Браун Сандра. Шарада

   С легкостью дипломата обмениваясь фразами то с одним, то с другим из приглашенных, Кэт быстро пробиралась сквозь толпу. Несколько человек пытались втянуть ее в разговор, но она останавливалась ровно на столько, сколько требовалось, чтобы обменяться любезностями и ответить на поздравления и комплименты.
   Из-за того, что Кэт очень плохо выглядела на протяжении нескольких долгих месяцев перед трансплантацией, она считала вполне оправданной свою гордость за то, как фантастически хороша она была в этот вечер. Ее волосы сохранили природный блеск и сочный рыжий цвет, несмотря на то что стероиды, которые ей пришлось принимать сразу после операции, сделали их чуть-чуть темнее. Для сегодняшних торжеств она собрала волосы в пучок, уложив их с нарочитой небрежностью.
   Красота ее глаз – «цвета голубого лазерного луча», как почти всегда писала о них пресса, – была особенно заметна благодаря искусному макияжу. Никогда еще ее кожа не излучала такого здорового блеска, и она воспользовалась этим, надев обтягивающее фигуру мини-платье с блестками, оставлявшее открытыми руки и спину.
   Конечно, спереди у платья был высокий ворот, застегивавшийся на спине. Кэт не хотела, чтобы была видна ее «молния» – вертикальный рубец, шедший от шеи до нижнего края грудины. Каждая деталь в ее гардеробе выбиралась так, чтобы скрыть его. Дин убеждал ее, что рубец едва заметен и с каждым днем становится все бледнее, но она считала, что он все еще ясно различим.
   Кэт понимала, что рубец был небольшой платой за ее новое сердце. Связанное с ним чувство неловкости, несомненно, осталось у нее с детства, когда ее частенько задевали необдуманные или жестокие замечания одноклассников. В те годы ее болезнь, как и сейчас пересадка сердца, вызывала любопытство окружающих. Она никогда не стремилась возбудить к себе жалость, поэтому сейчас хорошенько спрятала свой рубец от посторонних глаз.
   Хотя сегодня Кэт чувствовала себя великолепно, она не принимала свое самочувствие на веру. Воспоминания о ее болезни еще слишком свежи. Она была благодарна судьбе за возможность жить и работать. Ее возвращение к роли Лоры Мэдисон и все связанные с этим физические нагрузки не вызвали проблем со здоровьем. Теперь, спустя год после трансплантации, она чувствовала себя как никогда хорошо.
   Лукаво улыбаясь, Кэт подкралась к Дину со спины и обняла его обеими руками за талию.
   – Почему это двое самых привлекательных мужчин в зале монополизировали друг друга и лишили нас своего общества?
   Глядя на нее сверху вниз, Дин улыбнулся.
   – Спасибо.
   – Я тоже благодарю, – вступил в разговор его собеседник. – Этот комплимент особенно приятен, поскольку исходит от царицы бала.
   Кэт сделала шутливый реверанс, затем улыбнулась и протянула незнакомцу руку.
   – Я Кэт Дэлани.
   – Билл Уэбстер.
   – Из?..
   – Сан-Антонио, штат Техас.
   – Ах, WWSA! Вы тот самый Уэбстер. – Кэт повернулась к Дину и сказала театральным шепотом: – Важная шишка. Владелец и главный исполнительный директор. Словом, относись к нему с должным почтением. Уэбстер засмеялся, чтобы скрыть смущение. Имя Билла Уэбстера было известным и уважаемым всеми, кто имел дело с телевидением. На вид ему было лет сорок пять. Тронутые сединой виски лишь добавляли ему привлекательности, а на загорелом лице читалась зрелость, но не старость. Кэт мгновенно прониклась к нему симпатией.
   – Вы ведь не коренной техасец, не так ли? – спросила она. – Или вы умеете так хорошо скрывать свой акцент?
   – У вас отличный слух.
   – А какие у меня ноги! – подмигнула Кэт. Уэбстер снова засмеялся.
