Страница:
Пастор не говорит, что упомянутое свидание произошло по поводу свадьбы, но это возможно. Дрейтон был родом из Уоррикшира и имел близ Стрэтфорда интимных друзей. Бен Джонсон получил приглашение, может быть, в благодарность за то, что он раньше просил Шекспира крестить одного из его детей. Эльце высказывает очень вероятное предположение, что зять угощал гостей вином, и что серебряная с позолотой чаша, завещанная поэтом Юдифи, играла весьма видную роль во время этого торжества. Как наивен, однако, пастор, приводя болезнь Шекспира, которую он называет лихорадкой, в связь с предшествовавшей попойкой!
В Стрэтфорде еще в середине XVIII в. существовало предание, что Шекспир любил выпить. Многочисленные изображения дикой яблони сохранили легенду о том, как он однажды в молодости пропутешествовал в Бедфорд на том основании, что там нетрудно было отыскать хороших собутыльников. Он выпил так изрядно, что должен был на обратном пути прилечь и выспаться под дикой яблоней. Вот этот рассказ и послужил, вероятно, основанием для той истории, которую пришлось потом услышать пастору Уорду. Достоверен лишь тот факт, что Шекспир вскоре после свадьбы захворал. Он заболел, по-видимому, тифозной лихорадкой. Стрэтфорд расположен на сырой равнине. Он служил тогда настоящим рассадником тифа. На улицах грязь лежала кучами. Филипс опубликовал ряд предостережений стрэтфордской администрации и ряд приговоров к штрафу за грязное содержание улицы. Те же меры принимались еще в середине XVIII в. Если существует пробел в этих постановлениях как раз относительно интересующего нас времени, то только потому, что документы, касающиеся 1605 - 1646 года, исчезли. Но еще в 1668 г., в дни шекспировского юбилея, актер Гаррик, встреченный в Стрэтфорде с такими почестями, называл этот город "самым грязным, невзрачным и неприглядным заштатным городком во всей Великобритании". Улица Chapel Lane, на которой стоял дом Шекспира, была к тому же одной из самых нездоровых во всем городе. Там почти не было домов, стояли только амбары и конюшни. Посередине улицы в открытой канаве текла мутная, грязная вода. Неудивительно, что в Стрэтфорде вечно свирепствовали всевозможные инфекционные болезни. В то время о гигиене не существовало никакого представления. Против тифа не было никаких средств. По крайней мере, зять Шекспира, лечивший, по всей вероятности, больного, не знал никакого средства. Это видно из его бюллетеней. 25 марта Шекспир составил свое завещание. Этот документ сохранился. Он приложен в виде факсимиле к XXIV тому сборника статей, изданных немецким шекспировским обществом. Что Шекспир чувствовал себя плохо, видно из того, что он диктовал завещание, и что три подписи, сделанные им на документе, написаны дрожащей рукой. Пространное завещание назначало Сусанну главной наследницей, отказывало дочери Юдифи 150 фунтов и но прошествии трех лет еще 150 фунтов, с соблюдением некоторых условий. Таковы главные пункты. Затем Шекспир не забыл также своей сестры. Он завещал ей 20 фунтов и все платья, а каждому из ее сыновей по пяти фунтов. Имена этих сыновей тут же перечисляются, хотя Шекспир никак не мог вспомнить имени второго. Все серебро он назначал своей внучке Елизавете Холл, 10 фунтов - бедным родного города. Нескольким добрым стрэтфордским гражданам, среди них тем, которые свидетельствовали завещание, а среди этих последних тому Гамлету Садлеру, именем которого он некогда окрестил своего сына, Шекспир завещал каждому 26 шиллингов и 8 пенсов. На эти деньги они должны были купить перстень на память о покойнике. Такую же сумму завещал Шекспир, в строчке, вписанной им впоследствии в текст завещания, трем актерам той труппы, к которой он сам некогда принадлежал. Он назьюает