– Не твое дело, – игриво отрезала Кэт, чувствуя, что ее щеки вспыхнули.
   Джефф вовсе не был глуп. Он широко улыбнулся.
   – Отлично. Надеюсь, вы всласть отвели душу. В последнее время вы слишком много работали. Собственно говоря… – Он перестал улыбаться и смущенно откашлялся. – Могу я говорить с вами откровенно? Не как ваш ассистент, а скорее как ваш друг?
   Кэт кивком головы пригласила его сесть. Он приподнял двумя пальцами складки на брюках и сел к ней лицом.
   – Надеюсь, я не… В том смысле, что…
   – Ну, Джефф, говори, не стесняйся.
   – Так вот, за последние две-три недели у вас был немного рассеянный или отсутствующий вид. Не то чтобы вы не делали для работы все, что надо и даже больше. – Он бросил на нее быстрый взгляд и поспешно добавил: – Вы, как всегда, неповторимы и не позволяете тому, что вас беспокоит, сказываться на вашей работе. Просто… Я подумал, что вас что-то гнетет. В смысле, что-то другое, не связанное с Алексом Пирсом.
   Неужели ее беспокойство было настолько заметно для окружающих? 06 этом ей сказали уже несколько близких ей людей: Дин, Алекс и вот теперь Джефф. Кэт не желала, чтобы что-либо омрачало ее сегодняшнее безоблачное настроение, но ей хотелось и поговорить о тех двух посланиях, которые она получила по почте. Ей хотелось, чтобы Джефф развеял ее сомнения, подтвердил, что эти письма не более чем дело рук психически больного человека и ей не стоит ни о чем беспокоиться.
   – Ты очень наблюдателен, Джефф. Я действительно немного нервничала в последнее время.
   Кэт вытащила из сумочки оба конверта и передала ему. Она начала носить их с собой несколько дней назад, возможно, бессознательно надеясь, что ей предоставится как раз такая возможность показать их кому-нибудь.
   – Взгляни, – предложила Кэт, – и скажи мне, что ты об этом думаешь. Только честно.
   Сличив два одинаковых конверта. Джефф прочел вложенные в них газетные вырезки.
   – Черт побери, – прошептал он, дважды прочтя каждую из них, – оба погибли при необычных обстоятельствах, и у обоих были пересажены сердца.
   – Странное совпадение, не правда ли?
   – Более чем. Но что это означает? Кто их вам послал? У вас есть какие-нибудь подозрения на этот счет?
   – Нет.
   – Я просматриваю всю почту от ваших поклонников. И не помню, чтобы мне попадались на глаза эти конверты, хотя вы получаете так много писем, что они могли проскочить мимо меня. Или прийти еще тогда, когда здесь работала Мелия.
   – Они пришли на мой домашний адрес. Джефф испуганно посмотрел на нее.
   – Как… какой-нибудь ваш… почитатель… мог узнать ваш адрес? Кэт пожала плечами.
   – Вот это как раз одна из тех вещей, которые меня больше всего и беспокоят в данной истории.
   Джефф снова изучающе покрутил в руках конверты и перечитал заметки. Кэт следила за его глазами, пробегающими газетные строчки. Его первая реакция и комментарии не внушали особого оптимизма. А она-то надеялась, что он посоветует ей выбросить их из головы. Вместо этого, кончив читать, Джефф спросил:
   – Вы их показывали кому-нибудь еще? Мистеру Уэбстеру? Полиции?
   – Нет.
   – Может быть, стоит показать.
   – Не хочу прослыть паникершей.
   – Вас никто не может в этом обвинить.
   – Не знаю, Джефф, – вздохнула Кэт. – Не хотелось бы напрасно поднимать шум и привлекать внимание к чему-то малозначительному.
   Возвращая ей конверты, Джефф выдав ил из себя ободряющую улыбку.
   – Возможно, вы и правы. Я уверен, что вам незачем расстраиваться. Господи, сколько на свете людей, которым нечего делать, вот они и занимаются всякой ерундой, правда?
