Страница:
Изумительно, в высшей степени изумительно! У Имоджены мы встречаем самую сильную, самую глубокую любовь, какую Шекспир когда-либо вкладывал в сердце женщины Он изображает эту любовь теперь, так скоро после того, как его пьесы были до краев полны презрением к женщине. Значит он верил в такую любовь, столь восторженную, столь настойчивую, столь смиренную, верил в нее теперь. Значит он видел или встретил такую любовь, встретил ее теперь.
Ведь и поэт нечасто имеет случай наблюдать любовь. Любовь - редкая вещь, более редкая, чем думают, и там, где она есть, она обыкновенно бывает крайне немногословна. Обратился ли Шекспир просто к тому, что сам испытал, к внутренним событиям собственной жизни, к своему сознанию того, как сам он чувствовал, когда любил, и переложив затем эту любовь из мажорного тона в минорный, перенес ее на женские уста? Или он именно теперь полюбил и теперь, в конце пятого десятилетия своей жизни, сам был любим такой любовью? Все говорит за то, что он пишет под совершенно свежим впечатлением. Но из этого вовсе не следует, что чувство, оставившее в нем это впечатление, непременно относилось к нему самому Женщины редко любят с такой глубиной и страстью мужчин с его характером и его значением. Общее правило будет всегда, что таким человеком, как Мольер, пренебрегут ради какого-нибудь графа де Гиш, а таким человеком, как Шекспир, ради какого-нибудь графа Пем-брока. Поэтому нельзя утверждать, что он вновь обрел веру в столь цельную и безусловную любовь женщины к одному единственному мужчине из всех, благодаря чувствам, имевшим предметом его самого.
Иначе он едва ли покинул бы Лондон всего лишь несколько лет спустя Однако, очевидно, что именно в это время он лично встретил какие-нибудь сильные проблески любви; может быть, мужественная, столь жестоко наказанная королем любовь принцессы Арабеллы к лорду Вильяму Сеймуру послужила моделью для презирающей запрет короля любви принцессы Имоджены к лорду Леонату-Постуму.
"Цимбелин" был впервые напечатан в издании m-folio, но самое раннее указание на него мы находим в театральных заметках астролога и волшебника д-ра Симона Формана. Он вписывает в них, что присутствовал на представлении "Зимней сказки" 15-го мая 1611 года; вместе с тем он рассказывает о представлении "Цимбелина", но, к сожалению, без обозначения даты, По всей вероятности, оно имело место лишь немногим раньше, "Цимбелин", наверно, написан в течение 1610 г, пока еще не изгладилось впечатление, произведенное судьбой Арабеллы, но и много позднее Форман тоже не мог быть на представлении, о котором говорит, так как он умер в сентябре 1611 г.
Эта пьеса одна из наиболее пестрых, наиболее обильных материалом, наиболее гениальных и наиболее неправильных пьес Шекспира, одна из наиболее привлекательных, но в то же время она редко имела большой успех на сцене, и вообще это изучавшаяся и не понимаемая большой публикой драма, граничащая с трагическим. С внешней точки зрения "Цимбелин" является пьесой, в которой Шекспир самым бесцеремонным образом обходится с историческими эпохами и свойственным каждой из них кругом представлений; он всевозможные эпохи и всевозможные представления перемешивает между собой.
Пьеса переносит нас в царствование императора Августа. Но перед нами проходят английские, французские и итальянские кавалеры; мы слышим их разговоры о стрельбе из пистолета, об игре в кегли и карты. В конце списка действующих лиц значится: лорды, придворные дамы, римские сенаторы, испанец, музыканты, военачальники, солдаты, вестники, свита, духи - какая разнокалиберная компания!
Что хотел сказать Шекспир этой драмой? - спросят, наверное, многие и многие. Мои читатели знают, что я никогда не начинаю с этого вопроса. Что побудило его писать, как пришел он к этой теме - вот в чем основной вопрос, и раз мы на него ответим, то все остальное разрешится само собою.
Итак, где же исходная точка в этой кажущейся путанице? Мы найдем ее, расчленив сюжет на составные его элементы.
Он явственно распадается на три части.
В своем обычном источнике по отношению к английской истории, у Холиншеда, Шекспир нашел упоминание о короле Кимбелине или Цимбелине, воспитавшемся, по словам хроники, в Риме и там посвященном в рыцари императором Августом, в войсках которого он служил во время различных войн. Он пользовался таким благоволением императора, что ему было предоставлено на его собственную волю - платить или нет дань Риму. Он правил своим государством 35 лет, был погребен в Лондоне и оставил двух сыновей, Гвидерия и Арвирага. Имя Имоджена встречается в рассказе Холиншеда о Бруте и Локрине. В трагедии "Локрин" от 1595 г. Имоджена упоминается как жена Брута.
Хотя по свидетельству главнейших источников, как уверяет Холиншед, Цимбелин жил в постоянном мире с римлянами, однако у римских писателей мы читаем, что когда Август принял в свои руки верховную власть, то бритты отказались уплачивать ему дань. Поэтому спустя лет десять после смерти Юлия Цезаря Август стал готовиться к походу на Британию, но план его не был, однако, приведен в исполнение. История о вторжении в Британское королевство Гая Луция, следовательно, присочинена.
В 9-ой новелле 2-ой книги "Декамерона" Боккаччо Шекспир нашел рассказ о верной Джиневре, содержание которого таково. Несколько итальянских купцов, собравшихся в одном из парижских трактиров, завели после ужина речь о своих женах. Трое из них не слишком высокого мнения о добродетелях своих супруг, но один, Бернабо Ломеллини из Генуи, уверяет, что его жена сумеет противостать всяким искушениям, как бы долго ни длилось его отсутствие. Некий Амброджиоло предлагает ему держать с ним по этому поводу пари на большую сумму. Он едет в Геную и находит все так, как утверждал Бернабо.
