — эль–Неренн покачала головой. – Я пойду спать.
- - -
Из–за двери, где сидели теперь Тери, Мегин и Инни, донёсся взрыв смеха – дверь хорошо гасит звуки, но и она не справилась. Тимо… во второй половине дня куда–то делась, а затем вернулась и уединилась в своей комнате. Только на ужине и появилась. Вид у «вестницы» был сумрачным.
Эль–Неренн вошла к себе и первым делом добыла из шкафчика бутылочку с настоем. Оставалось там на глоток, не больше. Всё. Она допила остатки. И больше – ни глотка. Завтра же прогуляться с Мегин до кладовки и отдать оставшиеся три бутылки.
Отражение смотрело на неё и полностью соглашалось с таким решением. А сейчас – последний раз посмотреть на «ожившие картины», пройтись по гостиным второго этажа. Особого повода нет, но никто не запрещал ходить по дому, если не попадаешься хозяевам на глаза. В последнее время очень хорошо удаётся не попадаться на глаза.
Как только она захлопнула дверь, дверь комнаты Риккен открылась и «молчунья» появилась на пороге. Эль–Неренн взглянула в её сторону и Риккен поманила её к себе рукой. И тут же скрылась в своей комнате.
Что это она? Ощущая некоторое беспокойство (после рассказа о том, как досталось Инни), эль–Неренн подошла ко входу в комнату Риккен. Переступила порог.
Книг у «молчуньи» было больше, чем у самой эль–Неренн. Пахло ароматическими палочками – недавно зажигали. Риккен стояла у двери. Невольно ожидая удара, эль–Неренн вошла, остановилась посередине комнаты. Риккен служит здесь почти пять лет. Очень уютно у неё… жаль, что она такая неразговорчивая.
Хозяйка комнаты уселась на стул, жестом предложила присесть на соседний.
— Как она нашла меня? – спросила «молчунья», опустив глаза.
Эль–Неренн с трудом подавила желание сорваться с места, выбежать вон, дальше – в парк, через ограду (если не ударит током) и – прочь, прочь отсюда!
Ладно. Будем молчать, как и раньше. Сама виновата.
— Я не вернусь, — Риккен склонила голову сильнее. – Так и передай. Сама устрою свою жизнь, не маленькая. Домой я не вернусь. Всё, Ньер. Уходи.
Эль–Неренн встала со стула, присела прямо перед Риккен. Глаза той были закрыты. «Сеть сновидений» украсила щёку и шею «молчуньи» причудливым оранжевым завитком.
— О чём ты, Рики? – спросила эль–Неренн тихонько.
— Всё ещё не может успокоиться, — голос Риккен был едва слышен. – Да, я взяла её драгоценности. Бегала всю ночь, пока не нашла врача. Если бы не эти проклятые побрякушки, она бы умерла. Умерла на своих сокровищах.
Слеза. Появилась из левого глаза Риккен. Эль–Неренн взяла её за руки. Неживые, деревянные руки. Тут же почувствовала, насколько плохо Риккен. Поняла, что ей – части ей самой – нравится, что кому–то рядом плохо. Стиснула зубы, чтобы прогнать ощущение.
— Что ей нужно? – Риккен не открывала глаз. Вторая слеза. – Она ославила меня на весь город. На меня смотрели, как на прокажённую. Я выкупила её сокровища, будь они прокляты. Что ей ещё нужно? Я от всего отказалась, пусть сгниёт на своём богатстве.
Слеза упала на запястье эль–Неренн. Обожгла – так сильно, что эль–Неренн едва не вскрикнула. И та часть её, которая радовалась тому, что Риккен плохо, точно так же наслаждалась собственной болью.
— С ней что–то случилось, — Риккен продолжала говорить спокойно и размеренно. – Как только получила наследство. Как будто её сглазили. Три раза нанимала детективов, чтобы нашли меня, уговорили вернуться. Я не вернусь. Отдай ей деньги, Ньер, иначе она не оставит в покое и тебя. Она удавится за монетку.
Вторая слеза. Ещё один ожог. Эль–Неренн сжала зубы, перед глазами почернело. И… всё прошло. Та, вторая её часть куда–то делась. Просто исчезла. Пропала чёрная пелена, упавшие слёзы более не обжигали кожу.
— Рики, — эль–Неренн тихо позвала. – Я не знаю, о ком ты говоришь. Ты меня с кем–то перепутала.
Риккен открыла глаза. В них читалась боль – но не телесная.
— Ты… ты спела строку. Никто не поёт её так. Только она. Мы с ней вместе ходили в походы, по горам, пока мама была жива.
— Я слышала много песен, — эль–Неренн смотрела ей в глаза. – Я знаю много песен, Рики. Никто не нанимал меня следить за тобой. Поверь.
Риккен долго смотрела на неё. Затем кивнула, закрыла глаза. Эль–Неренн протянула руку, вытерла её слёзы.
— Я ничего не слышала, Рики, — добавила она, поднимаясь. – Никто ничего не узнает.
— Останься, — попросила Риккен. Эль–Неренн помедлила, вновь присела перед ней. – Инни говорит… ты тоже «кошечка».
Эль–Неренн с улыбкой покачала головой.
— Нет, Рики.
«Молчунья» улыбнулась.