   – Должно быть, так. Они находят смысл существования в том, чтобы вмешиваться в жизнь знаменитостей. Им нравится жить чужой жизнью.
   – Вот именно. Однако… – Он на мгновение задумался. – Если вы получите еще одно такое послание, мне кажется, вам все-таки следует обратиться в полицию. Плевать, что они подумают. Пусть считают вас всего лишь истеричной бабой.
   – Боюсь, они подумают именно так.
   – И уж во всяком случае надо проконсультироваться с нашими охранниками на телестудии, предупредить их, чтобы не пускали в здание всяких странных личностей.
   – Которые составляют примерно три четверти наших сотрудников, – язвительно заметила Кэт.
   – Да, здесь вы правы. – Джефф широко улыбнулся, затем снова стал серьезным. – Будьте осторожнее, Кэт. Вокруг столько ненормальных.
   – Знаю. – Она вложила конверты в сумочку и щелкнула замком, одновременно прекращая дискуссию и вновь превращаясь в его начальницу. – Когда похороны Шантал?
   – Пятница, в два часа. Да, и еще. Рои Труитт уже звонил из своей редакции. Ему нужно наше заявление.
   – Надеюсь, ты сказал ему, чтобы он катился ко всем чертям?
   – Не в этих выражениях, но общий смысл был таков. Я сказал, что у вас нет и не будет заявлений для прессы.
   – Спасибо. Если бы он нарвался на меня, я вряд ли была бы столь дипломатична. Этот человек – шакал, он вечно идет по следу свежепролитой крови.
   Не желая больше распространяться о кровожадном репортере, Кэт прошла к себе.
   – Пожалуйста, организуй букет цветов от WWSA. И еще – мне хотелось бы послать что-нибудь от себя лично, но этим я, пожалуй, займусь сама.
   К тому времени, когда Джефф удалился, он получил указания связаться с Шерри и форсировать видеосъемку запланированных эпизодов. Охватившие Кэт прошлой ночью сомнения в нужности и полезности программы «Дети Кэт» казались ей сейчас вздорными. Да, они потеряли Шантал, но оставалось еще так много других детишек, особых детишек, которым эта программа была просто необходима.
   И какие бы преграды ни ожидали Кэт – бюрократические проволочки, отрицательная реакция прессы, собственные сомнения, – она никогда не должна прекращать начатое дело. «Дети Кэт» гораздо важнее ее персоны. Алекс помог ей увидеть все это с иной точки зрения. В общей картине ее личные неприятности не имели значения.
   Незадолго до двенадцати Джефф снова зашел к ней в офис с блокнотом для записей.
   – Только что звонил ваш любимый романист. Ее сердце совершило бешеный прыжок, рука сама потянулась к телефонному аппарату.
   – Какая линия?
   – К сожалению, он не стал дожидаться. Просто просил передать, что очень спешит и может только оставить записку. – С расстроенным видом, как герольд, принесший плохие новости не отличающейся мягким характером королеве, Джефф протянул ей листок из блокнота.
   – Он звонил из аэропорта. Сказал, что уже объявили его рейс.
   – Рейс? – Ее хорошее настроение улетучилось без следа. – Он улетает? Куда? Надолго?
   Все это было написано на листке, но Джефф повторил сообщение устно.
   – Он сказал только, что его не будет несколько дней и что он позвонит вам, как только вернется.
   – И все?
   Джефф кивнул.
   Кэт изо всех сил старалась сохранить спокойное выражение лица и ровный голос. Это было нелегко.
   – Спасибо, Джефф.
   Джефф вежливо, чуть ли не подобострастно попятился прочь из офиса, тихо прикрыв за собой дверь.
   Кэт аккуратно сложила записку, затем уставилась на квадратик бумаги, как будто он мог объяснить, что произошло. Никакого объяснения не было.