   – Вообще-то я родом со Среднего Запада. Но в Техасе прожил почти пятнадцать лет. Он стал моим домом.
   – Спасибо, что оторвались от своих дел, чтобы присутствовать на этом вечере, – искренне поблагодарила Кэт.
   – Я ни за что не пропустил бы его. – Уэбстер кивнул в сторону Дина. – Доктор Спайсер и я беседовали о вашем замечательном выздоровлении.
   – Это всецело его заслуга, – улыбаясь Дину, заверила Кэт. – Он и другие врачи и медсестры, участвующие в трансплантационном проекте, делали всю работу. Я была всего лишь статисткой.
   Дин обвил рукой ее тонкую талию и с гордостью сказал:
   – Она была идеальной пациенткой, сначала для меня, а потом для доктора Шолдена, который стал ее лечащим врачом после того, как наши отношения перешли в ту стадию, когда медицинские соображения могли бы быть затуманены соображениями личного порядка. Как видите, все кончилось хорошо.
   Кэт театрально вздохнула.
   – Все стало хорошо после того, как мне отрегулировали эти чертовы стероиды. Конечно, пришлось пожертвовать моими чудесными усами и бурундучьими щеками, но ничего не поделаешь, за все надо платить.
   Неприятные побочные эффекты стероидов исчезли, когда их доза уменьшилась. Кэт вновь набрала потерянные килограммы и теперь стойко держалась в идеальном для себя весе, который имела до трансплантации.
   Ее хрупкая фигура никогда не была склонна к полноте. В детстве Кэт была долговязой и тощей. Отрочество и юность не принесли с собой тех изменений, которые про– изошли со многими другими ее сверстницами: страстно желаемая округлость форм так и не появилась. Узкое лицо с чуть выдающимися скулами, как и яркие краски лица и волос, составляли главные ее достоинства. Кэт научилась с максимальной выгодой использовать свои сильные стороны. На экране она смотрелась замечательно.
   – Я ваш неизменный почитатель, мисс Дэлани, – говорил тем временем Билл Уэбстер.
   – Пожалуйста, называйте меня Кэт. А что касается неизменных почитателей, то это мой любимый вид поклонников.
   – Только очень важная деловая встреча может помешать мне каждое утро смотреть «Переходы».
   – Мне очень лестно.
   – Думаю, что своим огромным успехом этот сериал обязан вам и вашей героине Лоре Мэдисон.
   – Благодарю вас, но вы слишком великодушны. «Переходы» пользовались успехом еще до того, как там появилась Лора Мэдисон. И во время моего отсутствия сериал сохранил свой рейтинг. Я делю успех фильма со всеми, кто принимает в нем участие: со сценаристами, актерами и съемочной группой.
   Уэбстер взглянул на Дина:
   – Она всегда так скромна?
   – Боюсь, что да, даже в ущерб себе.
   – Вы очень счастливый человек.
   – Эй, ребята, – вмешалась Кэт. – Хочу вас предупредить, что меня ужасно раздражает, когда обо мне говорят так, будто я невидимка.
   – Прошу прощения, – извинился Уэбстер. – Я просто продолжил разговор с того места, на котором мы остановились, когда вы подошли. Тогда я как раз поздравил доктора Спайсера с вашей предстоящей свадьбой.
   Улыбка на лице Кэт дрогнула. Волна гнева бросилась ей в голову. Уже не первый раз Дин сочинял историю об их помолвке. Его чувство собственного достоинства не позволяло ему всерьез относиться к тому, что она снова и снова отклоняла его предложение руки и сердца.
   В начале их отношений крепнущая дружба мешала его объективности как ее лечащего врача. На всем протяжении болезни и после трансплантации она надеялась на эту дружбу. За последний год их отношения стали более зрелыми и глубокими. Дин занимал особое место в ее жизни, но он все еще не понимал природу ее привязанности.
   – Спасибо, Билл, но Дин и я еще не намечали дату бракосочетания.