— Ты всё равно не призналась бы. Я… у меня будут кошмары, сегодня. Если ты…
Она умолкла, но её взгляд был красноречивым.
— Ты хочешь, чтобы я попробовала? – поинтересовалась эль–Неренн. Риккен молча кивнула
- - -
Спать снова не хотелось.
С Риккен вышло всё просто. Усадила её на коврик – так, как показывала Мегин. Видимо, Рики достаточно перенервничала, потому что заснула уже после прикосновения к третьей точке «сети сновидений».
Эль–Неренн не стала «забирать» её – просто прикоснулась указательным пальцем к «точке грёз» Риккен. Дальше было примерно то же, что и с Мейсте, только не так быстро.
Это был каменистый остров. В форме усечённого конуса. Внизу ярилось море, волны, каждая в десяток человеческих ростов, ударяли о скалы так, что скала под ногами непрерывно содрогалась. И – на этот раз эль–Неренн не присутствовала во сне «сама». Или стала невидимой – пыталась взглянуть на свои руки или ноги, но не видела ничего. Однако удавалось идти, куда захочется.
В центре острова возвышалась башня. Путь к ней оказался узкой и частично разрушенной лестницей, прижавшейся к отвесной скале. По правую руку находился провал – оттуда дул сильный холодный ветер. Эль–Неренн сумела добраться до дверей в башню, запрокинула голову – башня исчезала в облаках, в низко несущихся тучах, недра которых озаряли бесшумные молнии. И всё кончилось.
Интересно, где была сама Риккен? Внутри башни? Может, туда есть другой вход?
Спящая Риккен оказалась неожиданно тяжёлой. Эль–Неренн уложила её на кровать, сняла верхнее платье и обувь, прикрыла покрывалом. Ощущая переливающуюся по жилам энергию, вышла наружу.
Мегин появилась из темноты. Эль–Неренн стояла перед «глиняным войском», пересчитывая тех из них, кто казался «живым», когда почуяла приближение «кошечки».
— Лер? – поинтересовалась эль–Неренн, глядя той в глаза. Мегин кивнула.
— Рики? – спросила она, в ответ. Эль–Неренн также кивнула. Мегин беззвучно рассмеялась, прижала эль–Неренн к себе. Отпустила. «Ожерелье» на шее Мегин горело ярко–зелёным, точка грёз – ослепительно–синим. Понять бы, что это значит.
— Ты их видишь? – зависть вновь мелькнула во взгляде «кошечки». Заметила, куда и как смотрит собеседница. Эль–Неренн кивнула. Да. Видит. Настой!
— Идём, — она взяла Мегин за руку. – Отдам, пока не передумала.
В коридоре, где располагалась кладовка, было тихо.
— Никто не заметит, — прошептала Мегин. – Лер спит… Часа через два проснётся, будет шататься по дому.
Открыла кладовку, добыла фонарик. Заранее готовилась?
— Вот, — вещей в сундучке эль–Неренн было немного. – Забирай, Мегин.
— Сколько? – Мегин смотрела на три бутылки – две покрупнее, одну маленькую, плоскую – как фляжку.
— Обе. Обойдусь без них.
Мегин кивнула.
— Какие именно?
— Я же сказала – обе, — эль–Неренн удивилась. В сундучке всего две бутылки!
Мегин удивилась ещё больше. Но… предпочла не задавать вопросы. Забрала две больших, эль–Неренн молча положила в карман «фляжку».
— Попробую заснуть, — эль–Неренн вытерла лоб, постояла рядом, пока Мегин запирала кладовку. – Завтра, чую, будет много дел.
Мегин кивнула, проводила её до двери. Вернулась к себе, спрятала обе бутылки и вышла – в парк. Не спалось. Она привыкла спать по два–три часа в сутки. Шла и думала о выражении глаз эль–Неренн. Когда беловолосая наклонялась, чтобы забрать третью бутылку, глаза её стали остекленевшими, неживыми. Словно Ньер куда–то делась на несколько секунд. Мегин вздохнула… ни разу не удавалось устроиться на работу так, чтобы было тихо и спокойно. Всегда что–то происходит. Ничего, Мегин. Ещё семь месяцев. Надо выдержать. Потом – прежняя жизнь, учёба, работа…
12. Обратный отсчёт
Они сидели втроём – Хольте, сержант Тоэн и комиссар Тигарр. В кабинете комиссара. За окном лениво шелестел дождь, навевая спокойствие и сонливость, но спать сидящим в кабинете не хотелось.
— Сколько их всего? – комиссар с отвращением смотрел на кофейник. Ничего уже не лезло внутрь. Но хотелось пить, в горле пересохло. Три недели ушло на то, чтобы исследовать вырезки, взятые им в квартире покойного Альваина и изучить все обстоятельства тех событий. Тоэн собрал большую часть сведений – не забыть об очередном звании. Давно пора. Соображал бы быстрее – стал бы прекрасным аналитиком.
— Восемьсот шестьдесят, — отозвался Тоэн. Сержант сбросил с десяток килограммов, пока путешествовал по стране. – Думаю, мы обнаружим ещё.