Джона Геминджа, Ричарда Бербеджа и Генри Конделла своими товарищами. Как известно, потомство обязано первому и последнему древнейшим изданием in-folio. Оно содержит 19 пьес, которые иначе исчезли бы бесследно. Последующие пункты завещания имеют для нас особенный психологический интерес. Здесь, во-первых, поражает тот факт, что Шекспир, диктуя свою последнюю волю, совершенно, по-видимому, забыл о своей жене. Только когда ему прочитали завещание, он вспомнил, что следовало бы упомянуть также ее имя. Он вставил поэтому в конце завещания следующие слова: "Моей супруге я завещаю ту кровать, которая окажется по достоинству второй, а также все белье". Ничтожество этого подарка становится особенно поразительным, если вспомнить, как богато наделил свою жену тесть Шекспира. Очень поучительно и характерно для того времени то обстоятельство, что в завещании не упоминается семья миссис Шекспир. Имя Гесве в нем ни разу не встречается, хотя оно попадается довольно часто в завещаниях, составленных потомками поэта, например, в завещании Т. Наша, женившегося на дочери Сусанны, Елизавете, а также в завещании этой последней, по второму мужу - леди Барнард. Отношения Шекспира к семейству жены были, следовательно, натянутые. Затем завещание поражает тем, что Шекспир ничего не говорит в нем о своей прежней сценической деятельности и ни словом не упоминает о своих трудах, о своих бумагах, о своих книгах. Это равнодушное отношение к своей поэтической славе гармонирует как нельзя лучше с тем презрением к мнению потомства, которое мы в нем подметили. Наконец, характерен тот факт, что нет ни одного писателя или поэта среди тех лиц, которым он завещал деньги на покупку перстня на память о нем. Шекспир не считал себя, по-видимому, в долгу у своих коллег-литераторов и не питал к ним чувства благодарности. И это молчание согласуется превосходно с тем презрением, которым он осыпал поэтов, когда выводил их в своих пьесах. Конечно, Шекспир был не прочь выпить со своим старым завистником и другом Беном Джонсоном, но он не питал никакой нежности ни к нему, ни к кому бы то ни было из других современных драматургов или лириков. Он жил с ними, как выражается Байрон о Чайльд-Гарольде, но не был из их числа. Шекспир проболел еще 4 недели и скончался 23 апреля. Накануне ему исполнилось (кажется) 52 года. Он умер в том же возрасте, как Мольер и Наполеон. Он успел за это время выполнить свою жизненную задачу. Его жизнь началась, как шумный бурный поток, и закончилась тихой сменой дней, однообразной, как падение дождевых капель. Еще раньше 1623 г. родственники воздвигли ему памятник в стрэт-фордской церкви. Под бюстом красуется надпись, составленная, вероятно, доктором Холлом. В первых двух стихах на латинском языке, построенных довольно плохо, Шекспир сравнивается с Нестором по уму, с Сократом - по гению, с Вергилием - по художественному таланту. {Iudicio Pylium, gerno Socratem, arte Maronem // Terra tegit; populus moeret; Olympus habet.}
Нетрудно было бы придумать более меткую надпись.
Заключение.
Самая продолжительная человеческая жизнь все же так кратковременна и быстротечна, что кажется чудом, если ее следы переживают столетия. Миллионы людей живут, умирают и обречены на забвение. Дела их исчезают вместе с ними. Немногим тысячам удается победить настолько смерть, что их имена сохраняются, отягчая память школьников, но эти имена сами по себе ничего не говорят потомству. Остаются лишь немногие избранные, немногие истинно великие гении. Шекспир занимает среди них определенное место. Он стоит рядом с Леонардо да Винчи и Микеланджело. Не успели еще опустить его в могилу, как он немедленно воскрес. Нет на земном шаре имени, бессмертие коего было бы так же бесспорно.