   Несмотря на ее попытку скрыть раздражение против
   Дина, Уэбстер, должно быть, это почувствовал. Кашлянув от смущения, он сказал:
   – Ну что ж, Кэт, буду прощаться. Еще столько людей ждут вашего внимания. Она протянула руку.
   – Было очень приятно с вами познакомиться. Надеюсь, наши дороги еще пересекутся.
   Он ответил ей крепким рукопожатием.
   – Можете не сомневаться. И она ему поверила.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

10 октября 1992 г.

   В какой-то момент они почувствовали, что видеоигры им уже наскучили.
   После темноты галереи, где черты лица настолько сливались, что трудно было отличить одного человека от другого, лампы дневного света в густоте торгового пассажа казались неестественно яркими. Глазам требовалось время, чтобы привыкнуть, и это их рассмешило.
   Магазинчики и кафе пассажа уже несколько часов как были закрыты. Их голоса эхом отдавались в огромном, похожем на пещеру помещении, но разговаривать стало гораздо легче, поскольку не приходилось перекрывать электронную какафонию, царившую в галерее.
   – А ты уверен, что не будет проблем? Джерри Уорд широко улыбнулся той самоуверенной улыбкой, которая свойственна исключительно счастливчикам, очень общительным шестнадцатилетним юношам.
   – Мои предки уже спят. Они всегда ложатся спать, не дожидаясь, пока я вернусь.
   – Не знаю. Странно, что ты вот так запросто приглашаешь меня к себе домой. В том смысле, что мы едва знакомы.
   – А разве это не лучший способ узнать друг друга поближе? – Джерри понял, что ему снова придется уговаривать. – Послушай, тебя же только что уволили и тебе нужна работа, ведь так? А у моего отца свое дело. Он вечно нанимает новых людей и обязательно найдет что-нибудь и для тебя. А сегодня тебе надо хорошенько отоспаться. Переночуешь у меня и сэкономишь несколько баксов. У нас есть комната для гостей. Если ты боишься, что мои предки будут возражать, я могу незаметно вывести тебя из дома ранним утром, а уже потом познакомлю с ними. Им и не надо знать, что у нас кто-то ночевал. Поэтому расслабься. – Он засмеялся и широко раскинул руки. – 0'кей?
   Дружелюбие Джерри оказалось заразительным, и ответом ему была неуверенная улыбка.
   – Да, все в порядке.
   – Ну и хорошо. Ух ты, вот здорово! Посмотри, какие коньки! – Джерри кинулся к отделу спортивных товаров. На витрине были выставлены роликовые коньки и всевозможные атрибуты, обеспечивающие безопасность. – Видишь вон ту пару, что с зелеными колесами? Просто отпад. Вот что я хочу получить в подарок на Рождество. И шлем тоже. Полный комплект.
   – Мне никогда не приходилось кататься на роликовых коньках. Наверное, это опасно.
   – Моя мамаша тоже так говорит, но, думаю, к Рождеству она сдастся. Она так рада, что я наконец могу вести нормальный образ жизни, что долго не выстоит. – Джерри в последний раз жадно взглянул на витрину и двинулся дальше.
   – Что значит «нормальный образ жизни»?
   – А? Да так, ничего особенного.
   – Прости, если я лезу не в свое дело.
   Джерри не собирался давать повод для обиды. Но он так долго чувствовал на себе взгляды окружающих и был так рад стать таким же, как все, что терпеть не мог, когда ему напоминали о его былой немощи.
   – Да просто, знаешь ли, я был болен. То есть я хочу сказать, по-настоящему болен. С пяти лет до прошлого года. Собственно, завтра будет ровно год. Мамаша собирается устроить грандиозную пирушку, чтобы это отметить.
   – Что отметить? Если, конечно, это не слишком бестактный вопрос.
   Они уже подошли к самому выходу. Дежурный сторож спал на скамейке глубоким сном, несмотря на неудобную позу. та – Если я расскажу тебе, дай слово, что не будешь считать меня придурком, – поколебавшись, сказал Джерри. – Обещаю, что ничего плохого я о тебе не подумаю.