   Она была раздавлена. Она надеялась, что они вместе поужинают сегодня вечером. Они расстались всего несколько часов назад, но ей уже снова хотелось его видеть.
   Эта слабость заставила ее рассердиться на себя. Похоже, Алекс не очень-то жаждал с ней встретиться. Кэт сидела в своем кресле, погруженная в печальные мысли, чувствуя себя, словно девчонка-старшеклассница, единственная из подруг оставшаяся на школьном балу без кавалера, который куда-то умчался. В буквальном смысле.
   Уныние быстро уступило место уязвленному самолюбию. Что заставило его в такой спешке покинуть город?
   Дела или нечто личное? Что настолько важно для него, что он упорхнул, даже не попрощавшись с ней?

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

   Алекс не особенно любил Нью-Йорк, хотя порой этот город его буквально завораживал. Это был город превосходных степеней, олицетворение безысходности, безнравственности и безденежья и в то же время блеска, благополучия и богатства. Нью-Йорк не оставлял его равнодушным, а напротив, пробуждал в нем самые бурные чувства. Иногда в пределах одного городского квартала он видел и то, что вызывало отвращение, и такое, что не могло не радовать.
   Он и его агент обедали в небольшом семейном ресторанчике в Вест-Сайде. Когда-то давно, на заре их взаимоотношений с Арнольдом Вилеллой и примерно в третий приезд Алекса в Нью-Йорк, он решительно воспротивился посещению самых дорогих и фешенебельных заведений, таких, как «Четыре сезона» и «Le Cirque».
   – Если я не могу произнести название блюда и не знаю, из чего оно сделано, я не стану его есть, – заявил он своему агенту. Вилелла назвал его филистером, но впредь позволял Алексу самому выбирать, где они будут обедать.
   Иногда, когда они отмечали что-нибудь особенное. Алекс разрешал Вилелле отвести его в «21» и угостить гамбургером, что обычно бывало поздно ночью. Но одним из самых любимых Алексом мест стало «Кафе Освальда», где за каждой мелочью лично следил хозяин, дюжий венгр-иммигрант. Тамошние сандвичи с ростбифом были покрыты толстой шапкой на редкость нежного гарнира и подавались с темной зернистой горчицей, такой острой, что от нее на глазах выступали слезы.
   Сегодня Алекс с волчьим аппетитом поглощал свой сандвич, в то время как Валелла ковырял вилкой в блюде с гуляшом.
   – Ты проголодался, – заметил агент. – Разве тебя не кормили в самолете?
   – Наверное. Не помню.
   Он мало что помнил о своем перелете из Сан-Антонио в Форт-Уэрт в Далласе, о короткой задержке в тамошнем аэропорту, беспосадочном рейсе до Ла-Гуардии, поездке на такси до Манхэттена и обо всем остальном, что случилось после прошедшей ночи.
   Страстный, пикантный, шумный, нежный, распутный, ласковый, неистовый, неторопливый, потрясающий, возбуждающий секс не выходил у него из головы, не давая думать о чем-нибудь еще.
   Алекс отодвинул свою тарелку и заказал подошедшему официанту кофе. Уже допивая его, он вдруг осознал, что они с Вилеллой за последние пять минут не сказали друг другу ни слова.
   Все это время Вилелла терпеливо молчал. В деловых переговорах со скупыми издателями он проявлял жесткость, свойственную хищникам. Но для авторов, которых он представлял, Арнольд Вилелла был и нянькой, и строгим воспитателем, и отцом родным, выступая каждый раз в той роли, которой ждал от него клиент.
   Арнольд Вилелла согласился представлять Пирса еще до того, как последний начал печататься. Большинство агентов, к которым Алекс обращался, возвращали его первый манускрипт непрочитанным, поскольку взяли себе за правило не представлять авторов, которые еще не издавались. Замкнутый круг для начинающих авторов: нельзя напечататься, не имея литературного агента, и нельзя нанять агента, не будучи изданным. Но однажды дождливым утром Вилелла сам позвонил ему в Хьюстон. Алекс мучился похмельем, и Вилелле пришлось несколько раз повторить свои слова, прежде чем он сумел их расслышать, чему мешали оглушительные раскаты грома за окном и не менее сильный шум у него в голове.