В наш век один английский поэт написал:
"Быстро несущиеся годы пронеслись над ним, всеуничтожающее время сделало свое дело, поклонники эвонского гроба сами сошли в юдоль праха, но Шекспир до сих пор остается без соперников, никто из смертных не мог подойти к этому гиганту Парнаса и монарху человечества".
Эпитет "монарх человечества" не гипербола. Шекспир, конечно, не единственный царь в духовном мире, но могущество его не ограничено ни временем, ни пространством. В тот момент, когда кончается жизненная история Шекспира, начинается его посмертная история. Она шире и сложнее. Она захватывает сначала Англию, потом северную Америку, потом народы, говорящие по-немецки, далее всю германскую расу, Скандинавию, Финляндию, славянские нации, затем Францию, Италию и Испанию, и наконец, в XIX ст. - весь земной шар, доколе простирается цивилизация. Произведения Шекспира переведены на все языки. Хвала его славе раздается на всех языках. Драмы его влияли не только на читателей, но также на мыслителей, писателей, поэтов. Никто не возбудил в эпоху от Ренессанса до наших дней в литературной жизни самых разнообразных народов столько переворотов, столько новых движений. Шекспир был отцом умственных революций, которые вспыхивали во имя его смелости, грубости и не иссякающей молодости и затихали во имя его же трезвости, умеренности и не иссякающей мудрости. Было бы легче перечислить тех людей, которые его не знали и ничем ему не были обязаны, чем назвать тех, которые едва ли сами в состоянии сказать, насколько они его должники. Вся богатая духовная жизнь Англии носит с той поры печать его гения. Ее творческие умы питались жизненным соком его произведений. Лессинг основал на нем умственную жизнь Германии. В развитии Гете и Шиллера без Шекспира - пробел! Во Франции он оказал влияние уже на Вольтера. В. Гюго и А. де Виньи, Л. Вите и А. де Мюссе вдохновлялись им с самого начала. Не только польская, но и русская драма развивалась под его влиянием. Под впечатлением его бессмертных фигур сложилась сокровеннейшая внутренняя жизнь славянских романистов-мечтателей. Когда поэзия возродилась на дальнем севере, Шекспира изучают Эвальд и Эленшлегер, Бредаль и Гаук. Он влияет впоследствии на Бьернсона и Ибсена.
В задачу нашего сочинения не входит задача изобразить триумфальное шествие Шекспира по земному шару или осветить легенду о его мировом владычестве.
Иную цель преследовала эта книга.
Она хотела показать, что "Шекспир" не есть только собрание 36 пьес и нескольких стихотворений, которые можно поглощать друг за другом без всякого порядка. Она хотела уяснить, что Шекспир был человек, который чувствовал и думал, радовался и страдал, размышлял, мечтал и творил. Слишком долго утверждали: "Мы ничего не знаем о Шекспире" или "То, что мы знаем о нем, можно изложить на одной страничке in-octavo". Слишком часто повторяли: "Шекспир царит, как безличный дух, над своими произведениями". Даже Суинберн заметил, что произведения его не раскрывают нам его характера. Наконец, дело дошло до того, что шайка плохих дилетантов в Америке и Европе дерзнула отрицать авторство Шекспира и доказывала, что не он создал произведения, составляющие его жизненный труд. Она приписала эту честь другому. Она загрязнила его неуязвимое имя безумными издевательствами, которыми огласились все страны. Вот в противоположность этому взгляду о безличности Шекспира, в гневе на эту атаку, которую невежество и высокомерие направили против одного из величайших благодетелей человечества, возник этот опыт Автор держится того мнения, что если у нас есть около 40 художественных произведений, созданных этим человеком, то наша вина, если мы о нем ничего не знаем. В этих произведениях поэт увековечил свою личность. Необходимо научиться их читать. Тогда мы в них откроем его самого.