   – А то некоторые как-то очень странно на это реагируют. – Джерри, собираясь с духом, быстро вздохнул. – Мне сделали операцию по пересадке сердца.
   Это заявление было встречено грубым хохотом, выражавшим недоверие.
   – Ну да, ври больше.
   – Клянусь. Я чуть не умер. Они как раз вовремя нашли для меня сердце.
   – Ты серьезно ? Без вранья? Господи Иисусе? Джерри рассмеялся.
   – Ага. Мои предки твердо уверены, что здесь не обошлось без Его вмешательства. Ну, пошли. – Он толкнул дверь и ощутил холодный промозглый ветер. – О, черт, опять дождь. Каждый раз, когда идет такой сильный ливень, речушка рядом с нашим домом разливается. Где твоя машина?
   – Вон там.
   – А моя здесь, за углом. Хочешь, чтобы я пошел с тобой?
   – Нет. Ты просто подъезжай к противоположному выходу и встань там. Оттуда я поеду следом за тобой.
   Джерри поднял вверх большой палец, натянул на голову ветровку и выбежал под проливной дождь. Он не видел, как его товарищ оглянулся на спящего сторожа.
   После удачной операции Уорды купили Джерри новенький малолитражный пикап. Он с гордым видом вырулил на дорожку и, подъехав к условленному месту, дважды посигналил, после чего увидел, как вторая машина остановилась позади него.
   Джерри ехал по направлению к дому, слушал радио и подпевал, глядя, как мимо пробегают знакомые улицы, соединяющие пригород Мемфиса с сельской местностью. Он придерживался умеренной скорости, чтобы чересчур не удаляться от идущей сзади машины. Тому, кто плохо ориентировался в этих лесистых окрестностях, было легко заблудиться в темноте.
   Подъехав к узкому мосту, Джерри сбавил скорость. Как он и предполагал, протекавшая внизу небольшая речка стала быстрой и полноводной. Он почти доехал до середины моста, когда сзади кто-то вдруг с силой врезался в его пикап.
   – Какого чер…
   От толчка Джерри бросило вперед, но ремень безопасности удержал его. Затем из-за отдачи его швырнуло назад – он почувствовал такую боль в шее, как будто в нее вонзили раскаленное лезвие.
   Джерри закричал и инстинктивно схватился за шею. Как только он отпустил руль, находившаяся сзади машина снова протаранила его автомобиль. Пикап с грохотом врезался в шаткие перила, дерево треснуло и разлетелось на кусочки. На какое-то мгновение маленький фургон словно повис в воздухе, а затем рухнул в клубящуюся темную воду. Через пару секунд бурное течение реки уже билось в лобовое стекло.
   Издав хриплый крик, Джерри нашарил застежку ремня безопасности. Она со щелчком расстегнулась, и он ощутил себя свободным. Нащупав в темноте дверную ручку, он стал отчаянно дергать за нее и тут вдруг вспомнил, что, когда двигатель работал, двери запирались автоматически. Черт!
   Джерри почувствовал, что вода уже доходит ему до колен. Он поднял ноги и стал бить ими в лобовое стекло со всей силы, пока на нем не появились трещины. Но окончательно стекло разбилось только под напором воды, потоки которой хлынули внутрь, мгновенно заполнив кабину.
   Джерри задержал дыхание, понимая, однако, что его жизни пришел конец. Смерть, которую ему столько раз чудом удавалось обмануть, наконец настигла его.
   Он был уже на пути к Создателю. Вернее, едва знакомый ему человек отправил его туда.
   И последними ощущениями Джерри Уорда стали гнев и недоумение.
   За что?

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Лето 1992 г.

   – Ты злишься… – Дин явно не задавал вопрос, а утверждал.
   Кэт продолжала неотрывно смотреть сквозь лобовое стекло его «ягуара».
   – Как ты догадался?
   – За последние двадцать минут ты не сказала ни слова.