   – Я думаю, у вас как у писателя есть будущее. Стиль, конечно, несколько сыроватый, но, должен признать, неординарный. Я хотел бы представлять ваши интересы, если вы согласитесь.
   Алекс не откладывая вылетел в Нью-Йорк, чтобы встретиться с единственным человеком на земле, который верил в его будущее. Вилелла оказался своевольным, но сообразительным и не лишенным доброжелательности человеком.
   Обнаружив, что у Алекса проблемы с алкоголем, он не стал лезть ему в душу, а лишь заметил, что на своем веку имел дело со многими талантливыми писателями, любившими прикладываться к рюмке. «Алкоголь благоприятно действовал на их воображение, но страшно вредил их писательской карьере».
   Вернувшись в Хьюстон, Алекс сразу же лег в наркологическую клинику, не переставая одновременно работать над рукописью. Слова, казалось, по капле выходили из него, как и яд, которым был отравлен весь его организм.
   Вилелла завоевал его полное доверие. Он был единственным человеком, с кем Алекс делился своими секретами, единственным, кто мог критиковать его, не боясь обидеть. Вилелла знал о нем почти все и в то же время никогда ни за что не осуждал.
   – Прости, Арни, – виновато произнес Алекс. – Сегодня я не самый веселый собеседник.
   – Со временем ты расскажешь, – отозвался Арии.
   – Что расскажу?
   – Зачем ты неожиданно прилетел сюда и попросил меня с тобой пообедать.
   – Надеюсь, я не нарушил твои планы?
   – Нарушил, но я всегда могу пересмотреть свое расписание, чтобы угодить самому важному из своих клиентов.
   – Держу пари, ты говоришь это всем своим клиентам.
   – Конечно, говорю, – честно признался Арнольд. – Вы ведь все как дети, требуете внимания и заботы.
   – Держу пари, я веду себя хуже всех.
   Вилелла был слишком хорошо воспитан, чтобы согласиться, но он все же поднял руки кверху ладонями в знак того, что Алекс сказал чистую правду.
   – Как продвигается книга?
   – Прекрасно.
   – Так плохо, что не хочешь сказать? Алекс огорченно рассмеялся.
   – Я стараюсь все время о ней помнить. Постоянно твержу сам себе, что это только первый вариант.
   – Что он будет отличаться от окончательного варианта.
   – От всей души надеюсь, что так и будет. – Алекс помолчал в нерешительности, затем продолжил с несвойственной ему скромностью: – Несмотря на то что еще многое предстоит подчистить, я думаю, Арни, книга должна получиться.
   – Я и не сомневаюсь, что она получится превосходной. Пока что это самый лихо закрученный и многообещающий из твоих сюжетов. Судя по всему, она станет очередным бестселлером.
   – Если я ее не запорю.
   – Не запорешь. Расслабься. Получай от нее удовольствие, и все образуется.
   – Мы разговариваем о книге или о сексе? – пошутил Алекс.
   – Я говорю о книге. А ты о чем?
   Арни интуитивно задал вопрос, от которого с лица Алекса исчезла усмешка. Он дал знак, чтобы ему принесли еще кофе, и, когда перед ним появилась дымящаяся паром чашка, обхватил ее руками.
   – Ты на взводе, как заведенный на неделю будильник, – заметил Арни. – Что случилось? У тебя случайно нет депрессии?
   – Нет.
   – А обмороков больше не было?
   – Нет. Слава Богу, нет.
   Вилелла имел в виду те часы – а иногда и дни, – когда Алекс в запое терял сознание. Он приходил в себя, но не мог вспомнить, что с ним происходило, пока он был «в отключке». Он не помнил, ни где он был, ни что делал;
   Это было ужасно.