Тот В. Шекспир, который родился в царствование Елизаветы в Стрэтфорде-на-Эвоне, который жил и творил в Лондоне в эпоху Елизаветы и Иакова, который в своих комедиях вознесся к небесам, в своих трагедиях снизошел в ад и умер 52 лет в родном городке, - он воскреснет при чтении его произведений в полном величии, в ярких и твердых очертаниях, со свежестью действительной жизни, он воскреснет перед глазами каждого, кто прочтет эти произведения с чутким сердцем, здравым умом и с непосредственным пониманием всего гениального.
В Стрэтфорде еще в середине XVIII в. существовало предание, что Шекспир любил выпить. Многочисленные изображения дикой яблони сохранили легенду о том, как он однажды в молодости пропутешествовал в Бедфорд на том основании, что там нетрудно было отыскать хороших собутыльников. Он выпил так изрядно, что должен был на обратном пути прилечь и выспаться под дикой яблоней. Вот этот рассказ и послужил, вероятно, основанием для той истории, которую пришлось потом услышать пастору Уорду. Достоверен лишь тот факт, что Шекспир вскоре после свадьбы захворал. Он заболел, по-видимому, тифозной лихорадкой. Стрэтфорд расположен на сырой равнине. Он служил тогда настоящим рассадником тифа. На улицах грязь лежала кучами. Филипс опубликовал ряд предостережений стрэтфордской администрации и ряд приговоров к штрафу за грязное содержание улицы. Те же меры принимались еще в середине XVIII в. Если существует пробел в этих постановлениях как раз относительно интересующего нас времени, то только потому, что документы, касающиеся 1605 - 1646 года, исчезли. Но еще в 1668 г., в дни шекспировского юбилея, актер Гаррик, встреченный в Стрэтфорде с такими почестями, называл этот город "самым грязным, невзрачным и неприглядным заштатным городком во всей Великобритании". Улица Chapel Lane, на которой стоял дом Шекспира, была к тому же одной из самых нездоровых во всем городе. Там почти не было домов, стояли только амбары и конюшни. Посередине улицы в открытой канаве текла мутная, грязная вода. Неудивительно, что в Стрэтфорде вечно свирепствовали всевозможные инфекционные болезни. В то время о гигиене не существовало никакого представления. Против тифа не было никаких средств. По крайней мере, зять Шекспира, лечивший, по всей вероятности, больного, не знал никакого средства. Это видно из его бюллетеней. 25 марта Шекспир составил свое завещание. Этот документ сохранился. Он приложен в виде факсимиле к XXIV тому сборника статей, изданных немецким шекспировским обществом. Что Шекспир чувствовал себя плохо, видно из того, что он диктовал завещание, и что три подписи, сделанные им на документе, написаны дрожащей рукой. Пространное завещание назначало Сусанну главной наследницей, отказывало дочери Юдифи 150 фунтов и но прошествии трех лет еще 150 фунтов, с соблюдением некоторых условий. Таковы главные пункты. Затем Шекспир не забыл также своей сестры. Он завещал ей 20 фунтов и все платья, а каждому из ее сыновей по пяти фунтов. Имена этих сыновей тут же перечисляются, хотя Шекспир никак не мог вспомнить имени второго. Все серебро он назначал своей внучке Елизавете Холл, 10 фунтов - бедным родного города. Нескольким добрым стрэтфордским гражданам, среди них тем, которые свидетельствовали завещание, а среди этих последних тому Гамлету Садлеру, именем которого он некогда окрестил своего сына, Шекспир завещал каждому 26 шиллингов и 8 пенсов. На эти деньги они должны были купить перстень на память о покойнике. Такую же сумму завещал Шекспир, в строчке, вписанной им впоследствии в текст завещания, трем актерам той труппы, к которой он сам некогда принадлежал. Он назьюает Джона Геминджа, Ричарда Бербеджа и Генри Конделла своими товарищами. Как известно, потомство обязано первому и последнему древнейшим изданием in-folio. Оно содержит 19 пьес, которые иначе исчезли