   – Это потому, что за меня говоришь ты. Ты снова едва не огласил нашу помолвку.
   – Кэт, я всего лишь поддерживал застольную беседу с сидящей возле меня женщиной.
   – Которая потом прижала меня к стене в туалетной комнате и умоляла поведать ей детали нашей предстоящей свадьбы. – Кэт резко повернулась к нему. – Должно быть, ты дал ей понять, что это произойдет очень скоро. Самое смешное, что мы не собираемся пожениться.
   – Да нет же, собираемся.
   Кэт могла бы возразить, но «ягуар» уже сделал крутой поворот и выехал на дорожку, ведущую к его дому. Дин посигналил, и экономка открыла парадную дверь, приветствуя их. Кэт улыбнулась ей, поздоровалась и вошла в вестибюль, завершавшийся куполообразным потолком. Она чувствовала себя не в своей тарелке, когда вокруг нее суетились слуги. Дин же принимал их услуги как должное.
   Теперь Кэт уже жалела, что согласилась провести ночь в его доме. Она сделала это только потому, что прием обещал быть долгим и возвращаться в Малибу было уже поздновато, так как рано утром надо было отправляться на студию.
   Она приняла решение: если их, как она опасалась, назревающий спор разгорится, она позвонит в «Белэйр» и попросит их прислать за ней машину. Кэт направилась в кабинет, предпочитая его всем остальным комнатам дома, поскольку он был самым уютным и наименее официальным.
   – Хочешь чего-нибудь выпить? – спросил Дин, входя следом за ней.
   – Нет, благодарю.
   – Перекусить? Я заметил, что ты мало ела за ужином. Ты была слишком занята разговором с Биллом Уэбстером.
   Кэт предпочла оставить его замечание без внимания. Со времени той первой встречи она и техасский телемагнат несколько раз сталкивались на торжественных и неофициальных приемах телевизионной элиты. Дин неправильно интерпретировал ее интерес к этому человеку.
   – Нет, спасибо, я не голодна.
   – Хочешь, я скажу Селесте, чтобы она что-нибудь тебе приготовила?
   – Не стоит ее беспокоить.
   – За беспокойство я ей хорошо плачу. Чего бы ты хотела?
   – Ничего! – Кэт сразу же пожалела о своем резком тоне и сделала глубокий вдох, чтобы охладить гнев. – Не надо меня опекать, Дин. Если бы я хотела есть, я бы так и сказала.
   Дин на минуту вышел из кабинета, чтобы отпустить на ночь экономку. Когда он вновь присоединился к Кэт, она стояла у окна спиной к нему, глядя на расстилавшийся внизу ухоженный сад. Она слышала, как он вошел, но не обернулась.
   Дин мягко положил руки ей на плечи.
   – Прости. Я не предполагал, что брошенное вскользь замечание может повлечь за собой такую шумиху. Почему бы нам просто не пожениться и не избавить друг друга от этого надоевшего спора?
   – Едва ли это достаточная причина для свадьбы.
   – Кэт! – Он сильно сжал ее плечи и повернул лицом к себе. – Я хочу жениться на тебе по другой причине.
   Они могли разговаривать о чем угодно: о погоде, пломбире с глазурью или национальном долге, но разговор всегда возвращался именно к этому. Кэт плотно зажмурила глаза.
   – Дин, мне не хотелось бы сейчас все это снова пережевывать.
   – Я был достаточно терпелив, Кэт.
   – Я знаю.
   – Наша свадьба не обязательно должна быть событием для прессы. Мы можем полететь в Мехико или Вегас и покончить с этим раньше, чем пронюхает какой-нибудь репортер.
   – Не в этом дело.
   – Тогда в чем? – настаивал он. – Не можешь же ты всерьез утверждать, что не хочешь оставлять свой дом в Малибу или что боишься потерять свою независимость? Эти доводы я уже слышал. Если ты опять не дашь мне положительного ответа, тебе придется придумать более веские возражения.