   – Это не имеет отношения к алкоголю. Я совершенно трезв. – Алекс заметил, как Вилелла сразу стал менее напряженным, возможно, даже незаметно для самого себя. – В таком случае, если ты не расстраиваешься из-за книги и не борешься с бутылкой, в чем же тогда дело?
   – Я встретил женщину.
   Вилелла быстро заморгал от удивления, и Алекс прекрасно его понял. Его агент знал о его победах над женщинами. Почти обо всех.
   – Это особый случай, – пробормотал он, смущенно оглядываясь по сторонам.
   – Даже так? – Настроение у Вилеллы явно поднялось. – У этой леди оказался такой аппетит, что ты не в силах соответствовать?
   – Да. В смысле нет, – сам себя поправил Алекс недовольным тоном.
   – Так да или нет?
   – Она не женщина легкого поведения. Не просто смазливая девица. Она… Черт, я не знаю, как ее назвать.
   Вилелла сложил свои маленькие ладони и пристроил их на краю стола, готовясь выслушать его до конца. Алекс по-прежнему не находил слов для объяснения, и это заставляло его нервничать. Наконец Вилелла произнес:
   – На тебя это не похоже.
   – В том-то и дело, черт меня подери!
   – По тебе заметно, что ты чем-то глубоко озабочен. Ты и раньше не отличался особо легким характером, никогда не умел смотреть на жизнь сквозь розовые очки, но сегодня я почувствовал в тебе отчаяние, которое наблюдал только во время нашей первой встречи. И с тех пор ни разу. Эта женщина отвергла тебя?
   В голове Алекса пронеслись видения: зовущий взгляд Кэт, ее соблазнительная улыбка, ответные ласки. Сладострастие и сексуальность. Игривость и изобретательность. Нежность и ненасытность вперемежку. Каждое его прикосновение вызывало у нее вздохи и приглушенные возгласы наслаждения. Все это эхом отозвалось у него в голове.
   Скрипучим, как наждачная бумага, голосом он ответил:
   – Нет, она меня не отвергла.
   – В таком случае непонятно, почему тебя так беспокоят ваши завязавшиеся отношения. Почему бы тебе просто не радоваться и не наслаждаться ими, как всякому здоровому человеку?
   – Дело в ее имени.
   – В ее имени? Что ты имеешь в виду?
   – Ее зовут Кэт Дэлани. Я переспал с Кэт Дэлани. Вилелла смотрел на него, открыв рот, с бледным от испуга лицом.
   – О Боже мой, Алекс. Каким местом ты думаешь? Я полагал, тебе хватило той газетной шумихи вокруг тебя, которую ты уже испытал в прошлом. И вместе с тем ты встречаешься с женщиной, которая как магнит притягивает к себе газетчиков. С женщиной, которая…
   – Знаю, знаю, – нетерпеливо оборвал его Алекс. – Я знаю, что это безумие.
   – Не только безумие, мой дорогой. Это крайне опасно.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

   Кэт было очень трудно сохранять спокойствие. Когда она свернула на свою улицу и увидела машину Алекса, припаркованную возле ее дома, то чуть не сломала акселератор. Но к тому времени, как они встретились на подъездной дорожке, ведущей к парадному крыльцу, ей удалось изобразить на лице гордое достоинство. Она поздоровалась с ним довольно ровным тоном.
   – Удачная поездка?
   – Так себе.
   – Куда ездил?
   – В Нью-Йорк.
   – И как?
   – Нормально.
   – Ты уехал внезапно, не так ли?
   – Срочное дело.
   – Естественно. В издательском деле не обойтись без Срочных командировок, – саркастически усмехнулась она. Кэт отперла парадную дверь и вошла внутрь, затем повернулась к нему лицом, закрыв собой вход, точно так же, как и в первый раз, когда он непрошеным гостем явился к ней в дом.