Восемьсот шестьдесят человек, так или иначе контактировавших с эль–Неренн. Все они были или мертвы, или пребывали в психиатрических лечебницах. Пятеро таких, как Альваин, жили нелюдимо. Все они были столь же «сдвинуты», как и мировая знаменитость Альваин. Все до смерти боялись зеркал и отражений. Трое из них не согласились ни с кем разговаривать, остальные, после упоминания имени эль–Неренн, говорили о ней только хорошо, ссылались на плохую память. И боялись. Страшно боялись. При этом все пятеро купались в роскоши – источники дохода проследить пока не удалось (не было санкции проводить подобные расследования), но никто из пятерых себя счастливым не чувствовал.
Водитель «Стрижа», сбившего Альваина, выжил. Сообщил, что повернул в сторону тротуара, не осознавая, почему это делает. Сказал, что последнее, что помнит – взглянул в зеркало заднего вида. Потом – вспышка, медленно летящий по воздуху Альваин. Лужа крови. Дальше – только больница. Страховая компания выплатила водителю огромную сумму, в тот же день. Что также было странно – получать с компании страховку за подобные ДТП удавалось немногим.
И Хольте. В тот день, в день смерти Альваина, с ней что–то случилось. Но она наотрез отказывалась рассказывать, что произошло. Всё, что смог выяснить комиссар – Хольте ехала вместе с эль–Неренн. Сопровождающие не помнили ничего странного.
— Каждые два с половиной месяца, — Тигарр встал, потянулся, размял суставы. Печень болит. Слишком много кофе, табака, спиртного. – Каждые два с половиной месяца она меняла место работы, всё было тихо. Затем – новая волна. Заметили? Кругом одна и та же цикличность. Есть какие–нибудь идеи?
— Шеф, — Тоэн положил трубку на рычаг (заказал ещё кофе и бутербродов). – Давайте бросим это дело. Отдадим, кому положено, и бросим. Вы знаете, я никогда ничего не боялся, но… — сержант замялся. – Чую, не стоило связываться.
— Присоединяюсь, — Хольте допила остаток в своей чашке. Ей самой ничто не мерещилось из зеркал. Повысили оклад – в тот же день, по возвращении из Дворца Правосудия. Не объясняя, за что. Она вспоминала ртутный блеск глаз и слова. Ты никому не скажешь, Хольте. – Собрать оставшиеся ссылки и сдать в архив. Он прав, Тигарр.
— Что случилось, Хольте? – комиссар обвёл взглядом собеседников, посмотрел в глаза седовласой женщине. Хольте тратила огромные деньги, чтобы бороться с последствиями укола. Такого же, что сделали и эль–Неренн… и за последние две недели неожиданно пошла на поправку. Провела, с блеском, два сложных расследования – до назначения в Норвен. Что происходит? – В этой комнате нет зеркал, если вы боитесь.
— Идите вы! — неожиданно взорвалась Хольте, встала. – Вас не было в той машине, комиссар. А я была. У меня есть Лас–Тесан, понятно?
— Чем она вас напугала? – Тигарр встал. – Хорошо. Эль–Неренн была в трансе, Хольте? В беспамятстве? Скажите хоть это.
Эль–Неренн пожала плечами и пропустила судомойку внутрь. Закрыла дверь, заперла.
Мегин словно подменили, стоило ей перешагнуть порог. Сложила ладони перед грудью, поклонилась.
— Спасибо, сестра, что выслушала меня.
— Меня никто не…
— Знаю, — Мегин кивнула. – У нас есть такие, как ты, Ньер. Необученные. Aenin Rinenговорит, что есть талант, который можно убить обучением.
Aenin Rinen. «Владычица луны».
Мегин подошла к полкам. Оглянулась – можно? Эль–Неренн кивнула. Мегин протянула руку, безошибочно взяла том, который эль–Неренн подарили в букинистическом магазине. «Трактат о единстве человека и небесных светил». На Старом Ронно. Две или три гравюры, в «новом зрении» сообщили эль–Неренн некоторые подробности. Скажем, указали, что такое «сеть сновидений».
— Ты это читаешь?
Эль–Неренн кивнула. Не объясняя, как именно удаётся «читать».
— Меня не успели научить, — Мегин бережно открыла книгу, пролистала. – Обязательно научусь. Что за вопросы ты хотела задать?
— В другой раз, Мегин.
Та кивнула.
— Скажи, — эль–Неренн уселась на кровать, жестом предложила «кошечке» сесть рядом. – Те слёзы… там, в зале – это было на самом деле?
Мегин улыбнулась.
— У меня всегда всё на самом деле, Ньер. Ты забралаМейсте, забралаграмотно. Я могла отнять его, но… ему потом несколько недель будет не заснуть. Пусть. Не забудь отпустить его, сестра… И не забирайдругих, пожалуйста.
— Тебе оставить?
Улыбка пропала с лица Мегин.
— Не смейся, сестра. Я не уличная «кошечка», я не разрешаю к себе прикасаться. Я иду только с теми, кому плохо. Спасибо теарин, — она нехорошо усмехнулась, — таких здесь много.
— Хейнрит? – поинтересовалась эль–Неренн. Мегин кивнула, поморщилась.
— Навозная куча. Потом неделю хотелось отмыться. Не знаю, чего он хочет – не успела почувствовать – но это нехороший человек. Лер на следующий день запретила приходить к нему.