Тогда он придумывает средство внести в спальню Джиневры сундук, и сам в него прячется. Ночью он отворяет сундук. "Он вышел потихоньку в комнату, где горела свеча. При свете ее он начал рассматривать обстановку комнаты, картины и все, что в ней было замечательного, и постарался запечатлеть все это в своей памяти. Потом он приблизился к кровати, и, убедившись, что Джиневра и ее ребенок, лежавший возле нее, спят крепким сном, обнажил молодую женщину и увидел, что нагая она столь же прекрасна, как и одетая; но он не нашел иной приметы, которую мог бы назвать ее мужу, кроме окруженной золотистыми волосами родинки под левой грудью. Затем он вынимает из ее сундука кошелек и ночное платье, несколько колец и поясов и все это укладывает в свой собственный сундук". Он спешит возвратиться в Париж, созывает купцов и утверждает, что выиграл заклад. Описание комнаты не производит на Бернабо сильного впечатления; он объявляет, что Амброджиоло мог разузнать об этом от подкупленной служанки. Но когда тот описывает ему родинку на груди жены, он чувствует, что ему словно вонзили в сердце кинжал. И вот он посылает к жене своего слугу с письмом, в котором просит ее выехать к нему навстречу в поместье миль за двадцать от Генуи, и в то же время дает приказание этому слуге дорогой убить ее. Джиневра с великой радостью встречает посланного с письмом; на следующее утро оба они садятся на коней и отправляются в указанное поместье. Слуга, которому жаль лишать жизни свою госпожу, решается пощадить ее, отдает ей камзол и плащ, оставляет ей ее деньги и помогает ей бежать; господину же своему дает ложный отчет о ее смерти и предъявляет как доказательство ее одежду. Джиневра в мужском костюме поступает в услужение к одному испанскому дворянину и вместе с ним отплывает в Александрию, куда его посылают, чтобы преподнести в подарок султану редких соколов. Здесь красивый юноша, т. е. Джиневра, привлекает султана и становится его любимцем. На базаре в Аккре она случайно сталкивается в венецианском отделе с Амброджиоло, выставившим на продажу свой товар и, в числе прочих предметов, украденные у нее кошелек и пояс. На ее вопрос, откуда у него эти вещи, он отвечает, что получил их от своей любовницы, синьоры Джиневры. Она уговаривает его приехать в Александрию, вызывает туда же своего мужа, приводит их обоих к султану, истина обнаруживается, и лжец уличен. Амброджиоло не отделывается здесь так легко, как Иахимо в пьесе, и не получает прощения. Он, лживо хваставший благоволением к нему женщины и этим навлекший на нее несчастье, подвергается со средневековой последовательностью каре, которую заслужил: "Тогда султан повелел отвести Амброджиоло на возвышенное место в городе, привязать его к столбу, лицом прямо к солнцу, обмазать его всего медом и не освобождать его, пока он сам не распадется на части. Среди несказанных мучений он не только был до смерти искусан мухами, осами и оводами, которыми кишит эта страна, но съеден ими до самых суставов. И таким образом, белые кости, скрепленные одними только жилами, долго еще не убирались и висели как предостерегающий пример".
Сами по себе оба эти рассказа - повествование о распрях между Римом и языческой Британией и история о клевете, взведенной на итальянскую даму, о грозившей ей смерти и ее спасении, - не имели, конечно, между собой ни малейшего соотношения. Шекспир связал их между собой, сделав Джиневру, которую он назвал Имодженой, дочерью короля Цимбелина от первого его брака; она является, следовательно, наследницей британской короны.
Теперь остается еще третья часть, обнимающая все, что касается Беллария, его изгнания, бегства с королевскими сыновьями, его уединенной жизни в лесу с этими молодыми людьми, появления среди них Имоджены и т. д. Все это - вольный вымысел Шекспира. И в этой части, целиком прибавленной им от себя, в противоположении или дополнении, в котором этот эпизод находится по отношению к тому, что поэт взял из источников, достаточно ясно указывается нам путь к настроениям и мыслям, наполнявшим его в то время, когда он задумал создать из этого сюжета свою драму.
Я представляю это себе таким образом: как пережитое и оставленное позади настроение, как свежее, хранившееся в нем впечатление, у него было сознание, что пребывание среди людей, особенно же среди людей в большом городе и при дворе, нестерпимо. Никогда до тех пор не чувствовал он с такой полнотой и таким возмущением, что значит, в сущности, придворная обстановка. При дворе преуспевают, при дворе царят глупость, грубость, слабохарактерность и лживость. Цимбелин глуп и слабохарактерен, Клотен глуп и груб, королева вероломна.
Здесь лучшие люди (Белларий и Постум) осуждаются на изгнание; здесь лучшая из женщин (Имоджена) терпит жестокую обиду. Здесь знатная отравительница занимает самое высокое место - сама королева приготовляет яд и требует яда от своего врача. При дворе развращенность достигает своего апогея, но и вообще в больших городах, в совместной жизни с многоразличными людьми даже лучшему человеку невозможно сохранить себя безупречным. Оружие, против вас употребляемое, ложь, клевета и хитрость, принуждают вас пользоваться всякими средствами, какие находятся в вашем распоряжении, для законной зашиты. Отсюда стремление уйти прочь из города, уйти в деревню, в уединение лесов, в идиллию!
Эта черта - постоянная, неизменная черта в душе Шекспира в эти годы. Тимон стремился прочь от людей для того, чтобы наполнить уединение своими проклятиями. Он хотел скрыться в пустынных местах. Но здесь Белларий живет с королевскими сыновьями в романтической глуши, совершенно так, как вскоре после того Пердита и Флоризель (в "Зимней сказке") являются, окруженные красотою сельского праздника жатвы, и как (в "Буре") Просперо со своей дочерью живет на прелестном необитаемом острове.
Когда Шекспир в более молодые годы давал место в своих грезах фантастической жизни в уединении лесов, он это делал (как это мы видим в комедии "Как вам угодно"), потому что ему доставляло удовольствие представлять себе обстановку, которая была бы достойна его Роза-линд и Целий, идеальными Арденнами, как тот Арден, где он жил в детстве вместе с природой, такими местностями, где люди не знали забот, неразлучных с деловою и трудовою жизнью, где юноши и молодые девушки проводили свои дни в блаженной праздности, в обществе друг друга, влюбленные или смешливые, грустные или веселые. Лес был здесь ничто иное, как самой природой учрежденная республика для преисполненной гения и любви, неисчерпаемо богатой на остроумные выходки молодежи, - избранной молодежи, какую он знал или, вернее, о какой мечтал и какую создал по своему собственному образу, чтобы иметь подходящее для себя общество. Воздух оглашался пением, вздохами и поцелуями, каламбурами и смехом. То был рай гениально-влюбленных, которого он искал и который рисовал себе в своих мечтах.