   После той незабываемой ночи она почувствовала нечто похожее на головокружение, которого прежде не испытывала ни с одним мужчиной. А он, в отличие от нее, просто сбежал. Если крайняя срочность помешала ему поговорить с ней до отъезда, он мог бы позвонить ей потом, в течение этих нескольких дней. Но не позвонил.
   Да и теперь он далеко не был похож на счастливого влюбленного, готового танцевать от радости и петь под дождем, как Джин Келли. Что ясно свидетельствовало о том, что после ночи, проведенной с ней, его ощущения были отличными от ее.
   Он выглядел усталым и изможденным. Вокруг глаз были черные круги, как будто он не спал с тех самых пор, как они расстались три дня назад. Кэт подавила в себе острое желание положить руки ему на плечи и не убирать их до тех пор, пока с его лица не исчезнет это загнанное выражение.
   – Ты была на похоронах той маленькой девочки? – спросил он.
   – А ты откуда знаешь?
   – Я звонил на телестудию, и мне сказали, что ты ушла на похороны и не вернешься до конца дня. Трудно было?
   – Очень. Во время службы я все время вспоминала тот день, когда Шантал юридически стала их дочерью. Все были так счастливы. Они устроили у себя во дворе целый праздник, чтобы познакомить с ней друзей и родных. Тех же друзей и родных, которые сегодня собрались в их доме. – Кэт грустно вздохнула. – Но уже не было шариков и серпантина. Не было веселья. – На мгновение она в задумчивости уставилась куда-то в пространство, затем вновь обратила на него взгляд. – Алекс, что тебя ко мне привело?
   – Нам надо поговорить.
   Он сказал это таким тоном и с таким мрачным выражением лица, что ей сразу стало ясно: тема их разговора будет для нее не слишком приятной.
   – А мы не можем перенести это на другое время? Я сейчас просто не в состоянии принимать гостей. Очень устала после похорон. Лучше как-нибудь в следующий раз.
   – Для такого разговора нельзя выбрать время. Кэт была известна только одна причина, объяснявшая подобную спешку и подобный мрачный вид. Ее черное, надетое по случаю траура платье внезапно стало тяжелым, как кольчуга. В груди что-то сжалось от предстоящего удара.
   – Попробую догадаться, – сказала она. – Ты забыл сообщить мне одну незначительную деталь, прежде чем лечь со мной в постель той ночью. Ты женат.
   – Нет. Я не женат. И это все, что я намерен сказать, стоя здесь, на парадном крыльце. – Он отстранил ее и прошел внутрь.
   Как только дверь закрылась, Кэт снова перешла в наступление. .
   – Сейчас ты не женат, но твоя бывшая…
   – Я никогда не был женат.
   – Гмм. Похоже, это хуже, чем я думала. Когда ты в последний раз сдавал анализ крови?
   Алекс уперся руками в бедра и гневно уставился на нее.
   – Пожалуйста, перестань, дай мне собраться с мыслями. Если у него не было жены где-то в другом городе, если его бывшая супруга не преследовала его по суду, требуя огромных алиментов, и если он не был носителем смертельно опасного вируса, то оставалось только одно. Он собирался с мыслями, чтобы устроить ей классическую сцену разрыва.