   – Со дня операции прошло всего полтора года, – тихо сказала она.
   – И что из этого?
   – А то, что ты можешь оказаться женатым на женщине, которая будет вынуждена проводить немалую часть своей жизни, да и твоей тоже, в палате для сердечников.
   – У тебя не было ни одного случая отторжения тканей. – Он поднял вверх указательный палец. – Ни одного, Кэт.
   – Но нет никакой гарантии, что это не случится впредь. Некоторые реципиенты живут с новыми сердцами по много лет, а затем вдруг – 6ац! Без всякой причины начинается отторжение.
   – А некоторые умирают по причинам, абсолютно не связанным с их сердцем. В сущности, у тебя есть шанс – один на миллион – умереть от удара молнии.
   – Я серьезно.
   – И я. – Его голос смягчился. – Кэт, многие люди с пересаженным сердцем прожили по двадцать и более лет без каких-либо намеков на отторжение. Эти пациенты получили сердца, когда операция еще была экспериментальной. С тех пор наука шагнула далеко вперед. У тебя есть отличная возможность прожить больше отпущенного тебе срока.
   – И каждый день этой так называемой «нормальной» жизни ты будешь снимать мои основные показания. Он был в явном замешательстве.
   – Сначала я была твоей пациенткой, Дин, и лишь затем стала твоим другом и любовницей. Я думаю, ты всегда будешь смотреть на меня как на пациентку.
   – Это не так, – твердо заявил он.
   Но Кэт знала, что не ошиблась. Дин окутывал ее заботой, не давая забыть, что когда-то она была очень слабой. Он до сих пор обращался с ней крайне осторожно, даже в постели, когда они занимались любовью. Его сдержанность действовала на нервы и раздражала ее, она, скорее, чувствовала себя обманутой, чем любимой, и это значительно уменьшало ее пыл.
   Оберегая его чувство, Кэт молча переносила обиду и разочарование, страстно желая, чтобы с ней обращались как с женщиной, а не как с пациенткой с пересаженным сердцем. Однако, зная Дина, она сомневалась, что это когда-нибудь случится.
   В то же время она знала, что такая реакция на его докучливую заботу всего лишь следствие, – настоящей же причиной было то, что она его не любила. Во всяком случае, не так, как любят, когда хотят выйти замуж за любимого человека. Все было бы намного проще, будь она в него влюблена. Иногда ей было ужасно жаль, что это не так.
   Кэт всегда старалась щадить его, но теперь почувствовала, что следует высказаться более откровенно и прямо.
   – Я не хочу выходить за тебя замуж, Дин. Ты мне очень дорог. Если бы не ты, я бы никогда не выкарабкалась. – Нежно улыбнувшись ему, она добавила: – Но я не влюблена в тебя по уши.
   – Я понимаю и не жду ничего иного. Такое годится лишь для подростков. Мы уже вышли из возраста глупой романтики. И в то же время нас многое связывает друг с другом.
   – Связывает, – повторила она. – Это меня тоже мало устраивает. Я перестала быть чьей-то с восьмилетнего возраста, когда… умерли мои родители.
   – Тем больше оснований, чтобы я заботился о тебе.
   – Я не хочу, чтобы обо мне заботились. Я просто хочу быть Кэт. Новой Кэт. Здоровой, сильной Кэт. С тех пор, как мне пересадили сердце, я каждый день открываю в себе что-то новое. Я все еще знакомлюсь с этой женщиной, которая может подниматься по лестнице, а не на лифте. Которая моет голову шампунем за три минуты, хотя раньше ей на это требовалось полчаса. – Она прижала руки к груди, где сильно билось ее сердце. – Дин, время для меня стало иметь новое измерение. Оно бесценно. Я стремлюсь как можно больше времени проводить наедине с собой. Пока я до конца не узнаю эту новую Кэт Дэлани, я не хочу ее ни с кем делить.
   – Понятно, – сухо произнес он, в его голосе слышалась скорее обида, нежели безнадежность. Кэт засмеялась.