Совсем, совсем иначе представляет он себе сельское уединение теперь! Теперь это уединение для него приют - и только. Оно означает для него чистую атмосферу, очаг душевного здоровья, неприкосновенную обитель истинной невинности, пристанище для того, кто бежит от заразы лжи и фальши, свирепствующей при дворе и в городах. Там никто не ускользнет от этой заразы. Однако, заметьте это, Шекспир уже не взором Тимона смотрит теперь на распространенность неустойчивости и неправды. Он глядит теперь вниз с более свободно расположенных высот.
Конечно, никто не может сохранить свою жизнь совершенно чистой от неправды, от обмана и от нанесения вреда другим. Но неправда и обман не всегда бывает пороком, и даже вред, причиняемый другим людям, не непременно порок; он часто лишь необходимость, дозволенное оружие, право. В сущности, Шекспир всегда полагал, что нет безусловных запретов или безусловных обязанностей. Он не сомневался, например, в праве Гамлета умертвить короля, не сомневался даже в его праве заколоть Полония. Но до сих пор он все же не мог оборониться от подавляющего чувства негодования и отвращения, когда озирался кругом и повсюду видел, как беспрерывно нарушались самые простые законы морали. Теперь в душе его образовался как бы тесно сомкнутый круг мыслей относительно того, что смутно он чувствовал всегда, таких безусловных заповедей не существует; не от их соблюдения или несоблюдения зависит достоинство и значение поступка, не говоря уже о характере; вся суть в содержании, которым единичный человек в момент решения наполняет под собственной ответственностью форму этих предписаний закона.
Иными словами, Шекспир ясно видит теперь, что мораль цели есть единственная истинная, единственная возможная.
Его Имоджена говорит (IV, 2):
Я лгу, но ложь моя безвредна; если
Ее услышат боги, то простят.
Его Пизанио говорит в своем монологе (III, 5):
Совет плохой; тебе чтоб верным быть,
Я господину должен изменить,
и он попадает в самую точку, когда (IV, 3) характеризует самого себя следующими словами:
В обмане честен я, в измене верен.
Это значит, что он лжет и обманывает других, потому что должен это делать, но его характер не теряет своей ценности, а еще более выигрывает вследствие этого. Он ослушивается своего господина и этим самым приобретает его признательность; он обманывает также Клотена, поступая и в этом случае справедливо.
Таким образом, все благородные лица пьесы действуют наперекор традиционным предписаниям морали. Имоджена непокорна отцу, не страшится его гнева и даже его проклятия, потому что не хочет отказаться от человека, которого свободно избрала.
Точно так же впоследствии она обманывает юношей в лесу, являясь перед ними мужчиной и под вымышленным именем - лживо и, однако, с высшей истиной называя себя Fidele, верная. Точно так же честный Белларий похищает у короля обоих сыновей, уводя их с собою, но этим спасает их для него и для отечества; кроме того, для их же блага дает им ложные объяснения в течение всего этого времени, как их воспитывает. Точно так же добрый врач, угадывая злой умысел королевы, обманывает ее и, дав ей сонное питье вместо требуемого ею яда, делает безопасной ее попытку умертвить Имоджену. Точно так же Гвидерий поступает справедливо, как убийца-самоуправец, когда в ответ на оскорбления Клотена, не задумываясь, закалывает его и отрубает ему голову. Этим, сам того не зная, он избавляет Имоджену от попытки зверского идиота овладеть ею.
Таким образом, все достойные личности совершают здесь обманы, насилия, лгут, мало того, всю жизнь проводят в искусно поддерживаемой неправде, нисколько не делаясь от этого хуже. Пороки бросают в них лишь брызги, не пятная их, если даже сами они и страдают от того, что вынуждены стать в фальшивое положение к истине и справедливости, и чувствуют себя неуверенными порой.
Чисто личные впечатления, без всякого сомнения, вызвали впервые перемену в строе чувств Шекспира и вновь открыли его очам светлые стороны жизни. Но существенно и решительно подняла его дух над ненавистью и презрением к людям та идея, которая здесь косвенно высказывается: один и тот же поступок не есть одно и то же, когда он совершается разными личностями. Если даже, например, взор наш встречает всюду, куда бы он ни устремлялся, неправду и притворство, то это не значит, без дальнейших рассуждений, что все человечество испорчено. Ни притворство, ни всякий другой способ действий, запрещаемый моральным законом, не находятся под безусловным запретом. Конечно, большинство тех, кто говорит неправду или действует противозаконно, представляет собой гадких подлецов; но даже лучший, даже благородный человек может постоянно преступать моральный закон и все-таки оставаться добрым и благородным. Моральный самопроизвол, иначе говоря, собственная мораль, собственные цели, собственная ответственность, - вот единственная действительная нравственность. Единственные истинные и обязательные законы исходят от автономного законодательства, и унижает человека нарушение только этих законов.
Эта точка зрения делает взор менее мрачным. Эта точка зрения делает мир более светлым. Для поэта уже не является больше душевной потребностью завершать все конфликты аккордами судного дня, заключать все странствования по житейскому морю общим кораблекрушением, приводить все драмы жизни к общему уничтожению, к кончине мира, или пропитывать трагедию жизни не смолкающей ни на минуту насмешкой и общим проклятием человечеству.
В нем чувствуется теперь кротость, сопутствующая усталости. Ему не хочется больше смотреть в глаза суровой действительности жизни; он находит себе развлечение в мечтах. И он мечтает о возмездии, об истреблении наихудших людей (королева умирает, Клотена закалывают), мечтает о том, чтобы милость шла впереди правосудия в вопросе о наказании или прощении некоторых вредных животных, носящих человеческий образ (Иахимо), мечтает о возможности сохранить таким путем небольшую группу редких существ, не теряющих нашей симпатии ни вследствие ошибок, совершенных ими под влиянием страсти, ни вследствие неправды и насилия, которые они позволили себе ради самозащиты. Стоит еще жить на свете, пока есть в нем такие женщины, как Имоджена, и такие мужчины, как ее братья. Правда, она - идеал, а они - сказочные образы. Но поэзия требует их существования как своего условия.