   Но она ни за что не доставит ему подобного удовольствия. Расправив плечи, Кэт откинула назад волосы и сдержанно проговорила;
   – Послушай, Алекс. Я, наверное, догадываюсь, что ты собираешься мне сказать, поэтому давай скажу все это за тебя, ладно? В ту ночь я была в расстроенных чувствах, и мне нужна была чья-то жилетка, чтобы поплакаться. Мы взрослые люди. И занимались безопасным сексом. Оказалось, что в сексуальном отношении мы… подходим друг другу. – Кэт сделала паузу, чтобы набрать побольше воздуха. Она чувствовала, что находится на грани истерики, и ненавидела себя за слабость. – Но ты не хочешь, чтобы наши отношения продолжались. Не хочешь себя связывать. Не хочешь осложнять себе жизнь. Что ж, это понятно, это современно. Я тоже не хочу осложнять себе жизнь. – Кэт сняла серьги и сбросила с уставших ног туфли, надеясь, что эти простые повседневные действия сделают ее показное спокойствие более убедительным. – Поэтому ты можешь стереть с лица это выражение, как будто тебя сейчас вырвет прямо на мой ковер восточной работы. Я не собираюсь топать ногами и чего-либо требовать от тебя. У меня нет папаши, которой может заставить тебя жениться, приставив между лопаток револьвер. Я не собираюсь ни перерезать себе вены, ни убивать твоего любимого кролика, ни бросаться на тебя с кухонным ножом. Наша связь не станет для тебя роковой. – Ей удалось выжать из себя холодную, напряженную и неискренную улыбку. – Так что расслабься, ладно?
   – Сядь, Кэт.
   – Зачем? Разве я что-то упустила в твоем тщательно отрепетированном монологе?
   – Сядь, пожалуйста.
   Бросив серьги на стоявший в холле столик, Кэт прошла в гостиную, включила настольную лампу и, сложив по-турецки ноги, примостилась в углу дивана. Взяв в руки небольшую диванную подушку, она прижала ее к груди, как ребенок прижимает к себе плюшевого медвежонка, нуждаясь в защите и душевном спокойствии.
   Алекс сел на пуфик перед диваном, расставил колени и уставился на пол между своих ног. У него был вид узника, из окна своей камеры наблюдающего, как для него строят гильотину.
   Уперев локти в колени, он коснулся большими пальцами внутренних уголков глаз и застыл в этой позе на несколько мгновений. Затем опустил руки и взглянул на Кэт.
   – Мне захотелось переспать с тобой в тот самый момент, когда я увидел тебя, – без предисловий заявил он.
   Кэт мысленно подвергла это его заявление всестороннему анализу. На первый взгляд оно звучало очень романтично, но первому впечатлению нельзя было доверять.
   – – Видимо, мне должно быть очень лестно это слышать. Но я жду, когда упадет топор палача. В чем же дело, Алекс? Разве я оказалась хуже, чем ты думал? Я не оправдала твоих надежд?
   – Не говори глупостей.
   Он вскочил на ноги и стал ходить по комнате. Снова плохой признак. Мужчины ходят по комнате только тогда, когда готовятся объявить нечто неприятное.
   Алекс резко остановился и повернулся к ней.
   – Здесь накопилось столько мусора. – Он постучал пальцем по виску. – Столько дерьма осело еще до того, как я уволился из полиции Хьюстона.
   – Я уже знаю, что ты пил.
   – Это было следствием, а не причиной. Я до сих пор не во всем разобрался. Я пытаюсь, но было бы несправедливо…
   – Пожалуйста, не переходи на стандартные ничего не значащие фразы о несправедливости, – воскликнула Кэт. – Давай сразу к делу!
   – Хорошо. В конечном итоге все сводится к тому, что сейчас я не могу позволить себе какие-либо долговременные взаимоотношения с кем бы то ни было. Я считаю, что ты должна это знать, прежде чем мы с тобой зайдем слишком далеко.
   Несколько мгновений Кэт продолжала сидеть, как сидела, вжавшись в спинку дивана и прижав к себе подушку. Затем, отбросив ее в сторону, она рывком вскочила с места и, глухо стуча пятками по полу, быстро прошествовала мимо него в холл. Дойдя до двери, она широко ее распахнула, намекая, чтобы он ушел.
   Алекс вздохнул и запустил руки в волосы.
   – Ты сердишься.
   – Неправда. Чтобы сердиться, надо хоть немного переживать.
   – Тогда почему ты хочешь, чтобы я ушел?
   – Потому, что в этом доме не хватит места для меня, тебя и твоего гигантского это. Вы оба должны уйти. Сейчас же.
   – Закрой дверь.
   Кэт сделала то, что он просил.