Очень интересно. Старшая никому не позволяла таких вольностей – уменьшительного имени.
— «Лер?»
— У неё в голове тоже много теней, — Мегин потянулась. – Осторожнее с ней, Ньер. Я бы не стала связываться ни с ней, ни с Хейнритом.
Что–то ещё. Да, запах настоя. Эль–Неренн встала, подошла к шкафчику, достала оттуда бутылочку – настоя оставалось на палец выше дна. Мегин тут же подбежала к своей хозяйке.
— У тебя ещё есть?
— Есть, — эль–Неренн кивнула. – Это делали для тебя?
Мегин кивнула.
— У меня почти кончился. Хантвин уехал так неожиданно… надо было сделать запас. Дай–ка… — Мегин открыла, осторожно принюхалась. – Ты это пьёшь? – удивилась она. – Без лаванды, без камфары?
Эль–Неренн кивнула.
— И помогает?
Эль–Неренн некоторое время пыталась сдержать себя… но не смогла. Медленно подняла руку, чуть приподняла голову. Вижу… протянула указательный палец, задержала над головой Мегин, чуть правее макушки. Там рдело крупное «пятно», там находится «точка грёз».
— Здесь? – поинтересовалась она. Мегин кивнула, глаза её расширились.
— Мне бы так. Ньер… одолжишь бутылку? Я без него совсем никакая. Я верну!
— Деньги тоже вернёшь? – не сдержалась эль–Неренн. – Те, которые одолжила?
— Деньги не верну, — отозвалась Мегин невозмутимо. – У других я занимала раньше. Подождёшь?
Эль–Неренн рассмеялась. Мегин присоединилась к ней.
— Мои запасы в кладовке, — эль–Неренн вытерла выступившие слёзы. Мегин тут же добыла ключ.
— Вот, — показала она. – У меня есть. Дубликат. Если потребуется, скажи.
Если только теаринузнает…
— Она не знает, — тут же добавила Мегин. – И ей не нужно знать, верно?
Эль–Неренн кивнула. Во что я впутываюсь, подумала она. И зачем только начала пить этот настой!
— Я устала, Мегин. Поговорим в другой раз.
Мегин указала глазами на ивовый коврик. Эль–Неренн отрицательно покачала головой.
— Я не прикоснусь к тебе, — спокойно заметила «кошечка». – Пять минут, Ньер. Будешь лучше спать, только и всего.
* * *
Эль–Неренн проснулась рано утром. Скоро рассвет, бодрость и ощущение силы необычайные. Неужели подействовали те самые десять минут, когда они с Мегин провели на ивовом коврике, просто сидя и глядя друг другу в глаза? Мегин сдержала слово, не прикасалась к эль–Неренн – даже к рукам. Указала, как надо сидеть, чтобы не затекали ноги, куда положить руки. Приказала смотреть ей в глаза и дышать так же медленно и ритмично. Смотрела и улыбалась…
И всё. Через десять минут страшно захотелось спать. Мегин помогла эль–Неренн добраться до кровати и ушла.
Прошло четыре часа и эль–Неренн проснулась, выспавшаяся и готовая на всё. «Необученная», вспомнила она. Да, Мегин, совершенно необученная. Такому на улице не обучишься. А книги я только начала читать.
Долго смотрела на себя в зеркало – никаких ощущений. Даже если смотреть в глаза. Странная вещь – настой. Сколько человек успело «исповедаться»? Признаться в чём–то таком, о чём, по их мнению, знала эль–Неренн? Хантвин… да пребудет под Светом… Мейсте, Мегин, Тимо. Тери – не успела, но могла бы, стоило подольше помолчать. Точно. Просто молчать и смотреть в глаза.
На этот раз эль–Неренн показалось, что кто–то внутри неё на несколько секунд взял управление телом. Отвернулась от зеркала, подошла к шкафчику, достала бутылочку… и управление вернулось.
Эль–Неренн подошла к зеркалу, взглянула в глаза отражения.
— Это ты? – спросила она тихо. – Это ты хочешь… чтобы я выпила настой?
Ощущение взгляда «оттуда» стало настолько сильным, что эль–Неренн зажмурилась. Показалось – стоит только увидеть, как отражение подмигнёт, кивнёт или что–нибудь скажет – и всё, прощай здравый рассудок. Прощай навсегда.
Медленно открыла глаза. Взглянула в глаза отражения. Ощутила, как в затылок вонзились иголочки.
— Чего ты хочешь? – прошептала она. Не стала закрывать глаза, хотя ощущение внимания вновь нахлынуло и прошло.
Ну в распоследний раз, Ньер. Не отрывая взгляда от глаз отражения, эль–Неренн открыла бутылочку и сделала глоток. Уже почти привыкла, даже не поморщилась.
Ощущение внимания почти сразу исчезло. Если это – способ приводить в порядок голову, которой мерещится кто–то «из зазеркалья», то, может, лучше пить настой?
Новое «видение» пришло почти мгновенно и оказалось сильным – «пятнышки» на своих руках эль–Неренн увидела почти сразу же.
Ну что же, пора работать. Время пройдёт быстрее. Через два часа – завтрак.