Вот та плодотворная дымка настроения, то обильное результатами движение мысли, из которого создалась эта пьеса.
У Шекспира вновь явилось мужество дать нечто иное и нечто большее, чем поэтические отрывки или драмы, производящие, подобно последней из его цельных пьес, сильное, но не богатое воздействие. Он хочет развернуть перед нами крупную, пеструю, обширную панораму.
Действие "Цимбелина" происходит только видимо, как и действие "Лира", в древнюю языческую эпоху Англии. Здесь вовсе нет попытки представить картину какого-нибудь определенного исторического периода. Во всяком случае, варварство, выступающее здесь, относится скорее к средним векам, чем к античному миру. Помимо того, в исходной точке пьесы есть слабое сходство с "Лиром". Цимбелин без всякой разумной причины разражается гневом против своей дочери Имоджены, как и Лир против своей дочери Корделии; в слабохарактерности и неразумии Цимбелина есть элемент, напоминающий сумасбродные выходки Лира, но там все задумано трагически, в большом стиле, здесь же все действие построено с целью привести его к счастливому концу.
Между тем как король здесь человек незначительный, королева - хитрая и честолюбивая женщина, сумевшая всецело завладеть им, поочередно пуская в ход то лесть, то упорство. Она сама говорит (I, 1)
Поссорившись со мною, всякий раз
Он щедро искупает примиренье.
Иначе сказать, она знает, что сценой примирения ей всегда удастся достигнуть того или другого. Ее цель - сделать Имоджену женой своего сына от первого брака, Клотена, для того чтобы он мог войти на престол после короля, и это ее намерение становится первоначальной причиной всех несчастий, которые сыплются на голову юной героини. Ибо Имоджена любит бедного, но возбуждающего всеобщий энтузиазм рыцаря Постума и ни под каким видом не хочет отказаться от своего избранника. Поэтому пьеса и открывается ссылкою Постума.
Прибавленные собственной фантазией Шекспира действующие лица и события придают пьесе перспективу вследствие того, что второстепенное действие идет в параллель с главным действием, подобно тому, как несчастье Глостера, причиненное его злым сыном, является параллелью для несчастья Лира, причиненного его отвратительными дочерьми. Лет за двадцать до начала пьесы один из придворных Цимбелина, полководец Белларий, был оклеветан и без всякой вины со своей стороны впал в немилость у короля, осудившего его на изгнание в такой же безрассудной вспышке гнева, в какой теперь он изгоняет Постума. Из мести Белларий увел с собой обоих сыновей Цимбелина и поселился с ними в глухом лесу, где они растут в той уверенности, что он их родной отец. К ним является несчастная, только что избавившаяся от попытки умертвить ее Имоджена в костюме пажа, и ее братья, которые не знают ее, и которых она не знает, принимают ее с величайшей сердечностью и нежностью. Один из них, Гвидерий, убивает Клотена, издевающегося над ним и вызывающего его на поединок. Когда римское войско высаживается на берег, оба юноши идут на войну и вместе с Белларием и Постумом спасают королевство и престол для своего отца.
Основное противоположение, выражающееся в их судьбе, как и в государственных делах Цимбелина, в отношении Имоджены к Постуму и отношении слуги Пизанио к ним обоим, - это, по верному и остроумному замечанию Гервинуса, то самое, которое заключается в противоположении двух английских слов true и false, так как true означает одновременно правдивый и верный, понятия, в пьесе привходящие одно в другое, между тем как false имеет двойное значение вероломный и лживый.
Почва при дворе зыбкая и опасная. С одной стороны глупый, вспыльчивый, постоянно вводимый в заблуждение король, с другой - отравительница-королева и сын ее, Клотен, один из оригинальнейших образов Шекспира, истинно гениальное творение, не имеющее себе равных в длинном ряде созданных поэтом грубых и неуклюжих малых. В своей дурацкой неповоротливости и незамаскированной злобе он представляет противовес лицемерию и тонкой хитрости матери; он унаследовал от нее одну лишь негодность.
Чтобы иметь возможность произвести эффектное на сцене смешение двух действующих лиц, Шекспир дал ему совершенно такую же фигуру, как и красавцу Постуму, так что только голова его должна выражать неизмеримое различие между ними - идея не очень художественная. Зато Шекспир превосходно изобразил в нем урода и болвана, каким он должен быть, заставив его выкрикивать слова с ворчливым заиканием. С глубоким юмором и тонким наблюдением действительности наделил он его самыми высокими представлениями о собственном достоинстве и не дал в нем место ни малейшему сомнению в своих правах. Нет пределов его тщеславию, его грубости, его зверству. Если бы слова имели свойство бить, его речь постоянно разбивала бы что-нибудь в заветной святыне других людей. Кроме оскорбительных слов, у него самые гнусные намерения; он хочет совершить насилие над Имодженой в Милфорде и затем пинками погнать ее домой и т. д. К счастью, его глупость делает его менее опасным, и с тонким искусством сумел Шекспир с начала до конца извлечь из него одни лишь комические воздействия, вследствие чего впечатление, им производимое, лишено острого и мучительного чувства. Мы наслаждаемся им, как Калибаном, которого он предвозвещает, и который пытался овладеть Мирандой совершенно таким же образом, как Клотен Имодженой. В некотором смысле можно даже назвать Калибана дальнейшим развитием его характера до степени типа и символа.