бы бесследно. Последующие пункты завещания имеют для нас особенный психологический интерес. Здесь, во-первых, поражает тот факт, что Шекспир, диктуя свою последнюю волю, совершенно, по-видимому, забыл о своей жене. Только когда ему прочитали завещание, он вспомнил, что следовало бы упомянуть также ее имя. Он вставил поэтому в конце завещания следующие слова: "Моей супруге я завещаю ту кровать, которая окажется по достоинству второй, а также все белье". Ничтожество этого подарка становится особенно поразительным, если вспомнить, как богато наделил свою жену тесть Шекспира. Очень поучительно и характерно для того времени то обстоятельство, что в завещании не упоминается семья миссис Шекспир. Имя Гесве в нем ни разу не встречается, хотя оно попадается довольно часто в завещаниях, составленных потомками поэта, например, в завещании Т. Наша, женившегося на дочери Сусанны, Елизавете, а также в завещании этой последней, по второму мужу - леди Барнард. Отношения Шекспира к семейству жены были, следовательно, натянутые. Затем завещание поражает тем, что Шекспир ничего не говорит в нем о своей прежней сценической деятельности и ни словом не упоминает о своих трудах, о своих бумагах, о своих книгах. Это равнодушное отношение к своей поэтической славе гармонирует как нельзя лучше с тем презрением к мнению потомства, которое мы в нем подметили. Наконец, характерен тот факт, что нет ни одного писателя или поэта среди тех лиц, которым он завещал деньги на покупку перстня на память о нем. Шекспир не считал себя, по-видимому, в долгу у своих коллег-литераторов и не питал к ним чувства благодарности. И это молчание согласуется превосходно с тем презрением, которым он осыпал поэтов, когда выводил их в своих пьесах. Конечно, Шекспир был не прочь выпить со своим старым завистником и другом Беном Джонсоном, но он не питал никакой нежности ни к нему, ни к кому бы то ни было из других современных драматургов или лириков. Он жил с ними, как выражается Байрон о Чайльд-Гарольде, но не был из их числа. Шекспир проболел еще 4 недели и скончался 23 апреля. Накануне ему исполнилось (кажется) 52 года. Он умер в том же возрасте, как Мольер и Наполеон. Он успел за это время выполнить свою жизненную задачу. Его жизнь началась, как шумный бурный поток, и закончилась тихой сменой дней, однообразной, как падение дождевых капель. Еще раньше 1623 г. родственники воздвигли ему памятник в стрэт-фордской церкви. Под бюстом красуется надпись, составленная, вероятно, доктором Холлом. В первых двух стихах на латинском языке, построенных довольно плохо, Шекспир сравнивается с Нестором по уму, с Сократом - по гению, с Вергилием - по художественному таланту. {Iudicio Pylium, gerno Socratem, arte Maronem // Terra tegit; populus moeret; Olympus habet.}
Нетрудно было бы придумать более меткую надпись.
Заключение.
Самая продолжительная человеческая жизнь все же так кратковременна и быстротечна, что кажется чудом, если ее следы переживают столетия. Миллионы людей живут, умирают и обречены на забвение. Дела их исчезают вместе с ними. Немногим тысячам удается победить настолько смерть, что их имена сохраняются, отягчая память школьников, но эти имена сами по себе ничего не говорят потомству. Остаются лишь немногие избранные, немногие истинно великие гении. Шекспир занимает среди них определенное место. Он стоит рядом с Леонардо да Винчи и Микеланджело. Не успели еще опустить его в могилу, как он немедленно воскрес. Нет на земном шаре имени, бессмертие коего было бы так же бесспорно.
В наш век один английский поэт написал:
"Быстро несущиеся годы пронеслись над ним, всеуничтожающее время сделало свое дело, поклонники эвонского гроба сами сошли в юдоль праха, но Шекспир до сих пор остается без соперников, никто из смертных не мог подойти к этому гиганту Парнаса и монарху человечества".