- - -
Эль–Неренн убирала пыль, наслаждаясь «живыми видами» картин на стенах и чем–то похожим, что исходило от некоторых статуй и статуэток. Сколько из них успел подменить Мейсте? Вот незадача. Придётся уговаривать его самому пойти к госпоже. И – неизбежно – говорить с ней самой. Знает ли Леронн, что альбиноска давно уже общается с госпожой, не отчитываясь? Последние три дня старшая ходила мрачная, наказывала за сущие мелочи. Удар кнутом – правда, свёрнутым – достался и эль–Неренн. Но красно–чёрной шапочки старшая не надевала.
…Эль–Неренн выходила из Красной гостиной, на третьем этаже – там любила отдыхать сама Веранно, когда хотела побыть в одиночестве. Ей прислуживала лично старшая, как и было положено. И, похоже, особого удовольствия старшая от этого не испытывала – разумеется, эмоции посещали её лицо только, когда она приходила на кухню или в общий зал.
Риккен чуть не сшибла её с ног. В руках у «молчуньи» был поднос с бутылкой. А, понятно. Хейнрит в своём репертуаре.
— Ты… — Риккен замерла, глядя в глаза эль–Неренн. Та молча поправила сумку и отступила на шаг. Риккен тоже отступила… побледнела, чуть не уронила поднос. Эль–Неренн попыталась отвернуться, и осознала, насколько это тяжело, насколько ей хочетсясмотреть на Риккен, чувствовать в той несомненный страх, беспокойство, неприязнь.
Сумела отвернуться. Риккен скользнула мимо, почти бегом. Чуть не упала. Эль–Неренн прижалась к стене лбом, ощущая, как бьётся сердце. Ну что, Ньер, понравилось? И самым неприятным было то, что да, понравилось. Отчасти.
Вылить в канализацию остатки. Или отдать Мегин. Пусть пьёт, раз ей нужно.
Остаток дня Риккен избегала эль–Неренн. Была мрачнее и молчаливее обычного. После обеда эль–Неренн отправили в сад – помогать садовникам подстригать деревья. Садовники, близнецы лет тридцати, явно любили общество альбиноски и оставляли ей наименее грязную работу. Но сегодня эль–Неренн почти не шутила, ничего не рассказывала – в общем, оставила братьев в недоумении – что случилось с беловолосой?
- - -
Мегин встретила эль–Неренн в парке, вечером.
— Что–то странное с Риккен, — сообщила «кошечка». – Сколько раз обещала Инни дать по шее. И сегодня, наконец, дала. Еле разняла…
Разняла? Инни, которая горазда только на обидные слова? Как она осмелилась поднять на кого–то руку?
— Нет, Инни только закрывалась, — Мегин правильно прочитала выражение лица. – Рики словно взбесилась. Потом приходила извиняться… ничего не понимаю.
Эль–Неренн пожала плечами, повернула в сторону аллеи, по которой несколько дней назад Веранно покинула поместье.
— Скажи, тебя сюда послали? – Мегин взяла её за руку. Взглянула в глаза. Эль–Неренн кивнула.
— Следить… за кем–то?
Страх. Слабый, но явственный.
— Нет, Мегин, — обращаться к ней «сестра» пока не получалось.
Мегин кивнула.
— Мейсте всё ещё сияет, — заметила она. – У тебя талант. Хотелось бы встретиться ещё раз… после того, как отслужишь.
— «Отслужишь»? – решение убить Тери из невнятной мысли стало оформляться в намерение.
— Это не Тери, — Мегин продолжала угадывать мысли. – Это Лер. Не спрашивай меня, как она узнала. Она не болтливая, не бойся. Но она говорит во сне.
— Что, помогаешь ей уснуть? – эль–Неренн остановилась. Взглянула в глаза «кошечки».
— Ей пятую неделю снятся кошмары, — Мегин сохраняла невозмутимость. – Самосохранение, сестра. Она и в хорошем здоровье не подарок. К тому же, практика…
Она от меня чего–то ждёт, поняла эль–Неренн. Рассказа. О чём – о моём прошлом? Ну уж нет. Не так быстро. Мегин многолика; если она действительно «кошечка», она играет почти всю жизнь – кого угодно, кроме себя самой. Я подожду, Мегин. Самосохранение, сестра.
Мегин молчала. Отпустила руку эль–Неренн, просто шла рядом. Чувствовалось, что она уже не боится. Кто такие эти «они», посланца от которых она ждала с таким ужасом? Недовольные клиенты?
- - -
Мегин поймала её за руку, когда эль–Неренн повернула ко входу на женскую половину.
— Идём, — шепнула «кошечка». – Давно такого не слышала.
Она кралась, что придавало ей комичный вид. Зачем красться? Никого не было; сегодня старшая всех отпустила раньше обычного. Завтра возвращается госпожа, к её приезду всё готово – и с закатом солнца работать не положено. Такова традиция.
— Слышишь? – Мегин кивком указала в сторону общего зала. Тери и Инни сидели в комнате Тери, самозабвенно смотрели «живые» книги. Те, что купила, не так давно, эль–Неренн. На посту – никого, вызовов сегодня не предполагается. Ну разве что отпрыск сестры хозяйки дома решит порезвиться.
Да, теперь эль–Неренн слышала. Знакомая мелодия, знакомая песня. И голос… Риккен. Играет на арфе и напевает. С ума сойти!