Такие-то личности составляют тот мир, который Белларий описывает Гвидерию и Арвирагу (III, 3), когда эти юноши страстно рвутся прочь, томясь бездействием в глухом лесу и тоскуя по людям и по общественной жизни с ее волнениями и борьбой:
В вас говорит неопытность. Когда б
Узнали вы пороки городов,
Изведав нищету придворной жизни,
С которою так сжиться тяжело
И вместе с тем так тягостно расстаться,
Где верное паденье - быть вверху,
Где скользко так, что страх упасть оттуда
Несноснее паденья самого;
А тягости войны, где, ради славы,
Опасностей лишь ищут, чтоб потом
Найти в них смерть и часто вместо славы
Позорное надгробие стяжать;
Ведь и поэт нечасто имеет случай наблюдать любовь. Любовь - редкая вещь, более редкая, чем думают, и там, где она есть, она обыкновенно бывает крайне немногословна. Обратился ли Шекспир просто к тому, что сам испытал, к внутренним событиям собственной жизни, к своему сознанию того, как сам он чувствовал, когда любил, и переложив затем эту любовь из мажорного тона в минорный, перенес ее на женские уста? Или он именно теперь полюбил и теперь, в конце пятого десятилетия своей жизни, сам был любим такой любовью? Все говорит за то, что он пишет под совершенно свежим впечатлением. Но из этого вовсе не следует, что чувство, оставившее в нем это впечатление, непременно относилось к нему самому Женщины редко любят с такой глубиной и страстью мужчин с его характером и его значением. Общее правило будет всегда, что таким человеком, как Мольер, пренебрегут ради какого-нибудь графа де Гиш, а таким человеком, как Шекспир, ради какого-нибудь графа Пем-брока. Поэтому нельзя утверждать, что он вновь обрел веру в столь цельную и безусловную любовь женщины к одному единственному мужчине из всех, благодаря чувствам, имевшим предметом его самого.
Иначе он едва ли покинул бы Лондон всего лишь несколько лет спустя Однако, очевидно, что именно в это время он лично встретил какие-нибудь сильные проблески любви; может быть, мужественная, столь жестоко наказанная королем любовь принцессы Арабеллы к лорду Вильяму Сеймуру послужила моделью для презирающей запрет короля любви принцессы Имоджены к лорду Леонату-Постуму.
"Цимбелин" был впервые напечатан в издании m-folio, но самое раннее указание на него мы находим в театральных заметках астролога и волшебника д-ра Симона Формана. Он вписывает в них, что присутствовал на представлении "Зимней сказки" 15-го мая 1611 года; вместе с тем он рассказывает о представлении "Цимбелина", но, к сожалению, без обозначения даты, По всей вероятности, оно имело место лишь немногим раньше, "Цимбелин", наверно, написан в течение 1610 г, пока еще не изгладилось впечатление, произведенное судьбой Арабеллы, но и много позднее Форман тоже не мог быть на представлении, о котором говорит, так как он умер в сентябре 1611 г.
Эта пьеса одна из наиболее пестрых, наиболее обильных материалом, наиболее гениальных и наиболее неправильных пьес Шекспира, одна из наиболее привлекательных, но в то же время она редко имела большой успех на сцене, и вообще это изучавшаяся и не понимаемая большой публикой драма, граничащая с трагическим. С внешней точки зрения "Цимбелин" является пьесой, в которой Шекспир самым бесцеремонным образом обходится с историческими эпохами и свойственным каждой из них кругом представлений; он всевозможные эпохи и всевозможные представления перемешивает между собой.
Пьеса переносит нас в царствование императора Августа. Но перед нами проходят английские, французские и итальянские кавалеры; мы слышим их разговоры о стрельбе из пистолета, об игре в кегли и карты. В конце списка действующих лиц значится: лорды, придворные дамы, римские сенаторы, испанец, музыканты, военачальники, солдаты, вестники, свита, духи - какая разнокалиберная компания!
Что хотел сказать Шекспир этой драмой? - спросят, наверное, многие и многие. Мои читатели знают, что я никогда не начинаю с этого вопроса. Что побудило его писать, как пришел он к этой теме - вот в чем основной вопрос, и раз мы на него ответим, то все остальное разрешится само собою.
Итак, где же исходная точка в этой кажущейся путанице? Мы найдем ее, расчленив сюжет на составные его элементы.
Он явственно распадается на три части.
В своем обычном источнике по отношению к английской истории, у Холиншеда, Шекспир нашел упоминание о короле Кимбелине или Цимбелине, воспитавшемся, по словам хроники, в Риме и там посвященном в рыцари императором Августом, в войсках которого он служил во время различных войн. Он пользовался таким благоволением императора, что ему было предоставлено на его собственную волю - платить или нет дань Риму. Он правил своим государством 35 лет, был погребен в Лондоне и оставил двух сыновей, Гвидерия и Арвирага. Имя Имоджена встречается в рассказе Холиншеда о Бруте и Локрине. В трагедии "Локрин" от 1595 г. Имоджена упоминается как жена Брута.
Хотя по свидетельству главнейших источников, как уверяет Холиншед, Цимбелин жил в постоянном мире с римлянами, однако у римских писателей мы читаем, что когда Август принял в свои руки верховную власть, то бритты отказались уплачивать ему дань. Поэтому спустя лет десять после смерти Юлия Цезаря Август стал готовиться к походу на Британию, но план его не был, однако, приведен в исполнение. История о вторжении в Британское королевство Гая Луция, следовательно, присочинена.
В 9-ой новелле 2-ой книги "Декамерона" Боккаччо Шекспир нашел рассказ о верной Джиневре, содержание которого таково. Несколько итальянских купцов, собравшихся в одном из парижских трактиров, завели после ужина речь о своих женах. Трое из них не слишком высокого мнения о добродетелях своих супруг, но один, Бернабо Ломеллини из Генуи, уверяет, что его жена сумеет противостать всяким искушениям, как бы долго ни длилось его отсутствие. Некий Амброджиоло предлагает ему держать с ним по этому поводу пари на большую сумму. Он едет в Геную и находит все так, как утверждал Бернабо.