Эпитет "монарх человечества" не гипербола. Шекспир, конечно, не единственный царь в духовном мире, но могущество его не ограничено ни временем, ни пространством. В тот момент, когда кончается жизненная история Шекспира, начинается его посмертная история. Она шире и сложнее. Она захватывает сначала Англию, потом северную Америку, потом народы, говорящие по-немецки, далее всю германскую расу, Скандинавию, Финляндию, славянские нации, затем Францию, Италию и Испанию, и наконец, в XIX ст. - весь земной шар, доколе простирается цивилизация. Произведения Шекспира переведены на все языки. Хвала его славе раздается на всех языках. Драмы его влияли не только на читателей, но также на мыслителей, писателей, поэтов. Никто не возбудил в эпоху от Ренессанса до наших дней в литературной жизни самых разнообразных народов столько переворотов, столько новых движений. Шекспир был отцом умственных революций, которые вспыхивали во имя его смелости, грубости и не иссякающей молодости и затихали во имя его же трезвости, умеренности и не иссякающей мудрости. Было бы легче перечислить тех людей, которые его не знали и ничем ему не были обязаны, чем назвать тех, которые едва ли сами в состоянии сказать, насколько они его должники. Вся богатая духовная жизнь Англии носит с той поры печать его гения. Ее творческие умы питались жизненным соком его произведений. Лессинг основал на нем умственную жизнь Германии. В развитии Гете и Шиллера без Шекспира - пробел! Во Франции он оказал влияние уже на Вольтера. В. Гюго и А. де Виньи, Л. Вите и А. де Мюссе вдохновлялись им с самого начала. Не только польская, но и русская драма развивалась под его влиянием. Под впечатлением его бессмертных фигур сложилась сокровеннейшая внутренняя жизнь славянских романистов-мечтателей. Когда поэзия возродилась на дальнем севере, Шекспира изучают Эвальд и Эленшлегер, Бредаль и Гаук. Он влияет впоследствии на Бьернсона и Ибсена.
В задачу нашего сочинения не входит задача изобразить триумфальное шествие Шекспира по земному шару или осветить легенду о его мировом владычестве.
Иную цель преследовала эта книга.
Она хотела показать, что "Шекспир" не есть только собрание 36 пьес и нескольких стихотворений, которые можно поглощать друг за другом без всякого порядка. Она хотела уяснить, что Шекспир был человек, который чувствовал и думал, радовался и страдал, размышлял, мечтал и творил. Слишком долго утверждали: "Мы ничего не знаем о Шекспире" или "То, что мы знаем о нем, можно изложить на одной страничке in-octavo". Слишком часто повторяли: "Шекспир царит, как безличный дух, над своими произведениями". Даже Суинберн заметил, что произведения его не раскрывают нам его характера. Наконец, дело дошло до того, что шайка плохих дилетантов в Америке и Европе дерзнула отрицать авторство Шекспира и доказывала, что не он создал произведения, составляющие его жизненный труд. Она приписала эту честь другому. Она загрязнила его неуязвимое имя безумными издевательствами, которыми огласились все страны. Вот в противоположность этому взгляду о безличности Шекспира, в гневе на эту атаку, которую невежество и высокомерие направили против одного из величайших благодетелей человечества, возник этот опыт Автор держится того мнения, что если у нас есть около 40 художественных произведений, созданных этим человеком, то наша вина, если мы о нем ничего не знаем. В этих произведениях поэт увековечил свою личность. Необходимо научиться их читать. Тогда мы в них откроем его самого.
Тот В. Шекспир, который родился в царствование Елизаветы в Стрэтфорде-на-Эвоне, который жил и творил в Лондоне в эпоху Елизаветы и Иакова, который в своих комедиях вознесся к небесам, в своих трагедиях снизошел в ад и умер 52 лет в родном городке, - он воскреснет при чтении его произведений в полном величии, в ярких и твердых очертаниях, со свежестью действительной жизни, он воскреснет перед глазами каждого, кто прочтет эти произведения с чутким сердцем, здравым умом и с непосредственным пониманием всего гениального.