— Хорошая песня, — шепнула «кошечка». – Похоже, Рики успокоилась…
Они подобрались к двери в общий зал. Мегин чуть приоткрыла её… Риккен сидела боком к ним и, действительно, играла на арфе. Пальцы её касались «струн» — лучей, двигались плавно, красиво. «Молчунья» прикрыла глаза и тихо напевала.
Зимняя стужа в гости ко мне пришла,
Долго манила, долго с собой звала,
Десять оттенков зла,
Десять цветов добра,
Всё с собой унесла, мне осталась мгла.
Никто из притаившихся за дверью не издал ни звука, но Риккен вздрогнула, открыла глаза и повернула голову в сторону двери.
— Заметила, — прошептала Мегин раздосадовано.
Открыла дверь и направилась к столу, за которым сидела «молчунья». Лицо той окаменело, едва она увидела эль–Неренн. Протянула руку, выключила арфу – лучи погасли. Мегин присела на соседний с Риккен стул, эль–Неренн – напротив. Риккен опустила взгляд, лицо оставалось бесстрастным.
Ветер рассветный, вестник тепла, ответь,
Где отыскать мне замок несущей смерть?
— эль–Неренн продолжила, тихо, не глядя в глаза Риккен. Мегин подхватила.
Царство её – зима,
Слуги – мороз и тьма…
Риккен включила арфу, коснулась лучей – и закончила, вместе с остальными, последнюю строку.
Солнце прогонит её, развеет туман…
«Молчунья» выключила арфу и склонила голову.
— Здорово, — Мегин прикоснулась к её ладони. – Слушай, Рики… у Ньер отличный голос. Научи её играть на арфе. Она много песен знает. Научишь, а?
Риккен долго сидела, закрыв глаза. Неожиданно встала, взяла арфу. Посмотрела в лицо «кошечки».
— Нет, — она тряхнула головой. – Не научу.
Быстрым шагом направилась к двери. Громко захлопнула её за собой.
— Ничего не понимаю, — Мегин поджала губы. – Какая собака её укусила? Ладно, завтра будет веселее. Идём к остальным? Тери говорит, книги интересные, вариантов много… Не оторваться. Пойдём!
— Нет, — эль–Неренн покачала головой. – Я пойду спать.
- - -
Из–за двери, где сидели теперь Тери, Мегин и Инни, донёсся взрыв смеха – дверь хорошо гасит звуки, но и она не справилась. Тимо… во второй половине дня куда–то делась, а затем вернулась и уединилась в своей комнате. Только на ужине и появилась. Вид у «вестницы» был сумрачным.
Эль–Неренн вошла к себе и первым делом добыла из шкафчика бутылочку с настоем. Оставалось там на глоток, не больше. Всё. Она допила остатки. И больше – ни глотка. Завтра же прогуляться с Мегин до кладовки и отдать оставшиеся три бутылки.
Отражение смотрело на неё и полностью соглашалось с таким решением. А сейчас – последний раз посмотреть на «ожившие картины», пройтись по гостиным второго этажа. Особого повода нет, но никто не запрещал ходить по дому, если не попадаешься хозяевам на глаза. В последнее время очень хорошо удаётся не попадаться на глаза.
Как только она захлопнула дверь, дверь комнаты Риккен открылась и «молчунья» появилась на пороге. Эль–Неренн взглянула в её сторону и Риккен поманила её к себе рукой. И тут же скрылась в своей комнате.
Что это она? Ощущая некоторое беспокойство (после рассказа о том, как досталось Инни), эль–Неренн подошла ко входу в комнату Риккен. Переступила порог.
Книг у «молчуньи» было больше, чем у самой эль–Неренн. Пахло ароматическими палочками – недавно зажигали. Риккен стояла у двери. Невольно ожидая удара, эль–Неренн вошла, остановилась посередине комнаты. Риккен служит здесь почти пять лет. Очень уютно у неё… жаль, что она такая неразговорчивая.
Хозяйка комнаты уселась на стул, жестом предложила присесть на соседний.
— Как она нашла меня? – спросила «молчунья», опустив глаза.
Эль–Неренн с трудом подавила желание сорваться с места, выбежать вон, дальше – в парк, через ограду (если не ударит током) и – прочь, прочь отсюда!
Ладно. Будем молчать, как и раньше. Сама виновата.
— Я не вернусь, — Риккен склонила голову сильнее. – Так и передай. Сама устрою свою жизнь, не маленькая. Домой я не вернусь. Всё, Ньер. Уходи.
Эль–Неренн встала со стула, присела прямо перед Риккен. Глаза той были закрыты. «Сеть сновидений» украсила щёку и шею «молчуньи» причудливым оранжевым завитком.
— О чём ты, Рики? – спросила эль–Неренн тихонько.
— Всё ещё не может успокоиться, — голос Риккен был едва слышен. – Да, я взяла её драгоценности. Бегала всю ночь, пока не нашла врача. Если бы не эти проклятые побрякушки, она бы умерла. Умерла на своих сокровищах.
Слеза. Появилась из левого глаза Риккен. Эль–Неренн взяла её за руки. Неживые, деревянные руки. Тут же почувствовала, насколько плохо Риккен. Поняла, что ей – части ей самой – нравится, что кому–то рядом плохо. Стиснула зубы, чтобы прогнать ощущение.