Тогда он придумывает средство внести в спальню Джиневры сундук, и сам в него прячется. Ночью он отворяет сундук. "Он вышел потихоньку в комнату, где горела свеча. При свете ее он начал рассматривать обстановку комнаты, картины и все, что в ней было замечательного, и постарался запечатлеть все это в своей памяти. Потом он приблизился к кровати, и, убедившись, что Джиневра и ее ребенок, лежавший возле нее, спят крепким сном, обнажил молодую женщину и увидел, что нагая она столь же прекрасна, как и одетая; но он не нашел иной приметы, которую мог бы назвать ее мужу, кроме окруженной золотистыми волосами родинки под левой грудью. Затем он вынимает из ее сундука кошелек и ночное платье, несколько колец и поясов и все это укладывает в свой собственный сундук". Он спешит возвратиться в Париж, созывает купцов и утверждает, что выиграл заклад. Описание комнаты не производит на Бернабо сильного впечатления; он объявляет, что Амброджиоло мог разузнать об этом от подкупленной служанки. Но когда тот описывает ему родинку на груди жены, он чувствует, что ему словно вонзили в сердце кинжал. И вот он посылает к жене своего слугу с письмом, в котором просит ее выехать к нему навстречу в поместье миль за двадцать от Генуи, и в то же время дает приказание этому слуге дорогой убить ее. Джиневра с великой радостью встречает посланного с письмом; на следующее утро оба они садятся на коней и отправляются в указанное поместье. Слуга, которому жаль лишать жизни свою госпожу, решается пощадить ее, отдает ей камзол и плащ, оставляет ей ее деньги и помогает ей бежать; господину же своему дает ложный отчет о ее смерти и предъявляет как доказательство ее одежду. Джиневра в мужском костюме поступает в услужение к одному испанскому дворянину и вместе с ним отплывает в Александрию, куда его посылают, чтобы преподнести в подарок султану редких соколов. Здесь красивый юноша, т. е. Джиневра, привлекает султана и становится его любимцем. На базаре в Аккре она случайно сталкивается в венецианском отделе с Амброджиоло, выставившим на продажу свой товар и, в числе прочих предметов, украденные у нее кошелек и пояс. На ее вопрос, откуда у него эти вещи, он отвечает, что получил их от своей любовницы, синьоры Джиневры. Она уговаривает его приехать в Александрию, вызывает туда же своего мужа, приводит их обоих к султану, истина обнаруживается, и лжец уличен. Амброджиоло не отделывается здесь так легко, как Иахимо в пьесе, и не получает прощения. Он, лживо хваставший благоволением к нему женщины и этим навлекший на нее несчастье, подвергается со средневековой последовательностью каре, которую заслужил: "Тогда султан повелел отвести Амброджиоло на возвышенное место в городе, привязать его к столбу, лицом прямо к солнцу, обмазать его всего медом и не освобождать его, пока он сам не распадется на части. Среди несказанных мучений он не только был до смерти искусан мухами, осами и оводами, которыми кишит эта страна, но съеден ими до самых суставов. И таким образом, белые кости, скрепленные одними только жилами, долго еще не убирались и висели как предостерегающий пример".
Сами по себе оба эти рассказа - повествование о распрях между Римом и языческой Британией и история о клевете, взведенной на итальянскую даму, о грозившей ей смерти и ее спасении, - не имели, конечно, между собой ни малейшего соотношения. Шекспир связал их между собой, сделав Джиневру, которую он назвал Имодженой, дочерью короля Цимбелина от первого его брака; она является, следовательно, наследницей британской короны.
Теперь остается еще третья часть, обнимающая все, что касается Беллария, его изгнания, бегства с королевскими сыновьями, его уединенной жизни в лесу с этими молодыми людьми, появления среди них Имоджены и т. д. Все это - вольный вымысел Шекспира. И в этой части, целиком прибавленной им от себя, в противоположении или дополнении, в котором этот эпизод находится по отношению к тому, что поэт взял из источников, достаточно ясно указывается нам путь к настроениям и мыслям, наполнявшим его в то время, когда он задумал создать из этого сюжета свою драму.
Я представляю это себе таким образом: как пережитое и оставленное позади настроение, как свежее, хранившееся в нем впечатление, у него было сознание, что пребывание среди людей, особенно же среди людей в большом городе и при дворе, нестерпимо. Никогда до тех пор не чувствовал он с такой полнотой и таким возмущением, что значит, в сущности, придворная обстановка. При дворе преуспевают, при дворе царят глупость, грубость, слабохарактерность и лживость. Цимбелин глуп и слабохарактерен, Клотен глуп и груб, королева вероломна.
Здесь лучшие люди (Белларий и Постум) осуждаются на изгнание; здесь лучшая из женщин (Имоджена) терпит жестокую обиду. Здесь знатная отравительница занимает самое высокое место - сама королева приготовляет яд и требует яда от своего врача. При дворе развращенность достигает своего апогея, но и вообще в больших городах, в совместной жизни с многоразличными людьми даже лучшему человеку невозможно сохранить себя безупречным. Оружие, против вас употребляемое, ложь, клевета и хитрость, принуждают вас пользоваться всякими средствами, какие находятся в вашем распоряжении, для законной зашиты. Отсюда стремление уйти прочь из города, уйти в деревню, в уединение лесов, в идиллию!
Эта черта - постоянная, неизменная черта в душе Шекспира в эти годы. Тимон стремился прочь от людей для того, чтобы наполнить уединение своими проклятиями. Он хотел скрыться в пустынных местах. Но здесь Белларий живет с королевскими сыновьями в романтической глуши, совершенно так, как вскоре после того Пердита и Флоризель (в "Зимней сказке") являются, окруженные красотою сельского праздника жатвы, и как (в "Буре") Просперо со своей дочерью живет на прелестном необитаемом острове.
Когда Шекспир в более молодые годы давал место в своих грезах фантастической жизни в уединении лесов, он это делал (как это мы видим в комедии "Как вам угодно"), потому что ему доставляло удовольствие представлять себе обстановку, которая была бы достойна его Роза-линд и Целий, идеальными Арденнами, как тот Арден, где он жил в детстве вместе с природой, такими местностями, где люди не знали забот, неразлучных с деловою и трудовою жизнью, где юноши и молодые девушки проводили свои дни в блаженной праздности, в обществе друг друга, влюбленные или смешливые, грустные или веселые. Лес был здесь ничто иное, как самой природой учрежденная республика для преисполненной гения и любви, неисчерпаемо богатой на остроумные выходки молодежи, - избранной молодежи, какую он знал или, вернее, о какой мечтал и какую создал по своему собственному образу, чтобы иметь подходящее для себя общество. Воздух оглашался пением, вздохами и поцелуями, каламбурами и смехом. То был рай гениально-влюбленных, которого он искал и который рисовал себе в своих мечтах.