   – Перестань дуться. Все равно я тебе не поверю. Если мы не поженимся, ты не останешься безутешным. Во мне ты больше всего любишь мою известность. Тебе нравится, когда на нас обращают внимание, нравится посещать голливудские премьеры или появляться в «Спаго» в сопровождении телезвезды. – Она изобразила позу старлетки: одна рука на бедре, другая закинута за голову.
   Дин сконфуженно засмеялся, как бы подтверждая ее правоту. Но она продолжала:
   – Признайся, Дин, если бы я работала продавщицей в супермаркете, стал бы ты настаивать, чтобы мы поженились? Она попала в самую точку, и они оба это знали.
   – Ты суровая женщина, Кэт Дэлани.
   – Я говорю правду.
   Если бы Дин любил ее иначе, она давно прекратила бы их отношения, чтобы не причинять ему лишнюю боль. А так он сам признавал, что любит ее ровно настолько, насколько вообще способен любить.
   Он обнял ее и поцеловал в лоб.
   – Я все-таки люблю тебя, Кэт, хоть и по-своему, и все равно хочу жениться на тебе, но до поры до времени я оставлю тебя в покое. Идет?
   Они опять ничего не решили, но, по крайней мере, она обеспечила себе еще одну передышку.
   – Идет.
   – Ну, вот и хорошо. – Дин плотнее притянул ее к себе. – Пошли спать?
   – Я хотела бы сперва немного поплавать.
   – Пойти с тобой?
   Он не особенно любил плавать, несмотря на то что около дома был роскошный бассейн, окруженный такими буйными зарослями, что ему позавидовала бы и тропическая лагуна.
   – Нет, ты лучше иди наверх, я скоро буду. Он поднялся по круглой лестнице на второй этаж. Кэт вышла через двери террасы и пошла по дорожке, выложенной из каменных плит, через безупречно ухоженный сад к бассейну. Без всякого смущения она расстегнула платье и сняла его, затем стянула с себя чулки и белье и обнаженная опустилась в восхитительно прохладную воду. Вода освежила ее. Ах, если бы она еще могла смыть эту мучительную неудовлетворенность, которая не давала ей покоя вот уже несколько месяцев и касалась не только Дина, но и всей ее теперешней жизни.
   Кэт проплыла три круга, затем перевернулась на спину, чтобы отдохнуть. Ей все еще не верилось, что она может плавать, не ловя ртом воздух и не боясь, что сердце внезапно перестанет биться. Полтора года назад она ни за что не поверила бы, что способна на такой подвиг. Тогда она была готова к смерти. И она умерла бы, если бы раньше ее не умер кто-то другой.
   Эта мысль никогда надолго не покидала ее, но, когда бы она ни пришла ей в голову, это было равносильно встряске. Вот и теперь она заставила ее выйти из бассейна. Дрожа от волнения, Кэт на цыпочках прошла в пляжную кабину и завернулась в купальное полотенце.
   Но мысль не покидала ее. Чья-то смерть обернулась для нее даром жизни.
   Еще раньше Кэт категорически заявила Дину и всей трансплантационной бригаде, что ничего не желает знать о своем доноре.
   Кэт редко позволяла себе думать об этом неизвестном ей человеке как о личности, о его семье, принесшей огромную жертву ради того, чтобы она могла жить. А когда она позволяла себе о нем думать, ее безотчетное недовольство представлялось ей состоящим из непомерного эгоизма и жалости к себе. Одна жизнь была оборвана, ей же подарили вторую.
   Кэт опустилась в один из шезлонгов, плотно закрыла глаза и сосредоточилась на своих удачах. Она преодолела трудности несчастного детства, пошла за своей мечтой и достигла ее. Она была на вершине карьеры, работала с талантливыми людьми, которые любили ее и восхищались ею. Денег у нее было предостаточно, она ни в чем не нуждалась. Ее обожал и желал красивый, образованный и всеми уважаемый кардиолог, богатый, как принц.