— Что ей нужно? – Риккен не открывала глаз. Вторая слеза. – Она ославила меня на весь город. На меня смотрели, как на прокажённую. Я выкупила её сокровища, будь они прокляты. Что ей ещё нужно? Я от всего отказалась, пусть сгниёт на своём богатстве.
Слеза упала на запястье эль–Неренн. Обожгла – так сильно, что эль–Неренн едва не вскрикнула. И та часть её, которая радовалась тому, что Риккен плохо, точно так же наслаждалась собственной болью.
— С ней что–то случилось, — Риккен продолжала говорить спокойно и размеренно. – Как только получила наследство. Как будто её сглазили. Три раза нанимала детективов, чтобы нашли меня, уговорили вернуться. Я не вернусь. Отдай ей деньги, Ньер, иначе она не оставит в покое и тебя. Она удавится за монетку.
Вторая слеза. Ещё один ожог. Эль–Неренн сжала зубы, перед глазами почернело. И… всё прошло. Та, вторая её часть куда–то делась. Просто исчезла. Пропала чёрная пелена, упавшие слёзы более не обжигали кожу.
— Рики, — эль–Неренн тихо позвала. – Я не знаю, о ком ты говоришь. Ты меня с кем–то перепутала.
Риккен открыла глаза. В них читалась боль – но не телесная.
— Ты… ты спела строку. Никто не поёт её так. Только она. Мы с ней вместе ходили в походы, по горам, пока мама была жива.
— Я слышала много песен, — эль–Неренн смотрела ей в глаза. – Я знаю много песен, Рики. Никто не нанимал меня следить за тобой. Поверь.
Риккен долго смотрела на неё. Затем кивнула, закрыла глаза. Эль–Неренн протянула руку, вытерла её слёзы.
— Я ничего не слышала, Рики, — добавила она, поднимаясь. – Никто ничего не узнает.
— Останься, — попросила Риккен. Эль–Неренн помедлила, вновь присела перед ней. – Инни говорит… ты тоже «кошечка».
Эль–Неренн с улыбкой покачала головой.
— Нет, Рики.
«Молчунья» улыбнулась.
— Ты всё равно не призналась бы. Я… у меня будут кошмары, сегодня. Если ты…
Она умолкла, но её взгляд был красноречивым.
— Ты хочешь, чтобы я попробовала? – поинтересовалась эль–Неренн. Риккен молча кивнула
- - -
Спать снова не хотелось.
С Риккен вышло всё просто. Усадила её на коврик – так, как показывала Мегин. Видимо, Рики достаточно перенервничала, потому что заснула уже после прикосновения к третьей точке «сети сновидений».
Эль–Неренн не стала «забирать» её – просто прикоснулась указательным пальцем к «точке грёз» Риккен. Дальше было примерно то же, что и с Мейсте, только не так быстро.
Это был каменистый остров. В форме усечённого конуса. Внизу ярилось море, волны, каждая в десяток человеческих ростов, ударяли о скалы так, что скала под ногами непрерывно содрогалась. И – на этот раз эль–Неренн не присутствовала во сне «сама». Или стала невидимой – пыталась взглянуть на свои руки или ноги, но не видела ничего. Однако удавалось идти, куда захочется.
В центре острова возвышалась башня. Путь к ней оказался узкой и частично разрушенной лестницей, прижавшейся к отвесной скале. По правую руку находился провал – оттуда дул сильный холодный ветер. Эль–Неренн сумела добраться до дверей в башню, запрокинула голову – башня исчезала в облаках, в низко несущихся тучах, недра которых озаряли бесшумные молнии. И всё кончилось.
Интересно, где была сама Риккен? Внутри башни? Может, туда есть другой вход?
Спящая Риккен оказалась неожиданно тяжёлой. Эль–Неренн уложила её на кровать, сняла верхнее платье и обувь, прикрыла покрывалом. Ощущая переливающуюся по жилам энергию, вышла наружу.
Мегин появилась из темноты. Эль–Неренн стояла перед «глиняным войском», пересчитывая тех из них, кто казался «живым», когда почуяла приближение «кошечки».
— Лер? – поинтересовалась эль–Неренн, глядя той в глаза. Мегин кивнула.
— Рики? – спросила она, в ответ. Эль–Неренн также кивнула. Мегин беззвучно рассмеялась, прижала эль–Неренн к себе. Отпустила. «Ожерелье» на шее Мегин горело ярко–зелёным, точка грёз – ослепительно–синим. Понять бы, что это значит.
— Ты их видишь? – зависть вновь мелькнула во взгляде «кошечки». Заметила, куда и как смотрит собеседница. Эль–Неренн кивнула. Да. Видит. Настой!
— Идём, — она взяла Мегин за руку. – Отдам, пока не передумала.
В коридоре, где располагалась кладовка, было тихо.
— Никто не заметит, — прошептала Мегин. – Лер спит… Часа через два проснётся, будет шататься по дому.
Открыла кладовку, добыла фонарик. Заранее готовилась?
— Вот, — вещей в сундучке эль–Неренн было немного. – Забирай, Мегин.