Совсем, совсем иначе представляет он себе сельское уединение теперь! Теперь это уединение для него приют - и только. Оно означает для него чистую атмосферу, очаг душевного здоровья, неприкосновенную обитель истинной невинности, пристанище для того, кто бежит от заразы лжи и фальши, свирепствующей при дворе и в городах. Там никто не ускользнет от этой заразы. Однако, заметьте это, Шекспир уже не взором Тимона смотрит теперь на распространенность неустойчивости и неправды. Он глядит теперь вниз с более свободно расположенных высот.
Конечно, никто не может сохранить свою жизнь совершенно чистой от неправды, от обмана и от нанесения вреда другим. Но неправда и обман не всегда бывает пороком, и даже вред, причиняемый другим людям, не непременно порок; он часто лишь необходимость, дозволенное оружие, право. В сущности, Шекспир всегда полагал, что нет безусловных запретов или безусловных обязанностей. Он не сомневался, например, в праве Гамлета умертвить короля, не сомневался даже в его праве заколоть Полония. Но до сих пор он все же не мог оборониться от подавляющего чувства негодования и отвращения, когда озирался кругом и повсюду видел, как беспрерывно нарушались самые простые законы морали. Теперь в душе его образовался как бы тесно сомкнутый круг мыслей относительно того, что смутно он чувствовал всегда, таких безусловных заповедей не существует; не от их соблюдения или несоблюдения зависит достоинство и значение поступка, не говоря уже о характере; вся суть в содержании, которым единичный человек в момент решения наполняет под собственной ответственностью форму этих предписаний закона.
Иными словами, Шекспир ясно видит теперь, что мораль цели есть единственная истинная, единственная возможная.
Его Имоджена говорит (IV, 2):
Я лгу, но ложь моя безвредна; если
Ее услышат боги, то простят.
Его Пизанио говорит в своем монологе (III, 5):
Совет плохой; тебе чтоб верным быть,
Я господину должен изменить,
и он попадает в самую точку, когда (IV, 3) характеризует самого себя следующими словами:
В обмане честен я, в измене верен.
Это значит, что он лжет и обманывает других, потому что должен это делать, но его характер не теряет своей ценности, а еще более выигрывает вследствие этого. Он ослушивается своего господина и этим самым приобретает его признательность; он обманывает также Клотена, поступая и в этом случае справедливо.
Таким образом, все благородные лица пьесы действуют наперекор традиционным предписаниям морали. Имоджена непокорна отцу, не страшится его гнева и даже его проклятия, потому что не хочет отказаться от человека, которого свободно избрала.
Точно так же впоследствии она обманывает юношей в лесу, являясь перед ними мужчиной и под вымышленным именем - лживо и, однако, с высшей истиной называя себя Fidele, верная. Точно так же честный Белларий похищает у короля обоих сыновей, уводя их с собою, но этим спасает их для него и для отечества; кроме того, для их же блага дает им ложные объяснения в течение всего этого времени, как их воспитывает. Точно так же добрый врач, угадывая злой умысел королевы, обманывает ее и, дав ей сонное питье вместо требуемого ею яда, делает безопасной ее попытку умертвить Имоджену. Точно так же Гвидерий поступает справедливо, как убийца-самоуправец, когда в ответ на оскорбления Клотена, не задумываясь, закалывает его и отрубает ему голову. Этим, сам того не зная, он избавляет Имоджену от попытки зверского идиота овладеть ею.
Таким образом, все достойные личности совершают здесь обманы, насилия, лгут, мало того, всю жизнь проводят в искусно поддерживаемой неправде, нисколько не делаясь от этого хуже. Пороки бросают в них лишь брызги, не пятная их, если даже сами они и страдают от того, что вынуждены стать в фальшивое положение к истине и справедливости, и чувствуют себя неуверенными порой.
Чисто личные впечатления, без всякого сомнения, вызвали впервые перемену в строе чувств Шекспира и вновь открыли его очам светлые стороны жизни. Но существенно и решительно подняла его дух над ненавистью и презрением к людям та идея, которая здесь косвенно высказывается: один и тот же поступок не есть одно и то же, когда он совершается разными личностями. Если даже, например, взор наш встречает всюду, куда бы он ни устремлялся, неправду и притворство, то это не значит, без дальнейших рассуждений, что все человечество испорчено. Ни притворство, ни всякий другой способ действий, запрещаемый моральным законом, не находятся под безусловным запретом. Конечно, большинство тех, кто говорит неправду или действует противозаконно, представляет собой гадких подлецов; но даже лучший, даже благородный человек может постоянно преступать моральный закон и все-таки оставаться добрым и благородным. Моральный самопроизвол, иначе говоря, собственная мораль, собственные цели, собственная ответственность, - вот единственная действительная нравственность. Единственные истинные и обязательные законы исходят от автономного законодательства, и унижает человека нарушение только этих законов.
Эта точка зрения делает взор менее мрачным. Эта точка зрения делает мир более светлым. Для поэта уже не является больше душевной потребностью завершать все конфликты аккордами судного дня, заключать все странствования по житейскому морю общим кораблекрушением, приводить все драмы жизни к общему уничтожению, к кончине мира, или пропитывать трагедию жизни не смолкающей ни на минуту насмешкой и общим проклятием человечеству.
В нем чувствуется теперь кротость, сопутствующая усталости. Ему не хочется больше смотреть в глаза суровой действительности жизни; он находит себе развлечение в мечтах. И он мечтает о возмездии, об истреблении наихудших людей (королева умирает, Клотена закалывают), мечтает о том, чтобы милость шла впереди правосудия в вопросе о наказании или прощении некоторых вредных животных, носящих человеческий образ (Иахимо), мечтает о возможности сохранить таким путем небольшую группу редких существ, не теряющих нашей симпатии ни вследствие ошибок, совершенных ими под влиянием страсти, ни вследствие неправды и насилия, которые они позволили себе ради самозащиты. Стоит еще жить на свете, пока есть в нем такие женщины, как Имоджена, и такие мужчины, как ее братья. Правда, она - идеал, а они - сказочные образы. Но поэзия требует их существования как своего условия.
Вот та плодотворная дымка настроения, то обильное результатами движение мысли, из которого создалась эта пьеса.
У Шекспира вновь явилось мужество дать нечто иное и нечто большее, чем поэтические отрывки или драмы, производящие, подобно последней из его цельных пьес, сильное, но не богатое воздействие. Он хочет развернуть перед нами крупную, пеструю, обширную панораму.
Действие "Цимбелина" происходит только видимо, как и действие "Лира", в древнюю языческую эпоху Англии. Здесь вовсе нет попытки представить картину какого-нибудь определенного исторического периода. Во всяком случае, варварство, выступающее здесь, относится скорее к средним векам, чем к античному миру. Помимо того, в исходной точке пьесы есть слабое сходство с "Лиром". Цимбелин без всякой разумной причины разражается гневом против своей дочери Имоджены, как и Лир против своей дочери Корделии; в слабохарактерности и неразумии Цимбелина есть элемент, напоминающий сумасбродные выходки Лира, но там все задумано трагически, в большом стиле, здесь же все действие построено с целью привести его к счастливому концу.
Между тем как король здесь человек незначительный, королева - хитрая и честолюбивая женщина, сумевшая всецело завладеть им, поочередно пуская в ход то лесть, то упорство. Она сама говорит (I, 1)
Поссорившись со мною, всякий раз
Он щедро искупает примиренье.
Иначе сказать, она знает, что сценой примирения ей всегда удастся достигнуть того или другого. Ее цель - сделать Имоджену женой своего сына от первого брака, Клотена, для того чтобы он мог войти на престол после короля, и это ее намерение становится первоначальной причиной всех несчастий, которые сыплются на голову юной героини. Ибо Имоджена любит бедного, но возбуждающего всеобщий энтузиазм рыцаря Постума и ни под каким видом не хочет отказаться от своего избранника. Поэтому пьеса и открывается ссылкою Постума.
Прибавленные собственной фантазией Шекспира действующие лица и события придают пьесе перспективу вследствие того, что второстепенное действие идет в параллель с главным действием, подобно тому, как несчастье Глостера, причиненное его злым сыном, является параллелью для несчастья Лира, причиненного его отвратительными дочерьми. Лет за двадцать до начала пьесы один из придворных Цимбелина, полководец Белларий, был оклеветан и без всякой вины со своей стороны впал в немилость у короля, осудившего его на изгнание в такой же безрассудной вспышке гнева, в какой теперь он изгоняет Постума. Из мести Белларий увел с собой обоих сыновей Цимбелина и поселился с ними в глухом лесу, где они растут в той уверенности, что он их родной отец. К ним является несчастная, только что избавившаяся от попытки умертвить ее Имоджена в костюме пажа, и ее братья, которые не знают ее, и которых она не знает, принимают ее с величайшей сердечностью и нежностью. Один из них, Гвидерий, убивает Клотена, издевающегося над ним и вызывающего его на поединок. Когда римское войско высаживается на берег, оба юноши идут на войну и вместе с Белларием и Постумом спасают королевство и престол для своего отца.
Основное противоположение, выражающееся в их судьбе, как и в государственных делах Цимбелина, в отношении Имоджены к Постуму и отношении слуги Пизанио к ним обоим, - это, по верному и остроумному замечанию Гервинуса, то самое, которое заключается в противоположении двух английских слов true и false, так как true означает одновременно правдивый и верный, понятия, в пьесе привходящие одно в другое, между тем как false имеет двойное значение вероломный и лживый.
Почва при дворе зыбкая и опасная. С одной стороны глупый, вспыльчивый, постоянно вводимый в заблуждение король, с другой - отравительница-королева и сын ее, Клотен, один из оригинальнейших образов Шекспира, истинно гениальное творение, не имеющее себе равных в длинном ряде созданных поэтом грубых и неуклюжих малых. В своей дурацкой неповоротливости и незамаскированной злобе он представляет противовес лицемерию и тонкой хитрости матери; он унаследовал от нее одну лишь негодность.
Чтобы иметь возможность произвести эффектное на сцене смешение двух действующих лиц, Шекспир дал ему совершенно такую же фигуру, как и красавцу Постуму, так что только голова его должна выражать неизмеримое различие между ними - идея не очень художественная. Зато Шекспир превосходно изобразил в нем урода и болвана, каким он должен быть, заставив его выкрикивать слова с ворчливым заиканием. С глубоким юмором и тонким наблюдением действительности наделил он его самыми высокими представлениями о собственном достоинстве и не дал в нем место ни малейшему сомнению в своих правах. Нет пределов его тщеславию, его грубости, его зверству. Если бы слова имели свойство бить, его речь постоянно разбивала бы что-нибудь в заветной святыне других людей. Кроме оскорбительных слов, у него самые гнусные намерения; он хочет совершить насилие над Имодженой в Милфорде и затем пинками погнать ее домой и т. д. К счастью, его глупость делает его менее опасным, и с тонким искусством сумел Шекспир с начала до конца извлечь из него одни лишь комические воздействия, вследствие чего впечатление, им производимое, лишено острого и мучительного чувства. Мы наслаждаемся им, как Калибаном, которого он предвозвещает, и который пытался овладеть Мирандой совершенно таким же образом, как Клотен Имодженой. В некотором смысле можно даже назвать Калибана дальнейшим развитием его характера до степени типа и символа.
Такие-то личности составляют тот мир, который Белларий описывает Гвидерию и Арвирагу (III, 3), когда эти юноши страстно рвутся прочь, томясь бездействием в глухом лесу и тоскуя по людям и по общественной жизни с ее волнениями и борьбой:
В вас говорит неопытность. Когда б
Узнали вы пороки городов,
Изведав нищету придворной жизни,
С которою так сжиться тяжело
И вместе с тем так тягостно расстаться,
Где верное паденье - быть вверху,
Где скользко так, что страх упасть оттуда
Несноснее паденья самого;
А тягости войны, где, ради славы,
Опасностей лишь ищут, чтоб потом
Найти в них смерть и часто вместо славы
Позорное надгробие стяжать;