— Сколько? – Мегин смотрела на три бутылки – две покрупнее, одну маленькую, плоскую – как фляжку.
— Обе. Обойдусь без них.
Мегин кивнула.
— Какие именно?
— Я же сказала – обе, — эль–Неренн удивилась. В сундучке всего две бутылки!
Мегин удивилась ещё больше. Но… предпочла не задавать вопросы. Забрала две больших, эль–Неренн молча положила в карман «фляжку».
— Попробую заснуть, — эль–Неренн вытерла лоб, постояла рядом, пока Мегин запирала кладовку. – Завтра, чую, будет много дел.
Мегин кивнула, проводила её до двери. Вернулась к себе, спрятала обе бутылки и вышла – в парк. Не спалось. Она привыкла спать по два–три часа в сутки. Шла и думала о выражении глаз эль–Неренн. Когда беловолосая наклонялась, чтобы забрать третью бутылку, глаза её стали остекленевшими, неживыми. Словно Ньер куда–то делась на несколько секунд. Мегин вздохнула… ни разу не удавалось устроиться на работу так, чтобы было тихо и спокойно. Всегда что–то происходит. Ничего, Мегин. Ещё семь месяцев. Надо выдержать. Потом – прежняя жизнь, учёба, работа…
12. Обратный отсчёт
Они сидели втроём – Хольте, сержант Тоэн и комиссар Тигарр. В кабинете комиссара. За окном лениво шелестел дождь, навевая спокойствие и сонливость, но спать сидящим в кабинете не хотелось.
— Сколько их всего? – комиссар с отвращением смотрел на кофейник. Ничего уже не лезло внутрь. Но хотелось пить, в горле пересохло. Три недели ушло на то, чтобы исследовать вырезки, взятые им в квартире покойного Альваина и изучить все обстоятельства тех событий. Тоэн собрал большую часть сведений – не забыть об очередном звании. Давно пора. Соображал бы быстрее – стал бы прекрасным аналитиком.
— Восемьсот шестьдесят, — отозвался Тоэн. Сержант сбросил с десяток килограммов, пока путешествовал по стране. – Думаю, мы обнаружим ещё.
Восемьсот шестьдесят человек, так или иначе контактировавших с эль–Неренн. Все они были или мертвы, или пребывали в психиатрических лечебницах. Пятеро таких, как Альваин, жили нелюдимо. Все они были столь же «сдвинуты», как и мировая знаменитость Альваин. Все до смерти боялись зеркал и отражений. Трое из них не согласились ни с кем разговаривать, остальные, после упоминания имени эль–Неренн, говорили о ней только хорошо, ссылались на плохую память. И боялись. Страшно боялись. При этом все пятеро купались в роскоши – источники дохода проследить пока не удалось (не было санкции проводить подобные расследования), но никто из пятерых себя счастливым не чувствовал.
Водитель «Стрижа», сбившего Альваина, выжил. Сообщил, что повернул в сторону тротуара, не осознавая, почему это делает. Сказал, что последнее, что помнит – взглянул в зеркало заднего вида. Потом – вспышка, медленно летящий по воздуху Альваин. Лужа крови. Дальше – только больница. Страховая компания выплатила водителю огромную сумму, в тот же день. Что также было странно – получать с компании страховку за подобные ДТП удавалось немногим.
И Хольте. В тот день, в день смерти Альваина, с ней что–то случилось. Но она наотрез отказывалась рассказывать, что произошло. Всё, что смог выяснить комиссар – Хольте ехала вместе с эль–Неренн. Сопровождающие не помнили ничего странного.
— Каждые два с половиной месяца, — Тигарр встал, потянулся, размял суставы. Печень болит. Слишком много кофе, табака, спиртного. – Каждые два с половиной месяца она меняла место работы, всё было тихо. Затем – новая волна. Заметили? Кругом одна и та же цикличность. Есть какие–нибудь идеи?
— Шеф, — Тоэн положил трубку на рычаг (заказал ещё кофе и бутербродов). – Давайте бросим это дело. Отдадим, кому положено, и бросим. Вы знаете, я никогда ничего не боялся, но… — сержант замялся. – Чую, не стоило связываться.
— Присоединяюсь, — Хольте допила остаток в своей чашке. Ей самой ничто не мерещилось из зеркал. Повысили оклад – в тот же день, по возвращении из Дворца Правосудия. Не объясняя, за что. Она вспоминала ртутный блеск глаз и слова. Ты никому не скажешь, Хольте. – Собрать оставшиеся ссылки и сдать в архив. Он прав, Тигарр.
— Что случилось, Хольте? – комиссар обвёл взглядом собеседников, посмотрел в глаза седовласой женщине. Хольте тратила огромные деньги, чтобы бороться с последствиями укола. Такого же, что сделали и эль–Неренн… и за последние две недели неожиданно пошла на поправку. Провела, с блеском, два сложных расследования – до назначения в Норвен. Что происходит? – В этой комнате нет зеркал, если вы боитесь.
— Идите вы! — неожиданно взорвалась Хольте, встала. – Вас не было в той машине, комиссар. А я была. У меня есть Лас–Тесан, понятно?
— Чем она вас напугала? – Тигарр встал. – Хорошо. Эль–Неренн была в трансе, Хольте? В беспамятстве? Скажите хоть это.